Майдан — это не место. Майдан это состояние.
Помимо всего прочего, Майдан это еще и наивысшая форма самоорганизации общества. Это абсолютная, полная анархия. Не в смысле безвластия, хаоса и вседозволенности — у нас почему—то принята именно такая трактовка этого политического термина — а в смысле той формы политического устройства, когда общество достигает такого уровня развития, что власть ему уже не нужна — оно само порождает механизмы саморегулирования и отлично существует и без институтов насилия, регулирования и подавления. Идеальная утопия, в общем.
Не знаю, как насчет больших территорий и больших обществ, но практика уже даже в моей короткой жизни показала — на небольших отрезках времени небольшие общества вполне могут существовать в форме анархии. Им не нужны государственные институты. Они саморегулируются своими собственными внутренними процессами.
На оккупай-абай милиция выглядела совершенно неуместной. Лишней. Было непонятно, что она там делает. Постоянно хотелось подойти и спросить — а вы зачем здесь, ребят? Но это было небольшое общество, всего несколько сотен человек.
Таксим — уже несколько тысяч. И это тоже была анархия. Самоорганизация. Полиция, государственные институты, там выглядели уже не то что лишними — они были врагами. Таксим прекрасно обходился без них. Он кормил себя сам, лечил себя сам, и оборонял себя тоже сам. Каждое утро он сам себя будил, делал зарядку, убирал мусор, проводил совещания и вырабатывал стратегию и тактику развития — как на ближайшие сутки, так и на ближайшее будущее.
А вот Майдан… Майдан — это уже высшая математика. Когда в форме анархии живут уже десятки тысяч человек.
И милиции тут нет вообще. То есть совсем. Абсолютно.
Все вновь прибывшие отмечают это первым делом.
Один из лидеров — условных, конечно же, потому что у анархии не может быть лидеров — майдана Олег Тягнибок озвучивал цифру: на поддержание такой формы политического устройства на отдельно взятой площади уходит миллион долларов в сутки.
И это совсем не "госдеповские" деньги, как разъясняет нам в России Дмитрий Киселев. Нет, политические инвестиции там безусловно присутствуют — и шоколадный король Порошенко, и Фирташ, мы все взрослые люди и все понимаем, правда? — но немалая часть денег берется именно от общества. Уже как городскую легенду тут рассказывают историю бабушки из Донецка, которая отдала хлопцам всю свою пенсию. Владельцы маленьких магазинчиков привозят продукты или отдают их бесплатно. Люди несут вещи, еду, воду, деньги со всего Киева. Нужны покрышки на укрепление баррикад — и на следующий день площадь завалена покрышками. Со сцены говорят, что кончилась солярка — и на следующий день привезенными запасами солярки можно наполнить танкер. Не хватает дров — и строительные кампании привозят фуры стройматериалов.
И все это распределяется в обществе тоже как то само по себе. Безо всяких законов, налоговых и фискальных служб, без всяких принуждений, общество — исчисляемое уже десятками тысяч человек — добровольно взяло на себя обязанности саморегулирования и самоорганизовалось само. Появился какой—то коллективный разум, какой-то коллективный инстинкт, который, как в муравейнике или пчелином улье, стал сам, по какой-то своей природе, распределять людей и роли.
Появились свои рабочие — волонтеры, которые готовят и разносят еду, убирают мусор, таскают дрова, жгут костры, ставят палатки, кипятят чай и вообще занимаются организацией быта. Появились — откуда то из пространства, тоже сами по себе — воины, которых кормят рабочие и которые взамен за это несут службу на баррикадах по охране своего общества, обмотавшись самодельной защитой и приняв на себя добровольную обязанность первого удара и жертвования ради общего выживания. Появились добытчики — люди, которые не работают и не стоят на Майдане лично, но которые привозят продукты, дрова, палатки, воду, солярку, перечисляют деньги. Появился комендант лагеря — удивительно толковый и грамотный мужик, который тоже сформировался ниоткуда, наладил как часы работу этого сообщества и все стали ему подчинятся, потому что увидели, что это хорошо, что он профессионал. Появился и некий управляющий орган, который не является ни властью, ни государством в прямом смысле этого слова, но который взял на себя представительские, переговорные и координационные функции и которых общество приняло в этом качестве, оставляя приоритет волеизъявления все же за собой. Нашлись полицейские, которые взяли на себя функции охраны порядка. Медики, которые организовали санитарные дружины и которые, как по волшебству, появляются там, где вот—вот должно начаться. Одна такая санбригада мне запомнилась особенно — на Банковой, деловито и спокойно готовившаяся ко второму, так и не состоявшемуся, штурму администрации. Две молодые девчонки и парень. Их никто не звал, не призывал, не мобилизовывал. Они просто накупили лекарств, надели белые фтболки с самодельным красным крестом и вышли из подъезда, готовые оказывать помощь и таскать раненных.
"Спасибо киянам за щирую поддержку" — наиболее частый плакат.
По-моему, они сами были удивлены.
И вдруг открываются совершенно поразительные вещи. Оказывается, не надо никого в восемнадцать лет отрывать от семьи и учебы, насильно засовывать в кирзовые сапоги и везти на другой конец страны на два года в казармы. В мотивированном обществе защитники находятся сами. Оказалось, что не надо никого сажать в тюрьму и ловить на налоговых преступлениях — при достаточной мотивации и прозрачной организации люди сами будут стоять в очереди, чтобы отдать свое имущество, в том числе и финансовое — берите, я вижу куда и на что идут мои деньги, я сам хочу их отдать на общее дело! Оказалось, что не нужен штат насилия — люди сами осуществляют функции правопорядка, и — что совсем уж поразительно! — правосудия. И еще одно поразительное открытие — добровольно возложив на себя бремя вынесения приговора, люди оказываются гуманнее, чем государственная — законная и легитимная! — система. Когда ловят провокаторов титушек, их просто изгоняют. Двух пойманных в горсовете воров — настоящих воров, которые крали у спящих мобильники и вещи — приговорили к общественному позору, написав на лбу "вор". Этого оказывается достаточно. Брать на себя карательные функции общество уже не хочет. Право на насилие оно себе не выписывает — вот в чем парадокс.
Как ни крути, а свобода делает людей — если уж и не лучше, хотя я уверен что и лучше — то, безусловно, ответственнее.
Этот высший коллективный человеческий разум, созданный общностью объединенных одной целью и одной волей людей — да, вероятно, не бессрочный, ограниченный по времени, конечный — лучшая форма существования общества, которую я видел. И это работает.
Причем работает в обе стороны. Здесь интересна не евроинтеграция, а сам феномен выражения свободы воли. Отстаивание своих прав на выбор своего же собственного будущего. Зарождение самосознания. У меня, безусловно, есть свои взгляды на то или иное событие. Но если бы Украина точно так же вышла бы на Майдан и сказала — нет, нам не нужна евроинтеграция, хотим в Таможенный союз, и точно также начала бы отстаивать свое право на этот свой выбор — я бы сказал все то же самое: молодцы.
Просто чумовые мужики
Здесь я видел то, что не удалось нам сделать в Москве. Мирный силовой протест. Меня часто спрашивают, как я это себе представляю. А вот так и представляю. Мирно, но — силой. Без арматуры, но взявшись за руки. И просто не пропуская противника на свою территорию свободы. Вот не пропустим — и все. И делайте, что хотите. А там посмотрим, кто кого.
Можно возразить — Украина не Россия. Путин бы давно уже ввел бы танки. Да, не Россия. Ок, пусть вводит. Введет — разойдемся. Но пусть введет. Пусть уже расставит все точки над "и". Это будет — пусть и не победа — но и не поражение. Даже если бы мы и проиграли, но мы бы — хотя бы попробовали.
Первый шаг, первая победа — это очень важно. Это вектор, по которому будет развиваться ситуация — и развиваться именно к победе или к поражению. На Майдане первая победа была за Майданом. На Болотной — за властями. Мы отступили сами. И завоевать этот утерянный плацдарм, боюсь, малой кровью уже не получится.
Все решается в первые два-три дня.
)