анархистские сказки

Про власть


Значит жила себе власть, жила и добра наживала. То есть вообще самая обыкновенная власть. Гадости только одни порождала. Ругались на нее все люди, как бы она ни менялась, и какой бы облик не принимала. Хотя, понятное дело, дальше руганий дело не заходило. Внатуре, ругатся - не протестовать. На ругательства всяк мастак.
И значит жила власть, жила, и вдруг ее не стало. Ну вот в один самый обыкновенный на свете день она просто перестала существовать в нашем пространственно-временном континиуме. Исчезла она. Сгинула.

Сначала никто даже этого не заметил. Привык народ, значит, власть не замечать. Да и некогда было, своих дел хватало. Но рано или поздно конечно заметили. Скорее даже рано, чем поздно, ну кароч заметили.
Значится бежит по городу такой себе самый обыкновеный на свете подросток и кричит:
- Власти не стало! Власти не стало!
Тут к нему мужик подходит и говорит:
- Не гони. Как это не стало? Не может такого быть, чтоб ее не стало.
- Говорю тебе, мужик, что не стало. Сам видел. Нет ее.
- Ну может она отлучилась в уборную, или там в гости кому-нибудь. Мало ли.
- Та не. Говорю ж, бесследно растворилась. Ни записки, ничего. И никто ничего не видел, и никто ничего не слышал, прям какой-то детектив.
Тут уже народ местный столпился, и внимает.
- Да гонит он все! - крикнул кто-то из толпы.
Чтобы подтвердить свои слова, типок побежал к тому месту, где по идее должна была быть власть. Ровно через минуту он вернулся запыхавшийся и чешущий репу.
- Фигня какая-то. Власти и вправду нет.
Тут все толпой пошаркали удостоверится. Пришли, и тоже стали репы чесать.
Кароч не укладывается в голову: была всю жизнь власть, а тут бац - и нет власти. Толкают локтями,ногами, и разными предметами быта, но нифига - в голову такая хренотень не втискивается.
И стоят все и чешут репы. Зависли, кароче.
А тут мимо анархисты шли. И говорят:
- А чего это вы все стоите толпой, и дружно репы чешите?
А горожане и отвечают:
- Такой баг, ребята: власть исчезла. Как это могло случится и что теперь делать, мы пытаемся понять. Вот и чешем репы.
А анархисты охуевают от такой темы и говорят:
- Жесть! Совсем, совсем, совсем власти не осталось?
Горожане кивают.
- Поздравляем! Теперь у вас анархия.
- Да ну нафиг - говорит один из горожан - нельзя жить без власти. Будет хаос.
- Херня какая-то. Вы сказали, что у вас нет власти, и вы не мутузите друг друга. Но при этом вы мелете байку про хаос. Чего-то тут не состыковывается.
Горожане лишь пожимают плечами. Мол, не от нас зависит.
Анархисты еще немного повыткали в отсутствие власти, а потом погнали прочь от города.
Потом приходят панки и говорят:
- Круть! У вас анархия.
Потом приходят ситуационисты и говорят:
- Вот это тема. У вас анархия.
А потом приходят антифашисты и говорят:
- Гы! У вас анархия.
А потом...ну кароче такая же ботва сотню раз. А горожане каждый раз отвечают:
- Не гоните, чуваки, анархия это хаос. А у нас все в порядке. И нельзя без власти, нельзя.
А потом понаехало куча всяких там туристов, и стали фотоаппаратами щелкать. Только вспышки и видны. А за ними журналюги приехали, статейки стали свои строчить про анархию. А за ними пришли всякие доктора и профессора, и стали все изучать и проверять. С телевидения типы приехали. Потом еще куча всякого народу шарилось по городу и дивилось, что власти нет. Неудобства создали ужасные. Горажанам стремно как-то стало, возмущатся даже стали, да только кто же их слушать будет. Ученые всякие теории и гипотезы стали выдумывать, объясняющие отсутствие власти и порядок в городе. Появились сувенирные лавки, сделали серпантин, поставили гида, соорудили Бюро, контролирующее туризм и изучение данной аномалии.
И даже повесили большой плакат, на котором написали:
ВСЕМ ТУРИСТАМ!
НЕ ПРОХОДИТЕ МИМО!
УНИКАЛЬНОЕ ЗРЕЛИЩЕ:
ГОРОД БЕЗ ВЛАСТИ!
вход: 50 рублей

А горожане с такого расклада вообще офигели, гонят понаехавших. Только всех выгнали, как появился новый гемморой. Ходят анархисты по городу и орут вовсю:"Анархия! Анархия!Анархия!". Тут горожане взялись за метлу, и со словами "идите в попку со своей анархией", выкинули за черту города анархов.
Потом вроде все спокойно.
Вроде. А вроде и нет. Потому как неймется горожанам - ну как же так, как же без власти? И не то чтобы жизнь не мила, нет, просто неправильно это, чтобы люди жили без власти. Ну где такое видано? Где?
И вот самый совестный из горожан вышел на самую-самую главную площадь, и сказал:
- Люди, ну что же это с вами такое? Вы что не видите, что происходит? Ведь исчезло же не что-нибудь, а ВЛАСТЬ! А без власти нельзя!
- Это еще как посмотреть. - сказал прохожий - кому-то без власти никак, а кому-то может и лучше стало. Так что не навязуй нам тут свою точку зрения. А нельзя или там можно, это не нам судить, на это есть другой судия. Ты вон лучше скажи, нам что, хуже стало?
- Ну...как бы...это...
- А я тебе скажу. Нам ни хуя не хуже стало, а даже наоборот. Лучше. Теперь все люди равны, и нет деления на начальников и подчиненных. И это пиздец как охуенно. Вот.
Вообщем стандартный такой себе спор, и чего тут дальше будет непонятно. Хотя уже все клонится к тому, что спор поделит людей на два лагеря: лагерь тех, кого отсутствие власти не устраивает, и тех, кого еще как устраивает. Ну кароче вы поняли. Щаааас как начнется вселенский баттл, битва титанов, и вообще мортал комбат.
Но это же анархистская сказка, а не какой-нибудь там голливуд. Та, шо там голливуд, даже не какой-нибудь там мосфильм. Не, это ни фига не мосфильм, это офигенно крутая сказка, и поэтому.
И поэтому в спор вмешивается проходящий мимо мудрец. Ну как всегда. Зрители затаили дыхание в ожидании баттла, а тут мудрец. Кароче такой облом. Но это ж мудрец, не анархист какой-нибудь, конечно ему дали слово.
И сказал мудрец:
- Ну что вы в самом деле, елы-палы. Вам кайф надо ловить с такой ситуации, по анархии прикалыватся, и пофиг что анархия невозможна. Да какая разница, возможна она или невозможна, если вот она, здесь, передо мной. Самая натуральная анархия, без синтетики. Ни тебе власти, ни тебе государства...кайф. Нет же ж, блин, находятся умники, которым в этой ситуации еще что-то не нравится. Да вы знаете, что исчезновение власти очень редкое явление, это случается раз в тысячелетие, вам выпало зеро. Вы сорвали джекпот. Но не дай бог, кому-то усомнится в возможности данного явления! Чем больше сомнений, тем больше вероятности воплощения обратноколбасного феномена: власть вернется в город, и исчезнуть она уже сможет как минимум через тысячелетие. Оно вам надо такое?
- Нет! Нам так нравится! - закричали с одной стороны.
- Вот пусть и возвращается, мы ей только рады будем! А то ничего нет постоянного.- закричали с другой стороны.
- Ну вы, ребята, уже решайте как быть. Все от вас зависит. Я все сказал. За сим удаляюсь. - сказал мудрец, и надув воздушный шарик, схватился за него, и улетел, напоследок помахав ручкой.
Горожане немножко повтыкали в это дело, а потом стали потихоньку расходится по своим делам. Как-то на них мудрец усыпляюще подействовал.
Пришел каждый из горожан до хаты, и заснул крепким сном, улыбаясь и нервно похихикивая во сне. Что-то все-таки мудрец намудрил горожанам...
Да. А на следующий день настал ВСЕгородской Сбор Урожая Конопли (ВСЕСУК - сокращенно). А как горожане собрали, так и высушили, а как высушили, так и в самокрутки собрали, а как в самокрутки собрали, так и покурили. И посетил горожан глобальный вруб - АНАРХИЯ ЭТО КЛЕВО!
И так им стало от этого хорошо, так они этому обрадовались, что каждый прикатил по бочке пива, и стали они такую радость праздновать!
А потом поставили перед городом большой камень, на котором высекли:
ТОЛЬКО У НАС
ВЫ УВИДИТЕ
НЕВОЗМОЖНОЕ:
ОТСУТСТВИЕ ВЛАСТИ И САМОУПРАВЛЕНИЕ!
КЕМ БЫ ВЫ НИ БЫЛИ, КАК БЫ НЕ СПЕШИЛИ,
ОСТАНОВИТЕСЬ...
И ОХУЕЙТЕ!!!

Вот такая вот история. Что из этого правда, что нет, я не знаю, эту историю мне рассказал один известный сказочник. А ему другой сказочник рассказал. А ему...
Кароче! Вот и сказке конец, а кто слушал, к тому не придет черный, страшный, злой пиздец.

Всем знакомая тема про испорченный телефон. Стандартно и банально. С одной лишь разницей, что такая тема частенько происходит в реальной жизни. Да к тому же еще у анархистов.
Итак, анархист. Обычный такой себе анархист: читает умные книжки, загоняется по всякого рода радикальным изменениям, контркультурщик по жизни, исписывает стены надписями "acab" и пацификами, и вообще выделяется из серого социума. Живет он себе, бед не знает. Пропагандой иногда занимается. Рассказывает людям за анархию, анархизм, государство, анационализм, пацифизм, и прочие никому не интересные мульки.



Рассказывает себе рассказывает, все чики-пуки, и вдруг наступает облом.
Конкретный такой облом. Такой облом, что анархист еще несколько лет сидит-невысовывается, и никому ничего не рассказывает. Потому что тот, кому он стал за анархию телеги загонять, не хухры-мыхры, а журналистом оказался. А журналисты ж такой народ, ну вы меня понимаете. Они ж, вражина такая, все изгадят и извратят, переврут да пересолят, им же нет никакого прощения. Враги анархистов намба ван. И что теперь делать. Непонятно.
И вот пока анархист соображает, что он наделал, журналюга поганая публикует в газете со стремным названием (что-то типа "Обывательская правда") статью за анархизм. И все там так клево расписано, вообще загляденье, а не статья. Анархист читает, успокаивается, и забывает за статью. А статья тем временем начинает круто путешествовать из газеты в газету. И все бы хорошо, типа пропаганда, да фиг там.
С каждой публикацией статья все больше и больше становится на себя не похожа. Фраза "Анархия это состояние общества, при котором граждане общества сами управляют своей жизнью" превращается в "Анархия это такое общество, в котором люди сами над собою властвуют, сами себе отдают команды, и сами себя эксплуатируют". И такая ботва во всех словах, абзацах, и предложениях. И все это как бы нормально, вроде так и надо.
А анархист эту тему просекает и чуть не взрывается от негодования и злобы. Все уже глаза ручками закрывают, и ждут: ага, ща будут кишки по стенам, кровь по потолку, мозгу по полу, а все остальное в другие измерения поуходит. Но ни фига конечно. Анархист, не будь дураком, втискивается в морозильник и потихоньку там охлаждается, аж пар идет.
Да. И вот сидит он злой от таких раскладов хреновых,и думает мысль: "Надо их, гадов немцев, на чистую воду вывести". И вот идет он, и выводит.
Приходит в редакцию, и говорит такому стремному усатому дядьки семейства главных редакторов, типа хули ты в своей газетенке про анархию завираешь. И все такое.
А дяденька ему отвечает:
- А это мы текст изменили,чтоб копирайт не нарушать. Ну и от себя чуть-чуть добавили. Ты, если тебе что не нравится, иди и доказывай людям, что да как. У нас тут как бы свобода слова.
И садится дальше корректуру свою главноредакторскую строчить.
Тут анархист не стал злится, ну просто потому что.Потому что на таких не злятся. Да и совет вполне себе неплохой. Внатуре, у нас же как бы свобода слова, так почему бы не молвить словечко? И вот идет он доказывать.
А надо сказать, что анархист наш был еще тем лентяем, типа впадлу. Оно то конечно несложно все это сделать, но как-то стремно, и вообще не до этого как-то. Тем более анархисту. А уж тем более ленивому.
Да. Но все-таки не поленился идти доказывать, потому как зол был так, что ни топором написать, ни пером порубать.
И вот вешает он листовку. И там такая тема: анархия это такая клевая штука, в которой люди сами организовывают свою жизнь, и ни фига не хаос. Подходит он к людям и говорит: ну что, поняли, что такое анархия? Они говорят: поняли. Только не понятно, где у них там власть. А анархист говорит: а нету. А они говорят: не гони, чувак. И идут дальше.
Тогда анархист идет к очень хорошему знакомому в очень хорошей газете, и подписывает его на публикацию доказательств. Тот говорит: окей. Только, говорит, не серчай, если люди не врубятся в эту тему. А он говорит: врубятся, куда они нафиг денутся с подводной лодки. Не, внатуре, куда они денутся с подводной лодки?
Ага, публикуют. Доказательства, значит. В чисто таком газетно-развратно-публицистическом стиле расхуяривают к чертям государство, просто сносят в камень и щебень клевету на анархию, и ниипически увлекательно расписывают за анархизм. Анархист наш друзьям своим дал почитать, те говорят: отпад, чувак, отпад, точно клюнут на этот текст. И все ждут.
Дожидаются. И обламываются. Приходят к ним читатели и говорят:
- Какой-то новой государственный строй вы рассмотрели в своей статье. Интересно, конечно. А какая партия выступает за этот строй?
И пишут письма:
- А скажите, пожалуйста, вот вы пишите, при анархии самоорганизация, а что за правительство эту самоорганизацию организовывает?
Тут наш анархист начинает чуять неладное. Вот думает, гады немцы, уроды тупые, не достучатся ни как. Ну, думает, я вам ща покажу. И делает такое обращение, такое воззвание, куда там Сократу. Та, Сократу, даже куда там Гитлеру. Та шо там Гитлеру, куда там Иисусу Христосу. Та! Шо там Христосу....не, что-то я увлекся. Кароче, воззвание всем воззваниям. И что тут думать, понятно: в такую вселенскую мудрость даже люди с отрицательным ай-кью врубятся. Рассылает обращение по всем газетам и журналам мира, России, и Москвы. Даже инопланетянам мимо пролетавшим экземплярчик воззвания достается. Потом, кароче, выходит на большую трибуну, и вещает по всем телекам и радиоприемникам. Даже у ни в чем неповинных бушменов появляется проекция на полнеба, и все племя, кроме бушменских атеистов, начинается кланятся проекции, и бится головой об землю от экстаза. Ну а когда анархист речь начинает толкать, те вообще пару десятков оргазмов религиозных получают, и по-тихому сваливают в рай. А атеисты просятся туда же...
Кароче! Что-то я опять не то. Говорю. Я ж за анархиста говорил. И вот вещает он свое воззвание, да так, что все Гитлеры с Христосами нервно курят, бухают, и колятся в стороне. Вещает, вещает. Вещает, вещает.
И ждет реакции. Ходит везде, не говорили за его речь? Молчат. Не слышно нигде ничего.То есть вообще ничего. Только один что-то хотел такое сказать, да не смог. Только жестами показал.
А наутро приезжают менты позорные, вяжут анархиста, шьют на него дело, и сажают за решетку. Сидит анархист весь напрочь убитый, какой неумеха, какой плохой оратор.
А сосед по камере говорит:
- Нет, сосед, не так. Не ты плохой оратор, это они тебя не видят и не слышат. Ты, это, хочешь дело сделать, да чтоб со зрительской отдачей? Иди вон, у ментов позорных телефон почини. А то он какой-то испорченный.

Один суфий решил пройти испытание пустыней, штоб просветлеть
А за ближайшим барханом ждал его шайтан. О, думает, суфий просветлеть решил, надо его поискушать.
Небось упыхался, придурок, давай-ка я ёго на хавчик-голодняк пробью
Ну и положил за следующим барханом мешок с зерном. Суфий его как токо увидел, моментом-Хвать и на спину, и дальше идёт в пустыню
Неделю-другую идёт, потеет, яснодело, от етого в зерне всяки гребы-спорынья завелись и начало тута глучить его не подецки
Смотрит, а он уж не суфий, а три роя пчёл.
Первый рой очень мрачный и гадкий, и всё время матерится, а второй - наоборот такой белый-пушистый и безупречный, но скука смертная,
а третий вроде даже и не пчёлы а дети, сидят в песочнице,
Замки-крепости строят. Суфий забыл, что ето он и есть, Пдошёл к ним, говорит, а на что вы здеся кушаете-гуляете,
а дети ну на его шипеть, типа, фу, непрадвинутый чувак какой, матерьялизьмом озабоченнй,
пшёл отседа ваще! Ну он отошёл, подождал, а через некторое время
у их вся вода и хавка кончилась, и они все пересрались и сдохли от голода и жажды.
Тут очнулся етот суфий и сморит, а ето зерно фсё у его из мешка высыпалось на песок раскалённый и из него как бы попкорн получился причём поскоку
сначала подгнил мальца - то особенный, с элэсдёшной отдушкой какбы.
О! думает герой - это ж и есть просветление - и бысренько всё собирает, и едет прямиком в Амстрёмдам етим делом баньшить.
Но поскоку всё происходило в средней азии, путь в Амстрем лежал через дикую страну казахстан, где его поймали кочевники, попкорн лсдэшный сразу просекли и отняли
Самого прада в живых оставили и кумысом на гандбасе накачали под завязк.
Ну, понял он, видать ет ещё не до конца просветленье, и ну такой опять в пустыню. А там за ближайшим барханом шайтан. А память у шайтанов как у котов - они не фига не помнят,
разводили уже етого чела или нет и на новых сценариях тож не особ заморачиваюцца
О думает, суфий идёт, под гандбасом плотняк, давай ка я его на хавчик попробиваю - и фигак ему мешок зернеа опять. Суфий посморел, не, думает, ет мы проходили. Вставит круто, даж проглючит, потом правда люлей дадут но кумысак с ганжей тоже.
Плохо токо что время потеряешь - ето ж петля, в ту ж точку вернёшся, не, я луч дальше налегке пойду - и идёт, на мешок не сморит. Фига, думает шайтан, неужто я на просветлённого нарвался.
И лично так выходит во всей красе. Знаеш, говорит,чувак, ты вот тут
перед соблазном хавчика устоял, а ето значит што всё, короче, теперя ты буеш здесь вместо меня главный. Только одна формальность осталась, так скаать ритуал.
Штобя тебе все дела передал, ты мне напрощание должен вежливо так поклоница - ну и всё, свободен.
А суфия кумысак то гандубасный не попустил ешо, сморит он на шайтана - нифига неврубон.
Чёто грит я не понял. Ты же дым, так ведь? Ну и я в обчем-то тож дым. А как такое могет быть, штоб один дым другому поклонился. Ето ж даже при ураганном ветре никак невозможно.
Ого, нихрена, говорит Шайтан, реально в кои-то веки чел базарить умеет по понятиям.
А лана говорит, хрен с тобой, ето всё разводки чесноговоря были, а вот сечас я тебе правду скажу.
Поскоку ты всё уже понял и на всех ногах стоял, вот тебе последняя точка знания -индейское испытание, кастангеду ведь читал небось. Короч, смари, вот обрыв, ты с его должен прыгнуть а по дороге своё тело разобрать и собрать в своём излюбленном месте
Смотрит чувак - и впрям обрыв, присмотрелся, а чё там внизу-то а?
А там вроде парк какой-то, аллейки, по аллейкам люди гуляют, и как раз если он прыгнет то ето придется прям на одну аккуратненькую дорожку по которой парочка идёт какаято. Ещё он присмотрелся - а блин парочка-то знакомая - ето он с одной врубной жабой знакомой там как раз и идёт
Блин, грит, ты заманал, шаётан меня совсем. С какой такой дури-радости ето я себе поперёк дороги прыгать буду! Аццтань и атчипися нахер ваще и неподходи комне больше-оттебя кошками ваняит понял!
Ну на том они и порешили, а суфий потом всёж в амстрем паехал диджсеты крутит теперя.

Жила-была Банда. В свое время власти назвали ее бандформированием (за то, что как могла защищала свою Свободу) или попросту бандой. Так и прилипло это прозвище, привыкла к нему и Банда. Все лучше, чем какая-нибудь армия , дивизия или отряд . В Банде была Свобода, которая и была смыслом ее существования. Банда жила в лесу и была вооружена для отпора желающим покуситься на Свободу. А таких было немало. Начиная от всяких гадских законов и кончая карателями и ОМОНом. Используя свое святое право на защиту, Банда совершала рейды и налеты на те учреждения власти, которые были для нее наиболее опасны. Ликвидируя эти конторы и самых вредных их представителей, она заодно добывала там себе все самое необходимое.

Но вот однажды ночью Банда заняла Город и ликвидировала в нем Власть. То есть начисто. Засыпали горожане гражданами Государства, а проснулись просто людьми.

С утра жители еще слышали недолгую перестрелку от главной площади, - это Банда закрывала органы Власти и разгоняла тех, кто не хотел расставаться с властной должностью. К полудню, тем не менее, все стихло. Жители, привыкшие к тому, что Власть не уничтожают, а берут, стали ждать немедленных распоряжений, декретов, налогов, повинностей. Однако время шло, а Банда никак себя не проявляла, она просто жила в одном из бывших учреждений Власти. Отчаявшиеся жители, в конце концов, собрали старейшин и поручили им выяснить у Банды, чего она хочет, какие у нее требования.

И вот представители общественности пришли в Банду и спросили о том, какая теперь Власть, что ждать жителям и как себя вести.
- А нет теперь Власти, папаши! – был им веселый ответ. – Теперича у вас Свобода. Нет управлений, чиновников, налогов, квартплаты, призыва в армию и всяких прочих гособязанностей и прихлебателей на вашей шее. Нет больше проклятых законов, делавших из людей рабов для Государства. Живите, братцы, как хотите. Ныне у вас только права.
- Да это как же?! – возопили аксакалы. – А если кто поживиться захочет имуществом ближнего, или попортить ближнему здоровье, или лишить жизни?
- А это его право. Так будет до тех пор, пока одни люди не будут давать жить хорошо другим, которые богатеют своим трудом, будут ограничивать их благосостояние налогами, законами, указами. Так, возможно, будет и тогда, когда нет никаких ограничений для труда и жизни. Но у каждого человека есть и естественное, природное право на защиту имущества, жизни и здоровья своего и своих близких. И поэтому он, естественно, уничтожит обидчика. И тогда любителям чужого имущества и насилия придется выбирать: жизнь или реализация права на насилие.

Долго еще говорили старейшины с Бандой. Но так и ушли, ничего не поняв, ошарашенные и испуганные. Собрали они на сходку жителей и объявили на ней обо всем услышанном. Заволновался народ. Как же это без Власти? А как же Государство, любви и преданности которому учили с малых лет? Как без органов управления, кто же за нас будет решать, как нам жить, к какому светлому будущему идти? А как же дети, ведь они не будут слушаться сначала родителей, а потом и законов!

И порешила сходка, что такое издевательство терпеть никак невозможно, что обязательно для спокойной жизни необходим Закон и Порядок. Послали граждане двух гонцов, одного к коммунистам, другого к демократам. Одного с просьбой избавить Город от бесчинств и насилия Банды и восстановить Власть трудящихся, а другого с просьбой восстановить Власть народа. И тот и другой просили прислать побольше солдат и милиции.

К следующему утру Банда ушла из Города. Так же неожиданно, как и пришла. Город оказался тесен для нее, пылен и мрачен. Ушла она в другие края, где больше простора и воздух чище. С ней, конечно, ушла Свобода и небольшая часть жителей Города. Проснувшись, граждане с удивлением не обнаружили Банды. И только черные транспаранты и плакаты на улицах напоминали о недавних событиях: СВОБОДА НЕ ПРОВОЗГЛАШАЕТСЯ, НЕ ДАРИТСЯ И НЕ ЗАВОЕВЫВАЕТСЯ КЕМ-ТО ДЛЯ НАС. СВОБОДА РОЖДАЕТСЯ В НАШИХ ДУШАХ, ПЕСТУЕТСЯ НАШИМИ УМАМИ И СТАНОВИТСЯ НАШЕЙ ЖИЗНЬЮ.

* * *

Город жил своей обычной, размеренной жизнью. Коммунисты потихоньку боролись с демократами, а демократы попинывали слегка коммунистов. Граждане распинались в своей лояльности Власти, исправно платили налоги и штрафы, с песнями уходили служить в армию и ехали на картошку. Словом, существовали.
И только толпа потерявших всякую надежду родителей толкалась в коридорах Власти, упрашивая всякие органы найти и возвратить домой сбежавших когда-то с кем-то детей.

"Новый свет", март 1991 г.

Текст предоставлен Союзом Калининградских Анархистов.

Как-то на одной планете, очень похожей на нашу, но меньше (площадь её поверхности была примерно равна площади Австралии), общество находилось на том же витке развития, что и мы сейчас. Урбанизация была подобна снежному кому, чем шире она распространялась, тем быстрее становились темпы её роста. Количество валового продукта на гражданина увеличивалось, между тем как количество жителей планеты стабилизировалась, и ничто не предвещало демографического взрыва. Экология планеты сильно пострадала, но общество уже призадумалось и старалось решить наиболее опасные проблемы. Наркотики, психоделика, иллюзорные миры виртуальных реальностей стали опасным этапом в жизни большинства подростков, однако государственный аппарат учился определять нужные дозировки и создавать условия, чтобы маргинальные культуры, шаткие дорожки кислоты и кибер-психотропных устройств служили даже на пользу общественному устройству. Их побочные эффекты, а также следствия раненой экологии сполна восполнялись прекрасно развитой системой медицины. В социально-культурном же плане всё не было так гладко. Парадокс, но много мест в парламентах занимали представители анархо-групп (именно тех маргинальных культур), радикальная революционно-настроенная молодёжь устраивала погромы. Размеры движений, требующих лишь разрушения, падения системы, уничтожения средств массовой информации и прочих влияний на массовое сознание, увеличивались, иногда даже выходя из-под общественного контроля. Словосочетание "Массовый Человек" превратилось в настоящее клеймо позора, обилие агрессивной музыки и литературы наполняло рынки. Всё больше молодых людей выходили за рамки системы "подрался-покричал-остепенился-устроился на работу-женился-стал как все". Многие из них, конечно, не находили другого выхода и просто спивались, уничтожали себя наркотиками, сходили с ума и проч.. Однако некоторые всерьез могли обеспечить себе свободу, в какой-то степени автономность и даже предлагали другую альтернативную жизнь для каждого конкретно и общества в целом. Их мысли и поступки становились всё более конструктивны, создавались организации, общества. Конечно, таких талантливых и сильных людей по-прежнему приходилось абсолютное меньшинство. Однако пока они были на волне общественного движения (а города уже до самых крыш покрылись буквами "A" и революционными лозунгами), именно они направляли ситуацию, в их руках была сосредоточена власть временная, но едва ли уступающая на тот момент официальным структурам. Преступность, оправдывающая себя разрушением системы, набирала обороты. Систему (а, по сути, ни в чем неповинных людей, оказавшихся не по ту сторону) предавали, разрушали, пускали кровь, разворовывали и грабили. Милицейские структуры не справлялись, авторитет государственных лидеров падал. Группа лучших из толпы использовала этот шанс.

Эта верхушка, по сути, была отдельной организацией. Тайной и закрытой для чужих. Все члены её знали друг друга в лицо, были друг для друга безумно верными друзьями. Все они были образованы, талантливы, испытали в жизни многое и были реальной силой, хоть настоящих их побуждений не понимали ни их враги, ни бешеная толпа анархистов и революционеров, которыми, кстати, они руководили. Рассеянные по всему миру (а процессы глобализации к тому времени сильно подравняли все страны и континенты), они подбирали власть под себя.

Революция назревала, планета раскалилась до красна, люди были в страхе, однако ужаса не случилось. Величайшей заслугой этой верхушки навсегда стало бескровие их революции. Они пролили всего лишь ручьи, а не океаны крови, а затем им каким-то чудом удалось обратить энергию бушующих масс в конструктивное русло. При этом и они, кстати, не гнушались использованием средств манипуляции массовым сознанием.

Читатель, возможно, упрекнёт меня в том, что я ничего не скажу в этом рассказе об экономике, об уровнях цен на нефть и проч. и проч.. Мне придётся извиниться, но я просто не сумею квалифицированно описать эти процессы. Если же у вас возникло представление, что мир за эти годы весь ушёл в революцию и не фига не работал, а значит и не ел, такое представление ― моя вина. Попытаюсь объяснить всё, возможно, не так, как было, но как я это понял. Вернёмся на секунду на Землю. Представьте, что в моду молодежи вошло выкидывать телевизор на помойку, не ходить на массовые развлекательные мероприятия (кино, клубы, дискотеки и проч.), не покупать Сникерсы и гамбургеры. Это стало своеобразным протестом против системы. При этом молодые люди работали, так как молодёжная идеология ставила на первое место самодостаточность и независимость от родителей, а уже потом ― независимость от системы. С одной стороны, экономического кризиса не происходило потому, что родители этих молодых людей всё ещё вовсю смотрели рекламу, следовали указаниям купить новую зубную пасту и именно эти, а не те прокладки, и проч. и проч.. С другой стороны, хаоса не случилось благодаря мудрой верхушке молодёжных движений, которая призывала людей протестовать мирно и с толком, при этом зарабатывать на жизнь и не преступать закона (хотя последний пункт часто не соблюдался).

Так или иначе, цивилизация планеты вступила на новую ступень развития. Большинство не понимало, что именно должно произойти, однако все с нетерпением ждали перемен. Надежда и радость светились на каждой улице. Уродливый мусор, развалины Макдональдсов, корявые буквы "A" на стенах домов постепенно сменялись красивыми картинками, рисунками радужного будущего, в которое все верили. То есть революционеры. Потому как другая часть общества была в страхе. Старый мир ожидал конца света. "Раз ЭТИ пришли к власти, то власть кончится, общество рухнет, все превратятся в зверей и начнется настоящие безумие" ― думали приверженцы старого порядка. Однако власть не кончилась. В первое время не последовало даже сильных экономических и аппаратных реформ. Всё шло, как шло. Парламент работал, законы принимались, пропаганда сменилась, однако оставалась пропагандой. Некоторые из революционеров видели в этом настоящее предательство, другие же пока не понимали, что происходит, и были с головой погружены в грёзы радужного будущего, остальной же мир боялся пока что высунуть носа, хоть потихоньку и успокаивался. У новой власти оставалось немного времени, в котором им дозволялось делать всё. Но вопреки всем обещаниям решалась только одна проблема. Темпы разоружения планеты приняли небывалый оборот. Всё оружие массового поражения уничтожалось или увозилось в неизвестном направлении. Длительные беседы велись с ведущими учеными, разрабатывающими вооружения. Чертежи и целые банки данных уничтожались. Даже техника, вплоть до пулеметов, постепенно утилизировалась. Военные части переобучались, постепенно в них вливались новые наборы. Солдат секретно готовили к другим видам работ, о которых речь пойдет позже. Армию теперь называли военно-гражданской. Процесс разоружения был, безусловно, на руку новой власти, так как "мир без оружия" являлся одним из основных лозунгов антиглобалистских и анархистских движений. Народ ликовал.

И всё же что же побудило этих людей отказаться от бескрайних утопических планов анархии и свободного сознания, которые они пропагандировали? Неужели они захотели просто удержаться у власти награбить побольше материальных благ? Вовсе нет.

Общество постепенно входило в привычный ритм жизни. Всю свою силу власть тратила на установление привычного порядка. В виду царившей в то время на планете атмосферы гражданственности и примирения во имя лучшего будущего, а также потому, что верхушка ужесточила борьбу с преступностью, количество преступлений снизилось. Горячка спала, законы работали. Жизнь же в целом осталась точно такой, какой была. Мир ожидал революционных перемен, а их не последовало. Нерастраченная деструктивная энергия революции уже готова была обратиться против новой власти. Буря снова готовилась вспыхнуть на планете. И тут тайные приготовления власти, наконец, вышли наружу. Эта власть привнесла в сутки общества всего лишь одно правило. Плевала на парламент и просто обратилась к народу через все средства массовой информации, объявив о новом правиле и о том, что все приготовления закончены. "Правило дня и ночи".

Правило это можно сформулировать в двух предложениях. Днём действуют все законы и нормативы, нравственные нормы, как указанные в конституции, так и неписаные правила. За то, что происходит ночью, никто ответственности не несёт. Правило было объявлено. Тем же вечером все условия для первой ночи нового века были созданы. Ничто не ограничивало проявление индивидуальности, кроме других индивидуумов. Многие боялись, другие же хранили в себе огонь революции и считали что вот она, пришла, свобода! В любом случае, никто не протестовал. Общество было готово к эксперименту, оно жаждало его. Подступала темнота. Люди возвращались с работы пораньше. Люди добывали оружие во всех возможных местах. Люди молились. Люди запирались. Люди даже уходили в бомбоубежища. Люди просто улыбались и слушали музыку. Люди готовились продавать наркотики. Люди готовились всю ночь просто гулять. Люди такие разные и все имели своё представление об этой ночи. Однако, как всегда, было большинство, точнее две крупных группы. Первая запиралась по домам, тряслась, боялась включать свет и готовилась защищать свои семьи. Вторая просто вышла на улицу. Стемнело. Ночь была теплая и звездная.

Паша, Митя, Оксана и Лысый с Лысой поприветствовали Юрика с Чёртой громко, долго смеясь. Чёрта со всеми обнялась, Юрик подшутил над Лысыми, сделал серьезное лицо и сказал многозначительно: "Привет, друзья". Все рассмеялись. Сегодня их было семь. Катю и Наташу не отпустили родители. Сдубик обещал выбраться через окно, но что-то его не было.. договорились ждать его ещё десять минут. Четверть красного солнца освещала город каким-то особенным светом. Длинные тени друзей напрыгивали друг на друга, смеялись. На другой стороне улицы собралась другая кампания. Два не просыхающих дворника, две их жены, один дядя Дима (электрик) и дочурка одного из дворников открывали пиво, водку, а так же "колокольчик" и "чупа-чупс". Под лучами заходящего солнца все они сегодня имели какой-то загадочный, романтический вид. Они вздыхали, обнимались, смотрели на закат, то и дело доставали часы и смотрели, сколько осталось. До того, как зажгутся фонари, оставалось пол часа. Дочурка теребила маму, радостно кричала: "леволюция умов!" Невдалеке была роща, там были расставлены лавочки. Потихоньку они заполнялись компаниями и одинокими людьми, которые просто садились и ждали. Из подъезда вышел человек в тяжелых ботинках и кожаной одежде. Ни на кого не смотря, он прошёл прямо через компанию Паши и стремительно направился в сторону темного восточного горизонта. Это был бывший одноклассник Мити. Митяй хотел окликнуть его, но тому дело никакого не было до одноклассников. Про него говорили, что он ― член каких-то организаций. Оксана грустно сказала: "Время.. Сдубик не выбрался". Все замолчали. Минуты две никто не решался идти. Юра и Чертёна обнялись и смотрели на последний кусочек солнца. Чертёна плакала.

― Почему ты плачешь?

― Не знаю.. мне хорошо. Мне очень хорошо.

"Мне тоже" ― подумал Юра и поцеловал её волосы, беспрестанно ловя глазами последний луч солнца.
Солнце зашло. В молчаливой кампании по ту сторону улицы бутылки опустели. Дочурка даже не притронулась к "колокольчику", зато вертела во рту опустевшую палочку от "чупа-чупса". Дворники поднялись, синхронно сказали женам, чтобы те утерли слёзы. Дядя Дима спохватился, пристыдился и отер со щеки крупную слезинку.

― Мы пойдем, отведём Надюшку.. а вы?

― Нам некого отводить.. ― тихо сказал дворник.

― Да. ― твёрдо сказала его жена ― Мы останемся посмотреть.

Все обнялись. Обнимаясь с женой второго дворника, дядя Дима разрыдался, и тут же отвернулся.
Дворники рассмеялись, пожали друг другу руки и, как всегда, нетвёрдой походкой, разошлись, прихватив с собой жен и детей.

― Ну, чё встали, фины?! Двинули что ли! ― разорвал тишину Митяй в своей особой манере.

Все рассмеялись и пошли. "Двинули.." ― шёпотом согласился Паша.

Паша разделял с друзьями какую-то странную помесь грусти и радости, вместе с тем он грустил ещё и по-своему. На мозг его наплывали рассуждения о планете, о людях, обо всех сразу. Он надеялся и готов был помочь общему делу, а вместе с тем понимал, что нет тут никакого общего дела.. есть только миллионы разных людей на планете, попавших за тысячи лет в ужасное положение и начинающие этой ночью исправление, уничтожение старого и создание нового. Картины всплывали самые разные. Но нет, даже не это занимало Пашу сильнее всего.. чаще всего он смотрел на Юру и Чёрту.. ему очень хотелось, чтобы рядом была девочка. Он ощущал себя ужасно одиноким в своей собственной компании. Даже если бы он пошёл один, он не чувствовал бы себя так одиноко. Как же ему хотелось встретить кого-нибудь, какую-нибудь близкую душу.

Друзья молчали, время вытекало. Вот и зажглись фонари. Все остановились, не веря, как бы проснувшись, не понимая, куда пропали 15 минут. Огляделись. Они стояли на разделительной полосе одной из кольцевых улиц, окружающих центр. Машин не было. Закат почти догорел. Народу вокруг было тьма. Как только зажглись фонари, со всех сторон послышался крик: "УРРРАААА!!!", послышались пугающие хлопки. Со стороны ближайшей кампании в коленку Паши ударило что-то лёгкое. Он подобрал это, улыбнулся и продекламировал: "шампанское".

― С НОВЫМ ГОООООООДОМ!!!!!! ― тут же заорал Митяй во всю глотку.

― С новым счастьем! ― отозвалась группа девчонок, сидящих на скамейке. Тут же дальше по улице небо разорвалось яркими цветами. "Ну, делаааа" ― засмеялись Лысые. "Нечего бояться.

Так ли начинается конец света?!" ― сказал Паша.

Тут же за спиной друзей заревел мотор. Они обернулись и увидели разукрашенную баллонами тачку с оборванным верхом, несущуюся прямо на них. Все бросились в рассыпную, машина пронеслась, даже не притормозив. Из неё слышалась тяжелая музыка и хохот, какой-то псих в салоне палил из автомата по воздуху. Паша закричал: "Все живы?!". Все отозвались. Паша думал, что его друзья тут же скажут: "всё, хватит", сдадутся и пойдут домой, что эта жизнь не для них. Но ничего подобного, все даже сохранили весёлое настроение. "Всё моя мнительность и самомнение" ― подумал про себя Паша и тут же одернул себя: "О какой фигне я думаю?!". Он решил и вовсе не думать. "Эй, вы в порядке?" ― спросил одинокий дяденька со скамейки рядом. ― "Хотите водки?" Паша усмехнулся и готовился отказаться. Он считал, что в такую ночь, в ночь создания нового мира, не следует напиваться. Но его опередил Митяй, который маханул из горла и, не отдышавшись, наговорил дяде кучу комплиментов, в основном про шляпу. Дядя пожелал всем удачи. "Какой добрый у нас город.." ― как всегда вместе подумали Лысый и Лысая.

Шли. Высыпали звёзды. Грустили, молчали. Тут друзья услышали сзади женский визг, испуганно обернулись. Прямо через их компанию бежал абсолютно голый бородатый мужчина, высоко подпрыгивая, член его болтался во все стороны. Он пробежал мимо, чуть не столкнул Чёрту и крикнул, обернувшись: "Извините, пожалуйста!" Митяй валялся по асфальту и пытался зацепиться за что-нибудь, чтобы встать, затем снова хватался за живот. "Вот это номер.." ― только и смогла выдавить Оксана. Но на следующем повороте голый мужчина получил по бороде кулаком. Молодой мускулистый человек повалил мужика и смотрел на него сверху с каким-то омерзением, что-то соображая.. "ЭЭЭй" ― закричали Лысый и Паша. "Он же только шутил!" ― прокричала Лысая. "Аа.." ― притупился молодой человек. Потом прохихикал что-то, махнул рукой, крикнул: "Аа.. ну вас на хрен, шутники", вылил немного холодного пива на голову мужику. Мужик потряс головой, поднялся, смутился и побежал дальше.

Друзья вышли на площадь. Площадь была забита народом, сверкали фейерверки, на глаза попадались люди, выкрашенные с головы до ног красными красками, надевшие на себя какое-то пёстрое рванье. Попадались компании с флагами, кричащие что-то про свободу и жизнь, а что конкретно не понять, потому что датые они были изрядно. Попадались люди с оружием, приходилось обходить дерущиеся компании. Рекламные плакаты центра города были все изодраны, из рекламных щитов жгли костры. С центра площади гремели две большие колонки. Ритм, изредка сменяясь, отбивался барабанным синтезатором, парень и девушка из никому не известной группы играли на бас гитарах. Их вокалиста угостили наркотиками, и он валялся под колонкой. Так что его место занял крайне возбужденный и весёлый революционный поэт.



Люди танцевали, радовались, орали, обнимались со всеми подряд. Нередко вспыхивали драки.

Друзья подошли поближе к колонкам. Лысый и Лысая начали танцевать, Юра и Чёрта просто обнялись. Митяй, кривляясь, стал танцевать с Оксанкой. Она, сама удивляясь, поцеловала его в его красный нос, но когда он хотел поцеловать её, она крикнула и отмахнулась. "Вот дура" ― засмеялся Митя. Паша задумался.. "вот оно как.. ночь без правил.. сразу отдана страху. Все нормальные взрослые люди сидят дома со своими семьями. Сразу отдана соблазнам. Молодые люди вышли тусовать и напиваться. Наркотики рекой. Отдана тупой злобе. Костры, разбитые стекла, драки.. но это лишь первая ночь. Накипело.. нас держали в оковах слишком долго!"

Паша подошёл Юре с Чёртой, сказал им, что прогуляется, попросил подождать его здесь. Волнение сдавливало его грудь. Асфальт под ногами был усыпан стеклом. По стеклу бегали отражения языков пламени ближайшего костра. Оно хрустело под ногами. Паша чувствовал, как эмоции поглощают его тело, несут его вперёд, через толпу. Весь последний год он мечтал только о том, чтобы никто ему ничего не запрещал, чтобы свалить из дома, чтобы прекратить эти тупые игры. Он боялся стать похожим на отца, его семья, дом, его мать последние несколько месяцев вызывали у него только раздражение. Он задыхался, не знал, что делать, просто чувствовал, что всё не так, как могло бы быть. Бывало, он плакал, бывало, всю ночь проводил в плеере. Он почти ничего не говорил об этом. Он хотел бороться, но с кем? Как? Он не знал, в чём дело даже. Куда девать злобу? Бороться с кем? С друзьями? С родными? Со школой? С телевизором? Он не знал. Он мог позволить себе только бичевать себя. Подолгу не спал, не ел, любил причинять себе боль. Его толкнули и извинились, длинноволосый парень лет 18 предложил Паше наркотики. Паша смутился. Наркотики также вызывали у него только ненависть. У него проскользнула мысль попробовать.. затем он сказал: "наркотики.. пошёл ты!" Дилер пожал плечами и пошёл искать другого клиента. Паше стало плохо, эмоции разрывались, как будто их долго-долго кто-то прессовал и вдруг отпустил, и они волнами расходились во все стороны. Он тяжело дышал. Затем догнал дилера и толкнул его ногой в спину. Парень упал, кувырнулся, встал. Закричал: "Ты чего?! Получишь..", потом огляделся и убежал. Паша прислонился к столбу, сел, взял в руки кусок стекла и стал любоваться игрой отражений. Тут же к нему подошёл молодой парень, похлопал по плечу. Паша улыбнулся, вопросительно посмотрел в круглое лицо. Тот громко и весело сказал: "Круто ты его! Так и надо! Я в следующий раз тоже так сделаю." Паша рассмеялся и встал. "Аа.. ну у ментов выходной, надо же кому-то проучить этих.. а то ещё откроют в центре города ночной магазин. "Наркотики на любой вкус. Заходите, не пожалеете. Цены ― в 10 раз меньше, чем можно найти днём!" Паша кривлялся и жестикулировал. Парень рассмеялся и кивнул, подал руку. "Паша" ― сказал Паша. "Илья" ― сказал Илья ― "Если хочешь, приходи к нашему костру ― вон тот. А то я отливать ходил." Паша кивнул, поблагодарил, сказал, что, может, зайдет. "Ну, бывай" ― Илья ушёл к своим.

Гремели две бас гитары, песни, ор и смех гудели со всех сторон. Многие были веселы просто потому, что были пьяны. Но не меньшее число людей были совершенно искренне счастливы. Не под влиянием водки, а потому, что это была совершенно чудесная ночь, потому что почувствовали себя хозяинами своей жизни, радовались и веселились как дети. Людей окружали друзья. Законы и нормы, стереотипы общества, мнение начальников и родителей, люди в форме ― всё забывалось здесь. Здесь можно было посмотреть в глаза и увидеть в них человека, а не маску. Люди не создавали, не двигали прогресс, не бежали ни "вперёд", ни "выше", вместо этого они стояли и смотрели на звёзды. Паша засунул руки в карманы и пошёл, куда глядели глаза. Пнул ногой пустую пивную банку. "Откуда здесь столько выпивки" ― думал он? Тут же он услышал справа крик: "Пиво, водка, вино, трава". Он посмотрел в ту сторону и увидел человека лет 35, несущего большую коробку. Вокруг него толпилась куча народу, коробка быстро пустела. На глазах Паши три человека со знаками одного из радикальных движений ворвались в толпу окружающих продавца людей и, отпихивая посторонних, попытались отнять коробку. Продавец не струсил. Первый сразу получил по лбу, двух других остановили покупатели. Какой-то молодчик из толпы шарашил по ним палкой. Тройку отнесли к столбу, коробка скоро опустела. "Всё это имеет очень больной вид.." ― пришла Паше давно знакомая мысль ― "Больной мир, больной город.. машина так изуродовала людей, что даже свобода им во вред. Освобождаются миллион болезней этих психованных придурков." Паше было грустно. "Я же знал, что всё будет именно так.. догадаться было раз плюнуть.. так во что же я верил? Может, всё ещё изменится? Ведь не может всё изменится за одну ночь.. но мир завтра теперь не будет таким, как вчера, а послезавтра не будет таким, как завтра. Болезнь выйдет наружу и уйдёт? Может, так?"

Паша отошёл от костров и увидел в переулке помойные баки. Он рассмеялся своей идее и подошёл к ним. Взял один из грязных пакетов и вернулся на площадь. Затем, усмехаясь, стал лениво наполнять его мусором и относить на помойку. На него смотрели, как на идиота, и ему это нравилось. Это был его протест. Тот протест, которого ему так давно не хватало дома. Через пять минут этого занятия к витрине магазина, рядом с которой была помойка, подошли пять человек. Кирпичами они выбили стекло и пролезли внутрь. Это был магазин бытовой техники. Паша побежал к знакомому костру. Он опёрся на двух девчонок, стоявших возле огня, так что те испугались. Возбужденно он крикнул: "Чуваки! (Паше казалось, что когда он обращается к незнакомым молодым людям, надо обязательно использовать слова "чуваки" или "пацаны", хотя больше он так никогда не говорил) Там магазин разфигачили и грабят! Надо остановить их!" Чуваки смутились.. "А тебе дело?" ― неохотно сказал парень, на лбу которого красовалась буква "A". Зато девчонка, на которую всё ещё опирался Паша, крикнула: "Блин, да сходите, правда! Ведь нельзя так..". С другой стороны круга послышался знакомый голос: "Да.. сходим.. кто не хочет, может не идти. Веди давай!" Паша крикнул: "Туда!", махнул рукой в сторону магазина и быстрым шагом пошёл к нему. Илья пошёл следом, вместе с ним пошли ещё двое. За ними пошли две девушки и, спохватившись, их стали догонять другие парни, подбирая палки, а двое вытащили из карманов кастеты. Затем перешли в бег, девушки держались позади. Двое грабителей стояли под витриной и складывали электрочайники и прочую лабуду, которую им кидали сверху (часть разбивалась), в тележку. Они даже не смотрели по сторонам, считая, что раз ментов нет, в эту ночь можно делать всё. Паша напрыгнул на первого, схватил его за волосы и повалил в тележку. Ему помог Илья. Второй тоже быстро оказался на земле. Троё человек с дубинками запрыгнули на витрину, послышались удары. Паша осторожно запрыгнул внутрь. Было темно и ни черта не понятно, он видел только два фонарика, один из которых скоро упал и покатился по полу. Паша пошёл в сторону второго фонарика. Грабителю было лет 16. Он зажался в угол и держал в руках пистолет. Он был напуган до смерти. Перед ним стоял тот самый парень с "анархией" на лбу, он медленно опустил палку на пол и говорил: "Спокойно.. ты чего это? Ну? Выкинь эту хрень.." Паренёк в углу только мотал головой и шептал: "нет, нет.." Паша увидел, как Илья незаметно подкрадывается, идя по стене. Нечаянно Илья наступил на стекло. Паренёк услышал это, развернулся и выстрелил. Паша вскрикнул, парень с "анархией" на лбу подбежал и с ужасной силой ударил грабителя ногой по лицу. Илья просил о помощи. Его вынесли и стали звать доктора. Площадь всё так же горела кострами, теплый ветер трепал волосы. Паша подошёл к Илье, сел на корточки и стал смотреть тому в глаза. Скоро Илья это заметил и сказал: "Да не бери в голову.. это ведь анархия.. как первобытные люди. Круто ведь! Считай, что меня ранил тигр на охоте. Теперь братья из моего племени меня вылечат, а, если повезет, то и первобытная красавица поцелует!". Илья рассмеялся и плюнул кровью. Паша улыбнулся. Тут из дворика, где была помойка, выбежал бородатый доктор в пижаме, несущий чемодан. Было видно, что он только что проснулся. Он посмотрел на площадь, вздохнул, сказал только: "Господи" и занялся раненым. Его позвала одна из девушек, долго уговаривала его спуститься. Паша засунул руки в карман и направился к колонкам. "Сколько насилия. ― думал он ― Хотя Илья прав.. насилие нормально для людей. Но как ужасно это." Паша смотрел на звёзды, разглядывал людей, вдыхал теплый воздух. Он был доволен собой. Он подумал и понял, что всё же он счастлив, как никогда не был. Он решил, что пробудет здесь до утра в любом случае, даже если его друзья захотят уйти.

Он вернулся к колонкам. Гитаристы исчезли. Играл только синтезатор. Паша нашёл своих друзей. Девчонки плакали и что-то шептали, парни обнимали их и смотрели на трупы. Труп поэта, певшего здесь ещё пять минут назад. И другой труп рядом, который нельзя было опознать. Непонимающим взглядом Паша посмотрел в глаза своих друзей. Те молчали. Наконец Оксана, задыхаясь, рассказала, как какой-то маньяк подошёл сзади и зарезал поэта. А один из гитаристов взял большую железяку, обломок чего-то, и со всей силы ударил тогда по убийце. Мозги были развалены по асфальту.

― Пойдем..

― К.. куда..?

― Домой, ― сказал Паша ― домой.. ― и сам удивился и не поверил, что это он сказал.

Мама встретила Пашу со слезами. Куртку он оставил на лестнице, чтобы мама не видела капель крови на ней. Он обнял её и прошептал: "Всё в порядке, мам. Теперь зато я могу обнять тебя".

"Теперь у меня нет причин для ненависти" ― подумал он. Мама молчала и ничего не понимала. Паша отправился спать, поставив будильник, чтобы успеть в школу.

"Что же я сделал?" Металлический квадрат скрипнул, качнулся и упал на деревянные доски, подняв в воздух пыль. Приятно пахло потухшим костром. Максим грустно улыбнулся, дотронулся рукой до торчащей железки. Та тоже повалилась. Холодное пиво бодрило, свет заливал пепелище. Максим сел на оставшееся бетонное основание и допил пиво. Затем смял банку, метко кинул её в помойку и уставился на берёзу. Затем на скамейку, на осколки стекла в луже и опять на берёзу. Через пять минут рядом затормозила машина. Макс сложил голову на колени и накрыл её сверху руками. Ветер раскачивал металлические обломки, они скрипели и периодически падали.

― Теремов?

― Угу.. виноват.

― Да ведь не только с нами.

― Это я, Андрей Павлович. Я сам.

― Как же это? ― Андрей Павлович опешил и дотронулся своей пухлой рукой до плеча Максима.

― Сам не знаю..

― Пьян ты, что ли, был? Ты же не пьешь.

― Да я и не пил.

― Как же это? ― не знал, что сказать Андрей Павлович.

― Захотелось.

― Как это так "захотелось"? Я ведь на тебя в суд подам.

― Ничего не добьетесь, Андрей Павлович. Ночью дело было.

― Ночью-ночью.. что же это, ночью можно магазины сжигать?

― Нельзя, Максим Павлович. Чую теперь, что нельзя.

Андрей Павлович и не знал, что сказать. Рад он был за то, что застрахован его магазинчик был уже два года. Ещё с тех пор, как молодёжь впервые на улицах стала рекламу уничтожать. "Вот кому придется несладко.. ― думал он ― так это страховым компаниям.. ну а мне, похоже, на новый бизнес переходить надо. Дубинки что ли этим психам продавать? Чёрт знает что."

― Ну, вот что. Ты, главное, никому не говори, что это ты. Если спросят, скажешь, что ничего не знаешь, что, скорее всего, подростки безмозглые всё вынесли и подожгли. Ну.. и иди себе с чёртом.

Максим поднялся, грустно улыбнулся и ушёл, не попрощавшись. Что думать? Он просто знал, что не прав. Раньше, когда его заставали за хулиганством, он только улыбался и сваливал всё на несовершенство общества, на то, что в нормальном обществе он бы и не захотел хулиганить. А тут сам. Он САМ. Стыдно ему было до жути. Он вернулся домой.

― Ну что?

― На работу я сегодня не выйду.

― Хи-хи.. ты купил еду для кота?

― Чёрт.. сейчас пойду.

― Милый?

― Да?

― Кот обойдется.

― Тогда спим, милая.

― И чем мы теперь займёмся, мой преданный муж?

― Созидательным трудом.

Марина навалила коту полную миску его любимого корма. Кот перестал визжать от обиды и стал визжать от удовольствия

― О.. днём или ночью?

― Да не знаю я.. давай что ли телек посмотрим.

― Телек? Может, выйдем, как всегда, на стадион, послушаем "свободные новости"? Тут же идти пять минут.

― Что-то устал я от этой нашей свободы.. хочу посмотреть телевизор, как в детстве.

― Ну и новости.. да где мы найдем его?

― Ну, пойдем к маме, тоже ведь не далеко.

Марина рассмеялась и пошла одеваться, Максим полез в шкаф за чистыми шмотками.

― Как же это сожгли? Кошмар-то какой! Какой кошмар! А ведь говорят, что говорят. Это ведь жуть послушать что говорят. А потом говорят, что всё это в порядке вещей. Ну кто их разберёт?

― Мам.. ― улыбнулась Марина ― кто говорит? Где говорит?

― Да телевизор, кто.

― А можно мы с Мариной тоже посмотрим?

― Да ради бога! Яичницу сделать вам?

― Спасибо, мама.

― Охх.. горюшко на голову.

Показывали кадры разрушенного центра, бригад военно-гражданской армии, очищавших город, уносящих раненых. Показывали владельцев магазинов, орущих в камеру и размахивающих кулаками. Затем последовал рассказ изнасилованной девушки, полный слёз. Затем истерические крики её отца. Затем показали кучу дешевой рекламы.

― Какая жуть эта наша свобода, мой панк.

― Да, я и сам не рад.. я надеюсь, этой ночью все одумаются. Раз я одумаюсь, так и остальные, может?

Затем следовал оживлённый спор политиков. Первый из них только орал, что ответственных за правило "Дня и Ночи" нужно посадить в тюрьму, а власть передать другой партии. Второй лишь сокрушался о том, что общество оказалось не готово. А третий лишь улыбался и говорил, что всё идёт так, как нужно, и нет причин для волнений. Общественный телефонный опрос показал, что 99 человек из ста поддерживали первого политика. Видимо, сотый человек просто ошибся цифрой. Однако следовало учитывать то, что вот уже несколько лет телевизор теперь смотрят только 30 человек из ста и, как правило, это были пожилые люди.

Затем показали богатую семью, которая изолировалась на время ночи, поставив охрану. Любого, кто производил шум около их забора, проверенные охранники с автоматами вежливо просили удалиться. При этом оказалось, что охранники эти были на самом деле непрофессионалами, у которых не было лицензий на оружие. Но с утра и автоматов ни у одного из них не было. Но не в этом дело. Это были богатейшие люди, а их сыну ночью в пижаме приходилось ползать по грязи, обходя охранников, чтобы пробраться в ночь. В интервью он был беспечен и весел, утверждал, что ночь была удивительна. "Невинные жертвы.. в дневных новостях всё время показывают невинные жертвы уже чёрт знает сколько лет! Так что же сменилось?! Просто перестали оправдывать их смерть борьбой режимов, идеологической или политической необходимостью и прочей лабудой. Теперь всё по честному и, я уверен, что люди сами скоро поймут, чего не следует делать на улицах". Когда его спросили о родителях, он с чувством сказал: "Да хрен с ними! Мой папа мошенник, да и мама не лучше". Показали рекламу. Затем последовала неутешительная криминальная статистика. Город был раздолбан, жертв было катастрофически много. Максим выключил телевизор.

― Видишь. Злые люди делают всё, что хотят. Пора и нам взяться за дело.

― О чём ты?

― Мы получили свободу. Нам нужно строить новый мир.

― Чтобы они его так же рушили?

― Конечно.. одни строят, другие рушат.

― Но зачем тогда строить?

― Потому что добрые люди любят строить, вот увидишь, как мы будем счастливы, если у нас получится изменить мир в свою сторону.

― Ойй.. не объясняй теорию, всё равно я ничего не пойму. Давай поближе к делу.

― Ну.. допустим, допустим, ну.. сейчас больше всего нужны дворники и врачи. Ты ветеринар. Днём будешь лечить животных, ночью ― людей. У тебя ведь прекрасно получается. А я буду днём убирать город, а ночью ― помогать тебе и защищать.

― Ха-ха-ха! Ты понимаешь, что ты говоришь, милый? Когда мы будем спать? Что мы будем есть? Если ночью работать бесплатно, пол моей зарплаты уйдет на медикаменты только.. а дворником ты и на хлеб не заработаешь..

― Во-первых, милая, я понимаю, что говорю.

Во-вторых, нам просто понадобится хороший рабочий график, чтобы мы успевали и поспать.

В-третьих, сельское хозяйство, кажется, пострадало меньше всего за эту ночь.. так что еды всё ещё на всех хватит. Дело в распределении.

В-четвертых, дворники, а особенно врачи нужны сейчас городу как никогда, их без еды не оставят.

В-пятых, всё вскоре наладится, не будь мы панками.

В-шестых, запахло чем-то вкусным. Уж не с яблоками ли яичница?

За окном агрессивно кричала первая в истории демонстрация белых флагов за отмену ночного беспредела.

Следующую ночь на улицы народу вышло меньше. Подростков родители не пускали ни за что, молодые люди, которые днём работали или учились (и не спали уже 36 часов), спали глубоким сном, взрослые всё ещё боялись. Большая часть молодежи, конечно, "забила" на школы и институты и с вечера занимали скамейки и бордюры, с приходом ночи угоняли машины. На улицах всё ещё царил вандализм и насилие. А под утро группа маньяков стала поджигать город. Пожары вспыхивали один за другим. Психи, разнузданные ощущением безнаказанности, хотели причинить как можно больший ущерб, поджигали город одновременно в разных местах. Тётя Маня разбудила своего мужа дядю Петю. Дядя Петя позвонил дяде Ване и попросил всех обзвонить. Быстро одевшись, дядя Петя подошёл к гаражу, куда дядя Ваня уже привёл первую группу из пятидесяти пожарных. Всю прошлую ночь пожарные пытались работать. Только пытались, потому что слетевшая с катушек молодежь угоняла пожарные машины, заляпывала стекла краской и не давала тушить пожары. Дядя Петя (а он был безусловным формальным и неформальным лидером коллектива) обиженно заявил прошлым утром, что больше ночная смена выезжать не будет. Пусть справляются, как знают. В глубине души дядя Петя был очень мягким, но всегда боялся это показывать и весь день скрывал от тёти Мани свои угрызения совести. Так что когда жена его разбудила, от его обиды не осталось и следа. Дух пожарного зажёгся в нём, и он быстро вдохновил коллектив на работу. При этом люди подожжённых домов не знали, что и делать и стали выходить во все подряд дворы и орать "ПОЖАААААР!". Вскоре на улицах появились громкоговорители, и весь город высыпал на улицы. Пожарные еле отмахивались от желающих помочь. На каждом углу каждого дома стояла компания с дубинками. Этот день положил начало дальнейшей городской ненависти ко всем вандалам, агрессорам и наркоторговцам. Наиболее сообразительные пироманы успели скрыться, остальных же схватили на месте преступления. Ненависть толпы ― это ужасно. Их судьбе не позавидуешь.

Тем временем, экономический кризис не заставил себя ждать. Уже следующим утром жители города столкнулись с тем, что у них нет еды и негде достать её. Магазины были закрыты или разрушены, а в тех, которые работали, цены стали не всем по карману. Горячие головы, разгоряченные ночными проделками, решались на ограбления и кражи.. но военно-гражданские подразделения работали дисциплинированно и эффективно, так что вскоре ограбления прекратились. В середине дня по указу правительства часть стратегических запасов продовольствия была доставлена пожилым людям и семьям, где были хотя бы два несовершеннолетних ребёнка. Тем же вечером наиболее прозорливые жители города положили начало первой волне оттока из городов. Они занимали старые полуразрушенные дома, арендовали избы и комнаты в пригородной зоне, а, не находя места, ставили палатки (лето было в разгаре). Сельские жители радовались и наживались, как могли. Некоторые из них пожалели ночью, когда приезжие начали вытуривать их из домов, а кое-кого и убили.. но ещё до начала следующего дня избы были снова заняты, а с головорезами расправились жуткими способами. Тем временем в городах уровень ночной преступности резко упал. Молодежные организации и просто добровольцы всю ночь патрулировали город. Некоторые радикалы тяжело избивали за грабёж или наркоторговлю. Остальная молодежь искренне радовалась и начала понимать преимущества мирной свободной жизни. Молодые люди даже вывели родителей из укрытия. Сначала тем было боязно видеть, как развлекаются их дети.. но затем они поняли, что это даже немножко лучше, чем были их опасения (родители всегда представляют себе ужасные картины, особенно если насмотрятся телевизора). К тому времени взрослым людям в глубине души так же осточертела система потребления, в которой они были с детства зажаты. Им тоже хотелось воздуха, не такого конечно, как их детям. Постепенно даже стали появляться редкие компании по несколько семей, боязливо ступающих по улицам. И если вокруг насилие было в порядке вещей, то эти семьи не трогал НИКТО.

И если в начале эксперимента мир взорвался насилием и кровью, то теперь ночная жизнь боялась повторять свои ошибки. Зато те люди, что ночью спали, либо тряслись в страхе по домам, становились яростными противниками нового закона. Они выходили на улицу с белыми флагами, писали миллионы писем, звонили и бастовали. Если этой толпе попадалась группа молодых анархистов, что хотели защитить интересы ночи, митингующие были очень агрессивны. Молодежи приходилось убегать или обращаться к милиции.

С самого следующего утра деревни и сельскохозяйственные учреждения были заполнены легионами грузовых машин. Большинство сельчан было уже наслышано о событиях в городе и смекнуло, как нужно расставить приоритеты. Предпочтение отдавалось водителям, которые приехали не с деньгами, а с полным кузовом городской одежды, товаров, бытовой и электронной техники (среди них были и те, кто собирал подержанные товары в городе, и те, кто скупал товары на фабриках, и хозяева, ликвидирующие свои магазины, отдельные семьи и даже ночные грабители). Те же, кто приезжал с туго набитыми кошельками, оставались с носом. Деньги теперь были не нужны в деревне. Так что очень скоро дневные города заполнялись продуктами питания по вполне сносным ценам. Законы свободного рынка и конкуренции работали. Работала и налоговая полиция, рынку пришлось легализироваться, и прекратившийся было сбор налогов возобновлялся. Получили какие-то средства так же некоторые городские фабрики. Из числа потерявших работу, но не уехавших из города, набирались добровольные бригады дворников и строителей. Если с начала они работали на чистом энтузиазме, скоро жители определённых районов и хозяева пострадавших учреждений стали зазывать их деньгами, едой или привилегиями. Они работали дешёво, но прокормиться могли.

Учебные учреждения пустели, молодежь нельзя было удержать в мире дня. По ночам лучшая её часть собиралась в городских центрах. Там царила атмосфера позитивного самовыражения. Нововведения принимали с улыбкой. Музыкантов, игравших на площадях, одаривали, кормили и поили. Проходили инициативы по уборке улиц, играли в игры, танцевали. Медицинскую помощь, которая была необходима на улицах, оплачивали, хотя сначала работа также велась на чистом энтузиазме.

Николай Ткацкий обогнул горящую машину и вывез пикап своего отца на центральную площадь. На машину он предусмотрительно поставил табличку: "Машина родителей. Не трогайте, пожалуйста". Глаза его горели и руки чесались. Бибикая, он выехал на центр площади, выпрыгнул из машины и крикнул: "Разойдитесь, олухи! Бессмертная муза позвала меня сюда!". Его осыпали кучей всяких слов и даже кожурой от банана, но всем было любопытно. Николай стал вытаскивать из кузова тяжеленный плоский цилиндр.

― Ну, чего встали? Помогите ваятелю!

Смеясь, ему помогли два смешных разукрашенных панка. Толпа оставила Николаю место для работы и забыла про него.

Оо! Николай работал в поте лица. В жизни он не знал такого вдохновения. В училищах его так бесила бесконечная толпа старых пидоров, что обучали его! Чему они, ОНИ могли его научить? Эти люди не умели любить, не умели жить, умели лишь делать то, что нравится толпе, называли это искусством. А на талантливых от природы людей, что не могли пробраться выше без их тупых училищ, они затем ставили ярлыки "мой ученик". Нет, всё это было вранье. Искусство одиноко. Учитель важен (слава богу, у Николая был настоящий учитель вне института), но всё же добиваешься чего-то всё равно в полном одиночестве. Творчество самобытно и индивидуально. Николай радовался новому порядку настоящим ребёнком, сначала он хотел делать карикатуры старого мира.. но затем понял, что сейчас "нужно подниматься выше ненависти и созидать то высокое, к чему будут стремиться молодые люди нового времени". Звёзды смотрели на молодого художника. Тот смеялся, и слезы счастья лились из глаз его. В память ему приходили стихи и отрывки из любимых книг. Оо! Николай работал в поте лица! Мягкий податливый материал слушался, приобретал контуры. Временами люди из толпы интересовались его работой. Он отвечал живо и весело, заигрывал с девушками. Накрапывал мелкий дождик, Николай и ему был рад. Лишь бы тот не перешёл в ливень или град. Но нет, дождь вскоре прошёл, и сияющая луна снова вышла на прогулку между облаками. Вокруг Николая постепенно образовался кружок любопытных, это не смутило поэта, а лишь подогрело его стремление. Он лишь выкрикнул в толпу: "Света!" и через пять минут его работу освещали несколько фонарей. Он не стеснялся смеха и восторгов, но вскоре с головой ушёл в работу и забыл про всё и вся. Оо! Николай работал в поте лица!!! Его руки ― это орудия музы, создающие из мягкой глыбы ту индивидуальную красоту молодой души скульптора, что ещё не ступала по этой планете. Жизнь, даже целая вечность проносилась перед глазами поэта. Он был не красавец, но когда он кидал взгляды на публику, встречал добродушные, даже иногда ― восхищённые улыбки. Контуры оформлялись всё четче. Николай совсем затих и перестал смотреть по сторонам. Настало время деталей.

Светало. Николай чувствовал под собой руки и боялся, что его сбросят на землю, но его нежно пронесли вокруг статуи и мягко опустили на асфальт. Ор не прекращался. По громкоговорителю закричали: "Десять минут! Всем, у кого есть оружие, наркотики или на ком есть следы крови, идите по домам. Уводите пьяных!" ― в громкоговорителе захихикал другой, женский голос ― И скажите, чтоб больше не напивались и не дрались.. и не надоело им?! Всем доброго дня!" Площадь одобрительно закричала, начала пустеть. Николаю подарили кучу еды и бутылку вина. Но он слишком устал, чтобы есть. Пару раз глотнул вино и стал готовиться ко сну.

Дневной город оживал. Люди привычно отмывали со стен пиво и кровь, подметали, замечали пропажу той или иной собственности и шли на манифестации. Субботний центр наполнялся гуляющими. Площадь наводнили родители и дети, которые хоть как-то могли передохнуть от всех ужасов в теплый субботний день. Появлялись продавцы мороженного, леденцов и сувениров. Не в том конечно количестве, как это было месяц назад.. но, как выяснилось, потребности людей во всякой всячине могут одинаково удовлетворить как сто, так и десять человек. Ведь удовольствия относительны. О том, что в городах считают устаревшей шмоткой, девушки захолустья мечтают со слезами на глазах. И, если не баловать людей яркими рекламами, красивыми формами и изысканными вкусами, даже простые вещи станут приносить то же удовольствие. В первый раз после ввода правила отдыхал и веселился дневной город. Дети ели мороженное, смотрели на странного человека и с возбуждением спрашивали у своих бабушек: "Что там написано, бабушка?! Ну что там написано?!" И бабушки с недоумением бурчали, читая табличку над молодым художником, спящим в старом пикапе, за которым возвышалась удивительная статуя. На кривом металлическом постаменте возбуждённо стояла угловатая угрюмая фигура молодого человека в обтягивающей одежде, которую стягивали ремни. Все детали были выполнены так совершенно, что под одеждой молодого человека в некоторых местах безошибочно угадывались бинты, которыми тот был перевязан. Лицо его было дерзко, смело, и как бы непокорно смотрело широким взглядом на город. Ноги его постепенно становились грубее и смазаннее и там, где подобает быть стопе, нога врастала, а точнее становилась грубым камнем. В вытянутой руке молодой человек держал пистолет, направленный перед собой. Напротив его спокойно и легко стояла прекрасная девушка в свободном платье. Её длинные волосы были покрыты листвой, платье ложилось на постамент морскими волнами, ласкающими камень. Её прекрасное лицо улыбалось, ясный взгляд смотрел прямо в глаза молодому человеку, как бы не замечая вокруг ничего и никого, кроме него. Вся её поза была полна волнения и нежности. В одной руке она держала книгу, закладкой для которой служил увядающий цветок. Другая рука была нежно, но смело вытянута навстречу орудия убийства. Ладонью девушка прикрыла дуло пистолета и безмятежно ждала.

Солнце освещало площадь, что каждую минуту становилась чище, благодаря работе дворников, и теплее, благодаря вступающему в свои права субботнему дню. Всё замерло, белые пушистые облака принимали странные формы, окна домов были раскрыты и занавески квартир трепетали от ветра.

Голова свисала с пикапа, а нога покоилась на одном из его бортов. Щетинистое глуповатое лицо было унесено в дальнюю страну снов. Рядом лежала бутылка, из которой давно вылилось вино. А на табличке, венчающую пикап, бабушки с трудом различали корявую надпись:



Она была великолепна. И не важно, что в час дня толпа озлобленных манифестантов древками белых флагов разрушили статую, а молодого человека в пикапе сильно побили, как и машину его отца. Здесь были родители погибших ночью, люди, потерявшие работу и просто те, у кого угнали машину. Каждым новым утром они становились всё озлобленней и ничто было не в состоянии их переубедить. Их было всё больше. Среди них были те, кто раньше ходил на манифестации анархистов, теперь же на их плакатах было написано: "Долой правило дня и ночи", а на некоторых ― "долой анархию". Среди них были те, кто даже не представляли себе, с чем борются. Кто никогда не выходил ночью на улицу. Телевидение подхватило эту волну, и пропагандировала борьбу с ночью. Люди стали покупать телевизоры.

Между тем молодые люди начали находить, что потратили на ночную жизнь все свои сбережения. Те из них, что всё отчётливее чувствовали неприязнь к своему городу, к дневным порядкам и ночным безумствам толп, составили вторую волну переселенцев, более основательную, которая пошла дальше пригородов. Выезжая вместе в набитых машинах (тех, у кого не было ни денег, ни машины, незнакомые им люди отвозили бесплатно, кормили) с радостью и песнями, они напоминали коммуны, они создали образ безвыходного бегства к природе из мёртвых городов. Целью этой волны было обосноваться крепко и надолго. Создавались новые объединённые хозяйства. И, если в начале им было тяжело, и некоторые разорялись, вскоре оставшимся на плаву удалось встать на ноги. Другая часть вернулась в училища и институты (если образование в этой области казалось им актуально в новом мире), получали стипендии, остальные искали работу днём. Большинство творчески настроенной молодёжи крепко обосновались в ночи. Иногда им нечего было есть, но это был их мир. К тому же днём их творчество подвергалось ужасным гонениям со стороны белых флагов.

Удивительно, как меняются убеждения людей.. и вправду, человек ― существо чувств, а не мозгов. Чувств жадности, алчности, страха и ощущения собственной шкуры. Большинство яростных анархистов, тех, что устраивали драки, разгромы и избиения, перебрались было на окраины городов. Там собирались банды и организации. Они были настолько свободолюбивы, что ночи было им мало. Они хотели распространить свою свободу на день, но военно-гражданские подразделения охладили их пыл. Они продолжали борьбу в ночи. Их врагами были все корпорации, бизнесмены, правительство и правоохранение. Они громили магазины и учреждения, размалевывали стены, сжигали машины. И всё ради свободы и анархии.

Лучшая часть молодёжи встала на защиту городов, ночные патрули пополнялись, и неизбежно вспыхнула бы ночная война. Если бы агрессивные радикалы не нашли другой выход. Удивительно, как меняются убеждения.. вдруг эти ярые анархисты увидели своим главным врагом свободную молодёжь ночи, тех, кто "испоганили всю идею анархии". В головах радикалов произошла странная перемена. Они мгновенно разочаровались в "дне и ночи", аргументируя это тем, что "анархия невозможна, пока общество полно таких придурков". Они вышли в день. Они оделись в белое. Они взяли белые флаги. Они возглавили агрессивные отряды дневной борьбы. Они замалевывали белым все ночные художества на площадях, избивали музыкантов, ломились в правительственные учреждения, желая отменить правило дня и ночи, они атаковали милицейские кордоны, они начали даже угрожать анархистам в парламенте. Родители погибших, разорившиеся бизнесмены и просто те, у кого угнали машину, назвали их патриотами. Их показывали по телевизору, ставили в пример. Их становилось всё больше.

Никто не знал, как они находят еду. Говорили, они пришли с гор. Группа монахов. Днём они становились на центр города и кормили нуждающихся, помогали с уборкой. Нередко они выходили к манифестантам и призывали тех отказаться от оружия. Никто не ожидал их появления, но, зная, что они занимаются добрыми для города делами, никто их не трогал.

― Время дня ― время мира. ― говорили они ― Время оружия ― время ночи. Нельзя убивать днём и ночью, одумайтесь!

Конечно, их непонятные речи не слушали. Свободных жителей ночи было слишком много, страх перед ночью и злоба двигали дневным городом. Но ночь пока что грозила сильным отпором, днём же можно было просто-напросто отменить ненавистное правило. А свободных людей ночи стали подстерегать на рассвете при входе в собственные дома. Уровень дневной преступности увеличивался. Милиция не справлялась. Всё перепуталось.

Приближались выборы. Парламент задумался о настроениях граждан. И хотя экономическая ситуация приходила в более-менее нормальное состояние, а жизнь становилась стабильней, приближение кризиса нельзя было не заметить. Большинство партий решили встать на сторону дня и тем самым получить большее количество голосов. Парламент бушевал и сражался за отмену правила "дня и ночи". Правящая верхушка только улыбалась. Появились новые партии, так называемые "радикалы дня". Политики вышли на митинги, стали организовывать толпу днём на митингах, ночью ― в уличных боях. Они заявляли, что ночью можно использовать правило "дня и ночи" в своих интересах, и никто не сможет обвинить их.

Ночью к ним приезжали машины, полные еды. Никто не знал, откуда. Часть они брали себе, половину оставшегося раздавали нуждающимся. Прямо на площади среди толпы они медитировали и спали. Группа монахов. Иногда они играли на музыкальных инструментах, их приходили послушать. Иногда они общались с молодыми людьми, некоторые даже уходили в толпу и восхищенно смотрели на ночной мир. Мир, в котором главная ценность ― это люди, их мысли и желания. Они внимательно выслушивали и иногда говорили слово на собраниях жителей ночи. Их слова всегда были мудры, они призывали людей к свободе и миру. Они призывали оставить борьбу.

― Всё перепуталось. ― говорили они ― Раз люди дня воюют, сложите оружие вы и призовите их к миру.

Как всегда, они сидели в темном углу площади. Тихие и чаще всего серьезные. Шла дождливая ночь пятницы. Завтра можно было поспать, и людей на площади было сейчас много.

Учитель открыл глаза, прервал свою позу, поднялся на ноги. Разговоры смолкли, лица монахов посмурнели, но головы были подняты к небу. Учитель кивнул.

Монахи встали, молча разделились на две группы. Они встали по двух концам площади и взяли друг друга за руки. Их тела и руки образовали единую двухслойную стену, последние из цепочкикрепко держались за столбы. Люди ночи с удивлением наблюдали за ними. Монахи участвовали в собраниях как ночи, так и дня.

― Что такое? ― Даша Ночь замерла. Поднимите меня на руки, там что-то происходит. ― Кот и Добрый посадили её к себе на широкие плечи. ― Монахи поставили что-то типа кордона. Что с ними?

Даша ожидала шутки, но Кот и Добрый не думали шутить. В последнее время обитателей ночи так запугали, что сейчас можно было ожидать всего.

― Снимите меня.. вот ключ.

― Открой его сама.

― Хорошо. Пойдем быстрее.

Тайник под трибуной открылся. Кот, Даша Ночь и Добрый были друзьями уже 15 лет. Они знали в лицо многих из нынешнего правительства, они стояли у истоков движения. В последнее время Даша Ночь организовала ночное издательство, книги которого быстро расходились среди ночных жителей. Они планировали выделить из толпы талантливых и образованных людей, планировали "открытую альтернативную модель образования". Даша Ночь была талантливым дипломатом, политиком, очень умной женщиной и отличным другом. Кот и Добрый были просто отличными ребятами, которые проживали нелегкую жизнь и закалились в боях. Кот почесал свой вечно зудящий шрам на щеке, своей огромной рукой вытащил последний белый мешок. Добрый с удивительной сноровкой заряжал и проверял орудия. Даша попросила отключить музыку. В тишине послышались выстрелы.

― Стреляют в воздух ― со знанием дела сказал Добрый.

Николай Ткацкий, сидевший рядом с ним в своём пестром наряде, затянулся сигаретой, прислонился к стене и уставился на сверкающие нити дождя, ниспадающие с неба.

― Всё, встали, раздаём оружие!

― Здравствуйте.

― О! Здравствуйте! Мы так благодарны вам за то, что вы сделали! Но, пожалуйста, уведите своих людей. Мы справимся сами.

― Чепуха! Нас не тронут. Лучшая благодарность для нас ― продолжение вашего дела. Вы не могли бы подключить для меня микрофон?

Даша проворно нажала на несколько кнопок.

― Братья и сёстры! ― заговорил динамик ― Вас хотят убить. Но не противьтесь, идите с миром. Уходите переулками!

Монах хотел сказать что-то ещё, но ор со всех сторон приглушил его. Он мягко улыбнулся и отошёл. Люди хватали автоматы и кидались в переулки.

― Засада!

"Как же так.. как же так? ― думал Паша. Лицо его было бледно, а губы тряслись. Он не боялся, вместо этого ему было очень плохо. ― Неужели наш маленький мир умрёт? Ведь он не прожил даже до осени. Мы ведь только что избавились от собственной глупости. Мы только стали исправлять ошибки, только встали на ноги и хотели сделать что-то. Всё рухнет. Шанса для новой жизни не будет.. господи, о чём я думаю, как всегда?". Паша решил вовсе не думать. Рядом что-то взорвалось, послышались выстрелы. Оксана и Чертёна закричали, Паша взвизгнул, Юра схватился за уши. Толпа закричала и побежала в разные стороны.

Друзья кричали и неслись. Оксанка неслась быстрее всех. Она обернулась и увидела толпу, обезумевшую от ужаса, несущуюся на неё. Её пихнули, она высматривала в толпе друзей. Заметила, как в доме напротив выбивается окно лестничной клетки, и кто-то изнутри стреляет по толпе. Она заорала.

Её схватили сзади, она зарыдала и закрыла глаза.

― Оксанка! Успокойся! Оксанка! Это я, Паша! Ну же, побежали!

― Какой кошмар, Паша, какой кошмар!!! Я ХОЧУ ДОМОЙ!!!

"Почему всё так. За что? Сильные бьют слабых и все дела. Виновных и невиновных нет".

Паша схватил Оксанку за руку. Побежали.

― Максим, у нас вообще ничего не осталось. Нам нужны хотя бы бинты и спирт, чтобы стерилизовать инструменты.

― Я достану, милая.

― Хорошо бы.. но на самом деле я не хочу тебя отпускать.

― Я вернусь, люблю тебя.

Через пять минут после того, как погасли фонари, в дверь подвала, где они находились, постучали. Долго боялись подойти. Наконец, Добрый, перешагнув через десяток раненых, добрался до двери.

― Это военные!!! ― крикнул он.

Все облегченно вздохнули.

― Слава богу! День! ― сказала Чертёна.

― Домой?! Мы можем идти домой? ― воскликнула Оксана.

― Да. Вы можете идти домой. ― улыбаясь, сказал Паша.

Юра улыбнулся, кивнул, парни обнялись.

― Я поеду с ними. Маме моей.. скажите, что я уехал с ними, что напишу.

― Мы.. это не обязательно. Но мы решили минуту помолчать о нашем друге. Мы предлагаем вам сделать то же в память о своих друзьях. ― громко сказала худая черноволосая девушка 18 лет, поддерживаемая мужчиной.

Все кивали.

― В память о Коте. ― прошептала Даша.

Марина закрыла холодеющее лицо простыней и заплакала.

...

― Мы не знаем, что случилось с другими группами. Может быть, узнаем на трассе. Нас будут сопровождать военные. Но я не думаю, что нас станут преследовать. Они говорят, что правило отменено для городов и пригородных зон.

Лёгкие белые пёрышки изрезали синее небо. Справа синеву неба закрывал коричневый борт грузовика. Солнце поднималось над лесом. Во рту Макс жевал травинку, сорванную им, когда ходили писать. На вкус она была похожа на дерьмо. Всё здесь отдавало дерьмом.

― Как ты можешь лежать здесь, муж?

― Здесь не нужно напрягаться, чтобы видеть небо.

― Ты же по уши в дерьме. Мы, сидя-то, не можем вынести этого запаха.

― Я ли что ли виноват, что наши деревенские друзья прислали грузовик из-под навоза? Я просто стараюсь получать удовольствие.

Марина рассмеялась и сказала: "Ффииии!!! Грязный-грязный панк".

Мир разделился на две половины. Третья волна свободных переселенцев была охотно перевезена и встречена теми, кто переехали в сельскую местность ранее. Те успели отлично поладить с местным населением. Их хозяйство было не так ладно, с другой стороны в сёлах открылись бесплатные школы для детей, появилось больше медиков и ветеринаров. Правило дня и ночи здесь не действовало. Днём нужно было работать, а ночью ― спать. И, тем не менее, ни один из живущих здесь никогда не знал такой свободной жизни. Конечно, нужно было очень много работать и всё руками, и не всем это нравилось.. с другой стороны всё всё-таки было прекрасно. Какое-то время. Переселенцы успокоились. А города всё ещё бушевали. Проходили выборы. Принимались и отменялись законы, проводились реформы. В городах не желали и слышать слов "Анархия", даже слова "Свобода". Такое противодействие просто превратилось в моду, в настроение толпы. Так считали все, не очень вдумываясь в подробности, и переселенца не винили жителей города. Теперь анархистов ненавидели всей душой. Зато снова появилось множество неонацистов. Популярную ещё недавно литературу, пронизанную хоть какими-то антиобщественными нотками, показательно сжигали на площадях, музыка и картины уничтожались.

Подрастали новые поколения. Подрастающие сельчане не понимали родителей. Они хотели в город, хотели жизни, хотели комфорта, красок и развлечений. Подрастающие горожане не понимали родителей. Они хотели воли, хотели свободы, хотели больше простоты. Хотя на самом деле это всё чушь, никто ничего не хотел. Просто были миллионы разных-разных людей. Всю жизнь мы ищем свободу, и, бывает, находим совсем не там, где искали. Кажется, свобода скрывается где-то в нас, нужно только добраться до неё. Мир снова отказался от всех своих старых заблуждений и придумал множество новых. Удивительно, но многие тогда нашли свободу не в идеях и принципах, а отказавшись от них.

Крапива раскачивалась, обжигая ноги. Так плавно. Кладбище утопало в зелени. Так красиво росли цветы! Так странно играли на траве капли света! Так прохладно становилось, когда ветер качал крапиву, и так светло было на солнце!

― Мы прожили на этом месте уже несколько лет, но круг завершает свой оборот и нам нужно идти. Добро и зло, жизнь и смерть, свет и тень, день и ночь, инь и ян были разделены и представали перед нами в своем чистом виде. Но одно всегда содержало другое. Ночь содержала день, так же как и день содержал ночь. И это мы также увидели и почувствовали на себе. Теперь всё снова смешалось, но мы видели достаточно. Мы готовы запереться в монастыре и изучать накопленный опыт ещё долгие годы. Спасибо вам, наши друзья. Мы не просим, но знаем, что вы ещё будете приходить сюда и почитать память наших товарищей. Нас осталось не так уж много, но мы уходим отсюда с радостью. С нами идут и несколько ваших детей. Прощайте! Удачи вам! Живите, продолжайте, боритесь и миритесь, будьте серьезны и беспечны! И ничего не бойтесь. Помните, даже если случится непоправимое, жизнь бесконечна и создаст даже из разрушения.

Дети, которых родители держали за руку, обожали монахов. Они ревели таким дружным ревом, что взрослым становилось не по себе. Плакали также многие из тех, кто поняли, о чём говорил монах, они плакали от воспоминаний. И, конечно, всем было грустно расставаться.

Не, ну вы знаете за него. Это ж он про феминисток написал, какие они немцы-фашисты, сексисты поганые. А еще про анархистов нехороших, которые по анархии не прикалываются, а больше активизмом и писаниной никому не нужной занимаются. А сам Блэк еще тот анархист. Самый распоследний.
И вот сидит он у себя в Штатах и думает мысль: А не поприкалываться ли мне по России? Говорят, там самые крутейшие анархисты. Посмотрю, сравню с нашими. Погляжу на жизнь заморскую. И едет он в Россию, по нашим анархистам заглядыватся.

Дорога долгая, конечно. Ну, он своего тезку на мафоне включил и тащится. Так и доехал. На паровозе пыхтящем. Не, это я гоню, какой нафиг паровоз в Атлантическом океане. Ой, гоню. На пароходе он плыл. Или шел? Вообщем!
Приезжает он в Россию. Приезжает, и говорит: О! А мне здесь рады! А ему и правда все здесь рады. Размахивая черными флажочками, подкатывают к нему: Хэллоу! Май нейм из Иванушка-дурачок! Виз из май фрэнд! Вот.
А дальше они пошли гулять, на Россию смотреть. Показывают наши Бобу как тяжело нам приходится: все мы работаем по 25 часов в день и 8 дней в неделю, без перерывов и выходных, без праздников и санитарных дней. Три часа на работу едут, в пробке стоят, убиваются. Гадостью всякой за обедом питаются из Шаурмакдональдса. И начальники у них сволочи, и зарплату задерживают. Кароче, вообще. Беспредел.
А Боб только "фак" да "шыт" говорит, когда слышит такое. Вот это, говорит, работа так работа, вот это я понимаю угнение и эксплуатация. Упразднять такое надо.
А анархисты ему говорят: и мы про то же. Упразднять такое надо. Да только куда нам до франций с грециями, куда нам до парижей с афинами. У нас же тут...
Стоп, стоп, стоп, говорит Блэк. Не загружайте. У нас вон в Штатах тоже не сладко, так шо терь? Своими силами надо справлятся. Один воин в поле. Или как там у вас говорят. Вы давайте вот что: вы сначала впишите меня к себе, спать уложите, похавать дайте, и покурить неплохо бы. А потом я вам свой план расскажу. Как упразднять. Я в Америке пробовал, да все никак не выходило: слишком уж они привыкли к своей персональной каббале - работе.
Вписывают Бобби на какой-то вообще левый флэт, потому что на свою хату заселять никто не хочет: тут и так всякие учебы-работы, а тут еще Боб Блэк пригрузит: поспать, похавать, покурить. Но Бобби пофигу, он к таким раскладам привычный: не вписали у себя, значит так надо. Тем более жить там можно.
Поспал Бобби. Поел, покурил. А анархисты не приходят. Тогда он от делать нечего идет листовки в ящики бросать и на столбы клеить. Клевый такой труд: по своему желанию, и с пользой для общего дела. Только потом он додумывается, что листовки на английском языке. А тут подходят анархисты и говорят:
- Ну ты, чувак, даешь. Тебя ж тут спалят в момент, и полицаи повяжут. Пойдем, будешь нам план свой рассказывать.
И вот рассказывает Бобби им свой план. А план такой:
Значит, создается байка. Типа как легенда. Которая в двух словах о том, что, мол, нынче жить людям тяжело и жисть эту надо менять. И начинать это изменение жисти надо с работы. Потому как работа это такая тема, что лучше вообще о ней не говорить, а только искоренять, искоренять, искоренять. А о том как ее искоренить и заменить счастливым свободным трудом в этой байке красочно и рассказывается.
И вот как люди начнут прикалыватся по этой теме, так тут они поймут что к чему и почему. А потом по сарафанному радио диджеи разные как раструбят! Ребятки, новая жизнь начинается!
А анархисты Бобби говорят:
- Звиняй, чувак, но нам такая тема не подходит. Уж больно сомневаемся мы в том, что что-то из этого выйдет.
А Боб им говорит: не ссыте парни, прорвемся! Сейчас мы такую тему мутить будем! Ну, ребята, кто со мной?
А тут все как-то вдруг понакладывали в кальсоны: ой, мне на работу надо; ой, мне на учебу надо; ой, а мне домой надо.
И остался Бобби один. Но ему то в принципе пофигу, он же американец, он в эти русские темы про коллективное прямое действие не врубается. И вот он трубит по всей Рассее свою байку.
Ну а народ русский дивится да только плечами пожимает: где это видано, чтобы люди не работали? Неееее, товарищ американец, это наверно какая-то подстава. А Бобби им: да нету тут никакой подставы.
Короче говоря, лет через пять, Бобби собирает уже такое движение, что никому и не снилось. И все реально воплощают свою программу: бросают работу, и потихоньку сами мутят свою работу. Люди так решили: раз нет инициативы сверху, значит будет инициатива снизу. А позже, уже по воплощению программы, добавили: раз в моей работе нет человека сверху, значит это уже не работа, а вольный труд. Ага, и с таких раскладов все эти капиталистические устои как ветром сдуло. Стали люди на себя работать и вполне неплохо зарабатывать. Так чтоб и на масло с хлебом хватало, и на чай с заваркой да с сахаром.
Историки окрестили последующие события, как Вольнотрудовую Революцию. Десятками и сотнями люди увольнялись и сами развивали и налаживали производство всех этих многочисленных товаров и услуг, в которых просто нуждалось общество. Толпы музыкантов, художников, писателей, и поэтов повалили из рекламных агенств и телевидения. Они вышли на улицу, и открыв объятия, предложили свои услуги народу. Тоже самое призошло и с диджеями, операторами, сценаристами, гримерами, костюмерами, актерами, и артистами. В цехах, заводах, и фабриках началось массовое схлопывание производства: остановились пороховые заводы, танковые, и ракетные. Временно были остановлены автомобильные, чтобы потом их запустить только для создания общественного транспорта. Водители автобусов и трамваев объединились в кооперативы водителей и сами организовали движения транспорта в городе. Это происходило и со строительными бригадами и с пожарными депо, и даже с поликлиниками и магазинами. Это происходило везде. Это была Вольнотрудовая Революция.
Люди не допустили того, чтобы их наебывало государство и корпарации.
Но вот Боб Блек купил у пароходного кооператива билет в Америку, и пустился по волнам к себе на родину, чтобы рассказать своим френдам из маргинального подполья, о том что в России работа была упразднена.
А через годик поганые капиталисты вернули старый порядок, и все зажили как прежде. Как ни в чем ни бывало.