Кащей_Бессмертный
02-07-2011 10:31:07
http://livasprava.info/content/view/2648/1/
Публикация перевода теоретической статьи МакКуина «Пост-левая анархия: Оставляя левых позади» дает нам возможность плодотворно подискутировать о постлефтизме, который так же известен как «анархизм способа жизни». После эссе теоретика и практика социальной экологии Питера Стауденмейера Anarchists in Wonderland: The Topsy-Turvy World of Post-Left Anarchy сказать что-то сложно, но «добавить свои пять, чтоб было десять» стоит. Просто чтоб зафиксировать состояние дискуссии о «модных веяниях» в либертарной среде. Вначале краткий «конспект» «Anarchists in Wonderland…», а потом уже дополнительно соображения, которые вызывает у меня постлефтизм.
Вскрытие
Стауденмейер в своем эссе о «Стране чудес» постлефтистов дает небольшой экскурс в историю либертарной политической философии. К величайшему сожалению для сторонников дистиллированной и улучшенной версии анархизма, значительная часть их идей не являются исключительно либертарным изобретением. Ситуационизм (чистой воды «лефтисты»), «новые левые», Франкфуртская школа, социальные экологи, а так же персонально Жак Каматт, Корнелиус Касториадис, Мюррей Букчин и многие другие выдвигали концепции заимствованные послелевыми. Отличало этих авторов от МакКуина то что они не так сильно любили Штирнера. Соответственно, все они заслужили ярлык левака или левого либертария. То есть человека, который не преодолел разделение на правых и левых и не пошел в направлении указанном МакКуином, примитивистами, Хакимом Беем и «повстанческими» анархистами американского извода.
Публикация перевода теоретической статьи МакКуина «Пост-левая анархия: Оставляя левых позади» дает нам возможность плодотворно подискутировать о постлефтизме, который так же известен как «анархизм способа жизни». После эссе теоретика и практика социальной экологии Питера Стауденмейера Anarchists in Wonderland: The Topsy-Turvy World of Post-Left Anarchy сказать что-то сложно, но «добавить свои пять, чтоб было десять» стоит. Просто чтоб зафиксировать состояние дискуссии о «модных веяниях» в либертарной среде. Вначале краткий «конспект» «Anarchists in Wonderland…», а потом уже дополнительно соображения, которые вызывает у меня постлефтизм.
Вскрытие
Стауденмейер в своем эссе о «Стране чудес» постлефтистов дает небольшой экскурс в историю либертарной политической философии. К величайшему сожалению для сторонников дистиллированной и улучшенной версии анархизма, значительная часть их идей не являются исключительно либертарным изобретением. Ситуационизм (чистой воды «лефтисты»), «новые левые», Франкфуртская школа, социальные экологи, а так же персонально Жак Каматт, Корнелиус Касториадис, Мюррей Букчин и многие другие выдвигали концепции заимствованные послелевыми. Отличало этих авторов от МакКуина то что они не так сильно любили Штирнера. Соответственно, все они заслужили ярлык левака или левого либертария. То есть человека, который не преодолел разделение на правых и левых и не пошел в направлении указанном МакКуином, примитивистами, Хакимом Беем и «повстанческими» анархистами американского извода.
Скрытый текст: :
Стауденмейер в своей статье замечает, что слова «левый» или «левак» в произведении МакКуина так и не получают определения. Смыл «то расширяется, то сужается». Иногда под определение «левых» попадают авторитарные сектанты, иногда все «от Бухарина до Букчина». Далее он замечает, что МакКвин вообще необычайно «неконкретен»:
«Начнем с туманного понятия "левизны", порождающего, собственно, пост-левую критику. Леваки, которых мы встречаем в экстравагантных осуждениях пост-левых анархистов, являют собой впечатляющую своей противоречивостью кашу: все они одновременно тоталитаристы и робкие реформисты; их движения, охваченные упадком, разлагаются, но само их присутствие угрожает подавить тех анархистов, которые настолько глупы, что не замечают приближающейся опасности; они безжалостно зациклены на всеобъемлющей и абстрактной идеологии, но в то же время расточают свою активистскую энергию на массивные компании "одного вопроса". Даже их борьба с капитализмом поддельна. МакКуин в общем опирается на такие карикатурные стереотипы чаще всего; его эссэ полно выдающих авторскую некомпетентность обобщений, вроде "все", "каждый", "всегда" и "везде".»
По мнению автора «Anarchists in Wonderland…» говорить о левых, как о едином движении не приходится. Это пестрое сообщество конфликтующих и сотрудничающих участников с различными политическими теориями. Собственно, и анархисты являются частью этого множества «леваков». То есть вынесение анархистов в герметичное сообщество превратит их во что-то вроде марксистских авторитарных сектантов, только с другими идеями, но при этом таких же бесплодных.
Послелевые либералы
МакКвин предлагает заполнять пробелы в анархистской теории 21 века с помощью постлефтизма. Впрочем, новыми эти идеи не являются и для теоретика послелевого анархизма. Мир менялся, а слова все те же. «Пост-левые идеи МакКуина это повторение тем, занимающих его с 1970-х: критика идеологии, отказ от морализма, подозрительность по отношению к формальной организации и освобождающая сила индивидуального желания.» - пишет Питер Стауденмейер. Идеолог постлефтистов, по мнению Стауденмейер, не только грешит самоповторами, но и совершает грубые школярские ошибки. Например, пишет что критика «повседневной жизни» не характерна для «новых левых» 60-х 70-х. И это не соответствует действительности. Традиция протеста против буржуазного образа жизни так же укоренена в левом коммунизме, как и в анархизме. Автор «Anarchists in Wonderland…» находит что карикатура на немецких и французских «новых левых» в исполнении гуру постлефтистов похожа на картинки из «Life Magazine», а не списана с натуры.
Так же Стауденмейер обращает внимание, что МакКуин пропагандирует урезанный до индивидуализма анархизм, который отрицает коллективное действие. То есть постлефтисты игнорируют практику американского либертарного движения и склонны к голому теоретизированию. По мнению «постлевых» все формы деятельности плохи и состоят из одних минусов, утверждает Стауденмейер.
Собственно, они отрицают все общественные институты и коллективное действие, что оставляет для них только одну возможность для безгрешного активизма: «мы можем все сидеть дома и читать Фуко», - ядовито шутит Стауденмейер. "Без автономной личности любой другой уровень автономии невозможен" пишет МакКуин. Стауденмейер соглашается, но с оговоркой. Без автономных коллективов невозможна и индивидуальная автономия. И тут американский социальный эколог не оригинален. Его оценка аналогична той, которую давал «анархистам способа жизни» Мюррей Букчин еще в 1969 году.
«Спорить по вопросу: “организация” или “неорганизация” нелепо; эта проблема никогда не была предметом спора для серьезных анархистов, возможно, кроме как для тех одиноких “индивидуалистов”, чья идеология основана в большей мере на радикальном варианте классического либерализма, нежели на анархизме.» (Букчин М.: Послушай, марксист! )
Вы будете смеяться, но явление это характерно не только для 60-х годов 20 столетия или наших дней. Новомирский писал в 1907 году о буржуазных интеллигентах в анархистском движении:
«Я хорошо знаю, что одно слово «организация» способно вызвать судороги у буржуазных интеллигентов, которые считают себя «истинными» анархистами. Эти люди, живя в постоянно плену отвлеченных, метафизических формул, создали себе свой «собственный» анархизм, который, вероятно, за его карикатурность они сами иронически прозвали «истинным» анархизмом. «Истинные» анархисты, как типичные идеологи босячества, всякую реальную здоровую идею всеми силами стараются довести до абсурда. Уничтожение частной собственности они остроумно превратили в безобиднейшие маленькие кражи; разрушение государства в их «революционных» умах отождествляется с убийством квартального; свободу любви они сменили самой грязной систематической проституцией и т.д. и т.д. Не трудно понять, что и свободу личности они должны были также гениально истолковать, как отрицание всякой организации, якобы стесняющей всякую свободу организующихся.»
Но вернемся в современность. Стауденмейер считает, что ориентация на согласие внутри аффинити-групп вряд ли полезна. Она подрывает саму возможность плодотворной дискуссии и взаимодействия с людьми к которым не испытываешь личной симпатии. То есть освободительные практики предполагают не только согласие между участниками, но и споры. Такая форма поиска толерантности внутри групп может порождать определенные формы репрессивности, местничества и… нетерпимости в рамках движения. Кстати, тут Стауденмейер не оригинален. Об этом чуть ли не сто лет назад писали Рокер и Малатеста. То есть те кто представлял в 19 и 20 веках социальный анархизм.
Если вы отрицаете организацию, то ее заменителем мог бы быть частный проект по отдельному направлению. Подобная активность тоже весьма подозрительна для послелевых. Заявляя, о борьбе против всех форм угнетения постлефтизм теряет конкретику. Кампании «одного вопроса» дают возможность сделать критику адресной, разобраться в механизмах и формах доминирования и эксплуатации. Постлефтисты порицают такую практику, но не предлагают ничего взамен, кроме глобальных идей.
Фашистам понравится
В самой нерефлексирующей форме постлефтизм превращается в рецепт по созданию сектантского движения в анархизме. Но в анархизме ли?
Стауденмейер отмечает, что анархизм всегда колебался между двумя полюсами. Между движением к освобождению человечества и элитаризмом самовлюбленных одиночек. Это делало либертарное движение уязвимым для правого уклона.
Любителям говорить «ни правые ни левые» автор «Anarchists in Wonderland…» рекомендует припомнить историю лозунга. Характерным примером использования этой идеи в парламентской политике является избирательная кампания и пропаганда правого авторитарного «зеленого» Herbert Gruhl и его партии «Grüne Aktion Zukunft». Эта позиция (ни правые и ни левые) была симпатична и для представителей германского культурно-националистического движения «фолькише», которое немало поспособствовало становлению идейной гегемонии нацистов.
Концепция “ни левое ни правое» стала отправной точкой для ряда враждебных свободе идеологических направлений. Сторонники «Третьей позиции», «национал-анархизма», национал-синдикализма, и раннего фашизма мыслили себя, как «ни правые и ни левые». Что им не мешало и не мешает оставаться ультраправыми.
Собственно, этими тезисами и ограничивается критика МакКуина Стауденмейером.
Американский контекст
Анархизм способа жизни уже много лет противостоит социальному анархизму. Границы этих лагерей размыты. Так, например, повстанческих анархистов можно относить и к первому и ко второму лагерю. Но это не так важно. Значимо, что этот спор не прекращается и аргументы в нем не меняются. Эти внутрианархические или межанархические (как кому больше нравится) дискуссии налагают серьезный отпечаток на риторику и на практику или отсутствие практики анархистов.
Автор «Anarchists in Wonderland…» не поминает историю американских либертариев 90-х, когда ревнители чистоты оппонировали левоанархистской федерации «Love and Rage Project» и Букчину. Жаль. Тогда несколько абзацев МакКуина выглядели бы особенно пикантно. «Личные нападки внутри анархистского окружения не являются чем-то новым, и зачастую — трата времени, поскольку заменяют собой рациональную критику актуальных позиций людей» - это про целое десятилетие дискуссий в движении. И тут МакКуин поступает очень мудро и осмотрительно. Если уж поминать взгляды, то придется цитировать противника, определять его и свою позицию. А вот если не определять взгляды оппонента, то ему проще навязывать свои ярлыки-определения. То есть МакКуиновская «борьба» с «личными нападками» предоставляет ему широчайшее поле для манипуляции, произвольного навешивания ярлыков и просто безответственных заявлений.
В эссе МакКуина содержится пересказ отдельных положений теоретических работ Мюррея Букчина. Того самого мыслителя с которым так яростно спорит МакКуин. Например, это касается критики «марксизма способа жизни» и ее фальшивого «рабочизма». Выглядит это немного комично.
« …человек становится худшей карикатурой на рабочего – разумеется, не «мелкобуржуазным перерожденцем», а выродившимся буржуа. Он становится подобием рабочего в той степени, в какой рабочий является подобием своих хозяев. Нисходящая метаморфоза студента до «рабочего» пронизана порочным цинизмом. Активист пытается использовать дисциплину, привитую фабричной средой, чтобы навязать рабочему дисциплину, делающего его пригодной для партийной среды. Он пытается использовать уважительное отношение рабочего к промышленной иерархии, чтобы скрестить рабочего с партийной иерархией. Это отвратительный процесс, который в случае успеха может привести лишь к замене одной иерархии другой, под прикрытием озабоченности повседневными экономическими требованиями рабочего. Даже марксистская теория деградирует в соответствии с таким карикатурным понимаем рабочего.»
Похоже на соответствующий фрагмент у МакКуина? Похоже. Только это цитата из работы Букчина «Listen, Marxist!» . Эта же мысль встречается у МакКвина, но уже в 2004 году. Какой прогресс мысли! Какая удивительная оригинальность!
Так же симптоматично выглядит абзац посвященный «идеологии». Он излагает идеи Карла Маркса, но говорит о Штирнере. Того самого Маркса, который подловил «борца с идеологией» Штирнера на дешевых уловках и словесном трюкачестве в «Немецкой идеологии». Было такое. Критика синдикализма живо напоминает споры между анархо-коммунистами, левыми коммунистами и синдикалистами начала века и даже анархо-синдикалистскую самокритику. То есть получается, что МакКуин говорит о себе, когда смело бичует анархистскую увлеченность прошлым:
«Одной из самых сложных проблем современного анархизма была постоянная фиксированность на попытках возрождения борьбы прошлого, как будто с 1919-го, 1936-го или, лучше, 1968-го годов ничего значимого не произошло. Отчасти — это последствие долго царившего среди большинства анархистов анти-интеллектуализма.» (Джейсон МакКуин, «Пост-левая анархия: Оставляя левых позади»)
Если учесть, что сам МакКуин не чужд определенного антиинтеллектуализма, то выглядит этот пассаж предельно самокритично.
Вскрытие показало…
Из всего «нового» в либертарной мысли на МакКуина оказал влияние, выходит, только «плохой» Букчин. Причем у последнего он заимствует не анализ общества, а отдельные замечания, которые касаются скорее политической философии и психологии активизма. И это не удивительно. Несмотря на то что теоретик постлефтизма регулярно призывает учитывать реалии сегодняшнего дня… его эссе их лишено. Для него анархизм является чем-то абсолютно самодостаточным. Споры в нем как-то связаны с абстрактными левыми, крахом СССР, массовым обращением марксистов в анархизм. То есть темами 90-х, а не 2000х. Ни неолиберализм, ни экологический кризис, ни проблемы занятости, ни рост правого популизма, ни американский империализм господин МакКуин не поминает. Понятно, что когда рядом есть социальные анархисты или Ноам Чомски, то можно на мелочи не размениваться. Зачем?
Теоретизирование про сферическую анархию в вакууме гораздо увлекательнее. Это старый метод интеллектуального самоудовлетворения для американских либертариев. В этом нет ничего нового. Эти попытки отыскать идейную анархистскую «ортодоксию», как и бесконечное пережевывание классиков, которым грешат и левые анархисты высмеивались еще за 22 года до того как МакКуин сел писать свое эссе.
«Я использую слово "ортодоксальный" здесь и в последующих страницах намеренно. Я имею в виду не выдающихся радикальных теоретиков девятнадцатого века Прудона. Кропоткина и Бакунина, но их последователей, которые часто их постоянно развивающиеся идеи в ригидные сектантские учения. Как сказал молодой канадский анархист, Дэвид Снаппер, в личной беседе: "Если бы Бакунин и Кропоткин посвятили так много времени интерпретации Прудона, как многие из наших современных либертарианцев… то я сомневаюсь, что «Бог и государство» Бакунина или «Взаимопомощь как фактор эволюции» Кропоткина когда-либо были бы написаны".» (Мюррей Букчин. Вступление к книге «Экология свободы» 1982)
У бесполезного теоретизирования есть давний визуальный символ. В западном мире аналогом сферического коня в вакууме является сферическая корова в вакууме. Это некая идеальная физическая модель, которую строят теоретики. Она подчиняется вполне реальным законам. На ее основании можно делать некие допущения. Все хорошо кроме маленького такого нюанса. Сферических коров в вакууме НЕ БЫВАЕТ В РЕАЛЬНОСТИ. Как, кстати, и таких же коней.
Буржуа от революции
И ведь наш герой не один такой. Поисками «философского камня» и «сферического анархизма» занят не только этот параанархист. Есть анархо-примитивизм, который во имя теоретических абстракций готов урезать либертарную философию до романтического кризисного культа, базирующегося на весьма сомнительных «научных» основаниях. Есть отбывающий срок Унабомбер-Качинский, который пытается искать причины поражения американских левых в психологических проблемах. Делает он это ярко и убедительно. Его «Корабль дураков» является почти гениальным описанием проблем левых. Там только не хватает персонажа сочетающего черты Качинского и Бананно. Такого же политически близорукого, как и остальные дураки в произведении. Такого же слепого доктринера, который в конечном итоге, подрывом шутовских петард только помогает капитану руководить испуганными пассажирами и командой. То есть на айсберги. Можно помянуть и любимцев право-левых путаников Хакима Бея или Боба Блека. Нет ничего удивительного, что постлевый анархизм пришел в Восточную Европу вместе с идеями «новых правых». Симпатизировавшие нацболам российские интеллектуалы-леваки с легкостью промотировали эти два течения практически синхронно. На ресурсе http://www.anarh.ru/ действующем с 2000 года соседствуют правые и левые тексты , а в эпиграф ресурса вынесена цитата из идеолога «консервативной революции» Эрнста Юнгера.
Создатели «Анарх.ру» использовали постлевый анархизм как прокладку для соединения правого и левого. В те времена российские пропагандисты модного американского поветрия были связаны с левым крылом национал-большевизма. Широта взглядов была такова, что один анархист из подмосковья переводил шизофренические тексты позднего (неонацистского) Хорста Малера. Сейчас российские тексты периода право-левого синтеза 90-х вы можете почитать на неонацистских сайтах, которые ведут студиозусы киевских гуманитарных вузов. Глупость и легкомыслие дают плоды. Не те что хотелось бы. «Мы не Левые и не Правые, потому что мы – ВАЛЕНКИ» - это девиз, который должны были бы использовать не только создатели «Анарх.ру», но и их постлевые братья по разуму.
Восточноевропейские левые постмодернисты хотели как лучше. Например, пытались «преодолеть сектантство». Цветков занимается этим «преодолением» и сегодня, например в рабкоре.ру и других изданиях. Кстати, монструозный (для посмодернистских «революционеров не всерьез») Букчин уже давно поставил этому явлению, характерному не только для анархистов, диагноз в «Социальный анархизм или анархизм образа жизни: непреодолимая пропасть» . Это буржуазность.
«Не меньше, чем на марксизм и другие социализмы, на анархизм могла глубоко повлиять буржуазная окружающая обстановка о борьбе с которой он заявляет, в результате чего растущая ‘внутренняя сила’ и нарциссизм поколения яппи оставляет свой след на многих признанных радикалах. Для этого авантюризм, личная бравурность, отвращение к теории, странно родственные антирациональным предрассудкам постмодернизма, торжеству теоретической бессвязности (плюрализма), в своей основе аполитичной и анти-организационной приверженности воображению, желанию и экстазу, а также сильному ориентированному на себя очарованию повседневной жизни отражают потери, которые социальная реакция причинила европейско-американскому анархизму в последние два десятилетия.» (М. Букчин)
Воспроизведем еще фрагмент этого «протокола о вскрытии».
«Бесхребетные протесты, неуправляемые эскапады, самоутверждения и очень персоналистская ‘деколонизация’ повседневной жизни проходят параллельно с психотерапевтическими, нью-эйджевыми, ориентированными на себя образами жизни уставших бейби-бумеров и представителей Поколения X. Сегодня то, что считается за анархизм в Америке и всё более в Европе это немного больше, чем занятый самопознанием персонализм, который очерняет важные общественные обязательства; это столкновения групп различным образом переименовываемые в ‘коллективы’ или ‘аффинити-группы’; это состояние разума надменно высмеивающего структуру, организацию и общественную вовлечённость, площадка, предназначенная для детских шалостей.» (М. Букчин)
Практика и истина
Большинство постлевых не могут похвалится успехом в реальных делах. Поэтому их философия созерцания пупка не может быть опровергнута. Это образец теоретической анархии. Кроме «краймсинкеров» никто из них даже не намекает как что-то делать в социальной реальности. Показательно, что как раз «краймсинкеров» поражение революционной тактики и практики заставляет иногда предаваться самокритике. У них есть критерий удачи/поражения. Это связано с влиянием ситуационизма и соответственно, марксизма. Именно остаточное «левачество» мешает им окончательно погрузится в мир инфантильного нарциссизма.
Ничего подобного у МакКвина нет. У него не может быть причин для самокритики. Он не победим. Потому что он не борется. На 9 страницах его эссе мы не найдем ничего что связывало бы его писания с социальной реальностью. Нет анализа. Нет и тактики.
Он не указывает механизма изменений. Синдикализм или социальная экология имеют план и стратегию изменений до и после конца «современности». Возможно, он ошибочен. Постлевые, когда дело доходит до практических вопросов, бормочут что-то о «веселой политике», желании, страсти и т.д.
Рецепт, который предлагают послелевые «лайфстилисты», сводится к одной простенькой идее. Давайте отрежем от анархизма часть. Ту, которая мешает теоретическим теоретикам создать химически чистую анархию «на бумаге».
Анархизм не представляет собой цельную и стройную политическую теорию. Он не дает всех ответов на вопросы. Как, впрочем, и марксизм. Ответы должны исходить из практики. Анархисты, пытающиеся создать непротиворечивую теорию на все случаи жизни, создают именно «идеологию», которую так искренне ругает МакКуинн. И он не первый. У него есть специфические предшественники. Большевизм, отрывавший теорию от истины в прагматичных интересах Коминтерна или Коминформа, создал свой «волюнтаристический идеализм» (Сартр Ж.П. "Проблемы метода") и превратил учение Маркса в род «идеологии». То есть ложной идеи объясняющей все на свете. Таким образом постлевые не только заимствуют отдельные идеи леваков, но и копируют худшие образцы сталинистского стиля метафизического мышления.
Если марксизм является теорией, которая должна постоянно подтверждать свою состоятельность практикой, то анархизм является набором политических ценностей и совокупностью политических философий, которые отражают социальную антивластническую практику масс. Ни то ни другое не может быть «идеологией». Превратившись в «ложную идею» они умирают как революционные теории.
Взаимопроникновение идей леваков и анархистов не сводится к марксистским заимствованиям в социальном анархизме, марксистских допущений в повстанческом и стыдливой контрабандой марксизма в постлевом «параанархизме». Марксизм сам заимствовал из анархизма. Это касалось и периода, когда создатель этой теории только формулировал ее. Само учение Маркса не однородно. В нем присутствует не только государственно-социалистическая, но и либертарная составляющая.
Анархо-синдикализм появился благодаря левой ревизии марксизма и соединения его с анархизмом. Часть анархо-синдикалистов, вообще, вышла из социал-демократических партий. Это касается, например, Швеции, Италии, Германии. Сам «динамитный апостол» Иоган Мост в свое время был депутатом германского парламента и не скрывал своих симпатий к теории Маркса.
В 60-х социал-демократия и большевизм черпали идеи из старого доброго антиавторитарного рабочего движения. Самоуправление, автономия становятся снова популярны. Временами крайние левые просто занимали позицию схожие с теми, которых придерживалось либертарное движения в период до второй мировой войны. Собственно, мы можем говорить, что антиавторитарное движение так или иначе находит себе место именно как часть левой политики. Если анархистов нет, то «почти анархистами» становятся другие люди. Клоунские выходки контркультурных революционеров 60-х Хоффмана (США) и Тойфеля(ФРГ) растут из левого либерализма и марксизма, но они не являются фигурами чуждыми для либертариев. Кто-то назовет того же Хоффмана «феерическим идиотом» , но не будет прав. Потому что Эбби действовал в конкретных исторических условиях. Когда мир изменился он познал горечь поражения. Именно поэтому он был вынужден уйти. Особо унылые типы пытающиеся вытравить дух бунта и свободы из социалистического движения выглядят так же глупо, как и анархисты пытающиеся превратить анархию в место для инфантильных игр и бесконечных повторов тупиковых «веселых» идей.
«Новые левые» начинавшие с марксизма часто потом становились критиками «спекулятивных элементов» этой теории. И делали это на порядок основательнее всех Блеков, МакКуинов и прочих хлестких публицистов постлефтистского направления.
« Пацаны в беде»
В Восточной Европе в анархо-движении мы также регулярно сталкиваемся с либертарными фокусниками и игроками в «сферический анархизм в вакууме». Движение было бы много веселее, если бы у этих «креативных» деятелей было лучше с чувством юмора и политическим самообразованием.
В отличие от США, как правило, в наших краях мы имеем дело не с интеллектуальной нечистоплотностью, а со смесью наивности и невежества. Увы.
Активизм анархистов слабо связан с тактикой и стратегией движения. Потому что ни тактики, ни стратегии нет. Зачастую «деятельность» существует сам по себе, как реакция на внешние раздражители. Задают цели для аффинити-групп либералы, марксистские левые или малочисленные социальные анархисты. Представители «медицински чистого» анархизма, посему все время вынуждены идти на забавные компромиссы и выступать в роли «подносчиков патронов» для «левачков». Ведь нужно же «что-то делать». Посему анархисты занимаются выполнением чужих программ. Представление же о «собственной» теории носит отталкивающий и карикатурный характер.
Одна активистка предложила здороваться с ней за левую руку. Потому что она левша. Логика отнесения себя к стиматизированному меньшинству и желание им быть таково, что «обиды» на общество высасываются из указательного пальца руки.
Несколько раз доводилось сталкиваться с иррациональной «ненавистью» к некоему «марксизму». Многие из ненавистников дедушки Маркса его не читали, а только слышали о том, что испытывать такие чувства «по тру-анархизму».
Еще один либертарий пропагандировал позитивное мышление совсем в духе корпоративных ценностей ТНК. Странно при этом, что он ненавидел макдональдз. Зачем ненавидеть тех, кто тебе так близок? Они ведь сплошной «позитив». А Рональд так просто давно стал символом «веселой коммерции», которая так похожа на «веселую политику» Краймсинк. То есть борьба сводится к воспроизведению субкультурных клише и саморекламе слова «анархия». Форма становится важнее чем смысл. Сама политика сильно эстетизируется. Что характерно скорее для фашистов.
Показательно, как быстро гитлеристы из Украинской Национал-Трудовой Партии провели идеологический ребрендинг и превратились в нациавтономов, тяготеющих к «третьей позиции». Вместо глуповатых плакатиков времен третьего рейха они начали использовать псевдолевую и псевдоанархистскую эстетику. Стиль одежды и оформления пропаганды предшествовал смене взглядов. Форма заставила видоизменится довольно поверхностную и эклектичную идеологию, но так и не превратила их в леваков или анархистов. Третья позиция отличается от фашизма не так сильно, как хотелось бы отечественным «новым правым».
То есть эстетика и философия активизма «повстанческого» толка не являются чисто либертарными элементами, если их могут заимствовать фашисты.
Что делать?
С начала кризиса анархизм образа жизни, повстанческий анархизм и прочие индивидуалистические версии либертарного движения не дают ответа на важные вопросы. Единственное содержание их протеста сводилось к моральному неприятию капитализма и государства, которые выглядели еще лет 5 назад абсолютно несокрушимыми. Сегодня анархисты должны сказать, КАК ЭТО ВСЕ МОЖНО ИЗМЕНИТЬ, а не заниматься моральным самоудовлетворением.
Когда Новомирский писал о «субкультуре», то имел ввиду не марку обуви, цвет шнурков или стиль музыки. В середине 20 века то что он имел ввиду называлось контркультурой. И она должна быть не самоцелью, а частью более широкого и осмысленного движения.
Анархизм имеет смысл, когда он является частью социального конфликта по месту работы, учебы или месту жительства. Подобная практика возможна только в рамках организованного движения, которое сочетает как профсоюзные, экологические и прочие структуры, построенные на либертарных принципах, так и «пропагандистские» структуры, например, объединения идейных анархистов, альтернативные СМИ. Нужны так же кампании «одного вопроса», которые вносят в общественную дискуссию НАШЕ понимание частных случаев социальных и культурных конфликтов. Это не означает, что индивид должен пожертвовать своей свободой ради «партийного» интереса. Но и свобода не должна быть синонимом безответственности. Быть свободным в этом мире возможно только относительно, а не абсолютно. Как отмечал Бакунин эта свобода вряд ли может быть вне общества и «для себя»: «Неправда, что свобода одного гражданина ограничивается свободой всех остальных. Человек действительно свободен лишь в той мере, в какой его свободно признанная свободной совестью всех остальных и как в зеркале в нем отражающаяся и излучающаяся из него свобода находит в свободе других подтверждение и расширение в бесконечность. Человек действительно свободен только среди равным образом свободных людей, и так как он свободен лишь в своем качестве человека, то рабство хотя бы одного-единственного человека на земле является как нарушение самого принципа чело-вечности, отрицанием свободы всех.»
C другой стороны, теория не должна восприниматься как набор мобилизационных лозунгов, оправдывающих оппортунистическую практику. Критическое мышление играет такую же важною роль в деле эмансипации, как и активизм. Без анализа повседневной практики и идейного противостояния различных классов и социальных групп общества эффективная борьба невозможна.
Ориентация ТОЛЬКО на конкретный результат сама по себе может породить циничный макиавеллизм и худшего толка прагматизм. Так что стоит идти по острой грани, которая отделяет теоретизирование ради самоудовлетворения от борьбы за узкий интерес, которая всегда сопряжена с определенными идейными компромиссами. Классовая война – это не только лобовой конфлик, но позиционная война. Партизаны побеждают порядок, когда не только их силы велики, но и философия, отстаиваемая ими достаточно сильна. Грубая сила или массовость не являются залогом успеха. Сила должна быть умной, а революционная теория описывать не сами знаете что в вакууме.
«Начнем с туманного понятия "левизны", порождающего, собственно, пост-левую критику. Леваки, которых мы встречаем в экстравагантных осуждениях пост-левых анархистов, являют собой впечатляющую своей противоречивостью кашу: все они одновременно тоталитаристы и робкие реформисты; их движения, охваченные упадком, разлагаются, но само их присутствие угрожает подавить тех анархистов, которые настолько глупы, что не замечают приближающейся опасности; они безжалостно зациклены на всеобъемлющей и абстрактной идеологии, но в то же время расточают свою активистскую энергию на массивные компании "одного вопроса". Даже их борьба с капитализмом поддельна. МакКуин в общем опирается на такие карикатурные стереотипы чаще всего; его эссэ полно выдающих авторскую некомпетентность обобщений, вроде "все", "каждый", "всегда" и "везде".»
По мнению автора «Anarchists in Wonderland…» говорить о левых, как о едином движении не приходится. Это пестрое сообщество конфликтующих и сотрудничающих участников с различными политическими теориями. Собственно, и анархисты являются частью этого множества «леваков». То есть вынесение анархистов в герметичное сообщество превратит их во что-то вроде марксистских авторитарных сектантов, только с другими идеями, но при этом таких же бесплодных.
Послелевые либералы
МакКвин предлагает заполнять пробелы в анархистской теории 21 века с помощью постлефтизма. Впрочем, новыми эти идеи не являются и для теоретика послелевого анархизма. Мир менялся, а слова все те же. «Пост-левые идеи МакКуина это повторение тем, занимающих его с 1970-х: критика идеологии, отказ от морализма, подозрительность по отношению к формальной организации и освобождающая сила индивидуального желания.» - пишет Питер Стауденмейер. Идеолог постлефтистов, по мнению Стауденмейер, не только грешит самоповторами, но и совершает грубые школярские ошибки. Например, пишет что критика «повседневной жизни» не характерна для «новых левых» 60-х 70-х. И это не соответствует действительности. Традиция протеста против буржуазного образа жизни так же укоренена в левом коммунизме, как и в анархизме. Автор «Anarchists in Wonderland…» находит что карикатура на немецких и французских «новых левых» в исполнении гуру постлефтистов похожа на картинки из «Life Magazine», а не списана с натуры.
Так же Стауденмейер обращает внимание, что МакКуин пропагандирует урезанный до индивидуализма анархизм, который отрицает коллективное действие. То есть постлефтисты игнорируют практику американского либертарного движения и склонны к голому теоретизированию. По мнению «постлевых» все формы деятельности плохи и состоят из одних минусов, утверждает Стауденмейер.
Собственно, они отрицают все общественные институты и коллективное действие, что оставляет для них только одну возможность для безгрешного активизма: «мы можем все сидеть дома и читать Фуко», - ядовито шутит Стауденмейер. "Без автономной личности любой другой уровень автономии невозможен" пишет МакКуин. Стауденмейер соглашается, но с оговоркой. Без автономных коллективов невозможна и индивидуальная автономия. И тут американский социальный эколог не оригинален. Его оценка аналогична той, которую давал «анархистам способа жизни» Мюррей Букчин еще в 1969 году.
«Спорить по вопросу: “организация” или “неорганизация” нелепо; эта проблема никогда не была предметом спора для серьезных анархистов, возможно, кроме как для тех одиноких “индивидуалистов”, чья идеология основана в большей мере на радикальном варианте классического либерализма, нежели на анархизме.» (Букчин М.: Послушай, марксист! )
Вы будете смеяться, но явление это характерно не только для 60-х годов 20 столетия или наших дней. Новомирский писал в 1907 году о буржуазных интеллигентах в анархистском движении:
«Я хорошо знаю, что одно слово «организация» способно вызвать судороги у буржуазных интеллигентов, которые считают себя «истинными» анархистами. Эти люди, живя в постоянно плену отвлеченных, метафизических формул, создали себе свой «собственный» анархизм, который, вероятно, за его карикатурность они сами иронически прозвали «истинным» анархизмом. «Истинные» анархисты, как типичные идеологи босячества, всякую реальную здоровую идею всеми силами стараются довести до абсурда. Уничтожение частной собственности они остроумно превратили в безобиднейшие маленькие кражи; разрушение государства в их «революционных» умах отождествляется с убийством квартального; свободу любви они сменили самой грязной систематической проституцией и т.д. и т.д. Не трудно понять, что и свободу личности они должны были также гениально истолковать, как отрицание всякой организации, якобы стесняющей всякую свободу организующихся.»
Но вернемся в современность. Стауденмейер считает, что ориентация на согласие внутри аффинити-групп вряд ли полезна. Она подрывает саму возможность плодотворной дискуссии и взаимодействия с людьми к которым не испытываешь личной симпатии. То есть освободительные практики предполагают не только согласие между участниками, но и споры. Такая форма поиска толерантности внутри групп может порождать определенные формы репрессивности, местничества и… нетерпимости в рамках движения. Кстати, тут Стауденмейер не оригинален. Об этом чуть ли не сто лет назад писали Рокер и Малатеста. То есть те кто представлял в 19 и 20 веках социальный анархизм.
Если вы отрицаете организацию, то ее заменителем мог бы быть частный проект по отдельному направлению. Подобная активность тоже весьма подозрительна для послелевых. Заявляя, о борьбе против всех форм угнетения постлефтизм теряет конкретику. Кампании «одного вопроса» дают возможность сделать критику адресной, разобраться в механизмах и формах доминирования и эксплуатации. Постлефтисты порицают такую практику, но не предлагают ничего взамен, кроме глобальных идей.
Фашистам понравится
В самой нерефлексирующей форме постлефтизм превращается в рецепт по созданию сектантского движения в анархизме. Но в анархизме ли?
Стауденмейер отмечает, что анархизм всегда колебался между двумя полюсами. Между движением к освобождению человечества и элитаризмом самовлюбленных одиночек. Это делало либертарное движение уязвимым для правого уклона.
Любителям говорить «ни правые ни левые» автор «Anarchists in Wonderland…» рекомендует припомнить историю лозунга. Характерным примером использования этой идеи в парламентской политике является избирательная кампания и пропаганда правого авторитарного «зеленого» Herbert Gruhl и его партии «Grüne Aktion Zukunft». Эта позиция (ни правые и ни левые) была симпатична и для представителей германского культурно-националистического движения «фолькише», которое немало поспособствовало становлению идейной гегемонии нацистов.
Концепция “ни левое ни правое» стала отправной точкой для ряда враждебных свободе идеологических направлений. Сторонники «Третьей позиции», «национал-анархизма», национал-синдикализма, и раннего фашизма мыслили себя, как «ни правые и ни левые». Что им не мешало и не мешает оставаться ультраправыми.
Собственно, этими тезисами и ограничивается критика МакКуина Стауденмейером.
Американский контекст
Анархизм способа жизни уже много лет противостоит социальному анархизму. Границы этих лагерей размыты. Так, например, повстанческих анархистов можно относить и к первому и ко второму лагерю. Но это не так важно. Значимо, что этот спор не прекращается и аргументы в нем не меняются. Эти внутрианархические или межанархические (как кому больше нравится) дискуссии налагают серьезный отпечаток на риторику и на практику или отсутствие практики анархистов.
Автор «Anarchists in Wonderland…» не поминает историю американских либертариев 90-х, когда ревнители чистоты оппонировали левоанархистской федерации «Love and Rage Project» и Букчину. Жаль. Тогда несколько абзацев МакКуина выглядели бы особенно пикантно. «Личные нападки внутри анархистского окружения не являются чем-то новым, и зачастую — трата времени, поскольку заменяют собой рациональную критику актуальных позиций людей» - это про целое десятилетие дискуссий в движении. И тут МакКуин поступает очень мудро и осмотрительно. Если уж поминать взгляды, то придется цитировать противника, определять его и свою позицию. А вот если не определять взгляды оппонента, то ему проще навязывать свои ярлыки-определения. То есть МакКуиновская «борьба» с «личными нападками» предоставляет ему широчайшее поле для манипуляции, произвольного навешивания ярлыков и просто безответственных заявлений.
В эссе МакКуина содержится пересказ отдельных положений теоретических работ Мюррея Букчина. Того самого мыслителя с которым так яростно спорит МакКуин. Например, это касается критики «марксизма способа жизни» и ее фальшивого «рабочизма». Выглядит это немного комично.
« …человек становится худшей карикатурой на рабочего – разумеется, не «мелкобуржуазным перерожденцем», а выродившимся буржуа. Он становится подобием рабочего в той степени, в какой рабочий является подобием своих хозяев. Нисходящая метаморфоза студента до «рабочего» пронизана порочным цинизмом. Активист пытается использовать дисциплину, привитую фабричной средой, чтобы навязать рабочему дисциплину, делающего его пригодной для партийной среды. Он пытается использовать уважительное отношение рабочего к промышленной иерархии, чтобы скрестить рабочего с партийной иерархией. Это отвратительный процесс, который в случае успеха может привести лишь к замене одной иерархии другой, под прикрытием озабоченности повседневными экономическими требованиями рабочего. Даже марксистская теория деградирует в соответствии с таким карикатурным понимаем рабочего.»
Похоже на соответствующий фрагмент у МакКуина? Похоже. Только это цитата из работы Букчина «Listen, Marxist!» . Эта же мысль встречается у МакКвина, но уже в 2004 году. Какой прогресс мысли! Какая удивительная оригинальность!
Так же симптоматично выглядит абзац посвященный «идеологии». Он излагает идеи Карла Маркса, но говорит о Штирнере. Того самого Маркса, который подловил «борца с идеологией» Штирнера на дешевых уловках и словесном трюкачестве в «Немецкой идеологии». Было такое. Критика синдикализма живо напоминает споры между анархо-коммунистами, левыми коммунистами и синдикалистами начала века и даже анархо-синдикалистскую самокритику. То есть получается, что МакКуин говорит о себе, когда смело бичует анархистскую увлеченность прошлым:
«Одной из самых сложных проблем современного анархизма была постоянная фиксированность на попытках возрождения борьбы прошлого, как будто с 1919-го, 1936-го или, лучше, 1968-го годов ничего значимого не произошло. Отчасти — это последствие долго царившего среди большинства анархистов анти-интеллектуализма.» (Джейсон МакКуин, «Пост-левая анархия: Оставляя левых позади»)
Если учесть, что сам МакКуин не чужд определенного антиинтеллектуализма, то выглядит этот пассаж предельно самокритично.
Вскрытие показало…
Из всего «нового» в либертарной мысли на МакКуина оказал влияние, выходит, только «плохой» Букчин. Причем у последнего он заимствует не анализ общества, а отдельные замечания, которые касаются скорее политической философии и психологии активизма. И это не удивительно. Несмотря на то что теоретик постлефтизма регулярно призывает учитывать реалии сегодняшнего дня… его эссе их лишено. Для него анархизм является чем-то абсолютно самодостаточным. Споры в нем как-то связаны с абстрактными левыми, крахом СССР, массовым обращением марксистов в анархизм. То есть темами 90-х, а не 2000х. Ни неолиберализм, ни экологический кризис, ни проблемы занятости, ни рост правого популизма, ни американский империализм господин МакКуин не поминает. Понятно, что когда рядом есть социальные анархисты или Ноам Чомски, то можно на мелочи не размениваться. Зачем?
Теоретизирование про сферическую анархию в вакууме гораздо увлекательнее. Это старый метод интеллектуального самоудовлетворения для американских либертариев. В этом нет ничего нового. Эти попытки отыскать идейную анархистскую «ортодоксию», как и бесконечное пережевывание классиков, которым грешат и левые анархисты высмеивались еще за 22 года до того как МакКуин сел писать свое эссе.
«Я использую слово "ортодоксальный" здесь и в последующих страницах намеренно. Я имею в виду не выдающихся радикальных теоретиков девятнадцатого века Прудона. Кропоткина и Бакунина, но их последователей, которые часто их постоянно развивающиеся идеи в ригидные сектантские учения. Как сказал молодой канадский анархист, Дэвид Снаппер, в личной беседе: "Если бы Бакунин и Кропоткин посвятили так много времени интерпретации Прудона, как многие из наших современных либертарианцев… то я сомневаюсь, что «Бог и государство» Бакунина или «Взаимопомощь как фактор эволюции» Кропоткина когда-либо были бы написаны".» (Мюррей Букчин. Вступление к книге «Экология свободы» 1982)
У бесполезного теоретизирования есть давний визуальный символ. В западном мире аналогом сферического коня в вакууме является сферическая корова в вакууме. Это некая идеальная физическая модель, которую строят теоретики. Она подчиняется вполне реальным законам. На ее основании можно делать некие допущения. Все хорошо кроме маленького такого нюанса. Сферических коров в вакууме НЕ БЫВАЕТ В РЕАЛЬНОСТИ. Как, кстати, и таких же коней.
Буржуа от революции
И ведь наш герой не один такой. Поисками «философского камня» и «сферического анархизма» занят не только этот параанархист. Есть анархо-примитивизм, который во имя теоретических абстракций готов урезать либертарную философию до романтического кризисного культа, базирующегося на весьма сомнительных «научных» основаниях. Есть отбывающий срок Унабомбер-Качинский, который пытается искать причины поражения американских левых в психологических проблемах. Делает он это ярко и убедительно. Его «Корабль дураков» является почти гениальным описанием проблем левых. Там только не хватает персонажа сочетающего черты Качинского и Бананно. Такого же политически близорукого, как и остальные дураки в произведении. Такого же слепого доктринера, который в конечном итоге, подрывом шутовских петард только помогает капитану руководить испуганными пассажирами и командой. То есть на айсберги. Можно помянуть и любимцев право-левых путаников Хакима Бея или Боба Блека. Нет ничего удивительного, что постлевый анархизм пришел в Восточную Европу вместе с идеями «новых правых». Симпатизировавшие нацболам российские интеллектуалы-леваки с легкостью промотировали эти два течения практически синхронно. На ресурсе http://www.anarh.ru/ действующем с 2000 года соседствуют правые и левые тексты , а в эпиграф ресурса вынесена цитата из идеолога «консервативной революции» Эрнста Юнгера.
Создатели «Анарх.ру» использовали постлевый анархизм как прокладку для соединения правого и левого. В те времена российские пропагандисты модного американского поветрия были связаны с левым крылом национал-большевизма. Широта взглядов была такова, что один анархист из подмосковья переводил шизофренические тексты позднего (неонацистского) Хорста Малера. Сейчас российские тексты периода право-левого синтеза 90-х вы можете почитать на неонацистских сайтах, которые ведут студиозусы киевских гуманитарных вузов. Глупость и легкомыслие дают плоды. Не те что хотелось бы. «Мы не Левые и не Правые, потому что мы – ВАЛЕНКИ» - это девиз, который должны были бы использовать не только создатели «Анарх.ру», но и их постлевые братья по разуму.
Восточноевропейские левые постмодернисты хотели как лучше. Например, пытались «преодолеть сектантство». Цветков занимается этим «преодолением» и сегодня, например в рабкоре.ру и других изданиях. Кстати, монструозный (для посмодернистских «революционеров не всерьез») Букчин уже давно поставил этому явлению, характерному не только для анархистов, диагноз в «Социальный анархизм или анархизм образа жизни: непреодолимая пропасть» . Это буржуазность.
«Не меньше, чем на марксизм и другие социализмы, на анархизм могла глубоко повлиять буржуазная окружающая обстановка о борьбе с которой он заявляет, в результате чего растущая ‘внутренняя сила’ и нарциссизм поколения яппи оставляет свой след на многих признанных радикалах. Для этого авантюризм, личная бравурность, отвращение к теории, странно родственные антирациональным предрассудкам постмодернизма, торжеству теоретической бессвязности (плюрализма), в своей основе аполитичной и анти-организационной приверженности воображению, желанию и экстазу, а также сильному ориентированному на себя очарованию повседневной жизни отражают потери, которые социальная реакция причинила европейско-американскому анархизму в последние два десятилетия.» (М. Букчин)
Воспроизведем еще фрагмент этого «протокола о вскрытии».
«Бесхребетные протесты, неуправляемые эскапады, самоутверждения и очень персоналистская ‘деколонизация’ повседневной жизни проходят параллельно с психотерапевтическими, нью-эйджевыми, ориентированными на себя образами жизни уставших бейби-бумеров и представителей Поколения X. Сегодня то, что считается за анархизм в Америке и всё более в Европе это немного больше, чем занятый самопознанием персонализм, который очерняет важные общественные обязательства; это столкновения групп различным образом переименовываемые в ‘коллективы’ или ‘аффинити-группы’; это состояние разума надменно высмеивающего структуру, организацию и общественную вовлечённость, площадка, предназначенная для детских шалостей.» (М. Букчин)
Практика и истина
Большинство постлевых не могут похвалится успехом в реальных делах. Поэтому их философия созерцания пупка не может быть опровергнута. Это образец теоретической анархии. Кроме «краймсинкеров» никто из них даже не намекает как что-то делать в социальной реальности. Показательно, что как раз «краймсинкеров» поражение революционной тактики и практики заставляет иногда предаваться самокритике. У них есть критерий удачи/поражения. Это связано с влиянием ситуационизма и соответственно, марксизма. Именно остаточное «левачество» мешает им окончательно погрузится в мир инфантильного нарциссизма.
Ничего подобного у МакКвина нет. У него не может быть причин для самокритики. Он не победим. Потому что он не борется. На 9 страницах его эссе мы не найдем ничего что связывало бы его писания с социальной реальностью. Нет анализа. Нет и тактики.
Он не указывает механизма изменений. Синдикализм или социальная экология имеют план и стратегию изменений до и после конца «современности». Возможно, он ошибочен. Постлевые, когда дело доходит до практических вопросов, бормочут что-то о «веселой политике», желании, страсти и т.д.
Рецепт, который предлагают послелевые «лайфстилисты», сводится к одной простенькой идее. Давайте отрежем от анархизма часть. Ту, которая мешает теоретическим теоретикам создать химически чистую анархию «на бумаге».
Анархизм не представляет собой цельную и стройную политическую теорию. Он не дает всех ответов на вопросы. Как, впрочем, и марксизм. Ответы должны исходить из практики. Анархисты, пытающиеся создать непротиворечивую теорию на все случаи жизни, создают именно «идеологию», которую так искренне ругает МакКуинн. И он не первый. У него есть специфические предшественники. Большевизм, отрывавший теорию от истины в прагматичных интересах Коминтерна или Коминформа, создал свой «волюнтаристический идеализм» (Сартр Ж.П. "Проблемы метода") и превратил учение Маркса в род «идеологии». То есть ложной идеи объясняющей все на свете. Таким образом постлевые не только заимствуют отдельные идеи леваков, но и копируют худшие образцы сталинистского стиля метафизического мышления.
Если марксизм является теорией, которая должна постоянно подтверждать свою состоятельность практикой, то анархизм является набором политических ценностей и совокупностью политических философий, которые отражают социальную антивластническую практику масс. Ни то ни другое не может быть «идеологией». Превратившись в «ложную идею» они умирают как революционные теории.
Взаимопроникновение идей леваков и анархистов не сводится к марксистским заимствованиям в социальном анархизме, марксистских допущений в повстанческом и стыдливой контрабандой марксизма в постлевом «параанархизме». Марксизм сам заимствовал из анархизма. Это касалось и периода, когда создатель этой теории только формулировал ее. Само учение Маркса не однородно. В нем присутствует не только государственно-социалистическая, но и либертарная составляющая.
Анархо-синдикализм появился благодаря левой ревизии марксизма и соединения его с анархизмом. Часть анархо-синдикалистов, вообще, вышла из социал-демократических партий. Это касается, например, Швеции, Италии, Германии. Сам «динамитный апостол» Иоган Мост в свое время был депутатом германского парламента и не скрывал своих симпатий к теории Маркса.
В 60-х социал-демократия и большевизм черпали идеи из старого доброго антиавторитарного рабочего движения. Самоуправление, автономия становятся снова популярны. Временами крайние левые просто занимали позицию схожие с теми, которых придерживалось либертарное движения в период до второй мировой войны. Собственно, мы можем говорить, что антиавторитарное движение так или иначе находит себе место именно как часть левой политики. Если анархистов нет, то «почти анархистами» становятся другие люди. Клоунские выходки контркультурных революционеров 60-х Хоффмана (США) и Тойфеля(ФРГ) растут из левого либерализма и марксизма, но они не являются фигурами чуждыми для либертариев. Кто-то назовет того же Хоффмана «феерическим идиотом» , но не будет прав. Потому что Эбби действовал в конкретных исторических условиях. Когда мир изменился он познал горечь поражения. Именно поэтому он был вынужден уйти. Особо унылые типы пытающиеся вытравить дух бунта и свободы из социалистического движения выглядят так же глупо, как и анархисты пытающиеся превратить анархию в место для инфантильных игр и бесконечных повторов тупиковых «веселых» идей.
«Новые левые» начинавшие с марксизма часто потом становились критиками «спекулятивных элементов» этой теории. И делали это на порядок основательнее всех Блеков, МакКуинов и прочих хлестких публицистов постлефтистского направления.
« Пацаны в беде»
В Восточной Европе в анархо-движении мы также регулярно сталкиваемся с либертарными фокусниками и игроками в «сферический анархизм в вакууме». Движение было бы много веселее, если бы у этих «креативных» деятелей было лучше с чувством юмора и политическим самообразованием.
В отличие от США, как правило, в наших краях мы имеем дело не с интеллектуальной нечистоплотностью, а со смесью наивности и невежества. Увы.
Активизм анархистов слабо связан с тактикой и стратегией движения. Потому что ни тактики, ни стратегии нет. Зачастую «деятельность» существует сам по себе, как реакция на внешние раздражители. Задают цели для аффинити-групп либералы, марксистские левые или малочисленные социальные анархисты. Представители «медицински чистого» анархизма, посему все время вынуждены идти на забавные компромиссы и выступать в роли «подносчиков патронов» для «левачков». Ведь нужно же «что-то делать». Посему анархисты занимаются выполнением чужих программ. Представление же о «собственной» теории носит отталкивающий и карикатурный характер.
Одна активистка предложила здороваться с ней за левую руку. Потому что она левша. Логика отнесения себя к стиматизированному меньшинству и желание им быть таково, что «обиды» на общество высасываются из указательного пальца руки.
Несколько раз доводилось сталкиваться с иррациональной «ненавистью» к некоему «марксизму». Многие из ненавистников дедушки Маркса его не читали, а только слышали о том, что испытывать такие чувства «по тру-анархизму».
Еще один либертарий пропагандировал позитивное мышление совсем в духе корпоративных ценностей ТНК. Странно при этом, что он ненавидел макдональдз. Зачем ненавидеть тех, кто тебе так близок? Они ведь сплошной «позитив». А Рональд так просто давно стал символом «веселой коммерции», которая так похожа на «веселую политику» Краймсинк. То есть борьба сводится к воспроизведению субкультурных клише и саморекламе слова «анархия». Форма становится важнее чем смысл. Сама политика сильно эстетизируется. Что характерно скорее для фашистов.
Показательно, как быстро гитлеристы из Украинской Национал-Трудовой Партии провели идеологический ребрендинг и превратились в нациавтономов, тяготеющих к «третьей позиции». Вместо глуповатых плакатиков времен третьего рейха они начали использовать псевдолевую и псевдоанархистскую эстетику. Стиль одежды и оформления пропаганды предшествовал смене взглядов. Форма заставила видоизменится довольно поверхностную и эклектичную идеологию, но так и не превратила их в леваков или анархистов. Третья позиция отличается от фашизма не так сильно, как хотелось бы отечественным «новым правым».
То есть эстетика и философия активизма «повстанческого» толка не являются чисто либертарными элементами, если их могут заимствовать фашисты.
Что делать?
С начала кризиса анархизм образа жизни, повстанческий анархизм и прочие индивидуалистические версии либертарного движения не дают ответа на важные вопросы. Единственное содержание их протеста сводилось к моральному неприятию капитализма и государства, которые выглядели еще лет 5 назад абсолютно несокрушимыми. Сегодня анархисты должны сказать, КАК ЭТО ВСЕ МОЖНО ИЗМЕНИТЬ, а не заниматься моральным самоудовлетворением.
Когда Новомирский писал о «субкультуре», то имел ввиду не марку обуви, цвет шнурков или стиль музыки. В середине 20 века то что он имел ввиду называлось контркультурой. И она должна быть не самоцелью, а частью более широкого и осмысленного движения.
Анархизм имеет смысл, когда он является частью социального конфликта по месту работы, учебы или месту жительства. Подобная практика возможна только в рамках организованного движения, которое сочетает как профсоюзные, экологические и прочие структуры, построенные на либертарных принципах, так и «пропагандистские» структуры, например, объединения идейных анархистов, альтернативные СМИ. Нужны так же кампании «одного вопроса», которые вносят в общественную дискуссию НАШЕ понимание частных случаев социальных и культурных конфликтов. Это не означает, что индивид должен пожертвовать своей свободой ради «партийного» интереса. Но и свобода не должна быть синонимом безответственности. Быть свободным в этом мире возможно только относительно, а не абсолютно. Как отмечал Бакунин эта свобода вряд ли может быть вне общества и «для себя»: «Неправда, что свобода одного гражданина ограничивается свободой всех остальных. Человек действительно свободен лишь в той мере, в какой его свободно признанная свободной совестью всех остальных и как в зеркале в нем отражающаяся и излучающаяся из него свобода находит в свободе других подтверждение и расширение в бесконечность. Человек действительно свободен только среди равным образом свободных людей, и так как он свободен лишь в своем качестве человека, то рабство хотя бы одного-единственного человека на земле является как нарушение самого принципа чело-вечности, отрицанием свободы всех.»
C другой стороны, теория не должна восприниматься как набор мобилизационных лозунгов, оправдывающих оппортунистическую практику. Критическое мышление играет такую же важною роль в деле эмансипации, как и активизм. Без анализа повседневной практики и идейного противостояния различных классов и социальных групп общества эффективная борьба невозможна.
Ориентация ТОЛЬКО на конкретный результат сама по себе может породить циничный макиавеллизм и худшего толка прагматизм. Так что стоит идти по острой грани, которая отделяет теоретизирование ради самоудовлетворения от борьбы за узкий интерес, которая всегда сопряжена с определенными идейными компромиссами. Классовая война – это не только лобовой конфлик, но позиционная война. Партизаны побеждают порядок, когда не только их силы велики, но и философия, отстаиваемая ими достаточно сильна. Грубая сила или массовость не являются залогом успеха. Сила должна быть умной, а революционная теория описывать не сами знаете что в вакууме.