Патриот - враг трудового народа!

Статья в печатном органе испанского анархо-синдикалистского профсоюза CNT-AIT
Изначальные истоки доктрин национализма сводятся к двум основным моделям – либеральной и натуралистической. Первая восходит к течениям, представленным Гоббсом, Локком, Монтескье и Руссо, кульминацией которых стала Французская революция.

Эта доктрина формулирует идею нации как противоположности политической власти абсолютной монархии. Требование политической роли для Третьего сословия, а точнее, для буржуазии, несло на себе печать концепции нации как «тела, состоящего из членов, которые живут по общему закону и представлены одним и тем же законодательным органом» (Сийес). В этом определении содержится вся либеральная и революционная нагрузка этой новой концепции нации: только перестав быть подданными и превратившись граждан, все смогут сформировать общий для всех законодательный орган, рожденный из политической воли граждан. Мы имеем дело с либеральной, рационалистической, утилитаристской, индивидуалистической и, прежде всего, юридической концепцией нации. Согласно этой концепции, Испания является нацией.

Натуралистическое течение национализма основывается на идее культурной общности. Эта аргументация была развита в основном двумя немецкими философами: Гердером и Фихте. Это националистическое течение возникло в определенный историко-политический момент как реакция на идеи Просвещения и позитивизма, которые питали все социалистические школы 19 века (включая и анархизм). Просветительским идеям, основанным на космополитизме, рационализме и, прежде всего, на концепции, что каждый человек – это самоцель, а не средство, на том, что мы можем назвать «человеческим достоинством», эти романтические течения противопоставляли натуралистическую концепцию нации. В ней народ рассматривается как метафизическая сущность, стоящая над отдельными людьми, определяемая общей культурой, языком, историей, религией и обычаями. Проявлением всего этого служит «Volksgeist» («дух народа»), от которого индивид не может отказаться и которому он обязан подчинить себя.



К такому натуралистическому видению нации Гердером и Фихте, в условиях оккупации Германии Наполеоном, прибавилась необходимость построить политическую организацию, государство. Оно должно было развивать эту идентичность и противопоставить ее всем другим государствам-нациям. Такова идеология, придающая форму всем сегодняшним идеологиям твердолобого национализма. Согласно этой концепции, Испания – это государство, абсорбирующее различные нации.

Как в процессах создания национальных чувств в консолидировавшихся государствах, так и в националистических движениях, которые только надеются на обретение их сообществом своего государства, можно обнаружить некоторые общие черты: 1) человечество от природы было разделено на нации; 2) каждая нация обладает своим особым характером; 3) нация – это основа любой политической власти; 4) люди должны отождествлять себя с той или нацией, чтобы обладать свободой и самореализоваться; 5) нации могут реализовать себя лишь в своих собственных государствах; 6) верность нации стоит прежде всех иных обязательств; 7) главным условием свободы и гармонии в мире является укрепление нации и национальной культуры. Все эти положения не обладают ни малейшей строгой научностью, поскольку факты свидетельствуют совсем о противоположном. Именно поэтому I Интернационал справедливо определял национализм как религию современного государства.

Для развития этого чувства культурной и территориальной идентичности националисты прибегают к использованию в качестве инструмента такой вещи, как язык. Таким образом они отделяют друг от друга, сталкивают друг с другом и проталкивают однородные и противоположные территориальные идентичности. Все школы социализма, имевшиеся в I Интернационале, старались пропагандировать нечто обратное, основываясь на ином понимании человека: существует одна-единственная человеческая природа, разделенная затем на классы и касты, на господ и рабов, и дезорганизованная в государствах.

С анархистской точки зрения, никакая либертарная организация не может поощрять использование языка для упомянутых целей. Ни CNT, ни какая-либо другая либертарная организация никогда не считала и не считает своей задачей бороться с кастильским языком в Галисии, Стране басков или Каталонии. Ведь анархизм развивает совсем иные признаки идентичности, противоположные национализму.

Анархизм не ставит перед собой цель горячо восхвалять традиционные ценности, языки, территории и культуры, якобы унаследованные от предков. А националисты как раз и превозносят якобы чистые и унаследованные от предков идентичности, чтобы обосновать политическую структуру на территории, которой они в будущем рассчитывают управлять.

В свое время анархисты взяли на вооружение эсперанто, чтобы сделать из языка всего лишь средство общения, а не инструмент для делания политики. И CNT, когда она была сильна, не участвовала в языковых кампаниях, целью которых было «создание родины». Вот почему анархисты, издавна и до сего времени, не имели ни малейшего отношения к этим глупостям.

С точки зрения биологии, человеческий род как общность есть сам по себе идентичность. Ведь даже если из всех людей выживет только какое-нибудь одно африканское племя, скажем, кикуйу, человеческий генетический материал будет сохранен практически на 100%. С точки зрения прав, никто не имеет большего или меньшего права родиться в том или ином месте, быть той или иной расы, пола или говорить на том или ином языке. С точки зрения культуры, с незапамятных времен не существует культурно однородных или чистых территорий и языков, поскольку эндогамия, к счастью, исчезла со времен Марко Поло. Более того, эти культурные признаки национальной идентичности есть составная часть контроля и социального разделения, организованного в государство, – того, с чем ведет борьбу анархизм. Вот почему анархизм – сторонник социальной справедливости и культурного прогресса, а не увековечения традиций и границ.

Языки, традиции, обычаи, территории и т.д. не имеют права на людей. Наоборот, мы, люди, властны над языками, обычаями, территориями и т.д., с тем чтобы изменять их, ликвидировать их или заново определять свои отношения с ними... Как это уже происходило на протяжении человеческой истории и как это делало либертарное движение, поддерживая международный язык и создавая в вольной коммуне (а не в провинции, регионе или стране и т.д.) территорию, на которой мы можем осуществлять общественное самоуправление нашей жизнью на основе прямой демократии. Ведь именно на этой территории мы живем и вступаем в отношения с другими людьми. Цель федераций производителей будущего свободного общества состоит отнюдь не в том, чтобы предложить новое издание границ, знамен, языков или национальных идентичностей, а в том, чтобы обеспечить развитие и координацию экономики этих свободных общин, пользующихся широкой автономией.

Более того: анархизм – сам по себе культура! Исходя их просветительских и позитивистских идей, анархисты 19-го века разработали форму жизни и общественную программу будущего, программу прогресса.

Прогресс, достигнутый в конце 19-го века в науках о здоровье людей и в естественных науках, в инженерном деле, градостроительстве, науках об образовании и в других общественных науках, соединился с либертарной философией, дав жизнь новым формам отношений между людьми, жизни, чувств и мышления. Питание, гигиена и здравоохранение, нудизм, эсперанто, семья, рациональная школа, природа, город-сад и т.д., – все это составляло ныне забытую либертарную культуру, которая не погрязала в традициях, религиях и исторических обычаях, не имеющих в себе ничего революционного или народного.

Бездарность сегодняшних активистов и приход оппортунистов в движение, ослабевшее уже с середины 20-го века, ответственны за многие сказанные и все еще говоримые глупости. Они ответственны за патетическую картину либертарного движения, неспособного собрать культурный багаж, умение и ценности, оставленные нам нашими товарищами.

Анархист прошлого счел бы глупостью уловки анархо-индепендентистов (сторонников независимости народов или территорий, – прим. перевод.) или ситуацию, если CNT в одном регионе повела бы кампанию в пользу того или иного языка, борясь с другим, подчеркивая мнимую воображаемую границу, требуя территории и возмещения мнимых исторических обид.

Разве нам следует обращать внимание на этот конфликт между централистскими и периферийными хамами, становясь на сторону тех или других? Фрейдовскому конфликту, выдвигаемому национализмом, нет места в либертарном движении. Если в Галисии, Стране басков и Каталонии сегодня говорят в большинстве своем на двух языках, мы не должны требовать, чтобы разговаривали только на одном, или отказываться в нашей пропаганде от использования одного из двух, опираясь на мнимые историко-территориальные права. Ведь анархисты ведут речь об идеале в сфере этики, свободы, позитивных прав и обязанностей человека, о том сегодняшнем, что может быть перенесено в новое будущее общество, – а не об идеале, закрепленном в повиновении и восторгах по поводу традиций и устаревшего фольклора, по поводу языков, «образующих родину». Анархизм не поощряет национальную гордость – он продвигает вперед новое, поистине человеческое сообщество, являющееся носителем новых ценностей.

Мы, люди, – не инструменты на службе у кого-либо или чего-либо, навязанного нам, высшего по отношению к нам и не подвластного нашим решениям, нашей сегодняшней реальности (именно из нее растут наши корни). Разговоры о чистых, сталкивающихся с незапамятных времен культурных идентичностях, коими нам следует гордиться, радикально противоположны либертарному делу. Не говоря уже о том, что они совершенно ложны и по-детски несерьезны. Что изображают эти идентичности? Что в них позитивного? Да существуют ли они вообще, на самом деле?

Вступая в языковую войну на стороне «централистов» или «периферийников», мы вступаем в войну воображаемых территориальных идентичностей. Так нас поглощает политический идеал, не имеющий ничего общего с нашей либертарной идентичностью, на вершине которой стоит человеческое достоинство, а не территория, исторически очерченная ее правителями (или такая, которую желают очертить). Если сегодня в Галисии, Стране басков или Каталонии говорят на двух языках, то это не имеет большого значения для подавляющего большинства людей, живущих бок о бок друг с другом. А тот, кто хочет внести этот вопрос в либертарное движение – тот стремится совсем к другим вещам, что бы он там ни говорил...

Моя семья – все человечество, а моя родина – весь мир... Это не романтическая фраза, это программа будущего. И я не собираюсь пятиться назад, чтобы отыскивать в прошлом мнимый золотой век утраченной чистоты, о котором говорил, но в который сам не верил Жан-Жак Руссо.

ХУАН АРМАДА
“cnt”, No.350. Noviembre 2008.

Перевод: В.Граевский
vivalafora.livejournal.com/129010.html

"Патриот должен быть всегда готов защитить свою страну от своего правительства!"
(Т.Джеферсон, президент США в 1801-1809гг)
Звучит вполне по-анархистски и ... по-американски.

'черкас писал(а):"Патриот должен быть всегда готов защитить свою страну от своего правительства!"

ничего анархического, очередная вариация на тему "защиты доброго царя от злых бояр" - демократическая версия...
вот если бы он сказал, что патриот всегда должен быть готов защищаться от своей страны...

"Патриот должен быть всегда готов защитить свою страну от своего правительства!"

смысла ноль

xADIKALONx писал(а):смысла ноль

для того, кто не знает роль Т.Джеферсона в американской революции.
Джеферсон, между прочим, считал ее незаконченой и вообще он был леваком и послом США во Франции, когда там разразилась Великая Французская революция. Но американская была раньше:) Бастилию явно штурмовали купленые американцами парижане:)

Настоящий патриотизм, чувство, разумеется, весьма почтенное, но вместе с тем узкое, исключительное, противучеловеческое, нередко просто зверское. Последовательный патриот только тот, кто, любя страстно свое отечество и все свое, также страстно ненавидит все иностранное.

(Государственность и анархия)

'Весёлый Роджер писал(а):Настоящий патриотизм, чувство, разумеется, весьма почтенное, но вместе с тем узкое, исключительное, противучеловеческое, нередко просто зверское. Последовательный патриот только тот, кто, любя страстно свое отечество и все свое, также страстно ненавидит все иностранное.
(Государственность и анархия)

Там есть продолжение мысли не надо классиков стараться интерпретировать по своему .

письма о патриотизме

Все расовые национальные, государственные и классовые войны, никогда не имели другой цели, кроме владычества, являющегося необходимой гарантией и условием обладания богатствами и пользования ими. Человеческая история, рассматриваемая с этой точки зрения, является ничем иным, как продолжением великой борьбы за существование, составляющей, согласно Дарвину, основной закон органической природы.

И среди этой братоубийственной борьбы людей против людей, в этом взаимном пожирании друг друга, в этом рабстве и этой эксплуатации одних другими, которые меняя название и формы, тянулись непрерывно из века в век до наших дней, какую роль играла религия? Она всегда освящала насилие и обратила его в право. Она перенесла человечность, справедливость и братство на фиктивное небо, чтобы оставить на земле царство несправедливости и грубой силы. Она благословляла счастливых бандитов, и чтобы сделать их, еще счастливее, она проповедывала их бесчисленным жертвам, народам, покорность и послушание. И чем выше и прекраснее казался идеал, которому она поклонялась на небе, тем действительность на земле становилась ужаснее. Ибо в природе всякого идеализма, как религиозного, так и метафизического, заложено презрение к реальному миру, и, презирая его, он вместе с тем его эксплуатирует, — откуда вытекает, что всякий идеализм необходимо порождает лицемерие.

«Человек — материя, и не может безнаказанно презирать материю. Он—животное, и не может уничтожить свою животность; но он может и должен ее переработать и очеловечить через свободу, т. е. посредством комбинированного действия справедливости и разума, которые в свою очередь могут иметь влияние на нее только потому, что они являются ее продуктом и высшим выражением. » * Бакунин

Государство, это младший брат
церкви; а патриотизм, эта государственная добродетель,
этот культ государства, является лишь отражением божественного культа.

Патриотизм, как известно, добродетель мира античного, рожденная среди греческих и римских республик, где в действительности никогда не было другой религии, кроме религии государства, другого предмета поклонения кроме государства.


Государство, сказал я, по самой сущности своей, есть громадное кладбище, где происходит самопожертвование, смерть и погребение всех проявлений индивидуальной и местной жизни всех интересов частей, которые и составляют все вместе, общество. Это алтарь, на котором реальная свобода и благоденствие народов приносятся в жертву
политическому величию; и чем это пожертвование более полно, тем государство совершенней. Я отсюда заключаю, и это мое убеждение, что русская империя, это государство по преимуществу, это, без реторики, и без фраз, самое совершенное государство в Европе. Напротив того, все государства, в которых народы могут еще дышать, являются с точки зрения идеала, государствами несовершенными, подобно тому как все другие церкви по сравнению с римско-католической церковью, являются неудавшимися церквами.
Государство, сказал я, это абстракция, пожирающая народную жизнь; но для того, чтобы абстракция смогла родиться, заявиться и продолжать существовать в реальном мире, надо, чтобы существовало реальное коллективное тело, заинтересованное в ее существовании. Таковым не может быть большинство народа, ибо оно именно является жертвой государства: нуждаться в нем может лишь привилегированная группа, жреческое сословие государства,
правящий и обладающий собственностью класс, являющийся
в государстве тем же, чем в церкви является духовное сословие, священники.
И в самом деле, что видим мы в продолжение всей истории? Государство было всегда принадлежностью какого нибудь привилегированного класса: духовного сословия дворянства или буржуазии; наконец, когда все другие классы истощаются, выступает на сцену, класс бюро-кратов и тогда государство падает или, если угодно, возвышается до положения машины. Но для существования государства непременно нужно, чтобы какой нибудь привилегированный класс был заинтересован в его существовании. И вот солидарные интересы этого привилегированного класса, и есть именно то, что называется патриотизмом.

Был ли когда либо патриотизм, в том сложном смысле, который придают этому слову, народной страстью или добродетелью?
Имея в руках историю, я не колеблясь, отвечаю на этот вопрос решительным нет, и чтобы доказать читателю, что я не ошибаюсь, отвечая таким образом, я прошу у него позволения проанализировать главнейшие элементы, которые, комбинируясь более или менее различным образом между собою, составляют то, что называется патриотизмом.

Таких элементов четыре:

1) Естественный или физиологический элемент;
2) экономический;
3) политический и
4) религиозный или фанатический.

Естественный патриотизм, явление совершенно звериное, встречающееся на всех ступенях животной жизни и даже, можно отчасти сказать, в растительном царстве.
Взятый в этом смысле патриотизм, это губительная война, первое проявление в человечестве той великой и роковой борьбы за существование, которая составляет все развитие, всю жизнь естественного или реального мира борьбы непрестанной, всемирного пожирания друг друга, которое питает каждого индивида, каждую породу мясом и кровью индивидов других породпород, и которое, фатально возобновляясь с каждым часом, с каждым мгновением, позволяет жить и развиваться самым совершенным, сильным и умным породам насчет других.
Те, кто занимается земледелием или садоводством, знают, как трудно уберечь свои посадки против паразитических видов, которые отнимают у них свет и необходимые для питания химические элементы земли. Наиболее могучее растение, которое лучше других приноровлено к специальным условиям климата и почвы, развивается всегда со сравнительно большей силой и естественно стремится задушить все другие. Это молчаливая, но неустанная борьба, и нужно энергичное вмешательство человека, чтобы защитить предпочитаемые им растения от этого нашествия.

В животном царстве продолжается та же борьба, только она происходит более драматически с большим шумом. Здесь уже не молчаливое, незаметное задушение. Здесь течет кровь, и мучимое, раздираемое, пожираемое животное наполняет воздух криками. Наконец, человек, животное говорящее, вносит в эту борьбу первую фразу, и фраза эта называется патриотизмом.

Борьба за жизнь в растительном и животном царстве, не есть лишь борьба между индивидами: это борьба между породами, группами и семействами. Во всяком живом существе есть два инстинкта, два главных интереса: питание и воспроизведение. С точки зрения питания, каждый индивид является естественным врагом всех других, не взирая ни на какие связи—семейные, групповые или родовые — его с другими. Поговорка, что волки не едят друг друга, справедлива лишь до тех пор, покуда волки находят для своего питания животных, принадлежащих к другим породам; но мы знаем, что как только в этих последних ощущается недостаток, волки преспокойно пожирают друг друга. Кошки, свиньи и еще многие другие животныя часто с'едают своих собственных детенышей и нет животного, которое бы этого не сделало, вынужденное голодом. А человеческие общества не начали ли с людоедства? И кто не слыхал печальных историй о потерпевших крушение моряках, которые, блуждали среди океана, носясь на хрупком судне и будучи лишены пищи, бросали жребий, кто из них должен быть пожертвован и с'еден другими. Наконец, разве мы не видели при последнем большом голоде, опустошившем Алжир, матерей которые с'едали собственных детей?
Дело в том, что голод это жестокий и непобедимый деспот, и необходимость питаться, необходимость чисто индивидуальная, является первым законом, главным условием жизни. Это основание всей человеческой и социальной жизни, точно так же, как и жизни растительной и животной. Бунт против необходимости питания равносилен отрицанию всей жизни, самоприговору к небытию.
Но наряду с этим основным законом живой природы, есть и другой столь же существенный—закон воспроизведения. Первый стремится к сохранению индивидов, второй к созданию семейств, групп и пород. Индивиды, побуждаемые естественной необходимостью, стремятся соединиться, для целей воспроизведения, с индивидами, которые по организму близки к ним, подобны им.

Так как инстинкт воспроизведения составляет единственную связь солидарности, могущую существовать между индивидами животного мира, то там, где эта способность прекращается, прекращается и всякая животная солидарность. Все, остающееся вне группы, в среде которой возможно для индивида воспроизведение, составляет другую породу, совершено чуждый мир, мир враждебный и осужденный на истребление; все, что находится внутри, составляет обширное отечество породы,—как например, для людей, человечество.
Но это истребление и пожирание одного живого индивида другим происходит не только за пределами того ограниченного мира, который мы назвали обширным отечеством породы. Мы находим их внутри самого этого мира и такими же свирепыми а иногда и более свирепыми вследствие сопротивления и стеснения, которые они здесь встречают потому что к борьбе из за голода присоединяется столь же ожесточенная борьба из за любви.

Кроме того, каждая порода животных подразделяется на различные группы и семейства, видоизменяясь под влиянием географических и климатологических условий различных стран, в которых она живет. Большее или меньшее различие условий жизни определяет соответственное различие в организме индивидов, принадлежащих к одной и той же породе. К тому же известно, что всякий животный индивид естественно стремится совокупиться с индивидом, наиболее схожим с ним, откуда естественно вытекает развитие большого числа видоизменений в каждой породе. А так как различия, разделяющие все эти новые виды одни от других, основаны главным образом на воспроизведении, а воспроизведение есть единственная основа всей солидарности, то, очевидно, что широкая солидарность породы должна подразделяться на множество более ограниченных солидарностей и широкое отечество породы разбиваться на массу маленьких животных отечеств, враждебных и уничтожающих друг друга.

Я показал в своем предыдущем письме, каким образом патриотизм, как естественная страсть, вытекает из физиологического закона, а именно из закона, определяющего разделение живых существ на породы, семейства и группы.

Страсть патриотическая, очевидно страсть общественная. Чтобы найти ее яснейшее выражение в животном мире, надо обратиться к породам животных, которые подобно человеку, одарены в высшей мере общественной природой, например, к муравьям, к пчелам, к бобрам и ко многим другим животным, обладающим общими, постоянными жили-щами, а также к животным, кочующим стадами. Животные, имеющие общее, постоянное жилище, представляют с точки зрения, конечно, естественного патриотизма, патриотизм земледельческих народов, а животные, кочующие стадами, патриотизм кочевых народов.
Очевидно, что патриотизм первых полнее патриотизма последних. Этот последний выражает лишь солидарность индивидов в стаде, между тем, как первый создает еще связь индивидов с почвой и жилищем, в котором они обитают. Привычка—эта вторая натура как людей, так и животных— и образ жизни гораздо определеннее, устойчивее у животных общественных и оседлых, чем среди бродячих стад; а из этих-то особенностей в привычках и в образе жизни и составляется главный элемент патриотизма.
Естественный патриотизм можно определить так: инстинктивная, машинальная и совершенно лишенная кри-тики привязанность к общественно принятому, наследственному, традиционному образу жизни, и столь же инстинктивная, машинальная враждебность ко всякому другому образу жизни. Это любовь к своему и к своим и ненависть ко всему, имеющему чуждый характер. Стало быть, патриотизм, с одной стороны коллективный эгоизм, а с другой стороны—война.
Такая солидарность недостаточно сильна, чтобы индивиды-члены животной общины не пожирали друг друга в случае нужды; но она достаточно сильна, чтобы индивиды, забыв междуусобие, соединялись всякий раз, как им грозит вторжение чужой общины.
Посмотрите, например, на собак какой нибудь деревни. Собаки в естественном состоянии не составляют коллективных республик; предоставленные собственным инстинктам, они живут, подобно волкам, в бродячих стаях, и только под влиянием человека обращаются в оседлых животных. Но прикрепленные к месту, они составляют в каждой деревне своего рода республику, основанную не на коммунистическом строе, а на индивидуальной свободе, согласно девизу, столь любимому буржуазными экономистами: каждый за себя и черт побери оплошавшего. У собак безграничная свобода и попустительство, конкуренция, безустанная, безжалостная гражданская война, в которой более сильный всегда кусает более слабого,—совершенно как в буржуазных республиках. Но пусть только собака соседней деревни пробежит по их улице, и вы тотчас увидите, как все эти ссорящиеся сограждане толпой бросаются на несчастного иностранца.
Не есть ли это точная копия или, лучше сказать, оригинал, ежедневно копируемый человеческим обществом? Не есть ли это самое полное проявление того естественного патриотизма, о котором я сказал и осмеливаюсь повторить, что это чисто звериная страсть? Ее звериный характер несомненен, ибо собаки бесспорно звери, а человек, будучи животным подобно собаке и другим земным животным, но только животным, одаренным физиологической способностью думать и говорить

Я хотел лишь констатировать, что патриотизм, восхваляемый нам поэтами, политиками всех школ, правительствами и всеми привилегированными классами, как высшая и идеальная добродетель, имеет корень не в человеческих, но в звериных свойствах человека.

в человеческих обществах; чем менее развита цивилизация, чем менее сложна сама основа социальной жизни, тем сильнее проявляется естественный патриотизм, т. е. инстинктивная привязанность индивидов ко всем материальным, интеллектуальным и моральным привычкам, составляющим обычную, традиционную жизнь отдельной общины, и ненависть их ко всему чуждому, ко всему отличающемуся. Откуда вытекает, что естественный патриотизм обратно пропорционален, развитию цивилизации, т. е. торжеству человечности в человеческих обществах.

Никто не будет отрицать, что инстинктивный или естественный патриотизм жалких племен ледовитого пояса, едва затронутых человеческой цивилизацией и сама материальная жизнь чья так бедна, бесконечно сильнее или исключительнее, чем патриотизм, например, француза, англичанина или немца. Немец, англичанин, француз везде могут жить и акклиматизироваться, между тем, как уроженец полярных стран умер бы в скором времени от тоски по родине, если бы его удерживали вдали от нее. И, однако, что может быть более ничтожным, менее человечным, чем его существование! Это служит лишним доказательством, что интенсивность естественного патриотизма является показателем не человечности, а звериного состояния.

Наряду с положительным элементом патриотизма, заключающемся в инстинктивной привязанности индивидов к определенному образу существования, свойственному той общине, к которой они принадлежат, существует еще отрицательный элемент, столь же существенный как и первый и неотделимый от него; это равно инстинктивное отвращение ко всему чуждому—отвращение инстинктивное и, следовательно, совершенно звериное; да, действительно, звериное, ибо это отвращение тем энергичнее и непобедимее, чем менее тот, который его испытывает, думал и понимал, чем менее он человек.

В настоящее время это патриотическое отвращение ко всему иностранному встречается только у диких народов; в Европе его можно найти у полудикого населения, которое буржуазная цивилизация не удостоила просветить, хотя она и не забывает его эксплуатировать.


Достаточно появления на этих улицах иностранца, чтобы толпа несчастных человеческих существ мужчин, женщин и детей, едва одетых и носящих во всей своей внешности следы самой ужасной нищеты и самого глубокого падения, окружила его и осыпала ругательствами, иногда даже побоями, единственно потому, что он иностранец. Разве подобного рода грубый и дикий патриотизм не является самым кричащим отрицанием всего, что называется человечностью?

С точки зрения современногo сознания человечности и справедливости, какими, благодаря прошедшему развитию истории, мы их теперь наконец понимаем, патриотизм является
привычкой дурной, узкой и злополучной, ибо он является отрицанием человеческого равенства и солидарности.

И в основании всего этого, под всеми лицемерными фразами, которыми пользуются, чтобы придать себе внешний вид человечности и правоты, что мы находим? Всегда один и тот же экономический вопрос: стремление одних жить и благоденствовать на счет других. Все остальное лишь одна болтовня. Невежды, простецы и глупцы даются на эту удочку, но ловкие люди, управляющие судьбами государств, знают очень хорошо, что в основании всех войн, есть только один повод: грабеж, завоевание чужого богатства и порабощение чужого труда.

Очевидно, что, по крайней мере, до сего времени, чело¬ вечество не было исключением из общего закона животного мира, который приговаривает все живые существа пожирать друг друга, чтобы жить. Только социализм, как я постараюсь это показать в следующих статьях, только социализм, ставя на место политической, юридической и божеской справедливости, справедливость человеческую, замещая патриотизм всемирной солидарностью людей, а экономическую конкуренцию международной организацией общества, всецело основанного на труде, может положить кoнец войне, этому грубому проявлению человеческой животности.

Но до тех пор пока он не восторжествует на земле тщетно будут протестовать все буржуазные конгрессы мира и свободы, тщетно будут председательствовать на них все Викторы Гюго всего света; люди будут продолжать раздирать друг друга, как дикие животные.

http://az.lib.ru/t/tolstoj_lew_nikolaewich/text_0750-1.shtml

по теме

Как бы личность хоть и не так давно родилась, но от родителей точно уже пора съезжать. Так что патриотизм - это любовь к своим цепям, благодаря который стали возможны Гитлер и Сталин...

'Ganmrak писал(а):Как бы личность хоть и не так давно родилась, но от родителей точно уже пора съезжать. Так что патриотизм - это любовь к своим цепям, благодаря который стали возможны Гитлер и Сталин...

Не верю своим глазам , прогресс на лицо , осталось признать что национализм это вредно для анархизма и я буду просто счастлив камрад т.к. это связанные в корне между собои понятия патриотизм и национализм .

АNARCHY®WORLD писал(а):Не верю своим глазам , прогресс на лицо , осталось признать что национализм это вредно для анархизма и я буду просто счастлив камрад т.к. это связанные в корне между собои понятия патриотизм и национализм .

Я и не был никогда националистом. Я просто говорил, что анархо-национализм - интересен, но чтобы принимать его - Б-г меня от этого упаси.
"Нету Родины у блаженных и юродивых."(с)

'Ganmrak писал(а):анархо-национализм - интересен

Некоторые ради интереса праздного руки в соляную кислоту по самые уши засовывают , твои же интерес какои то не очень здоровый был, раз в компашку хаотов записался , это не в упрек .)

АNARCHY®WORLD писал(а):Некоторые ради интереса праздного руки в соляную кислоту по самые уши засовывают , твои же интерес какои то не очень здоровый был, раз в компашку хаотов записался , это не в упрек .)

Ну так я и есть хаот, но совсем не Н-А.

'Ganmrak писал(а):хаот

- организатор социальных, экономических, политических, этнических и иных беспорядков.