Droni
08-10-2008 18:18:11
Были некоторые сомнения насчет своевременности для нас этого текста, вышедшего из среды, где был достигнут определенный порог насыщения активизмом - много инициатив, координаций, комитетов, акций, - после которого как раз и возникают вопросы: «А для чего все это нужно? Не получается ли деятельность ради деятельности? Не повторяем ли мы бессознательно те самые схемы капиталистического общества, против которого пытаемся бороться (разделение труда, власть экспертов и т.п.)?» Возможно, попытаться заглянуть на несколько шагов вперед кому-то покажется пустым занятием, кто-то скажет «Нам бы побольше самоотверженных специалистов с чувством долга, а то все кругом одни тусовщики»… Но в главном этот текст кажется актуальным и для сегодняшней российской активистской сцены: в анализе проблемы фетишизации действия на фоне более-менее явного анти-интеллектуализма и несклонности к рефлексии, а также - самоизоляции активистских «банд» от всего остального общества. А.З.
----------------------------------------------
Под «менталитетом активиста» я буду понимать образ мышления людей, которые, прежде всего, сами себя считают активистами и причастными к широкому активистскому сообществу. Активист идентифицирует себя с тем, что он делает, и рассматривает это как свою роль в жизни, работу или карьеру. И в этом он подобен другим людям, которые идентифицируют себя со своей работой, скажем, врача или преподавателя, и это становится существенной частью их представления о самих себе, вместо того, чтобы быть просто неким делом, которое им доводится время от времени делать.
Активист - это специалист или эксперт по социальному изменению. Считая себя активистом, ты ощущаешь себя привилегированным, более продвинутым, чем другие, в оценке необходимости социального изменения и тех способов, которыми этого следует добиваться; ты рассматриваешь себя как авангард конкретной борьбы, которая порождает это изменение. Роль активиста, как любая экспертная роль, основывается на разделении труда, - это отдельная и специализированная обязанность. Разделение труда является основой классового общества, и самое базовое разделение здесь - между физическим и умственным трудом. К примеру, разделение труда присутствует в медицине и образовании: лечение и образование детей не являются общими для всех знаниями и задачами, в которых каждый участвует, а становятся специализированной сферой деятельности медиков и преподавателей - экспертов, на которых мы должны полагаться, и которые делают эти вещи за нас. Эксперты ревниво блюдут cвою компетенцию и мистифицируют ее. Это поддерживает разделенность между людьми и лишает их собственного могущества, усиливая тем самым и иерархическое классовое общество.
Разделение труда предполагает, что тот или иной человек взваливает на себя некую роль, и что другие при этом перекладывают на него свою ответственность. Разделение труда означает, что другие будут производить ваше пропитание и одежду и обеспечивать вас электричеством, в то время как вы по уши заняты осуществлением социальных изменений.
Активист, будучи экспертом в области социальных изменений, предполагает, что другие люди ничего не делают, чтобы изменить свою жизнь, и поэтому движим чувством долга сделать это за них. Активисты убеждены, что компенсируют недостаток активности всех остальных.
Называя себя активистами, мы считаем, что «наши» акции приводят к изменению в обществе, не принимая при этом во внимание деятельность тысяч и тысяч других людей, не-активистов. Активизм основывается на ложной представлении о том, что социальные изменения производятся только активистами – в то время как, на самом деле, классовая борьба происходит непрерывно.
Форма и содержание
Противоречие между формой «активизма», в которой выражается наша политическая деятельность, и его все более радикальным содержанием обострилось лишь в последние несколько лет. Общее, что связывает многих людей, задействованных в событиях 18 июня – это то, что они «активисты», которые работают над «кампаниями» по определенным «темам». В последнее время активистская тема претерпела глубокие изменения. Многие люди от кампаний в узких секторах против отдельных корпораций или тех или иных специфических нововведений перешли к более общей и расплывчатой антикапиталистической перспективе. Таким образом, изменилось содержание активизма, но не его форма. Вместо того, чтобы атаковать «Монсанто» (компанию, проивзодящую генетически модифицированные продукты) и оккупировать ее главный штаб, мы теперь смотрим дальше, поверх этой отдельной грани капитала, представленной «Монсанто», и разрабатываем «кампанию» против капитализма. И что же еще оккупировать, как ни Сити, этот признанный оплот капитализма?
У нас все те же методы, как если бы мы атаковали отдельное предприятие или отрасль, в то время как перед нами – уже капитализм совсем иного типа, и средства, которыми можно было одержать победу над отдельной компанией, не годятся для борьбы против капитализма в целом (…).
Активисты с успехом могут разнести отдельно взятый магазин, но для разрушения капитализма потребуется гораздо больше, чем просто применять такого рода методы на каждое торговое предприятие в каждом секторе. Точно так же, когда активисты по защите прав животных выбирают в качестве мишеней небольшие мясные магазины, возможно, единственным прямым результатом является то, что супермаркетам теперь еще легче заставить позакрываться все маленькие мясные лавки, и тем самым только усиливается соревновательность и «естественный» рыночный отбор, где выживает крупнейший. То есть зачастую активистам удается разорить мелких коммерсантов, но по большому счету, они только усиливают капитализм.
То же можно сказать и об активизме, направленном против строительства автодорог. Широкомасштабная борьба против дорог открыла поле деятельности для целого нового сектора капитализма – безопасность, надзор, экспертиза, туннельные щиты, альпинисты, консультанты. Нас теперь зачислили в категорию «рыночный риск», которую, наряду со всеми прочими, следует принимать в расчет при заключении контракта на строительство дороги. Возможно, мы даже способствуем усилению закона рынка, вытесняя из него самые слабые предприятия. Консультант Аманда Вебстер подтверждает: «Протестные движения дают рыночные преимущества предприятиям, которые способны эффективным образом справиться с новыми условиями». То есть, опять-таки, активизм может разорить отдельную торговую точку или воспрепятствовать строительству отдельной дороги, но капитализм продолжает действовать, набравшись новых сил.
Эти факты, безусловно, указывают на то, что атака на капитализм требует не только количественных изменений (больше акций, больше активистов), но и, прежде всего, качественного изменения (мы должны найти более эффективные способы действия). Судя по всему, мы имеем, мягко говоря, весьма смутные представления о том, что на самом деле требуется для ниспровержения капитализма. Как будто для совершения революции достаточно того, чтобы мы пришли к своего рода критической массе активистов, захватывающих офисы…
Форма активизма осталась прежней, в то время как содержание его трансформировалось далеко за пределы этой формы. Мы продолжаем мыслить в рамках схемы, предполагающей «активистов», которые проделывают «кампанию» на определенную «тему», и поскольку мы активисты, практикующие «прямое действие», мы пойдем на «акцию» против нашей мишени. Метод кампании против отдельных предприятий или нововведений был в неизменном виде перенесен на этот новый объект, каковым является теперь атака против капитализма. Мы пытаемся атаковать капитализм и концептуализировать наши акции в абсолютно неадекватных терминах, используя метод действий, к которому либеральный капитализм вполне может приспособиться. Получается такой вот странный спектакль – «делать акцию» против капитализма. Крайне неадекватная практика!
Роли
Роль «активиста» - точно такая же роль, которую мы на себя берем, как иные берут на себя роль полицейского, родителя или священника. Это странная психологическая форма, которую мы используем для определения себя и наших отношений с другими. «Активист» как специалист или эксперт по социальному изменению… Чем больше мы цепляемся за эту роль и за это понимание самих себя, тем больше мы, на самом деле, препятствуем тому изменению, которого так жаждем. Настоящая революция предполагает избавление от всех предписанных ролей и разрушение всех систем, основанных на специалистском знании, – в этом и будет состоять возвращение себе своих жизней. Акт революции – это взятие под контроль нашей собственной судьбы; он подразумевает создание новых индивидов и новых форм взаимодействия и сообществ. И «эксперты» любого рода могут этому только помешать.
Ситуационистский Интернационал предложил жесткую критику ролей, и, в частности, роли активиста. Критика ситуационистов была направлена прежде всего против левых социал-демократических идеологий, поскольку именно с ними они больше всего сталкивались. Несмотря на то, что эти формы отчуждения все еще присутствуют, у нас с вами, в нашей специфической среде, ближайшими оппонентами являются скорее либеральные активисты, чем левацкие активисты. Впрочем, у них между собой много общего (что, разумеется, неудивительно).
Ситуационист Рауль Ванегейм так определяет роли: «Стереотипы - это образы, господствующие в определенный период… стереотип задает ролевую модель; роль – это образцовая форма поведения. Постоянное воспроизведение одного и того же поведения и отношения создает роль». Играть роль означает культивировать некий внешний аспект, пренебрегая всякой аутентичностью: «Мы попадаем под неотразимое влияние взгляда и образа поведения, которые принимаем на себя извне». Будучи исполнителями ролей, мы остаемся в сфере неаутентичного, сводя свою жизнь к серии клише, «превращая наши дни в серию поз, более менее бессознательно выбранных из арсенала господствующих стереотипов». Этот процесс уже имел место в самом начале движения против строительства дорог.