михель гофман
12-07-2014 20:49:22
ДЕЛО АМЕРИКИ – ДЕЛАТЬ ДЕЛО.
Президент Кальвин Кулидж в 1925 году, провозгласив лозунг «American business is business», «дело Америки делать дело», дал новое определение Американской Мечте, к этому времени потерявшей свой религиозный фундамент, заложенный Отцами-Пилигримами. Американская идея свободы личности, пройдя через три столетия своего развития, трансформировалась к 20-м годам прошлого века в свободу участия в создании личного богатства.
20-е годы были эпохой Процветания, всеобщего благополучия. Исчезла безработица, так как Америка поставляла в разрушенную войной Европу огромный объём своих товаров и получала огромные дивиденды с военных займов европейским странам. Заработная плата американских работников была в несколько раз выше, чем у европейцев, те же, кто был вовлечён в бизнес, в деловую игру, вкладывал деньги в акции, получали небывалые прежде прибыли, причём количество внезапно разбогатевших исчислялось уже не тысячами, как в прежние времена, а миллионами. В борьбу за богатство включились многие слои населения.
В доиндустриальную эпоху борьба за богатство проходила только внутри правящего класса, низшие классы в ней не участвовали, они принимали условия своей жизни без всякой борьбы, так как экономический статус был закреплен за каждым классом, и он не менялся веками. После I-ой Мировой войны, на волне необычайного роста индустриального производства, в битву за богатство включились массы, и война всех против всех превратилась в общепринятый стиль жизни цивилизованного мира.
В каждой стране война всех против всех имела свои особые формы, своё идеологическое обоснование, связанное с национальными традициями, национальной историей и политическим устройством. На Западе это была борьба за богатство, в Советской России борьба за богатство имела особую форму, это была борьба за власть, так как только принадлежность к ее вертикали давала возможность элементарного физического выживания.
Новые политические лозунги появившиеся в 20-ые годы: советские: «Борьба с классовым врагом», «Борьба с пережитками», «Борьба за повышение труда», «Борьба за высокий урожай», американские: «Конкурентная борьба», «Борьба с бедностью», «Борьба с преступностью». «Моя борьба», назвал свою программную книгу Адольф Гитлер. Все виды и формы общественных отношений стали восприниматься как борьба.
В Германии и России борьба в политике и экономике направлялась и контролировалась государством, большая часть населения была лишь инструментом, который использовали борцы, политическая номенклатура. В США, в условиях экономической демократии, в борьбу за богатство были втянуты все слои населения, и она отличалась от других стран небывалой в истории размахом и интенсивностью.
Теория борьбы всех против всех была сформулирована ещё в XVII веке английским философом, Джоном Локком, его краткая фраза,«каждый сам за себя», стала квинтэссенцией жизненных постулатов наступающего Нового Времени. В XIX веке Дарвин перевел философские и политические идеи Локка на язык науки о человеке, антропологии. В его категориях, человек высшее животное в животном царстве, находящееся в постоянной борьбе за выживание, в которой побеждает сильнейший. Человек произошел от обезьяны, он часть природы, а в природе не существует души, только «воля к жизни».
Теория Дарвина обосновала и оправдала борьбу за материальные богатства, конкуренцию, как главную силу эволюции и Прогресса. Конкуренция приводит к власти сильных, только они способны изменять и совершенствовать общество.
Точнее и откровеннее Дарвина и Локка, о жизни, как борьбе всех против всех, говорил Ницше, который считал, что общество может развиваться только благодаря ставке на сильных, сочувствие к слабым разрушает сами основы жизни, лишает общество динамики, эксплуатация слабых сильными органическая функция жизни.
Идеи Ницше были дискредитированы в общественном мнении тем фактом, что его имя и его философия были взяты на вооружение фашисткой пропагандой, но в практике экономической демократии на принципах, провозглашенных Ницше, строятся многие формы общественных отношений.
Американский экономист Грэм Самнер писал в середине XIX века: «У нас есть только две альтернативы, свобода конкуренции, в которой побеждают сильнейшие, что приведет к выживанию всего лучшего и уничтожению худшего, или отсутствие свободы и победа худшего над лучшим.»
Ал Дунлап, президент Sunbeam Corporation, кампании, занимающейся высокими технологиями, не философ, он человек практики, а практика подтверждает идеи, высказанные в XIX веке: «Для того, чтобы индустрия была конкурентоспособной она не должна быть озабочена судьбами людей. Индустрия это не церковь, школа, колледж или филантропический фонд.»
Альтернативой конкуренции было сохранение статус-кво христианских нравственных норм, т.е. осуждение борьбы между людьми за улучшение своей жизни, социальная и экономическая пассивность, и сохранение многовековой традиции, освященной авторитетом церкви, разделение общества на немногочисленную элиту и основную массу населения, живущую в вековой нищете.
Конкуренция дает каждому возможность стать победителем и, хотя большинство потерпят поражение, в процессе конкуренции будут созданы такие богатства каких не знала человеческая история и часть этих богатств получат и побежденные.
Но, для того чтобы конкуренция была эффективной, общество должно распрощаться с традиционной христианской этикой, «все люди братья». У экономики одна задача, создание богатств, а всеобщее братство это филантропия. А филантропия ничего не создает она только распределяет то, что уже создано.
Религия говорит о духовных, нравственных ценностях, экономика о ценностях материальных, и должна быть безжалостной к слабым, непродуктивным работникам, иначе рост производства замедлится, общественное богатство уменьшится. Те, кто неприспособлен к условиям, в которые ставит работника индустриальное производство и бизнес, мобилизации всех физических и психологических ресурсов, должны быть выброшены из игры, они становятся излишним, тормозящим движение балластом. В конкурентной борьбе успех одного означает поражение многих, но это неизбежная плата за материальное процветание всего общества. Мораль не создает общественные богатства.
Немецкий социолог Макс Вебер в своей работе, опубликованной в начале XX века «Капитализм и протестантская этика», показал как из идеологии протестантизма вырастала этика бизнеса. «Победитель (в конкурентной борьбе) получает не только богатство, он получает билет в рай», писал о слиянии морали протестантизма с моралью бизнеса Алексис Токвиль.
Джон Морган, создатель банковской системы Америки, был человеком глубоко религиозным, на свои средства строил церкви и выступал в них с воскресными проповедями. Одна из его наиболее известных сентенций: «Я ничего не должен обществу. Свои деньги я получил от Бога». Моргана называли бароном-грабителем, он сделал свои деньги на финансовых махинациях, оставив своих партнеров по бизнесу нищими и получил свой «билет в рай». По определению Марка Твена, источник богатств финансиста это «деньги ленивых, неудачников и невежд, которые ему доверились».
Перед началом Гражданской войны Морган купил 5 тысяч сломанных ружей, хранившихся в арсенале нью-йоркского гарнизона, по 3 доллара за штуку, и продал их по 22 доллара за штуку в Вирджинии, где тогда шли активные военные действия и армии Севера срочно требовалось оружие. Одним росчерком пера он «заработал» около четверти миллиона долларов. Когда выяснились детали этой сделки, тогда Морган и произнёс в свою защиту ставшей знаменитой фразу: «Свои деньги я получил от Бога».
Свои деньги Морган получил от государства, в руках которого находились сбережения всего населения США в виде налогов. Государственные деньги, т.е. деньги принадлежащие всему обществу, использовались и используются сегодня для создания богатств отдельными предпринимателями и корпорациями, хотя со времен Моргана в этой сфере произошел значительный прогресс, передача общественных средств корпорациям узаконена.
По определению Карла Маркса источник богатств бизнесмена прибавочная стоимость, ее создает не бог, а работник, он создает богатства для капиталиста и финансиста.
Экономисты ХХ века, века новых технологий, видят этот процесс по другому, богатство является результатом использования в бизнесе новых машин, новой техники, новых методов производства. Экономист Торстейн Веблен, однако, утверждал, что механизация делает бизнесмена богаче не столько за счёт использования самих машин, сколько за счёт приспособления работника к машине. Работник сложнее машины, умнее машины, его творческий подход возмещает примитивность машины, что и делает бизнесмена богачом. Бизнесмен переводит человеческое богатство в богатство материальное, превращая работника в придаток к машине, а само общество в фабрику для производства все большего количества товаров. Бизнес организует труд многих людей, получающих средства к существованию, но большая часть результатов их труда достается организатору бизнеса, манипулирующего творческими ресурсами всего общества.
В идеале бизнесмен заинтересован в удовлетворении спроса населения в любом продукте, который можно продать. Но общественное благополучие не может быть целью бизнесмена, его цель как можно быстрее разбогатеть, и, если бизнес не приносит ожидаемых дивидендов он им просто не будет заниматься. Но прибыль он может получить, лишь создавая материальные богатства для всего общества.
Богатство создаётся трудом миллионов работников, но американский экономист Райт Милл в своих работах показал, что сам по себе труд может дать средства к существованию, но не может принести богатство. Богатство не зарабатывается, а приобретается в результате эксплуатации, манипуляций капиталом и прямым обманом. Экономика строится на принципе, «купи дешевле, продай дороже», поэтому успех бизнесмена зависит, прежде всего, от его умения продать что-то дороже, чем оно реально стоит или заплатить дешевле за то что стоит дороже. Этот фундаментальный принцип экономики изначально предполагает нарушение правил честной игры.
Если 10 человек, говорит Милл, ищут нефть и скупают участки земли в надежде обнаружить там нефть и находит нефть только один, это вовсе не означает, что он умнее или более трудолюбив, нежели остальные 9 владельцев участков. Это означает только то, что победитель имел больше средств нежели другие, чтобы нанять инженеров и получить информацию о том где нефть есть, информацию недоступную остальным, или, возможно, добыл её, подкупив государственных чиновников.
Милл не называет имён, но имеет в виду Джона Рокфеллера, который купил на государственном аукционе огромные участки земли в Техасе. Вместе с ним в аукционе участвовали сотни других, в надежде, что на их участках обнаружиться нефть. Но она была найдена только на участках приобретённых Рокфеллером, который получил информацию о местах залегания нефти на продаваемых участках, подкупив чиновников. Рокфеллер заплатил $40.000 за участки, на которых была нефть на десятки миллионов долларов.
В конкурентной борьбе значительную роль играет также случайность, как, скажем, в конкуренции между золотоискателями, одни находят самородки или золотую жилу, другие находят крупицы золота, которых достаточно только чтобы прокормиться, или не находят ничего. Объём труда вложен одинаковый, а результаты отличаются, как небо от земли.
Бизнес это игра в экономической сфере, и если вам не повезло, вам некого винить, если вы проиграли, значит были плохо подготовлены к игре. Как и в любой игре, в игре свободного рынка есть победители и побежденные, и, в глазах общества, это не противоречит идее социальной справедливости.
«Бизнес это спорт, в котором воля к победе, умение играть в команде, приводят к успеху, который выражается уже не в очках и голах, а долларах. Умение „play ball“ фундамент успеха в бизнесе, который собственно, и есть спорт», американский социолог Абель.
Разумеется, свободный рынок это игра, но в спортивной игре существуют символические знаки победы, как скажем, в футболе, количество голов в ворота противника. Но те, кто в спортивной борьбе проиграл, не теряют средств к существованию. Проигрыш в бизнесе может привести к жизненной катастрофе, но в общественном мнении, которое воспринимает бизнес как спорт, это уже вне моральных норм, таковы правила игры. Мораль понятие из другой категории.
В США, с расширением возможностей участия населения в экономической игре, традиционная религиозная мораль постепенно, шаг за шагом, уступала свое место новой морали, морали экономического прогресса. В Советской России уничтожение старой морали претворялось в жизнь наиболее наглядно, так как там проходила грандиозная ломка самих основ старой жизни.
«Новое лучше старого», провозглашали Советы и это был лозунг всех развивающихся индустриальных стран. Отказ от старого, дискредитация традиций, необходимость ускоренного развития, и Советский Союз следовал той же логике, что и весь цивилизованный мир.
Старые формы жизни, традиционные нормы морали в политике, экономике и повседневных отношениях должны были уступить своё место новым формам, новым нормам. Принцип индустриального прогресса, «Лес рубят щепки летят», в нём нет места морали или сочувствия к «щепкам».
Соединённые Штаты не нуждались в идейном обосновании этого принципа, стремление к новому и пренебрежение к старому, к традициям, было естественной чертой цивилизации Нового Света. Опыт старшего поколения не имел ценности в глазах поколения нового, и «пережитки прошлого», т.е. нормы традиционной морали, в Соединённых Штатах умирали естественной смертью. В Советском Союзе для борьбы с «пережитками» был создан огромный репрессивный аппарат.
Для западного мира не только традиционная мораль, но и идея индивидуального предпринимательства, создававшего богатства в первый период индустриального развития, также превратилась в пережиток на новом этапе развития капитализма.
Индивидуальный бизнес не мог удовлетворить разрастающийся рынок. Это могли сделать только крупные организации, корпорации. Только организации способны создавать сложные инфраструктуры без которых невозможен рост экономики во всем её объеме, они действенны лишь при централизации управления и контроля. Хотя принято считать, что основой экономики является конкуренция, но конкуренция эффективна лишь на первоначальном этапе развития какой-либо новой формы индустрии, для существующих, высоко организованных индустрий, конкуренция разрушительна.
В начале XX века, когда уже были созданы огромные экономические конгломераты, корпорации, Джон Рокфеллер произнёс свою пророческую фразу: «Индивидуализм в экономике должен умереть.»
Его кампания, Standard Oil, захватив почти весь нефтяной бизнес у множества мелких производителей, значительно повысила качество нефтяных продуктов и снизила цену с 60 центов до 10 центов за галлон. Преимущество корпораций перед индивидуальным бизнесом стало очевидным и наглядным. Однако процесс концентрации экономической власти, поглощение мелких бизнесов, небольших кампаний и корпораций огромными синдикатами, занял несколько десятилетий.
Россия же не имела развитых традиций индивидуального предпринимательства, и советское государство, с момента своего основания, стало единственной корпорацией владевшей всей экономикой страны. Государство, как единственная корпорация в стране, однако, было неспособно гибко реагировать на изменения в технологической и общественной сфере, так как его главной задачей было удержание и увеличение своей власти.
В Соединённых Штатах государство лишь одна из корпораций, самая мощная, рядом с которой, и вместе с которой, сотни корпораций создают широкую горизонтальную систему взаимосвязей, регулирующую конфликт интересов, т.е. конкуренцию, и создают плановое хозяйство характерное для социализма, поэтому эту систему принято называть «корпоративным социализмом».
Как писал экономист Джон Кеннет Гэлбрейт: «с каждым десятилетием всё более заметно, что современная экономика выглядит как социализм для крупных фирм и как свободное предпринимательство для мелких»
Капиталистическая система предполагает, что общество работает на интересы капитала, в системе социалистической (общественной), капитал работает в интересах всего общества. Америка сумела соединить капитализм и социализм в единое целое, сбалансировав интересы капитала и общества в целом.
Америка прошла большой путь от «дикого капитализма» ХIX века к цивилизованным формам экономической борьбы века ХХ-го. Но, период Великой Депрессии продемонстрировал «язвы капитализма» и началось строительство социальной структуры, в которой, обузданный государством, свободный рынок стал служить интересам общества. Франклин Д. Рузвельт, увеличив подоходный налог на корпораций до 80% процентов, создал программы пенсионного обеспечения, пособий по безработице, грантов на образование, т.е. создал социалистическую систему параллельную капиталистической. Тем не менее, Америка страна капитализма, так как капитал, а не общество, определяет и направляет его движение.
Европейские страны, Англия, Франция и Скандинавия, вполне обоснованно называют свою систему социалистической, так как государство, защищая интересы всего общества, активно вмешивается в экономический процесс и ограничивает права мощных экономических сил, корпораций, т.е тщательно следит за доминантой общественных интересов над интересами индивидуальными. В США же идея всеобщего благополучия всегда была чужда и неприемлема в условиях азартной экономической игры, ставки в ней делали все, но только победитель снимал весь банк. Таково правило игры,«победитель получает всё».
Победители, крупные корпорации, создали иную форму социализма, «корпоративный социализм», в котором общество добровольно подчиняется интересам корпораций, которые чтобы иметь свои доходы должны создавать богатства для всего общества и вынуждены, для собственной безопасности субсидировать социальные структуры, но их цель не процветание общества, а власть над ним.
«Корпоративный социализм» практически уничтожил реальную конкуренцию, создав несколько гигантских синдикатов поглотивших тысячи мелких и средних кампаний. В 1940 году существовало около 1000 крупных корпораций, контролировавших все виды индустрии. K 2000 году осталось лишь 100 крупнейших конгломератов, и две трети всей банковской системы принадлежали 50 банковским синдикатам.
Конкуренция в сложной экономической инфраструктуре разрушительна, так как рождает неконтролируемые стихийные силы, опасные для стабильности системы, поэтому она существует лишь в тех сферах, которые находятся в процессе становления. Сегодня это сферы сервиса и информационных технологий. Но, и эти индустрии в последние десятилетие начали создавать огромные корпорации, оттесняющие индивидуальный бизнес на периферию.
По-видимому, общая тенденция должна привести к советской модели, правда, в иной форме, единого корпоративного конгломерата, слившегося с государственным аппаратом и, таким образом, свести конкуренцию к приемлемому уровню.
К тому моменту, когда сотни мелких и крупных кампаний пройдут через процесс консолидации, на рынке останется лишь несколько десятков гигантских корпораций, и конкуренция почти полностью исчезнет. Сохраниться лишь конкуренция за высокооплачиваемые работы внутри самих корпораций. То есть будет создана система подобная советской, выполняющая ту же задачу, полный, тотальный контроль экономики и работников. Эта тенденция чувствуется уже сегодня работниками крупных корпораций.
Кэйт Дженнингс, работавшая во многих крупнейших финансовых фирмах на Уолл-Стрите: «Когда вы входите в офис крупной корпорации, вы кожей чувствуете, что страх висит в воздухе. Здесь персональные досье на каждого, цензура, дезинформация и разнообразные формы слежки являются стандартной практикой, также как и в Советском Союзе. Наша система значительно отличается от советской, она имеет корпус, декорированный блистательными идеалами прославленной американской демократии. Мотором же является всё та же тотальная система контроля, отличающаяся от советской по своим формам. Там была одна корпорация, государство, в нашей системе множество корпораций, но работают они по тому же принципу, принципу советской бюрократической машины.»
Работник в экономической системе является формой ресурсов, наравне с ресурсами материальными. Корпорации высоко ценят свои «человеческие ресурсы», в советской терминологии «кадры». На первых этапах индустриального развития материальные ресурсы считались важнее ресурсов человеческих, поэтому в этот период эксплуатация, как на Западе, так и в России, была откровенно бесчеловечной.
Сегодня работник становится более ценен, чем материал или машины с которыми он работает, не только его квалификация, но и его психологическое состояние принимается в расчёт, поэтому эксплуатация и контроль приобретают с каждым десятилетием всё более цивилизованные, гуманные формы.
Кампании предоставляют своим работникам кондиционированные помещения, удобную мебель, бесплатное кофе, печенье, фильтрованную воду, доставляет ланч из ближайшего МакДоналдса и подслушивают телефонные разговоры между работниками, скрытые и открытые видео камеры следят за каждым движением.
По данным Американской Ассоциации Менеджмента 2006 года 80% всех корпораций имели средства активной слежки за своими служащими. Прослушиваются и записываются до 40% всех телефонных разговоров, всей электронной почты. Видеокамеры слежения устанавливаются не только в рабочих помещениях, но и в кафетериях и туалетах кампаний.
Российские корпорации сегодня также создают системы слежки и контроля своих работников, используя современные технологии, и они более эффективны нежели советское КГБ, которое работало с небрежностью и безалаберностью характерной для всех работников советской экономики, кроме военной индустрии.
Ford, Polaroid, Proctor&Gamble, посылают своих работников на курсы «повышения человеческого потенциала» (human potential), проводимые корпорацией New Age. Как пишет Wall Street Journal: «Большинство программ имеют одну простую задачу, увеличить производительность труда.»
«Повышение человеческого потенциала» это тщательно разработанные методики, увеличивающие коэффициент полезного действия работников, или, как называют эту заботу о работнике в просторечии, «отжимание пота».
Сегодня, судя по массовой прессе, не существует классовых конфликтов, характерных для первой половины ХХ века. Тогда, в конфликте интересов корпораций и работников принимали активное участие профсоюзы, возглавлявшие рабочее движение и добившиеся введения многочисленных законов о защите труда.
Сыграв значительную роль в первой половине века, во второй его половине профсоюзы начали терять свою популярность и почти ушли с общественной сцены. Утрата профсоюзами силы и влияния была связана не только с тем, что трудовое законодательство более эффективно начало выполнять ту роль, которую когда-то выполняли профсоюзы, но и с утратой профсоюзами доверия в рабочей среде.
В 1980-е годы начались громкие процессы над главарями мафии и были выявлены тесные связи между отдельными профсоюзами и мафиозными группами, и это стало последней каплей недовольства профсоюзами в рабочей среде. Ещё до уголовных процессов над профсоюзными лидерами было очевидно, что профсоюзы не столько защищают интересы работников, сколько свои собственные интересы, удержание власти.
В борьбе с менеджментом корпораций лидеры профсоюзов претендовали на свою долю контроля над производством, который использовали для личных целей, и, в процессе, перестали отличаться от работодателей в своих задачах, интенсификация труда, поддержание трудовой дисциплины, и превратились в младших партнёров менеджеров корпораций. Американские профсоюзы стали тем же инструментом поддержания статус-кво, каким были профсоюзы в Советском Союзе.
С исчезновением профсоюзов значительно повысилась интенсивность труда, уменьшилась оплата, исчезли многочисленные социальные программы, проводившиеся корпорациями для своих работников, и угроза увольнения, без какой-либо мотивации со стороны работодателя, превратилась в реальность для всех уровней работников. Корпорации стали более продуктивны, их доходы растут и, хотя, где-то далеко и глухо звучат голоса протеста против ужесточения условий труда, они почти не слышны, за ними нет организованной силы.
Социальная несправедливость перестала быть темой яростных дебатов, проходивших ещё недавно, в 50-70-е годы. Социальная мобильность, постоянные смены места работы, характерные для индустрии сервиса, а именно сервис, обслуживание, становится доминирующей индустрией постиндустриального общества, заглушает протест.
В период индустриального развития промышленность использовала миллионы работников, часто занятых на одном и том же заводе, фабрике, десятки лет. В атмосфере постоянных контактов формировалась рабочая солидарность и осознание несправедливого распределения результатов труда. Сегодня средняя продолжительность работы на одном месте не более 2-3 лет. Мобильность экономики не даёт возможности устанавливать прочные связи между людьми, каждый работник существует в социальном вакууме, а в одиночку бороться с «Организацией» он не может. Сегодня свои права работник должен защищать сам.
Освободившись от опеки профсоюза, оставшись один на один с корпорацией, работник может использовать законы о защите труда и обратиться за помощью к адвокату, на оплату которого, у подавляющего большинства, просто нет средств. Одиночка не может противостоять организации, интересы которой защищают целые армии высококвалифицированных и высокооплачиваемых адвокатов, умеющих манипулировать законом в своих интересах, и в этой свободной конкуренции одиночки и организации, как всегда, выигрывает сильнейший.
Но и сами законы о труде сформулированы таким образом, что дают все преимущества работодателю. В 1886 году было принято законодательство, давшее корпорациям те же гражданские права, что и отдельному индивиду. Права на участие в конкуренции у индивидуального предпринимателя и у корпорации, с сотнями работников и огромным капиталом, стали равными, а ущемление прав корпораций, в глазах закона, стало равноценным нарушению прав индивида в свободной экономической игре. Работник же корпорации не может иметь своих индивидуальных прав, так как они должны совпадать с правами корпорации, которая его эксплуатирует.
В 1994 году медицинская сестра подала в суд на госпиталь, который уволил её за критическое замечание в адрес администрации. В разговоре с коллегой она осудила практику администрации, переводящей сестер из одного специализированного отделения в другое, что, по ее мнению, приводило к многочисленным ошибкам из-за незнания медицинского персонала одного отделения специфики работы другого. Коллега сообщила администрации о содержании разговора. Сестра была уволена. Формулировка причины увольнения: «отсутствие поддержки административным решениям руководства больницы».
Верховный суд США, куда обратилась уволенная медсестра, нашёл причины увольнения вполне обоснованными: «Когда работник, получающий зарплату от организации, открыто выражает мнение противоречащие мерам по эффективности организации, он может быть уволен.» После увольнения сестра имела законное право выражать своё мнение свободно. Но где? Медсестра попала в чёрный список, закрывший перед ней двери всех больниц в стране. Корпорации должны быть свободны в использовании своиx человеческие ресурсoв, от этого зависит их успех в конкурентной борьбе.
Авиа-индустрия, после 11 сентября 2001 года, объявила о необходимости финансовой поддержки государства, иначе будут уволены около сотни тысяч работников. Авиа-кампании получили государственные субсидии в размере 15 миллиардов долларов и уволили 115 тысяч работников.
Для корпораций конкурентная борьба проходит не в сфере приспособления к потребностям рынка, а за государственные дотации, правительственные контракты, за субсидии на развитие производства, за уменьшение налогообложения и другие формы государственной поддержки.
Считается, что экономика построена на принципе индивидуального предпринимательства и это так, если рассматривать крупные корпорации как индивидуальных предпринимателей. Но малый бизнес, в котором работает большая часть населения, не может надеяться на государственную поддержку, он маневрирует на постоянно меняющемся рынке, где лишь 10% индивидуальных бизнесов доживают до второго года своего существования, и 5% до второго.
Но, и в случае сохранения бизнеса на более длительное время, «независимый» предприниматель, если он не втянут в нелегальные операции, может надеяться только на минимальный доход. Чтобы удержаться на плаву, он использует большую часть своих доходов только для ведения бизнеса. Он сам устанавливает себе зарплату, и она часто ниже, чем у средних работников корпораций, а работает более интенсивно, с большей энергетической отдачей. У него нет установленных часов работы, он служит своему бизнесу 24 часа в сутки, и поэтому чувствует себя свободным, ведь он не должен сидеть на работе с 9 до 5. Он экономически свободен, свободен в своем решении продолжать бизнес, приносящий минимальные доходы, или «уволить» себя, и начать новое дело.
В корпоративной системе работник также свободен, свободен переходить из одной корпорации в другую. Реальной же свободой обладают только те, кто взобрался на верх социальной пирамиды, вошёл в «номенклатуру», внутри которой они полностью защищены, и выпасть из неё он может только в абсолютно экстремальной ситуации.
Предполагается, что конкуренция между корпорациями проходит в борьбе за потребителя, за наиболее качественный продукт. Этот принцип был провозглашён в XVIII веке Адамом Смитом. В конкурентной борьбе выигрывает тот, кто поставляет на рынок наиболее качественный продукт. Имя Адама Смита использует высокопарная демагогия крупных корпораций, но уровень качества любого товара, продукта, определяется экономической формулой, известной под названием «закон Грэма», дорогой, высококачественный товар не может долго удержаться на рынке, его неизбежно вытесняет дешёвый продукт, качество которого находится на самой низкой границе вкуса массового потребителя.
Адам Смит говорил о сельскохозяйственной стране, только вступавшей в индустриальную фазу развития. Но за 200 лет, прошедших со времён Адама Смита, экономическая жизнь в корне изменилась, основное поле экономики занимают не индивидуальные предприниматели, а корпорации, а у них другие цели.
Крупнейшая энергетическая корпорация страны, «Enron» в течении многих лет вкладывала многомиллионные средства в создание образа кампании с чувством социальной ответственности. Лозунг кампании «Лидеры нашей корпорации должны быть образцом служения обществу». После раскрытия многомиллиардной аферы, проведённой корпорацией, ограбившей сотни тысяч потребителей и акционеров, её лидеры получили тюремные сроки от 10 до 15 лет за финансовые махинации.
У корпорации нет, и не может быть, ответственности перед всем обществом, её нет и у работника корпорации. Работник не несёт никакой ответственности перед обществом, он прежде всего профессионал, для него существует только ответственность за конкретное дело, которое он делает.
В фильме «Мост через реку Квай», капитан Николсон, военный инженер, профессионал высокого класса, заключённый в японском лагере для английских военнопленных, с гордостью выполняет поставленную перед ним японцами задачу построить мост в непроходимых джунглях, и выполняет то, что кажется невыполнимым. Во имя дела он не щадит ни себя, ни смертельно измождённых английских солдат. Мост построен. Через него японцы перебросят воинские подразделения и технику, и уничтожат форпосты английской армии, до существования моста бывшие для японцев недостижимыми.
История капитана Николсона это история истинного профессионала, но, так как это происходит в экстремальных условиях, впечатление шокирующее. В нормальных же условиях, эта позиция не вызывает осуждения.
Героя фильма «Risky Business», «Рискованный бизнес», которого играет Том Круз, также можно назвать профессионалом, начинающим профессионалом, он сын обеспеченных родителей, мечтающих о том, что их сын поступит в школу бизнеса Принстонского университета. Герой Круза, в тот момент, когда родители отбыли в отпуске, устраивает в доме бордель для учеников школы, в которой сам учится, и проводит титаническую работу по созданию нового бизнеса, сексуального сервиса, и действует как истинный профессионал. Его антреприза оказывается чрезвычайно успешной благодаря исследованию запросов рынка, особенностей потребителя и деталей бухгалтерии.
Представитель Принстонского университета, появляющийся в доме родителей Круза чтобы провести тестирование кандидата на учёбу в престижной школе бизнеса, застает абитуриента в процессе деловой активности, и его эффективность настолько впечатляет вербовщика, что он, без всяких сомнений, вручает начинающему бизнесмену документ о приёме в университет.
В другом фильме Круза, «Firm», герой, выпускник юридической школы, начинает работать в адвокатской конторе, обслуживающую мафию. Фирма помогает мафиозным боссам отмывать грязные деньги. Как говорит один из руководителей фирмы, наставник Круза: «being a tax lawyer has nothing to do with the law — it’s a game», «юрист не имеет ничего общего с законом, это азартная игра». Любой бизнес это игра, а в игре существуют лишь правила, мораль относится к другой категории, скажем, к филантропии, которая, впрочем, также является большим бизнесом.
Возможно, фильм отражает современное падение морали, но мораль была на том же уровне и 100 лет назад. Рекламное объявление адвоката в аризонской газете конца XIX века: «Если вы под судом или судите кого-то, то я человек, который вам поможет. Если за вами числятся вымогательство, грабеж, намеренный поджог, за моей спиной вам нечего бояться. Я редко проигрываю. Из одиннадцати убийц я сумел оправдать девять. Приходите пораньше, и вы избежите ожидания в очереди.»
Реклама юриста XIX века сегодня выглядит курьёзом, за полтора века юристы научились цивилизованной форме привлечения клиентов, откровенный цинизм сегодня осуждается, он нерентабелен, и, в то же время, происходит постепенное возвращение к самым циничным формам обмана во всём обществе.
Как говорят юристы, находящие лазейки в законодательстве для своих клиентов: «Это, конечно, аморально, но вполне законно». Низшие классы чувствуя себя обманутыми, ведь богатство элиты создаётся их минимально оплачиваемым трудом, также считают себя в праве нарушать закон, снисходительный к богатым. Низшие классы, нарушая закон, могут сказать: «это, конечно, незаконно, но вполне морально.» Таким образом, все классы имеют оправдания нарушая закон, никто не верит в правила честной игры.
Правда, корпорации получают, благодаря своему творческому подходу к закону, сотни миллиардов долларов, а нетворческое, прямое, индивидуальное нарушение закона по стране в целом, приносит, по статистике 2000 года, не более 6 миллиардов.
Корпорации тщательно следят за соблюдением престижного образа своих кампаний, блокируют всю негативную информацию, чем занимается специальный отдел «Damage control», а внутри корпорации не только ведут контроль над поведением сотрудников, но также занимаются воспитанием лояльности своих работников, у каждого работника должно быть ощущение, что судьба и благополучие корпорации есть и его судьба.
В Советской России лояльность по отношению к государству, к власти, формировалась на идее ответственности каждого перед другими, перед всем обществом. Американец же лоялен лишь по отношению к той кампании, в которой он в данный момент работает. Ответственность он чувствует лишь перед своим работодателем-кормильцем, и ему нет дела до благополучия всего общества. Компания может беспощадно эксплуатировать своего работника, но убеждает: «Все мы партнёры в одном бизнесе», т.е. все вместе мы противостоим всему остальному обществу.
Для того, чтобы создать у работников ощущение их значимости внутри корпорации, менеджмент даёт новые названия различных профессий. Продавцы и коммивояжеры становятся sales representatives, customer consultants, операторы и диспетчеры, management engineers, руководители отделов получают звания вице-президентов. Количество вице-президентов в некоторых компаниях достигает нескольких десятков. Название должности, однако, не изменяет уровня значимости решений, которые они принимают. Они остаются всё теми же продавцами, операторами или руководителями отделов.
Многие кампании создают Доски Почёта, на которых вывешиваются фотографии «Лучшего работника месяца» или «Лучшего работника года». В Америке нет ордена «Героя капиталистического труда», но титулы и звания, также как и в Советской России, должны примирить работников с низкой оплатой труда и скрыть истинное распределение влияния и власти.
Истинные герои не они, а менеджмент корпорации, который получает в десятки или в сотни раз больше среднего работника, а работает часто меньше и менее продуктивно, чем средний работник. Менеджмент увеличивает свою зарплату в независимости от выигрыша или проигрыша компании, а за неумелое руководство кампанией расплачивается рабочий, а не менеджмент: «Мы все должны нести жертвы», и зарплата работников уменьшается при проигрыше кампании, и не поднимается в случае её успеха.
Антитрестовские законы и перераспределение доходов широко развернулось в период Франклина Делано Рузвельта и было продолжено Джоном Кеннеди и Линдоном Джонсоном, что дало мелким и средним бизнесам возможность участвовать в конкурентной борьбе. В 50-е-70-е годы сформировался обеспеченный средний класс, он смог добиться расширенных прав на рынке труда, так как большой бизнес в то время был ограничен в своих маневрах антимонопольными законами. В атмосфере государственного и общественного контроля над действиями корпораций материальное процветание стало достоянием большинства населения.
Казалось, что рост корпораций, неконтролируемый государством, приведёт ко всеобщему благополучию, что свободный от ограничений рынок обогатит всех. Успех большого бизнеса стал главной заботой государства, ответственность государства за защиту интересов среднего класса и бедняков утратила свою актуальность.
В 1980-е годы администрация Рональда Рейгана, отражая общественное настроение, сняла многочисленные ограничения с деятельности большого бизнеса. Доходы значительной части среднего класса начали расти вместе с ростом доходов корпораций, появилась уверенность в том, что уже нет необходимости в общественном и государственном контроле над равномерным распределением экономических возможностей.
Государство, перестав вмешиваться в процесс экономического развития и создавать условия для равных возможностей в конкурентной борьбе, открыло ворота для сильных и перестало защищать слабых, т.е. перестало выполнять свою главную функцию, регулятора общественных отношений между экономическими интересами различных общественных групп.
С начала 90-ых годов разрыв между доходами деловой и профессиональной элиты и основной массы работников стал настолько ощутим, что это стало угрожать социальной стабильности американского общества. Надежды среднего класса на то, что они также войдут в число победителей, не оправдалась. На верхушку пирамиды смогли подняться лишь немногие.
«Средний класс не стал беднее за последние несколько лет, но он не стал и богаче, а именно это ожидалось как результат роста экономики», Лестер Туров, декан школы Бизнеса Массачусетского Института Технологии, МИТ.
Ральф Нейдер, политический активист: «Наша система это система корпоративного социализма, в которой часть заработков миллионов, в виде налогов, идут на укрепление мощи корпораций, а все просчёты, неудачи несостоятельного менеджмента и откровенный грабёж работника и потребителя оплачивает всё общество.»
Советский экономический менеджмент, «командиры производства», номенклатура, полностью подчинялась партийно-государственному аппарату, была достаточно уязвима. Случайные ошибки, неосторожность в борьбе за власть могли привести к резкому снижению статуса. Американская экономическая номенклатура настолько уверена в своей неуязвимости, в том, что их власть сильнее власти государства, что им не приходит в голову скрывать этот очевидный факт.
Так, когда Давиду Рокфеллеру, наследнику огромной нефтяной империи, в 60-е годы предложили выставить свою кандидатуру на должность президента США, он ответил: «Для меня это было бы понижением статуса». Рокфеллер мог это сказать не опасаясь общественного мнения, так как в глазах большинства, бизнес, создающий богатства, важнее и значимее для общества, чем государство, эти богатства распределяющее.
Общественное мнение может осуждать государственную политику, но почти никогда не посягает на авторитет корпораций, они работодатели, от них зависит жизнь миллионов. А направление государственной политики определяется теми, кто ее финансирует. Несмотря на возникающие время от времени противоречия между государственным аппаратом, его чиновниками и интересами корпораций, они партнеры, хотя иногда и конфликтующие. Главной задачей государства является создание равных возможностей для всех групп населения, но государство лишь время от времени вмешивается в экономический процесс и, как правило, в пользу корпораций.
Основную массу среднего класса составляют наёмные работники корпораций, в условиях постоянных организационных изменений и технологической революции они становятся жертвами массовых увольнений, уменьшения заработной платы, повышения производительности, интенсификации труда, ухудшение условий труда и снижение зарплаты, которые считаются основным достижением руководителей, за это они и получают астрономические суммы.
Клинтон, в 1992 году, во время предвыборной кампании, играя на чувстве опасности благополучию общества, в ситуации огромного разрыва доходов различных классов, говорил: «The rich get the gold mine and middle class gets the shaft». В русском переводе: «Богатые получают бублик, а средний класс дырку от бублика». То, о чём говорил Клинтон, является фундаментальным, генетическим качеством капитализма, перераспределение богатства от бедных к богатым было и остаётся неизменным, вне зависимости от красивых фраз политической демагогии.
Либералы говорят об обратном перераспределении . От богатых к бедным. Но при таком перераспределении не происходит никаких фундаментальных изменений, лишь периферийные, появляется ещё одна группа богачей, те, кто стоит у распределительной кормушки. Система продолжает делать богатых богатыми, а бедные так и остаются бедными.
Система нейтрализует массовый протест тем, что предоставляет доступ к кормушке наиболее агрессивным группам из низов, даёт возможность подняться части образованного среднего класса и создаёт впечатление, что успех доступен всем.
20% удачливых, а это 60 миллионов человек, добились успеха в ожесточенной борьбе за высокооплачиваемые работы, или сумели занять те ниши в бизнесе, которые пока не захватили крупные корпорации. У них не только высокие доходы, они также широко представлены во всех средствах массовой информации, их голоса хорошо слышны. И они убеждают публику в том, что труд путь к успеху, «Посмотрите на нас, мы добились всего своим трудом».
Экономист Лестер Туров понимает механизм успеха несколько иначе: «Успех не достается тем, кто тяжело и продуктивно работает, успеха добиваются только те, кто умеет манипулировать людьми и капиталом.»
Сила системы держится на неколебимом убеждении общества, воспитанном той же корпоративной системой, что в условиях конкуренции возможности есть у всех, а вмешательство в экономику государства и общественных организаций может только помешать её естественному развитию.
Европейцы в течении последних 100 лет голосовали за социальные реформы и, несмотря на две мировые войны, оказавшие катастрофический эффект на экономику, сумели добиться уровня благополучия не меньшего, чем «американский стандарт жизни», и создать систему, в которой доходы распределяются более или менее равномерно. Государственный контроль над корпорациями привёл к значительно меньшему разрыву между доходами высших и низших классов. В Европе, он, в среднем, в 10 раз меньше, чем в США.
Гигантская разница в оплате труда, тем не менее, не вызывает общественных протестов, так как сложность сегодняшней экономики, в которой утрачены видимые связи между производством, продажами, зарплатами и доходами, позволяет скрыть простой закон физики: ”Если у кого-то стало больше, значит у кого-то стало меньше».
Kак говорил ещё в XIX веке Марк Твен: «Труд один из процессов, в котором одни добывает богатство для других». Житейская мудрость начала двадцатого века, когда принципы распределения доходов были ещё достаточно наглядны, гласила: «Кто такой миллионер? Это тот, кто присваивает себе заработанное миллионами.»
По сообщению журнала Форбс, за 12 лет, с 1990 по 2002 год, оплата среднего менеджера корпорации выросла в 10 раз, т.е на 600%, доходы среднего класса на 20%, а доходы трети населения на 2%.
Президенты компаний, входящих в состав наиболее престижных, Fortune 500, получают около 5 миллионов долл. в год, руководители таких кампаний, как Coca-Cola, Occidental Petroleum и Intel, «зарабатывают» по 100 миллионов. Роберт Гозьета, глава фирмы Кока-Кола получил 400 миллионов. Компенсация за шесть лет работы Филлипа Найта, директора фирмы «Nike», производящей спортивную обувь, составила 4 миллиарда.
В Европе, Японии и Канаде общественное мнение не допускает возможности выплаты огромных сумм менеджерам, во много раз превышающим средний заработок. В Германии, средняя оплата руководителя корпорации в 20 раз больше оплаты среднего работника, в Японии в 16 раз, в Норвегии в 3 раза. В Соединенных Штатах в 500 раз.
Дэвид Гордон, профессор Новой Школы Социальных Исследований в Нью-Йорке: «Тщательно скрываемым секретом американской экономики является то, что 10% процентов населения становятся богаче не за счёт собственных способностей или удаче, а за счёт 90% работников, чья зарплата понижается каждый год, и за счёт этих 90% и растёт заработок класса менеджеров.»
Но, две трети американцев на вопрос , нужно ли позволять менеджерам корпораций получать сотни миллионов долларов в виде компенсаций за их титанический труд, в то время как 30 миллионов жителей страны живут ниже уровня бедности, ответили «да». Следовательно, речь может идти не о «тщательно скрываемом секрете», о котором говорит Давид Гордон, а о незыблемом убеждении масс, что победитель должен получить всё.
Роберт Конквест, британский писатель и социолог, яростный борец с немецким фашизмом и советским коммунизмом: «При юридически равных правах, которые демократия предоставляет всем, возникает естественный перевес цепких, наглых и аморальных». Но жертвы «цепких, наглых и аморальных» не склонны к морализаторству, когда это касается бизнеса, надеясь, в будущем, войти в их состав.
Средний американец не чувствует себя представителем кого-либо класса, он уверен, что богатство и бедность не связаны с принадлежностью к какому-либо классу, всё зависит от личных способностей и удачи.
Американец считает свою судьбу уникальной, и его не интересуют принципы, на которых построено общество, он приучен видеть окружающий мир лишь через призму своего личного опыта, из которого нет выхода на обобщения, пускай обобщают социологи, его жизнь уникальна и обобщениям не поддаётся. Он приучен видеть мир с позиций одиночки, и всё, что происходит вне его личных интересов, его не волнует. Кроме того он верит, что огромный разрыв доходов в американской системе результат свободной конкуренции, но это результат политики самих корпораций, поддерживаемых государством.
Средства массовой информации никогда на затрагивают эту скользкую тему, в громе информационного водопада, обрушивающего на публику многие тонны пустяков, голоса тех, кто пытается об этом говорить, не слышны.
Но вот один из этих голосов: «Если ты не имеешь права на часть дохода, а получаешь фиксированную зарплату, ты ограблен. Если ты не имеешь права на участие в принятии решений, которые касаются тебя и тысяч твоих коллег, ты ограблен. И те, кто грабит тебя, отлично знают, что они делают. Они знают, как много они получают от тебя, и как мало они тебе дают. Они не только крадут твои деньги, они крадут твою жизнь». Майкл Вентура.
До первой половины XX века самые большие доходы приносило индустриальное производство, во второй половине века индустрия сервиса стала занимать всё более прочные позиции, а, в конце века XX, самые большие доходы стала приносить индустрия финансов.
Президент Кальвин Кулидж в 1925 году, провозгласив лозунг «American business is business», «дело Америки делать дело», дал новое определение Американской Мечте, к этому времени потерявшей свой религиозный фундамент, заложенный Отцами-Пилигримами. Американская идея свободы личности, пройдя через три столетия своего развития, трансформировалась к 20-м годам прошлого века в свободу участия в создании личного богатства.
20-е годы были эпохой Процветания, всеобщего благополучия. Исчезла безработица, так как Америка поставляла в разрушенную войной Европу огромный объём своих товаров и получала огромные дивиденды с военных займов европейским странам. Заработная плата американских работников была в несколько раз выше, чем у европейцев, те же, кто был вовлечён в бизнес, в деловую игру, вкладывал деньги в акции, получали небывалые прежде прибыли, причём количество внезапно разбогатевших исчислялось уже не тысячами, как в прежние времена, а миллионами. В борьбу за богатство включились многие слои населения.
В доиндустриальную эпоху борьба за богатство проходила только внутри правящего класса, низшие классы в ней не участвовали, они принимали условия своей жизни без всякой борьбы, так как экономический статус был закреплен за каждым классом, и он не менялся веками. После I-ой Мировой войны, на волне необычайного роста индустриального производства, в битву за богатство включились массы, и война всех против всех превратилась в общепринятый стиль жизни цивилизованного мира.
В каждой стране война всех против всех имела свои особые формы, своё идеологическое обоснование, связанное с национальными традициями, национальной историей и политическим устройством. На Западе это была борьба за богатство, в Советской России борьба за богатство имела особую форму, это была борьба за власть, так как только принадлежность к ее вертикали давала возможность элементарного физического выживания.
Новые политические лозунги появившиеся в 20-ые годы: советские: «Борьба с классовым врагом», «Борьба с пережитками», «Борьба за повышение труда», «Борьба за высокий урожай», американские: «Конкурентная борьба», «Борьба с бедностью», «Борьба с преступностью». «Моя борьба», назвал свою программную книгу Адольф Гитлер. Все виды и формы общественных отношений стали восприниматься как борьба.
В Германии и России борьба в политике и экономике направлялась и контролировалась государством, большая часть населения была лишь инструментом, который использовали борцы, политическая номенклатура. В США, в условиях экономической демократии, в борьбу за богатство были втянуты все слои населения, и она отличалась от других стран небывалой в истории размахом и интенсивностью.
Теория борьбы всех против всех была сформулирована ещё в XVII веке английским философом, Джоном Локком, его краткая фраза,«каждый сам за себя», стала квинтэссенцией жизненных постулатов наступающего Нового Времени. В XIX веке Дарвин перевел философские и политические идеи Локка на язык науки о человеке, антропологии. В его категориях, человек высшее животное в животном царстве, находящееся в постоянной борьбе за выживание, в которой побеждает сильнейший. Человек произошел от обезьяны, он часть природы, а в природе не существует души, только «воля к жизни».
Теория Дарвина обосновала и оправдала борьбу за материальные богатства, конкуренцию, как главную силу эволюции и Прогресса. Конкуренция приводит к власти сильных, только они способны изменять и совершенствовать общество.
Точнее и откровеннее Дарвина и Локка, о жизни, как борьбе всех против всех, говорил Ницше, который считал, что общество может развиваться только благодаря ставке на сильных, сочувствие к слабым разрушает сами основы жизни, лишает общество динамики, эксплуатация слабых сильными органическая функция жизни.
Идеи Ницше были дискредитированы в общественном мнении тем фактом, что его имя и его философия были взяты на вооружение фашисткой пропагандой, но в практике экономической демократии на принципах, провозглашенных Ницше, строятся многие формы общественных отношений.
Американский экономист Грэм Самнер писал в середине XIX века: «У нас есть только две альтернативы, свобода конкуренции, в которой побеждают сильнейшие, что приведет к выживанию всего лучшего и уничтожению худшего, или отсутствие свободы и победа худшего над лучшим.»
Ал Дунлап, президент Sunbeam Corporation, кампании, занимающейся высокими технологиями, не философ, он человек практики, а практика подтверждает идеи, высказанные в XIX веке: «Для того, чтобы индустрия была конкурентоспособной она не должна быть озабочена судьбами людей. Индустрия это не церковь, школа, колледж или филантропический фонд.»
Альтернативой конкуренции было сохранение статус-кво христианских нравственных норм, т.е. осуждение борьбы между людьми за улучшение своей жизни, социальная и экономическая пассивность, и сохранение многовековой традиции, освященной авторитетом церкви, разделение общества на немногочисленную элиту и основную массу населения, живущую в вековой нищете.
Конкуренция дает каждому возможность стать победителем и, хотя большинство потерпят поражение, в процессе конкуренции будут созданы такие богатства каких не знала человеческая история и часть этих богатств получат и побежденные.
Но, для того чтобы конкуренция была эффективной, общество должно распрощаться с традиционной христианской этикой, «все люди братья». У экономики одна задача, создание богатств, а всеобщее братство это филантропия. А филантропия ничего не создает она только распределяет то, что уже создано.
Религия говорит о духовных, нравственных ценностях, экономика о ценностях материальных, и должна быть безжалостной к слабым, непродуктивным работникам, иначе рост производства замедлится, общественное богатство уменьшится. Те, кто неприспособлен к условиям, в которые ставит работника индустриальное производство и бизнес, мобилизации всех физических и психологических ресурсов, должны быть выброшены из игры, они становятся излишним, тормозящим движение балластом. В конкурентной борьбе успех одного означает поражение многих, но это неизбежная плата за материальное процветание всего общества. Мораль не создает общественные богатства.
Немецкий социолог Макс Вебер в своей работе, опубликованной в начале XX века «Капитализм и протестантская этика», показал как из идеологии протестантизма вырастала этика бизнеса. «Победитель (в конкурентной борьбе) получает не только богатство, он получает билет в рай», писал о слиянии морали протестантизма с моралью бизнеса Алексис Токвиль.
Джон Морган, создатель банковской системы Америки, был человеком глубоко религиозным, на свои средства строил церкви и выступал в них с воскресными проповедями. Одна из его наиболее известных сентенций: «Я ничего не должен обществу. Свои деньги я получил от Бога». Моргана называли бароном-грабителем, он сделал свои деньги на финансовых махинациях, оставив своих партнеров по бизнесу нищими и получил свой «билет в рай». По определению Марка Твена, источник богатств финансиста это «деньги ленивых, неудачников и невежд, которые ему доверились».
Перед началом Гражданской войны Морган купил 5 тысяч сломанных ружей, хранившихся в арсенале нью-йоркского гарнизона, по 3 доллара за штуку, и продал их по 22 доллара за штуку в Вирджинии, где тогда шли активные военные действия и армии Севера срочно требовалось оружие. Одним росчерком пера он «заработал» около четверти миллиона долларов. Когда выяснились детали этой сделки, тогда Морган и произнёс в свою защиту ставшей знаменитой фразу: «Свои деньги я получил от Бога».
Свои деньги Морган получил от государства, в руках которого находились сбережения всего населения США в виде налогов. Государственные деньги, т.е. деньги принадлежащие всему обществу, использовались и используются сегодня для создания богатств отдельными предпринимателями и корпорациями, хотя со времен Моргана в этой сфере произошел значительный прогресс, передача общественных средств корпорациям узаконена.
По определению Карла Маркса источник богатств бизнесмена прибавочная стоимость, ее создает не бог, а работник, он создает богатства для капиталиста и финансиста.
Экономисты ХХ века, века новых технологий, видят этот процесс по другому, богатство является результатом использования в бизнесе новых машин, новой техники, новых методов производства. Экономист Торстейн Веблен, однако, утверждал, что механизация делает бизнесмена богаче не столько за счёт использования самих машин, сколько за счёт приспособления работника к машине. Работник сложнее машины, умнее машины, его творческий подход возмещает примитивность машины, что и делает бизнесмена богачом. Бизнесмен переводит человеческое богатство в богатство материальное, превращая работника в придаток к машине, а само общество в фабрику для производства все большего количества товаров. Бизнес организует труд многих людей, получающих средства к существованию, но большая часть результатов их труда достается организатору бизнеса, манипулирующего творческими ресурсами всего общества.
В идеале бизнесмен заинтересован в удовлетворении спроса населения в любом продукте, который можно продать. Но общественное благополучие не может быть целью бизнесмена, его цель как можно быстрее разбогатеть, и, если бизнес не приносит ожидаемых дивидендов он им просто не будет заниматься. Но прибыль он может получить, лишь создавая материальные богатства для всего общества.
Богатство создаётся трудом миллионов работников, но американский экономист Райт Милл в своих работах показал, что сам по себе труд может дать средства к существованию, но не может принести богатство. Богатство не зарабатывается, а приобретается в результате эксплуатации, манипуляций капиталом и прямым обманом. Экономика строится на принципе, «купи дешевле, продай дороже», поэтому успех бизнесмена зависит, прежде всего, от его умения продать что-то дороже, чем оно реально стоит или заплатить дешевле за то что стоит дороже. Этот фундаментальный принцип экономики изначально предполагает нарушение правил честной игры.
Если 10 человек, говорит Милл, ищут нефть и скупают участки земли в надежде обнаружить там нефть и находит нефть только один, это вовсе не означает, что он умнее или более трудолюбив, нежели остальные 9 владельцев участков. Это означает только то, что победитель имел больше средств нежели другие, чтобы нанять инженеров и получить информацию о том где нефть есть, информацию недоступную остальным, или, возможно, добыл её, подкупив государственных чиновников.
Милл не называет имён, но имеет в виду Джона Рокфеллера, который купил на государственном аукционе огромные участки земли в Техасе. Вместе с ним в аукционе участвовали сотни других, в надежде, что на их участках обнаружиться нефть. Но она была найдена только на участках приобретённых Рокфеллером, который получил информацию о местах залегания нефти на продаваемых участках, подкупив чиновников. Рокфеллер заплатил $40.000 за участки, на которых была нефть на десятки миллионов долларов.
В конкурентной борьбе значительную роль играет также случайность, как, скажем, в конкуренции между золотоискателями, одни находят самородки или золотую жилу, другие находят крупицы золота, которых достаточно только чтобы прокормиться, или не находят ничего. Объём труда вложен одинаковый, а результаты отличаются, как небо от земли.
Бизнес это игра в экономической сфере, и если вам не повезло, вам некого винить, если вы проиграли, значит были плохо подготовлены к игре. Как и в любой игре, в игре свободного рынка есть победители и побежденные, и, в глазах общества, это не противоречит идее социальной справедливости.
«Бизнес это спорт, в котором воля к победе, умение играть в команде, приводят к успеху, который выражается уже не в очках и голах, а долларах. Умение „play ball“ фундамент успеха в бизнесе, который собственно, и есть спорт», американский социолог Абель.
Разумеется, свободный рынок это игра, но в спортивной игре существуют символические знаки победы, как скажем, в футболе, количество голов в ворота противника. Но те, кто в спортивной борьбе проиграл, не теряют средств к существованию. Проигрыш в бизнесе может привести к жизненной катастрофе, но в общественном мнении, которое воспринимает бизнес как спорт, это уже вне моральных норм, таковы правила игры. Мораль понятие из другой категории.
В США, с расширением возможностей участия населения в экономической игре, традиционная религиозная мораль постепенно, шаг за шагом, уступала свое место новой морали, морали экономического прогресса. В Советской России уничтожение старой морали претворялось в жизнь наиболее наглядно, так как там проходила грандиозная ломка самих основ старой жизни.
«Новое лучше старого», провозглашали Советы и это был лозунг всех развивающихся индустриальных стран. Отказ от старого, дискредитация традиций, необходимость ускоренного развития, и Советский Союз следовал той же логике, что и весь цивилизованный мир.
Старые формы жизни, традиционные нормы морали в политике, экономике и повседневных отношениях должны были уступить своё место новым формам, новым нормам. Принцип индустриального прогресса, «Лес рубят щепки летят», в нём нет места морали или сочувствия к «щепкам».
Соединённые Штаты не нуждались в идейном обосновании этого принципа, стремление к новому и пренебрежение к старому, к традициям, было естественной чертой цивилизации Нового Света. Опыт старшего поколения не имел ценности в глазах поколения нового, и «пережитки прошлого», т.е. нормы традиционной морали, в Соединённых Штатах умирали естественной смертью. В Советском Союзе для борьбы с «пережитками» был создан огромный репрессивный аппарат.
Для западного мира не только традиционная мораль, но и идея индивидуального предпринимательства, создававшего богатства в первый период индустриального развития, также превратилась в пережиток на новом этапе развития капитализма.
Индивидуальный бизнес не мог удовлетворить разрастающийся рынок. Это могли сделать только крупные организации, корпорации. Только организации способны создавать сложные инфраструктуры без которых невозможен рост экономики во всем её объеме, они действенны лишь при централизации управления и контроля. Хотя принято считать, что основой экономики является конкуренция, но конкуренция эффективна лишь на первоначальном этапе развития какой-либо новой формы индустрии, для существующих, высоко организованных индустрий, конкуренция разрушительна.
В начале XX века, когда уже были созданы огромные экономические конгломераты, корпорации, Джон Рокфеллер произнёс свою пророческую фразу: «Индивидуализм в экономике должен умереть.»
Его кампания, Standard Oil, захватив почти весь нефтяной бизнес у множества мелких производителей, значительно повысила качество нефтяных продуктов и снизила цену с 60 центов до 10 центов за галлон. Преимущество корпораций перед индивидуальным бизнесом стало очевидным и наглядным. Однако процесс концентрации экономической власти, поглощение мелких бизнесов, небольших кампаний и корпораций огромными синдикатами, занял несколько десятилетий.
Россия же не имела развитых традиций индивидуального предпринимательства, и советское государство, с момента своего основания, стало единственной корпорацией владевшей всей экономикой страны. Государство, как единственная корпорация в стране, однако, было неспособно гибко реагировать на изменения в технологической и общественной сфере, так как его главной задачей было удержание и увеличение своей власти.
В Соединённых Штатах государство лишь одна из корпораций, самая мощная, рядом с которой, и вместе с которой, сотни корпораций создают широкую горизонтальную систему взаимосвязей, регулирующую конфликт интересов, т.е. конкуренцию, и создают плановое хозяйство характерное для социализма, поэтому эту систему принято называть «корпоративным социализмом».
Как писал экономист Джон Кеннет Гэлбрейт: «с каждым десятилетием всё более заметно, что современная экономика выглядит как социализм для крупных фирм и как свободное предпринимательство для мелких»
Капиталистическая система предполагает, что общество работает на интересы капитала, в системе социалистической (общественной), капитал работает в интересах всего общества. Америка сумела соединить капитализм и социализм в единое целое, сбалансировав интересы капитала и общества в целом.
Америка прошла большой путь от «дикого капитализма» ХIX века к цивилизованным формам экономической борьбы века ХХ-го. Но, период Великой Депрессии продемонстрировал «язвы капитализма» и началось строительство социальной структуры, в которой, обузданный государством, свободный рынок стал служить интересам общества. Франклин Д. Рузвельт, увеличив подоходный налог на корпораций до 80% процентов, создал программы пенсионного обеспечения, пособий по безработице, грантов на образование, т.е. создал социалистическую систему параллельную капиталистической. Тем не менее, Америка страна капитализма, так как капитал, а не общество, определяет и направляет его движение.
Европейские страны, Англия, Франция и Скандинавия, вполне обоснованно называют свою систему социалистической, так как государство, защищая интересы всего общества, активно вмешивается в экономический процесс и ограничивает права мощных экономических сил, корпораций, т.е тщательно следит за доминантой общественных интересов над интересами индивидуальными. В США же идея всеобщего благополучия всегда была чужда и неприемлема в условиях азартной экономической игры, ставки в ней делали все, но только победитель снимал весь банк. Таково правило игры,«победитель получает всё».
Победители, крупные корпорации, создали иную форму социализма, «корпоративный социализм», в котором общество добровольно подчиняется интересам корпораций, которые чтобы иметь свои доходы должны создавать богатства для всего общества и вынуждены, для собственной безопасности субсидировать социальные структуры, но их цель не процветание общества, а власть над ним.
«Корпоративный социализм» практически уничтожил реальную конкуренцию, создав несколько гигантских синдикатов поглотивших тысячи мелких и средних кампаний. В 1940 году существовало около 1000 крупных корпораций, контролировавших все виды индустрии. K 2000 году осталось лишь 100 крупнейших конгломератов, и две трети всей банковской системы принадлежали 50 банковским синдикатам.
Конкуренция в сложной экономической инфраструктуре разрушительна, так как рождает неконтролируемые стихийные силы, опасные для стабильности системы, поэтому она существует лишь в тех сферах, которые находятся в процессе становления. Сегодня это сферы сервиса и информационных технологий. Но, и эти индустрии в последние десятилетие начали создавать огромные корпорации, оттесняющие индивидуальный бизнес на периферию.
По-видимому, общая тенденция должна привести к советской модели, правда, в иной форме, единого корпоративного конгломерата, слившегося с государственным аппаратом и, таким образом, свести конкуренцию к приемлемому уровню.
К тому моменту, когда сотни мелких и крупных кампаний пройдут через процесс консолидации, на рынке останется лишь несколько десятков гигантских корпораций, и конкуренция почти полностью исчезнет. Сохраниться лишь конкуренция за высокооплачиваемые работы внутри самих корпораций. То есть будет создана система подобная советской, выполняющая ту же задачу, полный, тотальный контроль экономики и работников. Эта тенденция чувствуется уже сегодня работниками крупных корпораций.
Кэйт Дженнингс, работавшая во многих крупнейших финансовых фирмах на Уолл-Стрите: «Когда вы входите в офис крупной корпорации, вы кожей чувствуете, что страх висит в воздухе. Здесь персональные досье на каждого, цензура, дезинформация и разнообразные формы слежки являются стандартной практикой, также как и в Советском Союзе. Наша система значительно отличается от советской, она имеет корпус, декорированный блистательными идеалами прославленной американской демократии. Мотором же является всё та же тотальная система контроля, отличающаяся от советской по своим формам. Там была одна корпорация, государство, в нашей системе множество корпораций, но работают они по тому же принципу, принципу советской бюрократической машины.»
Работник в экономической системе является формой ресурсов, наравне с ресурсами материальными. Корпорации высоко ценят свои «человеческие ресурсы», в советской терминологии «кадры». На первых этапах индустриального развития материальные ресурсы считались важнее ресурсов человеческих, поэтому в этот период эксплуатация, как на Западе, так и в России, была откровенно бесчеловечной.
Сегодня работник становится более ценен, чем материал или машины с которыми он работает, не только его квалификация, но и его психологическое состояние принимается в расчёт, поэтому эксплуатация и контроль приобретают с каждым десятилетием всё более цивилизованные, гуманные формы.
Кампании предоставляют своим работникам кондиционированные помещения, удобную мебель, бесплатное кофе, печенье, фильтрованную воду, доставляет ланч из ближайшего МакДоналдса и подслушивают телефонные разговоры между работниками, скрытые и открытые видео камеры следят за каждым движением.
По данным Американской Ассоциации Менеджмента 2006 года 80% всех корпораций имели средства активной слежки за своими служащими. Прослушиваются и записываются до 40% всех телефонных разговоров, всей электронной почты. Видеокамеры слежения устанавливаются не только в рабочих помещениях, но и в кафетериях и туалетах кампаний.
Российские корпорации сегодня также создают системы слежки и контроля своих работников, используя современные технологии, и они более эффективны нежели советское КГБ, которое работало с небрежностью и безалаберностью характерной для всех работников советской экономики, кроме военной индустрии.
Ford, Polaroid, Proctor&Gamble, посылают своих работников на курсы «повышения человеческого потенциала» (human potential), проводимые корпорацией New Age. Как пишет Wall Street Journal: «Большинство программ имеют одну простую задачу, увеличить производительность труда.»
«Повышение человеческого потенциала» это тщательно разработанные методики, увеличивающие коэффициент полезного действия работников, или, как называют эту заботу о работнике в просторечии, «отжимание пота».
Сегодня, судя по массовой прессе, не существует классовых конфликтов, характерных для первой половины ХХ века. Тогда, в конфликте интересов корпораций и работников принимали активное участие профсоюзы, возглавлявшие рабочее движение и добившиеся введения многочисленных законов о защите труда.
Сыграв значительную роль в первой половине века, во второй его половине профсоюзы начали терять свою популярность и почти ушли с общественной сцены. Утрата профсоюзами силы и влияния была связана не только с тем, что трудовое законодательство более эффективно начало выполнять ту роль, которую когда-то выполняли профсоюзы, но и с утратой профсоюзами доверия в рабочей среде.
В 1980-е годы начались громкие процессы над главарями мафии и были выявлены тесные связи между отдельными профсоюзами и мафиозными группами, и это стало последней каплей недовольства профсоюзами в рабочей среде. Ещё до уголовных процессов над профсоюзными лидерами было очевидно, что профсоюзы не столько защищают интересы работников, сколько свои собственные интересы, удержание власти.
В борьбе с менеджментом корпораций лидеры профсоюзов претендовали на свою долю контроля над производством, который использовали для личных целей, и, в процессе, перестали отличаться от работодателей в своих задачах, интенсификация труда, поддержание трудовой дисциплины, и превратились в младших партнёров менеджеров корпораций. Американские профсоюзы стали тем же инструментом поддержания статус-кво, каким были профсоюзы в Советском Союзе.
С исчезновением профсоюзов значительно повысилась интенсивность труда, уменьшилась оплата, исчезли многочисленные социальные программы, проводившиеся корпорациями для своих работников, и угроза увольнения, без какой-либо мотивации со стороны работодателя, превратилась в реальность для всех уровней работников. Корпорации стали более продуктивны, их доходы растут и, хотя, где-то далеко и глухо звучат голоса протеста против ужесточения условий труда, они почти не слышны, за ними нет организованной силы.
Социальная несправедливость перестала быть темой яростных дебатов, проходивших ещё недавно, в 50-70-е годы. Социальная мобильность, постоянные смены места работы, характерные для индустрии сервиса, а именно сервис, обслуживание, становится доминирующей индустрией постиндустриального общества, заглушает протест.
В период индустриального развития промышленность использовала миллионы работников, часто занятых на одном и том же заводе, фабрике, десятки лет. В атмосфере постоянных контактов формировалась рабочая солидарность и осознание несправедливого распределения результатов труда. Сегодня средняя продолжительность работы на одном месте не более 2-3 лет. Мобильность экономики не даёт возможности устанавливать прочные связи между людьми, каждый работник существует в социальном вакууме, а в одиночку бороться с «Организацией» он не может. Сегодня свои права работник должен защищать сам.
Освободившись от опеки профсоюза, оставшись один на один с корпорацией, работник может использовать законы о защите труда и обратиться за помощью к адвокату, на оплату которого, у подавляющего большинства, просто нет средств. Одиночка не может противостоять организации, интересы которой защищают целые армии высококвалифицированных и высокооплачиваемых адвокатов, умеющих манипулировать законом в своих интересах, и в этой свободной конкуренции одиночки и организации, как всегда, выигрывает сильнейший.
Но и сами законы о труде сформулированы таким образом, что дают все преимущества работодателю. В 1886 году было принято законодательство, давшее корпорациям те же гражданские права, что и отдельному индивиду. Права на участие в конкуренции у индивидуального предпринимателя и у корпорации, с сотнями работников и огромным капиталом, стали равными, а ущемление прав корпораций, в глазах закона, стало равноценным нарушению прав индивида в свободной экономической игре. Работник же корпорации не может иметь своих индивидуальных прав, так как они должны совпадать с правами корпорации, которая его эксплуатирует.
В 1994 году медицинская сестра подала в суд на госпиталь, который уволил её за критическое замечание в адрес администрации. В разговоре с коллегой она осудила практику администрации, переводящей сестер из одного специализированного отделения в другое, что, по ее мнению, приводило к многочисленным ошибкам из-за незнания медицинского персонала одного отделения специфики работы другого. Коллега сообщила администрации о содержании разговора. Сестра была уволена. Формулировка причины увольнения: «отсутствие поддержки административным решениям руководства больницы».
Верховный суд США, куда обратилась уволенная медсестра, нашёл причины увольнения вполне обоснованными: «Когда работник, получающий зарплату от организации, открыто выражает мнение противоречащие мерам по эффективности организации, он может быть уволен.» После увольнения сестра имела законное право выражать своё мнение свободно. Но где? Медсестра попала в чёрный список, закрывший перед ней двери всех больниц в стране. Корпорации должны быть свободны в использовании своиx человеческие ресурсoв, от этого зависит их успех в конкурентной борьбе.
Авиа-индустрия, после 11 сентября 2001 года, объявила о необходимости финансовой поддержки государства, иначе будут уволены около сотни тысяч работников. Авиа-кампании получили государственные субсидии в размере 15 миллиардов долларов и уволили 115 тысяч работников.
Для корпораций конкурентная борьба проходит не в сфере приспособления к потребностям рынка, а за государственные дотации, правительственные контракты, за субсидии на развитие производства, за уменьшение налогообложения и другие формы государственной поддержки.
Считается, что экономика построена на принципе индивидуального предпринимательства и это так, если рассматривать крупные корпорации как индивидуальных предпринимателей. Но малый бизнес, в котором работает большая часть населения, не может надеяться на государственную поддержку, он маневрирует на постоянно меняющемся рынке, где лишь 10% индивидуальных бизнесов доживают до второго года своего существования, и 5% до второго.
Но, и в случае сохранения бизнеса на более длительное время, «независимый» предприниматель, если он не втянут в нелегальные операции, может надеяться только на минимальный доход. Чтобы удержаться на плаву, он использует большую часть своих доходов только для ведения бизнеса. Он сам устанавливает себе зарплату, и она часто ниже, чем у средних работников корпораций, а работает более интенсивно, с большей энергетической отдачей. У него нет установленных часов работы, он служит своему бизнесу 24 часа в сутки, и поэтому чувствует себя свободным, ведь он не должен сидеть на работе с 9 до 5. Он экономически свободен, свободен в своем решении продолжать бизнес, приносящий минимальные доходы, или «уволить» себя, и начать новое дело.
В корпоративной системе работник также свободен, свободен переходить из одной корпорации в другую. Реальной же свободой обладают только те, кто взобрался на верх социальной пирамиды, вошёл в «номенклатуру», внутри которой они полностью защищены, и выпасть из неё он может только в абсолютно экстремальной ситуации.
Предполагается, что конкуренция между корпорациями проходит в борьбе за потребителя, за наиболее качественный продукт. Этот принцип был провозглашён в XVIII веке Адамом Смитом. В конкурентной борьбе выигрывает тот, кто поставляет на рынок наиболее качественный продукт. Имя Адама Смита использует высокопарная демагогия крупных корпораций, но уровень качества любого товара, продукта, определяется экономической формулой, известной под названием «закон Грэма», дорогой, высококачественный товар не может долго удержаться на рынке, его неизбежно вытесняет дешёвый продукт, качество которого находится на самой низкой границе вкуса массового потребителя.
Адам Смит говорил о сельскохозяйственной стране, только вступавшей в индустриальную фазу развития. Но за 200 лет, прошедших со времён Адама Смита, экономическая жизнь в корне изменилась, основное поле экономики занимают не индивидуальные предприниматели, а корпорации, а у них другие цели.
Крупнейшая энергетическая корпорация страны, «Enron» в течении многих лет вкладывала многомиллионные средства в создание образа кампании с чувством социальной ответственности. Лозунг кампании «Лидеры нашей корпорации должны быть образцом служения обществу». После раскрытия многомиллиардной аферы, проведённой корпорацией, ограбившей сотни тысяч потребителей и акционеров, её лидеры получили тюремные сроки от 10 до 15 лет за финансовые махинации.
У корпорации нет, и не может быть, ответственности перед всем обществом, её нет и у работника корпорации. Работник не несёт никакой ответственности перед обществом, он прежде всего профессионал, для него существует только ответственность за конкретное дело, которое он делает.
В фильме «Мост через реку Квай», капитан Николсон, военный инженер, профессионал высокого класса, заключённый в японском лагере для английских военнопленных, с гордостью выполняет поставленную перед ним японцами задачу построить мост в непроходимых джунглях, и выполняет то, что кажется невыполнимым. Во имя дела он не щадит ни себя, ни смертельно измождённых английских солдат. Мост построен. Через него японцы перебросят воинские подразделения и технику, и уничтожат форпосты английской армии, до существования моста бывшие для японцев недостижимыми.
История капитана Николсона это история истинного профессионала, но, так как это происходит в экстремальных условиях, впечатление шокирующее. В нормальных же условиях, эта позиция не вызывает осуждения.
Героя фильма «Risky Business», «Рискованный бизнес», которого играет Том Круз, также можно назвать профессионалом, начинающим профессионалом, он сын обеспеченных родителей, мечтающих о том, что их сын поступит в школу бизнеса Принстонского университета. Герой Круза, в тот момент, когда родители отбыли в отпуске, устраивает в доме бордель для учеников школы, в которой сам учится, и проводит титаническую работу по созданию нового бизнеса, сексуального сервиса, и действует как истинный профессионал. Его антреприза оказывается чрезвычайно успешной благодаря исследованию запросов рынка, особенностей потребителя и деталей бухгалтерии.
Представитель Принстонского университета, появляющийся в доме родителей Круза чтобы провести тестирование кандидата на учёбу в престижной школе бизнеса, застает абитуриента в процессе деловой активности, и его эффективность настолько впечатляет вербовщика, что он, без всяких сомнений, вручает начинающему бизнесмену документ о приёме в университет.
В другом фильме Круза, «Firm», герой, выпускник юридической школы, начинает работать в адвокатской конторе, обслуживающую мафию. Фирма помогает мафиозным боссам отмывать грязные деньги. Как говорит один из руководителей фирмы, наставник Круза: «being a tax lawyer has nothing to do with the law — it’s a game», «юрист не имеет ничего общего с законом, это азартная игра». Любой бизнес это игра, а в игре существуют лишь правила, мораль относится к другой категории, скажем, к филантропии, которая, впрочем, также является большим бизнесом.
Возможно, фильм отражает современное падение морали, но мораль была на том же уровне и 100 лет назад. Рекламное объявление адвоката в аризонской газете конца XIX века: «Если вы под судом или судите кого-то, то я человек, который вам поможет. Если за вами числятся вымогательство, грабеж, намеренный поджог, за моей спиной вам нечего бояться. Я редко проигрываю. Из одиннадцати убийц я сумел оправдать девять. Приходите пораньше, и вы избежите ожидания в очереди.»
Реклама юриста XIX века сегодня выглядит курьёзом, за полтора века юристы научились цивилизованной форме привлечения клиентов, откровенный цинизм сегодня осуждается, он нерентабелен, и, в то же время, происходит постепенное возвращение к самым циничным формам обмана во всём обществе.
Как говорят юристы, находящие лазейки в законодательстве для своих клиентов: «Это, конечно, аморально, но вполне законно». Низшие классы чувствуя себя обманутыми, ведь богатство элиты создаётся их минимально оплачиваемым трудом, также считают себя в праве нарушать закон, снисходительный к богатым. Низшие классы, нарушая закон, могут сказать: «это, конечно, незаконно, но вполне морально.» Таким образом, все классы имеют оправдания нарушая закон, никто не верит в правила честной игры.
Правда, корпорации получают, благодаря своему творческому подходу к закону, сотни миллиардов долларов, а нетворческое, прямое, индивидуальное нарушение закона по стране в целом, приносит, по статистике 2000 года, не более 6 миллиардов.
Корпорации тщательно следят за соблюдением престижного образа своих кампаний, блокируют всю негативную информацию, чем занимается специальный отдел «Damage control», а внутри корпорации не только ведут контроль над поведением сотрудников, но также занимаются воспитанием лояльности своих работников, у каждого работника должно быть ощущение, что судьба и благополучие корпорации есть и его судьба.
В Советской России лояльность по отношению к государству, к власти, формировалась на идее ответственности каждого перед другими, перед всем обществом. Американец же лоялен лишь по отношению к той кампании, в которой он в данный момент работает. Ответственность он чувствует лишь перед своим работодателем-кормильцем, и ему нет дела до благополучия всего общества. Компания может беспощадно эксплуатировать своего работника, но убеждает: «Все мы партнёры в одном бизнесе», т.е. все вместе мы противостоим всему остальному обществу.
Для того, чтобы создать у работников ощущение их значимости внутри корпорации, менеджмент даёт новые названия различных профессий. Продавцы и коммивояжеры становятся sales representatives, customer consultants, операторы и диспетчеры, management engineers, руководители отделов получают звания вице-президентов. Количество вице-президентов в некоторых компаниях достигает нескольких десятков. Название должности, однако, не изменяет уровня значимости решений, которые они принимают. Они остаются всё теми же продавцами, операторами или руководителями отделов.
Многие кампании создают Доски Почёта, на которых вывешиваются фотографии «Лучшего работника месяца» или «Лучшего работника года». В Америке нет ордена «Героя капиталистического труда», но титулы и звания, также как и в Советской России, должны примирить работников с низкой оплатой труда и скрыть истинное распределение влияния и власти.
Истинные герои не они, а менеджмент корпорации, который получает в десятки или в сотни раз больше среднего работника, а работает часто меньше и менее продуктивно, чем средний работник. Менеджмент увеличивает свою зарплату в независимости от выигрыша или проигрыша компании, а за неумелое руководство кампанией расплачивается рабочий, а не менеджмент: «Мы все должны нести жертвы», и зарплата работников уменьшается при проигрыше кампании, и не поднимается в случае её успеха.
Антитрестовские законы и перераспределение доходов широко развернулось в период Франклина Делано Рузвельта и было продолжено Джоном Кеннеди и Линдоном Джонсоном, что дало мелким и средним бизнесам возможность участвовать в конкурентной борьбе. В 50-е-70-е годы сформировался обеспеченный средний класс, он смог добиться расширенных прав на рынке труда, так как большой бизнес в то время был ограничен в своих маневрах антимонопольными законами. В атмосфере государственного и общественного контроля над действиями корпораций материальное процветание стало достоянием большинства населения.
Казалось, что рост корпораций, неконтролируемый государством, приведёт ко всеобщему благополучию, что свободный от ограничений рынок обогатит всех. Успех большого бизнеса стал главной заботой государства, ответственность государства за защиту интересов среднего класса и бедняков утратила свою актуальность.
В 1980-е годы администрация Рональда Рейгана, отражая общественное настроение, сняла многочисленные ограничения с деятельности большого бизнеса. Доходы значительной части среднего класса начали расти вместе с ростом доходов корпораций, появилась уверенность в том, что уже нет необходимости в общественном и государственном контроле над равномерным распределением экономических возможностей.
Государство, перестав вмешиваться в процесс экономического развития и создавать условия для равных возможностей в конкурентной борьбе, открыло ворота для сильных и перестало защищать слабых, т.е. перестало выполнять свою главную функцию, регулятора общественных отношений между экономическими интересами различных общественных групп.
С начала 90-ых годов разрыв между доходами деловой и профессиональной элиты и основной массы работников стал настолько ощутим, что это стало угрожать социальной стабильности американского общества. Надежды среднего класса на то, что они также войдут в число победителей, не оправдалась. На верхушку пирамиды смогли подняться лишь немногие.
«Средний класс не стал беднее за последние несколько лет, но он не стал и богаче, а именно это ожидалось как результат роста экономики», Лестер Туров, декан школы Бизнеса Массачусетского Института Технологии, МИТ.
Ральф Нейдер, политический активист: «Наша система это система корпоративного социализма, в которой часть заработков миллионов, в виде налогов, идут на укрепление мощи корпораций, а все просчёты, неудачи несостоятельного менеджмента и откровенный грабёж работника и потребителя оплачивает всё общество.»
Советский экономический менеджмент, «командиры производства», номенклатура, полностью подчинялась партийно-государственному аппарату, была достаточно уязвима. Случайные ошибки, неосторожность в борьбе за власть могли привести к резкому снижению статуса. Американская экономическая номенклатура настолько уверена в своей неуязвимости, в том, что их власть сильнее власти государства, что им не приходит в голову скрывать этот очевидный факт.
Так, когда Давиду Рокфеллеру, наследнику огромной нефтяной империи, в 60-е годы предложили выставить свою кандидатуру на должность президента США, он ответил: «Для меня это было бы понижением статуса». Рокфеллер мог это сказать не опасаясь общественного мнения, так как в глазах большинства, бизнес, создающий богатства, важнее и значимее для общества, чем государство, эти богатства распределяющее.
Общественное мнение может осуждать государственную политику, но почти никогда не посягает на авторитет корпораций, они работодатели, от них зависит жизнь миллионов. А направление государственной политики определяется теми, кто ее финансирует. Несмотря на возникающие время от времени противоречия между государственным аппаратом, его чиновниками и интересами корпораций, они партнеры, хотя иногда и конфликтующие. Главной задачей государства является создание равных возможностей для всех групп населения, но государство лишь время от времени вмешивается в экономический процесс и, как правило, в пользу корпораций.
Основную массу среднего класса составляют наёмные работники корпораций, в условиях постоянных организационных изменений и технологической революции они становятся жертвами массовых увольнений, уменьшения заработной платы, повышения производительности, интенсификации труда, ухудшение условий труда и снижение зарплаты, которые считаются основным достижением руководителей, за это они и получают астрономические суммы.
Клинтон, в 1992 году, во время предвыборной кампании, играя на чувстве опасности благополучию общества, в ситуации огромного разрыва доходов различных классов, говорил: «The rich get the gold mine and middle class gets the shaft». В русском переводе: «Богатые получают бублик, а средний класс дырку от бублика». То, о чём говорил Клинтон, является фундаментальным, генетическим качеством капитализма, перераспределение богатства от бедных к богатым было и остаётся неизменным, вне зависимости от красивых фраз политической демагогии.
Либералы говорят об обратном перераспределении . От богатых к бедным. Но при таком перераспределении не происходит никаких фундаментальных изменений, лишь периферийные, появляется ещё одна группа богачей, те, кто стоит у распределительной кормушки. Система продолжает делать богатых богатыми, а бедные так и остаются бедными.
Система нейтрализует массовый протест тем, что предоставляет доступ к кормушке наиболее агрессивным группам из низов, даёт возможность подняться части образованного среднего класса и создаёт впечатление, что успех доступен всем.
20% удачливых, а это 60 миллионов человек, добились успеха в ожесточенной борьбе за высокооплачиваемые работы, или сумели занять те ниши в бизнесе, которые пока не захватили крупные корпорации. У них не только высокие доходы, они также широко представлены во всех средствах массовой информации, их голоса хорошо слышны. И они убеждают публику в том, что труд путь к успеху, «Посмотрите на нас, мы добились всего своим трудом».
Экономист Лестер Туров понимает механизм успеха несколько иначе: «Успех не достается тем, кто тяжело и продуктивно работает, успеха добиваются только те, кто умеет манипулировать людьми и капиталом.»
Сила системы держится на неколебимом убеждении общества, воспитанном той же корпоративной системой, что в условиях конкуренции возможности есть у всех, а вмешательство в экономику государства и общественных организаций может только помешать её естественному развитию.
Европейцы в течении последних 100 лет голосовали за социальные реформы и, несмотря на две мировые войны, оказавшие катастрофический эффект на экономику, сумели добиться уровня благополучия не меньшего, чем «американский стандарт жизни», и создать систему, в которой доходы распределяются более или менее равномерно. Государственный контроль над корпорациями привёл к значительно меньшему разрыву между доходами высших и низших классов. В Европе, он, в среднем, в 10 раз меньше, чем в США.
Гигантская разница в оплате труда, тем не менее, не вызывает общественных протестов, так как сложность сегодняшней экономики, в которой утрачены видимые связи между производством, продажами, зарплатами и доходами, позволяет скрыть простой закон физики: ”Если у кого-то стало больше, значит у кого-то стало меньше».
Kак говорил ещё в XIX веке Марк Твен: «Труд один из процессов, в котором одни добывает богатство для других». Житейская мудрость начала двадцатого века, когда принципы распределения доходов были ещё достаточно наглядны, гласила: «Кто такой миллионер? Это тот, кто присваивает себе заработанное миллионами.»
По сообщению журнала Форбс, за 12 лет, с 1990 по 2002 год, оплата среднего менеджера корпорации выросла в 10 раз, т.е на 600%, доходы среднего класса на 20%, а доходы трети населения на 2%.
Президенты компаний, входящих в состав наиболее престижных, Fortune 500, получают около 5 миллионов долл. в год, руководители таких кампаний, как Coca-Cola, Occidental Petroleum и Intel, «зарабатывают» по 100 миллионов. Роберт Гозьета, глава фирмы Кока-Кола получил 400 миллионов. Компенсация за шесть лет работы Филлипа Найта, директора фирмы «Nike», производящей спортивную обувь, составила 4 миллиарда.
В Европе, Японии и Канаде общественное мнение не допускает возможности выплаты огромных сумм менеджерам, во много раз превышающим средний заработок. В Германии, средняя оплата руководителя корпорации в 20 раз больше оплаты среднего работника, в Японии в 16 раз, в Норвегии в 3 раза. В Соединенных Штатах в 500 раз.
Дэвид Гордон, профессор Новой Школы Социальных Исследований в Нью-Йорке: «Тщательно скрываемым секретом американской экономики является то, что 10% процентов населения становятся богаче не за счёт собственных способностей или удаче, а за счёт 90% работников, чья зарплата понижается каждый год, и за счёт этих 90% и растёт заработок класса менеджеров.»
Но, две трети американцев на вопрос , нужно ли позволять менеджерам корпораций получать сотни миллионов долларов в виде компенсаций за их титанический труд, в то время как 30 миллионов жителей страны живут ниже уровня бедности, ответили «да». Следовательно, речь может идти не о «тщательно скрываемом секрете», о котором говорит Давид Гордон, а о незыблемом убеждении масс, что победитель должен получить всё.
Роберт Конквест, британский писатель и социолог, яростный борец с немецким фашизмом и советским коммунизмом: «При юридически равных правах, которые демократия предоставляет всем, возникает естественный перевес цепких, наглых и аморальных». Но жертвы «цепких, наглых и аморальных» не склонны к морализаторству, когда это касается бизнеса, надеясь, в будущем, войти в их состав.
Средний американец не чувствует себя представителем кого-либо класса, он уверен, что богатство и бедность не связаны с принадлежностью к какому-либо классу, всё зависит от личных способностей и удачи.
Американец считает свою судьбу уникальной, и его не интересуют принципы, на которых построено общество, он приучен видеть окружающий мир лишь через призму своего личного опыта, из которого нет выхода на обобщения, пускай обобщают социологи, его жизнь уникальна и обобщениям не поддаётся. Он приучен видеть мир с позиций одиночки, и всё, что происходит вне его личных интересов, его не волнует. Кроме того он верит, что огромный разрыв доходов в американской системе результат свободной конкуренции, но это результат политики самих корпораций, поддерживаемых государством.
Средства массовой информации никогда на затрагивают эту скользкую тему, в громе информационного водопада, обрушивающего на публику многие тонны пустяков, голоса тех, кто пытается об этом говорить, не слышны.
Но вот один из этих голосов: «Если ты не имеешь права на часть дохода, а получаешь фиксированную зарплату, ты ограблен. Если ты не имеешь права на участие в принятии решений, которые касаются тебя и тысяч твоих коллег, ты ограблен. И те, кто грабит тебя, отлично знают, что они делают. Они знают, как много они получают от тебя, и как мало они тебе дают. Они не только крадут твои деньги, они крадут твою жизнь». Майкл Вентура.
До первой половины XX века самые большие доходы приносило индустриальное производство, во второй половине века индустрия сервиса стала занимать всё более прочные позиции, а, в конце века XX, самые большие доходы стала приносить индустрия финансов.