Избивайте нищих!
Две недели я просидел, запершись, у себя в комнате, в окружении книг, модных в то время (лет шестнадцать-семнадцать тому назад); я говорю о книгах, в которых идет речь об искусстве сделать людей счастливыми, мудрыми и богатыми в двадцать четыре часа. И вот я переварил - точнее, проглотил - все измышления всех этих толкователей всеобщего счастья, - и тех, кто советует всем беднякам сделаться рабами, и тех, кто их заверяет, что все они - свергнутые короли. Не стоит удивляться, что в результате я оказался в состоянии, близком к обмороку или помешательству.
Казалось, единственное ощущение, заключенное в глубине моего рассудка, - это некий смутный зародыш идеи, превосходящий все эти рецепты добрых кумушек, справочник которых я только что пробежал. Но это не была сама идея как таковая, а что-то крайне туманное.
И я вышел на улицу, с сильнейшей жаждой, поскольку неумеренное поглощение дрянной литературы порождает и соответствующую потребность в свежем воздухе и прохладительном питье.
Я уже собирался зайти в кабачок, но тут нищий протянул мне свою шляпу, посмотрев на меня одним из тех незабываемых взглядов, которые могли бы опрокинуть трон, если бы дух двигал материей и если бы око гипнотизера заставляло созревать виноградные лозы.
В ту же минуту я услышал голос, который шептал мне на ухо и который я сразу же узнал - голос того доброго ангела, или доброго демона, кто сопровождает меня повсюду. Раз уж Сократ имел своего доброго демона, почему бы и мне не иметь своего доброго ангела, и почему бы мне, подобно Сократу, не удостоиться патента на безумие, подписанного утонченным Лелю или благоразумным Байарже?
Однако разница между моим демоном и демоном Сократа состоит в том, что демон Сократа объявлялся только для того, чтобы защитить, предостеречь, удержать его, мой же соблаговоляет давать советы, подсказывать, убеждать. У бедного Сократа был только демон-воспретитель; но что до моего, он - великий побудитель, он - демон действия, демон битвы.
И вот его голос прошептал мне следующее: "Только тот равен другому, кто это докажет, и только тот достоин свободы, кто сумеет ее завоевать".
Я тут же подскочил к нищему и одним ударом кулака подбил ему глаз, который тут же раздулся, как резиновый мяч. Я сломал себе ноготь, выбив ему пару зубов; и поскольку, будучи от природы хрупкого сложения и мало упражняясь в боксе, я не чувствовал в себе достаточно сил для того, чтобы сразу уложить старика на месте, я схватил его одной рукой за воротник, а другой вцепился ему в горло и принялся изо всех сил колотить его головой о стену. Должен признаться, что предварительно я беглым взглядом осмотрелся вокруг и убедился, что в этом безлюдном квартале я еще долгое время буду вне досягаемости каких бы то ни было полицейских чинов.
Затем, ударом ноги в спину, достаточно сильным, чтобы раздробить лопатки, швырнув наземь ослабевшего старика, я схватил валявшийся на земле толстый сук дерева и начал колотить его с усердием, достойным поваров, которые отбивают мясо для бифштекса.
И вдруг - о чудо! о радость для философа, который убедился в том, что его теория превосходна! - я увидел, как этот дряхлый остов повернулся, выпрямился с энергией, которой никак нельзя было ожидать от столь невероятно изношенного механизма, - и со взглядом, полным ненависти, который показался мне добрым предзнаменованием, старый бродяга кинулся на меня, поставил мне синяки на оба глаза, выбил мне четыре зуба и тем же самым суком измолотил меня как сноп. Итак, своим грубым лекарством я вернул ему гордость и жизнь.
Тогда я изо всех сил начал делать ему знаки, давая понять, что считаю нашу дискуссию оконченной, и, поднимаясь, с удовлетворением софиста из Портика, сказал ему: "Сударь, вы мне равны! окажите мне честь разделить со мной мои деньги; и помните: если вы действительно филантроп, что нужно применять ко всем вашим собратьям, которые станут просить у вас милостыню, теорию, которую я имел несчастье опробовать на вашей спине".
Он заверил меня, что очень хорошо усвоил мою теорию и всегда будет следовать моим советам.