ОБ­РА­ЗО­ВА­НИЕ И ИН­ФОР­МА­ЦИЯ ДЛЯ МАСС

михель гофман

17-03-2014 20:06:27

ОБ­РА­ЗО­ВА­НИЕ И ИН­ФОР­МА­ЦИЯ ДЛЯ МАСС

«На­ша ци­ви­ли­за­ция хва­ста­ет­ся рас­про­стра­не­ни­ем об­ра­зо­ван­но­сти и зна­ния, а рас­про­стра­ня­ет не­ве­же­ст­во и бес­по­мощ­ность». Бер­нард Шоу

Об­ра­зо­ва­ние не толь­ко не­об­хо­ди­мость со­вре­мен­но­го вы­со­ко тех­ни­зи­ро­ван­но­го про­из­вод­ст­ва, об­ра­зо­ва­ние, в ус­ло­ви­ях мас­со­во­го об­ще­ст­ва, яв­ля­ет­ся сред­ст­вом кон­тро­ля, и это хо­ро­шо по­ни­ма­ли иму­щие клас­сы, в тот пе­ри­од ко­гда на­чи­на­лось соз­да­ние мас­со­во­го об­ще­ст­ва.

Так, Ген­ри Ли Хиг­гин­сон, ли­дер бос­тон­ской об­щи­ны в 80-ые го­ды XIX ве­ка, в пись­мах, при­зы­вав­ших к сбо­ру средств Гар­вард­ско­му уни­вер­си­те­ту сре­ди чле­нов выс­ше­го об­ще­ст­ва, убе­ж­дал: «Дай­те всем об­ра­зо­ва­ние, и вы спа­сё­те се­бя, свои се­мьи и свои день­ги от раз­нуз­дан­ной тол­пы.»

Су­ще­ст­ву­ет ог­ром­ная ми­фо­ло­гия, свя­зан­ная с об­ра­зо­ва­ни­ем, об­ра­зо­ва­ние рас­ши­ря­ет кру­го­зор, да­ёт воз­мож­ность вы­ра­бот­ки соб­ст­вен­но­го мне­ния, фор­ми­ру­ет пол­но­цен­но­го че­ло­ве­ка, при­об­ща­ет его ко все­му бо­гат­ст­ву зна­ния и куль­ту­ры. Но, ши­ро­ко раз­ветв­лён­ные сис­те­мы мас­со­во­го об­ра­зо­ва­ния ХХ ве­ка, по­ста­ви­ли на кон­вей­ер вы­пуск, по тер­ми­ну, за­пу­щен­но­му в упот­реб­ле­ние Сол­же­ни­цы­ным, “об­ра­зо­ван­щи­ны”, спе­циа­ли­стов, не знаю­щих ни­че­го кро­ме сво­его де­ла.

Наи­бо­лее точ­но це­ли об­ра­зо­ва­ния в мас­со­вом об­ще­ст­ве оп­ре­де­лил Ле­нин: «Не­гра­мот­ный че­ло­век сто­ит вне по­ли­ти­ки, и по­это­му дол­жен вы­учить ал­фа­вит. Без это­го мы не мо­жем де­лать по­ли­ти­ку.»

На­сколь­ко серь­ёз­но боль­ше­ви­ки от­но­си­лись к об­ра­зо­ва­нию, го­во­рит, на­ча­тая в уже в 19-ом го­ду, «Борь­ба с без­гра­мот­но­стью». Дек­рет Со­ве­та На­род­ных Ко­мис­са­ров от 26.12.1919: «О ли­к­ви­да­ции не­гра­мот­но­сти». Па­ра­граф № 8: «Ук­ло­няю­щие­ся ... при­вле­ка­ют­ся к уго­лов­ной от­вет­ст­вен­но­сти.»

Пе­ред об­ра­зо­ва­ни­ем бы­ла по­став­ле­на за­да­ча, о ко­то­рой пи­сал Троц­кий ещё в 1917 го­ду: «Че­ло­ве­че­ст­во по­ста­вит се­бе це­лью соз­дать бо­лее вы­со­кий об­ще­ст­вен­но-био­ло­ги­че­ский тип, ес­ли угод­но, сверх­че­ло­ве­ка.»

Со­вет­ский Со­юз, поль­зу­ясь по­мо­щью ан­га­жи­ро­ван­ной ин­тел­ли­ген­ции, “ин­же­не­ров че­ло­ве­че­ских душ”, за­кон­чил свои экс­пе­ри­мен­ты по вос­пи­та­нию Но­во­го Со­вет­ско­го Че­ло­ве­ка соз­да­ни­ем но­вым “об­ще­ст­вен­но-био­ло­ги­че­ско­го ти­па”, “Сов­ка”. Со­еди­нён­ные Шта­ты, бла­го­да­ря со­вер­шен­ным ме­то­ди­кам со­ци­аль­ной ин­же­не­рии, су­ме­ли соз­дать бо­лее ци­ви­ли­зо­ван­ную вер­сию но­вой по­ро­ды, “од­но­мер­но­го че­ло­ве­ка” или эко­но­ми­че­ско­го че­ло­ве­ка, ко­то­рый во мно­гих ас­пек­тах вы­гля­дит на­мно­го при­вле­ка­тель­ней “сов­ка”. Но, ра­зу­ме­ет­ся, это со­всем не тот че­ло­век, о ко­то­ром меч­та­ла вся ми­ро­вая куль­ту­ра, но кто се­го­дня пом­нит идеа­лы ухо­дя­щей в да­лё­кое про­шлое гу­ма­ни­сти­че­ской эпо­хи.

Со­вре­мен­ный че­ло­век мыс­лит при­ви­ты­ми ему шко­лой, ин­сти­ту­том стан­дар­та­ми, и не под­вер­га­ет их со­мне­нию, за ни­ми сто­ит ав­то­ри­тет Зна­ния, ав­то­ри­тет Нау­ки и си­ла об­ще­ст­ва. Не­об­ра­зо­ван­ный че­ло­век, хо­тя и ве­рит в аб­ст­рак­ции и ми­фы, ко­то­рые соз­да­ёт об­ще­ст­во, тем не ме­нее, ис­хо­дит из сво­его не­по­сред­ст­вен­но­го опы­та, сле­ду­ет тра­ди­ци­ям пред­ше­ст­вую­щих по­ко­ле­ний, по­это­му та­ким че­ло­ве­ком труд­нее управ­лять.

Рань­ше счи­та­ли, что раб под­чи­ня­ет­ся хо­зяи­ну, по­ка он без­гра­мо­тен, по­ка он не по­ни­ма­ет при­ро­ды об­ще­ст­ва, ко­то­рая пре­вра­ти­ла его в ра­ба, но, да­же не по­ни­мая ме­ха­низ­ма об­ще­ст­ва, он все­гда стре­мил­ся стать сво­бод­ным.

Се­го­дня по­дав­ляю­щее боль­шин­ст­во ра­бот­ни­ков в ин­ду­ст­ри­аль­ных стра­нах име­ют дос­та­точ­ный уро­вень об­ра­зо­ва­ния, что­бы по­ни­мать уро­вень сво­ей за­ви­си­мо­сти от сис­те­мы, уро­вень сво­ей не­сво­бо­ды, по­ни­мать, что они сво­бод­ны толь­ко в од­ной сво­ей ро­ли, вин­ти­ка сис­те­мы, но это по­ни­ма­ние не при­во­дит к со­про­тив­ле­нию, к по­пыт­кам из­ме­нить сис­те­му. А наи­бо­лее ин­фор­ми­ро­ван­ная часть на­се­ле­ния, ко­то­рая боль­ше, чем дру­гие, по­ни­ма­ет ме­ха­низм сис­те­мы, са­ма уча­ст­ву­ет в соз­да­нии кон­тро­ля над лю­бой фор­мой про­тес­та, так как по­лу­ча­ет та­кие при­ви­ле­гии, что го­то­ва под­чи­нять­ся глуб­же и бо­лее осоз­на­но, не­же­ли ос­нов­ная мас­са.

Мо­гут ли про­ти­во­сто­ять про­цес­су про­мы­ва­ния моз­гов бас­тио­ны зна­ния – уни­вер­си­те­ты? Уни­вер­си­те­ты счи­та­ют­ся рас­сад­ни­ка­ми нон-кон­фор­ми­ст­ской, поч­ти анар­хи­че­ской идео­ло­гии. Но ес­ли это так, то по­че­му мно­гие по­ко­ле­ния вы­пу­ск­ни­ков не пре­вра­ща­ют­ся в кри­ти­ков сис­те­мы, а при­хо­дя в неё в ка­че­ст­ве ра­бот­ни­ков, за­бы­ва­ют об ува­же­нии к ис­тин­но­му зна­нию и прав­де, ко­то­рое им при­ви­ва­ли в уни­вер­си­те­те. По-ви­ди­мо­му, са­мо по се­бе зна­ние, ко­то­рое по­лу­ча­ют сту­ден­ты в уни­вер­си­тет­ских “зам­ках из сло­но­вой кос­ти”, не вы­дер­жи­ва­ет прес­са ре­аль­ных фак­то­ров жиз­ни. По­сле окон­ча­ния уни­вер­си­те­та един­ст­вен­ным ис­точ­ни­ком “зна­ния” ста­но­вят­ся сред­ст­ва мас­со­вой ин­фор­ма­ции, а они об­ла­да­ют боль­шей спо­соб­но­стью убе­ж­де­ния, чем уни­вер­си­тет­ские про­фес­со­ра. Бли­стаю­щий эру­ди­ци­ей про­фес­сор име­ет низ­кий со­ци­аль­ный ста­тус, по­то­му что: “Тот кто уме­ет - де­ла­ет, кто не уме­ет - учит.”

40% на­се­ле­ния стра­ны не зна­ет, кто был вра­гом США во вре­мя Вто­рой Ми­ро­вой вой­ны. 40% сту­ден­тов кол­лед­жей во вре­мя мас­со­вых оп­ро­сов не смог­ли най­ти на кар­те Япо­нию и 15% не смог­ли най­ти США. 60% сту­ден­тов уни­вер­си­те­тов не по­ни­ма­ют ста­тьи в га­зе­те Нью-Йорк Таймс.

Ли­те­ра­тур­ный кри­тик Ос­вальд Вей­нер, ис­сле­дуя ко­мик­сы (ри­со­ван­ные кар­тин­ки с ри­сун­ка­ми, са­мый по­пу­ляр­ный вид чте­ния, и не толь­ко сре­ди мо­ло­дё­жи), от­ме­тил, что на­ли­чие ума у ге­ро­ев это­го жан­ра ста­вит пер­со­наж в раз­ряд от­ри­ца­тель­ных. На­ли­чие ин­тел­лек­ту­аль­ных спо­соб­но­стей вы­ше нор­мы, то есть вы­ше по­сред­ст­вен­но­сти, в гла­зах чи­та­те­ля, на­ру­ше­ние прин­ци­па все­об­ще­го ра­вен­ст­ва, как от­кло­не­ние от об­ще­при­ня­той нор­мы, как вы­зов, как пре­тен­зия быть луч­ше дру­гих.

Вся сис­те­ма жиз­ни вос­пи­ты­ва­ет не­при­язнь к ши­ро­те вос­при­ятия ми­ра, глу­би­не зна­ний, по­ни­ма­ния всей слож­но­сти об­ще­ст­вен­ной жиз­ни, эти ка­че­ст­ва не толь­ко не име­ют цен­но­сти в об­ще­ст­вен­ном мне­нии, но и от­но­сят­ся к раз­ря­ду не­га­тив­ных, за­то прак­ти­че­ская ин­фор­ма­ция име­ет ог­ром­ную цен­ность, она - га­ран­тия жиз­нен­но­го ус­пе­ха.

В про­шлом глав­ной цен­но­стью счи­та­лось вла­де­ние зем­лёй, се­го­дня об­ла­да­ние ин­фор­ма­ци­ей. Не­да­ром два­дца­тый век на­зы­ва­ли ве­ком ин­фор­ма­ции. Ко­ли­че­ст­во ин­фор­ма­ции уве­ли­чи­ва­ет­ся с ка­ж­дым го­дом, уве­ли­чи­ва­ет­ся ко­ли­че­ст­во га­зет, книг, жур­на­лов, те­ле­ви­зи­он­ных ка­на­лов, с не­ве­ро­ят­ной ско­ро­стью раз­ви­ва­ет­ся Ин­тер­нет. 40 лет на­зад аме­ри­кан­ское те­ле­ви­де­ние пред­ла­га­ло 4 ка­на­ла, се­го­дня бо­лее 500 ка­на­лов, 40 лет на­зад ко­ли­че­ст­во ра­дио­стан­ций бы­ло чуть боль­ше 2.000, се­го­дня бо­лее 10.000.

Вся раз­ветв­лён­ная ин­ду­ст­рия ин­фор­ма­ции - га­зе­ты, жур­на­лы, ки­но и те­ле­ви­де­ние при­над­ле­жит 23 кор­по­ра­ци­ям. Вско­ре их бу­дет де­сять. А ес­ли бу­дет при­нят за­ко­но­про­ект, вы­дви­ну­тый Фе­де­раль­ной ко­мис­си­ей ком­му­ни­ка­ций в 2003 го­ду, од­на кам­па­ния смо­жет вла­деть 95% всех те­ле­ви­зи­он­ных стан­ций стра­ны.

Ра­дио и те­ле­ви­зи­он­ные час­то­ты, на ко­то­рых ве­дут­ся пе­ре­да­чи, кон­тро­ли­ру­ют­ся го­су­дар­ст­вом, Фе­де­раль­ной ко­мис­си­ей ком­му­ни­ка­ций, и, сле­до­ва­тель­но, при­над­ле­жат пуб­ли­ке, долж­ны пред­став­лять ши­ро­кий спектр ин­те­ре­сов раз­лич­ных групп на­се­ле­ния и вы­ра­жать раз­но­об­раз­ные мне­ния. Но сред­ст­ва мас­со­вой ин­фор­ма­ции при­над­ле­жат не­сколь­ким круп­ным кор­по­ра­ци­ям, ко­то­рые пред­став­ля­ют лишь спектр тем и мне­ний, со­от­вет­ст­вую­щий их за­да­чам, как ком­мер­че­ским ор­га­ни­за­ци­ям, и взгля­дам за­каз­чи­ков, рек­ла­мо­да­те­лей.

Ком­па­нии, рек­ла­ми­рую­щие свои то­ва­ры на те­ле­ви­де­нии, а по­зво­лить се­бе это мо­гут толь­ко круп­ней­шие из них, по­лу­ча­ют го­су­дар­ст­вен­ные суб­си­дии (т.е. оп­ла­чи­ва­ют­ся об­ще­ст­вен­ны­ми день­га­ми) за раз­ме­ще­ние сво­ей рек­ла­мы. По­тре­би­тель пла­тит за то, что­бы кор­по­ра­ции мог­ли про­дать ему свои то­ва­ры и свою точ­ку зре­ния на мно­гие со­бы­тия.

Те­ле или ра­дио ка­нал, га­зе­та, жур­нал ни­ко­гда не по­мес­тят ин­фор­ма­цию, ко­то­рая про­ти­во­ре­чи­ла бы ин­те­ре­сам рек­ла­мо­да­те­ля - рек­ла­ма со­став­ля­ет ос­нов­ной ис­точ­ник до­хо­да всех средств масс-ме­диа. Об­ще­ст­вен­но­му мне­нию, без­ус­лов­но, есть ме­сто в сред­ст­вах мас­со­вой ин­фор­ма­ции, но, толь­ко в том слу­чае, ес­ли оно сов­па­да­ет с мне­ни­ем и ин­те­ре­са­ми кор­по­ра­ций. Как гла­сит ста­рая ис­ти­на «Сво­бо­да мне­ний га­ран­ти­ро­ва­на лишь тем, ко­му при­над­ле­жат сред­ст­ва пе­ре­да­чи мне­ний».

Масс-ме­диа соз­да­ёт свой соб­ст­вен­ный об­раз, как об­ще­ст­вен­но­го ин­сти­ту­та, за­да­ча ко­то­ро­го слу­жить об­ще­ст­вен­ным ин­те­ре­сам, пред­став­лять весь спектр мне­ний и взгля­дов. Но, да­же не­ис­ку­шён­но­му на­блю­да­те­лю вид­но, что, не­смот­ря на мно­го­чис­лен­ность ка­на­лов, со­бы­тия по­да­ют­ся в раз­ной ма­не­ре, но с оди­на­ко­вой, уни­фи­ци­ро­ван­ной по­зи­ции. Мне­ния, про­ти­во­ре­ча­щие при­ня­той ли­нии, не по­яв­ля­ют­ся ни на од­ном мас­со­вом ин­фор­ма­ци­он­ном ка­на­ле.

Де­мо­кра­ти­че­ская Аме­ри­ка, в от­ли­чии от стра­ны, опи­сан­ной Ору­эл­лом в “1984”, не пре­сле­ду­ет ина­ко­мыс­ля­щих, но, на ог­ром­ном рын­ке фак­тов и идей слыш­ны толь­ко го­ло­са тех, кто кри­чит гром­че дру­гих, а кри­чать гром­ко мо­гут толь­ко те, у ко­го в ру­ках уст­рой­ст­ва, уси­ли­ваю­щие их го­ло­са, сред­ст­ва мас­со­вой ин­фор­ма­ции.

Они и за­ни­ма­ют­ся вос­пи­та­ни­ем мне­ний, взгля­дов и вку­сов мас­со­вой ау­ди­то­рии. Ин­ду­ст­рия ин­фор­ма­ции при­учи­ла по­тре­би­те­ля пи­тать­ся без­вкус­ным син­те­ти­че­ским ин­фор­ма­ци­он­ным про­дук­том, ко­то­ры­ей­так­же, как и про­дук­ты пи­та­ния, про­шёл мно­го­сту­пен­ча­тый про­цесс об­ра­бот­ки. И по­тре­би­тель уже не в со­стоя­нии за­дать “не­пра­виль­ный” во­прос: “А из че­го это сде­ла­но?”.

В мас­со­вом соз­на­нии су­ще­ст­ву­ют две ре­аль­но­сти. Ре­аль­ность фак­тов жиз­ни и вир­ту­аль­ная ре­аль­ность, соз­да­вае­мая сред­ст­ва­ми мас­со­вой ин­фор­ма­ции. Они су­ще­ст­ву­ют па­рал­лель­но, ни­где не пе­ре­се­ка­ясь, и не про­ти­во­ре­ча друг дру­гу. Аме­ри­ка­нец мо­жет ве­рить или не ве­рить то­му, что он ви­дит на эк­ра­не те­ле­ви­зо­ра или чи­тать в га­зе­те. Это, в ко­неч­ном счё­те, ни­че­го не ме­ня­ет. Он по­лу­ча­ет толь­ко ту ин­фор­ма­цию, ко­то­рую ему пред­став­ля­ют масс-ме­диа. И масс-ме­диа ре­ша­ет, ка­кую ин­фор­ма­цию по­ста­вить в пер­вый ряд, а ка­кую - в де­ся­тый.

Тем не ме­нее, по­тре­би­тель счи­та­ет, что он пол­но­стью сво­бо­ден в сво­ём вы­бо­ре сре­ди ог­ром­но­го по­то­ка фак­тов, идей, ко­то­рые об­ру­ши­ва­ют на не­го сред­ст­ва мас­со­вой ин­фор­ма­ции, и, на их ос­но­ве, смо­жет вы­ра­бо­тать своё соб­ст­вен­ное мне­ние.

Так же, как ко­гда-то со­вет­ский че­ло­век, аме­ри­ка­нец не до­ве­ря­ет сред­ст­вам мас­со­вой ин­фор­ма­ции, тем не ме­нее, он зна­ет толь­ко то, что ему “по­ло­же­но знать”. Со­вет­ский че­ло­век осоз­на­вал своё бес­си­лие, как гра­ж­да­ни­на, тем не ме­нее, не­смот­ря на всё своё не­до­ве­рие к про­па­ган­де, не мог не при­ни­мать ми­фы, соз­да­вае­мые со­вет­ской вла­стью, дру­гих ка­на­лов ин­фор­ма­ции у не­го не бы­ло.

Аме­ри­ка­нец мо­жет кри­тич­но от­но­сить­ся к ми­фам, соз­да­вае­мым сред­ст­ва­ми мас­со­вой ин­фор­ма­ции, тем не ме­нее, он их при­ни­ма­ет.У не­го нет дос­ту­па к не­за­ви­си­мым от кор­по­ра­ций масс-ме­диа ис­точ­ни­кам.

То­та­ли­тар­ное об­ще­ст­во мо­жет при­ми­рить­ся с тем, что лю­ди го­во­рят од­но, а ду­ма­ют дру­гое, дос­та­точ­но то­го, что они под­чи­ня­ют­ся. В ус­ло­ви­ях де­мо­кра­тии все­гда су­ще­ст­ву­ет опас­ность то­го, что не­за­ви­си­мая мысль мо­жет пре­вра­тить­ся в си­лу в по­ли­ти­че­ской сфе­ре. По­это­му важ­но унич­то­жить опас­ность ещё в за­ро­ды­ше.
В то­та­ли­тар­ных об­ще­ст­вах лю­ди со­про­тив­ля­лись, не все­гда осоз­на­но, сис­те­ме идео­ло­ги­че­ско­го на­жи­ма. Аме­ри­ка же стра­на де­мо­кра­ти­че­ская, она не ис­поль­зу­ет приё­мы гру­бой и от­кро­вен­но лжи­вой про­па­ган­ды, она вос­пи­ты­ва­ет ин­те­ре­сы, мне­ния и по­треб­но­сти, ис­поль­зуя со­вер­шен­ные фор­мы убе­ж­де­ния, и са­мые та­лант­ли­вые лин­гвис­ты, жур­на­ли­сты и сце­на­ри­сты ра­бо­та­ют имен­но в этой сфе­ре.

В пе­ри­од Ве­ли­кой Де­прес­сии сред­ст­ва мас­со­вой ин­фор­ма­ции уде­ля­ли ог­ром­ное вни­ма­ние де­та­лям жиз­ни ган­г­сте­ра Дил­линд­же­ра. Го­во­ря о жиз­ни ве­ли­ко­го гра­би­те­ля, они уво­ди­ли пуб­ли­ку от опас­ной те­мы, при­чин эко­но­ми­че­ско­го кра­ха. Мил­лио­ны ли­ши­лись средств к су­ще­ст­во­ва­нию, но ма­ло кто по­ни­мал сис­те­му об­ма­на, про­ве­дён­но­го фи­нан­со­вой эли­той. Фи­гу­ра гра­би­те­ля-оди­ноч­ки за­сло­ни­ла со­бой фи­гу­ры тех, кто ог­ра­бил всё об­ще­ст­во.

От­кры­тая ложь не­эф­фек­тив­на, она вы­зы­ва­ет со­про­тив­ле­ние, по­это­му мас­со­вая куль­ту­ра ис­поль­зу­ет мяг­кие, ма­ло­за­мет­ные, те­ра­пев­ти­че­ские приё­мы, на­прав­ляю­щие чув­ст­ва, же­ла­ния, мыс­ли в не­об­хо­ди­мое рус­ло, она пред­став­ля­ет кра­соч­ный, мно­го­об­раз­ный, на­сы­щен­ный дей­ст­ви­ем и эмо­ция­ми мир, в ко­то­ром слож­ность и про­ти­во­ре­чи­вость жиз­ни вы­ра­жа­ет­ся эле­мен­тар­ны­ми фор­му­ла­ми, лег­ко вос­при­ни­мае­мы­ми людь­ми лю­бо­го об­ра­зо­ва­тель­но­го цен­за, и они за­кре­п­ля­ют­ся в мас­со­вом соз­на­нии бла­го­да­ря про­фес­сио­наль­но­му мас­тер­ст­ву соз­да­те­лей и впе­чат­ляю­щей эс­те­ти­ке.

В ус­ло­ви­ях де­мо­кра­тии не су­ще­ст­ву­ет го­су­дар­ст­вен­ной цен­зу­ры, пря­мая цен­зу­ра не эф­фек­тив­на, го­раз­до дей­ст­вен­нее са­мо­цен­зу­ра ра­бот­ни­ков ин­ду­ст­рии ин­фор­ма­ции. От­кло­не­ние от един­ст­вен­но вер­ной ли­нии на­ка­зы­ва­ет­ся ис­клю­че­ни­ем из про­фес­сио­наль­но­го кру­га. По­пыт­ки пред­ста­вить своё мне­ние, про­ти­во­ре­ча­щее об­ще­при­ня­то­му, вос­при­ни­ма­ет­ся, как не­про­фес­сио­наль­ное по­ве­де­ние. Про­фес­сио­нал слу­жит за­каз­чи­ку и не дол­жен ку­сать ру­ку, ко­то­рая кор­мит.

В Со­вет­ской Рос­сии, по­дав­ляю­щая часть твор­че­ской ин­тел­ли­ген­ции бы­ла ис­тин­но про­фес­сио­наль­ной, она слу­жи­ла ре­жи­му, а своё мне­ние вы­ра­жа­ло на до­маш­ней кух­не, точ­но так­же, как это де­ла­ет аме­ри­кан­ская ин­тел­лек­ту­аль­ная эли­та, прав­да, её “кух­ней” яв­ля­ют­ся спе­циа­ли­зи­ро­ван­ные из­да­ния для уз­кой груп­пы про­фес­сио­на­лов.

В ус­ло­ви­ях ры­ноч­ной де­мо­кра­тии спе­циа­ли­сты в сис­те­мах ин­фор­ма­ции не ра­бо­та­ют на го­су­дар­ст­во. Они не под­чи­ня­ют­ся “выс­шим ин­стан­ци­ям”, но их бла­го­по­лу­чие пол­но­стью за­ви­сит от уме­ния чув­ст­во­вать, в чём ну­ж­да­ют­ся те, кто об­ла­да­ет ре­аль­ной вла­стью. Для это­го не ну­жен при­каз, цен­зор, лишь чут­кая, к ат­мо­сфе­ре не­глас­ных тре­бо­ва­ний де­ла, са­мо­цен­зу­ра.

Тем не ме­нее, су­ще­ст­ву­ют не­за­ви­си­мые из­да­ния, су­ще­ст­ву­ют не­за­ви­си­мые мне­ния, но они где-то на да­лё­кой пе­ри­фе­рии, их нуж­но ис­кать. Сред­ний по­тре­би­тель же час­то не толь­ко не мо­жет, он и не хо­чет за­труд­нять се­бя по­ни­ма­ни­ем всей слож­но­сти ком­плекс­ных взаи­мо­свя­зей по­ли­ти­ки, эко­но­ми­ки и куль­ту­ры с про­бле­ма­ми его по­все­днев­ной жиз­ни. Он не же­ла­ет тра­тить свою энер­гию на что-ли­бо, что ле­жит вне его по­все­днев­ных дел. Ин­те­ре­сы по­став­щи­ков ин­фор­ма­ции и ин­те­ре­сы по­тре­би­те­лей ин­фор­ма­ции, та­ким об­ра­зом, смы­ка­ют­ся.

Да­же ес­ли кто-то чув­ст­ву­ет, что им ма­ни­пу­ли­ру­ют, что то, что ему пред­ла­га­ет­ся сред­ст­ва­ми мас­со­вой ин­фор­ма­ции, ум­но под­стро­ен­ная ло­вуш­ка, что его убе­ж­да­ют сде­лать “пра­виль­ный вы­бор”, ко­то­рый, по су­ще­ст­ву, со­всем не в его ин­те­ре­сах, он впи­ты­ва­ет все те же ло­зун­ги и фор­му­лы, вы­гля­дя­щие чрез­вы­чай­но при­вле­ка­тель­но.

Но да­же ес­ли не толь­ко чув­ст­вом, но и соз­на­ни­ем он на­чи­на­ет со­мне­вать­ся в том, что он слы­шит и ви­дит, мыс­ли эти ос­та­ют­ся толь­ко в его го­ло­ве. Он вряд ли ре­шит­ся по­де­лить­ся к кем-то свои­ми кра­моль­ны­ми мыс­ля­ми, он бо­ит­ся быть не как все, впол­не воз­мож­но, что что-то не в по­ряд­ке с ним са­мим. Все не мо­гут быть не­пра­вы.

«Прин­цип аме­ри­кан­ско­го ра­вен­ст­ва на­кла­ды­ва­ет за­прет на мне­ние, от­ли­чаю­щее­ся от об­ще­при­ня­то­го, он име­ет две тен­ден­ции, од­на дви­жет к при­ня­тию, дру­гая ве­дёт к от­ка­зу от соб­ст­вен­ных раз­мыш­ле­ний», пи­сал То­к­виль в на­ча­ле XIX-го ве­ка

А так как в мас­со­вом об­ще­ст­ве ма­ло кто ре­ша­ет­ся всту­пать в кон­фликт с об­ще­при­ня­тым мне­ни­ем, за­щи­щая, по То­к­ви­лю, «не­про­ве­рен­ные ис­ти­ны», сред­ний че­ло­век «от­ка­зы­ва­ет­ся от ка­ких-ли­бо раз­мыш­ле­ний», и вы­ра­жа­ет “соб­ст­вен­ное мне­ние” сте­рео­тип­ным на­бо­ром об­ще­при­ня­тых кли­ше.

Че­рез 150 лет по­сле То­к­ви­ля ис­то­рик Гор Ви­дал: «Ге­ний аме­ри­кан­ской по­ли­ти­че­ской куль­ту­ры, на­чи­наю­щий свою ис­то­рию с от­цов-ос­но­ва­те­лей, су­мел соз­дать мощ­ную сис­те­му ма­ни­пу­ля­ции гра­ж­дан­ско­го мыш­ле­ния, по­зво­лив­шую убе­ж­дать лю­ей дей­ст­во­вать про­тив их соб­ст­вен­ных ин­те­ре­сов.»

Ма­ни­пу­ля­ция об­ще­ст­вен­ным мыш­ле­ни­ем по­сто­ян­но со­вер­шен­ст­во­ва­лась и во вто­рой по­ло­ви­не ХХ ве­ка на­ча­ла при­об­ре­тать но­вые фор­мы, но­вые ме­то­ды. Тра­ди­ци­он­ная про­па­ган­да ма­ни­пу­ли­ро­ва­ла соз­на­ни­ем, но в по­стин­ду­ст­ри­аль­ном об­ще­ст­ве она уже не об­ла­да­ет дос­та­точ­ной си­лой воз­дей­ст­вия.

«Что­бы до­бить­ся под­держ­ки пуб­ли­кой той или иной ини­циа­ти­вы, ис­хо­дя­щей от эко­но­ми­че­ской или по­ли­ти­че­ской эли­ты, не­об­хо­ди­мо ис­поль­зо­вать но­вую тех­ни­ку про­па­ган­ды»,-  го­во­рил по­ли­ти­че­ский обо­зре­ва­тель 40-ых - 50-ых го­дов про­шло­го ве­ка, Уол­тер Липп­ман.

Но­вая тех­ни­ка про­па­ган­ды, о ко­то­рой го­во­рил Липп­ман, тех­ни­ка ма­ни­пу­ля­ции под­соз­на­ни­ем, но но­виз­на её от­но­си­тель­на. Ма­ни­пу­ля­ция под­соз­на­ни­ем, прав­да без со­вре­мен­ной тех­ни­че­ской ба­зы, про­во­ди­лась на­ци­ст­ским Ми­ни­стер­ст­вом Про­па­ган­ды.

Не­мец­кий учё­ный, уче­ник Фрей­да, Эрнст Дих­тер, эмиг­ри­ро­вав­ший в США в 1938 го­ду, за­ни­мав­ший­ся пси­хо­ло­ги­ей рек­ла­мы: «Ос­нов­ные приё­мы ма­ни­пу­ля­ции под­соз­на­ни­ем, ко­то­рые се­го­дня ши­ро­ко ис­поль­зу­ют­ся сред­ст­ва­ми мас­со­вой ин­фор­ма­ции, бы­ли раз­ра­бо­та­ны гит­ле­ров­ской ма­ши­ной про­па­ган­ды. Гит­лер по­ни­мал, как ни­кто дру­гой, что са­мым мощ­ным ин­ст­ру­мен­том ма­ни­пу­ля­ции мас­са­ми яв­ля­ет­ся не вос­пи­та­ние ло­ги­че­ско­го мыш­ле­ния, а ма­ни­пу­ля­ция под­соз­на­ни­ем. Её и ис­поль­зо­ва­ла на­ци­ст­ская про­па­ган­да. Впо­след­ст­вии она по­лу­чи­ла на­уч­ное обос­но­ва­ние и ста­ла на­зы­вать­ся “Perception-altering technologies”, тех­но­ло­гия из­ме­не­ния вос­при­ятия, и се­го­дня уже не­важ­но, кто был соз­да­те­лем сис­те­мы про­мы­ва­ния моз­гов. Тер­мин “про­мы­ва­ние моз­гов” вы­зы­ва­ет не­при­ятие, тер­мин “perception-altering technologies” при­ни­ма­ет­ся бе­зо­го­во­роч­но, ибо ос­вя­щён ав­то­ри­те­том нау­ки.»

На­ци­ст­ская про­па­ган­да иг­ра­ла на скры­тых стра­хах, скры­тых на­де­ж­дах, бес­по­кой­ст­ве и раз­оча­ро­ва­нии еди­ной эт­ни­че­ски не­мец­кой на­ции. Аме­ри­кан­ские сред­ст­ва ин­фор­ма­ции об­ра­ща­ют­ся не к мас­сам, стра­на не пред­став­ля­ет со­бой еди­ное це­лое, это конг­ло­ме­рат мил­лио­нов ин­ди­ви­дов, по­это­му масс-ме­диа ис­поль­зу­ют раз­но­об­ра­зие ин­ди­ви­ду­аль­ных же­ла­ний, ил­лю­зий и стра­хов, су­ще­ст­вую­щих в раз­лич­ных сло­ях об­ще­ст­ва.

Ин­ду­ст­рия ин­фор­ма­ции ста­вит пе­ред со­бой од­ну за­да­чу - вы­пус­тить как мож­но боль­ше про­дук­тов, ин­фор­ма­ци­он­ных про­дук­тов. До­хо­ды про­из­вод­ст­ва за­ви­сят от объ­ё­ма вы­пу­щен­ных про­дук­тов, ка­че­ст­во же про­дук­та вто­ро­сте­пен­но, оно лишь долж­но от­ве­чать об­ще­при­ня­то­му стан­дар­ту. В кон­ку­рент­ной борь­бе вы­иг­ры­ва­ет не тот, кто по­став­ля­ет са­мый вы­со­ко­ка­че­ст­вен­ный про­дукт, а тот, кто по­став­ля­ет боль­ше про­дук­тов на ры­нок ин­фор­ма­ции, так как по­тре­би­тель при­ни­ма­ет толь­ко стан­дарт­ный про­дукт в при­выч­ной упа­ков­ке, а ин­фор­ма­ци­он­ный про­дукт с но­вым и не­при­выч­ным со­дер­жа­ни­ем вы­зы­ва­ет на­сто­ро­жен­ность и не­до­ве­рие.

На чи­та­те­ля, зри­те­ля об­ру­ши­ва­ет­ся во­до­пад фак­тов, мне­ний и в этом во­до­па­де он те­ря­ет ори­ен­та­цию, пе­ре­ста­ёт по­ни­мать, что важ­но а что не­важ­но, не со­стоя­нии от­де­лить од­но от дру­го­го он пе­ре­ста­ёт реа­ги­ро­вать, т.е. за­да­вать во­про­сы.

Со­цио­лог А.Моль го­во­рит о том, что дей­ст­вен­ность про­па­ган­ды оп­ре­де­ля­ет­ся не столь­ко её пря­мым об­ра­ще­ни­ем к мас­сам, сколь­ко тем, что «мно­же­ст­во мел­ких на­прав­ляю­щих тем, идей, вы­страи­ва­ют ши­ро­кий фронт ата­ки в фор­ми­ро­ва­нии не­об­хо­ди­мо­го мне­ния, и эта так­ти­ка эф­фек­тив­нее пря­мо­го уда­ра. Кап­су­лы ин­фор­ма­ции на­прав­ля­ют об­ще­ст­вен­ное мне­ние в нуж­ное рус­ло, и они на­столь­ко ко­рот­ки, что сред­ний че­ло­век не в со­стоя­нии за­фик­си­ро­вать их соз­на­ни­ем.»

Все фак­ты, как пра­ви­ло, вер­ны, они тща­тель­но про­ве­ря­ют­ся, ин­фор­ма­ция дос­то­вер­на, но дос­то­вер­на так­же, как мо­жет быть дос­то­вер­ны сот­ни фо­то­гра­фий че­ло­ве­ка, где вид­ны от­дель­но его ли­цо, те­ло, ру­ки, паль­цы. Ка­ж­дая часть че­ло­ве­че­ско­го те­ла про­смат­ри­ва­ет­ся во всех мель­чай­ших под­роб­но­стях, из фо­то­гра­фий со­став­ля­ют­ся раз­но­об­раз­ные ком­би­на­ции, но порт­ре­та са­мо­го че­ло­ве­ка нет. Это взгляд че­рез мик­ро­скоп, а в мик­ро­ско­пе не вид­на кар­ти­на в це­лом, вид­ны толь­ко час­ти, де­та­ли, ато­мы ин­фор­ма­ции. Кро­ме то­го, ско­рость пе­ре­дач, ско­рость сме­ны од­них фак­тов, од­них тем на дру­гие, унич­то­жа­ет не толь­ко зна­чи­мость со­бы­тий, но и их смысл.

По­тре­би­тель не в со­стоя­нии пе­ре­ва­рить ог­ром­ную мас­су фак­тов и мне­ний и они вы­ва­ли­ва­ют­ся из его па­мя­ти, как из ды­ря­во­го ре­ше­та, для то­го что­бы на сле­дую­щий день за­пол­нить­ся оче­ред­ным ин­фор­ма­ци­он­ным му­со­ром.

По­тре­би­тель фак­тов по­па­да­ет в со­стоя­ние мен­таль­но­го сту­по­ра, пол­ной ане­сте­зии, он не в со­стоя­нии вы­стро­ить свою кон­цеп­цию, свой взгляд, бе­зо­го­во­роч­но при­ни­мая тот скры­тый смысл и зна­че­ние, ко­то­рые за­ло­же­ны в них соз­да­те­ля­ми ин­фор­ма­ци­он­ных про­грамм. А мне­ние, стер­жень, уже су­ще­ст­ву­ет, в от­бо­ре фак­тов, их по­сле­до­ва­тель­но­сти, их дли­тель­но­сти, в фор­ме по­да­чи. Смысл фак­тов осоз­на­ёт­ся, лишь ко­гда об­на­ру­жи­ва­ют­ся свя­зи ме­ж­ду ни­ми, ко­гда фак­ты ста­вят­ся в ло­ги­че­ский ряд, а этим ло­ги­че­ским ря­дом ма­ни­пу­ли­ру­ют по­став­щи­ки фак­тов. А по­тре­би­тель ин­фор­ма­ции не име­ет на­вы­ка к сис­тем­но­му под­хо­ду, у не­го нет стерж­ня, на ко­то­рые эти фак­ты мож­но бы­ло на­ни­зать, ор­га­ни­зо­вать, нет идей. Об­ла­да­ние фак­та­ми, их на­ко­п­ле­ние, их ко­ли­че­ст­во, пред­став­ля­ет­ся ему бо­лее, чем дос­та­точ­ным для по­ни­ма­ния.

На­зна­че­ние ин­фор­ма­ции, вы­пол­няю­щей со­ци­аль­ный за­каз, со­сто­ит в том, что­бы от­влечь вни­ма­ние от ре­аль­ных, глу­бин­ных ме­ха­низ­мов об­ще­ст­вен­ной жиз­ни, и её воз­дей­ст­вие на­столь­ко эф­фек­тив­но, что, как пи­сал Ору­элл в 60-ые го­ды про­шло­го ве­ка: «Сле­дую­щее по­ко­ле­ние уже не бу­дет ста­вить под со­мне­ние пра­виль­ность все­го про­ис­хо­дя­ще­го. Ат­мо­сфе­ра об­ще­ст­вен­ной жиз­ни бу­дет та­ко­ва, что не­воз­мож­но бу­дет да­же за­дать во­прос, пра­виль­но это или нет.»

Се­го­дня эта ат­мо­сфе­ра уже соз­да­на, во­про­сы за­да­вать не­ко­му, так как эко­но­ми­че­ская власть ано­ним­на, сис­те­му ни­кто кон­крет­но не пред­став­ля­ет, ни­кто не не­сёт пер­со­наль­ной от­вет­ст­вен­но­сти, ни­кто не об­ла­да­ет ре­шаю­щей вла­стью или выс­шим ав­то­ри­те­том. Сред­ний че­ло­век ви­дит власть толь­ко ко­гда она пер­со­ни­фи­ци­ро­ва­на, он мо­жет про­тес­то­вать про­тив жес­то­ко­го бос­са, про­тив про­даж­но­го по­ли­ти­ка­на, но не про­тив сис­те­мы, ко­то­рая по­ро­ж­да­ет пло­хо­го бос­са или пло­хо­го по­ли­ти­ка­на. Аме­ри­ка­нец не про­тес­ту­ет про­тив сис­те­мы, он так­же, как ко­гда-то его со­вет­ский со­брат, про­тес­ту­ет про­тив “от­дель­ных не­дос­тат­ков” сис­те­мы.

Эко­но­ми­че­ская сис­те­ма вос­пи­ты­ва­ет кон­крет­ное мыш­ле­ние, вос­пи­ты­ва­ет ин­те­рес лишь к то­му, что мож­но ис­поль­зо­вать в прак­ти­ке жиз­ни, она оп­ре­де­ля­ет ин­фор­ми­ро­ван­ность че­ло­ве­ка ко­ли­че­ст­вом на­ко­п­лен­ных им фак­тов, но по мне­нию аме­ри­кан­ско­го со­цио­ло­га Сам­со­на Ле­о­на: «Без ши­ро­ко­го взгля­да на жизнь, ко­то­рый при­хо­дит как ре­зуль­тат зна­ком­ст­ва с об­ще­че­ло­ве­че­ским зна­ни­ем, праг­ма­тик пе­ре­би­ра­ет фак­ты так­же, как че­ло­век, не знаю­щий пра­вил и трю­ков кар­точ­ной иг­ры, пе­ре­та­со­вы­ва­ет кар­ты в ко­ло­де, не по­ни­мая смыс­ла их со­че­та­ний.»

Berbix

07-04-2014 11:06:20

Всё образование грубо говоря можно поделить на техническое и гуманитарное. Точные науки боле-менее адекватно развивают представления человека об этом мире. Гуманитарные науки в государстве искажены и профильтрованы в соответствии с его идеологией. В рамках гуманитарного образования человека обрабатывают и направляют его мышление в нужное государству русло. После этого он мыслит не так, как ему нужно мыслить, а так, как нужно государству. При этом переубедить его подчас гораздо труднее, чем убедить необразованного - ведь он уверен, что и так всё знает. Нужна система переобразования.
зы. самое критическое - это то, что теория права является гуманитарной наукой.

icy

07-04-2014 18:18:36

По-моему самой большой эффективностью пользуються системы тамгде человек прикрепляется к проффесионалу и учиться у него како-му то делу. В любом случае образование должно быть более персонализованым, а масс медиа - более культурными чем развлекательными

Дилетант

09-04-2014 06:06:45

Скрытый текст: :
Это запись высказываний Ноама Хомского, произнесенных по скайпу 4 февраля 2014-го на собрании членов и сторонников «Ассоциации внештатных преподавателей», входящей в профсоюз «Объединенные рабочие сталелитейной промышленности», состоявшегося в городе Питтсбург. Высказывания профессора Хомского являются ответами на вопросы, заданными Робином Кларком, Адамом Дэвисом, Дэвидом Хоински, Марией Сомма, Робином Дж. Соуэрдсом, Мэтью Уссиа и Джошуа Зелезничком. Транскрипция: Робин Дж. Соуэрдс под редакцией профессора Хомского.

О найме преподавателей на испытательный срок

Это часть бизнес модели — фактически то же самое, что наем временных работников на промышленных предприятиях или так называемых «компаньонов» в сети Wal-Mart, то есть это такой принцип найма работников, когда можно сэкономить на выплатах. Иными словами, это часть корпоративной бизнес-модели, специально созданной для сокращения затрат на оплату труда и повышения раболепства среди сотрудников.

Когда университеты стали превращаться в корпорации (а это систематически происходило на протяжении последних 25 лет в рамках общего неолиберального наступления на население), то в принятой ими бизнес-модели значение стала иметь лишь итоговая сумма в бухгалтерской ведомости. Только «эффективные собственники» в данном случае — это члены правления (или законодательные учреждения в случае, если это государственные университеты). Они хотят снизить затраты и быть уверенными в том, что сотрудники будут покорными и послушными. И в большинстве случаев добиться этого можно при помощи найма работников на непостоянной основе.

Как раз в тот период, когда наем временных работников стал распространяться в связи с общим подъемом неолиберализма, в университетах стала все чаще прослеживаться аналогичная тенденция. Сама идея заключается в том, чтобы разделить общество на две группы. Одну группу иногда еще называют «плутономией» (термин, используемый в Ситибанке, когда там советуют своим инвесторам, куда именно вкладывать финансы) — это верхушка богачей, сконцентрированная преимущественно в таких странах, как США. И другая группа — это вся остальная часть населения — «прекариат», люди, не имеющие социальной защиты.

Иногда эту идею уже совершенно откровенно озвучивают. Так, например, когда Алан Гринспен рассказывал в американском Конгрессе в 1997-м году о тех чудесах, которых добилась экономика под его руководством, он открыто заявил, что одной из основных составляющих экономического успеха стало внедрение системы, предполагающей «меньшую социальную защищенность рабочих» (как он это называл). Если рабочие менее защищены, то это, дескать, очень «полезно» для общества, потому что тогда они не будут требовать зарплату, выходить на забастовки или требовать социальных выплат — короче, они будут служить хозяевам пассивно и с превеликим удовольствием. А это как раз и есть оптимальный вариант экономического «здоровья» корпораций. Тогда все считали аргументы Гринспена вполне разумными, если судить по отсутствию возражений и бурным овациям, которыми его приветствовали.

А теперь давайте перенесем этот же принцип на университеты: как здесь создать «меньшую социальную защищенность работников»? Здесь важнейшим фактором является отсутствие гарантии занятости — люди работают фактически «на птичьих правах», их можно уволить в любой момент. Тогда они заткнутся, примут без возражений свою крохотную зарплату и займутся делом. А если им еще дать подачку — позволить поработать и следующий год на таких же условиях, то они и это примут и большего уже требовать не будут. Именно так можно сохранять общество эффективным и «здоровым» (с точки зрения корпораций, конечно). Поскольку университеты постепенно начинают внедрять у себя корпоративную бизнес-модель, то и в них, соответственно, тоже чаще используется прекарный труд. Мы еще будем видеть все больше и больше таких вот примеров.

Однако это всего лишь один аспект, а есть и другие, с которыми тоже давно знакомы в частной индустрии: это огромное увеличение прослойки управленцев и бюрократов. Если вам нужно контролировать людей, то вам для этого понадобится ведь сила администрации. В американской промышленности работает огромное количество (больше, чем где бы то ни было) менеджеров, уровень за уровнем. Пусть это и предполагает больше расходов на управление, но полезно для контроля и подчинения. То же самое наблюдается и в университетах. Последние 30-40 лет происходил резкий рост количества управленцев в университетах по отношению к преподавательскому составу и студентам. Количество преподавателей и студентов при этом практически не менялось, однако количество управленцев существенно возросло. На эту тему есть одна замечательная книга известного социолога Бенджамина Гинзберга «Поражение преподавательского состава: усиление администрации университета и почему это так важно» (Oxford University Press, 2011), в которой детально описывается сам бизнес-стиль управления и различные уровни администрации (которая, конечно же, хорошо оплачивается). Есть профессиональные управленцы (вроде деканов, например), которые раньше были преподавателями, потом на пару лет занимали какую-нибудь должность в какой-нибудь администрации, а затем возвращались в университет, став профессиональными управленцами, они нанимают заместителей деканов, секретарей и так далее — всю структуру, связанную с управлением.

И всё это — второй аспект данной бизнес-модели. Однако использование дешевого труда социально незащищенных работников это ведь старая практика бизнеса, она применяется с тех пор, как существуют частные предприятия, а профсоюзы возникли уже лишь в ответ на нее. В университетах дешевый и социально незащищенный труд — это труд прежде всего доцентов и аспирантов. Аспиранты наименее защищены и по вполне понятным причинам. Идея заключается в том, чтобы переложить сам процесс обучения на незащищенных работников, что не только улучшает дисциплину и контроль, но также помогает использовать сэкономленные средства на иные цели. Все расходы за такую политику, естественно, возложены на студентов и на самих социально незащищенных работников. И это стандартная практика в обществе, где всем правит бизнес — перекладывать всю тяжесть на плечи народа.

По сути и экономисты негласно способствуют этому. Вот, например, представьте себе, что вы обнаружили ошибку в своем банковском счете и звоните в банк, чтобы там всё исправили. Вы же сами знаете, как это происходит. Вы набираете номер и слышите автоответчик: «Мы вас очень любим — выберите, пожалуйста, то, что вам нужно из следующего меню…». Может быть вам это меню и необходимо, а, может и нет. И вот когда вы наконец находите нужную опцию — вы слышите музыку, а затем — через какое-то время слышите голос: «Пожалуйста, оставайтесь на линии — мы ценим ваше время»… и так далее. И вот, наконец, через какое-то время вы слышите уже голос живого человека, которому можете задать коротенький вопрос. Это и есть пример того, что экономисты называют «эффективностью». По расчетам экономистов, такая система сокращает издержки на оплату труда для банка и, конечно же, перекладывает эти издержки на вас. Издержки эти многократно преумножаются массой клиентов, но они, естественно, не учитываются при экономических расчетах.

Если взглянуть на сам принцип, по которому функционирует наше общество, то вы увидите то же самое, причем, повсюду. То есть университеты перекладывают издержки на студентов и преподавателей, которые не только не зачислены в штат, но все время находятся в том положении, которое должно гарантировать их социальную незащищенность. Всё это прекрасно укладывается в принцип корпоративной бизнес-модели. Пусть это вредно для самого образования, но оно-то как раз в данном случае и не является целью. В действительности же, если оглянуться назад, то можно понять, что данная тенденция корнями уходит гораздо глубже. Можно вспомнить, что еще в начале 1970-х (когда данная тенденция стала отчетливо проявляться), весь политический спектр был сильно обеспокоен активизмом 1960-х годов — этот период тогда обычно называли «временем проблем». И «временем проблем» тот период считался потому что страна становилась более цивилизованной — а это ведь весьма опасно. Люди чаще участвовали в политической жизни, они пытались добиться прав для групп, которые именовались группами «особых интересов» — это женщины, рабочие, крестьяне, молодежь, старики и так далее. А это уже вызвало мощную обратную реакцию, причем вполне открытую.

Либералы (точнее, «Тройственная Комиссия» — интернациональная либеральная организация) тогда издали такую книгу «Кризис демократии: об управляемости демократиями — доклад Тройственной комиссии» (авт. Майкл Крозье, Сэмюель Хантингтон, Джоджи Ватануки, изд. New York University Press, 1975). Представителей администрации Картера тогда почти полностью сместили с постов. Особую обеспокоенность вызывала такая проблема, как «кризис демократии», а именно тот факт, что демократии стало якобы слишком много. Ведь в 1960-х происходило огромное давление со стороны населения — со стороны всех этих «групп особых интересов», пытавшихся добиться своих прав на политической арене и оказывать давление на государство, а это считалось просто недопустимым. Была ведь только одна группа «особых интересов», а именно корпоративный сектор — именно его интересы считались «национальными интересами». Лишь корпоративный сектор, как считалось, должен контролировать государство, но об этом вслух не говорили. А остальные группы «особых интересов» только «создавали проблемы». И тогда было принято решение: «нужно быть поосторожней с демократией» — общество должно отступить назад и снова стать пассивным и апатичным. Особое внимание после этого стали уделять школам и университетам, которые, как считалось, не справляются со своей обязанностью — не достаточно «внушают молодежи нужные идеи». Достаточно взглянуть на студенческий активизм (правозащитное движение, антивоенное движение, феминистское и экологическое движение) и становится ясно, что молодежи плохо внушают нужные идеи.

Скрытый текст: :
Однако как же ей внушить нужные идеи?

Для этого есть масса способов. Один из вариантов — повесить на них огромные долги за обучение, которые практически невозможно выплатить. Долг — это ловушка. Особенно долг студента за обучение — он может быть огромен — он нередко гораздо больше, чем долг по кредитной карточке. Это капкан, в который ты попадаешь на всю оставшуюся жизнь, потому что сами законы составлены таким образом, чтобы ты из него не вырвался. Когда дело касается бизнеса, который погрязает в неоплатных долгах, то еще можно объявить о банкротстве, но человек, на котором висят неоплатные долги за обучение, объявить о банкротстве не может. В случае невыплаты этого долга даже социальное пособие могут автоматически переводить на оплату этого долга. Это же сугубо дисциплинарная технология. Я не утверждаю, что так изначально всё и было задумано, но в результате именно такой эффект мы и получаем. И сложно сказать, что в этом есть какая-то экономическая необходимость.

Взгляните хотя бы на другие страны мира — высшее образование там зачастую бесплатное. В тех странах, где соблюдаются наивысшие стандарты в сфере образования (например, в Финляндии, которая всегда «держит планку»), высшее образование бесплатное. В богатых и успешных капиталистических странах (типа Германии) — оно бесплатное. В Мексике — стране бедной, но где стандарты образования все же достаточно приличные (учитывая ее экономические трудности) — высшее образование бесплатное. А теперь давайте посмотрим на США. Если оглянуться на период 1940-50-х в США, то мы увидим, что тогда система высшего образования была близка к тому, чтобы стать бесплатной. Закон о льготах для демобилизованных военнослужащих позволил получить высшее образование массе людей, которые в иных условиях поступить в колледж не смогли бы. Это было хорошо как для них самих, так и для экономики и общества в целом — именно это позволило обеспечить высокие темпы экономического роста впоследствии. И даже в частных колледжах образование было почти бесплатным. Возьмем, например, меня: я поступил в колледж в 1945-м году — это был университет Пенсильвании, входящий в элитную «Лигу Плюща». И плата за обучение была тогда 100 долларов (или 800 современных долларов). И к тому же получить стипендию было достаточно легко. Ты мог жить дома, работать, ходить на занятия, и тебе это ничего не стоило. Сейчас же это просто ужас какой-то! У меня вот внуки ходят в колледж, так они должны и платить за свое образование, и работать, и все равно оплатить образование практически невозможно. Это самая настоящая дисциплинарная технология по отношению к студентам.

Еще одной технологией идеологической обработки является нарушение контакта между преподавателем и студентом: огромные аудитории, временные преподаватели (которые к тому же перегружены работой, но все равно вынуждены едва выживать на аспирантскую зарплату). И у них ведь нет никакой гарантии сохранения рабочего места — ты просто не можешь построить свою карьеру, двигаться дальше, получать больше. Все это и есть дисциплинарная методика идеологической обработки и контроля, что очень напоминает методы, применяющиеся на фабрике, где фабричные рабочие должны просто слушаться и подчиняться; где не предполагается, что рабочие будут играть какую-то роль в организации производства или перераспределении функций на рабочем месте — это задача менеджмента. И этот же принцип сейчас применяется в университетах. Думаю, что того, у кого есть опыт работы в частных компаниях или в промышленности, это ничуть не удивит.

О том, каким должно быть высшее образование

Прежде всего нам следует отбросить саму идею о том, что когда-то якобы был некий «золотой век». Было по-другому, в чем-то, может быть, и лучше, но все равно далеко от совершенства. Традиционные университеты были, например, жестко иерархическими структурами и в них практически не допускалось демократическое участие в процессе принятия решений. Отчасти активизм 1960-х был вызван и стремлением к демократизации университетов — попыткой, так сказать, ввести представителей студентов в преподавательские комитеты, дать возможность всему преподавательскому составу участвовать в принятии решений. И некоторые из этих студенческих инициатив были в той или иной степени реализованы. В большинстве университетов сейчас студенты в какой-то степени влияют на принятие решений преподавательским составом. И, думаю, что в этом отношении нам нужно двигаться дальше — строить демократические институты, где все участники, кем бы они ни были (преподаватели, студенты, обслуживающий персонал), могли бы участвовать в определении самой структуры данного института и принципов его управления. Всё то же самое касается и фабрики.

И, я бы сказал, что это отнюдь не какая-то совсем уж радикальная идея. Она напрямую следует из классического либерализма. Если вы почитаете, например, Джона Стюарта Милла, весьма значимую фигуру в классической либеральной традиции, то поймете, что он считал само собой разумеющимся то, что место работы должно управляться и контролироваться людьми, которые там непосредственно и работают — это и есть свобода и демократия (см., например, работу: Джон Стюарт Милл, «Принципы политической экономии» кн. 4, гл. 7).

И те же идеи мы встречаем и в США. Взять хотя бы тех же «Рыцарей труда», одной из заявленных целей которых было: «Создать кооперативные институты, которые должны будут вытеснить систему зарплаты и заменить ее кооперативной индустриальной системой» («Учредительная церемония» для новых местных ассоциаций). Или же взять, например, Джона Дьюи — популярного в XX-м веке социального философа, призывавшего не только к введению системы образования, направленной на стимулирование творческой независимости в школах, но и к введению рабочего контроля на промышленных предприятиях, что он называл «демократией в сфере промышленности». Он говорил, что до тех пор, пока жизненно важные институты современного общества (производство, торговля, транспорт, масс-медиа) не будут поставлены под демократический контроль, то и сама «политика останется лишь тенью, отбрасываемой на общество крупным бизнесом». (Джон Дьюи «Необходимость новой партии», 1931).

Это на самом-то деле элементарная идея, укорененная и в американской истории, и в классическом либерализме. Она должна быть реализована как для рабочих, так и в университетах. Есть, конечно, определенные вопросы, в которых демократическая прозрачность не нужна, где нужно сохранить приватность студента, я имею в виду, что есть ряд щекотливых вопросов, которые затрагивать не стоит, однако в том, что касается самого функционирования университета, я не вижу никаких причин, по которым прямое участие было бы не только легитимным, но и весьма полезным. У меня на кафедре, например, представители студентов уже на протяжении сорока лет участвуют во всех заседаниях, что, кстати, весьма полезно.

О совместном управлении и рабочем контроле

Университет — это, вероятно, тот социальный институт нашего общества, который ближе всех прочих стоит к демократическому рабочему контролю. На факультете, например, это в принципе нормальная практика, когда, по крайней мере, штатные преподаватели могут самостоятельно определять большую часть своей работы: чему и когда именно они намерены учить, как составить учебный план и т.д. Большая часть решений, касающихся непосредственной работы, тоже принимается самими штатными преподавателями. Преподавательский состав может рекомендовать принять кого-либо в штат, хотя кандидатуру могут и отклонить (либо декан, либо президент, либо члены попечительского совета, либо законодательного органа). И хотя своим правом отклонить кандидатуру пользуются они не часто, но иногда и такое случается. Всё это часть той базовой структуры, которая (хотя и существовала всегда) раньше вызывала гораздо меньше проблем, когда преподавательский состав не был наделен административными функциями, а саму администрацию в принципе можно было отозвать. При представительской системе вам нужен тот, кто будет исполнять административную работу, но те, кем он управляет, должны иметь право отзыва. И этот принцип все чаще и чаще нарушается. Становится все больше и больше профессиональных администраторов — слой за слоем, — все большее количество административных должностей становятся неподотчетными преподавательскому составу. Я уже упоминал о книге Бенджамина Гинзберга, который детально описывает, как этот принцип работает в тех университетах, которые он изучал: университет Джонса Хопкинса, Корнельский университет и еще пара других.

А тем временем сам преподавательский состав все более низводится до категории временных работников, у которых фактически нет никакой социальной защиты, а возможности быть принятыми в штат — практически нет. Я, например, лично знаю некоторых лекторов — лекции они читают постоянно, но тем не менее, в штат их не зачисляют — они должны каждый год вновь подавать заявление, чтобы их опять назначили лекторами. Нельзя допускать, чтобы такая практика применялась. Что же касается аспирантов, то в данном случае такая практика институциолизирована — им не позволяют стать частью того аппарата, который принимает решения, на них не распространяются гарантии занятости, а это лишь усиливает проблему. И я считаю, что и обслуживающий персонал должен участвовать в процессе принятия решения, поскольку они тоже являются частью университета. Иными словами, много проблем, которые надо решать, но в данном случае я хочу, чтобы вы поняли, почему мы сталкиваемся с такими тенденциями развития. Они являются частью процесса навязывания определенной бизнес-модели всем аспектам нашей жизни. Это неолиберальная идеология, под воздействием которой весь мир живет вот уже 40 лет. Она весьма пагубно сказывается на людях, однако сопротивление ей все же имеет место. И здесь следует отметить, что двум частям нашего мира, по крайней мере, хоть в какой-то степени удалось избежать ее воздействия. Я имею в виду Восточную Азию, где эта идеология так и не была принята, и Южную Америку в последние 15 лет.

О якобы необходимой «гибкости»

«Гибкость» — термин, хорошо знакомый промышленным рабочим. Так называемая «трудовая реформа» отчасти оправдывается необходимостью большей «гибкости», то есть облегчения процесса найма и увольнения рабочих. И, опять же, это лишь способ обеспечить максимизацию прибыли и контроля. Предполагается, что «гибкость» это тоже нечто хорошее, как и «большая социальная незащищенность» рабочих. Однако давайте обратим внимание сейчас не на промышленность, где действует тот же принцип, а на университеты. И здесь подобная практика не имеет оправданий. Возьмем, например, недобор студентов. Проблема вроде бы не большая. Одна из моих дочерей преподает в университете. И вот она звонила мне как-то вечером и сказала, что с нее сняли преподавательскую нагрузку, потому что был недобор на курс, которые ей ранее было предложено вести. Ладно, ничего страшного, можно сменить расписание, можно вести другой курс, взять дополнительную группу или что-то вроде того. Людей нельзя выбрасывать или лишать гарантий лишь из-за периодических изменений количества студентов, записавшихся на курс. Есть ведь масса вариантов решения таких вот ситуаций. Сама идея о том, что труд должен соответствовать такому условию, как «гибкость» — является очередной стандартной техникой контроля и господства. Почему бы не заявить тогда, что и членов администрации можно выбросить, если в этом семестре им особо делать нечего? Или членов попечительского совета? Аналогичным образом это касается и топ-менеджмента на производстве: если уж труд должен быть «гибким», то как тогда насчет менеджмента? Ведь многие из них либо бесполезны, либо даже вредят — так почему бы от них не избавиться? И можно продолжать дальше.

Возьмем, например, некоторые новостные заголовки за последнее время: Джэми Даймону, директору банка JP Morgan Chase, только что была повышена зарплата почти вдвое — как бы в благодарность за то, что он спас банк от уголовного разбирательства, в результате которого менеджмент данного банка мог целиком отправиться в тюрьму, а он вот отделался всего лишь 20-миллиардным штрафом за уголовно-наказуемую деятельность. Поэтому я и считаю, что если избавиться от кое-кого, то это будет весьма полезно для экономики.

Но ведь когда говорят о «трудовой реформе», то совсем не это имеют в виду. Страдать должны рабочие, по их мнению. Они должны страдать от незащищенности, неуверенности в завтрашнем дне — от того, что не будут знать, где же им завтра взять кусок хлеба. Следовательно, они будут дисциплинированными и послушными, а о своих правах спрашивать более не будут. Именно так ведь действует система тирании, а мир бизнеса это и есть система тирании. Когда эта система навязывается в университетах, то вы видите, что она отражает те же самые идеи. И это не должно быть какой-либо тайной.

Скрытый текст: :
О целях образования

Дебаты о целях образования восходят еще к эпохе Просвещения — именно тогда вопросы о высшем образовании, о массовом образовании (а не только об образовании для духовенства и аристократии) были поставлены всерьез. На протяжении XVIII-XIX веков обсуждались преимущественно две модели. И обсуждались они на основе определенных образных представлений. Кто-то представлял себе образование в виде сосуда, заполненного водой. Сегодня мы называем этот принцип «обучать на прохождение теста»: вы заливаете воду в сосуд, а затем сосуд изливает назад эту воду. Да, сосуд получается дырявый — и это на своем школьном опыте знает практически каждый — вы просто заучиваете неинтересный материал перед самим экзаменом (только чтобы его сдать), а через неделю вообще забываете, что это вообще был за предмет. «Модель сосуда» в наши дни еще называется «не оставить ни единого ребенка в стороне», «обучить для прохождения теста», «гонка к вершине» — называть можно этот принцип по-всякому. В университетах применялся тот же принцип. И мыслители эпохи «Просвещения» выступали против такой модели.

Другую модель можно условно охарактеризовать как проведение общей базовой линии, которой ученик в ходе обучения будет следовать — каждый по-своему — иногда по своей инициативе, иногда отклоняясь, иногда решая затем идти куда-либо в другую сторону, иногда задавая вопросы. Проведение такой линии в определенной степени предполагает навязывание некой общей структуры. Поэтому образовательная программа — какой бы она ни была (допустим, курс физики) — не включает всё, что угодно, здесь есть определенная структура. Цель данной модели — дать ученику возможность научиться исследовать, творить, придумывать нечто новое, оспаривать, это и есть образование. Один из ныне всемирно известных физиков рассказывал, что на первом курсе, когда его спрашивали «чем мы закроем этот семестр?», он отвечал: «не важно чем мы его закроем — важно, что мы для себя откроем».

Вы должны обрести саму способность (как и уверенность в своих силах) оспаривать, творить, придумывать новое — именно так вы обучаетесь. Именно так вы усваиваете материал и можете затем двигаться дальше. Обучение это не есть накопление некой установленной массы фактов, которые вы затем сможете вписать в ответах на тесты и забыть на следующий же день.

Это и есть две принципиально разные модели образования. Идеалом «Просвещения» была вторая модель, и, думаю, что мы должны стремиться к реализации именно этой модели. Это и есть настоящее образование — от детского сада до аспирантуры. В действительности есть ряд такого рода программ для детских садов, и очень даже хороших программ.

О любви к преподаванию

Мы, конечно же, хотим, чтобы все — и преподаватели, и студенты — в ходе обучения и преподавания получали удовольствие, радовались, оспаривали догмы; хотим, чтобы сам процесс действительно волновал их — и я думаю, что реализовать это не так уж и трудно. Даже малые дети это уже люди любознательные и творческие, они действительно желают познать окружающий мир и предметы вокруг, и если эту любознательность не выбить у человека из головы, то она пребудет с ним на всю оставшуюся жизнь. Если у вас есть возможности удовлетворять свое любопытство и сохранять любознательность, то это будет одной из наибольших радостей вашей жизни. И это касается в равной степени всех: будь вы хоть физиком-исследователем, хоть плотником — вы пытаетесь создать нечто ценное, вы сталкиваетесь с проблемой и решаете ее. Думаю, что именно это и делает саму работу такой, что вы сами ее хотите делать — вы ее делаете, даже если совершенно не обязаны. В нормально функционирующем университете вы встретите людей, которые работают там всё свое время просто потому, что они любят свою работу; просто потому что они хотят это делать; потому что им предоставлены для этого возможности, у них есть необходимые ресурсы; потому что там им дают свободу и независимость для творчества. А чего же еще можно желать? Они любят делать то, что делают. И, опять же, этот принцип можно применять на всех уровнях.

Думаю, что стоит подумать об образных и творческих образовательных программах и их развитии на разных уровнях образовательной системы. Вот, например, мне кто-то недавно рассказывал на днях об одной программе, которую применяют в средней школе. Ученикам просто задают вопрос: как может комар летать во время дождя? И, если подумать, то это действительно трудный вопрос. Ведь если человека ударит соразмерная с ним «капля», причем, с соразмерной силой, то человека она просто расплющит. Так почему же дождевая капля не разбивает комара? И как он может вообще летать под дождем? Если вы задумаетесь над этим вопросом (действительно нелегким вопросом), то вам придется углубиться в математику, физику и биологию. Такого рода вопросы и стимулируют поиски ответа. Именно таким и должно быть образование на каждом уровне вплоть до детского сада (в буквальном смысле). Есть образовательные программы для детских садов, где детям, например, раздают набор различных мелких предметов: камушки, ракушки, семечки и тому подобное. Потом детей просят выбрать из всего этого набора, скажем, семечки. И процесс решения задачи начинается, так сказать, с «научной конференции» — дети переговариваются друг с другом, пытаясь определить, что же из всего этого семечки.

Воспитатель, конечно, направляет детей, но смысл заключается в том, чтобы дети самостоятельно подумали и разобрались. Через какое-то время дети, испробовав разные варианты, экспериментируя, начинают определять семечки. Затем каждому ребенку дают увеличительное стекло, и при помощи воспитателя ребенок раскалывает семечку, чтобы посмотреть, что внутри — и обнаруживает там зародыш растения — то, что может прорасти. Так дети учатся — это действительно так и происходит — они учатся не только определять семечки, не только узнают, как произрастает растение, но они одновременно учатся и тому, как открывать для себя неизвестное. Они познают радость открытия, радость творчества, именно она и будет вести человека уже самостоятельно, за пределами школьного класса или университетской аудитории. Всё то же самое касается и образования на всех уровнях, вплоть до аспирантуры. Вы же не рассчитываете, что на нормальном семинаре для аспирантов ваши слова будут просто копироваться, а затем повторяться слово в слово. Вы ведь ожидаете, что теперь уже вам укажут, где вы ошиблись, рассчитываете услышать новые идеи, новые вопросы или варианты решения проблемы, которые до сих пор не рассматривались. Именно это есть настоящее образование, причем на всех уровнях. Именно такой подход следует всячески поощрять. Это и должно быть целью образования. Образование это не есть вливание в чью-то голову определенной информации, которая затем оттуда вытечет. Образование — это предоставление самой возможности стать творческим независимым человеком, которого способна волновать сама радость открытий, созидания и творчества, на каком бы уровне, в какой бы области его интересы ни находились.

Об использовании корпоративной риторики против корпораций

Это вроде бы как поставить вопрос таким образом: как нужно убедить самого рабовладельца в том, что люди не должны быть рабами. На моральный вопрос такого уровня достаточно сложно найти ответы. Мы люди, обладающие правами человека. Это хорошо для самого индивидуума, хорошо для общества и даже для экономики (в узком смысле) это хорошо, если люди креативны, независимы и свободны. Каждый оказывается в выигрыше, если люди способны принимать участие, контролировать собственную судьбу, сотрудничать друг с другом. Это, может быть, и не максимизирует прибыль и не усилит господство, но почему нас вообще должны волновать такого рода ценности?

Советы по организации профсоюзов внештатных преподавателей

Вы сами знаете, причем гораздо лучше меня, что нужно делать и с какими именно проблемами вам доводится сталкиваться. Не позволяйте себя запугать, не бойтесь и признайте, что будущее может быть в наших руках, если мы сами захотим взять его в свои руки.

http://rabkor.ru/analysis/2014/04/04/chomsky

Вот интересные размышления на тему образования.От себя добавлю:Приведённые рассуждения,в частности, относящиеся к организации образования будущего - весьма схожи со взглядами Вентцеля К.В.,мне этот факт приятен.