"О политической способности пролетариата"
Фактически последняя , изданная уже после смерти автора , книга .
Русский перевод 1867 года и полёт мысли французского пролетария . Но в целом это бесценное произведение в качестве изучения сути парламентских и президентских выборов , а также противоположного им по смыслу федеративного принципа .
Посвящается " Выборам - 2016".
"О политической способности пролетариата" ( отрывки)
Часть первая
Рабочая демократия вступает на политическое поприще
Глава l
Вечер 1-го июня 1863 года ............Итак Париж, неусыпный страж свободы нации восстал на зов своих ораторов и отвечал самым сухим нет на все заискивания правительства. Независимые кандидаты получили решительное большинство .Демократический список прошёл целиком . Всем известен результат выборов . Администрация была побеждена ; кандидаты её были отвергнуты большинством 153.000 голосов против 80.000 .Народ , главный виновник этого торжества наслаждался своим успехом , буржуазия разделилась на две партии . Одна обнаруживала некоторое беспокойство , другая свободно выражала свою радость .- Какой удар ! говорили одни ; какая пощёчина ! - Дело серьёзно , очень серьёзно , прибавляли другие : Париж в оппозиции - империя потеряла столицу .......
Глава ll
....Администрация почти не получила представителей в столице ; меньшинство её в Париже было самое жалкое , и все это нанесло правительству сильный нравственный урон . Теперь нам предстоит найти причину этого поражения , непредвиденного , неожиданного , до сих пор необьясненного.
1) Парижскіе выборы. – Привожу цифры, ограничиваясь, относительно городскихъ выборовъ, Сенскими, такъ какъ движеніе более или менее сильное было всюду одинаково. Вот какъ распределились въ декабре 1851 года, после государственнаго переворота, голоса сенскихъ избирателей;
Внесенныхъ в список 392,026
Подающих голоса 296,390
За плебисцит 196,539
Против 96,497
Утраченных голосов 3,354
Отсутствующих 95,636
Примечаніе. На этих выборах правительство 2 декабря имело на своей стороне большинство 100,000 голосов против оппозиціи, которая состояла преимущественно из буржуазіи или, вернее, из лиц среднего класса, принадлежавшихъ к прежней партіи National'я и Reforme'ы; их поддерживала значительная часть народа. Но вообще род, которому было возвращено право всеобщей подачи голосов, стоял за государственный переворот.
Я не буду говорить о национальных выборах 1852 года, которые доставили Имперіи 300,000 голосовъ более, чем сколько оно имело в 1851: воспоминаніе о 2 декабря было еще слишком свежо; народное мненіе не подвинулось вперёд; къ тому же известно, что демократія имела свои, более или менее уважительные, причины держаться в стороне.
Наступили выборы 1857 года, и вот их результат.
Внесенных в список 356,069
Подающих голоса 212,899
За кандидатов администраціи 110,526
За кандидатов оппозиціи 96,299
Утраченных голосов или антиконституционных 6,074
Отсутствующих или неподающих голоса 143,170
Примечание. – Хотя число лиц, внесённых в список избирателей, уменьшилось съ 1851 года на 35,957, тем не менее мы видим, что число отказывающихся от баллотировки увеличилось на 48,134; – число голосов за правительство понизилось с 196,530 на 110,526, т. е. на 86,013; – что число голосов оппозиціи осталось почти неизменным: она потеряла около 198 голосов .
Итак, в 1857 въ Париже существовала оппозиція в 100,000 голосов, почти не изменивших своего мненія в теченіе семи лет, между тем как правительство понесло значительный урон, получив вместо прежних 196,539 голосов только 110,526. К какой партіи принадлежали неизвестные голоса, числом 44,000, увеличившіе собою в 1857 число отсутствующих? Я, не колеблясь, говорю, что то были главным образом народные голоса, голоса работников, равнодушных к выборам или даже таких, между которыми начинало бродить неудовольствіе.
Выборы 1863 года даютъ следующіе результаты:
Внесённых в список круглым числом 326,000
Подающих голоса 240,000
За кандидатов правительства 82,000
За кандидатов оппозиціи 153,000
Безименных билетов 4,556
Отсутствующих или неподающ. голоса 86,000
Примечание. Число лиц, внесённых в список, еще уменьшилось с 1857: из 356,069 остается только 326,000 – разница в 30,000 голосов. Не смотря на это, число голосов, поданных за правительство, понизилось с 110,526, на 82,000, – разница в 28,000, и, наоборот, 96,299 голосов , преданных оппозиціи, усилились 57,000 голосов, перешедших в оппозицію из разряда отсутствовавших. Нет сомненія, что эти 57,000 голосов принадлежали народу, который со времени государственного переворота не являлся на выборы. По соображеніям, приведённым нами выше, мы можем заключить, что из 153,000 голосов, поданных за оппозицію в 1863 году, по крайней мере половина принадлежит рабочей демократіи.
После этого какое же значеніе, какой смысл имеют эти выборы?
В исторіи, может быть, не было примера, чтобы народ, в тесном смысле, в смысле сословія, в противоположность дворянству, буржуазіи и церкви, заявил каким нибудь поступком собственную мысль, собственную волю. Народ умел всегда только кричать: Да здравствует император ! или Да здравствует король!или Да здравствует господин ! или Да здравствует хозяин ! Римскій плебей, создав имперію, не основал ничего; напротив, он все разрушил. Он всегда неизменно выражал только одно: ненависть к патриціям. Сам он не произвёл никакой идеи; распри его с патриціями были просто бунты эксплуатируемых клиентов, чтобы не сказать – рабов. Дав Цезарю и его преемникам, до Августула включительно, безсменную диктатуру, римскій народ уничтожил республику и заменил ее самодержавием. Что значили во Франціи народные выборы с 89 года? Подражаніе или, вернее, содействие мещанским выборам. Народ играл в политику, как дети в солдатики. Ни санкюлотизм, ни робеспьеризм, ни бабувизм, ни бонапартизм не могли дать всеобщей подаче голосов самобытности и значенія. В 1799, 1804, 1815 годах народ вотировал за своего императора, а вовсе не за себя. Хартія 1814–1830 лишила массу права подачи голосов. Но что потеряла она чрез это? Что потеряли общественное право и свобода? Ровно ничего. Сам народ, повидимому, нисколько не жалел об этом. Февральская республика возвращает ему избирательное право. Но как он пользуется этим правом? Он выбирает преимущественно буржуа, орлеанистов, легитимистов, бонапартистов, республиканцев – кого ни попало, да вдобавок еще попов, монахов, поэтов и епископов. В учредительном и законодательном собраниях большинство реакціонеры. Потом народ избирает до трёх раз Лудовика Наполеона. Где тут, спрашиваю, державная, самостоятельная мысль?
И вот вдруг, через двенадцать лет по восстановлении имперіи, этотъ народ без всякой видимой причины делает крутой поворот, и 57,000 избирателей, рукоплескавших в 1851 году государственному перевороту и с тех пор хранивших молчаніе, внезапно переходят на сторону оппозиціи и численным перевесом решают парижскіе выборы против правительства. Чтоже имеет народ против своего великого избранника? На что он жалуется? Жаловаться! Это значило бы, что, по примеру старого дворянства, буржуазіи и духовенства, народ понимает себя, как сословіе; что на политику он смотрит с точки зрения своих особенных сословных интересов и стремится управлять правительством в своих особенных видах .Но ничего подобного никогда не было ни прежде, ни после революціи.
Вот это то и составляетъ характерную черту девятнадцатого века. В ней также нет ничего удивительного, как в полигаміи и рабстве времён патриархов, как в феодализме и папстве средних веков.
Когда между монархіей божественного права и рабочей сельской и городской массой стояли посредствующіе классы духовенства, дворянства и буржуазіи, или среднего сословія, народ не мог выдти на политическую арену: он не принадлежал себе; каждый простолюдин зависел от какого нибудь патрона, от господина, епископа или аббата. Революція 89 года разорвала эту связь; народ предоставлен самому себе, и из него составился класс пролетариев, работников на задельной плате, в противоположность классу собственников и капиталистов. В 1848 году соціализм, овладев этой нестройной массой, дал ей первую организацію: он создал из нее особое тело, вдохнул в нее мысль, душу, создал ей права, внушил различные идеи: право на труд, уничтоженіе задельной платы, пересозданіе собственности, ассоціацію, искорененіе пауперизма и т. д. Однимъ словом, простой народ, который до 1848 был ничто, который едва отличался от буржуазіи, хотя с 89 года и составлял отдельное сословіе de jure et de facto, вдруг пріобрел самостоятельность, благодаря именно тому, что был лишён всего и противопоставлен классу землевладельцев и промышленных эксплуататоров. Теперь, подобно буржуазіи 1789 года, он стремится стать всем.
Теперь для нас становится ясно настоящее и даже будущее. В 1848 году народ еще не понимал своего положенія; не знал, в чем состоят его выгоды; не сознавал своей идеи, и еще менее мог выработать из нее какую нибудь политическую систему. Первой мыслью толпы, привыкшей к рабству, было избрать себе повелителя. Повелителемъ этим сделался Наполеон. Так римскіе плебеи предались Цезарю, так мятежные невольники предались Спартаку.
Но восстановление имперіи не есть еще окончательное решеніе. По странной прихоти судьбы вышло так, что Людовик Наполеон, представитель народа, был в тоже время избран покровителем интересов буржуазіи, блюстителем старого общественного порядка, пересозданіе которого очевидно составляет задачу современнаго плебея. Очевидно, что после двенадцати лет ожиданія народ отвернулся от него. Подобно буржуазіи, которая хмурится и делает оппозицію своим конституціонным государям всякій раз, как интересы её страдают, народ вступил в оппозицію против своего избранника. Мы уже знаемъ результат этой оппозиціи, и теперь важно не обмануться в нем.
В 1863 и 1864 народ, вотируя за одно с известною частію буржуазіи и давая свои голоса её кандидатам, вовсе не имел в виду поддерживать систему парламентской монархіи и делать законную оппозицію; он ни под каким видом не хочет правленія, обыкновенно называемаго Орлеанизмом. Его не обманула интрига, имеющая целью, с помощью июльских постановленій и конституціи преобразовать имперію в пользу Бонапартов, устранив навсегда Орлеанов. Он понял сокровенный смысл этой оппозиціи, узнал маски, разгадал стремленія кандидатов. Он чувствовал, какое поруганіе нанесено свободе избирателей. Он был возмущён отступничеством и присягами некоторых лиц, и в людях, которых он посылал в законодательный корпус, он уже видел врагов своей идеи, союзников реакціи. Мог ли он не знать, что г. Жирарден, задушевный друг принца Наполеона, человек, открыто проповедующий политическій индифферентизм, станет работать в интересах императорского status quo? что г. Геру пристал к имперіи с большинством сен–симонистов? что сердечное согласіе господствует между господами Авеном и де Персиньи? Могъ ли он забыть, что г. Жюль Фавр , экс–секретарь министерства внутренних дел во время республики, поддерживал в 1848 президенство Наполеона против республиканских кандидатов, за одно с гг. Жирарденом, Виктором Гюго, Гарнье–Паже и т. д.; или как строг был в Марсели к соціалистам г. Эмиль Оливье, исполнявшій должность префекта и при временном правительстве, и при президенстве?
Какое же было дело народу до этих людей, до их мнений и до их прошлого? Он страстно хотел лишь одного: заявить свой разрыв с правительством, от которого он так мало ждал – и, чтобы вернее достигнуть своей цели, он забыл все нанесенные ему оскорбленія, кроме последнего – отказа принять его кандидатов .
Никто не давал себе труда подумать, выгодно ли рабочему классу соединиться с буржуазіей в великой избирательной манифестаціи? не нарушает ли его интересов принятие присяги, служащей залогом, если не безусловной преданности имперіи, то по крайней мере согласія на программу законной оппозиціи? Не решительнее ли был бы голос народа, не решительнее ли был бы удар, если бы урны наполнились безименными билетами и парижскіе выборы не состоялись бы? Но идеи еще недостаточно ушли впередъ; общественное мненіе еще не созрело; все воображали, что избраніе представителей составляет главную сущность пользованія правом подачи голосов, и все были заняты только тем, чтобы выборы пали на людей, которые, независимо от их сокровенных стремленій, как кандидатов, были бы известны, как противники правительства.
Будем говорить правду с резкою откровенностью: кажется, будто рабочій класс, которому здесь впервые предстояло говорить от своего собственного имени, привыкнув более действовать силою, чем работать головой, только о том и заботился, чтобы доказать, что у него большинство и сила и что к этим преимуществам он сумеет присоединить отныне волю и решимость; что для него также легко уничтожить, как и создать большинство, и что, дав Людовику Наполеону в 1848 году пять с половиной милліонов голосов, в 1851 – семь с половиной, в 1852 – семь миллионов восемьсот двадцать четыре тысячи сто восемьдесят девять голосов, он также легко может и отвергнуть оффиціальных кандидатов, если заблагорассудится.
II. Сельскіе выборы. Здесь прежде всего представляется возраженіе, на которое необходимо ответить, чтобы дать полное понятіе о выборах вообще и справедливо оценить народное движеніе не только в Париже, но и в департаментах. Мне весьма основательно замечали, что в приведённых мною таблицах выборов 1848, 1851 и 1852 годов городскіе и сельскіе голоса взяты безразлично вместе, между тем как по расположенію работников Парижа и других больших городов никак нельзя судить о крестьянах, которые до сих пор остаются верны императору и продолжают идти под его знаменем. Так в 1863 году, когда Париж и другіе большіе города дали оппозиціи 1,900,000 голосов, крестьяне дали правительству 5,500,000 голосов, что ставит его вне всякой опасности.
Оппозиція и ее журналы объясняют эти неблагопріятные для них результаты невежеством сельского народонаселенія сравнительно с городским, его изолированным положением, его робостью; по их уверениям, было бы совсем не то, если бы можно было действовать на него и руководить им, как городскими работниками… На это отвечает г. де Персиньи в речи, произнесенной им в Роанне: он цитирует римскую исторію, говоря, что различіе результатов городских и сельских выборов доказывает зрелость мысли, благоразуміе, последовательность и консерватизм, которые во все времена составляли отличительные свойства поселян сравнительно с безпокойной массой городского населенія.
Из этого видно, как склонны все партіи к самовосхваленію насчёт своих противников, не обращая вниманія на действительные факты и на истинные чувства народа. На чем основывается, спрашиваю, мненіе, будто наши поселяне менее способны или более благоразумны, чем наши ремесленники? Не во сто ли раз рациональнее предположить, что как те, так и другіе, будучи конечно способны заблудиться в политическом лабиринте, действуют прежде всего по внушенію своих задушевных мыслей и своих интересов? Поэтому соображенія парижской прессы всегда казались мне в высшей степени наглыми, равно как и историко–фантастические измышленія г. де Персиньи. Постараемся же узнать, в чем интерес крестьянина и что говорит ему его задушевная мысль, и тогда мы узнаем, что должно думать о большинстве голосов, данном им правительству.
В последніе сорок лет тот же разрыв, на который мы указали выше в городском населеніи между работником и буржуа, обнаруживается и в сельском населеніи между сельскими работниками и поземельными собственниками, особенно живущими в городах. Так как этот антагонизм имеет самый глубокій смысл, то мне, быть может, будут благодарны за его объясненіе.
В городах старый принцип феодализма удержался и продолжает развиваться, изменив лишь форму. Об этом свидетельствует с одной стороны промышленный и финансовый феодализм, так хорошо умеющій при случае вразумлять средній класс и пролетариат; с другой – стремленіе большей части буржуазіи, недовольствуясь своим званием чиновников, капиталистов, подрядчиков и негоціантов – присоединять ко всему этому еще званіе крупных поземельных собственников, верховных обладателей почвы. Наконец, тоже доказывают известные коммунистическіе тенденціи, некоторые плохо определившиеся корпоративные идеи рабочих классов. Между тем крестьяне сосредоточились на одной мысли: все более и более упрочивать за собою свободное пользованіе землею. Понятіе о собственности, одним словом, неодинаково у горожан и у поселян: отсюда и различіе в их образе действия. Один прежде всего добивается ренты, ищет чести обладанія; другой стремится к независимому труду, желает быть полным господином в сельском быту. Для первого собственность есть лен, для второго она все еще аллод. Разумеется, я употребляю эти выраженія для того только, чтобы яснее выразить мою мысль, вовсе не думая никому навязывать идеи, далеко превосходящие обыкновенные рутинные понятія. В самом деле, не найдется ни одного крестьянина, ни одного буржуа, исключая одних юристов, которые понимали бы значеніе этих терминов нашего древнего языка. А между тем эти слова, лен и аллод, выражают два различных права, два разные порядка вещей, два противоположных стремленія, проявляющиес в наше время в такой же силе, как и в средніе века, и которые, по моему мнению, совершенно уничтожить даже невозможно. Теперь, как и прежде, мысль крестьянина сосредоточена на аллодіальном владении. Он инстинктивно ненавидит горожан, корпораціи, цехи, мастерства, как ненавидел прежде помещиков–феодалов, и первая его забота состоит в том, чтобы изгнать пришлых рыночников, по выраженію нашего древнего права. Он хочет владеть землей нераздельно и, при помощи этого владенія, господствовать над городами и предписывать им свои законы. Эта мысль преобладанія земледелия над промышленностью есть та самая мысль, которая положила основаніе владычеству древнего Рима и решила победу этого земледельческого народа над могущественнейшими коммерческими и промышленными государствами древнего міра. В средніе века она поддерживала феодализм, а в ХVІІІ столетии была усвоена физіократами, но доселе еще неисчерпана. Отсюда глухая борьба, которая уже замечается в некоторых областях. Один из моих друзей выразил недавно эту мысль приблизительно в таких выражениях: «мы идём к открытой борьбе между городами и селами; крестьяне сделались богаты; три четверти городского населенія находятся в нужде; первые, привлекаемые приманкою торговли и промышленности, мало по малу овладевают городами, между тем как вторые окончательно раздавлены этой новой конкуренцией и высшей буржуазіей, главная квартира которой – Париж».
Итак одна и та же мысль руководит сельскими и городскими работниками. В городах рабочіе классы стремятся вытеснить буржуазію возвышением заработной платы, ассоціаціями, коалиціями, корпоративными обществами, обществами взаимного вспоможествованія; в сёлах – возвышением цен на работу и жалованья слугам, цены на землю, устранением фермерств, дроблением арендных земель на мелкіе участки и упроченіем за собой мелкой собственности. И так, война эта ведется всюду, но до сих пор, вследствие отсутствія основной мысли, организаціи и тактики, не произвела решительных результатов. Люди взаимно теснят друг друга, уничтожают, давят; крестьянин, сосед или фермер, поденщик или слуга, старается всеми силами вредить буржуа собственнику, но ничто не помогает. Все остается по прежнему: класс работников и класс собственников, рента и аренда.
Республика 1848 года дала как крестьянам так и городским работникам избирательное право. Но между тем как городскіе работники, по примеру буржуазіи, составляют оппозицію правительству, вотируя за одно с нею, поселянин, справедливо или нет, продолжает считать императора представителем аллодіальной системы, восторжествовавшей, благодаря революціи и продаже национальных имуществ. Напротив того, в короле, протекторе буржуазіи или главе дворянства, он видел всегда представителя лена, который его подозрительный взгляд видит теперь в лице капиталиста, фабриканта, директора торговых компаній, негоціанта, литератора или судьи. Наполеон I понимал это, и за то, несмотря на свое вероломство, так долго пользовался популярностію. Об этом можно судить по тому, что мы видели в 1830, 1840 и даже в 1852 г. Почти тоже теперь происходит в Италіи, где крестьяне сожалеют об австрійском правительстве, естественном враге и противнике буржуазіи, и проклинают конституціонное королевство, как памятник победы ненавистных господ, maladetti signori.
Устройство железных дорог сильно способствовало обогащенію многих департаментов, даже самых отдаленных от центров, особенно тех, где хлеб не составляет главного предмета производства, как в департаментах Эро, Гарда, Юры, Дуба и проч. . Изобиліе съестных припасов, явившееся вследствие огромного развитія промышленности, обогатило крестьянина. Для него открылись иностранные рынки; многіе предметы производства, как то: вино, плоды, овощи, которые в прежнее время потреблялись на месте за ничтожную цену, перевозятся теперь через огромные пространства и продаются с большим барышом. Поселянин не рассуждает о причинах: Cum hoc, ergo propter hoc; – все эти блага достались ему в период имперіи, и он благодарит за них императора. Ему необходима земля, как работнику капитал и орудія труда, и он добьется её, купив ее.
И так, дело крестьян и ремесленников дело общее. Сельская Marianne вполне соответствует городской Sociale. У них одни и теже враги. До 1863 оба великіе класса, представляющіе труд, крестьяне и ремесленники, без всяких предварительных соглашеній вотировали за императора; крестьяне и в 1863 и 1864 годах остались верны императорскому знамени, между тем как ремесленники без достаточной причины перешли на сторону буржуазіи. Я не говорю, что они поступили бы лучше, последовав примеру своих сельских братьев; но мне кажется, что было бы достойнее их подать им пример, объявив, что на будущее время они хотят действовать самостоятельно. Промышленная демократія Парижа и других больших городов, ушедшая вперёд, должна позаботиться о примиреніи между своею партіею и сельскою демократіею; ей следует позаботиться о том, чтобы не казаться аллодіалам поборницею лена. Конечно, Наполеон III, как и Наполеон I, представляется еще массе врагом старого порядка, покровителем поселянина против буржуазного феодализма. Под влиянием этого убеждения крестьяне вотировали за кандидатов правительства. Но наполеоновская идея стареется, как и все на свете; старый порядок далек от нас с тех пор, как на нём налег густой слой новых идей, законов, интересов; в обществе почувствовались новые потребности, и уже можно предвидеть день, когда и в провинціи произойдёт крутой поворот, какой случился в прошлом году в департаменте верхней Сены. На очереди стоят громадные задачи, разрешить которые власть неспособна. Дело идёт о том, чтобы сочетать земледелие с промышленностію и этим примирить сельское и городское населеніе; перестроить собственность по принципу взаимности и федеративного права; дать земледельческому классу новые учрежденія; решить в пользу крестьян и ремесленников вопросы о кредите, о застрахованіи, о наемной плате, о пекарнях, бойнях, огородничеств, о напитках и т. д.
Крестьянин питаетъ непреодолимое отвращеніе к фермерству и арендаторству, как работник к задельной плате; гораздо легче помочь ему сделаться собственником и потом взять с него большой налог, как законную долю общества с поземельной ренты, чем согласить его вечно делиться с отсутствующим собственником произведеніями земли и стад, добытыми тяжёлым трудом.
И так, не смотря на кажущееся и в настоящих выборах действительно существующее разномысліе между сельскими и городскими работниками, в основаніи стремленія их одни и те же. Цель их – полное освобожденіе работника, уничтоженіе поденной платы, изгнаніе рыночного барышника. С обеих сторон подавали голоса (т. е. те, кто подавал голоса, потому что с обеих сторон многіе вовсе не вотировали) с одинаковым стремленіем к реформам, с одинаковым сознанием силы и с одинаковым слепым увлечением.
И вот каков результат этих выборов, одинаково непонятных, как тем, кому они благопріятны, так и тем, кто перед ними дрожит, как оппозиціи, так и министерству. Между тем как непонятые крестьянскіе выборы поселяют уверенность в правительстве и приводят в отчаяніе наших мнимых либералов, городскіе, более ясные, сбили всех с толку. Они не только поразили правительство ужасом, поставили в тупик и смутили представителей либеральнаго бонапартизма, покрыли позором оффиціальных сводников, думавших сочетать цезаризм с плебейством, подвергли мистификаціи самих мистификаторов, – они все разрушили, обратили коалиціонный список в список разрыва, доказали нелепость парламентаризма. Устроивайте после этого конституціонную монархію при этих ураганах всеобщей подачи голосов!..Выборы обратили в ничто легальную оппозицію, подняли на смех честолюбцев и заклеймили присягавших. О, если народ хотел этим предостеречь своих патронов, то он вполне достиг своей цели! Он поступил как бык, который, чувствуя голод и желая разбудить спящего пастуха, протыкает ему ребра рогами.
По поводу этого я имею честь заметить державному народу:
Да, Властелин, ты большинство и сила, и из того, что ты большинство и сила, следует, что ты обладаешь правом, которым по справедливости ты должен пользоваться; но ты еще должен иметь идею, из которой вытекает для тебя другое право, более высокое. Почему же на этих выборах, где ты так прямо заявил себя, ты не сделал ничего для этого другого твоего права? Зачем, вместо того, чтобы проводить твою идею с свойственной тебе энергіей, ты поступил как раз против нее? Зачем ты, сильнейший из сильных, был груб и резок там, где следовало быть благоразумным? Знаешь ли, что своим поведением на выборах вместо того, чтобы подвинуть дело вперёд, ты произвёл только всеобщую путаницу? Выслушай же, что я тебе скажу: пока ты будешь только цифра и сила без идеи, ты будешь нуль; держава не будет принадлежать тебе; твои кандидаты будут отвергнуты, и ты останешься вьючным скотом
.