Кащей_Бессмертный
02-10-2009 23:34:58
Шок глобализации: запоздалая дискуссия
Дискуссия о глобализации достигла нашей страны (Германии. - Примечание сост.) и потрясла ее с опозданием. В Великобритании, к примеру, о "g-word", слове, начинающемся на "г", вот уже более десяти лет ведут оживленные и плодотворные споры все политические партии с участием ученых-экономистов, социологов, политологов и историков. Тем неожиданнее оказался шок глобализации в Германии.
Одна из причин этого шока состоит в том, что, по преобладающему у нас мнению, глобализация односторонне связывается в первую очередь с уменьшением рабочих мест для местного населения и их перемещением в страны с низкой оплатой труда - и это в то время, когда общество, несмотря на непрекращающийся экономический рост и стремительно повышающиеся прибыли транснациональных концернов, терзает массовая безработица, напоминающая безработицу в Веймарской республике.
Наряду с этим можно назвать еще четыре причины политического шока, вызванного глобализацией и охватившего Центральную Европу, Францию, Австрию, Швейцарию, Италию и особенно Германию.
Во-первых, страны и общества с первичным экономическим самосознанием - "национализм немецкой марки", "экспортирующая нация" - чувствуют себя особенно ущемленными и подвергаемыми опасности со стороны надвигающейся якобы извне глобализации - этим детищем мирового рынка.
Во-вторых, социальные государства, такие, как Франция и Германия, относятся, в отличие от США и Великобритании, к странам, проигрывающим от процесса глобализации. Они попали в затруднительное положение из-за социальной политики в эпоху экономического глобализма: развитие экономики уходит из-под национально-государственного контроля, в то время как социальные последствия этого процесса - безработица, миграция, нищета - накапливаются в системе национального социального государства.
В-третьих, глобализация до основания потрясает самоидентификацию гомогенного, закрытого, замыкающегося на себя национально-государственного пространства, называемого Федеративная Республика Германия. Великобритания, напротив, была мировой империей, и глобализация для нее - лишь приятное воспоминание о прошлом. Правда, Германия тоже давно уже представляет собой глобальное пространство, в котором сталкиваются культуры мира и их противоречия. Но эта реальность до сих пор была затемнена господствующим представлением о себе как о в значительной мере гомогенной нации. Все это выяснилось в ходе дебатов о глобализации. Ибо глобализация, как уже говорилось, означает прежде всего денационализацию - эрозию, но и возможную трансформацию национального государства в государство транснациональное.
Шок глобализации как шок денационализации ставит под сомнение не только ключевые категории послевоенной идентичности немцев, корпоративную "Германию как модель" с ее специфической социальной системой. Этот опыт и вызов, в-четвертых, плохо согласуется в конечном счете с теми спорными проблемами, которые были вызваны объединением двух Германий. Ведь драма объединения (кое в чем напоминающая супружескую драму) обернулась тем, что немцы стали заниматься собой и задаваться вопросом, что осталось от "немецкой" общности после полувековой жизни врозь и какие элементы этой общности заслуживают того, чтобы идентифицировать себя с ними? И в ту фазу, когда у немцев пришла пора посмотреть на самих себя и задать себе вопросы, вдруг врывается сообщение о глобализации: национальное государство утрачивает, сверх запланированных уступок компетенций в рамках общего европейского рынка, суверенитет и субстанцию, причем во всех сферах - финансовых ресурсов, политической и экономической свободы действий, информационной и культурной политики, повседневной идентификации граждан. <…>
Если в угаре удивительного 1989 года еще считалось, что "срастается все, что по сути едино" (Вилли Брандт), то теперь в ходе дискуссии о глобализации ее участники приходят к выводу, что в основе этих надежд - и последующего разочарования в них - лежит устаревшее представление о национально-государственной идиллии. Если унаследованная модель национального государства вообще имеет шанс выжить в новой структуре власти, порожденной мировым рынком и транснациональными акторами и движениями, то только в том случае, если процесс глобализации станет критерием национальной политики во всех сферах (экономика, право, армия и т. д.)
Признать это не дано отдельным людям или общественным и политическим организациям по их собственному усмотрению. Новая ситуация, сложившаяся в мировом обществе, в результате которой становится фикцией представление о "национальном" продукте, национальных фирмах, национальной индустрии (и даже о национальных спортивных союзах), вынуждает под угрозой наказания в виде экономического, политического и культурного упадка с пониманием отнестись к возможностям, идеологиям, парадоксам и истериям эры глобализации. Но прежде всего к новой расстановке сил, от которой зависят все - кто в большей, кто в меньшей степени. Другими словами: глобализация есть неустранимое условие человеческой деятельности в конце XX века.
<…> Что значит толерантность? Какое содержание вкладывается в понятие "права человека", которые, в отличие от культуры, должны быть одинаковыми для всех? Кто гарантирует права человека в постнационально-государственном мире? Как спасти, как реформировать перед лицом обостряющейся глобальной нищеты и сужающегося рынка труда социальные гарантии, которые до сих пор в значительной части были заботой национальных государств? Вспыхнут ли в результате разрушения национальных государств новые религиозные войны, чреватые экологическими катастрофами? Или же мы движемся навстречу миру без насилия, который после триумфа мирового рынка придет к отказу от войн? <…>
Все это всплывает в ходе дебатов о глобализации, но никто не знает, не может знать, как ответить на затрагивающие основы цивилизации вопросы, как преодолеть противоречия между бедностью и богатством, между этническими образованиями, между континентами и религиями с их крайне запутанной, полной насилия историей. <…>
…Вопрос о том, когда началась экономическая глобализация, ведет в усеянные терниями дебри. Одни (Иммануэль Уоллерстайн) относят начало "капиталистической мировой системы" к началу XVI века, к появлению колониализма, другие связывают его с появлением интернациональных концернов. Для третьих глобализация наступает с отменой твердых валютных курсов или с крахом восточного блока [Начало глобализации разными учеными датируется по-разному. См. об этом: Pieterse J.N. Der Melange-Effekt, in: Beck U. (Hg.), Perspektiven der Weltgesellschaft, Frankfurt/M. 1977.] ...
Вероятно, именно здесь следует искать причины, почему понятие и дискурс глобализации столь расплывчаты. Пытаться определить их - все равно что гвоздем прибивать к стенке пудинг.
Но нельзя ли все-таки из разных измерений и контроверз глобализации выделить общий знаменатель этого понятия? Вполне возможно. Сплошь и рядом аннулируется центральная предпосылка Первого модерна, т. е. представление о том, что мы живем и действуем в закрытых, отграниченных друг от друга пространствах и национальных государствах и, соответственно, в национальных обществах. Глобализация означает познаваемое на опыте уничтожение границ повседневной деятельности в разных сферах хозяйствования, информации, экологии, техники, транскультурных конфликтов и гражданского общества, означает, таким образом, нечто в принципе давно знакомое и одновременно непонятное, с трудом понимаемое, нечто такое, что с неодолимой силой меняет нашу повседневную жизнь и принуждает всех приспосабливаться и отвечать на эти изменения. Деньги, технологии, товары, информация, яды "перешагивают" границы, словно их вовсе не существует. Даже вещи, лица и идеи, которые правительства не хотели бы пускать в свои страны (наркотики, иллегальные иммигранты, критика нарушения прав человека), находят пути проникновения. Понимаемая таким образом глобализация означает аннулирование расстояний, погружение в часто нежелательные и непонятные транснациональные формы жизни или, следуя определению Энтони Гидденса [Giddens A. Jenseits von Links und Rechts, a. a. 0., S. 23 ff.], в деятельность и (со)существование, не признающие расстояний (внешне отделенных друг от друга миров, национальных государств, религий, регионов и континентов).
Аннулирование расстояний ведет к тому, что "пространственная матрица мира, во-первых, больше не имеет белых пятен и, во-вторых, в принципе открывает возможность ориентации каждому человеку, независимо от того, в какой точке глобуса он (или она) находится. Благодаря современным средствам коммуникации и передвижения глобализация осуществляется... в принципе без затруднений". Она входит в наш повседневный опыт, становится, так сказать, "формой поведения провинциала. Сегодня трудно представить себе одиссею или робинзонаду в качестве художественных форм освоения мира, так как герои вроде Одиссея или Робинзона покажутся смешными фигурами в эпоху, когда нормальным явлением стал немецко-американский обмен школьниками через Атлантику, а протесты европейских парламентариев против испытания Францией ядерного оружия организуются в той точке мира, для достижения которой капитан Кук потратил добрую часть жизни... Местное время многих регионов сжимается в единое нормированное и нормирующее всемирное время, не только потому, что современные средства в состоянии "виртуально" устанавливать одновременность происходящих в разное время событий, благодаря чему каждое, быть может, всего лишь локальное или региональное событие становится частью мировой истории, но и потому, что синхронная одновременность может быть превращена в диахроническую неодновременность и таким образом искусственно воспроизведена цепь причинных взаимосвязей. Возникает "глобус компактного времени". События разного значения, случившиеся в разных точках мира, отныне могут размещаться на одной временной оси, а не на многочисленных местных... Когда во Франкфурте открываются биржи по продаже валюты и акций, то уже известно, чем закончились торги в Токио, Сингапуре или Гонконге, а когда открывается биржа на нью-йоркской Уолл-стрит, там уже знают о курсовых тенденциях европейских бирж. Дело еще более упрощается, когда биржевые маклеры работают в различных точках мира круглые сутки, чтобы иметь возможность получать даже минимальные арбитражные доходы... Следовательно, земной шар в экономическом отношении уже не огромен и не широк и в нем нет дальних стран; он уплотнился и стал маленьким благодаря объединенным телекоммуникационной сетью (денежным) рынкам. Ибо расходы на преодоление пространства и необходимое для этого время минимальны, их можно просто не принимать в расчет" [Altvater E., Mahnkopf В. Die globale Okonomie am Ende des 20. Jahrhunderts, in: Widerspruch, 31, 16. Jg. 1996, S. 21 f.].
Глобализация ставит под сомнение … то, что А.Д. Смит называет "методологическим национализмом" [Smith A.D. Nationalism in the Twentieth Century, Oxford 1979, p. 191], когда контуры общества в значительной мере покрываются контурами национального государства. Напротив, вместе с глобализацией во всех ее сферах возникает не только новое многообразие связей между государствами и обществами; в куда большей мере рушится структура основных принципов, на которых до сих пор организовывались и жили общества и государства, представляя собой территориальные, отграниченные друг от друга единства. Глобализация означает разрушение единства национального государства и национального общества; образуются новые силовые и конкурентные соотношения, конфликты и пересечения между национально-государственными единствами и акторами, с одной стороны, и транснациональными акторами, идентичностями, социальными пространствами, ситуациями и процессами - с другой.
Почему ложен тезис о макдоналдизации мира: парадоксы культурной глобализации
Расширение мирового рынка, доказывает, например, Кевин Робинс, имеет далеко идущие последствия для культур, идентичностей и стилей жизни [Robins К. Tradition und Translation: National Culture and its Global Context, in: Corner J. and Harvey S. (Hg.), Enterprise and Heritage: Crosscurrents of National Culture, London 1991, S. 28 ff.]. Глобализация экономической активности сопровождается волнами трансформации в сфере культуры, процессом, который называют "культурной глобализацией". При этом речь идет прежде всего и главным образом о фабрикации символов культуры - о процессе, который, кстати, наблюдается уже давно. Некоторые из общественных наук и часть общественности усвоили на это явление точку зрения, которую можно назвать конвергенцией глобальной культуры. Ключевое слово - макдоналдизация. Все больше и больше пробивает себе дорогу универсализация в смысле унификации стилей жизни, символов культуры и транснациональных норм поведения. В нижнебаварской деревне точно так же смотрят телесериал о жизни в Далласе, носят джинсы и курят сигареты "Мальборо" как знак "чистой, нетронутой природы", как и в Калькутте, Сингапуре или в "бидонвилях" под Рио-де-Жанейро. Короче, глобальная индустрия культуры во все в большей мере означает конвергенцию культурных символов и форм жизни.
Председатель "Евродиснейленда" говорит: "Характерные признаки Диснея имеют универсальное значение. Попробуйте как-нибудь убедить итальянского ребенка, что Тополино - итальянское имя Микки-Мауса - родом из Америки, и вы потерпите поражение" [Ebd.].
С этой точки зрения в основе дискурса о мировом рынке лежит негативная утопия. В той мере, в какой в мировой рынок интегрируются последние ниши, возникает единый мир - но не как признание многообразия, взаимной открытости, т. е. плюралистическо-космополитической природы представления о себе и других, а, наоборот, как единый товарный мир. В этом мире локальные культуры и идентичности утрачивают корни и заменяются символами товарного мира, взятыми из рекламного и имиджного дизайна мультинациональных концернов. Бытие становится дизайном - причем повсеместно.
Люди суть то, что они покупают (или могут купить). Этот закон культурной глобализации имеет силу - так гласит аргумент - даже там, где покупательная способность приближается к нулю. Вместе с покупательной способностью кончается социальное бытие человека, которому угрожает выпадение из общества. Исключение! - гласит приговор тем, кто выпадает из уравнения "бытие = дизайну".
Концерны, которые добиваются господства в фабрикации универсальных культурных символов, по-своему используют беспредельный мир информационных технологий, о котором мечтает, к примеру, Розенау. Искусственные спутники позволяют преодолевать все национальные и классовые границы и насаждать в сердца людей во всех уголках планеты мишурный мир белой Америки. Остальное делает логика экономической активности.
Глобализация, понимаемая и форсируемая как экономическое явление, сводит к минимуму расходы и максимально увеличивает доходы. Даже небольшие рыночные сегменты и соответствующие им стили жизни и потребительские привычки, распространяемые по всем континентам, обещают заслужить одобрение Уолл-стрит. Трансрегиональное рыночное планирование в этом смысле служит заклинанием в мире рекламы и менеджмента глобальной индустрии культуры. Глобализация открывает путь бегства оттуда, где растут издержки производства глобальных символов, и обещает близкий рай для жаждущих высоких доходов.
"Происходит культурная и социальная революция, являющаяся следствием экономической глобализации, - говорит диктор "Си-эн-эн". - Служащий в Америке затронут этим в той же мере, что и человек на улице Москвы или менеджер в Токио. Это означает: то, что мы делаем в Америке и для Америки, имеет силу повсюду в мире. Наши новости - это глобальные новости".
Гавайская телячья колбаса: новое значение локального
Однако журнал "Ле монд дипломатик", из которого взята эта цитата, сам является живым опровержением мрачного взгляда на вызванное развитием экономики и якобы грозящее нам мировое господство информатики. Этот остроумный журнал левой ориентации тоже умело использует возможности мирового информационного рынка, выходит на многих языках и сумел за последние годы (вопреки общей тенденции в печатных изданиях) более чем удвоить тираж (хотя исходный тираж в 100000 экземпляров и доходы от рекламы за это же время упали).
Распространенный тезис о линеарно растущей конвергенции культурной информации в ходе концентрации капитала на мировых информационных рынках упускает из вида теоретически обоснованные и эмпирически изученные cultural theory парадоксы и амбивалентности, или, выражаясь старомодным языком, диалектику культурной глобализации.
Роланд Робертсон, один из отцов теории культурной глобализации, не устает подчеркивать, что глобализация всегда связана с локализацией. Работы по теории культуры (cultural studies) отвергают образ закрытых отдельных обществ и соответствующих им культурных пространств и описывают имманентный "диалектический" процесс культурной "глобализации", в котором одновременно возможны и происходят противоположные вещи. Основной вывод гласит: глобализация не есть нечто автоматическое и одностороннее, одномерная глобализация - неиссякаемый источник недоразумений в этом споре. Напротив, при главенствующей роли "g-word" речь повсюду может идти о новом усилении роли локального.
То, что глобализация предполагает не только де-локализацию, но и ре-локализацию, вытекает уже из экономических расчетов. "Глобально" в буквальном смысле слова производить не может никто. Именно те фирмы, что производят и продают свою продукцию в глобальных масштабах, вынуждены развивать локальные связи, во-первых производя и совершенствуя свой товар в конкретных локальных условиях, и во-вторых изымая сырье для своих глобальных символов из локальных культур, благодаря чему эти символы получаются живыми, яркими и хорошо продаются. "Глобально", если перевести это слово на нормальный язык, означает "во многих местах одновременно", т. е. транслокально.
Неудивительно поэтому, что такая глобально-локальная взаимозависимость играет главную роль в расчетах крупнейших концернов. Концерны "Кока-кола" и "Сони" называют свою стратегию "глобальной локализацией". Их руководители и менеджеры подчеркивают, что применительно к глобализации речь идет не о том, чтобы повсюду в мире строить фабрики, а о том, чтобы стать частью той или иной культуры. Предпринимательская стратегия, значение которой возрастает в ходе практической глобализации, называется "локализмом".
Можно представить себе эти имманентные границы линеарной культурной глобализации в духе унификации мира на примере макдоналдизации. Додуманная до конца унифицированная культура, в которой, с одной стороны, отмирают локальные культуры, а с другой - все потребляют (едят, спят, любят, одеваются, аргументируют, мечтают и т. д.) по одной схеме, даже если разделять все это в строгом соответствии с доходами той или иной группы населения, означала бы конец рынка, конец прибылей. Сотрясаемый кризисами сбыта мировой капитализм нуждается в локальном многообразии и противоречивости, чтобы выстоять в конкурентной борьбе, вводя необходимые производственные и рыночные инновации.
И все же делокализация и релокализация не означают автоматического возрождения локального. Говоря по-баварски: спасение при переходе в эру глобализации надо искать не в панегириках "телячьей колбасе", пиву "Лёвен-брой" или фирме "Ледерхозе", выпускающей изделия из кожи. Ибо при возрождении локального колорита делокализация отступает на задний план. Релокализацию, прошедшую, так сказать, через бесконечную цепь делокализации, нельзя приравнивать к линеарному традиционализму в духе "поступай как прежде" и использовать в духе ограниченного провинциализма. Ибо меняются условия, в которых проявляется значение локального.
Взаимодействие делокализации и релокализации наверняка будет иметь разнообразные последствия, но при этом нужно иметь в виду, что локальные культуры больше не смогут оправдывать свое существование, утверждаться и обновляться в противостоянии остальному миру. Место этого недальновидного, по выражению Энтони Гидденса, обоснования традиций традиционными средствами (он называет его "фундаменталистским") занимает необходимость релокализации лишенных унаследованных качеств традиций в глобальном контексте, в транслокальном обмене, диалоге, конфликте.
Короче говоря, если удастся глобально разместить и обновить локальные особенности, произойдет ренессанс локального без опоры на традицию. Переводя сказанное на язык иронии по-баварски, если уж речь зайдет о телячьей колбасе, то может оказаться, что сделана она не в Баварии, а на Гавайях. <…>
…"Методологический национализм" и его опровержение
…Национально-государственные общества порождают и консервируют в повседневности... квазиэссенциалистские, квазисущностные идентичности, чья естественность, видимо, заложена в тавтологических формулировках типа: германцы живут в Германии, японцы в Японии, африканцы в Африке. То, что бывают "черные-евреи" и "греческие немцы" (упоминаем только их, чтобы дать представление о той вполне нормальной неразберихе, которая царит во всем мировом обществе), осознается в этой перспективе и как особый случай, и как исключение, а значит - как угроза [Beck-Gernsheim E. Schwarze Juden und griechische Deutsche, a. a. 0.].
Эта архитектура мышления, поведения и жизни в рамках пространств и идентичностей государственного общества разрушается в ходе экономической, политической, экологической, культурной, биографической глобализации. Мировое общество предполагает возникновение властных возможностей, создание пространств социального для деятельности, жизни и восприятия - возможностей, которые взламывают и разметывают политическую и общественную ортодоксию национального государства.
1. Заметней всего это становится там, где транснациональным предприятиям подкидывают возможность распределять рабочие места и налоги на шахматной доске мирового общества таким образом, что они (как и прежде) максимизируют свои прибыли и в результате этого отнимают у развитых, социально ориентированных государств и государств всеобщего благоденствия властные и организационно-структурные возможности, причем происходит это не обязательно сознательно. Этот пример характерен потому, что он наглядно демонстрирует все признаки новой властной тенденции и нового властного конфликта между акторами национальных государств и мирового общества. Решающий и новый момент заключается не в том, что транснациональные предприятия множатся, что растет их многообразие, а в том, что они в ходе глобализации оказываются в состоянии сталкивать национальные государства друг с другом.
Co стороны кажется, что все осталось по-прежнему. Концерны производят продукцию, рационализируют производство, увольняют и нанимают работников, платят налоги и т. д. Однако главное здесь в том, что они уже давно делают это не по правилам игры национальных государств: продолжая старую игру, они отменяют либо изменяют ее правила. Следовательно, лишь на поверхности ведется старая игра труда и капитала, государства и профсоюзов; она ведется теперь одновременно и в противоположном направлении - одни игроки продолжают ее в рамках национальных государств, другие действуют уже в рамках мирового общества.
…Мы уже давно имеем дело не с политикой, руководствующейся правилами, а с политикой, изменяющей правила, т. е. с политикой политики (метаполитикой), о чем я писал в другом месте [Beck U. Die Erfindung des Politischen, a. a. 0., S. 204 ff.].
Для этой политики характерно, что в костюмах и по правилам хорошо знакомых боев за раздел сфер влияния в рамках индустриального общества разыгрывается битва сил нового типа: акторы национально-государственные versus транснациональные. Иными словами, работодатели, профсоюзы и правительства как бы играют еще в шашки, а транснациональные концерны - уже в шахматы. При этом одна на первый взгляд простая шашка может превратиться в руках концернов в шахматного коня, который внезапно ставит мат застигнутому врасплох национально-государственному королю.
2. С появлением символических миров глобальных культурных индустрий, как показывает Аппадураи, тождество государства, общества и национальной идентичности упраздняется: представление о возможных жизнях уже нельзя понимать в национальном или этническом плане или в рамках оппозиций "бедные - богатые", оно мыслится только на фоне мирового общества. О чем бы люди ни мечтали, какими бы они ни хотели быть, их повседневные утопии счастья уже не связаны с данным геополитическим пространством и его культурными идентичностями. Даже мусорщики живут в мусоре мирового общества и благодаря этому мусору, оставаясь при этом включенными в круговорот символов глобальной культурной индустрии.
Дискуссия о глобализации достигла нашей страны (Германии. - Примечание сост.) и потрясла ее с опозданием. В Великобритании, к примеру, о "g-word", слове, начинающемся на "г", вот уже более десяти лет ведут оживленные и плодотворные споры все политические партии с участием ученых-экономистов, социологов, политологов и историков. Тем неожиданнее оказался шок глобализации в Германии.
Одна из причин этого шока состоит в том, что, по преобладающему у нас мнению, глобализация односторонне связывается в первую очередь с уменьшением рабочих мест для местного населения и их перемещением в страны с низкой оплатой труда - и это в то время, когда общество, несмотря на непрекращающийся экономический рост и стремительно повышающиеся прибыли транснациональных концернов, терзает массовая безработица, напоминающая безработицу в Веймарской республике.
Наряду с этим можно назвать еще четыре причины политического шока, вызванного глобализацией и охватившего Центральную Европу, Францию, Австрию, Швейцарию, Италию и особенно Германию.
Во-первых, страны и общества с первичным экономическим самосознанием - "национализм немецкой марки", "экспортирующая нация" - чувствуют себя особенно ущемленными и подвергаемыми опасности со стороны надвигающейся якобы извне глобализации - этим детищем мирового рынка.
Во-вторых, социальные государства, такие, как Франция и Германия, относятся, в отличие от США и Великобритании, к странам, проигрывающим от процесса глобализации. Они попали в затруднительное положение из-за социальной политики в эпоху экономического глобализма: развитие экономики уходит из-под национально-государственного контроля, в то время как социальные последствия этого процесса - безработица, миграция, нищета - накапливаются в системе национального социального государства.
В-третьих, глобализация до основания потрясает самоидентификацию гомогенного, закрытого, замыкающегося на себя национально-государственного пространства, называемого Федеративная Республика Германия. Великобритания, напротив, была мировой империей, и глобализация для нее - лишь приятное воспоминание о прошлом. Правда, Германия тоже давно уже представляет собой глобальное пространство, в котором сталкиваются культуры мира и их противоречия. Но эта реальность до сих пор была затемнена господствующим представлением о себе как о в значительной мере гомогенной нации. Все это выяснилось в ходе дебатов о глобализации. Ибо глобализация, как уже говорилось, означает прежде всего денационализацию - эрозию, но и возможную трансформацию национального государства в государство транснациональное.
Шок глобализации как шок денационализации ставит под сомнение не только ключевые категории послевоенной идентичности немцев, корпоративную "Германию как модель" с ее специфической социальной системой. Этот опыт и вызов, в-четвертых, плохо согласуется в конечном счете с теми спорными проблемами, которые были вызваны объединением двух Германий. Ведь драма объединения (кое в чем напоминающая супружескую драму) обернулась тем, что немцы стали заниматься собой и задаваться вопросом, что осталось от "немецкой" общности после полувековой жизни врозь и какие элементы этой общности заслуживают того, чтобы идентифицировать себя с ними? И в ту фазу, когда у немцев пришла пора посмотреть на самих себя и задать себе вопросы, вдруг врывается сообщение о глобализации: национальное государство утрачивает, сверх запланированных уступок компетенций в рамках общего европейского рынка, суверенитет и субстанцию, причем во всех сферах - финансовых ресурсов, политической и экономической свободы действий, информационной и культурной политики, повседневной идентификации граждан. <…>
Если в угаре удивительного 1989 года еще считалось, что "срастается все, что по сути едино" (Вилли Брандт), то теперь в ходе дискуссии о глобализации ее участники приходят к выводу, что в основе этих надежд - и последующего разочарования в них - лежит устаревшее представление о национально-государственной идиллии. Если унаследованная модель национального государства вообще имеет шанс выжить в новой структуре власти, порожденной мировым рынком и транснациональными акторами и движениями, то только в том случае, если процесс глобализации станет критерием национальной политики во всех сферах (экономика, право, армия и т. д.)
Признать это не дано отдельным людям или общественным и политическим организациям по их собственному усмотрению. Новая ситуация, сложившаяся в мировом обществе, в результате которой становится фикцией представление о "национальном" продукте, национальных фирмах, национальной индустрии (и даже о национальных спортивных союзах), вынуждает под угрозой наказания в виде экономического, политического и культурного упадка с пониманием отнестись к возможностям, идеологиям, парадоксам и истериям эры глобализации. Но прежде всего к новой расстановке сил, от которой зависят все - кто в большей, кто в меньшей степени. Другими словами: глобализация есть неустранимое условие человеческой деятельности в конце XX века.
<…> Что значит толерантность? Какое содержание вкладывается в понятие "права человека", которые, в отличие от культуры, должны быть одинаковыми для всех? Кто гарантирует права человека в постнационально-государственном мире? Как спасти, как реформировать перед лицом обостряющейся глобальной нищеты и сужающегося рынка труда социальные гарантии, которые до сих пор в значительной части были заботой национальных государств? Вспыхнут ли в результате разрушения национальных государств новые религиозные войны, чреватые экологическими катастрофами? Или же мы движемся навстречу миру без насилия, который после триумфа мирового рынка придет к отказу от войн? <…>
Все это всплывает в ходе дебатов о глобализации, но никто не знает, не может знать, как ответить на затрагивающие основы цивилизации вопросы, как преодолеть противоречия между бедностью и богатством, между этническими образованиями, между континентами и религиями с их крайне запутанной, полной насилия историей. <…>
…Вопрос о том, когда началась экономическая глобализация, ведет в усеянные терниями дебри. Одни (Иммануэль Уоллерстайн) относят начало "капиталистической мировой системы" к началу XVI века, к появлению колониализма, другие связывают его с появлением интернациональных концернов. Для третьих глобализация наступает с отменой твердых валютных курсов или с крахом восточного блока [Начало глобализации разными учеными датируется по-разному. См. об этом: Pieterse J.N. Der Melange-Effekt, in: Beck U. (Hg.), Perspektiven der Weltgesellschaft, Frankfurt/M. 1977.] ...
Вероятно, именно здесь следует искать причины, почему понятие и дискурс глобализации столь расплывчаты. Пытаться определить их - все равно что гвоздем прибивать к стенке пудинг.
Но нельзя ли все-таки из разных измерений и контроверз глобализации выделить общий знаменатель этого понятия? Вполне возможно. Сплошь и рядом аннулируется центральная предпосылка Первого модерна, т. е. представление о том, что мы живем и действуем в закрытых, отграниченных друг от друга пространствах и национальных государствах и, соответственно, в национальных обществах. Глобализация означает познаваемое на опыте уничтожение границ повседневной деятельности в разных сферах хозяйствования, информации, экологии, техники, транскультурных конфликтов и гражданского общества, означает, таким образом, нечто в принципе давно знакомое и одновременно непонятное, с трудом понимаемое, нечто такое, что с неодолимой силой меняет нашу повседневную жизнь и принуждает всех приспосабливаться и отвечать на эти изменения. Деньги, технологии, товары, информация, яды "перешагивают" границы, словно их вовсе не существует. Даже вещи, лица и идеи, которые правительства не хотели бы пускать в свои страны (наркотики, иллегальные иммигранты, критика нарушения прав человека), находят пути проникновения. Понимаемая таким образом глобализация означает аннулирование расстояний, погружение в часто нежелательные и непонятные транснациональные формы жизни или, следуя определению Энтони Гидденса [Giddens A. Jenseits von Links und Rechts, a. a. 0., S. 23 ff.], в деятельность и (со)существование, не признающие расстояний (внешне отделенных друг от друга миров, национальных государств, религий, регионов и континентов).
Аннулирование расстояний ведет к тому, что "пространственная матрица мира, во-первых, больше не имеет белых пятен и, во-вторых, в принципе открывает возможность ориентации каждому человеку, независимо от того, в какой точке глобуса он (или она) находится. Благодаря современным средствам коммуникации и передвижения глобализация осуществляется... в принципе без затруднений". Она входит в наш повседневный опыт, становится, так сказать, "формой поведения провинциала. Сегодня трудно представить себе одиссею или робинзонаду в качестве художественных форм освоения мира, так как герои вроде Одиссея или Робинзона покажутся смешными фигурами в эпоху, когда нормальным явлением стал немецко-американский обмен школьниками через Атлантику, а протесты европейских парламентариев против испытания Францией ядерного оружия организуются в той точке мира, для достижения которой капитан Кук потратил добрую часть жизни... Местное время многих регионов сжимается в единое нормированное и нормирующее всемирное время, не только потому, что современные средства в состоянии "виртуально" устанавливать одновременность происходящих в разное время событий, благодаря чему каждое, быть может, всего лишь локальное или региональное событие становится частью мировой истории, но и потому, что синхронная одновременность может быть превращена в диахроническую неодновременность и таким образом искусственно воспроизведена цепь причинных взаимосвязей. Возникает "глобус компактного времени". События разного значения, случившиеся в разных точках мира, отныне могут размещаться на одной временной оси, а не на многочисленных местных... Когда во Франкфурте открываются биржи по продаже валюты и акций, то уже известно, чем закончились торги в Токио, Сингапуре или Гонконге, а когда открывается биржа на нью-йоркской Уолл-стрит, там уже знают о курсовых тенденциях европейских бирж. Дело еще более упрощается, когда биржевые маклеры работают в различных точках мира круглые сутки, чтобы иметь возможность получать даже минимальные арбитражные доходы... Следовательно, земной шар в экономическом отношении уже не огромен и не широк и в нем нет дальних стран; он уплотнился и стал маленьким благодаря объединенным телекоммуникационной сетью (денежным) рынкам. Ибо расходы на преодоление пространства и необходимое для этого время минимальны, их можно просто не принимать в расчет" [Altvater E., Mahnkopf В. Die globale Okonomie am Ende des 20. Jahrhunderts, in: Widerspruch, 31, 16. Jg. 1996, S. 21 f.].
Глобализация ставит под сомнение … то, что А.Д. Смит называет "методологическим национализмом" [Smith A.D. Nationalism in the Twentieth Century, Oxford 1979, p. 191], когда контуры общества в значительной мере покрываются контурами национального государства. Напротив, вместе с глобализацией во всех ее сферах возникает не только новое многообразие связей между государствами и обществами; в куда большей мере рушится структура основных принципов, на которых до сих пор организовывались и жили общества и государства, представляя собой территориальные, отграниченные друг от друга единства. Глобализация означает разрушение единства национального государства и национального общества; образуются новые силовые и конкурентные соотношения, конфликты и пересечения между национально-государственными единствами и акторами, с одной стороны, и транснациональными акторами, идентичностями, социальными пространствами, ситуациями и процессами - с другой.
Почему ложен тезис о макдоналдизации мира: парадоксы культурной глобализации
Расширение мирового рынка, доказывает, например, Кевин Робинс, имеет далеко идущие последствия для культур, идентичностей и стилей жизни [Robins К. Tradition und Translation: National Culture and its Global Context, in: Corner J. and Harvey S. (Hg.), Enterprise and Heritage: Crosscurrents of National Culture, London 1991, S. 28 ff.]. Глобализация экономической активности сопровождается волнами трансформации в сфере культуры, процессом, который называют "культурной глобализацией". При этом речь идет прежде всего и главным образом о фабрикации символов культуры - о процессе, который, кстати, наблюдается уже давно. Некоторые из общественных наук и часть общественности усвоили на это явление точку зрения, которую можно назвать конвергенцией глобальной культуры. Ключевое слово - макдоналдизация. Все больше и больше пробивает себе дорогу универсализация в смысле унификации стилей жизни, символов культуры и транснациональных норм поведения. В нижнебаварской деревне точно так же смотрят телесериал о жизни в Далласе, носят джинсы и курят сигареты "Мальборо" как знак "чистой, нетронутой природы", как и в Калькутте, Сингапуре или в "бидонвилях" под Рио-де-Жанейро. Короче, глобальная индустрия культуры во все в большей мере означает конвергенцию культурных символов и форм жизни.
Председатель "Евродиснейленда" говорит: "Характерные признаки Диснея имеют универсальное значение. Попробуйте как-нибудь убедить итальянского ребенка, что Тополино - итальянское имя Микки-Мауса - родом из Америки, и вы потерпите поражение" [Ebd.].
С этой точки зрения в основе дискурса о мировом рынке лежит негативная утопия. В той мере, в какой в мировой рынок интегрируются последние ниши, возникает единый мир - но не как признание многообразия, взаимной открытости, т. е. плюралистическо-космополитической природы представления о себе и других, а, наоборот, как единый товарный мир. В этом мире локальные культуры и идентичности утрачивают корни и заменяются символами товарного мира, взятыми из рекламного и имиджного дизайна мультинациональных концернов. Бытие становится дизайном - причем повсеместно.
Люди суть то, что они покупают (или могут купить). Этот закон культурной глобализации имеет силу - так гласит аргумент - даже там, где покупательная способность приближается к нулю. Вместе с покупательной способностью кончается социальное бытие человека, которому угрожает выпадение из общества. Исключение! - гласит приговор тем, кто выпадает из уравнения "бытие = дизайну".
Концерны, которые добиваются господства в фабрикации универсальных культурных символов, по-своему используют беспредельный мир информационных технологий, о котором мечтает, к примеру, Розенау. Искусственные спутники позволяют преодолевать все национальные и классовые границы и насаждать в сердца людей во всех уголках планеты мишурный мир белой Америки. Остальное делает логика экономической активности.
Глобализация, понимаемая и форсируемая как экономическое явление, сводит к минимуму расходы и максимально увеличивает доходы. Даже небольшие рыночные сегменты и соответствующие им стили жизни и потребительские привычки, распространяемые по всем континентам, обещают заслужить одобрение Уолл-стрит. Трансрегиональное рыночное планирование в этом смысле служит заклинанием в мире рекламы и менеджмента глобальной индустрии культуры. Глобализация открывает путь бегства оттуда, где растут издержки производства глобальных символов, и обещает близкий рай для жаждущих высоких доходов.
"Происходит культурная и социальная революция, являющаяся следствием экономической глобализации, - говорит диктор "Си-эн-эн". - Служащий в Америке затронут этим в той же мере, что и человек на улице Москвы или менеджер в Токио. Это означает: то, что мы делаем в Америке и для Америки, имеет силу повсюду в мире. Наши новости - это глобальные новости".
Гавайская телячья колбаса: новое значение локального
Однако журнал "Ле монд дипломатик", из которого взята эта цитата, сам является живым опровержением мрачного взгляда на вызванное развитием экономики и якобы грозящее нам мировое господство информатики. Этот остроумный журнал левой ориентации тоже умело использует возможности мирового информационного рынка, выходит на многих языках и сумел за последние годы (вопреки общей тенденции в печатных изданиях) более чем удвоить тираж (хотя исходный тираж в 100000 экземпляров и доходы от рекламы за это же время упали).
Распространенный тезис о линеарно растущей конвергенции культурной информации в ходе концентрации капитала на мировых информационных рынках упускает из вида теоретически обоснованные и эмпирически изученные cultural theory парадоксы и амбивалентности, или, выражаясь старомодным языком, диалектику культурной глобализации.
Роланд Робертсон, один из отцов теории культурной глобализации, не устает подчеркивать, что глобализация всегда связана с локализацией. Работы по теории культуры (cultural studies) отвергают образ закрытых отдельных обществ и соответствующих им культурных пространств и описывают имманентный "диалектический" процесс культурной "глобализации", в котором одновременно возможны и происходят противоположные вещи. Основной вывод гласит: глобализация не есть нечто автоматическое и одностороннее, одномерная глобализация - неиссякаемый источник недоразумений в этом споре. Напротив, при главенствующей роли "g-word" речь повсюду может идти о новом усилении роли локального.
То, что глобализация предполагает не только де-локализацию, но и ре-локализацию, вытекает уже из экономических расчетов. "Глобально" в буквальном смысле слова производить не может никто. Именно те фирмы, что производят и продают свою продукцию в глобальных масштабах, вынуждены развивать локальные связи, во-первых производя и совершенствуя свой товар в конкретных локальных условиях, и во-вторых изымая сырье для своих глобальных символов из локальных культур, благодаря чему эти символы получаются живыми, яркими и хорошо продаются. "Глобально", если перевести это слово на нормальный язык, означает "во многих местах одновременно", т. е. транслокально.
Неудивительно поэтому, что такая глобально-локальная взаимозависимость играет главную роль в расчетах крупнейших концернов. Концерны "Кока-кола" и "Сони" называют свою стратегию "глобальной локализацией". Их руководители и менеджеры подчеркивают, что применительно к глобализации речь идет не о том, чтобы повсюду в мире строить фабрики, а о том, чтобы стать частью той или иной культуры. Предпринимательская стратегия, значение которой возрастает в ходе практической глобализации, называется "локализмом".
Можно представить себе эти имманентные границы линеарной культурной глобализации в духе унификации мира на примере макдоналдизации. Додуманная до конца унифицированная культура, в которой, с одной стороны, отмирают локальные культуры, а с другой - все потребляют (едят, спят, любят, одеваются, аргументируют, мечтают и т. д.) по одной схеме, даже если разделять все это в строгом соответствии с доходами той или иной группы населения, означала бы конец рынка, конец прибылей. Сотрясаемый кризисами сбыта мировой капитализм нуждается в локальном многообразии и противоречивости, чтобы выстоять в конкурентной борьбе, вводя необходимые производственные и рыночные инновации.
И все же делокализация и релокализация не означают автоматического возрождения локального. Говоря по-баварски: спасение при переходе в эру глобализации надо искать не в панегириках "телячьей колбасе", пиву "Лёвен-брой" или фирме "Ледерхозе", выпускающей изделия из кожи. Ибо при возрождении локального колорита делокализация отступает на задний план. Релокализацию, прошедшую, так сказать, через бесконечную цепь делокализации, нельзя приравнивать к линеарному традиционализму в духе "поступай как прежде" и использовать в духе ограниченного провинциализма. Ибо меняются условия, в которых проявляется значение локального.
Взаимодействие делокализации и релокализации наверняка будет иметь разнообразные последствия, но при этом нужно иметь в виду, что локальные культуры больше не смогут оправдывать свое существование, утверждаться и обновляться в противостоянии остальному миру. Место этого недальновидного, по выражению Энтони Гидденса, обоснования традиций традиционными средствами (он называет его "фундаменталистским") занимает необходимость релокализации лишенных унаследованных качеств традиций в глобальном контексте, в транслокальном обмене, диалоге, конфликте.
Короче говоря, если удастся глобально разместить и обновить локальные особенности, произойдет ренессанс локального без опоры на традицию. Переводя сказанное на язык иронии по-баварски, если уж речь зайдет о телячьей колбасе, то может оказаться, что сделана она не в Баварии, а на Гавайях. <…>
…"Методологический национализм" и его опровержение
…Национально-государственные общества порождают и консервируют в повседневности... квазиэссенциалистские, квазисущностные идентичности, чья естественность, видимо, заложена в тавтологических формулировках типа: германцы живут в Германии, японцы в Японии, африканцы в Африке. То, что бывают "черные-евреи" и "греческие немцы" (упоминаем только их, чтобы дать представление о той вполне нормальной неразберихе, которая царит во всем мировом обществе), осознается в этой перспективе и как особый случай, и как исключение, а значит - как угроза [Beck-Gernsheim E. Schwarze Juden und griechische Deutsche, a. a. 0.].
Эта архитектура мышления, поведения и жизни в рамках пространств и идентичностей государственного общества разрушается в ходе экономической, политической, экологической, культурной, биографической глобализации. Мировое общество предполагает возникновение властных возможностей, создание пространств социального для деятельности, жизни и восприятия - возможностей, которые взламывают и разметывают политическую и общественную ортодоксию национального государства.
1. Заметней всего это становится там, где транснациональным предприятиям подкидывают возможность распределять рабочие места и налоги на шахматной доске мирового общества таким образом, что они (как и прежде) максимизируют свои прибыли и в результате этого отнимают у развитых, социально ориентированных государств и государств всеобщего благоденствия властные и организационно-структурные возможности, причем происходит это не обязательно сознательно. Этот пример характерен потому, что он наглядно демонстрирует все признаки новой властной тенденции и нового властного конфликта между акторами национальных государств и мирового общества. Решающий и новый момент заключается не в том, что транснациональные предприятия множатся, что растет их многообразие, а в том, что они в ходе глобализации оказываются в состоянии сталкивать национальные государства друг с другом.
Co стороны кажется, что все осталось по-прежнему. Концерны производят продукцию, рационализируют производство, увольняют и нанимают работников, платят налоги и т. д. Однако главное здесь в том, что они уже давно делают это не по правилам игры национальных государств: продолжая старую игру, они отменяют либо изменяют ее правила. Следовательно, лишь на поверхности ведется старая игра труда и капитала, государства и профсоюзов; она ведется теперь одновременно и в противоположном направлении - одни игроки продолжают ее в рамках национальных государств, другие действуют уже в рамках мирового общества.
…Мы уже давно имеем дело не с политикой, руководствующейся правилами, а с политикой, изменяющей правила, т. е. с политикой политики (метаполитикой), о чем я писал в другом месте [Beck U. Die Erfindung des Politischen, a. a. 0., S. 204 ff.].
Для этой политики характерно, что в костюмах и по правилам хорошо знакомых боев за раздел сфер влияния в рамках индустриального общества разыгрывается битва сил нового типа: акторы национально-государственные versus транснациональные. Иными словами, работодатели, профсоюзы и правительства как бы играют еще в шашки, а транснациональные концерны - уже в шахматы. При этом одна на первый взгляд простая шашка может превратиться в руках концернов в шахматного коня, который внезапно ставит мат застигнутому врасплох национально-государственному королю.
2. С появлением символических миров глобальных культурных индустрий, как показывает Аппадураи, тождество государства, общества и национальной идентичности упраздняется: представление о возможных жизнях уже нельзя понимать в национальном или этническом плане или в рамках оппозиций "бедные - богатые", оно мыслится только на фоне мирового общества. О чем бы люди ни мечтали, какими бы они ни хотели быть, их повседневные утопии счастья уже не связаны с данным геополитическим пространством и его культурными идентичностями. Даже мусорщики живут в мусоре мирового общества и благодаря этому мусору, оставаясь при этом включенными в круговорот символов глобальной культурной индустрии.
Сегодня слышал как студент цитировал учебник... Оказывается согласно новому учебнику... Блин ! Декабристы задержали развитие России...