zajets
30-09-2009 17:29:49
Роберт Нозик перевод для "РЕконструкции" master-genie
http://livasprava.info/index.php?option=com_content&task=view&id=1291&Itemid=1
Коллектив журнала «РЕконструкция» не разделяет правые, рыночные иллюзии Роберта Нозика, но его попытка рассмотреть вопрос о правах животных не может не впечатлять. Философ пытается рассмотреть отношения между людьми и животными, как этическую проблему. Его подход лишен догматизма и назидательности. После прочтения текста у читателя будет, пожалуй, больше вопросов, чем ответов. И это хорошо. Парадоксы заставляют думать. Культура капиталистического общества потребления отбивает у людей эту привычку. Целью же нашего издания является способствовать становлению творческой дискуссии и критического мышления.
Животные имеют определённое значение. По крайней мере, некоторые высшие животные должны бы иметь какой-то вес в размышлениях людей о своих действиях. Это сложно доказать. (Впрочем, то, что люди имеют какое-то значение, тоже сложно доказать!) Сначала мы приведем частные примеры, а потом – аргументы. Если бы вам захотелось пощелкать пальцами, например, в ритм какой-то музыке, и при этом вы бы знали, что из-за некой сложной причинно-следственной связи щелчок ваших пальцев приведет к длительной и мучительной смерти 10000 довольных жизнью, ничейных коров – допустим, даже к мгновенной и безболезненной смерти – будет ли вполне допустимо щелкнуть пальцами? Существует ли какая-нибудь причина, по которой сделать это было бы морально недопустимо?
Кто-то скажет, что люди не должны так делать, потому что такие действия делают их грубыми и готовыми лишить жизни людей, исключительно ради собственного удовольствия. То есть, эти действия, сами по себе не вызывающие моральных возражений, имеют нежелательный побочный эффект в области морали. (В таком случае, дело обстояло бы иначе, не будь возможности такого побочного эффекта: например, для человека, который знает, что он последний человек на земле.) Но откуда вообще берется этот побочный эффект? Если делать с животными что угодно по любой прихоти – это, само по себе, вполне нормально, и если человек видит четкую грань между животными и людьми, помнит о ней во время своих действий, то с какой стати убийство животных сделает его грубым и готовым обижать или убивать людей? Разве мясники совершают больше убийств? (Больше, чем другие люди, у которых всегда под рукой нож?) Если я люблю со всего размаху ударить битой по бейсбольному мячу, означает ли это, что есть повышенная вероятность того, что я сделаю то же самое с чьей-нибудь головой? Разве я не способен понять, что люди отличаются от бейсбольных мячей, и разве это понимание не останавливает побочный эффект? Почему дела обстоят иначе в случае с животными? Конечно, есть ли побочный эффект – это эмпирический вопрос; но остаётся загадкой, почему он должен возникать. По крайней мере, среди читателей этого текста, взрослых людей, способных проводить различия и соответственно им себя вести.
Если некоторые животные имеют некоторое значение, то какие это животные, насколько большое значение они имеют и как это можно определить? Допустим (и это, по-моему, подтверждается практикой), что поедание животных не обязательное условие здоровья и стоит не менее дорого, чем альтернативные равным образом здоровые диеты, доступные жителям Соединённых Штатов. В таком случае, выгода от поедания животных состоит в удовольствии от вкусовых ощущений, гурманских радостях, разных вкусах. Я бы не стал утверждать, что эти ощущения не являются приятными, восхитительными и интересными. Вопрос в следующем: перевешивают ли они (или, точнее, несущественное их усиление, достигаемое поеданием животных вдобавок ко всей остальной пище) моральный вес, который имеют жизнь и страдание животных? Если животные имеют какое-то значение, превышает ли моральный ущерб дополнительная выгода, полученная путём их поедания? Как можно было бы разрешить эти вопросы?
Мы могли бы рассмотреть похожие примеры, распространяя свои суждения на наш случай. Например, можно рассмотреть охоту, в коем случае, по моему мнению, охотиться и убивать животных просто ради забавы недопустимо. Является ли охота особым случаем, поскольку сама её цель, доставляющая всё наслаждение, и есть погоня, нанесение увечий и убийство животных? В таком случае допустим, что я люблю размахивать бейсбольной битой. Так получилось, что есть только одно место, где можно ею помахать, и прямо перед ним стоит корова. Размахивание битой, к сожалению, неразрывно связано с размозжением коровьей головы. Но от этого я не получу никакой радости: удовольствие приходит от напряжения мышц, хорошей амплитуды и т.д. К сожалению, побочным эффектом (не целью) этого является размозженный череп животного. Конечно, я мог бы воздержаться от махания битой, и вместо этого делать наклоны с касанием пальцев ног или другие упражнения. Но это не будет таким же приятным занятием, как махание битой; я не получу столько радости, веселья и удовольствия. Вопрос в следующем: допустимо ли для меня размахивать битой для того, чтобы получить от этого дополнительное удовольствие по сравнению с наилучшим из возможных альтернативных вариантов действий, не предусматривающих нанесение вреда животному? Допустим, что речь идёт не просто о воздержании от особых радостей махания битой сегодня; допустим, что такая же ситуация возникает каждый день с разными животными. Существует ли какой-то принцип, позволяющий убивать и поедать животных ради дополнительного удовольствия, которое приносит это занятие, но не позволяющий размахивать битой ради дополнительного удовольствия в этом случае? Как может выглядеть этот принцип? (Может быть, лучше применить другую параллель к мясоедению? Животное убивают ради добычи кости, из которой изготавливают лучший вид бит; биты из другого материала не доставляют такого же удовольствия. Можно ли убить животное, чтобы получить дополнительное удовольствие от биты из кости? Будет ли более морально допустимо, если вы наймете кого-то, чтобы он совершил убийство вместо вас?)
Такие примеры и вопросы могли бы помочь человеку определиться с тем, где он хочет провести границу, какую позицию он хочет занять. Впрочем, у них, как всегда, ограничена сфера применения: они показывают конфликт, но не говорят, какой взгляд правильный. Так и не поняв, в чем разница между маханием битой и убийством и поеданием животного, вы можете решить, что, в конце концов, махать битой – это нормально. Кроме того, такая апелляция к похожим случаям не особо помогает нам в том, чтобы назначить конкретный моральный вес разным видам животных.
Цель этих примеров здесь – исследовать явление моральных ограничений, а не вопрос поедания животных. Хотя должен сказать, что по-моему, дополнительная выгода, которую американцы сегодня могут извлечь из поедания животных не оправдывает себя. То есть, мы не должны этого делать. Стоит отметить один повсеместно применяемый аргумент, частично связанный с ограничениями: поскольку люди едят животных, они и выращивают их в количестве, большем, чем их бы существовало без этого. Просуществовать какое-то время – лучше, чем никогда не существовать вообще. Следовательно, делается заключение: животным лучше от того, что мы их едим. Хотя это и не входит в наши цели, но, к счастью, получается, что мы действительно попутно приносим им благо! (Если бы изменились вкусы и люди больше не находили удовольствия в поедании животных, должны ли были бы люди, озабоченные благосостоянием животных, принуждать себя к неприятному занятию и продолжать их поедать?) Я не считаю, что животные должны иметь такой же моральный вес, как и люди, но параллельная аргументация относительно людей выглядит не очень убедительно. Можно представить себе ситуацию, когда из-за демографических проблем каждая семья должна ограничить количество детей какой-то заданной заранее планкой. Достигнув максимального количества, пара хочет завести еще одного ребёнка и избавиться от него в трёхлетнем (или двадцатитрёхлетнем) возрасте: принести в жертву или использовать в гастрономических целях. В своё оправдание они отмечают, что существование этого ребёнка вообще запрещено; и конечно же ему лучше будет всё-таки просуществовать какое-то количество лет. Но когда человек уже существует, даже те, кто его создал, не могут делать с ним всё что угодно, исходя из того, что само его существование – это уже плюс. Существующий человек имеет притязания, даже если его создатели имели своей целью эти притязания перечеркнуть. Стоило бы выдвинуть моральные возражения против системы, позволяющей родителям рожать ребёнка и делать с ним что угодно – только потому, что в таком случае ребёнку тоже будет лучше, чем если бы он вообще не родился. (Кто-то подумает, что единственная проблема тут – тщательно подходить к процессу выдачи разрешений.) Раз уж животные существуют, они тоже могут выдвигать притязания на определённое отношение к себе. Вполне возможно, эти притязания имеют меньший вес, чем притязания людей. Но тот факт, что некоторые животные появились на свет только потому, что кто-то хотел каким-то образом перечеркнуть какие-то их притязания – не значит, что эти притязания вообще не существуют.
Рассмотрим следующую (очень минималистичную) позицию относительно обращения с животными. Для простоты назовём её «утилитаризм для животных, кантианство для людей». Она гласит: (1) необходимо максимизировать общую сумму счастья для всех живых существ; (2) необходимо соблюдать строгие ограничения в отношении того, что можно делать с людьми. Людей нельзя использовать или жертвовать ими ради блага других; животных можно использовать или жертвовать ими ради блага других людей или животных, только если это благо больше, чем причинённый ущерб. (Это неточное изложение утилитарной позиции вполне подойдёт для наших целей, а в дискуссии с ним можно свободнее обращаться.) Можно что-то делать, только если суммарная утилитарная выгода превышает утилитарный ущерб, причинённый животным. Этот утилитарный взгляд рассматривает животных так же, как обычный утилитаризм рассматривает людей. Вслед за Оруэллом мы можем подытожить его так: все животные равны, но некоторые равнее. (Никем нельзя жертвовать, кроме как ради большего общего блага; но людьми вообще нельзя жертвовать, разве что под значительно более строгими условиями и никогда не ради блага других животных, кроме самих людей. Оговорку (1) я делаю только для того, чтобы исключить жертвования, не отвечающие утилитарным стандартам, но не для постановки утилитарной цели. Назовём эту позицию негативным утилитаризмом.)
Теперь мы можем адресовать аргументы в пользу того, что животные имеют какое-то значение, представителям разных взглядов. Представителю «кантианской» моральной философии, налагающему строгие ограничения на то, что можно сделать с человеком, мы можем сказать:
Вы считаете утилитаризм недостаточным, поскольку он позволяет жертвовать одного человека другому или в его интересах и т.д., таким образом преступая строгие ограничения на поведение одного человека в отношении другого. Но может ли существовать что-то в моральном плане среднее между людьми и камнями, что-то, в отношении чего нет таких строгих ограничений, но и как к простому объекту к нему относиться нельзя? Надо думать, вычитая или уменьшая некоторые черты, присущие людям, мы получим такое промежуточное существо. (Или, возможно, существа с промежуточным моральным статусом получаются путём вычитания каких-то наших характеристик и прибавления других, очень отличных от наших.)
Правдоподобно, что такие промежуточные существа – животные, а промежуточная позиция – утилитаризм. Можно подойти к этому вопросу под немного другим углом. Утилитаризм предполагает, что в моральном плане имеет значение только счастье, и что все существа взаимозаменяемы. Эти два утверждения ложны в отношении людей. Но не подходит ли (негативный) утилитаризм для тех существ, в отношении которых эти два утверждения верны, и не верны ли они в отношении животных?
Утилитаристу мы можем сказать:
Если морально релевантны только ощущения удовольствия, боли, счастья и т.д. (и способность к этим ощущениям), то животных нужно учитывать в моральных расчётах до той меры, до которой они имеют эти способности и ощущения. Нарисуйте таблицу, где ряды представляют альтернативные стратегии или действия, колонки представляют разные индивидуальные организмы, а каждая клетка представляет полезность (чистое удовольствие, счастье), к которой приведет осуществление определённой политики в отношении определённого организма. Утилитарная теория оценивает каждую политику по сумме значений в ряду и предписывает нам совершать те действия или применять ту политику, которая даёт максимальную сумму. Каждая колонка имеет равный вес и считается наравне с другими, будь там человек или другое животное. Хотя этот взгляд предполагает отношение к животным как равным, при принятии решений они могут быть не так важны из-за некоторых своих качеств. Если животные менее способны ощущать удовольствие, боль, счастье, чем люди, в их колонках будут в целом меньшие значения, чем в человеческих. В этом случае они будут менее важными факторами при принятии окончательных решений.
Утилитаристу будет сложно отказать животным в таком равном рассмотрении. На каких основаниях он может последовательно отличать счастье людей от счастья животных, не говоря о других показателях? Даже если не вносить в таблицу ощущения, значения которых ниже определенного порога, безусловно, некоторые ощущения животных превышают по интенсивности некоторые ощущения людей, которые утилитарист хочет посчитать. (Сравните животное, которое без анестезии сжигают заживо, с немного раздраженным человеком.) Следует отметить, что [основатель утилитаристской теории Джереми] Бентам учитывает счастье животных на равных условиях так, как мы только что объяснили.
При «утилитаризме для животных, кантианстве для людей» животных будут использовать ради блага других животных и людей, но людей никогда не будут использовать (причинять им ущерб, жертвовать ими) против их воли ради блага животных. Людям ничего нельзя навязать ради блага животных. (Включая наказание за нарушение законов против жестокости по отношению к животным?) Приемлемо ли такое последствие? Не может ли кто-то спасти 10000 животных от мучительных страданий, причинив какое-то легкое неудобство человеку, который не вызвал страдания животных? Чувствуется, что ограничение не является абсолютным, когда от мучительных страданий можно спасти людей. Возможно, ограничение также ослабляется, хотя и не настолько, когда на кону страдание животных. Последовательный утилитарист (для животных и для людей, вместе в одной группе) идет дальше и утверждает, что при прочих равных условиях мы можем причинить какое-то страдание человеку для того, чтобы избавить от (немного) большего страдания животное. Этот разрешительный принцип мне кажется неприемлемо сильным, даже когда цель – избавить от большего страдания человека!
Утилитарную теорию компрометирует возможность существования монстров, получающих от жертвования другими в разы большую выгоду, чем потери этих других. Это неприемлемо, но теория, похоже, требует пожертвовать нас всех утробе этого монстра, чтобы увеличить общую полезность. Аналогично, если люди – пожиратели полезности по сравнению с животными, всегда получающие пользу, значительно превышающую любые жертвы со стороны животного, мы можем расценить позицию «утилитаризм для животных, кантианство для людей», требующую (или разрешающую) почти всегда приносить в жертву животных, как слишком уж подчиняющую животных людям.
Учитывая только счастье и страдание животных, согласится ли утилитаристский взгляд с безболезненным убийством животных? Нормально ли, с утилитаристской точки зрения, убивать людей безболезненно, во сне, без предварительного объявления? Утилитаризм известен своей беспомощностью в вопросах, где на кону количество людей. (Следует признать, в этой области вообще тяжело найти готовый ответ.) Максимизация общего счастья требует прибавлять людей до тех пор, пока их чистая полезность положительна и достаточна для того, чтобы перевесить потери в полезности, причиняемые их присутствием в мире другим. Максимизация средней полезности позволяет человеку убить всех остальных, если это приведёт его в экстаз и сделает счастливее, чем средний показатель в обществе. (И не говорите, что он не должен этого делать, поскольку после его смерти средний показатель упадёт ниже той отметки, которая была бы, если б он не убил всех остальных.) Можно ли убить кого-то, если вы немедленно предоставите замену (родите ребёнка или, как в научной фантастике, создадите сразу взрослого человека) – человека, который будет так же счастлив, как был бы счастлив убитый весь остаток своей жизни? Ведь общая полезность не уменьшилась бы, не изменилась бы даже структура ее распределения. Запрещаем ли мы убийство только для того, чтобы потенциальные жертвы не волновались? (А как утилитарист объясняет, о чём они волнуются, и будет ли он основывать свою политику на том, что, с его точки зрения, является иррациональным страхом?) Очевидно, для решения таких вопросов утилитарист должен дополнить свою систему взглядов; возможно, окажется, что дополнительная теория станет основной, оттеснив в угол утилитаристские соображения.
Но не адекватен ли утилитаризм, по крайней мере, для животных? Думаю, нет. Но если релевантны не только ощущения, испытываемые животными, то что ещё? Поднимается целый узел вопросов. Насколько нужно уважать жизнь животного, пока оно живёт, и как мы можем это решить? Нужно ли ввести понятие неунизительного существования? Нормально ли было бы использовать генную инженерию для выращивания естественных рабов, довольных своей судьбой? Естественных рабов-животных? Не этим ли было одомашнивание животных? Даже для животных утилитаризм не подойдёт полностью, но джунгли поднятых вопросов нас пугают.