СИМУЛЯТИВНЫЙ КАПИТАЛИЗМ

Роберт Курц
СИМУЛЯТИВНЫЙ КАПИТАЛИЗМ
Реальность иллюзорности и иллюзорность реальности на конечной стадии современности
1.

“Симуляция” - ключевое слово новейшей теории средств массовой информации, но в то же самое время - характеристика “духа времени”, который возобладал с 80-х годов. Однако в более глубинном историческом смысле и на более высоком уровне теоретической абстракции вся прежняя история может быть определена как история симуляции, воспроизводящейся с фиктивной заданностью. Здесь имеется в виду нечто иное, нежели усеченное понятие о симуляции в СМИ, хотя между ними существует связь. Симулятивное отношение людей к самим себе указывает в принципе на незрелость общества, которое не является хозяином самого себя. Маркс характеризовал это состояние непредсказуемости как фетишизм, иронически ссылаясь на культурную антропологию своего времени, которая тогда еще так не называлась. В ту пору фетишистскими именовали так называемые примитивные общества, которые приписывали каким-либо предметам магические свойства и считались стоящими на куда более низкой ступени развития, нежели “просвещенные” европейцы.
Если же брать понятие фетишизма не как обозначение особых магических явлений у определенных народов, а - подобно Марксу - как форму не-осознания обществом самого себя, то оно позволяет выйти на более высокий уровень обобщения. С этой точки зрения, сущность фетишизма состоит, грубо говоря, в том, что общественное воспроизводство совершается не осознанно, по свободной взаимной договоренности, а согласно слепому, бессознательно возникшему коду, который символически заключает в себе общественную жизнедеятельность и внешне представляет ее в виде какой-либо проекции - в форме лиц, либо живых или мертвых вещей. Логика и причины этого кодированного поведения действуют не “извне системы”, а только через социализацию внутри самой системы фетиша, которая стала для находящихся в ее плену людей “второй природой” (бессубъектно возникшей формой действий, мышления и восприятия). Эта последняя не может осознана в отрыве от соответствующего общества, а движется “в” нем, как в невидимой оболочке.
Провокативность Маркса состоит в прорыве этой оболочки с помощью критического, саморефлексивного обращения к его собственному (и пока что нашему) обществу, то есть в применении понятия фетиша к самому современному Западу, что, тем самым, неожиданно демонстрирует его “примитивность”. Так он наносит удар в самое сердце современного Просвещения и его понятия о разуме, поскольку - в противоречии со всеми современными теориями - рассматривает их не как преодоление фетишизма на пути к полной сознательности, а как простое изменение формы фетиша. Современная система фетишей - это тотальное товарное производство, “представленное” как инкарнация в виде денег. Это означает, что люди не договариваются друг с другом непосредственно и осознанно о том, что им делать с их совместными ресурсами (силами, знаниями, средствами производства, природой), а лишь косвенно опосредуют друг друга через фетишизированную форму товара и денег и тем самым подчиняются бессубъектным “законам” их движения. Таким образом, они приносят свое собственное живое бытие и свои человеческие отношения в жертву мертвой вещи, бессознательно сформировавшейся в ходе исторического процесса.
Естественные отношения при этом опосредуются через специфический вид человеческой деятельности, которая в современном обществе называется “трудом”. Эта абстракция предполагает фиктивное, предстающее как “бессодержательное”, “расходование нервов, мускулов и мозгов” (Маркс) и в своей абстрактности является всегда деятельностью по производству товаров. Поскольку общественная организация производства не регулируется институционально сознательно и непосредственно в соответствии со своим содержанием, а предстает в разделенной (“частной”) форме, это регулирование переходит к коллективному симулированию: уже совершенная производственная деятельность проецируется на продукт как некое абстрактное количество “труда”, как будто бы оно “содержалось” в нем. Стол “становится”, таким образом, не просто столом, но определенным количеством общественно-фиктивного “аккумулированного труда”, определенным количеством затраченных “нервов, мускулов, мозгов” (в действительности “труд” как таковой не может быть “аккумулированным”, а лишь живым процессом переформирования природных материалов). Мы имеем здесь дело не с живой, качественно определенной производственной деятельностью и ее конкретным, качественно определенным продуктом, который просто создается и затем используется. Прежняя, прошлая, конкретно-качественная деятельность искаженным образом внезапно предстает как актуальное свойство продукта, которым тот обладает независимо от своего конкретного облика - в абстрактной, лишенной содержания форме “стоимости” или же в денежном выражении “цены”.
Вот почему Маркс говорил об общественной “фантасмагории”, в которой производится “призрачная предметность”, “простой студень одинакового человеческого труда” (“Капитал”, том 1). Стол становится уже не просто столом, а “весьма хитрой вещью”, “полной метафизической изощренности и теологических каверз”, он превращается “в реально сверхреальную вещь... и начинает чудить куда более чудесно, чем если бы он вдруг сам собою принялся плясать” (“Капитал”, том 1). При этой особой социальной метафизике стола речь идет о фикции, ставшей реальностью, о продукте коллективной общественной симуляции. Это видно хотя бы из того, что маленькие дети, животные и инопланетяне не обнаружили бы в изделиях никакого “свойства стоимости”, поскольку оно существует только в головах тех, кто участвует в симуляции, и внешние наблюдатели не посвящены в характер симуляции, не втянуты в него либо пока не втянуты.
Товар и деньги как фетиш существовали еще в докапиталистических обществах, но лишь как маргинальная “ниша”, а не как господствующее явление. “Модернизация” означала ни что иное, как превращение этой прежней ниши в тотальную фетишистскую форму воспроизводства общества. Это происходит посредством преобразования денег в производственный капитал. Прежде деньги могли приобретать форму капитала только как торговый или ростовщический капитал, то есть вне материального воспроизводства. Капитал - это определенное количество денег, которое более не служит просто медиумом внутри воспроизводства фетиша, но превращается в самоцель. Выражаясь системно-теоретически: деньги как капитал связаны “обратной связью” сами с собой. Простая фетишизированная форма усиливается этой обратной связью, поскольку действие по своей внутренней логике имеет “смысл” лишь тогда, когда качественная тавтология делания денег из денег предстает как количественное увеличение инкарнированной формы фетиша денег, как постоянное перепроизводство денег, иначе говоря, как “накопление капитала” или производство “прибавочной стоимости”.
Тем самым простая извращенность фетишистской симуляции возрастает до усиленной, сложной извращенности. Если капитал - это ни что иное, как замкнутые на самих себя деньги, а деньги - ни что иное, как фетишистская форма выражения прошлой производственной деятельности людей в абстрактном облике “труда”, то капитал, в конечном счете, - это “мертвый (прошлый) труд”, опирающийся сам на себя как самоценность в беспрерывном ростовщическом процессе и фиктивно самовозрастающий. В современном обществе деньги становятся общественной тотальностью, поскольку, во-первых, производственная деятельность людей становится “трудом”, то есть сама “капитализирована” в прямом смысле слова, а, во-вторых, таким образом “капитализируются” и сами вещественные средства производства, превращаясь в вещественный капитал (определяемый как “прошлый аккумулированный труд”). Непрерывное кажущееся самодвижение капитализированных денег превращается в форму воспроизводства общества; это означает ни что иное, как то, что живые люди слепо и бездеятельно прикованы к извращенному движению накопления их собственной инкарнированной фикции.
Какими бы мощными ни были средства производства, неизбежно создаваемые в ходе этого исторического процесса коллективной симуляции, их невозможно использовать осознанно и в соответствии с их реальным содержанием, потому что они прикованы к возросшей фетишизированной форме. Слепая, глухая, лишенная чувств и вкусов машина накопления фиктивных величин работает бессубъектно, следуя своим внутренним механическим законам, пока она не перегревается, не начинает дико вибрировать с отвратительным скрежетом, причиняя разрушения и, наконец, не взрывается.
Это развитие, называемое в соответствии с первоначальным медицинским термином “кризис”, казалось бы, уже несколько раз одолевало современную общественную машину симуляции. Но каждый раз она “схватывалась” и, казалось бы, продолжала работать, как прежде. Поэтому до сих пор всем участникам кажется, что процесс накопления может продолжаться до бесконечности; в то же время его симулятивный по существу характер “реальной иллюзорности” или инкарнированной коллективной фикции со времен Маркса не обсуждался. Социальность в этом симуляционном характере совершенна, “молчаливое принуждение” объективированной иллюзии, очевидно, захватывает почти без просветов. Государственный социализм, ориентированный на производство товаров даже в соответствии со своим собственным самопониманием, составлял тоже лишь часть истории утверждения современной системы фетишей в регионах мира с “догоняющей модернизацией”, а отнюдь не той истории преодоления фетишизма, которая лежит впереди нас.
Однако по крайней мере, с двух сторон близится в конце 20 столетия и конец беспрестанного фиктивного умножения “мертвого труда”. Первая граница - так называемая экологическая. Уже при первом усилении симуляции на “простой” ступени товара и денег происходит общественная “реальная абстракция”, то есть практическое абстрагирование от конкретного содержания, исчезающего в денежной форме. Уже само денежное опосредование может иметь деструктивное реальное содержание; зерно разрушения природы уже заложено в самой форме денег, лишенной всякого конкретного содержания. В той мере, как деньги при втором, капиталистическом усилении симуляции в виде умножения лишенного конкретности, фиктивного количества труда замыкаются на самих себе и становятся тотальной формой общественного опосредования, производство разрушительных содержаний приобретает благодаря деньгам как самоцели драматические масштабы. Одновременно заложенная в деньгах как самоцели хозяйственная рациональность приводит к непрерывной “экстернализации” “издержек” в форме нанесения вреда окружающей среде (выбросы газов, вод, отходы и т.д.), безмерного расходования ресурсов, разрушения ландшафтов и др.: они перекладываются с общества на природу, с выигравших на проигравших, с настоящего на будущее. Как кажется, мы в этом отношении стоим недалеко от абсолютной границы товаропроизводящей фетишистской системы; за этим порогом процесс экологической катастрофы разворачивается с такой силой, что становящиеся необходимыми меры простого выживания должны заставить фетишистскую машину остановится.
Вторая граница формируется во внутренней логике самого фетиша капитала. Системное принуждение к конкуренции приводит в действие постоянное увеличение производительности, при котором со все меньшим количеством “труда” изготовляется все больше благ. Иными словами, каждый отдельный продукт, который в своем товарном обличье как объект стоимости или цены должен являться фиктивной “массой сохранения материи” прошлого “мертвого труда”, представляет или “содержит в себе” все меньшее количество “труда”. Приближается качественный поворотный момент, когда соотношение прикладной естественной науки и расходования количества труда перевернется: “труд” как реальная материальная масса затраченного абстрагированного количества “нервов, мускулов и мозгов” исторически перестанет расширяться и начнет сокращаться, а научный агрегат в количественном отношении (при симулятивном абстрагировании речь идет только о нем) будет в большей мере участвовать в процессе производства благ, нежели “труд”. Все еще представленное в отдельном продукте количество “труда” станет, таким образом, исчезающе малым, так что продукт как объект “стоимости” будет угрожать утратить материальность.
Фикция сама становится фиктивной, и объективированная коллективная симуляция угрожает совершаться вхолостую, поскольку имманентный системный процесс истощил свои собственные предпосылки. Качественный переломный момент, “скачок” при этом отнюдь не является абсолютным. Он определяется относительно: начинается уже тогда, когда процесс сокращения материальной массы абстрактного труда настолько уменьшает ее, что ее исторически больше не хватит для дальнейшей капитализации уже накопленной массы мертвого, прошлого “труда”. Вытекающее из этого “обесценение стоимости” больше не может дать высвобождающий толчок для нового накопления, но повторяется со все более короткими промежутками времени, поскольку реальная материальная масса постоянно все больше сокращается, по крайней мере, на базовом логическом уровне процесса капитализации. Как это затем будет конкретно выглядеть в ходе истории в различных опосредованиях (мировой рынок, “хозяйственная и финансовая политика”, структуры относительного успеха и проигрыша и т.д.) - это другой вопрос, и здесь мы его касаться не будем.

2.

Базовый логический уровень фетиша капитала недостижим для охваченных им инстанций (менеджмента, политики) ни теоретически, ни практически; точно так же, как коровы не могут определить себя как коров, доить сами себя и выгонять себя на выпас. Или используя менее натуралистическое сравнение: так же как средний пользователь персонального компьютера не может достичь системного уровня. Ведь нет никакого субъекта фетиша капитала, чью роль узурпировал слепой системный процесс, как это следует из объективированной коллективной симуляции. Но в некогда циклическом, а ныне необратимо структурном кризисе становится очевидным, что общественная симуляция переживает еще одно качественное усиление. Ведь и на уровне “простого” товарно-денежного фетиша, и на уровне усиленного фетиша капитала коллективная симуляция все еще сохраняла некую реальную, материальную основу, а именно “труд”, действительную, живую затрату “нервов, мускулов и мозгов” как живой материи. Симуляция подвергался, разумеется, не сам “труд” как таковой, а общественная форма его “представления” в виде мертвого, прошлого. Фиктивным было превращение действительного живого процесса труда в абстрактное качество вещи.
Теперь кризис состоит собственно в том, что реальная, материальная субстанция фетишистской симуляции (масса затраченного количества труда), с одной стороны, и ее фиктивная форма выражения (масса денежных единиц), с другой, начинают расходиться и пропорционально не соответствовать друг другу. В историческом финальном кризисе фетиша капитала, который характеризуется постепенной объективной утратой субстанции симуляции (все более интенсивным, с точки зрения вложения капитала, все меньшим по трудозатратам воспроизводством), это несоответствие становится длительным структурным состоянием. В действие вступает новое усиление симуляции, так сказать “симуляция симуляции”. На уровне всепроникающей фетишистской формы общения общества продолжают поступать так, “как будто” продукты по-прежнему являются полноценными “продуктами труда”, хотя они остаются таковыми лишь в очень опосредованном, количественно более не “подкрепленном” виде. Симуляция, которая начинает терять свою материальную основу, с каждым разом становится все более тонкой и прозрачной.
Как только воспроизводство фетиша, денег теряет свою материальность - а именно в этом состоит реальная форма проявления кризиса - все большее число людей и ресурсов объявляется “недействительными”, со всеми убийственными последствиями. Жизнеспособным “считается” лишь то, что может быть функционализировано в денежной форме как затрата абстрактного “труда”. Если все меньше “труда” поддается такому функциональному изменению формы, причем на основе внутренних закономерностей самой системы, то людям перерезаются жизненно важные артерии - они становятся “не-лицами”. Это настоящий абсурд. Поэтому, чтобы смягчить кризис (в ставшей сегодня напрасной надежде на новый исторический цикл мобилизации материи абстрактного “труда”), инстанции системы реагируют новым качеством симуляции. Несовпадение “труда” и денег должно симулироваться как совпадение, чтобы поддерживать формы общения и критерии системы в новом состоянии “фикции фикции”.
Это происходит на дополнительном уровне воспроизводства фетиша. В соответствии с критериями системы, “трудом” считается лишь та деятельность, которая может быть использована на высоте растущего с помощью конкуренции стандарта производительности и рентабельности. Лишь в этом двойном смысле “труд” считается “продуктивным” по имманентным критериям системы. “Непродуктивным” и, следовательно, недействительным, по этим критериям, является, во-первых, в относительном смысле любой “труд”, стоящий ниже достигнутого уровня производительности, а во-вторых, в абсолютном смысле любой “труд” вне собственно накопления капитала, который служит лишь частному или государственному потреблению и не возвращается как поддерживающая материальность масса в беспрерывный круговорот накопления капитала. В ситуации кризиса и одновременно как слепой результат самого системного процесса возникает, таким образом, потенциал фетишистской симуляции, которая функционализирует как действующие материальные массы денежной формы проявления обе эти формы непродуктивного “труда”, которые распространяются исторически и в связи с кризисом. При этом происходит рост объема денег, лишенных “материальности”.
Мы имеем дело с третьим усилением фетишистской симуляции: первым является простой фетиш товара и денег, при чем действительно и реально затраченный материальный труд функционализируется в вещь с абстрактными свойствами; вторым - фетиш капитала, при котором эта затрата действительно живого “труда” замыкается на себе как самоцель; третье и последнее - это фетиш мета-капитала, при котором лишенные материальности деньги как таковые симулируют обращение капитала и представляют собой мнимое накопление. Эта третья и последняя мета-иллюзорность, иллюзорность иллюзорности также реальна в смысле общественной симуляции и действительной деятельности людей, но в той мере, в какой она не остается ограниченной циклом, а становится структурной, она предвещает катастрофический конец всего спектакля. Ведь лишенные материальности деньги должны рано или поздно лопнуть, поскольку они больше не исполняют заложенное в системе требование: представлять собой массу сохранения материальности прошлого живого “труда”. Лишенные материальности деньги как иллюзорность иллюзорности могут лишь продлить еще на некоторое время симуляцию непрерывного умножения “мертвого труда” - как бегун, который несется в пропасть, еще какое-то время вроде бы продолжает бежать в воздухе.
Маркс называл это лишенное материальности иллюзорное накопление “фиктивным капиталом” и говорил о методе “фабрикации фиктивного капитала” (“Капитал”, том 3). Основу этого процесса составляет система кредита или капитал, приносящий проценты. Процент - это прибыль, которую приносят деньги как кредитный капитал (в отличие от продуктивного капитала). “Реальная” структура капитализма при этом следующая: деньги, которые не затребованы как средство платежа, но не могут быть вложены их владельцам в “продуктивных” целях, ссужаются (обычно через банковскую систему) производственному капиталу, чтобы там добавиться к реальному процессу получения прибыли. Процент как возмещение за “потребительную стоимость функции капитала” (“Капитал”, том 3), которое кредитный капитал предоставляет производственному капиталу, есть ни что иное, как “часть прибыли” (там же) от производственного капитала, которая уплачивается кредитному капиталу за ссуженные деньги.
Эта реальная “продуктивная” взаимосвязь исчезает однако в форме внешнего проявления: “капитал как деньги, приносящие деньги” (“Капитал”, том 3) как качество совершенно непосредственно, без процесса реального опосредования, признается за приносящим проценты капиталом как таковым. Более того, реальное положение превращается в свою противоположность, и процент кажется не тем, чем он и может быть на самом деле, то есть как производная форма и составная часть созданной в “производстве” массы прибыли, но как непосредственное “природное свойство” денежного капитала вообще, как свойство “грушевого дерева приносить груши” (“Капитал”, том 3), так что “капитал, приносящий проценты, есть мать всех извращенных форм вообще” (“Капитал”, том 3).
Это означает, что практически весь денежный капитал рассматривается, как приносящий проценты и с ним обращаются соответственно, независимо от того, вложен ли он действительно продуктивно, и напротив, что все формы денежного дохода рассматриваются, как процент с денежного капитала и с ними обращаются соответственно, независимо от того, ведет ли он себя так в действительности. Тем самым помимо понятия “капитализации”, которое предполагает историческое преобразование материального общественного воспроизводства в обращение капитала, и наряду с ним возникает второе, имманентное метапонятие “капитализации”, основанное на производстве “фиктивного капитала”: “Образование фиктивного капитала называют капитализацией. Капитализируют любой регулярно повторяющийся доход, рассчитывая его согласно средней процентной ставке, как доход, принесенный капиталом, ссуженным под эту процентную ставку” (“Капитал”, том 3).
Первым уровнем этого образования фиктивного капитала является спекуляция акциями и недвижимостью. Фиктивная капитализация происходит при этом в той мере, в какой голый титул собственности в облике, скажем, акции “капитализируется” независимо от действительно продуктивно вложенных денег. “Но капитал не существует дважды, один раз как капитальная стоимость титула собственности, акции, а другой раз как капитал, действительно вложенный или подлежащий вложению в то или иное предприятие. Он существует только в этой последней форме, а акция есть ни что иное, как титул собственности pro rata на реализуемую через нее прибавочную стоимость... Самостоятельное движение стоимости этого титула собственности... подтверждает иллюзию, будто они образуют реальный капитал наряду с капиталом или притязанием, титулом которого они, возможно, являются. Их рыночная стоимость приобретает значение, отличное от их номинальной стоимости... Рыночная стоимость этих бумаг отчасти спекулятивна, поскольку она заранее рассчитывается на основе не реальных доходов, а только ожидаемых... Их стоимость - это лишь капитализированный доход, то есть доход, рассчитанный на иллюзорный капитал согласно существующей процентной ставке” (“Капитал”, том 3).
Маркс не мог и мечтать о том, какие формы и масштабы примет эта фиктивная капитализация в конце 20 века. Но он уже описал логику и механизмы этого процесса, который с 80-х гг. нашего столетия вступил в стадию, так сказать, мета-абсурдности. Возникла спекулятивная надстройка во все новых проявлениях, которая в производных формах снова капитализирует уже капитализированный фиктивный капитал. В химии существует понятие производных соединений (дериватов), и аналогично этому в процессе фиктивной капитализации создаются все новые производные формы капитализации, образующие почти что пандемониум приносящего проценты капитала - “матери всех безумств” финансовой надстройки. Сейчас уже без стеснения говорят о дериватном капитализме, и интернациональные банкиры, кажется, на полном серьезе воображают, что осуществили иллюзию естественных свойств “денег, приносящих деньги”, без посредничества реального материального обращения какого-либо количества абстрактного труда.
Второй крупный источник фиктивного капитала - это государственные ценные бумаги. Современные государства давно уже не могут оплачивать свои функции из реальных налоговых поступлений. Они должны регулярно занимать деньги на финансовых рынках, что, разумеется, означает: “Государство должно ежегодно уплачивать своим кредиторам определенный процент за ссуженный капитал” (“Капитал”, том 3). Логичным образом этот доход кредиторов от процентов капитализируется, как будто бы речь шла о реальном продуктивном капитале. Но в случае с государством речь идет даже не об удвоении капитала в виде титулов собственности и реального продуктивного капитала; здесь мы имеем дело вообще не с капиталом, а с государственным потреблением: “Капитал пожирает сам себя, расходуясь государством. Он больше не существует... Дело даже не в том, что больше не существует сумма, ссуженная государству. Она с самого начала не была предназначена для того, чтобы быть затраченной как капитал, быть вложенной, а превратиться в нечто, содержащее стоимость, она могла лишь будучи вложенной как капитал” (“Капитал”, том 3). Тем не менее, с этими ссуженными государству и потребленными им деньгами обращаются как с “деньгами, приносящими деньги”, и государственные ценные бумаги становятся объектами финансового рынка и источником умножающихся трансакций, как и акции. Таким образом, возникает очевидная бессмыслица - “капитал государственного долга, где минус предстает как капитал” (“Капитал”, том 3). Этот способ производства фиктивного капитала также возрос по сравнению с 19 веком сверх всякой меры.
Третий источник фиктивного капитала приводился Марксом как чистый курьез, поскольку в его время на этом уровне еще не происходила фиктивная капитализация. Речь идет о самой заработной плате, которая может быть капитализирована в духе процентного фетиша: “Заработная плата понимается здесь как процент, а потому рабочая сила предстает как капитал, приносящий этот процент... Искаженность капиталистических представлений достигает здесь вершины, причем вместо того, чтобы объяснять обращение капитала из эксплуатации рабочей силы, напротив, производительность рабочей силы объясняется из того, что сама рабочая сила является мистической вещью, капиталом, дающим проценты... Здесь, к сожалению, выступают два обстоятельства, неприятно перечеркивающие это бездумное представление: во-первых, рабочий должен работать, чтобы получить этот процент, во-вторых, он не может реализовать капитальную стоимость своей рабочей силы посредством передачи” (“Капитал”, том 3). Маркс рассматривал фиктивную капитализацию рабочей силы как голое идеологическое заблуждение, но в 20 в. она в определенной мере стала реальностью. Ведь кредиты покрытия, ставшие обычными при жиросчетах (сберкнижках) в банках и сберкассах, могут cum grano salis расцениваться как капитализация зарплаты, рассматриваемой в форме процентов, то есть как ссуда фиктивного капитала рабочая сила. Эта форма стала сегодня нормальным явлением для масс наемных тружеников и фактически служит прибавкой к зарплате, причем часто в размерах, в 2 - 3 раза превышающих ежемесячный заработок.

Различие в производстве фиктивного капитала во времена Маркса и сегодня состоит не только в возросшем во много раз количестве и в создании все новых производных форм. Исторически неудержимо нарастающая потеря материальности фетиша капитала даже принуждает к тому, чтобы постоянно все больше расширять фиктивный капитал как фикцию третьего порядка параллельно этой потери материальности, чтобы симулятивно распространить капитал за пределы его внутренних исторических границ. Наряду с большим уже сейчас числом людей, которые во имя более не функционирующего фетиша капитала по всему миру загоняются в абсолютную нищету, воспроизводство по меньшей мере, столь же большого числа людей уже сегодня прямо или косвенно зависти от создания фиктивного капитала. Это относится не только к занятым в сфере кредитной или спекулятивной надстройки, но и для многих зависящих от носителей страхования, например, социальные страховщики и страховщики жизни привязаны к секторам фиктивного капитала и активно действуют там. Сюда же добавляются и многие формы исторически распространившегося непроизводительного “труда” в других сферах.
По всем этим причинам фиктивный капитал давно уже не является периодически лопающимся мыльным пузырем, просто вторично вздувшимся на реальном накоплении в собственном смысле слова. Поэтому то, что написал Маркс о соотношении подлинного и фиктивного капитального богатства, давно уже неверно: “Поскольку обесценение или вздорожание этих бумаг не зависит от изменения стоимости реального капитала, который они представляют, национальное богатство после обесценения или вздорожания столь же велико, как и до них” (“Капитал”, том 3). Сегодня соотношение парадоксальным образом уже обратное: изменение стоимости реального капитала кажется почти что зависящим от изменения стоимости фиктивного капитала, раздувшегося за пределы любых “реальных” пропорций. Поэтому периодическое обесценение в виде кризисов больше уже не “должно” происходить, по крайней мере, в достаточной мере для того, чтобы снова принудительно свести капиталистическое воспроизводство к ее реальной основе обращения абстрактного количества труда.
Тем не менее, Марксово высказывание о характере фиктивного капитала верно по-прежнему: “Все эти бумаги на деле представляют собой ни что иное, как аккумулированные притязания, правовой титул, на будущее производство, чья денежная или капитальная стоимость либо вообще не представляет никакого капитала, как например в случае государственных долгов, либо регулируется независимо от стоимости реального капитала, который они представляют” (“Капитал”, том 3). Но как возможно, чтобы “будущее производство” (то есть реальная затрата рабочей силы на уровне постоянно растущего стандарта производительности) “капитализировалось” вплоть до совершено уже нереального и все более далекого будущего? Как можно умножать фикцию на фикции? “Условием возможности” этого абсурдного фокуса, при котором иллюзия процента кажется превращенной в чистую реальность, является изменение самих денег, то есть потеря ими материальности не только в опосредованной форме, но и на уровне самого их непосредственного облика. Иными словами, материальная привязка денег, исторически говоря, привязка валют к золоту, должна была пасть, чтобы открыть возможность для выходящего за всякие пределы бурного роста фиктивного капитала. Уже первую мировую войну нельзя было финансировать не только за счет обычных доходов, но и за счет кредитов с золотым обеспечением. С тех пор золотое обеспечение все больше растворялось, пока в начале 70-х гг. доллар не стал последней валютой, отказавшейся от своего металлического духа.
Качественный скачок в потере материальности товарами, которые фактически больше не могут быть представлены в достаточной мере как “застывшее количество труда” (первое и второе усиление симуляции), должен повлечь за собой качественный скачок в потере материальности деньгами, которых в их привязке к золоту никогда в достаточном количестве не хватало для “процесса производства” фиктивного капитала (третье усиление симуляции). Тем самым, очевидно, отпадает то, что Маркс определял как последнюю инстанцию денег, хотя еще без всякой грубой “металлистской” ограниченности: “Не следует однако забывать о том, что... деньги - в форме благородных металлов - остаются основой, за пределы которой кредитная система не может выйти по самой природе вещей” (“Капитал”, том 3). Этому соответствовало следующее рассуждение: “Поскольку банк выпускает банкноты, которые не обеспечены металлическими сокровищами в его кладовых, постольку он создает знаки стоимости, образующие не только средства обращения, но и дополнительный - пусть и фиктивный - капитал по номинальной стоимости этих необеспеченных банкнотов” (“Капитал”, том 3).
Капитал дериватов и государственных долгов прорвал это ограничение. Холодная кровь многократного фиктивного воспроизводства зомби проистекает из беспрестанно нарастающих бухгалтерских импульсов, которые заранее заявляют претензии на бесконечно далекий будущий “труд”. Тот, кого это может успокоить, забывает об одном: привязка к золоту была также своего рода “стоп-краном”, который гарантировал периодические процессы обесценения фиктивного капитала. Теперь же возврата нет: это было бы падением в бездонную пропасть. Таким образом, капиталистическое воспроизводство, по самой своей внутренней логике лишившееся материальности, превращается в фетишистское царство призраков. Такое чаще всего плохо кончается не только в сказках.

3.

Последняя ступень фетишистской симуляции, в той мере как она, распространяясь, превращается в тотальность, неизбежно находит свое массовое социально-психологическое и культурное выражение. Симуляция формы становится симуляцией материи, и тем самым основополагающе изменяется и духовный климат. Если пик затраты живого количества труда в образе фордизма еще воспроизвел убийственную материальную идеологию индустриального труда, которая у фашистов выглядела как противоречие между “производительным” и “паразитическим” капиталом, причем реальная трудовая материальность фетиша капитала парадоксальным образом противопоставлялась ее фиктивной форме воплощения и проявления в виде денег, то всего лишь “формально-реальная” иллюзорность иллюзорности порождает и развоплощенный, лишенный материальности тип человека. Его пустота соответствует пустоте денег, лишенных своей материальности.
Симуляция, остававшаяся до сих пор бессознательной, становится категорической формой жизни, весь мир становится сценой для бесконечного театрального представления, вторгающегося даже в интимные сферы. Если капитализм больше уже не “является” самим собой, а лишь нематериально “играет” себя, то и все более формируемые им люди не являются самими собой даже в смысле фетишистского порядка вещей, они лишь играют сами себя - так сказать, как марионетки марионеток, которые дергают сами себя за все более сложные нити. Этот абсурдный спектакль теперь уже действительно спектакль. Люди живут в долг и в духовном отношении. Экономическому вампиризму за счет многочисленных неродившихся поколений соответствует культурный вампиризм за счет всего прошлого, поскольку нет больше уже ничего своего, что еще может быть создано. Вампиры не могут быть творческими; творчество тоже приходится симулировать.
Все в целом несет в себе что-то безумное. Описанный уже раньше “нарциссический тип социализации” сегодня обобщается; колебание призрачно воспроизводящихся людей между чувствами бессилия и всемогущества становится маниакально - депрессивным циклом массовой повседневности. Психика примадонны предстает как бросовый товар. “Эксцентричен” сегодня тот, кто все еще ухаживает за своими пятью сливами и хотел бы жить безо всяких претензий. Бессознательная нематериальность воспроизводства капитала ощущается однако как пустота собственной жизни; даже если в конце 20 века нет прямого выведения души из фиктивного капитала, существуют осмотические взаимосвязи, при которых индивид (особенно в подрастающих поколениях с 80-х гг.) чувствует шаткость своего способа воспроизводства и образа жизни, не имея ни возможности, ни желания расстаться с ними. Чем нереальнее собственная реальность, чем меньше контроль над собственной жизнью и чем более убоги собственные деяния, тем больше становятся притязания.
Взрывная социально-психологическая и индивидуально-психологическая критическая масса, все более и более накапливающаяся в таких обществах иллюзорности, представляет собой смесь несерьезности и агрессивности. Последним порождением реальной иллюзорности может стать одержимый безумец, бегущий, как в амоке, сведенный с ума самим собой. Если этот зрелый образ объективированного общественного безумия таится за последними остатками капиталистической серьезности и буржуазной респектабельности, то конечно же, и под влиянием угрозы провала в бездонную пропасть. Эта скрытая и вездесущая угроза быстро снова приводит к проблеме экономической нематериальности. В опасности любой, поскольку все прямо или косвенно в своих денежных доходах зависят от того, чтобы чудовищный пузырь не лопнул. Но не лопнуть он не может, это невозможно.
Заранее капитализированные на все будущие времена затраты “труда” уже сейчас превосходятся и обесцениваются “наукой как производительной силой”. И речь идет не просто о вопросе, верят ли еще люди в иллюзию или нет. Иногда можно считать и так, когда каждое ложное слово финансистов или аналитиков финансов комментируется, ломая руки, как необдуманный шаг посреди минного поля. Но независимо от знаменитой психологической проблематики веры, которая и может стать толчком к взрыву, извлечение процентов с фиктивного капитала не может держаться неограниченно даже по чисто объективным соображениям. Обесценение неминуемо; произойдет ли оно в виде серии частичных крахов, региональных финансовых катастроф и задерживающих шагов по экспроприации, или в виде “большого взрыва” одной-единственной глобальной цепной реакции - этого не может предсказать никто.
Отеческие консервативные предостережения, которые периодически пускаются в ход перед лицом всех этих бед, лишены всякой реальной основы. Клятвы верности старым добродетелям бережливости перед лицом всеобщих притязаний нарциссизма легковесно забывают о том, что он является неприятным проявлением, даже неизбежным продуктом самого позднекапиталистического способа производства, который этими благородными консерваторами отнюдь не ставится под вопрос. А голое пожелание, чтобы государство и капитал возвратились к реальной основе материального воспроизводства честного “труда”, еще легковеснее забывает о том, что такой шаг при существующем уровне производительности и рентабельности привел бы к отказу от общественного воспроизводства и к краху цивилизации, поскольку было бы “невозможно финансировать” даже самое необходимое для жизни.
Возвращение к золотому стандарту во имя серьезных денег также сомнительно. Во-первых, это сразу же вызвало бы глобальный шок обесценения с неконтролируемыми последствиями; во-вторых, от исторической привязки к золоту отказались не из пустого каприза, а под давлением имманентных противоречий самого капиталистического воспроизводства. Утерю материальности товарами и деньгами уже не повернуть вспять. Неконтролируемый рост фиктивного капитала не может быть устранен каким-либо столь же фиктивным возвращением к “реальному” и “продуктивному” накоплению капитала. Его может устранить только ликвидация фетиша капитала как такового и тем самым постепенная ликвидация лежащего в основе товарного и денежного фетиша первого порядка; даже если это в настоящий момент никто не желает считать возможным. Такая ликвидация была бы первым историческим деянием, которое вообще выходит за рамки объективированной симуляции. Поэтому это деяние менее всего поддается симуляции, даже если пришедшее в упадок под воздействием СМИ сознание охотно бы сделало именно это. Нам не суждено сидеть бездеятельно в кресле перед телевизором и смотреть на экране, как мы освобождаем себя от фетишизма.
[SIZE="1"][/SIZE]

Т.е. деньги и капитал - что-то наподобие постмодернистского образа?
Интересная трактовка.

не прочёл ышшо, пробежал глазами наискосок. что-то бодрияром попахивает али показалось мну?

Чего-то даже лень читать... Главная мысль Маркса, что стоимость (ценность товаров и услуг) возникает в процессе труда и ни откуда больше.

Это так называемая "трудовая теория стоимости".

Эты мысль до Маркса высказывали еще Адам Смит и Рикардо... Оба английские экономисты-теоретики.

Дальше начинаются блуждания... У Маркса почему-то выходило ( в результате очень сложных выкладок), что стоимость рабочая силы в единице продукции должна обесцениваться, а доля капитальных затрат в единице продукции рости и рости...

На практике сама жизнь показала, что это не так.

Выскажу крамольную мысль. Маркс был великий философ, но не великий экономист. А сегодня многие хотят в нем видеть экономиста, а не философа...

Я хуею с манеры критиковать не читая

Добавь картинок! без картинок никто не будет столько многобукав читать...

Goren писал(а):Добавь картинок!

и лучше порно-картинок...

Кащей_Бессмертный писал(а):

2.

Базовый логический уровень фетиша капитала недостижим для охваченных им инстанций (менеджмента, политики) ни теоретически, ни практически; точно так же, как коровы не могут определить себя как коров, доить сами себя и выгонять себя на выпас. Или используя менее натуралистическое сравнение: так же как средний пользователь персонального компьютера не может достичь системного уровня. Ведь нет никакого субъекта фетиша капитала, чью роль узурпировал слепой системный процесс, как это следует из объективированной коллективной симуляции.






.

Вот почему сложно читать... С первых строк статьи возникает вопрос, что автор имеет в виду под "субъект фетиша капитала" ?


ДОЛЖНА ЖЕ БЫТЬ КАКАЯ-ТО КУЛЬТУРА ТЕКСТА ! Я понимаю, что сейчас все можно... Но читатели должны ответить тем авторам, которые совсем не заботятся о том, чтобы их тексты были мало-мальски читабельны - только одним... ПОЛНЫМ И ТОТАЛЬНЫМ БОЙКОТОМ !

'Trinity писал(а):и лучше порно-картинок...

Вот, чувак фишку сечёт! %)

Мне помниться у кого то и из буржуев есть что то о капитале становящемся символом. Чёрт мы мыслим одинаково, неужели торжество постмодернизма, и никакие правые-левые больше не возможны? Что то не вериться. Я подозреваю в подлоге и фальши правых таки, а левое нынче тотальность! Надо всё таки внимательно без предрассудков посмотреть на этот мир. А в друг всё что нам осталось сделать так это совершить труд Адама и Барта - назвать всё своими именами, а?

Если кто знает это буржуазный аналог Куртца, подскажите пожалуйста!

Насколько я понимаю, отличить фетиш от не-фетиша на уровне самих материальных феноменов невозможно. Следовательно, это возможно только на уровне ценностей, с которыми связаны данные феномены. А как это практически сделать? Разве у людей есть такой орган?
Кроме того, следует говорить не только об экономическом, но также о культурном, интеллектуальном и социальном капитале.

Непрерывное кажущееся самодвижение капитализированных денег превращается в форму воспроизводства общества; это означает не что иное, как то, что живые люди слепо и бездеятельно прикованы к извращенному движению накопления их собственной инкарнированной фикции.

С этим можно поспорить. Если капитализм не извращённый, то люди реально трудятся для зарабатывания денег. Трудясь же и получая за это деньги, они не отчуждаются от результата своего труда, а преобразуют собственную природу, очеловечиваясь. Следовательно, сами по себе деньги не являются злом. Скорее они являются той морковкой, идя за которой, глупый осёл движется в направлении человечности. Поэтому можно сказать, что в системе денег Разум вновь проявил свою хитрость.

Cheshire Cat писал(а):С этим можно поспорить. Если капитализм не извращённый, то люди реально трудятся для зарабатывания денег. Трудясь же и получая за это деньги, они не отчуждаются от результата своего труда, а преобразуют собственную природу, очеловечиваясь. Следовательно, сами по себе деньги не являются злом. Скорее они являются той морковкой, идя за которой, глупый осёл движется в направлении человечности. Поэтому можно сказать, что в системе денег Разум вновь проявил свою хитрость.

Помоему здесь речь идёт не о добре и зле, а о фетишизме. Тоесть эти люди фетишизируются а не вочеловечествуются. Грубо говоря они начинают отждествлять себя со своей одеждой, гаджетами, жильём,машиной. И всё это не более чем купленный престиж оценённый в каталогах и глянцевых журналах. Жаль что никто не обращает внимание на то что это дурная бесконечность - этот товарно-денежный фетишизм и это означает что у него есть очень жёсткий предел! Ура! Я верю и для меня всё это эсхатология.

А может ты знаешь о буржуазном отражении этих идеек Куртца? Хотя бы фамилию!?

Чизес писал(а):А может ты знаешь о буржуазном отражении этих идеек Куртца? Хотя бы фамилию!?

Если ты имеешь в виду, кто ещё об этом писал, то могу назвать повесть Жоржа Перека "Вещи". А у Бодрийяра есть книга "Система вещей". Вещи существуют уже не для потребителя, а сами для себя, как сама природа. И как символы мира изобилия. Купить вещь - значит приобщиться к этому миру, т.е. купить счастье.

Cheshire Cat писал(а):Если ты имеешь в виду, кто ещё об этом писал, то могу назвать повесть Жоржа Перека "Вещи". А у Бодрийяра есть книга "Система вещей". Вещи существуют уже не для потребителя, а сами для себя, как сама природа. И как символы мира изобилия. Купить вещь - значит приобщиться к этому миру, т.е. купить счастье.

Это Бодрияра я просматривал, помоему слишком много внимания к гаджету и слишком мало к тому кто держит его в руках. На прозу нет времени. Я имел ввиду иное. Это совершенно такое постмодернистское отражение той же мысли. Долбанная шизофрения - не помню!

А меня вот не покидает ощущение, что и Маркс и Дебор и иже с ними Курц просто напросто богоборцы! Они восстали против законов бытия! Всё описанное ими извечная природа человека и общества. Если мы что то хотим изменить, то для бога нет ничего невозможного. Лишь эсхатология может быть основанием левой идеи! Помните перестроечные басни о религиозных истоках ьолбшевизма? Почему нет?

Я Бодрийяра вообще не люблю. Он свои симулякры с йогачаринов слизал.

Да врядли то! И даже не смотря на то что постмодернисты чуваки с охрененной то эрудицией всё равно врядли! Симулякр плод атеизма постмодерниста, вот боженька и стал не то пустыми словами, не то чем то несказанным! А вот в религиозных традициях полнейший аналог симулякра - сатори дзенбуддистов. А ещё постмодернизм брат близнец джайнизма [url]http://ru.wikipedia.org/wiki/Джайнизм[/url] Смотри, обе то религии, и дзен и джайнизм, атеистичные то!

Алая-виджняна знаем что такое?

euroasian писал(а):Алая-виджняна знаем что такое?

что то у меня получается "непрерывная мудрость", а так нет, не знаем. Парень, ты поверхностно знаком с одной доктриной, и решил что она универсальна? ОК! Не менее для меня принципиальный вопрос, а что такое "вираха" знаем? Это одна из догм гаудия вайшнав.

Чизес писал(а):что такое "вираха" знаем?

тот, кто любит врать? это не симулякр?

Cheshire Cat писал(а):тот, кто любит врать? это не симулякр?

Это ралука на санскрите. Для меня это так важно потому что это выражает небытие трансцендентного и здесь мостик связующий остров верных с империей атеистов.

Чизес писал(а):Это ралука на санскрите. Для меня это так важно потому что это выражает небытие трансцендентного и здесь мостик связующий остров верных с империей атеистов.

Типа заброшенности у Хайдеггера и Сартра. Но к симулякру тоже подойдёт. Враньё (неправда) - тоже разлука, с бытием.

Cheshire Cat писал(а):Типа заброшенности у Хайдеггера и Сартра. Но к симулякру тоже подойдёт. Враньё (неправда) - тоже разлука, с бытием.

Повторюсь, ведь єто ж потрясно - какую напряжённую духовную жизнь ведёт атеист коммунист. Поверхность текстов авторов коммунистов как то подозрительно напоминает поверхность текстов кришнаитов или бдистов. То же єстетское переживание духовности. Я даже вывел формулу коммунистической иронии - убили бога, что бы был и был человеком. В таком ракурсе коммунизм стаёт переходом от апофатического буржуазного богословия к катофатическому, а никаким не атеизмом. Ведь не протестанты или православные породили теологию освобождения?

Вы знаете что, у меня идея. Тут собралось такое количество всяких знатоков восточных хвилософий и всяких занимательно звучащих терминов - так вот не открыть ли вам здесь открытые курсы санскрита?

Goren, тебе не кажется, что слово "вираха" как-то по-украински звучит, а не по-санскритски?

В санскрите есть слова очень похожие на разные другие индоевропейские языки, что и не удивительно.

Goren писал(а):В санскрите есть слова очень похожие на разные другие индоевропейские языки, что и не удивительно.

viraha
m. abandonment , desertion , parting , separation (esp. of lovers) , absence from (instr. or comp.) MBh. Ka1v. &c. ; lack , want (ifc. = lacking , with the exception of) Ka1v. Katha1s. &c. ; %{-guNita} mfn. increased by separation Megh. ; %{-ja} mfn. arising from sсseparation S3ak. ; %{-janita} mfn. id. MW. ; %{-jvara} m. the anguish of sсseparation ib. ; %{-virasa} mfn. painful through (the idea of) separation , S3a1ntis3. ; %{-vyApad} mfn. decreased by sсseparation Megh. ; %{-zayana} n. a solitary couch or bed Megh. ; %{-hA7dhigama} m. experiencing sсseparation ib. ; %{-hA7nala} m. the fire of sсseparation ib. ; %{-hA7rta} mfn. pained by sсseparation W. ; %{-hA7vasthA} f. state of sсseparation MW. ; %{-ho7tkaNThikA} f. (in dram.) a woman who longs after her absent lover or husband Sa1h. ; %{-ho7tsuka} mfn. suffering from sсseparation A

Текст песни "Разлука" - Наутилус Помпилиус, Вячеслав Бутусов

Разлука, ты разлука,
Чужая сторона.
Никто нас не разлучит,
Лишь мать сыра земля.
Никто нас не разлучит,
Лишь мать сыра земля.

Всегда, всегда навеки, -
Так жалобно пою.
И нас с тобою, милой
Разлуке предаю.
И нас с тобою, милой
Разлуке предаю.

Зачем нам разлучаться?
Зачем в разлуке жить?
Не лучше ль нам расстаться
И друг друга любить?
Не лучше ль нам расстаться
И друг друга любить?

abandonment

Вот это она и есть - заброшенность.

Cheshire Cat писал(а):Вот это она и есть - заброшенность.

Я чёто более склонен отождествлять "заброшенность" с отчаяньем как у Кьеркегора. Тож ведь икзыстынцыолист.

Чизес писал(а):Я чёто более склонен отождествлять "заброшенность" с отчаяньем как у Кьеркегора. Тож ведь икзыстынцыолист.

Заброшенность - это заброшенность, а отчаянье - это отчаянье. Они коррелятивны, но не тождественны. Сартра почитай: "Экзистенциализм - это гуманизм". Тревога, заброшенность, отчаянье - три структуры экзистенции... Заброшенность - это оставленность Богом и закинутость в мир. Отчаянье - это безнадёжность, но, поскольку надежда связана тоже с Богом, то отчаянье - это отсутствие веры (смертный грех). Экзистенциалист действует силой абсурда, так как он ни в чём не может быть уверен, в отличие от верующего, который уверен, что Бог ведёт мир к добру.

Cheshire Cat писал(а):Заброшенность - это заброшенность, а отчаянье - это отчаянье. Они коррелятивны, но не тождественны. Сартра почитай: "Экзистенциализм - это гуманизм". Тревога, заброшенность, отчаянье - три структуры экзистенции... Заброшенность - это оставленность Богом и закинутость в мир. Отчаянье - это безнадёжность, но, поскольку надежда связана тоже с Богом, то отчаянье - это отсутствие веры (смертный грех). Экзистенциалист действует силой абсурда, так как он ни в чём не может быть уверен, в отличие от верующего, который уверен, что Бог ведёт мир к добру.

В моём доморощенном мирке специфика экзистенциализма именно в герметичности человеческой судьбы. Это такой мистицизм лишённый измерения трансцендентного. уже коммунист не способен ни о чём другом говорить, а постмодернист и подавно. Забавно что религия джайнов, такого постмодернизма древних индийцев. то же не знает ничего кроме вот такого экзистенциализма судьбы. Когда бога нет, худо человеческому животному, ой как худо.

'Cheshire Cat писал(а):Сартра почитай: "Экзистенциализм - это гуманизм".

Сартр о гуманизме:

Он вопрошает меня взглядом, я одобряю его кивком, но чувствую, что он
слегка разочарован, ему хотелось бы побольше энтузиазма. Что я могу
поделать? Чем я виноват, если во всем, что он говорит, я мимоходом узнаю
заемные мысли, цитаты? Если он разглагольствует, а передо мной вереницей
проходят все гуманисты, каких я знавал. Увы, я знавал их такое множество!
Гуманист радикального толка -- это в первую очередь друг чиновников. Главная
забота так называемого "левого" гуманиста -- сохранить человеческие
ценности; он не состоит ни в какой партии, потому что не хочет изменять
общечеловеческому, но его симпатии отданы обездоленным; служению
обездоленным посвящает он свою блестящую классическую культуру. Как правило,
это вдовец с красивыми глазами, всегда увлажненными слезой, -- на всех
юбилеях он плачет. Он любит кошек, собак, всех высших млекопитающих.
Писатель-коммунист любит людей со времени второго пятилетнего плана. Он
карает их, потому что их любит. Стыдливый, как это свойственно сильным
натурам, он умеет скрывать свои чувства, но за неумолимым приговором
поборника справедливости умеет взглядом, интонацией дать почувствовать свою
страстную, терпкую и нежную любовь к собратьям. Гуманист-католик, последыш,
младший в семье гуманистов, о людях говорит зачарованно. Любая самая
скромная жизнь, говорит он, жизнь лондонского докера или работницы сапожной
фабрики -- это волшебная сказка! Он избрал ангельский гуманизм, в назидание
ангелам он и пишет длинные романы, печальные и красивые, которые часто
удостаиваются премии "Фемина".
Это все актеры на первых ролях. Но есть другие, тьма других:
философ-гуманист, который склоняется над своими братьями как старший и
чувствует меру своей ответственности; гуманист, который любит людей такими,
какие они есть, и гуманист, который их любит такими, какими они должны быть;
тот, кто хочет их спасти, заручившись их согласием, и тот, кто спасет их
против их воли; тот, кто желает создать новые мифы, и тот, кто
довольствуется старыми; тот, кто любит в человеке его смерть, и тот, кто
любит в нем его жизнь; гуманист-весельчак, который всегда найдет случай
посмеяться, и мрачный гуманист, которого чаще всего можно встретить на
похоронах. Все они ненавидят друг друга -- само собой, не как людей, а как
отдельную личность. Но Самоучка этого не знает: он их всех свалил в одну
кучу, запихав, как котов, в общий кожаный мешок, -- они там когтят друг
друга в кровь, но он ничего не замечает.
Он смотрит на меня уже без прежней доверчивости.
-- Вы не разделяете моих чувств, мсье?
-- Боже мой...
Видя, что он встревожен, даже слегка раздосадован, я на какую-то долю
секунды пожалел было, что его разочаровал. Но он любезно продолжает:
-- Я знаю -- вы заняты своими исследованиями, своими книгами, на свой
лад вы служите тому же делу.
Мои книги, мои исследования, болван! Худшей оплошности он совершить не
мог.
-- Я пишу не ради этого.
Лицо Самоучки мгновенно меняется: можно подумать, он учуял врага,
такого выражения я у него еще не видел. Что-то между нами убито.
-- Но... если вы не сочтете мой вопрос нескромным, нельзя ли узнать,
для чего вы пишете, мсье? -- спрашивает он с притворным удивлением.
-- Гм... не знаю, просто так, чтобы писать.
Я дал ему повод улыбнуться; он полагает, что смутил меня.
-- Неужели вы стали бы писать на необитаемом острове? Разве люди пишут
не для того, чтобы их прочли?
Он просто по привычке облек фразу в вопросительную форму. На самом деле
она утвердительна. Мягкость и робость, покрывавшие его точно лак, сразу
облупились, я его больше не узнаю. В чертах появилось тяжеловесное упрямство
-- это твердыня самодовольства. Еще не оправившись от изумления, я слышу,
как он говорит:
-- Пусть мне скажут: я пишу для определенного социального круга, я пишу
для своих друзей. Это я могу понять. Может быть, вы пишете для потомства...
Но так или иначе, мсье, вопреки самому себе вы пишете для кого-то. -- Он
ждет ответа. И так как ответа нет, слабо улыбается. -- Быть может, вы
мизантроп?
Я знаю, что кроется за этой лицемерной попыткой примирения. В общем-то,
он требует от меня самой малости -- всего только согласиться навесить на
себя ярлык. Но это ловушка: если я соглашусь, Самоучка восторжествует; меня
тут же переиначат, обработают, обойдут, ибо гуманизм подхватывает и
переплавляет в единый сплав все возможные точки зрения. Спорить с гуманизмом
впрямую -- значит играть ему на руку; он живет за счет своих противников.
Есть племя упрямых, ограниченных людей, настоящих разбойников, которые
всякий раз ему проигрывают -- любую их крайность, самое злобное неистовство
гуманизм переварит, превратив в белую, пенистую лимфу. Он переварил уже
антиинтеллектуализм, манихейство, мистицизм, пессимизм, анархизм, эготизм:
все они превратились в различные этапы развития мысли, в ее незавершенные
формы, все оправдание которых только в нем, в гуманизме. В этой теплой
компании найдется место и для мизантропов; мизантропия -- это не что иное,
как диссонанс, необходимый для общей гармонии. Мизантроп -- это человек, и,
стало быть, гуманист в какой-то мере должен быть мизантропом. Но это
мизантроп по науке, он умеет дозировать свою ненависть, он для того сначала
и ненавидит человека, чтобы потом легче было его возлюбить.

("Тошнота", 1938)

По-моему, вполне полноценная характеристика "левой тотальности" как она есть.

Сартр о гуманизме

Ну, Сартр и Антуан Рокантен - не совсем одно и то же. В упомянутом мной эссе Сартр разъясняет, чем гуманизм экзистенциалистов отличается от классического гуманизма. Классический гуманизм верит в человеческую природу, экзистенциалисты отрицают человеческую природу, но верят в то, что человек наделён способностью творить свою сущность, этим человек отличается от "мха", "плесени" и "цветной капусты". Но, что именно он из себя сотворит, уже зависит от него самого.

философ-гуманист, который склоняется над своими братьями как старший и
чувствует меру своей ответственности; гуманист, который любит людей такими,
какие они есть, и гуманист, который их любит такими, какими они должны быть;
тот, кто хочет их спасти, заручившись их согласием, и тот, кто спасет их
против их воли; тот, кто желает создать новые мифы, и тот, кто
довольствуется старыми; тот, кто любит в человеке его смерть, и тот, кто
любит в нем его жизнь; гуманист-весельчак, который всегда найдет случай
посмеяться, и мрачный гуманист, которого чаще всего можно встретить на
похоронах. Все они ненавидят друг друга -- само собой, не как людей, а как
отдельную личность. Но Самоучка этого не знает: он их всех свалил в одну
кучу, запихав, как котов, в общий кожаный мешок, -- они там когтят друг
друга в кровь, но он ничего не замечает.

Сартру как философу и как человеку было отлично известно, что гуманист - это не тот, кто любит человека (человека любит филантроп), а тот, кто уважает человека.

Goren писал(а):По-моему, вполне полноценная характеристика "левой тотальности" как она есть.

Сорри, эт не тошнота - эт изжога.
Туточки надоть уточнить, что как и в случае в прыжках в высоту - мало ли, что есть рекорды - попробуй хять рядом прыгнуть - фигушки.

'Cheshire Cat писал(а):Сартру как философу и как человеку было отлично известно, что гуманист - это не тот, кто любит человека (человека любит филантроп), а тот, кто уважает человека.

Там всё именно так и описано. Что и филантроп гуманист, и мизантроп - тоже гуманист, потому что они оба вынуждены уважать человека как феномен. И суть тотальности как раз в том, что быть не гуманистом, на самом деле, очень сложно. Практически все школы мысли уже поглощены и переварены гуманизмом и вне него не имеют смысла.

То есть, я не знаю, мысли ли это самого Сартра или его т.с. "лирического героя", но сказано очень точно, по-моему.

Когда бога нет, худо человеческому животному, ой как худо.

Мне вроде неплохо живётся и без этого крикливого старикана.

Ну так ты и не жывотное %)

Хм, это точно. Я - всего лишь кучка разлагающейся биомассы.

Ну вот и сам посуди - зачем разлагающейся биомассе какие-то боги?

Так у меня их и нет. Так и удивляюсь, что другим биомассам они нужны.

euroasian писал(а):Мне вроде неплохо живётся и без этого крикливого старикана.

Врядли это может быть так, ибо милосив он и прощает, потоиу и живёшь. хотя думая измерения небес, света и многих более сокровенных вещей твоя жизнь лишена. Это как , а я девственник ещё, а мне и так хорошо звучит

Может быть жизнь - это как раз и есть наказание. Типа как в угол ставят, пока не одумаешься. А одумаешься - аккурат тогда и помрёшь %)

Goren писал(а):Может быть жизнь - это как раз и есть наказание. Типа как в угол ставят, пока не одумаешься. А одумаешься - аккурат тогда и помрёшь %)

Горен, а Вы очень близки к буддийскому пониманию жизни.

euroasian писал(а):Горен, а Вы очень близки к буддийскому пониманию жизни.

Конечно. Он же нигилист.

Может быть жизнь - это как раз и есть наказание. Типа как в угол ставят, пока не одумаешься. А одумаешься - аккурат тогда и помрёшь %)

И ладно бы только один раз ставили, а то ведь это без конца повторяется. Ничему, значит, не учит.

Умрешь - начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь...

'Cheshire Cat писал(а):И ладно бы только один раз ставили, а то ведь это без конца повторяется.

Ну это не известно как происходит. Может быть, до следующего раза, когда там, в другом мире, напакостишь %)

euroasian писал(а):Мне вроде неплохо живётся и без этого крикливого старикана.

На самом деле такого бога и в природе не существует. Он отрок, младенец. А этого крикливого старикана изобрели невежды, что бы оправдывать собственную тупость. Это потрясающе, когда люди не имеющие ни малейшего представления о религии начинают судить о боге. Давайте я начну рассуждаать о Бакунине которого не читал никогда. Напыщенный петух, и хорошо что его давно с нами нет.

Б-га и вообще в природе не существует. Он существует в индивидуальном и общественном сознании %)

Б-г - это тот, с бородкой из "Аквариума"? Так он же буддист!

У каждого свой Б-г %)

Goren писал(а):Б-га и вообще в природе не существует. Он существует в индивидуальном и общественном сознании %)

Я тоже как то этой "природой" смутился, но к сожалению трансцендентное небытие милостиво нисходит к нам. Это и есть аватар. С санскрита это буквально означает нисходящий. И есть масса людей которые его встретили и полюбили. В этом вобщем то и смысл религии и её заповедей. Именем милостивог я и отрицаю всякие царства и царей! Вива анархия!

Чизес писал(а):Я тоже как то этой "природой" смутился, но к сожалению трансцендентное небытие милостиво нисходит к нам. Это и есть аватар. С санскрита это буквально означает нисходящий. И есть масса людей которые его встретили и полюбили. В этом вобщем то и смысл религии и её заповедей. Именем милостивог я и отрицаю всякие царства и царей! Вива анархия!

Ну собственно, здравсть - большинство-то транцидентальны - а потому идём в противоположные стороны:)

Чизес писал(а):На самом деле такого бога и в природе не существует. Он отрок, младенец. А этого крикливого старикана изобрели невежды, что бы оправдывать собственную тупость. Это потрясающе, когда люди не имеющие ни малейшего представления о религии начинают судить о боге. Давайте я начну рассуждаать о Бакунине которого не читал никогда. Напыщенный петух, и хорошо что его давно с нами нет.

Чизес, а Бога Вы читали? Ссылочку не дадите?

Зачем вам читать Б-га, когда можно читать меня - того, кто Б-га выдумал?

Space Monkey писал(а):Чизес, а Бога Вы читали? Ссылочку не дадите?

Гуглить я не нанимался. См. Библию, Коран, Гиту.

Леон Чёрный писал(а):Ну собственно, здравсть - большинство-то транцидентальны - а потому идём в противоположные стороны:)

А счего вы взяли что трансцендентное некое отрицание тождественного? Эдакие антиподы, да?Тут кто то сказал на форуме что на самом деле всё имманентно, даже трансцендентное. Может звучит не правильно, но мысь верная и правдивая. Вот например Левинас сказал что любая презентация может быть истолкована как трансцендентность, а Ницше сказал, что истина лежит у складочки, у повехности.

Чизес писал(а):Гуглить я не нанимался. См. Библию, Коран, Гиту.

Да там всё толкования толкований толкований. А мне бы первоисточник.

Goren, Вас читать по крайней мере веселее.

Space Monkey писал(а):Чизес, а Бога Вы читали? Ссылочку не дадите?

Если тебе Бог нужен, то вот, можешь пообщаться.

http://www.ateism.ru/home/Home!!!.htm

Space Monkey писал(а):Да там всё толкования толкований толкований. А мне бы первоисточник.

Goren, Вас читать по крайней мере веселее.

И Библия и Коран, и Гита это прямая речь Господа восновном. Непосредственно им сказанные слова, пророк то лишь медиум.

Чизес писал(а):И Библия и Коран, и Гита это прямая речь Господа восновном. Непосредственно им сказанные слова, пророк то лишь медиум.

Слово Бога сказывается в вечности (Августин). Пророк - интерпретатор.

Чизес писал(а):И Библия и Коран, и Гита это прямая речь Господа восновном.
.

Коран и Гита не знаю. Но Библия - почти целиком нет.

Trinity писал(а):Коран и Гита не знаю. Но Библия - почти целиком нет.

Чизес, поясню: это было мнение атеиста.

Cheshire Cat писал(а):Слово Бога сказывается в вечности (Августин). Пророк - интерпретатор.

Чёто не понял. А кто ж их эти слова господа сказывает, как не пророк? Библейские пророки так и говорят: Бог говорит, и тыры пыры и то то, и то то. Либо ещё говорят: Я бог,но это имеет тот же смысл. типа я вышел на сцену и сейчас прочитаю монолог Господа. Так что они медиумы, в очень таком структуралистском духе.

Trinity писал(а):Коран и Гита не знаю. Но Библия - почти целиком нет.

Генадий, от чьего имени говорил Моисей? Или ты думал, что он выдавал себя за Господа Бога проклятый фашист? Его слова "Я Бог" то же самое что знаки припинания при прямой речи, имеет тот же смысл что и у тех из библейских пророков кто говорит " Бог говорит"

Чёто не понял.

Щас поймёшь.

8. А каким образом Ты сказал? Так ли, как тогда, когда из облака раздался Твой голос: "Это Сын Мой возлюбленный"? Этот голос прозвучал и отзвучал; заговорил и умолк. Слоги прозвучали и исчезли: второй после первого, третий после второго и так по порядку до самого последнего, после которого наступило молчание. Из этого явствует, что их произвело движением своим создание Твое временное, но послужившее вечной воле Твоей, - и эти слова Твои, сказанные во времени, наружное ухо сообщило разуму, который внутренним ухом прислушивается к вечному слову Твоему. И он, сравнив те, во времени прозвучавшие слова, с вечным словом Твоим, пребывающим в молчании, сказал: "это другое, совсем другое, эти слова меньше меня, да их вообще и нет, они бегут и исчезают; слово же Бога моего надо мной и пребывает во веки". Итак, если словами, прозвучавшими и исчезнувшими, повелел Ты быть небу и земле, если таким образом создал Ты небо и землю, то, значит, раньше земли и неба было уже существо, обладающее телом, чей голос, вызванный временным усилием, и пронесся во времени. Никакого, однако, тела раньше земли и неба не было, а если и было, то, конечно, не голосом преходящим создал Ты его, дабы потом создать преходящий, которым и повелел появиться небу и земле. А что это за существо, которое могло издать такой голос? Если бы Ты его не создал, его вообще бы не было. Какое же слово было Тобой сказано, чтобы появилось тело, произнесшее эти слова?

VII.

9. Так зовешь Ты нас к пониманию Слова-Бога, пребывающего с Богом; извечно произносится оно и через него всё извечно произнесено. То, что было произнесено, не исчезает; чтобы произнести всё, не надо говорить одно вслед за другим: всё извечно и одновременно. Иначе существовало бы время и изменяемость - не настоящая вечность и не настоящее бессмертие.

Знаю это, Господи, и благодарю Тебя; знаю это, исповедую Тебе, Боже мой, и вместе со мной знает это и благословляет Тебя каждый, кто не остается неблагодарным, узнав несомненную истину. Мы знаем. Господи, знаем, что не быть тем, чем был, и стать тем, чем не был, - это своего рода смерть и рождение. А в Слове Твоем ничто не исчезает, ничто не приходит на смену: оно бессмертно и вечно. И поэтому Словом, извечным, как Ты, Ты одновременно и вечно говоришь всё, что говоришь; возникает всё, чему Ты говоришь возникнуть; Ты создаешь только Словом, и, однако, не одновременно и не от века возникает всё, что Ты создаешь Словом.

http://www.humanities.edu.ru/db/msg/6036

Так что они медиумы, в очень таком структуралистском духе.

Фиг знает. Может, и медиумы. Только одно дело, когда Бог в вечности говорит, а другое - когда медиум во времени. Кстати, если профет - медиум, то он должен находиться между трансцендентным и имманентным. Так что же там????

Cheshire Cat писал(а):Чизес, поясню: это было мнение атеиста.

Я отношусь к честным атеистам с гораздо большим уважением, чем к адептам лицемерных и буржуазных религий. Вконце концов после Канта трансцендентность вобщем то небыие попросту говоря, и верующие так же как и атеисты стремяться жить по истине. Тринити вырос в религиозной семье,и я могу лишь догадываться какая катастрофа произошла. Ткну пальцем в небо. Радикальный монотеизм может обернуться атеизмом. Наприме в исламе были таки мусльмане-буддисты - мутазилиты, или знаменитый вольнодумец Абу Аль Аля. Как это называеться у христиан не знаю, видимо православие, обернувшееся Утопией в 17 году, оказалось что бог больше никому не нужен, блудить можно и без него.

к адептам лицемерных и буржуазных религий

когда ты языком советского агитпропа начинаешь изъясняться, то становится скучно...

Как это называеться у христиан не знаю

апофатизм, наверное...

Вконце концов после Канта трансцендентность вобщем то небыие попросту говоря

Не горячись! Лучше КПР перечитай. Да и КЧС тоже. Вещь в себе - небытие? А кто же аффицирует чувственность? Не смеши так!!! Вот после Гегеля - действительно, да и после Гуссерля о трансцендентном говорить стало как-то неприлично... Но - надо...

Cheshire Cat писал(а):когда ты языком советского агитпропа начинаешь изъясняться, то становится скучно...



апофатизм, наверное...

Да, апофатика безусловно буржуазна. Примитивно, но верую ибо абсурдно, в устах буржуа звучит как верую ибо нет. Верует естественно не в утраченное навеки и потерявшееся где то в седой глубине веков, а в себя и прибыльный для себя закон. Вот тут и начинаеться тот грёбанный мир идей платона или телеология вебера, не только оправдывающие рабовладение, но и производящие раба. Кстати Утопия устроенна точно так же. Под таким углом зрения марксизм можно рассматривать как переход от буржуазного апофатического богословия к пролетарскому - катофатическому. Ирония коммуниста: Убили Бога что был и был человеком. Не случайно ведь поверхность текстов любимых мною коммунистов вроде Хемингуэя или Платонова так поразительно напоминает поверхность буддийских или кришнаитских текстов - то же эстетское переживание духовности. Кстати я в нашей украинской газете для типа интеллектуалов(типа потомучто из Киева на всю страну смердит таким пошлым провинциализмом что просто зубы скрипят), ага называеться газета "зеркало недели" а статья "левый поп". Написал её помоему некто Черепанов. Впечатление такое что влюблённый в леваков аналитик спецслужб внимательно за нами наблюдает, это такой взгляд со стороны. Так там он указывает на точ то поверхность левачества тождественна поверхности традиционной религии.Типа чёрный мультикультурный герой леваков чем не Кришна("Чёрный" таки!) говорящий на всех языках. Вот ссылочка, там в архиве эту статью можно найти, вышла она года 3 тому назад http://www.zn.ua/
А за тупость простите, у меня сезонное обострение, я тут обеспокоен одним, как бы в дурдом не попасть. Я из последних сил чепятаю

Я из последних сил чепятаю

Ладно, отдохни пока. Про мракса и эксплуатацию с Тринити беседуй, мне это неинтересно, а вот о трансценденции можешь со мной. Покедова.

Cheshire Cat писал(а):Ладно, отдохни пока. Про мракса и эксплуатацию с Тринити беседуй, мне это неинтересно, а вот о трансценденции можешь со мной. Покедова.

Привет! А ничё что буржуа всегда трансцеденталист? Вот хотя бы эти американские романтики вроде Эмерсона? Я побывал кришнаит, так "Брабубада"(Прабхупада - Абхай Чаран - Бхактиведанта Свами Прабхупада ачарья основатель Международного общества сознания Кришны) владелец фармацевтической фабрики, и тоже "заповзятий"(украинский - увлечённый?) трансценденталист. Так сколько вони по всему миру развёл, сколько миллионов невинных душ совратил!

Вот читаю таки Куртца, и всё меня не покидает эдакое ощущеньйице вторичности - постмодернизм, тля!Почему правые говорящие то же, Бодрияр или Жирар, признают эту данность природой в отличие от наших Деборов и Куртцев? Конечно проще всего обвинить правых в подлоге, в том что они выдают за природу то что таковым не являеться. Так нет, они откровенно называют это симуляцией, симулякром и т.п. Почему ни тупоголовому постмодернисту, ни тупоголовому новому левому не приходит в голову одна простая мысль, а кто кукловод, что это за сцена? Признание за симуляцией самодовлеющей ценности, как и стремление эту самоценность симуляции конвертировать, равно пошлые идеи. Восстать против природы легко леваку и прибыльно(на этом восстании против природы и зиждеться вся человеческая цивилизация), быть лояльным по отношению ко лжи(и насрать на то что эта природа и есть ложь(мая!индусов)) это то же самое прибыльное непризнание иного, другого, трансцендентного. Как это не парадоксально левак - гностик поневоле, ближе к Господу Богу чем все эти посткапиталистические "-изм"ы. Просто отвергнуть ложь, это только пол пути, ломать не строить, а строить следует отношения с единственныи, сыном, отцом, женой.Ведь все дети взрослеют кроме одного(Питера Пэна)

Майя не есть ложь... Майя это понимание ограниченности конечных форм восприятия...

Ошибка - это абсолютизация относительного...

А симуляция - это когда сами знают о том, что представляемое не есть то, за что его выдают, но стремятся убедить в обратном лохов...

И весь постмодернизм это игра в напёрстке на барахолке...

Я тоже нехорошо думаю о постмодернизме, но я умею ловить рыбу в мутной водею Вообще постмодернисты настоящие это Маркузе и Кристева, Дебор и Барт, Бурдье и Камю. И быть правыми, это плохо у них получаеться, у почстмодернистов,неуклюже так. Я индуист, и мне совершенно очевидно то, что мая индийцев и есть этот самый симулятивный капитализм например.

Прочитал я этого гидеборёнка Куртца. Я отказываюсь понимать, как капитализм стал природой, стал самой душевной организацией человека? Опять реки вспять? Это чистейшей воды богоборчество, эт не имеет никакого отношения к левой идее. Мы не всилах изменить природу общества и человека,зато нам посилам использовать закон природы себе во благо. Вот пример, вне всей этой квазиэкономической чуши. Деньги позволяют нам превратить натуральный обмен из гроиоздкого ритуала в простую и удобную вещь. И нет сдесь никакой магии или метафизики. Что то меня достало это отождествление капитализма с природой левыми, именно левцкий дискурс и утверждает капитализм как неизбежность, и на века.