Кащей_Бессмертный
10-12-2009 17:24:12
http://www.rabkor.ru/debate/4416.html
– Ты коммунист?
– Нет, я антифашист.
– С каких пор?
– С тех пор как понял, что такое фашизм.
Эрнест Хемингуэй. По ком звонит колокол
Антифашизм в России – идея популярная, ведь, в конце концов, в 1945 году именно СССР оказался главным победителем нацистской Германии. Ну а на логичный вопрос, почему в таком случае именно «антифашизм», а не, допустим, «антинацизм», стоит ответить, что фашизм в наше время – термин собирательный, под которым понимают собственно фашизм, национал-социализм, неонацизм и прочие подобные им ультраправые идеи. (Пояснение это не праздное, потому что люди, далекие от проблем антифашизма, особенно – сторонники ультраправых идей, часто говорят, что те, против кого борются антифашисты, дескать, вовсе и не фашисты.)
– Ты коммунист?
– Нет, я антифашист.
– С каких пор?
– С тех пор как понял, что такое фашизм.
Эрнест Хемингуэй. По ком звонит колокол
Антифашизм в России – идея популярная, ведь, в конце концов, в 1945 году именно СССР оказался главным победителем нацистской Германии. Ну а на логичный вопрос, почему в таком случае именно «антифашизм», а не, допустим, «антинацизм», стоит ответить, что фашизм в наше время – термин собирательный, под которым понимают собственно фашизм, национал-социализм, неонацизм и прочие подобные им ультраправые идеи. (Пояснение это не праздное, потому что люди, далекие от проблем антифашизма, особенно – сторонники ультраправых идей, часто говорят, что те, против кого борются антифашисты, дескать, вовсе и не фашисты.)
Скрытый текст: :
Казалось бы, всё логично и достаточно просто: фашистские идеи в России не могут быть популярны по определению, да и борются у нас вроде бы с проявлениями фашизма, например, те же проправительственные «Наши».
Но одно дело – декларировать борьбу и совершенно другое – действительно бороться. Вспомним: в 1939 году после нападения гитлеровских войск на Польшу Великобритания и Франция, связанные с последней союзническими обязательствами, объявили Германии войну, которая вошла в историю как «странная война», потому что собственно войны-то долгое время и не было – небольшие стычки, не более того. Так что борьба бывает героической и показушной, самоотверженной и лицемерной – в общем, разной.
Бытует мнение, что война с фашизмом закончилась в 1945 году подписанием акта о безоговорочной капитуляции. Однако это не так. Фашизм никуда не делся, разве что его уменьшились распространение и влияние (по крайней мере, с точки зрения официальной пропаганды как в СССР, так и на Западе). Фашисты и нацисты и после 1945 года продолжали устраивать демонстрации во многих городах мира, избивали и убивали тех, кого считали и считают неполноценными людьми. Кроме того, диктаторские режимы полуфашистского типа продолжали существовать всю вторую половину XX столетия – например, «диктатура черных полковников» в Греции в 1967–1974 годах или режим Франко в Испании, продержавшийся вплоть до смерти диктатора в 1975 году. Существовали и другие правые диктатуры. А в послевоенной Германии шел болезненный процесс денацификации, сопровождавшийся регулярными скандалами, в которых открывалось нацистское прошлое большого количества чиновников разного уровня работавших в ФРГ.
Вторая мировая война закончилась 2 сентября 1945 года, но борьба с фашизмом продолжается по сей день, в том числе на улицах современной России. Она продолжается по всему миру, повсеместно, можно сказать, каждый день и час.
Ультраправые группировки существовали еще в СССР. Процесс фашизации общества особенно обострился во второй половине 1980-х, когда начинался распад Советского Союза. В союзных республиках (в том числе и в России) поднялась волна сепаратизма и национализма, ультраправые идеи стали проникать в молодежь все активнее, и если собственно ультраправые все-таки остались маргинальным явлением, то уровень обывательской ксенофобии заметно повысился и особенно остро возрос в России на волне обострения экономических проблем в конце 80-х – первой половине 90-х годов. Общественное недовольство стало выискивать «причину всех бед» и все чаще находило ее в происках американцев – наследие противостояния Советского Союза и Соединенных Штатов и «холодной войны»; в «понаехавших» вообще и кавказцах в частности – что вообще типично для капиталистических стран, когда на мигрантов пытаются свалить ответственность за безработицу, низкие зарплаты и другие проблемы социально-экономического характера; в евреях – их националисты во многих странах мира традиционно считали и считают в разные периоды истории ответственными за экономические, и (реже) политические проблемы.
Проявления уличного фашизма, бытовой ксенофобии и расизма стали типичными для нашей страны, что имело далеко идущие последствия, в том числе для медленно возрождающегосяся левого движения. Анархо-синдикалист В. Граевский называет то, насколько общество заражено ксенофобией, расизмом и националистическими идеями в целом, «веймарским синдромом»: «Положение усугубляется, если правящая или “альтернативная” элита государства (вместе с обслуживающими ее идеологами) ощущает свою “ущербность” или оттесненность от мирового пирога. В этом случае возникает устойчивый “веймарский синдром” – комплекс “униженной” и “преданной” нации – медведя, загнанного в угол злыми врагами»(1).
В ответ на подъем ультраправых в 1990-х начинает зарождаться антифашистское движение – «антифа» – стремящееся дать отпор неонацистам на улицах российских городов.
При этом необходимо отметить, что после подавления оппозиции осенью 1993 года российская общественность все больше впадала в аполитичную апатию. Этому способствовала и крайне тяжелая экономическая ситуация – люди были озабочены банальным выживанием, им было не до политических перипетий, тем более что танки Ельцина показали, что ждет недовольных и несогласных. Кроме того, не стоит забывать, и что в 1993-м противники либерально-капиталистического режима Бориса Ельцина сплотились в первую очередь под националистическими знаменами: это были сторонники открыто националистических объединений, таких как Русское национальное единство (РНЕ), и сталинисты, мечтавшие о возрождении советской империи. Так или иначе, но в результате политика стала занятием либо правящей элиты, либо немногочисленных политических маргиналов, переживавших тяжелый период упадка.
Не произошло политизации и в результате дефолта 1998 года, а с приходом к власти Владимира Путина страна и вовсе оказалась в состоянии показной стабилизации.
При этом как раз на рубеже 1990-х – 2000-х леворадикальный антифашизм начал постепенно набирать силу, становясь все более способным противостоять уличному насилию неонацистов. И хотя фашисты и антифашисты продолжали оставаться маргинальным явлением, их уличное противостояние углублялось. В конечном итоге силы их стали примерно равны, а противостояние радикализовалось: если до того жертвами неонацистов становились мигранты, люди с другим цветом кожи, то в последние годы «обнаружив угрозу слева, [неонацисты] перевели свой огонь на антифашистов»(2).
С 2004 по 2009 годы в России от рук неонацистов погибли, по меньшей мере, девять человек, открыто придерживавшихся антифашистских взглядов, а смерть еще двоих (Анастасии Бабуровой и Станислава Маркелова) оставила множество вопросов. Впрочем, в этом случае вряд ли есть смысл говорить об убийстве за антифашистские убеждения, даже несмотря на то что по подозрению в причастности к убийству были арестованы члены ультраправой организации «Русский образ».
Последним на сегодняшний день убитым антифашистом оказался один из лидеров московских антифашистов – 26-летний анархист Иван Хуторской. Ивана убили выстрелом в голову в подъезде дома, в котором он проживал, вечером 16 ноября. Наиболее вероятной причиной убийства считается принадлежность Хуторского к антифашистскому движению: он был давно известен неонацистам, а его адрес и фотографии весели на правых сайтах, к тому же ранее нацисты уже трижды покушались на его жизнь (последний раз в январе 2009 года).
Произошедшее убийство, возможно, станет по-своему знаковым для движения антифа. Оно уже далеко не первое, к тому же убит один из лидеров движения, фигура заметная и популярная. Нельзя забывать и о политических взглядах Ивана – в противном случае его смерть становится поводом для самопиара тех, кто был, мягко говоря, не близок ему по своим воззрениям – сталинистов и либералов, для которых это лишний повод поругать власти, и не более того.
Когда радикальные антифашисты перестают афишировать свои политические воззрения – они становятся пешками в чужих играх. Их жизни оказываются не более чем разменной монетой в борьбе за власть всевозможных «респектабельных политиков», которые сетуют на «уличный экстремизм» и мечтают об усилении полицейского контроля «ради спокойствия граждан», замалчивая либо действительно не понимая истинные причины происходящего.
Сегодняшняя деятельность антифашистов в России является реакцией на насилие ультраправых. Антифашизм возникает тогда и там, где и когда начинают действовать фашистские группировки. Но проблема – в его абстрактности, в том, что это – единство «против», но не единство «за». А такое положение дел рано или поздно заставляет искать конструктивные точки соприкосновения его составляющих – если только антифашисты не хотят бесконечно бороться со следствием (собственно с фашизмом), а не с причиной (то есть тем, что и порождает фашизм). И тут стоит вспомнить, что антифашизм бывает разным: либеральным, марксистским, анархистским… Поэтому, объединяясь, люди либо станут искать компромисс между различными идеологическими воззрениями, создавая единый антифашистский фронт и теряя тем самым собственное уникальное политическое «я», либо в первую очередь станут объединяться по политическим взглядам, вместе с тем продолжая антифашистскую борьбу.
В настоящее время заметен крен в сторону возникновения этакого «единого антифашистского фронта», в который войдут и либералы, и радикалы: наглядный пример – митинг «Русские – против фашизма» 4 ноября. Но не стоит забывать, что значительную часть бойцов антифа составляют анархисты, и убитый Иван Хуторской также принадлежал к их числу(3). Для них подчинение своих взглядов единому антифашизму ради собственно антифашизма станет, по сути, политическим самоубийством – невозможно действовать заодно с либералами и оставаться радикалом в политических вопросах. Это наглядно продемонстрировала Гражданская война в Испании 1936–1939 годов (кроме того, в Испании выявилась бесперспективность и союза, например, сталинистов, с одной стороны, и анархистов – с другой; в таком союзническом блоке политические противоречия рано или поздно приводят к конфликту).
Если анархисты хотят победить фашизм и при этом сохранить собственное «я», остаться собственно анархистами, то им придется все более «политизироваться», то есть совмещать уличный антифашизм с социальной борьбой (в конце концов, пока есть капитализм, будут и фашисты). Речь при этом не идет о создании «политической партии анархистов», это в любом случае нонсенс (хотя прецеденты, например, «Союз анархистов Украины», и есть), но о широком участии в профсоюзной борьбе, борьбе по месту жительства, экологическом движении(4). И наиболее трезво смотрящие на проблемы антифашистского движения анархисты говорят именно об этом: «Поскольку фашисты – это в основном организованная политическая сила, их нельзя давить хаотичным уличным насилием. Одну организованную политическую силу может раздавить только другая организованная политическая, социальная сила». В обществе отсутствует классовое сознание, оно фрагментировано, и поэтому нужно не сосредоточиваться на борьбе с фашизмом как таковым (это все равно что бесконечно рубить головы гидре), но на том, что его порождает, – в первую очередь капиталистической форме экономических отношений и также потакании властей.
«В конечном счете, речь идет не о том, чтобы, встав в позу морализаторов, возложить вину за отдельные эффекты капиталистической политики на ту или иную буржуазную систему господства, то или иное национальное государство, того или иного капиталиста, ту или иную группу людей или – так сказать, в качестве вершины идиотизма – на одного отдельного индивида. Могущественный враг глобального пролетариата – мировая капиталистическая система, всеобщее товарное общество в целом»(5).
Так или иначе, но «либо ты займешься политикой, либо политика займется тобой». А потому анархисты вообще и антифа-крыло анархистов в частности, если они действительно хотят победить фашизм и не хотят, чтобы смерти их товарищей были напрасными, должны становиться более активными в вопросах социальной борьбы.
Примечания:
(1) Граевский В. Веймарский синдром и «левые радикалы» (http://aitrus.info/node/437)
(2) Тушкин А. Убийство развязало уличную войну (http://www.chaskor.ru/article/ubijstvo_razvyazalo_ulichnuyu_vojnu).
(3) Разговоры ни о чем (http://punxunite.ru/908-razgovory-ni-o-chjom.html).
(4) Справедливости ради стоит отметить, что взаимопроникновение анархистского антифашизма и социального анархизма есть, но пока оно не слишком глубоко.
(5) Класс против класса (http://aitrus.info/node/425).
Андрей Федоров
Но одно дело – декларировать борьбу и совершенно другое – действительно бороться. Вспомним: в 1939 году после нападения гитлеровских войск на Польшу Великобритания и Франция, связанные с последней союзническими обязательствами, объявили Германии войну, которая вошла в историю как «странная война», потому что собственно войны-то долгое время и не было – небольшие стычки, не более того. Так что борьба бывает героической и показушной, самоотверженной и лицемерной – в общем, разной.
Бытует мнение, что война с фашизмом закончилась в 1945 году подписанием акта о безоговорочной капитуляции. Однако это не так. Фашизм никуда не делся, разве что его уменьшились распространение и влияние (по крайней мере, с точки зрения официальной пропаганды как в СССР, так и на Западе). Фашисты и нацисты и после 1945 года продолжали устраивать демонстрации во многих городах мира, избивали и убивали тех, кого считали и считают неполноценными людьми. Кроме того, диктаторские режимы полуфашистского типа продолжали существовать всю вторую половину XX столетия – например, «диктатура черных полковников» в Греции в 1967–1974 годах или режим Франко в Испании, продержавшийся вплоть до смерти диктатора в 1975 году. Существовали и другие правые диктатуры. А в послевоенной Германии шел болезненный процесс денацификации, сопровождавшийся регулярными скандалами, в которых открывалось нацистское прошлое большого количества чиновников разного уровня работавших в ФРГ.
Вторая мировая война закончилась 2 сентября 1945 года, но борьба с фашизмом продолжается по сей день, в том числе на улицах современной России. Она продолжается по всему миру, повсеместно, можно сказать, каждый день и час.
Ультраправые группировки существовали еще в СССР. Процесс фашизации общества особенно обострился во второй половине 1980-х, когда начинался распад Советского Союза. В союзных республиках (в том числе и в России) поднялась волна сепаратизма и национализма, ультраправые идеи стали проникать в молодежь все активнее, и если собственно ультраправые все-таки остались маргинальным явлением, то уровень обывательской ксенофобии заметно повысился и особенно остро возрос в России на волне обострения экономических проблем в конце 80-х – первой половине 90-х годов. Общественное недовольство стало выискивать «причину всех бед» и все чаще находило ее в происках американцев – наследие противостояния Советского Союза и Соединенных Штатов и «холодной войны»; в «понаехавших» вообще и кавказцах в частности – что вообще типично для капиталистических стран, когда на мигрантов пытаются свалить ответственность за безработицу, низкие зарплаты и другие проблемы социально-экономического характера; в евреях – их националисты во многих странах мира традиционно считали и считают в разные периоды истории ответственными за экономические, и (реже) политические проблемы.
Проявления уличного фашизма, бытовой ксенофобии и расизма стали типичными для нашей страны, что имело далеко идущие последствия, в том числе для медленно возрождающегосяся левого движения. Анархо-синдикалист В. Граевский называет то, насколько общество заражено ксенофобией, расизмом и националистическими идеями в целом, «веймарским синдромом»: «Положение усугубляется, если правящая или “альтернативная” элита государства (вместе с обслуживающими ее идеологами) ощущает свою “ущербность” или оттесненность от мирового пирога. В этом случае возникает устойчивый “веймарский синдром” – комплекс “униженной” и “преданной” нации – медведя, загнанного в угол злыми врагами»(1).
В ответ на подъем ультраправых в 1990-х начинает зарождаться антифашистское движение – «антифа» – стремящееся дать отпор неонацистам на улицах российских городов.
При этом необходимо отметить, что после подавления оппозиции осенью 1993 года российская общественность все больше впадала в аполитичную апатию. Этому способствовала и крайне тяжелая экономическая ситуация – люди были озабочены банальным выживанием, им было не до политических перипетий, тем более что танки Ельцина показали, что ждет недовольных и несогласных. Кроме того, не стоит забывать, и что в 1993-м противники либерально-капиталистического режима Бориса Ельцина сплотились в первую очередь под националистическими знаменами: это были сторонники открыто националистических объединений, таких как Русское национальное единство (РНЕ), и сталинисты, мечтавшие о возрождении советской империи. Так или иначе, но в результате политика стала занятием либо правящей элиты, либо немногочисленных политических маргиналов, переживавших тяжелый период упадка.
Не произошло политизации и в результате дефолта 1998 года, а с приходом к власти Владимира Путина страна и вовсе оказалась в состоянии показной стабилизации.
При этом как раз на рубеже 1990-х – 2000-х леворадикальный антифашизм начал постепенно набирать силу, становясь все более способным противостоять уличному насилию неонацистов. И хотя фашисты и антифашисты продолжали оставаться маргинальным явлением, их уличное противостояние углублялось. В конечном итоге силы их стали примерно равны, а противостояние радикализовалось: если до того жертвами неонацистов становились мигранты, люди с другим цветом кожи, то в последние годы «обнаружив угрозу слева, [неонацисты] перевели свой огонь на антифашистов»(2).
С 2004 по 2009 годы в России от рук неонацистов погибли, по меньшей мере, девять человек, открыто придерживавшихся антифашистских взглядов, а смерть еще двоих (Анастасии Бабуровой и Станислава Маркелова) оставила множество вопросов. Впрочем, в этом случае вряд ли есть смысл говорить об убийстве за антифашистские убеждения, даже несмотря на то что по подозрению в причастности к убийству были арестованы члены ультраправой организации «Русский образ».
Последним на сегодняшний день убитым антифашистом оказался один из лидеров московских антифашистов – 26-летний анархист Иван Хуторской. Ивана убили выстрелом в голову в подъезде дома, в котором он проживал, вечером 16 ноября. Наиболее вероятной причиной убийства считается принадлежность Хуторского к антифашистскому движению: он был давно известен неонацистам, а его адрес и фотографии весели на правых сайтах, к тому же ранее нацисты уже трижды покушались на его жизнь (последний раз в январе 2009 года).
Произошедшее убийство, возможно, станет по-своему знаковым для движения антифа. Оно уже далеко не первое, к тому же убит один из лидеров движения, фигура заметная и популярная. Нельзя забывать и о политических взглядах Ивана – в противном случае его смерть становится поводом для самопиара тех, кто был, мягко говоря, не близок ему по своим воззрениям – сталинистов и либералов, для которых это лишний повод поругать власти, и не более того.
Когда радикальные антифашисты перестают афишировать свои политические воззрения – они становятся пешками в чужих играх. Их жизни оказываются не более чем разменной монетой в борьбе за власть всевозможных «респектабельных политиков», которые сетуют на «уличный экстремизм» и мечтают об усилении полицейского контроля «ради спокойствия граждан», замалчивая либо действительно не понимая истинные причины происходящего.
Сегодняшняя деятельность антифашистов в России является реакцией на насилие ультраправых. Антифашизм возникает тогда и там, где и когда начинают действовать фашистские группировки. Но проблема – в его абстрактности, в том, что это – единство «против», но не единство «за». А такое положение дел рано или поздно заставляет искать конструктивные точки соприкосновения его составляющих – если только антифашисты не хотят бесконечно бороться со следствием (собственно с фашизмом), а не с причиной (то есть тем, что и порождает фашизм). И тут стоит вспомнить, что антифашизм бывает разным: либеральным, марксистским, анархистским… Поэтому, объединяясь, люди либо станут искать компромисс между различными идеологическими воззрениями, создавая единый антифашистский фронт и теряя тем самым собственное уникальное политическое «я», либо в первую очередь станут объединяться по политическим взглядам, вместе с тем продолжая антифашистскую борьбу.
В настоящее время заметен крен в сторону возникновения этакого «единого антифашистского фронта», в который войдут и либералы, и радикалы: наглядный пример – митинг «Русские – против фашизма» 4 ноября. Но не стоит забывать, что значительную часть бойцов антифа составляют анархисты, и убитый Иван Хуторской также принадлежал к их числу(3). Для них подчинение своих взглядов единому антифашизму ради собственно антифашизма станет, по сути, политическим самоубийством – невозможно действовать заодно с либералами и оставаться радикалом в политических вопросах. Это наглядно продемонстрировала Гражданская война в Испании 1936–1939 годов (кроме того, в Испании выявилась бесперспективность и союза, например, сталинистов, с одной стороны, и анархистов – с другой; в таком союзническом блоке политические противоречия рано или поздно приводят к конфликту).
Если анархисты хотят победить фашизм и при этом сохранить собственное «я», остаться собственно анархистами, то им придется все более «политизироваться», то есть совмещать уличный антифашизм с социальной борьбой (в конце концов, пока есть капитализм, будут и фашисты). Речь при этом не идет о создании «политической партии анархистов», это в любом случае нонсенс (хотя прецеденты, например, «Союз анархистов Украины», и есть), но о широком участии в профсоюзной борьбе, борьбе по месту жительства, экологическом движении(4). И наиболее трезво смотрящие на проблемы антифашистского движения анархисты говорят именно об этом: «Поскольку фашисты – это в основном организованная политическая сила, их нельзя давить хаотичным уличным насилием. Одну организованную политическую силу может раздавить только другая организованная политическая, социальная сила». В обществе отсутствует классовое сознание, оно фрагментировано, и поэтому нужно не сосредоточиваться на борьбе с фашизмом как таковым (это все равно что бесконечно рубить головы гидре), но на том, что его порождает, – в первую очередь капиталистической форме экономических отношений и также потакании властей.
«В конечном счете, речь идет не о том, чтобы, встав в позу морализаторов, возложить вину за отдельные эффекты капиталистической политики на ту или иную буржуазную систему господства, то или иное национальное государство, того или иного капиталиста, ту или иную группу людей или – так сказать, в качестве вершины идиотизма – на одного отдельного индивида. Могущественный враг глобального пролетариата – мировая капиталистическая система, всеобщее товарное общество в целом»(5).
Так или иначе, но «либо ты займешься политикой, либо политика займется тобой». А потому анархисты вообще и антифа-крыло анархистов в частности, если они действительно хотят победить фашизм и не хотят, чтобы смерти их товарищей были напрасными, должны становиться более активными в вопросах социальной борьбы.
Примечания:
(1) Граевский В. Веймарский синдром и «левые радикалы» (http://aitrus.info/node/437)
(2) Тушкин А. Убийство развязало уличную войну (http://www.chaskor.ru/article/ubijstvo_razvyazalo_ulichnuyu_vojnu).
(3) Разговоры ни о чем (http://punxunite.ru/908-razgovory-ni-o-chjom.html).
(4) Справедливости ради стоит отметить, что взаимопроникновение анархистского антифашизма и социального анархизма есть, но пока оно не слишком глубоко.
(5) Класс против класса (http://aitrus.info/node/425).
Андрей Федоров
). Считаю, что вопли о бесполезности АФА - это просто глупость. Если есть уличный нацизм, то должен быть и уличный антифашизм. С другой стороны, конечно, АФА должно подвергаться критике, должно быть затянуто в анархизм. Но необходимость АФА, ИМХО, на лицо, оно никого не отвлекает, напротив, втягиевает людей, которые в противном случае клали бы хуй на политику. Помимо всякие глобальных целей есть цели промежуточные, которыми нельзя пренебрегать. Противостояние уличному нацизму лоб-в-лоб, прямо сейчас и здесь - одна из таких целей.
