noname
30-04-2009 07:57:04
Я расскажу вам по-своему, как смотрит на жизнь индеец. У белых больше слов, чтобы рассказать вам, каким они видят индейца, но, чтобы открыть правду, не надо много говорить. Мои слова будут идти от сердца, и я буду откровенен.
Мое имя Несущийся Через Горы Гром (Ин-мут-ту-уа-лат-лат). Я вождь племени проколотых носов - не персе (вал-лам-вам-кин).
Наши отцы передали нам много законов, которые они узнали от своих отцов. Они учили нас обращаться с другими людьми так, как они обращаются с нами. Учили нас никогда не нарушать первыми уговор; учили, что лгать стыдно, учили нас говорить только правду; учили, что стыдно отбирать у человека его жену или имущество, не заплатив. Нас учили, что Великий Дух все видит и слышит и никогда не прощает; что он даст поэтому прибежище душе каждого по его заслугам. Я верю в это, в это же верят и все мои люди.
Мы не знали, что, кроме индейцев, на свете существуют другие люди, пока примерно сто зим тому назад в наших краях не появились люди с белыми лицами. Это были французы, и они назвали нас людьми с проколотыми носами, потому что в носу мы носили для красоты кольца.
Первыми белыми людьми, которые пришли к нам в страну, были Льюис и Кларк. Они принесли много такого, чего мы никогда не видали. Они говорили откровенно, и наши люди устроили в их честь большой праздник, доказав этим свое дружеское расположение. Но вскоре обнаружилось, что белые люди очень быстро богатеют и хотят завладеть всем, что имеют индейцы. Мой отец первым разгадал замыслы белых и предостерегал своих сородичей, чтобы они торговали с белыми осторожно. /*фактически у индейцев не было торговли, поэтому для них не было разницы между торговлей и обменом*/ Люди, жадные до денег, казались ему подозрительными. Я тогда был мальчиком, но прекрасно помню предостережения отца. Он был дальновиднее других.
Потом появился белый офицер, который пригласил всех индейцев племени на совет для составления договора. Совет открылся, и он откровенно сказал, чего хочет. Стивенс сообщил, что в эти места приехало уже очень много белых людей и приедет еще больше; надо разграничить землю так, чтобы индейцы и белые могли разделиться. Чтобы все жили в мире, сказал он, индейцы должны иметь свою территорию и на ней оставаться. Мой отец, который представлял свое племя, наотрез отказался участвовать в этом совете, потому что он хотел остаться человеком свободным. Он заявил, что никто из людей не владеет какой-либо частью земли и поэтому не может продать то, чем не владеет. Мистер Сполдинг взял отца за руку и сказал: "Иди и подпиши договор!" Отец оттолкнул его со словами: "Зачем ты просишь меня подписать договор и отказаться от моей земли? "Я не подпишу вашу бумагу, - сказал отец, - вы ходите, где хотите, также и я; вы не ребенок, я тоже; я думаю своей головой. Никто не может думать за меня. У меня нет другого дома, кроме этого. И я его никому не отдам. Иначе мои люди останутся без родного очага. Убери свою бумагу. Моя рука ее не коснется".
Мой отец предупреждал людей, чтобы они не брали подарки. "Потому что, - говорил он, - через некоторое время белые заявят, что вы получили за свою землю плату".
Через восемь лет состоялся следующий совет. Вождь, которого за умение говорить называли Юристом, главенствовал на этом. Во время заключения этого договора Юрист выступил от имени и нашего племени, не имея на то полномочий. Он не имел права продавать нашу Уаллоуа - долину извилистых вод. Она всегда принадлежала людям моего отца, и другие индейцы никогда не оспаривали нашего на нее права. Никто из индейцев не претендовал на Уаллоуа.
Чтобы все знали, какая земля наша, отец установил вокруг нее шесты и сказал: "Внутри - дом моих людей. Белые могут занимать землю за шестами. В пределах этой границы родились все наши люди. Она окружает могилы наших предков, и мы никогда их никому не отдадим".
Правительство Соединенных Штатов заявило, что оно купило у Юриста и других вождей все земли племени не персе, лежащие за пределами резервации Лапуай, но мы продолжали мирно жить на этой территории, пока восемь лет назад белые люди не стали переходить границу, обозначенную моим отцом. Мы предупреждали их, что это очень плохо, но они не хотели уходить с нашей земли, и началась вражда. Белые изображали дело так, будто мы вступили на тропу войны. Они наговаривали на нас своим властям.
Правительство Соединенных Штатов снова потребовало собрать совет для заключения договора. На этом совете я впервые обратился с речью к белым. Я сказал агенту: "Я не хотел приходить на этот совет, но пришел в надежде, что мы избежим кровопролития. У белых нет никакого права приходить и занимать нашу землю. ". Агент сказал, что получил от Великого Белого Вождя приказ: наше племя должно уйти в резервацию Лапуай, и, если мы подчинимся, он нам поможет. Я ему ответил: "Я этого не сделаю. Мне ваша помощь не нужна, у нас всего достаточно, и мы будем счастливы и довольны, если белые оставят нас в покое. Оставьте подарки себе; мы можем пойти в ваши города и заплатить за то, что нам надо; у нас хватает для продажи лошадей и скота, и нам от вас никакой помощи не нужно; сейчас мы свободны; мы можем идти, куда захотим. Здесь родились наши отцы. Здесь они жили, умерли, похоронены. Мы их никогда не бросим". Агент уехал, и мы долго жили спокойно.
Вскоре после этого отец прислал за мной. Он сказал: "Сын мой, тело мое возвращается к матери-земле, а дух мой очень скоро увидится с Великим Духом. Когда я умру, думай о своей земле. Всегда помни, что твой отец никогда не продавал эту землю. Если тебя будут просить подписать договор о продаже родных мест, оставайся к этому глух. Через несколько лет белые люди окружат тебя со всех сторон. Они облюбовали для себя это место. Мой сын, никогда не забывай моих предсмертных слов. Эта земля примет тело твоего отца. Никогда не продавай кости отца и матери".
В горах, окружавших долину извилистых вод, белые нашли золото. Они украли у нас много лошадей, и мы не могли их вернуть, потому что были индейцами. Выручая друг друга, белые лгали. Они угнали у нас очень много скота. Некоторые белые клеймили наш молодняк, чтобы заявить потом, что это их скот. Мне казалось, что кое-кто из белых делал это в Уаллоуа нарочно, чтобы развязать войну. С тех пор как белые пришли в Уаллоуа, они все время нас запугивали и насмехались над нами... Они не давали нам покоя.
Ссылаясь на договор, заключенный другими племенными группами не персе, белые предъявляли права на мои земли.
Весной следующего года агент из форта Уматилла прислал мне гонца-индейца сказать, чтоб я встречал генерала Ховарда в Уаллоуа.
Я сказал генералу Ховарду: "Мы готовы слушать". Он ответил, что сейчас говорить не будет, а проведет совет на следующий день и тогда все честно скажет. Я сказал генералу Ховарду: "Я готов вести переговоры сегодня. Я участвовал во многих советах, но мудрее не стал. Мы такие, какими нас создал Великий Дух, и вы нас переделать не можете. Тогда зачем детям одной матери и одного отца враждовать, почему один должен обманывать другого? Я не верю, что вождь Великий Дух дал одним людям право говорить другим людям, что они должны делать".
Генерал Ховард ответил: "Ты не признаешь моей власти, не так ли?"
Тогда один из наших вождей - Ту-хул-хул-соте - поднялся с места и сказал генералу Ховарду: "Вождь Великий Дух создал мир таким, какой он есть и каким он хотел его видеть, и часть его он отдал нам, чтобы мы тут жили. Не понимаю, кто дал тебе право говорить, что мы не должны жить там, где он нас поместил?"
Генерал Ховард разозлился и сказал: "Замолчи! Закон велит вам отправляться в резервацию и жить там, и я требую, чтобы вы это выполнили, но вы упорно не желаете повиноваться закону. Если вы не уйдете, я займусь этим сам, и вы мне заплатите за свою строптивость".
Ту-хул-хул-соте на это ответил: "Кто ты такой, что требуешь, чтобы мы говорили, а потом запрещаешь мне говорить? Разве ты Великий Дух?".
Генерал Ховард ответил: "Ты упрямый человек, и я посажу тебя под арест"
Ту-хул-хул-соте не сопротивлялся. Он спросил генерала Ховарда: "Это твой приказ? Для меня он не имеет значения. Я открыл тебе свое сердце. И назад своих слов не возьму. Я говорил в защиту своей земли. Ты можешь меня арестовать, но не можешь меня переделать или заставить отказаться от того, что я сказал".
Я видел опасность и, пока Ту-хул-хул-соте тащили в караулку, встал и сказал: "Теперь я буду говорить. И не важно, арестуешь ты меня или нет". Я повернулся к своим людям и сказал: "Ту-хул-хул-соте арестовали несправедливо, но мы не станем обижаться на это оскорбление. Нас пригласили на этот совет, чтобы мы раскрыли наши сердца, и мы это сделали".
Утром генерал Ховард пришел к моей палатке и пригласил меня, Белую Птицу и Зеркало отправиться с ним и присмотреть для моих людей землю. Мы поехали, иногда мы проезжали мимо хороших земель, уже занятых индейцами и белыми. Генерал Ховард сказал, указав на эти земли: "Если вы поедете в резервацию, я уберу отсюда этих людей и отдам эти земли вам". Я ответил: "Нет. Было бы несправедливо обижать этих людей. Я не имею права занять их дома. Я никогда не брал того, что мне не принадлежало. И теперь не возьму".
На следующий день во время совета генерал Ховард грубо сказал мне, что он дает моим людям тридцать дней для того, чтобы они вернулись домой, собрали свое имущество и переехали в резервацию. "Если вы туда за это время не прибудете, - добавил он, - я сочту, что вы хотите сражаться, и пошлю своих солдат вас выгнать".
Я знал, что никогда моей земли не продавал и что в Лапуае у меня земли не было, но я не хотел кровопролития.
Я собирался покинуть совет, чтобы добыть мяса для своей семьи, когда пришла весть, что молодой воин, отца которого убили белые, ушел и с ним еще несколько вспыльчивых молодых воинов и что они убили четырех белых. Отомстивший за смерть отца молодой воин прискакал на совет и крикнул: "Что вы тут сидите, как женщины? Война уже началась". Я очень огорчился. Я понял, что войны не миновать, когда узнал, что мои молодые воины втайне от меня закупают боевое снаряжение. Затем я узнал, что арестованному генералом Ховардом Ту-хул-хул-соте удалось объединить сторонников войны..
Я знал, что убивая белых мои молодые воины совершают великое зло, но я задавал себе вопрос: а кто в этом прежде всего повинен? Их тысячи раз оскорбляли; их отцов и братьев убивали; матерей и жен обесчещивали; они теряли рассудок от виски, которое им продавали белые; в довершение всего они лишились крова и были в отчаянии.
Подробно читайте на
http://www.first-americans.spb.ru/n1/win/Joseph1.htm
Мое имя Несущийся Через Горы Гром (Ин-мут-ту-уа-лат-лат). Я вождь племени проколотых носов - не персе (вал-лам-вам-кин).
Наши отцы передали нам много законов, которые они узнали от своих отцов. Они учили нас обращаться с другими людьми так, как они обращаются с нами. Учили нас никогда не нарушать первыми уговор; учили, что лгать стыдно, учили нас говорить только правду; учили, что стыдно отбирать у человека его жену или имущество, не заплатив. Нас учили, что Великий Дух все видит и слышит и никогда не прощает; что он даст поэтому прибежище душе каждого по его заслугам. Я верю в это, в это же верят и все мои люди.
Мы не знали, что, кроме индейцев, на свете существуют другие люди, пока примерно сто зим тому назад в наших краях не появились люди с белыми лицами. Это были французы, и они назвали нас людьми с проколотыми носами, потому что в носу мы носили для красоты кольца.
Первыми белыми людьми, которые пришли к нам в страну, были Льюис и Кларк. Они принесли много такого, чего мы никогда не видали. Они говорили откровенно, и наши люди устроили в их честь большой праздник, доказав этим свое дружеское расположение. Но вскоре обнаружилось, что белые люди очень быстро богатеют и хотят завладеть всем, что имеют индейцы. Мой отец первым разгадал замыслы белых и предостерегал своих сородичей, чтобы они торговали с белыми осторожно. /*фактически у индейцев не было торговли, поэтому для них не было разницы между торговлей и обменом*/ Люди, жадные до денег, казались ему подозрительными. Я тогда был мальчиком, но прекрасно помню предостережения отца. Он был дальновиднее других.
Потом появился белый офицер, который пригласил всех индейцев племени на совет для составления договора. Совет открылся, и он откровенно сказал, чего хочет. Стивенс сообщил, что в эти места приехало уже очень много белых людей и приедет еще больше; надо разграничить землю так, чтобы индейцы и белые могли разделиться. Чтобы все жили в мире, сказал он, индейцы должны иметь свою территорию и на ней оставаться. Мой отец, который представлял свое племя, наотрез отказался участвовать в этом совете, потому что он хотел остаться человеком свободным. Он заявил, что никто из людей не владеет какой-либо частью земли и поэтому не может продать то, чем не владеет. Мистер Сполдинг взял отца за руку и сказал: "Иди и подпиши договор!" Отец оттолкнул его со словами: "Зачем ты просишь меня подписать договор и отказаться от моей земли? "Я не подпишу вашу бумагу, - сказал отец, - вы ходите, где хотите, также и я; вы не ребенок, я тоже; я думаю своей головой. Никто не может думать за меня. У меня нет другого дома, кроме этого. И я его никому не отдам. Иначе мои люди останутся без родного очага. Убери свою бумагу. Моя рука ее не коснется".
Мой отец предупреждал людей, чтобы они не брали подарки. "Потому что, - говорил он, - через некоторое время белые заявят, что вы получили за свою землю плату".
Через восемь лет состоялся следующий совет. Вождь, которого за умение говорить называли Юристом, главенствовал на этом. Во время заключения этого договора Юрист выступил от имени и нашего племени, не имея на то полномочий. Он не имел права продавать нашу Уаллоуа - долину извилистых вод. Она всегда принадлежала людям моего отца, и другие индейцы никогда не оспаривали нашего на нее права. Никто из индейцев не претендовал на Уаллоуа.
Чтобы все знали, какая земля наша, отец установил вокруг нее шесты и сказал: "Внутри - дом моих людей. Белые могут занимать землю за шестами. В пределах этой границы родились все наши люди. Она окружает могилы наших предков, и мы никогда их никому не отдадим".
Правительство Соединенных Штатов заявило, что оно купило у Юриста и других вождей все земли племени не персе, лежащие за пределами резервации Лапуай, но мы продолжали мирно жить на этой территории, пока восемь лет назад белые люди не стали переходить границу, обозначенную моим отцом. Мы предупреждали их, что это очень плохо, но они не хотели уходить с нашей земли, и началась вражда. Белые изображали дело так, будто мы вступили на тропу войны. Они наговаривали на нас своим властям.
Правительство Соединенных Штатов снова потребовало собрать совет для заключения договора. На этом совете я впервые обратился с речью к белым. Я сказал агенту: "Я не хотел приходить на этот совет, но пришел в надежде, что мы избежим кровопролития. У белых нет никакого права приходить и занимать нашу землю. ". Агент сказал, что получил от Великого Белого Вождя приказ: наше племя должно уйти в резервацию Лапуай, и, если мы подчинимся, он нам поможет. Я ему ответил: "Я этого не сделаю. Мне ваша помощь не нужна, у нас всего достаточно, и мы будем счастливы и довольны, если белые оставят нас в покое. Оставьте подарки себе; мы можем пойти в ваши города и заплатить за то, что нам надо; у нас хватает для продажи лошадей и скота, и нам от вас никакой помощи не нужно; сейчас мы свободны; мы можем идти, куда захотим. Здесь родились наши отцы. Здесь они жили, умерли, похоронены. Мы их никогда не бросим". Агент уехал, и мы долго жили спокойно.
Вскоре после этого отец прислал за мной. Он сказал: "Сын мой, тело мое возвращается к матери-земле, а дух мой очень скоро увидится с Великим Духом. Когда я умру, думай о своей земле. Всегда помни, что твой отец никогда не продавал эту землю. Если тебя будут просить подписать договор о продаже родных мест, оставайся к этому глух. Через несколько лет белые люди окружат тебя со всех сторон. Они облюбовали для себя это место. Мой сын, никогда не забывай моих предсмертных слов. Эта земля примет тело твоего отца. Никогда не продавай кости отца и матери".
В горах, окружавших долину извилистых вод, белые нашли золото. Они украли у нас много лошадей, и мы не могли их вернуть, потому что были индейцами. Выручая друг друга, белые лгали. Они угнали у нас очень много скота. Некоторые белые клеймили наш молодняк, чтобы заявить потом, что это их скот. Мне казалось, что кое-кто из белых делал это в Уаллоуа нарочно, чтобы развязать войну. С тех пор как белые пришли в Уаллоуа, они все время нас запугивали и насмехались над нами... Они не давали нам покоя.
Ссылаясь на договор, заключенный другими племенными группами не персе, белые предъявляли права на мои земли.
Весной следующего года агент из форта Уматилла прислал мне гонца-индейца сказать, чтоб я встречал генерала Ховарда в Уаллоуа.
Я сказал генералу Ховарду: "Мы готовы слушать". Он ответил, что сейчас говорить не будет, а проведет совет на следующий день и тогда все честно скажет. Я сказал генералу Ховарду: "Я готов вести переговоры сегодня. Я участвовал во многих советах, но мудрее не стал. Мы такие, какими нас создал Великий Дух, и вы нас переделать не можете. Тогда зачем детям одной матери и одного отца враждовать, почему один должен обманывать другого? Я не верю, что вождь Великий Дух дал одним людям право говорить другим людям, что они должны делать".
Генерал Ховард ответил: "Ты не признаешь моей власти, не так ли?"
Тогда один из наших вождей - Ту-хул-хул-соте - поднялся с места и сказал генералу Ховарду: "Вождь Великий Дух создал мир таким, какой он есть и каким он хотел его видеть, и часть его он отдал нам, чтобы мы тут жили. Не понимаю, кто дал тебе право говорить, что мы не должны жить там, где он нас поместил?"
Генерал Ховард разозлился и сказал: "Замолчи! Закон велит вам отправляться в резервацию и жить там, и я требую, чтобы вы это выполнили, но вы упорно не желаете повиноваться закону. Если вы не уйдете, я займусь этим сам, и вы мне заплатите за свою строптивость".
Ту-хул-хул-соте на это ответил: "Кто ты такой, что требуешь, чтобы мы говорили, а потом запрещаешь мне говорить? Разве ты Великий Дух?".
Генерал Ховард ответил: "Ты упрямый человек, и я посажу тебя под арест"
Ту-хул-хул-соте не сопротивлялся. Он спросил генерала Ховарда: "Это твой приказ? Для меня он не имеет значения. Я открыл тебе свое сердце. И назад своих слов не возьму. Я говорил в защиту своей земли. Ты можешь меня арестовать, но не можешь меня переделать или заставить отказаться от того, что я сказал".
Я видел опасность и, пока Ту-хул-хул-соте тащили в караулку, встал и сказал: "Теперь я буду говорить. И не важно, арестуешь ты меня или нет". Я повернулся к своим людям и сказал: "Ту-хул-хул-соте арестовали несправедливо, но мы не станем обижаться на это оскорбление. Нас пригласили на этот совет, чтобы мы раскрыли наши сердца, и мы это сделали".
Утром генерал Ховард пришел к моей палатке и пригласил меня, Белую Птицу и Зеркало отправиться с ним и присмотреть для моих людей землю. Мы поехали, иногда мы проезжали мимо хороших земель, уже занятых индейцами и белыми. Генерал Ховард сказал, указав на эти земли: "Если вы поедете в резервацию, я уберу отсюда этих людей и отдам эти земли вам". Я ответил: "Нет. Было бы несправедливо обижать этих людей. Я не имею права занять их дома. Я никогда не брал того, что мне не принадлежало. И теперь не возьму".
На следующий день во время совета генерал Ховард грубо сказал мне, что он дает моим людям тридцать дней для того, чтобы они вернулись домой, собрали свое имущество и переехали в резервацию. "Если вы туда за это время не прибудете, - добавил он, - я сочту, что вы хотите сражаться, и пошлю своих солдат вас выгнать".
Я знал, что никогда моей земли не продавал и что в Лапуае у меня земли не было, но я не хотел кровопролития.
Я собирался покинуть совет, чтобы добыть мяса для своей семьи, когда пришла весть, что молодой воин, отца которого убили белые, ушел и с ним еще несколько вспыльчивых молодых воинов и что они убили четырех белых. Отомстивший за смерть отца молодой воин прискакал на совет и крикнул: "Что вы тут сидите, как женщины? Война уже началась". Я очень огорчился. Я понял, что войны не миновать, когда узнал, что мои молодые воины втайне от меня закупают боевое снаряжение. Затем я узнал, что арестованному генералом Ховардом Ту-хул-хул-соте удалось объединить сторонников войны..
Я знал, что убивая белых мои молодые воины совершают великое зло, но я задавал себе вопрос: а кто в этом прежде всего повинен? Их тысячи раз оскорбляли; их отцов и братьев убивали; матерей и жен обесчещивали; они теряли рассудок от виски, которое им продавали белые; в довершение всего они лишились крова и были в отчаянии.
Подробно читайте на
http://www.first-americans.spb.ru/n1/win/Joseph1.htm