Букчин, Мюррей

Со времени промышленной революции отношение людей к технологии никогда не колебалось так сильно, как в последние пару десятилетий. Большую часть 20-х годов и даже в 30-х годах общественное мнение восторженно приветствовало технические новшества и отождествляло благосостояние человечества с современным индустриальным прогрессом. Это был период, когда апологеты СССР могли оправдывать жесточайшие методы и худшие преступления Сталина хотя бы одним лишь тем, что представляли его в роли «индустриализатора» современной России. Это был также период, когда наиболее эффективная критика капиталистического общества могла опираться на жестокие и очевидные факты экономической и технологической стагнации в США и Западной Европе. Многим людям казалось, что есть прямая, пропорциональная связь между технологическим и социальным прогрессом. Фетишизм слова «индустриализация» оправдывал самый большой разбой в экономических планах и программах.
Сегодня мы расценили бы такое отношение как наивное. Чувства большинства людей (за исключением разве что технологов и специалистов в области естественных наук, которые разрабатывают соответствующие приборы) по отношению к техническим инновациям можно охарактеризовать как шизоидные, расколотые на грызущий страх перед атомным уничтожением, с одной стороны, и тягу к материальному изобилию, досугу и безопасности, с другой... Технология, кажется, в разладе даже сама с собой. Атомная бомба противопоставляется ядерному реактору, межконтинентальная ракета - телевизионному спутнику. Одна и та же технологическая дисциплина норовит выступать то как враг, то как друг человечества. И даже науки, традиционно ориентированные на человека, такие как медицина, находятся в амбивалентной ситуации, о чем свидетельствуют обещания прогресса в хемиотерапии и угрозы, вызванные исследованиями в области биологической войны.
Не удивительно, что противоречие между обещанием и угрозой все больше решается в духе угрозы через общее негативное отношение к технике. Технология все больше рассматривается как демон, который, обладая собственной жизнью, угрожает если не уничтожить совсем, то механизировать человека. Глубокий пессимизм, порождаемый таким взглядом, часто не менее близорук, чем оптимизм, преобладавший в предыдущие десятилетия. Существует весьма реальная опасность, что мы утратим перспективу в том, что касается технологии, упустим ее освободительные тенденции и, что еще хуже, фаталистически покоримся ее использованию в целях разрушения. Если мы не хотим быть парализованными этим новым социальным фатализмом, то нам следует найти противовес.
Цель данной статьи - исследовать три вопроса. В чем состоит освободительный потенциал современной технологии - как в материальном, так и в духовном отношении? Какие тенденции (если они существуют) заложены в машине и позволяют так преобразовать ее, чтобы она стала пригодной для использования в органичном, ориентированном на человека обществе? И, наконец, как новые технологии и сырьевые материалы могут быть использованы экологическим образом, то есть способствуя равновесию природы, полному развитию естественных регионов и созданию органических человеческих?
Акцент в этих заметках следует сделать на слове «потенциально». Я не утверждаю, что технология необходимым образом является освободительной или постоянно благодетельной для развития человека. Но я самым определенным образом не разделяю мнения, что человек обречен на порабощение технологией и технологическим мышлением (как утверждают в соответствующих книгах Юнгер и Эллюль[1]). Я же, напротив, попытаюсь доказать, что органический образ жизни столь же мало возможен без свой технологической стороны, как человек без скелета. Технологию следует рассматривать как основополагающую структурную опору общества; она в полном смысле слова является рамками экономики и многих социальных институтов.