Кащей_Бессмертный
07-01-2009 18:20:40
Еще совсем недавно наш журнал занимал едва ли не одно из первых мест по числу материалов, разоблачающих антигуманное содержание доктрин так называемого «научного социализма», утопии планомерно организованного общества, заливших мир морями человеческой крови. Это было совершенно оправдано, ибо насаждавшаяся десятилетиями вера в непогрешимость «святой троицы», культ личности Ленина, основы которого закладываются еще в мировоззрение воспитанников детских садов, требовали весьма основательного расшатывания. Ныне та криминогенная, с точки зрения ОГПУ, среда, в которой расходится наше издание, уже не требует разоблачения новых мессий, рожденных XIX веком. Те же «последние из могикан», кто, и освоив обрушившийся на него в последние годы поток информации, что называется «остался верен», видимо, уже не поддаются никакому идеологическому воздействию. Как говорил М.М.Зощенко: «Медицина здесь бессильна». Но, как ни ярок марксизм-ленинизм, как ни старался он довести этатизм в теории и на практике до абсурда, до точки, где политическая доктрина плавно перерастает в маниакальный синдром, полностью исчерпать и опорочить всенародную веру в святость государственных установлений ему не удалось.
Ныне, «измученная нарзаном» социалистического государства, русская интеллигенция желает отдаться новому неведомому зверю – правовому государству. Со страниц толстых и иллюстрированных журналов, с телеэкранов и по радиоголосам, с московских и иных трибун, рассудительно и с ораторской пеной у рта, убеждают друг друга достойные граждане, как де будет хорошо, когда сечь нас будут не за просто так, а «по закону», и когда секущего можно будет избрать путем всеобщего среднего голосования.
Этой замене диктаторского, я бы сказал, кесарева сечения, на сечение демократическое, как известно, угрожает две опасности: деспотизм и анархия (то есть отказ от сечения вообще). Последнее, несомненно, ввергнет нас в хаос и приведет в конечном итоге к еще большей диктатуре. Никто, правда, экспериментов не ставил, анархии этой (то есть безвластия) в глаза не видел, но все знает, что так оно и будет наверняка, потому что… потому что – это и так очевидно. Этим страшным крайностям противостоит золотая середина и одновременно новый общественный идеал – правовое государство. Его основные черты уже прорисованы заботливой рукой конституционно-демократических портретистов: народом управляет сам народ в лице своих законных представителей; пред¬ставители эти разделены на три группы, три власти по роду занятий, и следят друг за другом. Кроме того, друг за другом следят еще и партии, заполняющие эти власти – оппозиция за правительством, чтобы не злоупотребляло, правительство за оппозицией, чтобы не переходила рамки приличия, а за всеми за ними неусыпно следит народ, следящий кроме того еще и за собой. Зная свой плохой нрав, народ, в лице своих законных представителей, нанимает армию и сильную полицию, чтобы подавлять себя во время мятежей, или, как теперь принято говорить, «русских бунтов, бессмысленных и беспощадных». А надо всем этим нависает его величество Закон – в меру конкретный (чтобы все, то есть буквально ВСЕ) делалось по закону, и в меру абстрактный, чтобы являть собой голую справедливость. Ну просто рай земной. Свобода, равенство, братство – как говорили французские якобинцы и лично гражданин Робеспьер!
Однако не стоит спешить, радоваться новому общественному идеалу, а тем белее проливать за него кровь. За всеми разговорами о суверенитете народа и верховенстве закона скрывается несколько принципов, в признании которых поклонники правового государства будут солидарны со сторонниками самых гнусных диктатур. Вот эти принципы:
1) Признание за организованным и просвещенным меньшинством общества (правящей партией, корпусом депутатов, чиновничеством) права формулировать и осуществлять государственную политику – то есть навязывать определенный порядок жизни остальным частям и членам общества.
2) Признание за организованным в государство меньшинством права навязывать свою волю силой принуждения, не останавливаясь, при необходимости, перед физическим устранением (убийством) «преступника», нарушающего государственную волю. Только этим правом можно объяснить существование таких вещей, как смертная казнь, право на медленное убийство человека в тюрьме, наличие вооруженных орудиями убийства армии и полиции. 3) Признание человека собственностью государства. Эта собственность выражается, в частности, в том, что человека под страхом насилия со стороны органов власти заставляет подчиняться законам, принятым без его непосредственного участия и согласия.
Разумеется, выносить все эти ужасы тяжко для либерального сердца, и оно оправдывает их в глазах общественного мнения двумя оговорками. Во-первых, существующая в правовом государстве система контроля заставляет-де правящее меньшинство действовать строго в соответствии с законом, принятым в интересах большинства. Во-вторых, несмотря на все мягко говоря несовершенства подобной системы, она – неизбежное и меньшее из зол, ее издержки – издержки любого человеческого общежития.
Так ли это? Чтобы подтвердить, что так, поклонники правового государства совершают любимое занятие государственной интеллигенции – они придумывает мифы. Рассмотрим их.
На первом месте всегда стоит МИФ СПРАВЕДЛИВОГО ЗАКОНА. Вера в то, что можно изобрести норму, которая будет являть собой саму справедливость. Миф сей легко опровергается при малейшей попытке углубиться на его счет в философские рассуждения. Закон по необходимости всегда абстрактен, жизнь конкретна – полного соответствия между ними, следовательно, быть не может. Закон исходит из СРЕДНЕГО случая, а средних случаев-то не бывает, каждая ситуация – уникальна. Попытка же навязывать решение конкретного случая, исходя из абстрактной схемы, уже таит в себе величайшую несправедливость, формализм, надругательство не только над человеком, но и над абстрактным здравым смыслом.
МИФ СПРАВЕДЛИВОГО ЗАКОНА не может не опираться на еще один либерально-демократический миф, потрясающий своим циничным антигуманизмом – МИФ СРЕДНЕГО ЧЕЛОВЕКА. Сколько раз уже либеральные демократы бросали социалистам обвинение, что они-де в своих программах исходят из абстракций идеального человека. Но сами либералы исходят из не менее абстрактного принципа СРЕДНЕГО ЧЕЛОВЕКА, которого не только не существует, но, надеюсь, в принципе не может существовать. Всякий человек – уникален, всякая личность – исключительна. Именно эта уникальность, исключительность, отклонение от среднего стандарта делает его в конечном счете личностью, человеком в полном смысле, этого слова. А усредненная правовая норма рассчитана не на живого человека, а на ЧЕЛОВЕКА СРЕДНЕГО, она исходит из блага среднего человека, и потому оборачивается злом для живых конкретных людей.
В уголовном праве она, например, предлагает за «однотипные» преступления одинаково карать флегматика и холерика, человека, тонко чувствовавшего, и человека, вообще лишенного каких бы то ни было душевных наклонностей. Она определяет примерно одинаковый срок наказания и тому, кто не выдержит и двадцати дней в тюрьме, и тому, для кого тюрьма – нормальный образ жизни. Никакая дифференциация наказания всех случаев предусмотреть не может, и потому ежегодно в десятках правовых государств делает тысячи людей жертвами не человеческой злобы, нет, а НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ жестокости абстрактного закона, машины.
Здесь мы наталкиваемся на еще один миф – МИФ ВСЕОБЩЕЙ КОМПЕТЕНТНОСТИ ЗАКОНА. Как часто от прогрессивных юристов приходится слышать, что нам надо придумать такие простые и ясные законы, которые бы обходились без комментариев. Возможно ли это? Возможно, но при условии, что произвол «комментирующих» ведомств будет заменен произволом исполнителей. Так всякий закон – есть абстракция, мы наталкиваемся на неразрешимое противоречие правового государства. Чем проще и меньше будет корпус законов, тем в большей степени они будут абстрактны, будут расходиться с конкретной жизнью, оставляя все эти расхождения для решения исполнителей. Чем больше мы постараемся ограничить произвол исполнителей, связав их точными указаниями, как и что делать, тем сложнее будут законы, и, следовательно, тем меньше будет реальное участие народа и даже народных представителей в их выработке, тем больше будет влияние экспертов, то есть тех же государственных чиновников.
МИФ ВСЕОБЩЕЙ КОМПЕТЕНТНОСТИ ЗАКОНА в этатистском сознании питает собой МИФ ВСЕОБЩЕЙ КОМПЕТЕНТНОСТИ ЗАКОНОДАТЕЛЯ. Считается, что хаотическое сборище парламентариев представляет собой группу гармонично развитых личностей, способных принимать решения по ВСЕМ вопросам жизни общества. Но ведь это не так. В условиях господства разделения труда область самостоятельных знаний законодателя весьма ограничена, его представления о принимаемых решениях складываются из трех основных источников: мнение экспертов, мнение избирателей и так называемое общественное мнение (или те социальные мифы, которые усиленно культивируются прессой). У реального государства – сплава чиновников и профессиональных политиков – при этом такие возможности «обратной связи», такие средства воздействия на законодателей, какие и не снились распыленному и неорганизованному так называемому «пассивному» большинству.
Но венцом, подлинным шедевром либеральной мифологии является МИФ О ПРАВЕ ВЫБОРА. Он занимает одно из наиболее почетных мест на конституционном Олимпе. Еще бы! Ведь через «право выбора» в правовом рае реализуется такая важная категория как СВОБОДА. Действительно, вы вольны выбирать среди разрешенных (не запрещенных) видов деятельности, среди баллотирующихся партий, наконец, свободный выезд предоставляет вам право выбирать среди государств. Все было бы прекрасно, если бы не словечко «среди». А если мне не нравятся разрешенные виды деятельности, если мне не нравятся существующие партии, если я не люблю существующих государств? Тогда право выбора заканчивается, и начинаются армия, полиция, тюрьмы и психиатрические больницы.
:Выбор в рамках есть спрогнозированный и навязанный выбор, а потому уже не выбор. Свобода в рамках законности – уже несвобода. Но миф среднего человека сужает даже существующие рамки. Абстрактный средний закон упорно гонит к среднему показателю, к общему знаменателю. Никогда не задумывались, почему либералы так культивирует усредненность? Средний класс, средний американец, золотая середина, центризм и т.п. Почему при всех «свободах» господствует средний образ жизни, а с рекламных щитов улыбается воинствующая посредственность? Почему с таким ожесточением борются против средне-добрых правительств все эти несчастные меньшинства: не подходящие под стандарт безработные, католические североирландцы, испанские баски, франкоязычные канадцы? Почему в цитадели демократической культуры процветают террористические организации?
Причин, конечно, много, но среди них не на последнем месте, как нам представляется, холодный садизм абстрактного права. Деспотизм жесток, страшен, но он персонифицирован, зло причиняет конкретные люди. У восставших против деспотизма ощущение конфликта с правительством не вызывает ощущения конфликта с обществом. В правовом государстве вам противостоит не злая воля конкретных людей, а странная абстрактно-логическая машина. Враг обезличен, и иллюзия конфликта со всем обществом вызывает психологию отчаяния. Но разве все общество, все реальное большинство противостоит бунтарям против деспотизма демократии?
Нет, это большинство иллюзорно. Каждый гражданин правового государства десятки раз выбрасывается из его рядов, когда непосредственно по отношению к нему «надо и власть употребить» и вновь принимается в его ряды, когда надо составить новый блок против очередных мятежников. Реально лишь одно государство – правящее меньшинство, лишающее своих сограждан права самостоятельно определять свою судьбу и считающее себя самым совершеннолетним среди совершеннолетних, опекуном остальных.
Тот, кто пользуется властью – то есть готов навязывать свое мнение при помощи насилия, кому доставляет моральное удовлетворение «вершить» чужие судьбы, кто ради захвата власти готов манипулировать «общественным сознанием», – а этим заняты все парламентские партии, – тот вряд ли может быть отнесен к категории порядочных людей. Поэтому все стоящие у власти или стремящиеся к ней партии неизбежно вырождаются в сборище подонков. Они могут рассуждать о нравственности в политики, примате гуманизма и прочих высоких материях, но, если для утверждения своих истин они готовы занять пост министра внутренних дел, то все это ложь, обычная ложь вечно большевиствующей русской интеллигенции.
Не верьте им! Место подлинных интеллигентов в оппозиции до тех пор, пока вообще существует любое правительство, Пока существует власть, а, следовательно, существуют и злоупотребления этой властью.
Мы не стали разбирать в этой статье экономические и социальные аспекты того неоконсервативного общества, которое нам навязывают и которое юридически называют «правовым государством». Мы коснулись лишь некоторых идеолегем, проповедуемых либеральными резонерами. Новые мифы имеют ту же безнравственную основу, что и догматы государственного социализма. И хочется верить, что как бы ни повернулось «колесо истории», в какой бы политической глуши ни оказались мы с нашими принципами, мы никогда не поспешим примерять этатистские одежды. Будем бороться за гражданские права и государственное бесправие, за сильное общество и слабое государство.
Выходные данные: «Община», №34, август 1989 г.
http://bakunista.nadir.org/index.php?option=com_content&task=view&id=142&Itemid=41
Ныне, «измученная нарзаном» социалистического государства, русская интеллигенция желает отдаться новому неведомому зверю – правовому государству. Со страниц толстых и иллюстрированных журналов, с телеэкранов и по радиоголосам, с московских и иных трибун, рассудительно и с ораторской пеной у рта, убеждают друг друга достойные граждане, как де будет хорошо, когда сечь нас будут не за просто так, а «по закону», и когда секущего можно будет избрать путем всеобщего среднего голосования.
Этой замене диктаторского, я бы сказал, кесарева сечения, на сечение демократическое, как известно, угрожает две опасности: деспотизм и анархия (то есть отказ от сечения вообще). Последнее, несомненно, ввергнет нас в хаос и приведет в конечном итоге к еще большей диктатуре. Никто, правда, экспериментов не ставил, анархии этой (то есть безвластия) в глаза не видел, но все знает, что так оно и будет наверняка, потому что… потому что – это и так очевидно. Этим страшным крайностям противостоит золотая середина и одновременно новый общественный идеал – правовое государство. Его основные черты уже прорисованы заботливой рукой конституционно-демократических портретистов: народом управляет сам народ в лице своих законных представителей; пред¬ставители эти разделены на три группы, три власти по роду занятий, и следят друг за другом. Кроме того, друг за другом следят еще и партии, заполняющие эти власти – оппозиция за правительством, чтобы не злоупотребляло, правительство за оппозицией, чтобы не переходила рамки приличия, а за всеми за ними неусыпно следит народ, следящий кроме того еще и за собой. Зная свой плохой нрав, народ, в лице своих законных представителей, нанимает армию и сильную полицию, чтобы подавлять себя во время мятежей, или, как теперь принято говорить, «русских бунтов, бессмысленных и беспощадных». А надо всем этим нависает его величество Закон – в меру конкретный (чтобы все, то есть буквально ВСЕ) делалось по закону, и в меру абстрактный, чтобы являть собой голую справедливость. Ну просто рай земной. Свобода, равенство, братство – как говорили французские якобинцы и лично гражданин Робеспьер!
Однако не стоит спешить, радоваться новому общественному идеалу, а тем белее проливать за него кровь. За всеми разговорами о суверенитете народа и верховенстве закона скрывается несколько принципов, в признании которых поклонники правового государства будут солидарны со сторонниками самых гнусных диктатур. Вот эти принципы:
1) Признание за организованным и просвещенным меньшинством общества (правящей партией, корпусом депутатов, чиновничеством) права формулировать и осуществлять государственную политику – то есть навязывать определенный порядок жизни остальным частям и членам общества.
2) Признание за организованным в государство меньшинством права навязывать свою волю силой принуждения, не останавливаясь, при необходимости, перед физическим устранением (убийством) «преступника», нарушающего государственную волю. Только этим правом можно объяснить существование таких вещей, как смертная казнь, право на медленное убийство человека в тюрьме, наличие вооруженных орудиями убийства армии и полиции. 3) Признание человека собственностью государства. Эта собственность выражается, в частности, в том, что человека под страхом насилия со стороны органов власти заставляет подчиняться законам, принятым без его непосредственного участия и согласия.
Разумеется, выносить все эти ужасы тяжко для либерального сердца, и оно оправдывает их в глазах общественного мнения двумя оговорками. Во-первых, существующая в правовом государстве система контроля заставляет-де правящее меньшинство действовать строго в соответствии с законом, принятым в интересах большинства. Во-вторых, несмотря на все мягко говоря несовершенства подобной системы, она – неизбежное и меньшее из зол, ее издержки – издержки любого человеческого общежития.
Так ли это? Чтобы подтвердить, что так, поклонники правового государства совершают любимое занятие государственной интеллигенции – они придумывает мифы. Рассмотрим их.
На первом месте всегда стоит МИФ СПРАВЕДЛИВОГО ЗАКОНА. Вера в то, что можно изобрести норму, которая будет являть собой саму справедливость. Миф сей легко опровергается при малейшей попытке углубиться на его счет в философские рассуждения. Закон по необходимости всегда абстрактен, жизнь конкретна – полного соответствия между ними, следовательно, быть не может. Закон исходит из СРЕДНЕГО случая, а средних случаев-то не бывает, каждая ситуация – уникальна. Попытка же навязывать решение конкретного случая, исходя из абстрактной схемы, уже таит в себе величайшую несправедливость, формализм, надругательство не только над человеком, но и над абстрактным здравым смыслом.
МИФ СПРАВЕДЛИВОГО ЗАКОНА не может не опираться на еще один либерально-демократический миф, потрясающий своим циничным антигуманизмом – МИФ СРЕДНЕГО ЧЕЛОВЕКА. Сколько раз уже либеральные демократы бросали социалистам обвинение, что они-де в своих программах исходят из абстракций идеального человека. Но сами либералы исходят из не менее абстрактного принципа СРЕДНЕГО ЧЕЛОВЕКА, которого не только не существует, но, надеюсь, в принципе не может существовать. Всякий человек – уникален, всякая личность – исключительна. Именно эта уникальность, исключительность, отклонение от среднего стандарта делает его в конечном счете личностью, человеком в полном смысле, этого слова. А усредненная правовая норма рассчитана не на живого человека, а на ЧЕЛОВЕКА СРЕДНЕГО, она исходит из блага среднего человека, и потому оборачивается злом для живых конкретных людей.
В уголовном праве она, например, предлагает за «однотипные» преступления одинаково карать флегматика и холерика, человека, тонко чувствовавшего, и человека, вообще лишенного каких бы то ни было душевных наклонностей. Она определяет примерно одинаковый срок наказания и тому, кто не выдержит и двадцати дней в тюрьме, и тому, для кого тюрьма – нормальный образ жизни. Никакая дифференциация наказания всех случаев предусмотреть не может, и потому ежегодно в десятках правовых государств делает тысячи людей жертвами не человеческой злобы, нет, а НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ жестокости абстрактного закона, машины.
Здесь мы наталкиваемся на еще один миф – МИФ ВСЕОБЩЕЙ КОМПЕТЕНТНОСТИ ЗАКОНА. Как часто от прогрессивных юристов приходится слышать, что нам надо придумать такие простые и ясные законы, которые бы обходились без комментариев. Возможно ли это? Возможно, но при условии, что произвол «комментирующих» ведомств будет заменен произволом исполнителей. Так всякий закон – есть абстракция, мы наталкиваемся на неразрешимое противоречие правового государства. Чем проще и меньше будет корпус законов, тем в большей степени они будут абстрактны, будут расходиться с конкретной жизнью, оставляя все эти расхождения для решения исполнителей. Чем больше мы постараемся ограничить произвол исполнителей, связав их точными указаниями, как и что делать, тем сложнее будут законы, и, следовательно, тем меньше будет реальное участие народа и даже народных представителей в их выработке, тем больше будет влияние экспертов, то есть тех же государственных чиновников.
МИФ ВСЕОБЩЕЙ КОМПЕТЕНТНОСТИ ЗАКОНА в этатистском сознании питает собой МИФ ВСЕОБЩЕЙ КОМПЕТЕНТНОСТИ ЗАКОНОДАТЕЛЯ. Считается, что хаотическое сборище парламентариев представляет собой группу гармонично развитых личностей, способных принимать решения по ВСЕМ вопросам жизни общества. Но ведь это не так. В условиях господства разделения труда область самостоятельных знаний законодателя весьма ограничена, его представления о принимаемых решениях складываются из трех основных источников: мнение экспертов, мнение избирателей и так называемое общественное мнение (или те социальные мифы, которые усиленно культивируются прессой). У реального государства – сплава чиновников и профессиональных политиков – при этом такие возможности «обратной связи», такие средства воздействия на законодателей, какие и не снились распыленному и неорганизованному так называемому «пассивному» большинству.
Но венцом, подлинным шедевром либеральной мифологии является МИФ О ПРАВЕ ВЫБОРА. Он занимает одно из наиболее почетных мест на конституционном Олимпе. Еще бы! Ведь через «право выбора» в правовом рае реализуется такая важная категория как СВОБОДА. Действительно, вы вольны выбирать среди разрешенных (не запрещенных) видов деятельности, среди баллотирующихся партий, наконец, свободный выезд предоставляет вам право выбирать среди государств. Все было бы прекрасно, если бы не словечко «среди». А если мне не нравятся разрешенные виды деятельности, если мне не нравятся существующие партии, если я не люблю существующих государств? Тогда право выбора заканчивается, и начинаются армия, полиция, тюрьмы и психиатрические больницы.
:Выбор в рамках есть спрогнозированный и навязанный выбор, а потому уже не выбор. Свобода в рамках законности – уже несвобода. Но миф среднего человека сужает даже существующие рамки. Абстрактный средний закон упорно гонит к среднему показателю, к общему знаменателю. Никогда не задумывались, почему либералы так культивирует усредненность? Средний класс, средний американец, золотая середина, центризм и т.п. Почему при всех «свободах» господствует средний образ жизни, а с рекламных щитов улыбается воинствующая посредственность? Почему с таким ожесточением борются против средне-добрых правительств все эти несчастные меньшинства: не подходящие под стандарт безработные, католические североирландцы, испанские баски, франкоязычные канадцы? Почему в цитадели демократической культуры процветают террористические организации?
Причин, конечно, много, но среди них не на последнем месте, как нам представляется, холодный садизм абстрактного права. Деспотизм жесток, страшен, но он персонифицирован, зло причиняет конкретные люди. У восставших против деспотизма ощущение конфликта с правительством не вызывает ощущения конфликта с обществом. В правовом государстве вам противостоит не злая воля конкретных людей, а странная абстрактно-логическая машина. Враг обезличен, и иллюзия конфликта со всем обществом вызывает психологию отчаяния. Но разве все общество, все реальное большинство противостоит бунтарям против деспотизма демократии?
Нет, это большинство иллюзорно. Каждый гражданин правового государства десятки раз выбрасывается из его рядов, когда непосредственно по отношению к нему «надо и власть употребить» и вновь принимается в его ряды, когда надо составить новый блок против очередных мятежников. Реально лишь одно государство – правящее меньшинство, лишающее своих сограждан права самостоятельно определять свою судьбу и считающее себя самым совершеннолетним среди совершеннолетних, опекуном остальных.
Тот, кто пользуется властью – то есть готов навязывать свое мнение при помощи насилия, кому доставляет моральное удовлетворение «вершить» чужие судьбы, кто ради захвата власти готов манипулировать «общественным сознанием», – а этим заняты все парламентские партии, – тот вряд ли может быть отнесен к категории порядочных людей. Поэтому все стоящие у власти или стремящиеся к ней партии неизбежно вырождаются в сборище подонков. Они могут рассуждать о нравственности в политики, примате гуманизма и прочих высоких материях, но, если для утверждения своих истин они готовы занять пост министра внутренних дел, то все это ложь, обычная ложь вечно большевиствующей русской интеллигенции.
Не верьте им! Место подлинных интеллигентов в оппозиции до тех пор, пока вообще существует любое правительство, Пока существует власть, а, следовательно, существуют и злоупотребления этой властью.
Мы не стали разбирать в этой статье экономические и социальные аспекты того неоконсервативного общества, которое нам навязывают и которое юридически называют «правовым государством». Мы коснулись лишь некоторых идеолегем, проповедуемых либеральными резонерами. Новые мифы имеют ту же безнравственную основу, что и догматы государственного социализма. И хочется верить, что как бы ни повернулось «колесо истории», в какой бы политической глуши ни оказались мы с нашими принципами, мы никогда не поспешим примерять этатистские одежды. Будем бороться за гражданские права и государственное бесправие, за сильное общество и слабое государство.
Выходные данные: «Община», №34, август 1989 г.
http://bakunista.nadir.org/index.php?option=com_content&task=view&id=142&Itemid=41