afa-punk-23
23-07-2017 21:09:57
Одним из самых неприятных открытий этого года является понимание противоречивости антифашизма, который вовсе не обязательно тождествен интернационализму и гуманизму. Зачастую он является всего лишь благовидным псевдонимом национализма.
Не так давно на нашем сайте появилась статья Александры Маркевич «Психология масс и Украина», посвященная анализу того, как украинская война приводит к фашизации массового сознания по обе стороны условного фронта. По мысли автора, основополагающей чертой фашизма как психологического феномена является дегуманизация противника, по отношению к которому больше не действуют никакие моральные императивы. Конечно, это не определение фашизма, хотя бы потому, что дегуманизирующие образы врага имели хождение во все эпохи человеческой истории, да и антифашизм в той форме, в которой он сложился после Второй мировой войны, рассматривает нацизм как нечто, лежащее за гранью человеческого, как исключительное, инфернальное зло, противостоящее миру людей. Однако, по-моему, есть в этой мысли что-то, что может стать отправной точкой размышлений о фашизме и антифашизме в современном контексте.
Начать, пожалуй, следует с того, что в господствующем сегодня политпропагандистском дискурсе понятия «фашизм» и «антифашизм» предельно обесценены, выхолощены. Ярлык «фашист», навешиваемый на оппонента, автоматически делает его чудовищем, одновременно избавляя от необходимости вести дискуссию (какая дискуссия может быть с чудовищем?) или анализировать явление (приравнивая нечто к фашизму, мы закрываем вопрос о его природе). Аналогичным образом, термин «антифашизм» предоставляет своего рода индульгенцию тем, кто отождествляет себя с силами добра, символизируя всеобщее сплочение против «нечисти». Сплочение, во имя которого кажутся допустимыми любые моральные и политические компромиссы. Но, понятый подобным образом антифашизм, становится опасно пригодным для манипуляций и демагогии фашистского толка. Ведь именно с фашизмом обычно связывают идею национального сплочения против внешнего или внутреннего врага, преподносимого массам в качестве абсолютного зла.
Взаимные превращения фашизма и антифашизма, вовсе не является чем-то новым, что можно объяснить коварством сурковской или какой-либо иной пропаганды. Двусмысленность оппозиции «фашизм-антифашизм» была очевидной уже в Европе 30-х годов, когда европейская интеллигенция и рабочий класс встали перед выбором между сталинским СССР и гитлеровской Германией, политикой умиротворения (чреватой коллаборационизмом) и антифашистского крестового похода. История антифашистского движения и самого понятия «антифашизм» связана не только с героическим сопротивления нацизму и фашизму, но и с трагическими нравственными дилеммами. Концепция антифашистского народного фронта, объединяющего либералов, социалистов и коммунистов в общем противостоянии нацистской опасности, подразумевала также подчинение европейского общественного мнения сталинской политике во имя защиты западной демократии, закрытие глаз на большой террор и аннексии, осуществлявшиеся Советским союзом (впрочем, как и на преступления союзников). Хиросима, бомбежки Дрездена, сталинские депортации и установление просоветских диктатур в Восточной Европе и т.д. – в то время оправдывались антифашизмом, так же, как нацистские зверства – антикоммунизмом. Тем не менее, победа над Гитлером, казалось, зачеркнула эти проблемы, во всяком случае, в глазах граждан западных демократий.
Сегодня, на фоне украинских событий, мы также переживаем нечто подобное. Еще год назад мы могли позволить себе не рефлексировать понятие «антифашизм». Антифа (в основном активисты левых и анархистских движений) противостояли представителям маргинальных политических группировок, исповедующих расистские и ксенофобные взгляды и в той или иной мере реабилитирующих наследие Третьего рейха или русского черносотенства. Эта борьба в основном велась за пределами большой политики. Майдан и последовавшая за ним «гибридная война» на Донбассе показали, что, еще недавно казавшиеся маргинальными, ультраправые оказались востребованы правящими элитами обеих стран и, что еще важнее, значительной частью российского и украинского общества. Но, вместе с тем, оказался востребованным и демагогический «антифашизм» как инструмент массовой мобилизации против внешнего агрессора.
Если в 30-е годы перед западными интеллектуалами стоял выбор: со Сталиным против Гитлера или с Гитлером против коммунизма (притом, что практика обоих режимов, при всех экономических и идеологических различиях, обнаруживала несомненное сходство), то сегодня нам навязывают выбор между двумя родственными постсоветскими олигархическими режимами, один из которых уже далеко продвинулся по пути централизации экономической и политической власти, а другой пытается двигаться в том же направлении...
http://anticapitalist.ru
31 окт 2014
Не так давно на нашем сайте появилась статья Александры Маркевич «Психология масс и Украина», посвященная анализу того, как украинская война приводит к фашизации массового сознания по обе стороны условного фронта. По мысли автора, основополагающей чертой фашизма как психологического феномена является дегуманизация противника, по отношению к которому больше не действуют никакие моральные императивы. Конечно, это не определение фашизма, хотя бы потому, что дегуманизирующие образы врага имели хождение во все эпохи человеческой истории, да и антифашизм в той форме, в которой он сложился после Второй мировой войны, рассматривает нацизм как нечто, лежащее за гранью человеческого, как исключительное, инфернальное зло, противостоящее миру людей. Однако, по-моему, есть в этой мысли что-то, что может стать отправной точкой размышлений о фашизме и антифашизме в современном контексте.
Начать, пожалуй, следует с того, что в господствующем сегодня политпропагандистском дискурсе понятия «фашизм» и «антифашизм» предельно обесценены, выхолощены. Ярлык «фашист», навешиваемый на оппонента, автоматически делает его чудовищем, одновременно избавляя от необходимости вести дискуссию (какая дискуссия может быть с чудовищем?) или анализировать явление (приравнивая нечто к фашизму, мы закрываем вопрос о его природе). Аналогичным образом, термин «антифашизм» предоставляет своего рода индульгенцию тем, кто отождествляет себя с силами добра, символизируя всеобщее сплочение против «нечисти». Сплочение, во имя которого кажутся допустимыми любые моральные и политические компромиссы. Но, понятый подобным образом антифашизм, становится опасно пригодным для манипуляций и демагогии фашистского толка. Ведь именно с фашизмом обычно связывают идею национального сплочения против внешнего или внутреннего врага, преподносимого массам в качестве абсолютного зла.
Взаимные превращения фашизма и антифашизма, вовсе не является чем-то новым, что можно объяснить коварством сурковской или какой-либо иной пропаганды. Двусмысленность оппозиции «фашизм-антифашизм» была очевидной уже в Европе 30-х годов, когда европейская интеллигенция и рабочий класс встали перед выбором между сталинским СССР и гитлеровской Германией, политикой умиротворения (чреватой коллаборационизмом) и антифашистского крестового похода. История антифашистского движения и самого понятия «антифашизм» связана не только с героическим сопротивления нацизму и фашизму, но и с трагическими нравственными дилеммами. Концепция антифашистского народного фронта, объединяющего либералов, социалистов и коммунистов в общем противостоянии нацистской опасности, подразумевала также подчинение европейского общественного мнения сталинской политике во имя защиты западной демократии, закрытие глаз на большой террор и аннексии, осуществлявшиеся Советским союзом (впрочем, как и на преступления союзников). Хиросима, бомбежки Дрездена, сталинские депортации и установление просоветских диктатур в Восточной Европе и т.д. – в то время оправдывались антифашизмом, так же, как нацистские зверства – антикоммунизмом. Тем не менее, победа над Гитлером, казалось, зачеркнула эти проблемы, во всяком случае, в глазах граждан западных демократий.
Сегодня, на фоне украинских событий, мы также переживаем нечто подобное. Еще год назад мы могли позволить себе не рефлексировать понятие «антифашизм». Антифа (в основном активисты левых и анархистских движений) противостояли представителям маргинальных политических группировок, исповедующих расистские и ксенофобные взгляды и в той или иной мере реабилитирующих наследие Третьего рейха или русского черносотенства. Эта борьба в основном велась за пределами большой политики. Майдан и последовавшая за ним «гибридная война» на Донбассе показали, что, еще недавно казавшиеся маргинальными, ультраправые оказались востребованы правящими элитами обеих стран и, что еще важнее, значительной частью российского и украинского общества. Но, вместе с тем, оказался востребованным и демагогический «антифашизм» как инструмент массовой мобилизации против внешнего агрессора.
Если в 30-е годы перед западными интеллектуалами стоял выбор: со Сталиным против Гитлера или с Гитлером против коммунизма (притом, что практика обоих режимов, при всех экономических и идеологических различиях, обнаруживала несомненное сходство), то сегодня нам навязывают выбор между двумя родственными постсоветскими олигархическими режимами, один из которых уже далеко продвинулся по пути централизации экономической и политической власти, а другой пытается двигаться в том же направлении...
http://anticapitalist.ru
31 окт 2014