Кащей_Бессмертный
26-07-2010 13:30:43
Местами забавная, местами занятная критическая (с претензией на этакий "объективизм") заметка "красного" об этике анархизма (теоретической и реальной) времен конца СССР, когда "многое уже можно было сказать":
На протяжении всей истории - вне зависимости от типа формаций и характера власти - существовали и, по-видимому, еще долго будут возникать сильные анархистские тенденции в настроениях и поведении больших социальных групп.
В марксистской литературе до сих пор господствует мнение о мелкобуржуазной природе анархизма. По нашему мнению, это явление имеет более широкий смысл, отражая определенный психологический настрой и форму поведения различных социальных слоев, включающих группы рабочих, студенчества, интеллигенции. Анархизм - это не случайность, не выдумка Прудона или Бакунина, а вполне закономерное явление в жизни любого общества.
В Советской стране в результате послеоктябрьского "красного террора" и затем в условиях жесткого тоталитарного режима всякие возможности для проявления какого бы то ни было идейно-политического нонконформизма отсутствовали. Анархистские устремления против существующей власти могли реализоваться лишь нелегально или в зоне криминального поведения, будь то индивидуальные или групповые уголовные деяния.
На протяжении всей истории - вне зависимости от типа формаций и характера власти - существовали и, по-видимому, еще долго будут возникать сильные анархистские тенденции в настроениях и поведении больших социальных групп.
В марксистской литературе до сих пор господствует мнение о мелкобуржуазной природе анархизма. По нашему мнению, это явление имеет более широкий смысл, отражая определенный психологический настрой и форму поведения различных социальных слоев, включающих группы рабочих, студенчества, интеллигенции. Анархизм - это не случайность, не выдумка Прудона или Бакунина, а вполне закономерное явление в жизни любого общества.
В Советской стране в результате послеоктябрьского "красного террора" и затем в условиях жесткого тоталитарного режима всякие возможности для проявления какого бы то ни было идейно-политического нонконформизма отсутствовали. Анархистские устремления против существующей власти могли реализоваться лишь нелегально или в зоне криминального поведения, будь то индивидуальные или групповые уголовные деяния.
Скрытый текст: :
Но так было прежде. Ныне ситуация изменилась. Гласность, демократизация, политический плюрализм создали возможность для легального самовыражения анархистских и анархо-синдикалистских настроений - при условии соблюдения конституционных требований, которые запрещают действия, направленные на насильственное свержение власти. В стране уже формируется ряд анархистских и анархо-синдикалистских групп, создана Конфедерация анархо-синдикалистов. Стало быть, анархизм - это не какая-то "академическая" историческая проблема, а во многом проблема настоящего и будущего, в том числе и нашего настоящего и будущего. Вот почему считаем своевременным привлечь внимание к анархизму как своего рода универсальному явлению. Разумеется, тема, взятая в целом, слишком широка для журнальной статьи, поэтому мы сознательно ограничиваемся анализом лишь этической стороны анархизма.
По традиции здесь следовало бы привести список опубликованных на Западе трудов по проблемам анархизма, но он столь велик, что назвать имена одних авторов и проигнорировать других было бы по крайней мере несправедливо. Советская же литература по анархизму, напротив, крайне бедна. Назовем следующие работы:
• Пирумова Н.М. М.Бакунин или С.Нечаев? - Прометей, вып. 5, 1968;
• ее же. М.А.Бакунин. М„ 1970;
• Володин А.И., Корякин Ю.Ф., Плимак Е.Г. Чернышевский или Нечаев? М., 1976;
• Итенберг Б.С. Движение революционного народничества. М„ 1985;
• Витюк В.В., Эфиров СА. "Левый" терроризм на Западе: история и современность. М., 1987.
В октябре 1989 г. состоялась интересная и плодотворная дискуссия, определившая новый подход к оценке теоретического и политического наследия М. Бакунина. - См. Вопросы философии, 1990, № 3, с. 165-169.
Этот выбор объясняется двумя дополнительными соображениями. Первое сводится к тому, что именно внутренние противоречия этики анархизма представляют наибольший интерес. Их осмысление в немалой степени помогает разобраться в некоторых общих процессах нравственного развития. Кстати, начиная с К.Маркса и Ф.Энгельса анархизм более всего осуждался именно за его, как говорилось, "аморальную сущность". Пора разобраться с этими обвинениями, взглянуть на проблему с точки зрения общих человеческих ценностей, а не только с позиций классовой политической борьбы времен I Интернационала.
Второе соображение сводится к тому, что вообще проблема общечеловеческой морали была нами почти забыта и отнесена по ведомству "мещанского сентиментализма" и "поповщины". В марксистской теории полностью превалировала идея о приоритете "классовой морали". Все общечеловеческие критерии нравственности оценивались как вредные измышления церкви и буржуазной пропаганды.
С переменой нашего взгляда на значение общечеловеческих ценностей открывается возможность отказаться от старых догм и свежим взглядом посмотреть на все немарксистские доктрины и политические движения, в том числе на анархизм в целом и его этические принципы в частности.
На первый взгляд, само сочетание нравственности с анархизмом является абсурдным: можно ли говорить о каких-то светлых тонах "черного знамени анархизма"? Ведь из марксистской литературы давно известно, что анархизм есть всего лишь "вывороченное наизнанку буржуазное миросозерцание"^, идеология индивидуализма " "взбесившегося" от ужасов капитализма мелкого буржуа"^, доведенная "до крайности буржуазная безнравственность", "напыщенная галиматья"^, шутовство, уголовщина, фанфаронство, иезуитство и т.д.
В любом марксистском философском справочнике можно найти перечень "мерзостей анархизма" - и эгоизм, и бандитизм, и иррационализм, и волюнтаризм, и субъективизм, и контрреволюционность, и многое другое. Во всяком случае, нигде не найти каких-либо позитивных мнений по поводу анархизма. Но вот что интересно, - почти вся критика обращена на политическое лицо анархизма, на его роль в конкретной политике. Что же касается разбора собственно моральных (или, если угодно, аморальных) аспектов доктрины, то они ставятся в зависимое положение от политики. Логика такова: разве можно говорить о какой-то нравственности анархизма, коли его политическая роль реакционна и вредна с точки зрения революционного пролетариата и марксистско-ленинской теории? Разумеется, нельзя. А коли так, то все анархисты - дети Отца лжи, т.е. дьявола. Ведь недаром сам отец российского анархизма Михаил Бакунин, отвергая веру в бога, вызывающе поклонялся "первому свободному мыслителю и эмансипатору миров" - Сатане.
В марксистской литературе со времен осуждения подрывной деятельности бакунинского Международного социалистического альянса против Международного товарищества рабочих (1873 г.) прочно утвердилась крайне негативная оценка анархизма. В свое время жесткие политические оценки были, конечно, вполне оправданны. Но если взять моральную доктрину бакунизма, то в ней обнаружится немало элементов позитивного характера. Это не позволяет однозначно судить об анархизме как явлении аморальном.
Для прояснения истины следует разобрать три взаимосвязанных аспекта анархистской доктрины и практики:
1. моральные критерии общих конечных целей;
2. нравственные подходы к определению путей и средств достижения поставленной задачи;
3. этические требования к себе и другим.
Все три момента, конечно, взаимосвязаны, но тем не менее имеют собственную природу и характер.
.
В литературе, посвященной анархизму, как правило, вместо анализа каждого вопроса в отдельности давалась прежде всего общая политическая оценка анархизма как противника организованного рабочего движения. Такой подход позволял абсолютизировать какую-либо одну или несколько характеристик анархизма и его морали.
Согласно анархистской доктрине, например, допускались явно аморальные пути и средства борьбы, но на этом основании было бы несправедливо отрицать, что в своем большинстве идейные анархисты (а не примазавшиеся к ним темные личности) исходили, как признавал В.И. Ленин, "из самых лучших, благороднейших, возвышенных побуждений".
Истории известны десятки беспринципных и аморальных адептов анархизма, вроде С.Г.Нечаева. Но в то же время - и тысячи, десятки тысяч сторонников "прямых действий" - людей честных, самоотверженных, благородных: князь П.А. Кропоткин, Я. Новомирский, Лев Черный (Россия), А. Перейра (Бразилия), Э.Малатеста (Италия), братья Рикардо и Флорес Магон (Мексика) и многие другие. Это различие ни в коей мере нельзя сбрасывать со счетов, ведь речь идет о морали живых людей, а не о некоей самодовлеющей доктрине. Вот почему разбор морального лица анархизма как идеологии и течения нельзя вести без учета его различных сторон - как отрицательных (а они, безусловно, есть), так и положительных (они тоже есть).
Иными словами, давно пора отказаться от привычки противопоставлять марксизм и анархизм как "свет и тень", что, например, делал Жак Дюкло, и спокойно, беспристрастно и честно выявить сущность анархистской этики.
Но прежде напомним первоначальный смысл самого понятия "анархия". Вопреки расхожим обывательским взглядам на анархию как некий хаос и распущенность, чуть ли не бандитизм и т.п., коренной смысл этого греческого слова означает "безначалие", "безвластие". Именно так трактовал анархию крупнейший представитель анархизма Михаил Александрович Бакунин (1814- 1876).
"Свобода! Только свобода, полная свобода для каждого и для всех! Вот наша мораль и наша единственная религия. Свобода - характерная черта человека, это то, что его отличает от диких животных. В ней заключено единственное доказательство его человечности", - писал Бакунин о моральном содержании анархической модели устройства жизни. Особенно решительно и последовательно он защищал принцип связи свободы одного со свободой всех в будущем обществе: "Следовательно, свобода - это не ограничение, а утверждение свободы всех. Это - закон взаимосвязи". Тройная взаимосвязь - братство людей в разуме, в труде и в свободе - вот что, по его мнению, "составляет основу демократии... Осуществление свободы в равенстве - это и есть справедливость". Трудно не согласиться с этим суждением.
Существует только один-единственный догмат, одна-единственная моральная основа для людей - свобода, а посему вся организация общественной жизни должна быть построена в соответствии с этим принципом. Такой идеал и означал, по Бакунину, анархию. По существу же речь шла не о чем ином, как о коммунистическом строе.
.
К. Маркс, обрушиваясь с критикой на бакунистов, писал:
"Анархия - вот боевой конь их учителя Бакунина, заимствовавшего из социалистических систем одни лишь ярлыки. Все социалисты понимают под анархией следующее: после того как цель пролетарского движения - уничтожение классов - достигнута, государственная власть, существующая для того, чтобы держать огромное большинство общества, состоящее из производителей, под гнетом незначительного эксплуататорского меньшинства, исчезает, и правительственные функции превращаются в простые административные функции".
Вся разница в понимании анархии, или коммунизма, у Маркса и Бакунина сводилась фактически к тому, что для первого безгосударственное устройство мыслилось как следствие революционного преобразования общества, а для второго - как первичная и непосредственная задача (этап) самой социальной революции.
И Маркс, и Бакунин видели гуманистическую сторону своего идеала в стремлении к изживанию в будущем государства и переходе к самоуправлению. Расхождение касалось не содержания, а путей и скорости достижения цели. Для Бакунина был возможен и желателен простой скачок от классов и государства к бесклассовому и безгосударственному обществу. Маркс зло высмеивал эту наивную утопию, рассчитанную на то, чтобы "одним махом перескочить в анархистско-коммунистически-атеистический рай".
Согласно научному социализму, путь к полной свободе человека и общества долог и лежит через диктатуру пролетариата, через временное расширение революционного государственного насилия. Бакунин стремился во что бы то ни стало сократить время перехода от эксплуататорского и несправедливого общества к свободному и справедливому строю. Именно по этой причине он рьяно выступил против теории научного коммунизма:
"На основании того, что я требую экономического и социального равенства классов и личностей... я ненавижу коммунизм, потому что он есть отрицание свободы и потому что для меня непонятна человечность без свободы. Я не коммунист, потому что коммунизм сосредоточивает и поглощает все силы общества в пользу государства... между тем как я хочу уничтожения государства, окончательного искоренения принципа авторитета".
Можно легко доказать утопичность курса на одномоментное уничтожение всякой государственной власти, но это была в высшей степени благородная утопия.
Абсолютизируя идею свободы человеческой личности, Бакунин естественно пришел к выводу о том, что главным ее врагом является государство и вообще всякая власть. Такую оценку он без колебаний распространял и на диктатуру пролетариата, противопоставляя ей образ светлой безвластности - анархии. "Революционеры - политиканы, приверженцы диктатуры, - писал он, - желают первых побед успокоения страстей, хотят порядка, доверия масс, подчинения созданным на пути революции властям. Таким образом провозглашают новое государство. Мы же, напротив, будем питать, пробуждать, разнуздывать страсти, вызывать анархию к жизни".
Бакунин с какой-то непоколебимой убежденностью считал, что именно государство, власть вне зависимости от чего бы то ни было всегда и везде есть "самая сущность и центр всякой реакции". А коли так, то главная задача состоит в том, чтобы "стараться образовать силу явно революционную, отрицательную, разрушающую государство", а отнюдь не бороться за создание нового (рабочего) государства, к которому призывали К. Маркс и Ф. Энгельс.
В Программе бакунинского Международного социалистического альянса указывалось:
"Мы не боимся анархии, а призываем ее, убежденные в том, что из этой анархии, то есть из полного проявления освобожденной народной жизни, должны родиться свобода, равенство, справедливость, новый порядок и сама сила революции против реакции. Эта новая жизнь - народная революция - несомненно не замедлит сорганизоваться, но она создаст свою революционную организацию снизу вверх и от периферии к центру - в соответствии с принципом свободы, а не сверху вниз, не от центра к периферии, по примеру всякого авторитета, - ибо для нас неважно, называется ли этот авторитет церковью, монархией, конституционным государством, буржуазной республикой или даже революционной диктатурой. Мы их всех в равной мере ненавидим и отвергаем, как неизбежный источник эксплуатации и деспотизма".
Итак, всякое государство "в равной мере" ненавистно, анархия - синоним свободы и революции, источник "нового порядка": без власти, собственности, религии. Таково было кредо тайных объединений "интернациональных братьев" - бакунистов, которые полагали, что новая революционная власть может быть лишь "еще более деспотичной", чем прежняя, а посему априорно должна быть полностью отрицаема. В противном случае народные массы, управляемые декретами, вновь будут принуждены "к повиновению, застою, смерти, то есть к рабству. и эксплуатации со стороны новой псевдореволюционной аристократии".
Как ни печально, но это предвидение Бакунина, к сожалению, во многом подтвердилось. Это не означает, конечно, что К.Маркс и Ф.Энгельс занимали ошибочную позицию в оценке роли государства на этапе перехода к новому обществу. Нет, они были, безусловно, правы. Но, видимо, недостаточно остро ощущали возможность морального вырождения революционной власти именно ввиду ее прагматического властного начала.
В своем движении к пониманию анархизма как высшей стадии гуманизма и свободы Бакунин прошел сложный и нелегкий путь.
Духовный отец анархизма, в молодости он был страстным и искренним апологетом религии и христианской морали. Преклонение перед богом и гармонией природы, стремление обрести гармонию в "абсолютной любви" к истине - вот основное стремление молодого Бакунина. В письме к родным от 23 июня 1834 г. 20-летний курсант Петербургского артиллерийского училища искренне заявлял: "Любовь есть главная причина жизни, главный закон гармонической связи, царствующей в природе... жизнь без любви есть пресмыкание!". В это время его дущу питают романтические идеи.
.
Настроения активной духовной деятельности и личного нравственного совершенствования побудили его встать на позиции критического отношения к действительности. В письме от 7 мая 1835 г. Бакунин писал: "Я - человек обстоятельств, и рука божья начертала в моем сердце следующие священные буквы, обнимающие все мое существование: "Он не будет жить для себя". Я хочу осуществить это прекрасное будущее. Я сделаюсь достойным его. Быть в состоянии пожертвовать всем для этой священной цели - вот мое единственное честолюбие".
Постепенно апология человеколюбия сменяется настойчивым поиском действенных путей оздоровления общества. В письме к брату (март 1845 г.) Бакунин заявляет: "Освобождать человека - вот единственно законное и благодетельное влияние... Не прощение, но неумолимая война нашим врагам, потому что они враги всего человеческого в нас, враги нашего достоинства, нашей свободы".
С этих пор мотив свободы выдвигается в мировоззрении Бакунина на первое место. Человеколюбие перерастает в свою политическую ипостась - "свободолюбие".
Отказ от христианского смирения и переход на позиции "действительно электрического соприкосновения с народом" и революционной борьбы за свободу ознаменовали новый этап в жизни Бакунина. В "Воззвании русского патриота к славянским народам", написанном под влиянием революции 1848 г., он подчеркивал: "Необходимо разрушить материальные и моральные условия нашей современной жизни, опрокинуть вверх дном нынешний отживший социальный мир, ставший бессильным и бесплодным".
Это был еще один шаг к анархизму. В моральном плане Бакунин еще стоит на позициях христианского человеколюбия, но уже требует свержения власти государства и церкви, "осуществления свободы в равенстве". Он полагает: "Все, что соответствует потребностям человека, а также условиям его развития и его полного существования, - это ДОБРО. Все, что ему противно, - это ЗЛО". Это бьп гуманистический взгляд на жизнь и задачу ее обновления.
Опираясь на такое видение добра и зла, Бакунин все ближе подходил к идее бунта: у забитого и угнетенного народа, пишет он, есть лишь три средства выйти из рабского состояния, "из коих два мнимых и одно действительное. Два первых - это кабак и церковь, разврат тела или разврат души. Третье - социальная революция", "полная моральная и социальная революция".
Принципиальные разногласия по вопросам тактики, нарушение дисциплины, фракционные закулисные интриги - все это привело Бакунина к серьезному конфликту как с идеями научного социализма К. Маркса и Ф. Энгельса, так и с политическим курсом Международного товарищества рабочих. Разрыв между марксистами и анархистами стал неизбежен.
Комиссия I Интернационала, в которую входили К.Маркс и Ф.Энгельс, подробно проанализировав документы о деятельности бакунистов, издала в июле 1873 г. специальный доклад, в котором наряду с другими обвинениями был сделан вывод о том, что "всеразрушительные анархисты" во главе с Бакуниным "хотят все привести в состояние аморфности, чтобы установить анархию в области нравственности, доводят до крайности буржуазную безнравственность".
В этой оценке смешивалась конечная цель (анархия, т.е. свобода) с методом ее достижения. В известной степени это смешение было характерным и для самого Бакунина. Но в исходных позициях он оставался честным революционером и защитником новой морали. Вне зависимости от его дурных личных качеств - гордыни, вспыльчивости, индивидуализма - его поведение, даже саму его борьбу с беспрекословным авторитетом Маркса и Энгельса за право иметь свою точку зрения, свою организацию нельзя рассматривать как признак безнравственного поведения. Здесь были нужны не гневные обвинения, а трезвые политические оценки. Что же касается морали, то следует иметь в виду, что сам Бакунин, все более погружаясь в политику и отходя от религии, пережил сильнейшее нравственное потрясение, отказавшись ради идеи свободы от собственной глубокой религиозности. Точнее было бы сказать так: отбросив официальную религию, он на деле защищал именно христианскую идею о свободе человека, доводя ее до полного осуществления. Этот момент очень важен для понимания его ориентации на анархию.
Признавая прогрессивную роль раннего христианства, Бакунин со всей яростью обрушился на официальную религию и церковь, обвиняя их в извращении подлинного Христа, в насаждении насилия и эксплуатации. "Божественной морали" с ее уничижением человека он противопоставил новую "человеческую мораль" - мораль полной свободы человека.
Защищая идею социализма и анархии, он писал: "Наконец, не является ли социализм по самой цели своей, которая заключается в осуществлении на земле, а не на небе человеческого благоденствия и всех человеческих стремлений без какой-либо небесной компенсации, завершением и, следовательно, отрицанием всякой религии, которая не будет более иметь никакого основания к существованию, раз ее стремления будут осуществлены?". В этом он в определенном смысле смыкался с "христианским коммунизмом" В.Вейтлинга, пытаясь нащупать прямую связь между христианским и коммунистическим идеалами.
.
Для осуществления подлинной свободы, по мысли Бакунина, необходимо отказаться от всевластия частной собственности и авторитарного давления государства, зависимости от религии и церкви: "Человеческий разум признается единственным критерием истины, человеческая совесть - основой справедливости, индивидуальная и коллективная свобода - источником и единственной основой порядка в человеке".
Что в этой ориентации аморального? Какой постулат означает безнравственность? По нашему мнению, это благородный, гуманистичный и в высшей степени нравственный вариант целеустановки по созданию нового справедливого общества , причем соответствующий коммунистическому идеалу.
Вот почему В.И.Ленин многократно подчеркивал мысль о совпадении конечной цели коммунистов и анархистов. Расхождение касалось не целей (полное уничтожение государства, ликвидация частной собственности и установление свободы каждого и всех), а принципов: принципы научного коммунизма признают необходимость переходного периода и революционной государственной власти пролетариата, анархисты "хотят полного уничтожения государства с сегодня на завтра, не понимая условий осуществимости такого уничтожения".
Бакунин отрицал идею революционной диктатуры не по наитию, а в точном соответствии с абсолютизацией принципа свободы. Всякая государственная власть, даже самая революционная, чревата насилием, отрицанием свободы. Впрочем, отрицание государства касалось лишь его насильственной, но не организующей функции. По Бакунину, политическая организация будущего общества должна была строиться на следующих принципах: отделение церкви от государства; свобода совести и культа; абсолютная свобода каждого индивида, который живет собственным трудом; всеобщее право голоса, свобода печати и собраний; автономия общин с правом самоуправления; автономия провинций; отказ от имперских амбиций; отмена права наследования и т.д.
Все эти установки полностью соответствуют гуманистическому идеалу, являются нравственными и прогрессивными. Этот факт надо признать и оценить.
"Социальная солидарность является первым человеческим законом, свобода составляет второй закон общества. Оба эти закона взаимно дополняют друг друга и, будучи неотделимы один от другого, составляют всю сущность человечности. Таким образом, свобода не есть отрицание солидарности, наоборот, она представляет собою развитие и, если можно так сказать, очеловечение последней".
Таковы были взгляды Бакунина на конечные цели борьбы. Назвать их безнравственными никак нельзя. В них, в первую очередь, и проявилась светлая сторона анархистской этики Бакунина.
Обратимся теперь к моральным принципам второго основоположника анархизма - князя Петра Алексеевича Кропоткина (1842-1921).
Он столь же горячо и энергично ратовал за свободу человека, за разрушение государства, собственности и религии, при этом всегда и во всем отводил определенную роль именно "моральному принципу". Он никогда не допускал и мысли о возможности каких-либо аморальных, или не до конца моральных, методов борьбы даже ради скорейшего достижения "безвластного коммунизма".
В лекции "Нравственные начала анархизма" (1918 г.) Кропоткин, отталкиваясь от идеи о естественно-биологическом происхождении морали, считал главным принципом анархизма именно "принцип, повелевающий поступать с другами так, как сам хочешь, чтобы поступали с тобой". Здесь Кропоткин фактически цитирует Канта, но называет главный нравственный принцип не "категорическим императивом", а лишь "советом". Поступать согласно этому принципу "стало уже привычкою. Без этого принципа невозможно само существование общества", - писал Кропоткин.
Почти открыто полемизируя с "Катехизисом революционера" Нечаева, Кропоткин писал: "Без взаимного доверия борьба становится невозможной, без мужества, без инициативы, без солидарности - победы не существует, поражение является неминуемым... в мире животных и человека закон солидарности является законом прогресса". В этом великий идеолог "безвластного коммунизма" видел главный моральный стержень революции и анархизма.
Квинтэссенцией взглядов Кропоткина на роль морального фактора может служить следующий эмоциональный пассаж из упомянутой лекции: "Мы объявляем войну не одной только отвлеченной троице в лице Закона, Религии и Власти. Мы объявляем войну всему потоку лжи, хитрости, эксплуатации, разврата, пороков - словом, неравенству, которым он переполнил все сердца".
Гуманистическая концепция Кропоткина строилась не только на христианском, как у Бакунина, но и, в основном, на естественно-научном фундаменте. И это обстоятельство в немалой степени предопределило разницу во взглядах двух основоположников анархизма на мораль.
Сам Кропоткин в "Записках революционера" объяснял исходный пункт своей оценки морали особым толкованием дарвиновского закона борьбы за существование и стремлением пересмотреть "его приложение к миру человеческому. Попытки, сделанные в этом направлении некоторыми социологами, положительно не удовлетворяли меня, и я думал об этом вопросе, когда нашел в речи русского зоолога профессора Кесслера, произнесенной на съезде русских естествоиспытателей в 1880 году, новое, превосходное понимание борьбы за существование. "Взаимная помощь, - говорил он, - такой же естественный закон, как и взаимная борьба, но для прогрессивного развития вида первая несравненно важнее второй". Эта мысль... явилась для меня ключом ко всей задаче".
Эту же идею по-своему выразил и Бакунин. "В мире интеллектуальном и моральном, - отмечал он, - как и в мире физическом, существует только положительное; отрицательное не существует, оно не есть отдельное сущее, а лишь более или менее значительное уменьшение положительного... Глупость является не чем. иным, как слабостью ума, а в сфере нравственности недоброжелательство, жадность, трусость являются лишь доброжелательством, великодушием и храбростью, доведенными не до нуля, а до очень малого количества. Как бы оно мало ни было, все же оно положительное количество, которое может быть развито, усилено и увеличено воспитанием".
.
Не возражая против идеи о роли социальной среды и воспитания в формировании нравственности, Кропоткин видел начало человеческой морали главным образом в естественных законах развития животного мира. "В практике взаимной помощи, которую мы можем проследить до самых древнейших зачатков эволюции, мы, таким образом, находим положительное и несомненное происхождение наших этических представлений, и мы можем утверждать, что главную роль в этическом прогрессе человека играла взаимная помощь, а не взаимная борьба. В широком распространении принципа взаимной помощи, даже и в настоящее время, мы также видим лучший задаток еще более возвышенной дальнейшей эволюции человеческого рода", - такими словами заканчивает Кропоткин свой фундаментальный труд.
По традиции здесь следовало бы привести список опубликованных на Западе трудов по проблемам анархизма, но он столь велик, что назвать имена одних авторов и проигнорировать других было бы по крайней мере несправедливо. Советская же литература по анархизму, напротив, крайне бедна. Назовем следующие работы:
• Пирумова Н.М. М.Бакунин или С.Нечаев? - Прометей, вып. 5, 1968;
• ее же. М.А.Бакунин. М„ 1970;
• Володин А.И., Корякин Ю.Ф., Плимак Е.Г. Чернышевский или Нечаев? М., 1976;
• Итенберг Б.С. Движение революционного народничества. М„ 1985;
• Витюк В.В., Эфиров СА. "Левый" терроризм на Западе: история и современность. М., 1987.
В октябре 1989 г. состоялась интересная и плодотворная дискуссия, определившая новый подход к оценке теоретического и политического наследия М. Бакунина. - См. Вопросы философии, 1990, № 3, с. 165-169.
Этот выбор объясняется двумя дополнительными соображениями. Первое сводится к тому, что именно внутренние противоречия этики анархизма представляют наибольший интерес. Их осмысление в немалой степени помогает разобраться в некоторых общих процессах нравственного развития. Кстати, начиная с К.Маркса и Ф.Энгельса анархизм более всего осуждался именно за его, как говорилось, "аморальную сущность". Пора разобраться с этими обвинениями, взглянуть на проблему с точки зрения общих человеческих ценностей, а не только с позиций классовой политической борьбы времен I Интернационала.
Второе соображение сводится к тому, что вообще проблема общечеловеческой морали была нами почти забыта и отнесена по ведомству "мещанского сентиментализма" и "поповщины". В марксистской теории полностью превалировала идея о приоритете "классовой морали". Все общечеловеческие критерии нравственности оценивались как вредные измышления церкви и буржуазной пропаганды.
С переменой нашего взгляда на значение общечеловеческих ценностей открывается возможность отказаться от старых догм и свежим взглядом посмотреть на все немарксистские доктрины и политические движения, в том числе на анархизм в целом и его этические принципы в частности.
На первый взгляд, само сочетание нравственности с анархизмом является абсурдным: можно ли говорить о каких-то светлых тонах "черного знамени анархизма"? Ведь из марксистской литературы давно известно, что анархизм есть всего лишь "вывороченное наизнанку буржуазное миросозерцание"^, идеология индивидуализма " "взбесившегося" от ужасов капитализма мелкого буржуа"^, доведенная "до крайности буржуазная безнравственность", "напыщенная галиматья"^, шутовство, уголовщина, фанфаронство, иезуитство и т.д.
В любом марксистском философском справочнике можно найти перечень "мерзостей анархизма" - и эгоизм, и бандитизм, и иррационализм, и волюнтаризм, и субъективизм, и контрреволюционность, и многое другое. Во всяком случае, нигде не найти каких-либо позитивных мнений по поводу анархизма. Но вот что интересно, - почти вся критика обращена на политическое лицо анархизма, на его роль в конкретной политике. Что же касается разбора собственно моральных (или, если угодно, аморальных) аспектов доктрины, то они ставятся в зависимое положение от политики. Логика такова: разве можно говорить о какой-то нравственности анархизма, коли его политическая роль реакционна и вредна с точки зрения революционного пролетариата и марксистско-ленинской теории? Разумеется, нельзя. А коли так, то все анархисты - дети Отца лжи, т.е. дьявола. Ведь недаром сам отец российского анархизма Михаил Бакунин, отвергая веру в бога, вызывающе поклонялся "первому свободному мыслителю и эмансипатору миров" - Сатане.
В марксистской литературе со времен осуждения подрывной деятельности бакунинского Международного социалистического альянса против Международного товарищества рабочих (1873 г.) прочно утвердилась крайне негативная оценка анархизма. В свое время жесткие политические оценки были, конечно, вполне оправданны. Но если взять моральную доктрину бакунизма, то в ней обнаружится немало элементов позитивного характера. Это не позволяет однозначно судить об анархизме как явлении аморальном.
Для прояснения истины следует разобрать три взаимосвязанных аспекта анархистской доктрины и практики:
1. моральные критерии общих конечных целей;
2. нравственные подходы к определению путей и средств достижения поставленной задачи;
3. этические требования к себе и другим.
Все три момента, конечно, взаимосвязаны, но тем не менее имеют собственную природу и характер.
.
В литературе, посвященной анархизму, как правило, вместо анализа каждого вопроса в отдельности давалась прежде всего общая политическая оценка анархизма как противника организованного рабочего движения. Такой подход позволял абсолютизировать какую-либо одну или несколько характеристик анархизма и его морали.
Согласно анархистской доктрине, например, допускались явно аморальные пути и средства борьбы, но на этом основании было бы несправедливо отрицать, что в своем большинстве идейные анархисты (а не примазавшиеся к ним темные личности) исходили, как признавал В.И. Ленин, "из самых лучших, благороднейших, возвышенных побуждений".
Истории известны десятки беспринципных и аморальных адептов анархизма, вроде С.Г.Нечаева. Но в то же время - и тысячи, десятки тысяч сторонников "прямых действий" - людей честных, самоотверженных, благородных: князь П.А. Кропоткин, Я. Новомирский, Лев Черный (Россия), А. Перейра (Бразилия), Э.Малатеста (Италия), братья Рикардо и Флорес Магон (Мексика) и многие другие. Это различие ни в коей мере нельзя сбрасывать со счетов, ведь речь идет о морали живых людей, а не о некоей самодовлеющей доктрине. Вот почему разбор морального лица анархизма как идеологии и течения нельзя вести без учета его различных сторон - как отрицательных (а они, безусловно, есть), так и положительных (они тоже есть).
Иными словами, давно пора отказаться от привычки противопоставлять марксизм и анархизм как "свет и тень", что, например, делал Жак Дюкло, и спокойно, беспристрастно и честно выявить сущность анархистской этики.
Но прежде напомним первоначальный смысл самого понятия "анархия". Вопреки расхожим обывательским взглядам на анархию как некий хаос и распущенность, чуть ли не бандитизм и т.п., коренной смысл этого греческого слова означает "безначалие", "безвластие". Именно так трактовал анархию крупнейший представитель анархизма Михаил Александрович Бакунин (1814- 1876).
"Свобода! Только свобода, полная свобода для каждого и для всех! Вот наша мораль и наша единственная религия. Свобода - характерная черта человека, это то, что его отличает от диких животных. В ней заключено единственное доказательство его человечности", - писал Бакунин о моральном содержании анархической модели устройства жизни. Особенно решительно и последовательно он защищал принцип связи свободы одного со свободой всех в будущем обществе: "Следовательно, свобода - это не ограничение, а утверждение свободы всех. Это - закон взаимосвязи". Тройная взаимосвязь - братство людей в разуме, в труде и в свободе - вот что, по его мнению, "составляет основу демократии... Осуществление свободы в равенстве - это и есть справедливость". Трудно не согласиться с этим суждением.
Существует только один-единственный догмат, одна-единственная моральная основа для людей - свобода, а посему вся организация общественной жизни должна быть построена в соответствии с этим принципом. Такой идеал и означал, по Бакунину, анархию. По существу же речь шла не о чем ином, как о коммунистическом строе.
.
К. Маркс, обрушиваясь с критикой на бакунистов, писал:
"Анархия - вот боевой конь их учителя Бакунина, заимствовавшего из социалистических систем одни лишь ярлыки. Все социалисты понимают под анархией следующее: после того как цель пролетарского движения - уничтожение классов - достигнута, государственная власть, существующая для того, чтобы держать огромное большинство общества, состоящее из производителей, под гнетом незначительного эксплуататорского меньшинства, исчезает, и правительственные функции превращаются в простые административные функции".
Вся разница в понимании анархии, или коммунизма, у Маркса и Бакунина сводилась фактически к тому, что для первого безгосударственное устройство мыслилось как следствие революционного преобразования общества, а для второго - как первичная и непосредственная задача (этап) самой социальной революции.
И Маркс, и Бакунин видели гуманистическую сторону своего идеала в стремлении к изживанию в будущем государства и переходе к самоуправлению. Расхождение касалось не содержания, а путей и скорости достижения цели. Для Бакунина был возможен и желателен простой скачок от классов и государства к бесклассовому и безгосударственному обществу. Маркс зло высмеивал эту наивную утопию, рассчитанную на то, чтобы "одним махом перескочить в анархистско-коммунистически-атеистический рай".
Согласно научному социализму, путь к полной свободе человека и общества долог и лежит через диктатуру пролетариата, через временное расширение революционного государственного насилия. Бакунин стремился во что бы то ни стало сократить время перехода от эксплуататорского и несправедливого общества к свободному и справедливому строю. Именно по этой причине он рьяно выступил против теории научного коммунизма:
"На основании того, что я требую экономического и социального равенства классов и личностей... я ненавижу коммунизм, потому что он есть отрицание свободы и потому что для меня непонятна человечность без свободы. Я не коммунист, потому что коммунизм сосредоточивает и поглощает все силы общества в пользу государства... между тем как я хочу уничтожения государства, окончательного искоренения принципа авторитета".
Можно легко доказать утопичность курса на одномоментное уничтожение всякой государственной власти, но это была в высшей степени благородная утопия.
Абсолютизируя идею свободы человеческой личности, Бакунин естественно пришел к выводу о том, что главным ее врагом является государство и вообще всякая власть. Такую оценку он без колебаний распространял и на диктатуру пролетариата, противопоставляя ей образ светлой безвластности - анархии. "Революционеры - политиканы, приверженцы диктатуры, - писал он, - желают первых побед успокоения страстей, хотят порядка, доверия масс, подчинения созданным на пути революции властям. Таким образом провозглашают новое государство. Мы же, напротив, будем питать, пробуждать, разнуздывать страсти, вызывать анархию к жизни".
Бакунин с какой-то непоколебимой убежденностью считал, что именно государство, власть вне зависимости от чего бы то ни было всегда и везде есть "самая сущность и центр всякой реакции". А коли так, то главная задача состоит в том, чтобы "стараться образовать силу явно революционную, отрицательную, разрушающую государство", а отнюдь не бороться за создание нового (рабочего) государства, к которому призывали К. Маркс и Ф. Энгельс.
В Программе бакунинского Международного социалистического альянса указывалось:
"Мы не боимся анархии, а призываем ее, убежденные в том, что из этой анархии, то есть из полного проявления освобожденной народной жизни, должны родиться свобода, равенство, справедливость, новый порядок и сама сила революции против реакции. Эта новая жизнь - народная революция - несомненно не замедлит сорганизоваться, но она создаст свою революционную организацию снизу вверх и от периферии к центру - в соответствии с принципом свободы, а не сверху вниз, не от центра к периферии, по примеру всякого авторитета, - ибо для нас неважно, называется ли этот авторитет церковью, монархией, конституционным государством, буржуазной республикой или даже революционной диктатурой. Мы их всех в равной мере ненавидим и отвергаем, как неизбежный источник эксплуатации и деспотизма".
Итак, всякое государство "в равной мере" ненавистно, анархия - синоним свободы и революции, источник "нового порядка": без власти, собственности, религии. Таково было кредо тайных объединений "интернациональных братьев" - бакунистов, которые полагали, что новая революционная власть может быть лишь "еще более деспотичной", чем прежняя, а посему априорно должна быть полностью отрицаема. В противном случае народные массы, управляемые декретами, вновь будут принуждены "к повиновению, застою, смерти, то есть к рабству. и эксплуатации со стороны новой псевдореволюционной аристократии".
Как ни печально, но это предвидение Бакунина, к сожалению, во многом подтвердилось. Это не означает, конечно, что К.Маркс и Ф.Энгельс занимали ошибочную позицию в оценке роли государства на этапе перехода к новому обществу. Нет, они были, безусловно, правы. Но, видимо, недостаточно остро ощущали возможность морального вырождения революционной власти именно ввиду ее прагматического властного начала.
В своем движении к пониманию анархизма как высшей стадии гуманизма и свободы Бакунин прошел сложный и нелегкий путь.
Духовный отец анархизма, в молодости он был страстным и искренним апологетом религии и христианской морали. Преклонение перед богом и гармонией природы, стремление обрести гармонию в "абсолютной любви" к истине - вот основное стремление молодого Бакунина. В письме к родным от 23 июня 1834 г. 20-летний курсант Петербургского артиллерийского училища искренне заявлял: "Любовь есть главная причина жизни, главный закон гармонической связи, царствующей в природе... жизнь без любви есть пресмыкание!". В это время его дущу питают романтические идеи.
.
Настроения активной духовной деятельности и личного нравственного совершенствования побудили его встать на позиции критического отношения к действительности. В письме от 7 мая 1835 г. Бакунин писал: "Я - человек обстоятельств, и рука божья начертала в моем сердце следующие священные буквы, обнимающие все мое существование: "Он не будет жить для себя". Я хочу осуществить это прекрасное будущее. Я сделаюсь достойным его. Быть в состоянии пожертвовать всем для этой священной цели - вот мое единственное честолюбие".
Постепенно апология человеколюбия сменяется настойчивым поиском действенных путей оздоровления общества. В письме к брату (март 1845 г.) Бакунин заявляет: "Освобождать человека - вот единственно законное и благодетельное влияние... Не прощение, но неумолимая война нашим врагам, потому что они враги всего человеческого в нас, враги нашего достоинства, нашей свободы".
С этих пор мотив свободы выдвигается в мировоззрении Бакунина на первое место. Человеколюбие перерастает в свою политическую ипостась - "свободолюбие".
Отказ от христианского смирения и переход на позиции "действительно электрического соприкосновения с народом" и революционной борьбы за свободу ознаменовали новый этап в жизни Бакунина. В "Воззвании русского патриота к славянским народам", написанном под влиянием революции 1848 г., он подчеркивал: "Необходимо разрушить материальные и моральные условия нашей современной жизни, опрокинуть вверх дном нынешний отживший социальный мир, ставший бессильным и бесплодным".
Это был еще один шаг к анархизму. В моральном плане Бакунин еще стоит на позициях христианского человеколюбия, но уже требует свержения власти государства и церкви, "осуществления свободы в равенстве". Он полагает: "Все, что соответствует потребностям человека, а также условиям его развития и его полного существования, - это ДОБРО. Все, что ему противно, - это ЗЛО". Это бьп гуманистический взгляд на жизнь и задачу ее обновления.
Опираясь на такое видение добра и зла, Бакунин все ближе подходил к идее бунта: у забитого и угнетенного народа, пишет он, есть лишь три средства выйти из рабского состояния, "из коих два мнимых и одно действительное. Два первых - это кабак и церковь, разврат тела или разврат души. Третье - социальная революция", "полная моральная и социальная революция".
Принципиальные разногласия по вопросам тактики, нарушение дисциплины, фракционные закулисные интриги - все это привело Бакунина к серьезному конфликту как с идеями научного социализма К. Маркса и Ф. Энгельса, так и с политическим курсом Международного товарищества рабочих. Разрыв между марксистами и анархистами стал неизбежен.
Комиссия I Интернационала, в которую входили К.Маркс и Ф.Энгельс, подробно проанализировав документы о деятельности бакунистов, издала в июле 1873 г. специальный доклад, в котором наряду с другими обвинениями был сделан вывод о том, что "всеразрушительные анархисты" во главе с Бакуниным "хотят все привести в состояние аморфности, чтобы установить анархию в области нравственности, доводят до крайности буржуазную безнравственность".
В этой оценке смешивалась конечная цель (анархия, т.е. свобода) с методом ее достижения. В известной степени это смешение было характерным и для самого Бакунина. Но в исходных позициях он оставался честным революционером и защитником новой морали. Вне зависимости от его дурных личных качеств - гордыни, вспыльчивости, индивидуализма - его поведение, даже саму его борьбу с беспрекословным авторитетом Маркса и Энгельса за право иметь свою точку зрения, свою организацию нельзя рассматривать как признак безнравственного поведения. Здесь были нужны не гневные обвинения, а трезвые политические оценки. Что же касается морали, то следует иметь в виду, что сам Бакунин, все более погружаясь в политику и отходя от религии, пережил сильнейшее нравственное потрясение, отказавшись ради идеи свободы от собственной глубокой религиозности. Точнее было бы сказать так: отбросив официальную религию, он на деле защищал именно христианскую идею о свободе человека, доводя ее до полного осуществления. Этот момент очень важен для понимания его ориентации на анархию.
Признавая прогрессивную роль раннего христианства, Бакунин со всей яростью обрушился на официальную религию и церковь, обвиняя их в извращении подлинного Христа, в насаждении насилия и эксплуатации. "Божественной морали" с ее уничижением человека он противопоставил новую "человеческую мораль" - мораль полной свободы человека.
Защищая идею социализма и анархии, он писал: "Наконец, не является ли социализм по самой цели своей, которая заключается в осуществлении на земле, а не на небе человеческого благоденствия и всех человеческих стремлений без какой-либо небесной компенсации, завершением и, следовательно, отрицанием всякой религии, которая не будет более иметь никакого основания к существованию, раз ее стремления будут осуществлены?". В этом он в определенном смысле смыкался с "христианским коммунизмом" В.Вейтлинга, пытаясь нащупать прямую связь между христианским и коммунистическим идеалами.
.
Для осуществления подлинной свободы, по мысли Бакунина, необходимо отказаться от всевластия частной собственности и авторитарного давления государства, зависимости от религии и церкви: "Человеческий разум признается единственным критерием истины, человеческая совесть - основой справедливости, индивидуальная и коллективная свобода - источником и единственной основой порядка в человеке".
Что в этой ориентации аморального? Какой постулат означает безнравственность? По нашему мнению, это благородный, гуманистичный и в высшей степени нравственный вариант целеустановки по созданию нового справедливого общества , причем соответствующий коммунистическому идеалу.
Вот почему В.И.Ленин многократно подчеркивал мысль о совпадении конечной цели коммунистов и анархистов. Расхождение касалось не целей (полное уничтожение государства, ликвидация частной собственности и установление свободы каждого и всех), а принципов: принципы научного коммунизма признают необходимость переходного периода и революционной государственной власти пролетариата, анархисты "хотят полного уничтожения государства с сегодня на завтра, не понимая условий осуществимости такого уничтожения".
Бакунин отрицал идею революционной диктатуры не по наитию, а в точном соответствии с абсолютизацией принципа свободы. Всякая государственная власть, даже самая революционная, чревата насилием, отрицанием свободы. Впрочем, отрицание государства касалось лишь его насильственной, но не организующей функции. По Бакунину, политическая организация будущего общества должна была строиться на следующих принципах: отделение церкви от государства; свобода совести и культа; абсолютная свобода каждого индивида, который живет собственным трудом; всеобщее право голоса, свобода печати и собраний; автономия общин с правом самоуправления; автономия провинций; отказ от имперских амбиций; отмена права наследования и т.д.
Все эти установки полностью соответствуют гуманистическому идеалу, являются нравственными и прогрессивными. Этот факт надо признать и оценить.
"Социальная солидарность является первым человеческим законом, свобода составляет второй закон общества. Оба эти закона взаимно дополняют друг друга и, будучи неотделимы один от другого, составляют всю сущность человечности. Таким образом, свобода не есть отрицание солидарности, наоборот, она представляет собою развитие и, если можно так сказать, очеловечение последней".
Таковы были взгляды Бакунина на конечные цели борьбы. Назвать их безнравственными никак нельзя. В них, в первую очередь, и проявилась светлая сторона анархистской этики Бакунина.
Обратимся теперь к моральным принципам второго основоположника анархизма - князя Петра Алексеевича Кропоткина (1842-1921).
Он столь же горячо и энергично ратовал за свободу человека, за разрушение государства, собственности и религии, при этом всегда и во всем отводил определенную роль именно "моральному принципу". Он никогда не допускал и мысли о возможности каких-либо аморальных, или не до конца моральных, методов борьбы даже ради скорейшего достижения "безвластного коммунизма".
В лекции "Нравственные начала анархизма" (1918 г.) Кропоткин, отталкиваясь от идеи о естественно-биологическом происхождении морали, считал главным принципом анархизма именно "принцип, повелевающий поступать с другами так, как сам хочешь, чтобы поступали с тобой". Здесь Кропоткин фактически цитирует Канта, но называет главный нравственный принцип не "категорическим императивом", а лишь "советом". Поступать согласно этому принципу "стало уже привычкою. Без этого принципа невозможно само существование общества", - писал Кропоткин.
Почти открыто полемизируя с "Катехизисом революционера" Нечаева, Кропоткин писал: "Без взаимного доверия борьба становится невозможной, без мужества, без инициативы, без солидарности - победы не существует, поражение является неминуемым... в мире животных и человека закон солидарности является законом прогресса". В этом великий идеолог "безвластного коммунизма" видел главный моральный стержень революции и анархизма.
Квинтэссенцией взглядов Кропоткина на роль морального фактора может служить следующий эмоциональный пассаж из упомянутой лекции: "Мы объявляем войну не одной только отвлеченной троице в лице Закона, Религии и Власти. Мы объявляем войну всему потоку лжи, хитрости, эксплуатации, разврата, пороков - словом, неравенству, которым он переполнил все сердца".
Гуманистическая концепция Кропоткина строилась не только на христианском, как у Бакунина, но и, в основном, на естественно-научном фундаменте. И это обстоятельство в немалой степени предопределило разницу во взглядах двух основоположников анархизма на мораль.
Сам Кропоткин в "Записках революционера" объяснял исходный пункт своей оценки морали особым толкованием дарвиновского закона борьбы за существование и стремлением пересмотреть "его приложение к миру человеческому. Попытки, сделанные в этом направлении некоторыми социологами, положительно не удовлетворяли меня, и я думал об этом вопросе, когда нашел в речи русского зоолога профессора Кесслера, произнесенной на съезде русских естествоиспытателей в 1880 году, новое, превосходное понимание борьбы за существование. "Взаимная помощь, - говорил он, - такой же естественный закон, как и взаимная борьба, но для прогрессивного развития вида первая несравненно важнее второй". Эта мысль... явилась для меня ключом ко всей задаче".
Эту же идею по-своему выразил и Бакунин. "В мире интеллектуальном и моральном, - отмечал он, - как и в мире физическом, существует только положительное; отрицательное не существует, оно не есть отдельное сущее, а лишь более или менее значительное уменьшение положительного... Глупость является не чем. иным, как слабостью ума, а в сфере нравственности недоброжелательство, жадность, трусость являются лишь доброжелательством, великодушием и храбростью, доведенными не до нуля, а до очень малого количества. Как бы оно мало ни было, все же оно положительное количество, которое может быть развито, усилено и увеличено воспитанием".
.
Не возражая против идеи о роли социальной среды и воспитания в формировании нравственности, Кропоткин видел начало человеческой морали главным образом в естественных законах развития животного мира. "В практике взаимной помощи, которую мы можем проследить до самых древнейших зачатков эволюции, мы, таким образом, находим положительное и несомненное происхождение наших этических представлений, и мы можем утверждать, что главную роль в этическом прогрессе человека играла взаимная помощь, а не взаимная борьба. В широком распространении принципа взаимной помощи, даже и в настоящее время, мы также видим лучший задаток еще более возвышенной дальнейшей эволюции человеческого рода", - такими словами заканчивает Кропоткин свой фундаментальный труд.