Сначала я подумал, что недослышал. Точнее -- переслышал, что, впрочем, тоже неудивительно, если учесть мое состояние. Возможно, что слово "кошачью" майор не произносил вообще, возможно, оно само собой возникло в моем вконец замороченном мозгу. Не решаясь переспросить, я сидел в предобморочной тишине, как сейчас помню, держа руки на коленях. На глубокий внешний вырез окна вспорхнул воробей, повертелся, потом скосил глаз в кабинет -- и, истерически чирикнув, опрометью ушел в синеву. Майор неспешно выравнивал кипу машинописных листов. Приведя ее в идеальный порядок, полюбовался -- и спрятал в стол. Потом снова поднял голову.
-- Скажите... -- мягко осведомился он. -- А вот эта ваша юмореска про котов... Она что, полностью соответствует действительности?
-- Это... насчет моего морального облика? -- спросил я в тоске.
-- Нет-нет. Я о количестве животных. Неужели и впрямь шесть штук за два года?..
-- Н-ну... около того...
-- А собачку завести желание не возникало?
-- У нас квартира на шестом этаже... -- виновато ответил я. -- Да и выгуливать некогда...
Майор сочувственно покивал.
-- Скажите, -- снова заехал он издалека, -- а вы никогда не задавали себе такой вопрос: почему это русские люди в большинстве своем любят собак больше, чем кошек?
-- Советские, -- машинально поправил я (Ну не придурок, а?).
-- Что?
-- Советские, -- повторил я, поскольку деваться уже было некуда. Слово, знаете ли, не воробей. Воробью -- что? Чирикнул -- и в синеву... Я запоздало ужаснулся и принялся выпутываться: -- Понимаете, до революции дело обстояло несколько иначе... Русский мужик считал собаку нечистым животным и в избу не пускал. А вот кошка жила в избе... Я ничего не придумываю -- так в словаре Даля...
Майор посмотрел на меня благосклонно.
-- Да, -- сказал он. -- Я оговорился умышленно... То есть история вопроса вам знакома?
-- Какого вопроса?.. -- переспросил я, холодея.
-- Ну, не скромничайте, Евгений Юрьевич, не скромничайте. -- Майор прищурился и процитировал -- на этот раз наизусть: -- "Покажите мне хоть одного человека, который умер бы на могиле своей собаки..."
И вот тут я, братцы вы мои, окоченел. Фразу эту я придумал и занес в записную книжку всего две недели назад. Идиоты! Боже, какие мы идиоты!.. Надо же -- литературу прячем... Да куда ты и что от них спрячешь! Насквозь видят...
-- Вы что же, думаете, только тот писатель выполняет социальный заказ, кто воспевает строительство БАМа?
-- Майор усмехнулся и, как мне показалось, зловеще. -- Не-ет... Тут все, поверьте, куда сложнее и тоньше!.. А ну-ка вспомните: когда вы услышали в первый раз, что собака -- друг человека?
-- Н-не помню... В первом классе, наверное...
-- Вот видите! Вы это знали еще в первом классе. Собака -- верный, преданный друг. Кошка -- предатель. А человек, не любящий собак... Кстати, кто у нас в стране прежде всего не любит собак?
-- Не знаю, -- тупо отозвался я. По хребту ползли мурашки.
Майор крякнул и взглянул с упреком. Видимо, ждал большей сообразительности.
-- Те, кто сидел в лагерях, -- явно испытывая за меня неловкость, пояснил он. -- Ну и шпионы, разумеется... Как только о каком-нибудь персонаже становится известно, что он боится собак, читатель тут же настораживается. Он чувствует нутром, что перед ним потенциальный враг... И чтобы выработать у народа такой стереотип потребовались многие годы и жертвы... Вспомните "Золотой ключик"! Ведь Алексей Толстой написал эту сказочку отнюдь не для собственного удовольствия. К вашему сведению, это был социальный заказ на уровне ЦК партии: противопоставить образ положительного пуделя Артемона отрицательному коту Базилио.
-- Да но... Там же еще у него полицейские бульдоги... -- робко заикнулся я, малость приходя в себя. Или наоборот. Не знаю.
-- Верно, -- сказал майор. -- Бульдоги. Именно бульдоги. Есть у них в мордах что-то кошачье, вы не находите?.. Или взять того же Булгакова! Вы, видимо, полагаете, что роман "Мастер и Маргарита" так долго запрещали публиковать, потому что там действуют Иешуа и Воланд? Нет. Не печатали, потому что Бегемот! Кот Бегемот... Представь его нам Михаил Афанасьевич в образе пса -- и никаких бы проблем не возникло.
-- То есть как это? -- позволил я себе возмутиться. -- А остальное? Там же сатиры полно...
-- А остального бы не было, -- отечески ласково объяснил майор. -- Остальное Булгаков как истинный художник просто вынужден был бы переделать... Кто-то из великих (Рембрант, если не ошибаюсь) сказал однажды: "Если я изменю цвет шарфа, мне придется переписать всю картину". Вы улавливаете, вообще, о чем я говорю?
И я вновь потряс головой: то ли утвердительно, то ли не очень.
-- Проще всего с мультфильмами, -- задумчиво продолжал майор. -- Творческие коллективы вообще легче контролировать, нежели авторов-одиночек... Если обратили внимание, все наши мультики только и делают, что прославляют собак и очерняют кошек. "Голубой щенок" смотрели? Снят по нашим разработкам. Вот только с цветом главного героя перемудрили. Кое-кто из числа взрослых зрителей даже заподозрил, что это скрытая пропаганда гомосексуализма...
-- А "Кот в сапогах"?
Майор несколько опечалился и со вздохом развел руками.
-- Классикам мы не указ, -- с сожалением признал он.
-- То есть вы нам предлагаете... -- Договорить я так и не отважился. Да и что бы я стал договаривать?
-- Я предлагаю вам понять... -- Майор слегка повысил голос, -- что простой советский человек по многим причинам отождествляет себя именно с собакой, а не с кошкой. Он знает свое место, он предан хозяину, готов самоотверженно за него умереть, готов всю жизнь просидеть на цепи...
"Не поддакивать! -- стискивая зубы, мысленно твердил я себе. -- Только не поддакивать! Лепит контру, а сам только и ждет, когда кивну..."
-- Да вы расслабьтесь, -- успокоил майор. -- Вас никто не провоцирует.
Перекривив физию в диковатой улыбке, я сделал вид, что расслабился.
-- Поговаривают, у вас нелады с издательством, рукопись вернули?.. -- как бы между прочим осведомился он.
Ну вот... Кажется, предисловие кончилось и разговор пошел всерьез. С тупой обреченностью я ждал следующей фразы.
-- Тогда еще один совет... -- с безмятежной улыбкой продолжал майор. -- Будете задумывать следующую повесть -- найдите там местечко для какой-нибудь, знаете, симпатичной псины. Лохматой, беспородной... Причем чтобы не шавка была, а покрупней, посерьезней... Уверен, у вас получится... Всего доброго. Привет супруге. Творческих вам успехов.
Нет, не желал бы я увидеть свою физиономию в тот момент. Тут представить-то пытаешься -- и то неловко...
***
-- Ну?.. Что?.. -- с замиранием спросила жена.
Я рассказал. Она не поверила. И ее можно понять, история была и впрямь невероятна. Какие собаки? Какие кошки? Тут вон того и гляди в диссиденты запишут, а ему, видишь ли, псину подавай! Беспородную, но симпатичную...
Поскольку версия о собственной невменяемости сильно меня обижала, мы попробовали зайти с другого конца и заподозрили в тихом помешательстве самого майора. В словаре иностранных слов 1888 года издания нашелся даже приличный случаю термин. "Галеомахия, греч. Преследование кошек из ненависти к ним". Но даже подкрепленная термином догадка эта выглядела весьма сомнительно, а дальнейшее развитие событий опровергло ее начисто. Насколько нам известно, сероглазый майор еще лет семь благополучно "сидел на культуре" и был отправлен в отставку сразу после путча. А КГБ не та организация, чтобы семь лет держать в своих рядах тихо помешанного.
Гораздо логичнее было предположить, что тема разговора вообще не имела значения. Майор мог беседовать со мной о спичечных этикетках, о парусной оснастке испанских галионов -- о чем угодно. Важен был сам факт вызова. Пригласили, поболтали -- да и отпустили на первый раз с миром. Иди, мол, и больше не греши...
Да, но грешить-то -- хотелось. Ой, как хотелось... Мы уже вошли во вкус писанины, а это, братцы вы мои, покруче наркомании. То есть имело смысл прикинуться глупенькими и, не поняв очевидного намека, принять совет майора буквально. Пес тебе нужен? Крупный? Лохматый?.. Сейчас сделаем.
И сделали. Честно сказать, повесть "Когда отступают ангелы" была нами написана исключительно ради положительного образа Мухтара. И вот тут-то и началось самое загадочное. Нижне-Волжское книжное издательство, столь лихо потопившее наш первый сборник, с удивительной расторопностью включило рукопись в план, хотя по составу (если, конечно, не считать нового произведения) она не слишком-то отличалась от предыдущей, с треском зарубленной.
Получалось, майор не шутил и не морочил мне голову. Мало того, спустя несколько лет мы чуть ли не с суеверным страхом обнаружили вдруг, что из всего нами написанного повесть "Когда отступают ангелы" -- наиболее лояльное произведение. Слышались в нем твердая поступь рабочего класса, шелест алых знамен и бой курантов. А первым кирпичиком был именно образ лохматого симпатичного Мухтара.
Меня до сих пор тревожит эта загадка. Очень бы хотелось встретить майора и поговорить начистоту, но такая встреча, к сожалению, маловероятна. По слухам, он сейчас охраняет банк где-то в Иркутске, а нынешних виртуозов щита и меча лучше ни о чем не спрашивать. Секреты предшественников, насколько я понимаю, утрачены ими напрочь.
И вот еще что непонятно: если наша госбезопасность и впрямь работала на столь высоком уровне, что и Фрейду не снился, то как же это они, гады, Родину-то проспали, а?
Е. Лукин. 24.11.97