afa-punk-23
11-12-2015 15:05:33
АНАРХИЗМ: ОТ ИДЕИ К ДВИЖЕНИЮ, ОТ ДВИЖЕНИЯ – К МАССАМ
1. Постановка вопроса.
Возьму на себя смелость сказать, что если мы примем повестку дня так, как она сформулирована, мы рискуем погрузиться в бесконечно-устарелое видение ситуации, которое было актуально около ста лет назад: тогда, во время революции и сразу после нее в анархическом движении всерьез обсуждался вопрос, каким образом массы, разбуженные революцией, оказались с большевиками, а не с анархистами. Были тогда сильные сомнения в эффективности самого федеративного принципа анархической организации, который в ходе социальной борьбы оказался менее «эффективным», чем партийный принцип большевиков. Были (не принятые тогда анархистами) идеи в свою очередь создать «анархическую партию» с жесткой дисциплиной, были неоднократные попытки объединить для «общего дела» анархистов всех толков, были, наконец, случаи прямого перехода анархистов в лагерь большевиков, потому что «массы» оказались все-таки с ними. Партия большевиков поставила во главу угла революции вопрос о власти. И поначалу казалось, что большевики угадали в революции самое главное, подчинили себе «энергию масс» , что и позволило партии возглавить революцию и в конце концов «победить» в ней. Тогда «победа» большевиков казалась не подлежащей сомнению. Первые годы НЭПа, как хотелось надеяться, избавили РКП(б) от некоторых «вынужденных» методов избыточного насилия и централизма большевистского ЦК и заставили саму партию открыть широкий простор для социального и экономического творчества народа. Чего требовали тогда и анархисты. Поэтому именно для 1920-х годов характерны кипучие споры о формах анархического движения и о вовлечении в это движение «масс». Хотя слово «массы», конечно, взято прямиком из политического обихода большевиков (и позднее фашистов), которыми народ одинаково воспринимается лишь как идеальная смазка для колесницы Истории, то-и-дело застревающей на пути к прогрессу. Чтобы превратить народ в «массу» потребовалось разрушение основных институтов народной жизни: «обольшевичивание советов», разделение и разгром деревни, всех форм рабочего самоуправления, всех вышедших непосредственно из народа форм кооперативной организации – и превращение народа в разрозненный голый материал, из которого можно лепить что угодно (ср. «Котлован» А.Платонова). Прежде чем стать «массами», народ, должен быть хорошенько оболванен. Но поскольку цель анархизма – свободная личность в свободном обществе, разговор о «массах» применительно к анархизму звучит в принципе неприемлемо.
Надо сказать, что диктаторская, насквозь насильственная природа большевистской власти, сам характер «победы», одержанной большевиками, с лета 1918 (когда началась гражданская война и планомерный террор даже против социалистических партий), заставили некоторых видных деятелей революционного движения поставить вопрос ребром: если революция несводима к большевизму (а это для многих тогда было яснее, чем даже сегодня) – то что же тогда революция? Бывший член ЦК левых эсеров И.Штейнберг в своей книге «Нравственный лик революции» (1923), ревизуя опыт русской революции и, прежде всего, грандиозный провал опыта большевистского социального переустройства, написал: «социализм – это свободный поступок». Таким образом, он перевел «истинное событие революции» - пробуждение и преображение человека – из внешней политической сферы внутрь человеческой личности. То, что захват власти и победа над политическими противниками еще не означают никакого «социализма», было ясно и многим анархистам: об этом писал А.Боровой. Он подверг ревизии не только революционный опыт большевизма, но и анархизма 1917–1920-х годов. Он отвергал свойственный большинству анархистов того времени рационализм и механицизм, «веру в возможность построения анархизма как рационалистической и законченной системы, идеализацию и фетишизацию творческой силы масс – для Борового исходной и главной реальностью, творцом истории [также] является не масса, а личность»[1]. Для многих анархистов той поры такой подход был «сдачей» и отказом от правого революционного дела, но в то же время в самом русском анархизме второй половины 20-х годов вызрело течение, не совсем удачно именуемое в литературе «анархистами-мистиками», которое всерьез занималось именно личностью. Возглавили его А.А. Солонович и Н.И.Преферансов. Они читали анархически-ориентированные лекции в доме-музее П.А.Кропоткина. Были и другие, более серьезные, чем публичные лекции, формы работы этой организации, но все они были направлены на сознание, на работу с личностью. А.А.Солонович писал: «…человечество стоит перед истоками новой религии. В случае известных причин, о которых впоследствие будет случай говорить, - эта религия может быть определена, как религия Параклета-Утешителя[2]… …Все проповедники подлинной анархии являются предтечами Параклета, а среди них крупнейшими являются Бакунин, Толстой и Кропоткин…»[3] «Свобода является единственно приемлемой формой, под которой можно мыслить себе Бога…» «Нужно уметь уподобиться каждому человеку. Путь уподобления есть путь сопереживания, сорадования, сострадания…» «..Душа животных должна раскрыться перед человеком..» «Принцип «ненасилия», являющийся в существе своем принципом величайшей силы, ибо гигантская сила нужна, чтобы действовать ненасилием, но потому анархисты стремятся к могуществу, к мощи, но не к власти и насилию…» «Законы природы являются законами человека…» И анархизм, предлагаемый Солоновичем, сама форма противления тотальному большевистскому государству – она лежит в области духа: «Исторический процесс в человечестве – это процесс, совершающийся в сознаниях», «История человечества есть история состояния сознаний». Так возникает не только философский анархизм, но и «анархизм», как внутренняя задача обретения свободы, силы, самообладания, и в то же время ощущения своего родства с каждым человеком (обобщающее существительное «общество» здесь не подходит; а уж полупрезрительное «массы» - и подавно), с миром животных, растений и в конечном итоге со всей жизнью на Земле, во Вселенной и той запредельной Тайной, которая дана нам, людям, в архетипе Бога.
Как видно, уже в тетрадях А.А.Солоновича заложены все основные принципы философского анархизма: философия («Философия не сообщает нам никакого познания[4], но преобразует наше сознание»); практика по «преобразованию сознания», разработка «высших этажей» сознания; ненасильственные формы сопротивления как социальная практика, различные виды свободного творчества как социальная практика.
Эти идеи в разработанном виде пронизывают философские книги В.В.Налимова – одного из немногих оставшихся в живых участников этого движения – и в полной мере вводят любого желающего в проблематику современного философского анархизма. Таким образом, современный анархизм в значительной степени является философией думающего меньшинства.
2. Глобальные изменения в мире.
Когда накануне ХХ века анархизм числился в ряду революционных доктрин, подобных доктрине большевиков или социалистов-революционеров, тому были веские причины: во-первых, большинство основателей анархизма сами видели в нем прежде всего последовательно-революционное движение. Больше того: оно имело на своей стороне определенные слои тогдашнего общества, прямо заинтересованные в ограничении власти капитала и государства в фабричном производстве (рабочий анархо-синдикализм), и в принципиальном невмешательстве государства в дела хозяйствования (крестьянство). Этим объясняется существование такого мощного движения в русской революции, как махновщина. Однако, ХХ век последовательно покончил в передовых странах с крестьянством и уже в первые годы после Второй мировой войны стремительно видоизменил бытие рабочих, чтобы те не помышляли ни о каких революциях, тем более, радикальных.
Но не расслоение крестьянства и исход его в города, и не изменение социального статуса пролетариата определили кризис революционного анархизма. Покуда большевистская революция была единственной, уникальность ее опыта, как показалось по крайней мере многим, покрывала недостатки, связанные с государством пролетарской диктатуры. И прежде всего – массовые репрессии. Но когда случился целый ряд других «успешных» революций, когда опыт выявил свою повторяемость, издержки метода, предложенного Лениным или Мао Цзе-Дуном стали очевидными: нигде народ не получил самоуправления; вместо социализма в экономике восторжествовал самый жестокий госкапитализм; свободы слова, печати, собраний объявлялись прямо ненужными в государствах победившего пролетариата, при том, что пролетарское государство повсеместно оказывалось властью партийной элиты с харизматическим (или маразматическим) лидером во главе. Кровавые расправы над собственным народом достигли своего пика в революционной деятельности Пол Пота. Опыта «удачных» революций ХХ века (Китай, Югославия, Корея, Куба и др.), оказалось достаточно, чтобы сама идея революционного переустройства общества претерпела глубокий кризис.
Над этим много размышлял французский анархист, участник движения Сопротивления Арман Гатти: он побывал и в Китае, и в Югославии, в Латинской Америке. Самым непоправимым кажется ему то естественное безразличие, которое уже в момент победы революции или сразу вслед за нею поглощает неизвестных, часто анонимных борцов – и тех, что погибли, и тех, что выстояли. Кто вспомнит сегодня о казненных в Чикаго? Их давно забыли! Убитых во время Коммуны были десятки тысяч, во время Гражданской войны в Испании – сотни тысяч, в России - миллионы… И тогда что такое эти революции, в которые они так веровали? И что это такое вообще – революция? Миг? Миг свободы? В этот миг, в миг своего бунта, маленький человек улицы становится «кем-то большим, чем человек». Для Гатти весьма сомнительно, что новый человек может родиться, вырасти и утвердиться после победы революционеров. И что такое – победа революции? После режимов Сталина и Мао – кто ответит? Гатти отвечает по-своему: победа революции – это отказ от власти. Нет смысла брать власть в свои руки, чтобы натворить дел в духе Ленина – Сталина – Мао. И в то же время терпеть жестокую эксплуатацию «правящей верхушки», насилие полиции или оккупантов, издевательство прислужников и прихлебателей режима, бессмысленность «масс», высокомерие чиновников - ниже достоинства свободного человека. В этом – драматическое противоречие социальной жизни.
И что же делать с ним? Вопрос не из легких. В начале XXI века ответ, видимо, будет звучать так: научиться как-то по-иному работать с социальной материей. Пример махатмы Ганди многое подсказывает нам. К сожалению, не существует курсов, которые бы изучали опыт «ненасильственных» революций XX века.
Для Армана Гатти, участника войны с фашизмом и парижского бунта 1968-го, полем революционной деятельности на всю жизнь становится театр: то есть, опять-таки, сознание человека. Анархическая организация в этом случае представлена театральной труппой, а то, что в формулировке нашей сегодняшней темы названо «массами» - театральной аудиторией.
События двухтысячных с ясностью показывают, что «революционные» идеи сегодня являются не более, чем красивыми обертками, чаще всего маскирующими дела профессиональных полит-технологов. «Бархатные революции» стали красноречивым примером таких полит-технологий, которые позволяют хозяевам мира успешно менять правительства, бороться за сферы влияния и за ресурсы. Но это лишь одна сторона кризиса традиционной революционной идеологии.
Другая сторона заключается в том, что изменился сам характер противоречий, который когда-то питал эту революционную активность. И если когда-то это было только противоречие между трудом и капиталом, то сейчас это целый клубок глобальных противоречий, связанных с деятельностью человека и угрожающих самому существованию вида Homo Sapiens на планете. Государство, всегда бывшее главным предметом критики анархистов, перешагнуло границы своей естественной власти в глобальном мире. Слияние государств с банками и ТНК, хищническая борьба за природные ресурсы привели к невиданному экологическому кризису на планете и невероятной международной напряженности. Оружие массового уничтожения становится все совершеннее. Побочными продуктами засилья государств становятся невообразимые прежде «массы» бюрократов, проблемы коррупции, «расшатанности» законов и изменение самих методов государственного принуждения. Это привело к значительному усложнению проблемы власти. Прямое управление (принуждение) сменилось манипулированием интересами, как правило навязанными. «…В результате, - как полагает российский экономист И.Г.Поспелов, - все организации: партии, профсоюзы, армия и само государство ослабли, а власть в значительной степени перешла к манипуляторам: информационным империям, финансовым спекулянтам и мафиозным группам...» Слияние государства с этими группами, заимствование государством приемов манипулирования населением через СМИ, в конце концов нацеленное на то, чтобы превратить аморфного человека массы в послушного человека «потребляющей толпы» («оболванивание» народа было так же характерно для Франции Саркози, как и для России Путина), ставят перед анархистами вопрос о противодействии глобальной пропаганде, который, опять-таки неразрешим без непосредственной работы с личностью.
Проблемы, порожденные ростом населения Земли (этническая и конфессиональная напряженность, нагрузка на ресурсы планеты, терроризм), природные катаклизмы, связанные с бурными проявлениями «теплового разбаланса» Земли, рост мегаполисов, деградация образования, господство масс-культа и утрата подлинной культуры – вот приблизительно тот комплекс проблем, с которыми приходится сталкиваться современным анархистам. Участие анархистов в протестных акциях вместе с активистами зеленого движения понятно и оправданно, но как обрисовать собственную задачу анархистов в современном мире? Да и существует ли такая в отрыве от других цивилизационных задач? Очевидно, да. Хотя в третьем тысячелетии мы боремся не за чистоту «революционных принципов», а за само выживание человечества как вида! Но и бороться за это выживание можно по-разному. Как это ни парадоксально, анархизм, которому в XIX веке было отказано в «научности» (в отличие от «строго научного» учения Маркса) ныне, в XXI веке, оказался движением, наиболее подготовленным к восприятию новой цивилизационной парадигмы: став главной системообразующей силой на Земле, человечество должно принять ответственность за развитие биосферы, целенаправленно влияя на процессы самоорганизации общества и природных экосистем. Самоорганизация, как ясно показывает синергетика, есть естественное свойство живых систем (в том числе и социальных). Попытки по своему усмотрению «регулировать» процессы жизни, заключать их в жесткие рамки, подавлять или уничтожать их неизбежно ведет к катастрофам различного уровня. В.В.Налимов в главе «В защиту анархизма»[5] предлагает такое видение проблемы: анархизм есть всегда парадоксальный ответ на злобу дня. Непосредственно злобе, яростной нетерпимости он противопоставляет ненасильственное сопротивление. Как говорил А.А.Солонович, «…гигантская сила нужна, чтобы действовать ненасилием, но потому анархисты стремятся к могуществу, к мощи, но не к власти и насилию…» Борьба с глобализацией государственной власти может включать в себя борьбу за полноценное образование и продвижение своих депутатов в органы законодательной власти: чиновники и законы должны быть под контролем! А.Швейцер: «…мы должны жить в этом несимпатичном и нездоровом современном государстве и надеяться преобразовать его в здоровое государство. От нас требуется почти невозможная способность к вере в силу духа. Но миро- и жизнеутверждение дает нам эту способность…»[6]. Борьба с монополизмом и глобализмом не может ограничиваться участием в антиглобалистских маршах. Она должна быть и борьбой против манипуляторских методов воздействия «властных структур» на сознание «масс». Она должна быть также борьбой за право человека на свободный труд, право, не боясь монополий и преступного мира, вести свое дело, что требует изменений в самых глубинах существующего ныне в России коррупционного законодательства[7]. Альтернативные анархические модели экономики являются серьезным аргументом в этой борьбе. Также, повидимому, целесообразно участие анархо-ориентированных людей в таких самоуправляемых сельских поселениях как «Кучугуры» и создание аналогичных. Новая культура должна родиться и окрепнуть в недрах старой. Борьба с терроризмом, национальной и религиозной нетерпимостью требует своеобразного миссионерства, вживания в смыслы чужих культур, возобновления диалога с их носителями. От того, удастся ли безнасильственным методом преодолеть эти проблемы, во многом зависит будущее человечества, - пишет В.В.Налимов. Борьба с разрушением природы требует активных протестных действий, умения организовать пикетирование, сбор подписей, компании протеста, смысл которых должен быть ясен властям. Может быть в ряде случаев потребуется предложить и отстаивать альтернативное решение вопроса. Это требует, конечно, высокой степени компетентности. Но ничего не поделаешь – это вызов времени. Участие в радикальном экологическом движении, мне кажется, принципиально для анархиста. Следующим пунктом В.В. Налимов называет борьбу с методологическим принуждением в науке, ссылаясь при этом на работу П.Фейерабенда[8]. Следующим важнейшим пунктом является борьба с несвободой в религиозности. Со времен М.Бакунина анархизм позиционировал себя как атеистическое учение[9]. С тех пор наши представления о Божественном измерении мира претерпели огромные изменения. Невероятное количество материала, накопленное современной психологией, прямо свидетельствует о наличии священного или духовного измерения мира (только западная технократическая цивилизация пришла к отрицанию такового). Однако, - пишет С.Гроф, - «В сегодняшнем потрясаемом страстями мире религии в своём нынешнем виде скорее являются частью проблем, чем частью решений»[10]. «По целому ряду причин за время своего существования организованная религия проявляет склонность к утрате связи со своим изначальным духовным источником. И когда она оказывается отделенной от своей переживательной матрицы, ее доктрины вырождаются в догмы, ритуалы – в пустую обрядность, а космическая этика – в морализм. …Остатки того, что было когда-то живым духовным целым, теперь гораздо больше напоминают застывшую лаву, чем бушующую восхитительную магму мистического переживания, их сотворившего…» (там же).
Независимо от С.Грофа к такому же выводу приходит и В.В.Налимов: «Религии в большинстве своих проявлений оказались на обочине современой культуры. И в то же время религия очень нужна современному обществу. Нужно снова восстановить утраченную связь со Вселенной во всем многообразии ее проявлений. Но сделать это надо так, чтобы религия вписалась в современную культуру со всем ее критицизмом, почерпнутым из науки и философии. Религия, сохраняя себя, должна найти такие формы своего проявления, которые позволили бы ей попасть в резонанс с современными запросами»[11]. Борьба за свободу в текущей повседневной жизни сегодня, быть может, не так важна, сколько работа по максимальному расширению сознания, поскольку наши представления о мире, о его физических законах, о личности и о том, что находится за ее пределами претерпели существеннейшие изменения. Вероятно, нужны новые просветительские семинары, новые университеты. Ибо, - как пишет С.Гроф, – «…нынешний глобальный кризис в своей основе является кризисом духовно-психическим, ибо он отражает уровень эволюции сознания человеческого вида. Именно поэтому трудно представить, чтобы он был разрешен без коренного внутреннего преображения человечества в широком масштабе и его восхождения на более высокий уровень эмоциональной зрелости и духовного осознавания»[12]. Больше того, убежден Гроф, «коренное духовно-психологическое преображение человечества уже происходит. Вопрос только в том, может ли оно быть настолько быстрым и обширным, чтобы обратить вспять нынешнюю направленность современного человечества к самоуничтожению» (там же).
3. Анархизм. Движение. Массы.
Исходя из всего вышесказанного ясно, что задача современного анархизма заключается совсем не в том, чтобы «на плечах масс» ворваться в историю и перевернуть ее, а в том, чтобы исподволь менять ход истории, максимально расширяя горизонты человеческого сознания, что есть задача настолько же революционная, насколько просветительская.
Такие фундаментальные для современной науки открытия, как «принцип дополнительности» Н.Бора[13], теорема Гёделя («сложная система неполна, если она не противоречива»), вероятностная логика Бейеса (см. В.Налимов, «Спонтанность сознания», М., 2007), могут служить научной опорой для анархического образа мышления. В этом смысле высказывание А.Борового, разочарованного рационализмом современной ему науки, о том что «В «знании» противоречия – недопустимы, вера знает – любые противоречия. Всякое знание может быть опровергнуто, а веру опровергнуть нельзя. И анархизм есть вера»[14] – они сегодня кажутся настолько же наивными, настолько наивно представление о личности, как о «самоочевидной реальности». Анархизм может научно опираться на вероятностную логику и теорию смыслов[15], а личность по-прежнему остается загадкой. Сегодня психология лишь приближается к пониманию «многоуровневой» (и далеко не самоочевидной) природы личности, включающей и «трансперсональный» (надличностный уровень), на котором возможно отождествление с другими людьми, животными и растениями; переживание единства с космической жизнью; преодоление пространства и времени; сверхъестественные физические подвиги; спиритические и медиумические переживания; энергетические феномены тонкого тела; встречи с духами-хранителями и сверхъестественными существами; Переживание Творца и проникновение в космическое творение…
Понимание сложных взаимосвязей планетарной Жизни[16], понимание Земли, как единой живой системы[17] сегодня становятся столь же важными для анархиста, как в свое время откровение М.Бакунина о творческих потенциях бунта или удивительное исследование П.Кропоткина о солидарности в живом мире, как основе человеческой морали («Взаимная помощь, как фактор эволюции»). Кстати, эти идеи «кооперации» в биологии и социальной жизни получили дальнейшее нетривиальное развитие в работах академика Г.А.Заварзина[18]
Как я понимаю современный анархизм? Это один из способов прочтения, одна из интерпретаций этого мира, связанный с архетипом свободы. Что еще характерно для этой интерпретации? Частотный анализ помог бы четче определить ключевые слова, но я выстрою их в произвольном порядке: Свобода, достоинство, личность, сопротивление, антиэтатизм, антиглобализм; творчество, спонтанность, самоорганизация; ненасилие, отказ от потребительства и косности «масс», «революция внутри себя», овладение эзотерическими практиками. Это важные именно для меня ключевые слова. Другой, быть может, подберет иные ключики, и у него, соответственно, получится несколько «иной анархизм». Не вижу в этом ничего страшного. В том, что анархизм предполагает за другой личностью право на собственное мнение и не стремится тотчас уничтожить это мнение, опираясь на волю большинства (демократический централизм) – цивилизационная заслуга анархизма. В конечном счете злободневные вопросы анархического движения и анархические «нетривиальные» подходы к ним будут так или иначе подсказаны действительностью, которая уже сейчас предельно-жестко ставит некоторые цивилизационные вопросы (загрязнение; проблема мегаполисов; проблема ресурсов; проблема «климатической войны» объявленной нам Землею и, в связи с нею, проблема «экосистемной» экономики).
Вопрос о формах анархического движения, который всегда так волнует секретные службы, видимо, нуждается в обсуждении, если устроители встреч вынесли его на повестку дня, но по-моему, оно (движение) должно быть максимально открытым, нацеленным на просветительскую задачу и конкретный активизм. Оно должно выдвинуть четкую программу, соответствующую сложности ситуации на Земле, оно должно бороться за место в законодательных органах (связанных с созданием законов, ограничивающих власть тотального государства и межнациональных корпораций)[19].Что же касается «революционного возбуждения» масс… В современном своем состоянии – как показали протестные митинги в Москве - «масса» очень во многом инфантильна и безответственна. Но не учитывать момент, фактор сплоченности, решимсти требовать перемен – тоже нельзя. И то, что у анархистов не оказалось взвешенных лозунгов и лидера, способного их продвигать, позволило экстремистским лидерам увести «массу» за собой в бессмысленный и слепой протест. Не дело анархиста искать симпатии такой массы. Здесь кроется противоречие, которое сам я разрешить не могу.
С одной стороны, не дело анархиста – «работать с массой». Для управления массой, толпой еще во времена Сталина и Гитлера были выработаны весьма эффективные приемы. ЦРУ эту работу продолжило и, в некотором смысле, довело до совершенства. Мне кажется, анархизм должен заниматься чем-то совершенно противоположным. Его дело – бороться за человека. От того, насколько эта борьба будет интересна, захватывающа, драматична – зависит и то, какие люди составят сочувствующую анархическому движению оболочку. А с другой стороны – что делать в момент общественного подъема? Очевидно, быть к нему готовым. Что значит «быть готовым»? Знать, каких изменений требовать в одной области жизни, в другой, в третьей. В системе школьного и высшего образования, в экономике, в экологии, в социальной жизни и в организации науки. Надо знать, кого, грубо говоря – «долой»? Кто из министров проявил наибольшую некомпетентность? Кто лоббирует интересы транснациональных корпораций? В чьем ведомстве самая жестокая коррупция? Какие законы тормозят развитие общества или не исполняются? Составление такой программы, своего рода всеобъемлющее изучение действительности, в рамках анархического университета или в других формах мог бы быть средством, которое в процессе работы вылепило бы контуры самого анархического движения, и, с другой стороны, перекинуло бы мостик от личности к «массам».
В.В.Налимов в своих воспоминаниях назвал анархизм «идеалом социальной праведности». Мне близка эта мысль. «Полное безвластие остается для нас, конечно, только идеалом. Идеалом социальной святости. Идеалом истинного христианства и одновременно буддизма. В реальной жизни все устраивается так, как оно может устроиться. Но идеал, если он отчетливо разработан и достаточно осмыслен, помогает благоустройству жизни. Сейчас мы ждем не полного уничтожения власти, а скорее ее «укрощения».
Заканчивая этот текст я хотел бы почтить память тех кто погиб в неравной борьбе, попытавшись в те суровые дни сохранить идеал. Они пошли на жертву. Жертва – это предельное проявление человеческого достоинства» [20].
На этом я бы хотел завершить обзор заявленной темы.
[1] П.Рябов «Философия классического анархизма», М, 2007, с. 298
[2] Одно из гностических имен Христа
[3] Цит. по В.В.Налимов. «Канатоходец», М., 1994, с. 144-145.
[4] А.А.Солонович был ученый-математик. Поэтому столь весома его критика научных объяснений мира: «Наука объясняет, а это совсем не то, что познание. В основе категории познания лежит истина, а в основе объяснения лежит власть – стремление к власти, к овладению вещами…»
[5] См. «Канатоходец», с. 344-353
[6] А.Швейцер. Благоговение перед жизнью. М., 1992, с.236.
[7] «Коррупционные схемы» в российские законы заложил еще Петр I, предписывая, например, лесничим зарплату платить маленькую, «ибо должность сия воровская».
[8] П.Фейерабенд. Против методологического принуждения. Очерк анархической теории познания. М, 1986.
[9] Фихтеанский период в жизни М.А.Бакунина не в счет: тогда его анархическое мировоззрение еще не сложилось. А сложившееся мировоззрение породило работу «Федерализм, социализм, антитеологизм», ставшую знаменем революционного атеизма.
[10] С.Гроф. Психология будущего. Уроки современных исследований сознания. М., 2003 с. 265.
[11] См. В.В.Налимов. «Канатоходец», с. 350.
[12] См. С.Гроф, с. 361.
[13] Согласно «принципу дополнительности» Н.Бора для характеристики сложных систем необходимо применять взаимоисключающие «дополнительные» классы понятий, каждый из которых порождает свою логически непротиворечивую линию суждений, которая, однако, не совмещается с другой – и столь же непротиворечивой внутренне – линией суждений.
[14] П.Рябов, с. 301.
[15] В.В.Налимов. Спонтанность сознания. М., 2007.
[16] См. Фритьоф Капра. «Паутина жизни». М., 2003.
[17] См. А.Арманд. «Эксперимент «Гея», проблема живой Земли» М., 2001. J. Lovelock. Geophisiology – The Science of Gaya // 1. Gaya hipotesis – Congresses. 2. Geobiology – Congresses. Massachusetts Institute of Technology. 1991.
[18] Г.А.Заварзин. Какосфера. М., 2011.
[19] А как же? «Взять на себя ответственность за происходящее» значит – гнуть свою линию на уровне законов, которыми управляется социальная жизнь.
[20] В.В.Налимов. «Канатоходец», с. 352.
Автор: Василий Голованов
Источник: https://v-nalimov.ru/community/communityarticles/654/
1. Постановка вопроса.
Возьму на себя смелость сказать, что если мы примем повестку дня так, как она сформулирована, мы рискуем погрузиться в бесконечно-устарелое видение ситуации, которое было актуально около ста лет назад: тогда, во время революции и сразу после нее в анархическом движении всерьез обсуждался вопрос, каким образом массы, разбуженные революцией, оказались с большевиками, а не с анархистами. Были тогда сильные сомнения в эффективности самого федеративного принципа анархической организации, который в ходе социальной борьбы оказался менее «эффективным», чем партийный принцип большевиков. Были (не принятые тогда анархистами) идеи в свою очередь создать «анархическую партию» с жесткой дисциплиной, были неоднократные попытки объединить для «общего дела» анархистов всех толков, были, наконец, случаи прямого перехода анархистов в лагерь большевиков, потому что «массы» оказались все-таки с ними. Партия большевиков поставила во главу угла революции вопрос о власти. И поначалу казалось, что большевики угадали в революции самое главное, подчинили себе «энергию масс» , что и позволило партии возглавить революцию и в конце концов «победить» в ней. Тогда «победа» большевиков казалась не подлежащей сомнению. Первые годы НЭПа, как хотелось надеяться, избавили РКП(б) от некоторых «вынужденных» методов избыточного насилия и централизма большевистского ЦК и заставили саму партию открыть широкий простор для социального и экономического творчества народа. Чего требовали тогда и анархисты. Поэтому именно для 1920-х годов характерны кипучие споры о формах анархического движения и о вовлечении в это движение «масс». Хотя слово «массы», конечно, взято прямиком из политического обихода большевиков (и позднее фашистов), которыми народ одинаково воспринимается лишь как идеальная смазка для колесницы Истории, то-и-дело застревающей на пути к прогрессу. Чтобы превратить народ в «массу» потребовалось разрушение основных институтов народной жизни: «обольшевичивание советов», разделение и разгром деревни, всех форм рабочего самоуправления, всех вышедших непосредственно из народа форм кооперативной организации – и превращение народа в разрозненный голый материал, из которого можно лепить что угодно (ср. «Котлован» А.Платонова). Прежде чем стать «массами», народ, должен быть хорошенько оболванен. Но поскольку цель анархизма – свободная личность в свободном обществе, разговор о «массах» применительно к анархизму звучит в принципе неприемлемо.
Надо сказать, что диктаторская, насквозь насильственная природа большевистской власти, сам характер «победы», одержанной большевиками, с лета 1918 (когда началась гражданская война и планомерный террор даже против социалистических партий), заставили некоторых видных деятелей революционного движения поставить вопрос ребром: если революция несводима к большевизму (а это для многих тогда было яснее, чем даже сегодня) – то что же тогда революция? Бывший член ЦК левых эсеров И.Штейнберг в своей книге «Нравственный лик революции» (1923), ревизуя опыт русской революции и, прежде всего, грандиозный провал опыта большевистского социального переустройства, написал: «социализм – это свободный поступок». Таким образом, он перевел «истинное событие революции» - пробуждение и преображение человека – из внешней политической сферы внутрь человеческой личности. То, что захват власти и победа над политическими противниками еще не означают никакого «социализма», было ясно и многим анархистам: об этом писал А.Боровой. Он подверг ревизии не только революционный опыт большевизма, но и анархизма 1917–1920-х годов. Он отвергал свойственный большинству анархистов того времени рационализм и механицизм, «веру в возможность построения анархизма как рационалистической и законченной системы, идеализацию и фетишизацию творческой силы масс – для Борового исходной и главной реальностью, творцом истории [также] является не масса, а личность»[1]. Для многих анархистов той поры такой подход был «сдачей» и отказом от правого революционного дела, но в то же время в самом русском анархизме второй половины 20-х годов вызрело течение, не совсем удачно именуемое в литературе «анархистами-мистиками», которое всерьез занималось именно личностью. Возглавили его А.А. Солонович и Н.И.Преферансов. Они читали анархически-ориентированные лекции в доме-музее П.А.Кропоткина. Были и другие, более серьезные, чем публичные лекции, формы работы этой организации, но все они были направлены на сознание, на работу с личностью. А.А.Солонович писал: «…человечество стоит перед истоками новой религии. В случае известных причин, о которых впоследствие будет случай говорить, - эта религия может быть определена, как религия Параклета-Утешителя[2]… …Все проповедники подлинной анархии являются предтечами Параклета, а среди них крупнейшими являются Бакунин, Толстой и Кропоткин…»[3] «Свобода является единственно приемлемой формой, под которой можно мыслить себе Бога…» «Нужно уметь уподобиться каждому человеку. Путь уподобления есть путь сопереживания, сорадования, сострадания…» «..Душа животных должна раскрыться перед человеком..» «Принцип «ненасилия», являющийся в существе своем принципом величайшей силы, ибо гигантская сила нужна, чтобы действовать ненасилием, но потому анархисты стремятся к могуществу, к мощи, но не к власти и насилию…» «Законы природы являются законами человека…» И анархизм, предлагаемый Солоновичем, сама форма противления тотальному большевистскому государству – она лежит в области духа: «Исторический процесс в человечестве – это процесс, совершающийся в сознаниях», «История человечества есть история состояния сознаний». Так возникает не только философский анархизм, но и «анархизм», как внутренняя задача обретения свободы, силы, самообладания, и в то же время ощущения своего родства с каждым человеком (обобщающее существительное «общество» здесь не подходит; а уж полупрезрительное «массы» - и подавно), с миром животных, растений и в конечном итоге со всей жизнью на Земле, во Вселенной и той запредельной Тайной, которая дана нам, людям, в архетипе Бога.
Как видно, уже в тетрадях А.А.Солоновича заложены все основные принципы философского анархизма: философия («Философия не сообщает нам никакого познания[4], но преобразует наше сознание»); практика по «преобразованию сознания», разработка «высших этажей» сознания; ненасильственные формы сопротивления как социальная практика, различные виды свободного творчества как социальная практика.
Эти идеи в разработанном виде пронизывают философские книги В.В.Налимова – одного из немногих оставшихся в живых участников этого движения – и в полной мере вводят любого желающего в проблематику современного философского анархизма. Таким образом, современный анархизм в значительной степени является философией думающего меньшинства.
2. Глобальные изменения в мире.
Когда накануне ХХ века анархизм числился в ряду революционных доктрин, подобных доктрине большевиков или социалистов-революционеров, тому были веские причины: во-первых, большинство основателей анархизма сами видели в нем прежде всего последовательно-революционное движение. Больше того: оно имело на своей стороне определенные слои тогдашнего общества, прямо заинтересованные в ограничении власти капитала и государства в фабричном производстве (рабочий анархо-синдикализм), и в принципиальном невмешательстве государства в дела хозяйствования (крестьянство). Этим объясняется существование такого мощного движения в русской революции, как махновщина. Однако, ХХ век последовательно покончил в передовых странах с крестьянством и уже в первые годы после Второй мировой войны стремительно видоизменил бытие рабочих, чтобы те не помышляли ни о каких революциях, тем более, радикальных.
Но не расслоение крестьянства и исход его в города, и не изменение социального статуса пролетариата определили кризис революционного анархизма. Покуда большевистская революция была единственной, уникальность ее опыта, как показалось по крайней мере многим, покрывала недостатки, связанные с государством пролетарской диктатуры. И прежде всего – массовые репрессии. Но когда случился целый ряд других «успешных» революций, когда опыт выявил свою повторяемость, издержки метода, предложенного Лениным или Мао Цзе-Дуном стали очевидными: нигде народ не получил самоуправления; вместо социализма в экономике восторжествовал самый жестокий госкапитализм; свободы слова, печати, собраний объявлялись прямо ненужными в государствах победившего пролетариата, при том, что пролетарское государство повсеместно оказывалось властью партийной элиты с харизматическим (или маразматическим) лидером во главе. Кровавые расправы над собственным народом достигли своего пика в революционной деятельности Пол Пота. Опыта «удачных» революций ХХ века (Китай, Югославия, Корея, Куба и др.), оказалось достаточно, чтобы сама идея революционного переустройства общества претерпела глубокий кризис.
Над этим много размышлял французский анархист, участник движения Сопротивления Арман Гатти: он побывал и в Китае, и в Югославии, в Латинской Америке. Самым непоправимым кажется ему то естественное безразличие, которое уже в момент победы революции или сразу вслед за нею поглощает неизвестных, часто анонимных борцов – и тех, что погибли, и тех, что выстояли. Кто вспомнит сегодня о казненных в Чикаго? Их давно забыли! Убитых во время Коммуны были десятки тысяч, во время Гражданской войны в Испании – сотни тысяч, в России - миллионы… И тогда что такое эти революции, в которые они так веровали? И что это такое вообще – революция? Миг? Миг свободы? В этот миг, в миг своего бунта, маленький человек улицы становится «кем-то большим, чем человек». Для Гатти весьма сомнительно, что новый человек может родиться, вырасти и утвердиться после победы революционеров. И что такое – победа революции? После режимов Сталина и Мао – кто ответит? Гатти отвечает по-своему: победа революции – это отказ от власти. Нет смысла брать власть в свои руки, чтобы натворить дел в духе Ленина – Сталина – Мао. И в то же время терпеть жестокую эксплуатацию «правящей верхушки», насилие полиции или оккупантов, издевательство прислужников и прихлебателей режима, бессмысленность «масс», высокомерие чиновников - ниже достоинства свободного человека. В этом – драматическое противоречие социальной жизни.
И что же делать с ним? Вопрос не из легких. В начале XXI века ответ, видимо, будет звучать так: научиться как-то по-иному работать с социальной материей. Пример махатмы Ганди многое подсказывает нам. К сожалению, не существует курсов, которые бы изучали опыт «ненасильственных» революций XX века.
Для Армана Гатти, участника войны с фашизмом и парижского бунта 1968-го, полем революционной деятельности на всю жизнь становится театр: то есть, опять-таки, сознание человека. Анархическая организация в этом случае представлена театральной труппой, а то, что в формулировке нашей сегодняшней темы названо «массами» - театральной аудиторией.
События двухтысячных с ясностью показывают, что «революционные» идеи сегодня являются не более, чем красивыми обертками, чаще всего маскирующими дела профессиональных полит-технологов. «Бархатные революции» стали красноречивым примером таких полит-технологий, которые позволяют хозяевам мира успешно менять правительства, бороться за сферы влияния и за ресурсы. Но это лишь одна сторона кризиса традиционной революционной идеологии.
Другая сторона заключается в том, что изменился сам характер противоречий, который когда-то питал эту революционную активность. И если когда-то это было только противоречие между трудом и капиталом, то сейчас это целый клубок глобальных противоречий, связанных с деятельностью человека и угрожающих самому существованию вида Homo Sapiens на планете. Государство, всегда бывшее главным предметом критики анархистов, перешагнуло границы своей естественной власти в глобальном мире. Слияние государств с банками и ТНК, хищническая борьба за природные ресурсы привели к невиданному экологическому кризису на планете и невероятной международной напряженности. Оружие массового уничтожения становится все совершеннее. Побочными продуктами засилья государств становятся невообразимые прежде «массы» бюрократов, проблемы коррупции, «расшатанности» законов и изменение самих методов государственного принуждения. Это привело к значительному усложнению проблемы власти. Прямое управление (принуждение) сменилось манипулированием интересами, как правило навязанными. «…В результате, - как полагает российский экономист И.Г.Поспелов, - все организации: партии, профсоюзы, армия и само государство ослабли, а власть в значительной степени перешла к манипуляторам: информационным империям, финансовым спекулянтам и мафиозным группам...» Слияние государства с этими группами, заимствование государством приемов манипулирования населением через СМИ, в конце концов нацеленное на то, чтобы превратить аморфного человека массы в послушного человека «потребляющей толпы» («оболванивание» народа было так же характерно для Франции Саркози, как и для России Путина), ставят перед анархистами вопрос о противодействии глобальной пропаганде, который, опять-таки неразрешим без непосредственной работы с личностью.
Проблемы, порожденные ростом населения Земли (этническая и конфессиональная напряженность, нагрузка на ресурсы планеты, терроризм), природные катаклизмы, связанные с бурными проявлениями «теплового разбаланса» Земли, рост мегаполисов, деградация образования, господство масс-культа и утрата подлинной культуры – вот приблизительно тот комплекс проблем, с которыми приходится сталкиваться современным анархистам. Участие анархистов в протестных акциях вместе с активистами зеленого движения понятно и оправданно, но как обрисовать собственную задачу анархистов в современном мире? Да и существует ли такая в отрыве от других цивилизационных задач? Очевидно, да. Хотя в третьем тысячелетии мы боремся не за чистоту «революционных принципов», а за само выживание человечества как вида! Но и бороться за это выживание можно по-разному. Как это ни парадоксально, анархизм, которому в XIX веке было отказано в «научности» (в отличие от «строго научного» учения Маркса) ныне, в XXI веке, оказался движением, наиболее подготовленным к восприятию новой цивилизационной парадигмы: став главной системообразующей силой на Земле, человечество должно принять ответственность за развитие биосферы, целенаправленно влияя на процессы самоорганизации общества и природных экосистем. Самоорганизация, как ясно показывает синергетика, есть естественное свойство живых систем (в том числе и социальных). Попытки по своему усмотрению «регулировать» процессы жизни, заключать их в жесткие рамки, подавлять или уничтожать их неизбежно ведет к катастрофам различного уровня. В.В.Налимов в главе «В защиту анархизма»[5] предлагает такое видение проблемы: анархизм есть всегда парадоксальный ответ на злобу дня. Непосредственно злобе, яростной нетерпимости он противопоставляет ненасильственное сопротивление. Как говорил А.А.Солонович, «…гигантская сила нужна, чтобы действовать ненасилием, но потому анархисты стремятся к могуществу, к мощи, но не к власти и насилию…» Борьба с глобализацией государственной власти может включать в себя борьбу за полноценное образование и продвижение своих депутатов в органы законодательной власти: чиновники и законы должны быть под контролем! А.Швейцер: «…мы должны жить в этом несимпатичном и нездоровом современном государстве и надеяться преобразовать его в здоровое государство. От нас требуется почти невозможная способность к вере в силу духа. Но миро- и жизнеутверждение дает нам эту способность…»[6]. Борьба с монополизмом и глобализмом не может ограничиваться участием в антиглобалистских маршах. Она должна быть и борьбой против манипуляторских методов воздействия «властных структур» на сознание «масс». Она должна быть также борьбой за право человека на свободный труд, право, не боясь монополий и преступного мира, вести свое дело, что требует изменений в самых глубинах существующего ныне в России коррупционного законодательства[7]. Альтернативные анархические модели экономики являются серьезным аргументом в этой борьбе. Также, повидимому, целесообразно участие анархо-ориентированных людей в таких самоуправляемых сельских поселениях как «Кучугуры» и создание аналогичных. Новая культура должна родиться и окрепнуть в недрах старой. Борьба с терроризмом, национальной и религиозной нетерпимостью требует своеобразного миссионерства, вживания в смыслы чужих культур, возобновления диалога с их носителями. От того, удастся ли безнасильственным методом преодолеть эти проблемы, во многом зависит будущее человечества, - пишет В.В.Налимов. Борьба с разрушением природы требует активных протестных действий, умения организовать пикетирование, сбор подписей, компании протеста, смысл которых должен быть ясен властям. Может быть в ряде случаев потребуется предложить и отстаивать альтернативное решение вопроса. Это требует, конечно, высокой степени компетентности. Но ничего не поделаешь – это вызов времени. Участие в радикальном экологическом движении, мне кажется, принципиально для анархиста. Следующим пунктом В.В. Налимов называет борьбу с методологическим принуждением в науке, ссылаясь при этом на работу П.Фейерабенда[8]. Следующим важнейшим пунктом является борьба с несвободой в религиозности. Со времен М.Бакунина анархизм позиционировал себя как атеистическое учение[9]. С тех пор наши представления о Божественном измерении мира претерпели огромные изменения. Невероятное количество материала, накопленное современной психологией, прямо свидетельствует о наличии священного или духовного измерения мира (только западная технократическая цивилизация пришла к отрицанию такового). Однако, - пишет С.Гроф, - «В сегодняшнем потрясаемом страстями мире религии в своём нынешнем виде скорее являются частью проблем, чем частью решений»[10]. «По целому ряду причин за время своего существования организованная религия проявляет склонность к утрате связи со своим изначальным духовным источником. И когда она оказывается отделенной от своей переживательной матрицы, ее доктрины вырождаются в догмы, ритуалы – в пустую обрядность, а космическая этика – в морализм. …Остатки того, что было когда-то живым духовным целым, теперь гораздо больше напоминают застывшую лаву, чем бушующую восхитительную магму мистического переживания, их сотворившего…» (там же).
Независимо от С.Грофа к такому же выводу приходит и В.В.Налимов: «Религии в большинстве своих проявлений оказались на обочине современой культуры. И в то же время религия очень нужна современному обществу. Нужно снова восстановить утраченную связь со Вселенной во всем многообразии ее проявлений. Но сделать это надо так, чтобы религия вписалась в современную культуру со всем ее критицизмом, почерпнутым из науки и философии. Религия, сохраняя себя, должна найти такие формы своего проявления, которые позволили бы ей попасть в резонанс с современными запросами»[11]. Борьба за свободу в текущей повседневной жизни сегодня, быть может, не так важна, сколько работа по максимальному расширению сознания, поскольку наши представления о мире, о его физических законах, о личности и о том, что находится за ее пределами претерпели существеннейшие изменения. Вероятно, нужны новые просветительские семинары, новые университеты. Ибо, - как пишет С.Гроф, – «…нынешний глобальный кризис в своей основе является кризисом духовно-психическим, ибо он отражает уровень эволюции сознания человеческого вида. Именно поэтому трудно представить, чтобы он был разрешен без коренного внутреннего преображения человечества в широком масштабе и его восхождения на более высокий уровень эмоциональной зрелости и духовного осознавания»[12]. Больше того, убежден Гроф, «коренное духовно-психологическое преображение человечества уже происходит. Вопрос только в том, может ли оно быть настолько быстрым и обширным, чтобы обратить вспять нынешнюю направленность современного человечества к самоуничтожению» (там же).
3. Анархизм. Движение. Массы.
Исходя из всего вышесказанного ясно, что задача современного анархизма заключается совсем не в том, чтобы «на плечах масс» ворваться в историю и перевернуть ее, а в том, чтобы исподволь менять ход истории, максимально расширяя горизонты человеческого сознания, что есть задача настолько же революционная, насколько просветительская.
Такие фундаментальные для современной науки открытия, как «принцип дополнительности» Н.Бора[13], теорема Гёделя («сложная система неполна, если она не противоречива»), вероятностная логика Бейеса (см. В.Налимов, «Спонтанность сознания», М., 2007), могут служить научной опорой для анархического образа мышления. В этом смысле высказывание А.Борового, разочарованного рационализмом современной ему науки, о том что «В «знании» противоречия – недопустимы, вера знает – любые противоречия. Всякое знание может быть опровергнуто, а веру опровергнуть нельзя. И анархизм есть вера»[14] – они сегодня кажутся настолько же наивными, настолько наивно представление о личности, как о «самоочевидной реальности». Анархизм может научно опираться на вероятностную логику и теорию смыслов[15], а личность по-прежнему остается загадкой. Сегодня психология лишь приближается к пониманию «многоуровневой» (и далеко не самоочевидной) природы личности, включающей и «трансперсональный» (надличностный уровень), на котором возможно отождествление с другими людьми, животными и растениями; переживание единства с космической жизнью; преодоление пространства и времени; сверхъестественные физические подвиги; спиритические и медиумические переживания; энергетические феномены тонкого тела; встречи с духами-хранителями и сверхъестественными существами; Переживание Творца и проникновение в космическое творение…
Понимание сложных взаимосвязей планетарной Жизни[16], понимание Земли, как единой живой системы[17] сегодня становятся столь же важными для анархиста, как в свое время откровение М.Бакунина о творческих потенциях бунта или удивительное исследование П.Кропоткина о солидарности в живом мире, как основе человеческой морали («Взаимная помощь, как фактор эволюции»). Кстати, эти идеи «кооперации» в биологии и социальной жизни получили дальнейшее нетривиальное развитие в работах академика Г.А.Заварзина[18]
Как я понимаю современный анархизм? Это один из способов прочтения, одна из интерпретаций этого мира, связанный с архетипом свободы. Что еще характерно для этой интерпретации? Частотный анализ помог бы четче определить ключевые слова, но я выстрою их в произвольном порядке: Свобода, достоинство, личность, сопротивление, антиэтатизм, антиглобализм; творчество, спонтанность, самоорганизация; ненасилие, отказ от потребительства и косности «масс», «революция внутри себя», овладение эзотерическими практиками. Это важные именно для меня ключевые слова. Другой, быть может, подберет иные ключики, и у него, соответственно, получится несколько «иной анархизм». Не вижу в этом ничего страшного. В том, что анархизм предполагает за другой личностью право на собственное мнение и не стремится тотчас уничтожить это мнение, опираясь на волю большинства (демократический централизм) – цивилизационная заслуга анархизма. В конечном счете злободневные вопросы анархического движения и анархические «нетривиальные» подходы к ним будут так или иначе подсказаны действительностью, которая уже сейчас предельно-жестко ставит некоторые цивилизационные вопросы (загрязнение; проблема мегаполисов; проблема ресурсов; проблема «климатической войны» объявленной нам Землею и, в связи с нею, проблема «экосистемной» экономики).
Вопрос о формах анархического движения, который всегда так волнует секретные службы, видимо, нуждается в обсуждении, если устроители встреч вынесли его на повестку дня, но по-моему, оно (движение) должно быть максимально открытым, нацеленным на просветительскую задачу и конкретный активизм. Оно должно выдвинуть четкую программу, соответствующую сложности ситуации на Земле, оно должно бороться за место в законодательных органах (связанных с созданием законов, ограничивающих власть тотального государства и межнациональных корпораций)[19].Что же касается «революционного возбуждения» масс… В современном своем состоянии – как показали протестные митинги в Москве - «масса» очень во многом инфантильна и безответственна. Но не учитывать момент, фактор сплоченности, решимсти требовать перемен – тоже нельзя. И то, что у анархистов не оказалось взвешенных лозунгов и лидера, способного их продвигать, позволило экстремистским лидерам увести «массу» за собой в бессмысленный и слепой протест. Не дело анархиста искать симпатии такой массы. Здесь кроется противоречие, которое сам я разрешить не могу.
С одной стороны, не дело анархиста – «работать с массой». Для управления массой, толпой еще во времена Сталина и Гитлера были выработаны весьма эффективные приемы. ЦРУ эту работу продолжило и, в некотором смысле, довело до совершенства. Мне кажется, анархизм должен заниматься чем-то совершенно противоположным. Его дело – бороться за человека. От того, насколько эта борьба будет интересна, захватывающа, драматична – зависит и то, какие люди составят сочувствующую анархическому движению оболочку. А с другой стороны – что делать в момент общественного подъема? Очевидно, быть к нему готовым. Что значит «быть готовым»? Знать, каких изменений требовать в одной области жизни, в другой, в третьей. В системе школьного и высшего образования, в экономике, в экологии, в социальной жизни и в организации науки. Надо знать, кого, грубо говоря – «долой»? Кто из министров проявил наибольшую некомпетентность? Кто лоббирует интересы транснациональных корпораций? В чьем ведомстве самая жестокая коррупция? Какие законы тормозят развитие общества или не исполняются? Составление такой программы, своего рода всеобъемлющее изучение действительности, в рамках анархического университета или в других формах мог бы быть средством, которое в процессе работы вылепило бы контуры самого анархического движения, и, с другой стороны, перекинуло бы мостик от личности к «массам».
В.В.Налимов в своих воспоминаниях назвал анархизм «идеалом социальной праведности». Мне близка эта мысль. «Полное безвластие остается для нас, конечно, только идеалом. Идеалом социальной святости. Идеалом истинного христианства и одновременно буддизма. В реальной жизни все устраивается так, как оно может устроиться. Но идеал, если он отчетливо разработан и достаточно осмыслен, помогает благоустройству жизни. Сейчас мы ждем не полного уничтожения власти, а скорее ее «укрощения».
Заканчивая этот текст я хотел бы почтить память тех кто погиб в неравной борьбе, попытавшись в те суровые дни сохранить идеал. Они пошли на жертву. Жертва – это предельное проявление человеческого достоинства» [20].
На этом я бы хотел завершить обзор заявленной темы.
[1] П.Рябов «Философия классического анархизма», М, 2007, с. 298
[2] Одно из гностических имен Христа
[3] Цит. по В.В.Налимов. «Канатоходец», М., 1994, с. 144-145.
[4] А.А.Солонович был ученый-математик. Поэтому столь весома его критика научных объяснений мира: «Наука объясняет, а это совсем не то, что познание. В основе категории познания лежит истина, а в основе объяснения лежит власть – стремление к власти, к овладению вещами…»
[5] См. «Канатоходец», с. 344-353
[6] А.Швейцер. Благоговение перед жизнью. М., 1992, с.236.
[7] «Коррупционные схемы» в российские законы заложил еще Петр I, предписывая, например, лесничим зарплату платить маленькую, «ибо должность сия воровская».
[8] П.Фейерабенд. Против методологического принуждения. Очерк анархической теории познания. М, 1986.
[9] Фихтеанский период в жизни М.А.Бакунина не в счет: тогда его анархическое мировоззрение еще не сложилось. А сложившееся мировоззрение породило работу «Федерализм, социализм, антитеологизм», ставшую знаменем революционного атеизма.
[10] С.Гроф. Психология будущего. Уроки современных исследований сознания. М., 2003 с. 265.
[11] См. В.В.Налимов. «Канатоходец», с. 350.
[12] См. С.Гроф, с. 361.
[13] Согласно «принципу дополнительности» Н.Бора для характеристики сложных систем необходимо применять взаимоисключающие «дополнительные» классы понятий, каждый из которых порождает свою логически непротиворечивую линию суждений, которая, однако, не совмещается с другой – и столь же непротиворечивой внутренне – линией суждений.
[14] П.Рябов, с. 301.
[15] В.В.Налимов. Спонтанность сознания. М., 2007.
[16] См. Фритьоф Капра. «Паутина жизни». М., 2003.
[17] См. А.Арманд. «Эксперимент «Гея», проблема живой Земли» М., 2001. J. Lovelock. Geophisiology – The Science of Gaya // 1. Gaya hipotesis – Congresses. 2. Geobiology – Congresses. Massachusetts Institute of Technology. 1991.
[18] Г.А.Заварзин. Какосфера. М., 2011.
[19] А как же? «Взять на себя ответственность за происходящее» значит – гнуть свою линию на уровне законов, которыми управляется социальная жизнь.
[20] В.В.Налимов. «Канатоходец», с. 352.
Автор: Василий Голованов
Источник: https://v-nalimov.ru/community/communityarticles/654/