АNARCHY®WORLD
09-05-2009 09:04:58

1.
[SPOILER]Национал-социалистическая пропаганда представляет собой весьма сложную систему, отличающуюся разветвленностью организационных структур, многообразием целей, методов и форм пропагандистского воздействия. Зародившись в начале 1920-х гг., в период становления НСДАП как самостоятельной политической силы, она прошла в дальнейшем несколько этапов в своем развитии, проявив себя как весьма динамичное явление.
Особенно интересна в этой связи трансформация, которой подверглась указанная система в 1933 г., после прихода нацистов к власти. Двенадцатилетний «прыжок Германии в неизвестность»[1] (словами газеты «Регенсбургер Анцайгер»), завершившийся разгромом нацистского рейха в 1945 году, повлек за собой многочисленные изменения в области политики, экономики, культуры. Видоизменение системы нацистской пропаганды явилось, таким образом, частью всестороннего процесса нацификации германского общества.
Этот процесс, казавшийся современникам стремительным, не был осуществлен в одночасье. 30 января 1933 г., в день, когда после долгих закулисных интриг Адольф Гитлер был все же назначен рейхсканцлером и нацистские министры вошли в правительство, занятые НСДАП позиции были еще весьма непрочными. Чтобы достичь всей полноты власти и утвердить свою диктатуру в Германии, нацистам требовалось ликвидировать демократические институты и преодолеть сопротивление иных политических партий: своих непосредственных идейных противников (коммунистов и социалистов), католического «Центра» и, более того, партнера НСДАП по коалиции, Немецкой Национальной Народной Партии Альфреда Гугенберга.
В силу перечисленных причин НСДАП была вынуждена и далее придерживаться тактики фиктивной легальности, избранной А.Гитлером еще в 1925 г., расширяя тем самым свое влияние постепенно и скрывая свою конечную цель: достижение безраздельного господства. Эта политическая линия, нашедшая свое юридическое выражение в опоре на чрезвычайное законодательство (например, указ «О защите немецкого народа» от 4 февраля 1933 г. и указ «О защите немецкого народа и государства» от 28 февраля 1933 г.) и формальном соблюдении парламентских норм (проведение выборов в рейхстаг 5 марта 1933 г.), обусловила новую основополагающую задачу нацистской пропаганды: добиться одобрения действий нацистского режима большей частью немецкого общества или, по меньшей мере, создать видимость такого одобрения. Представив демонтаж республиканского строя и расправу над политическими противниками как акции, совершаемые во благо немецкого народа, нацистская пропаганда должна была свести сопротивление к минимуму, обеспечив тем самым стабилизацию нового режима.

Поставленная перед нацистской пропагандой задача отразилась в организации множества мероприятий, из которых наиболее значимыми стали: избирательная кампания и выборы в рейхстаг 5 марта 1933 г., открытие рейхстага 21 марта 1933 г., организация антисемитского бойкота 1 апреля 1933 г., празднование дня рождения Гитлера 20 апреля 1933 г. и 1 мая 1933 г. как «дня национальной работы», и, наконец, плебисцит по вопросу выхода Германии из Лиги Наций (14 октября 1933 г.), прошедший 12 ноября 1933 г. одновременно с новыми выборами в рейхстаг. При этом следует отметить, что нацистская пропаганда данного периода имеет ряд особенностей, требующих детального рассмотрения.
Приход нацистов к власти впервые позволил им задействовать ресурсы государственного аппарата и, таким образом, вывести нацистскую пропаганду на качественную новую ступень развития. С одной стороны, НСДАП, получив доступ к государственным финансам и заслужив доверие крупных промышленников, пожертвовавших, например, 20 февраля 1933 г. 3 миллиона рейхсмарок на проведение предвыборной кампании,[2] смогла расширить применение старых, испытанных форм агитации: через плакатное искусство, проведение собраний, шествий, распространение листовок и т.д. Кроме того, такой эффективный инструмент воздействия на массы, как радиовещание (практически недоступное для НСДАП до 1933 г.), теперь использовался в полном объеме. Так, «уже 30 января 1933 г. Ойген Хадамовский, позже возглавивший радиовещание рейха, смог выпустить радиорепортаж о марше и факельном шествии СА…. и тем самым ознакомить слушателей всего рейха с событиями в Берлине, весьма важными с пропагандистской точки зрения».[3]
Эксплуатация радиовещания в целях психологической обработки населения стала одним из главных методов нацистской пропаганды. Только в период избирательной кампании в феврале-начале марта 1933 г. было транслировано 45 предвыборных заявлений правительства, в том числе целый ряд речей А.Гитлера и комментариев Йозефа Геббельса к ним[4]. Благодаря значительному расширению аудитории эффект любого выступления нацистских лидеров, будь то заявление А.Гитлера о намерениях нового правительства от 1 февраля 1933 г. или его же речь в берлинском Дворце спорта 10 февраля 1933 г., и любой массовой акции, будь то «День Потсдама» 21 марта 1933 г. или «День национального труда» 1 мая, многократно усиливался. Ораторское искусство А.Гитлера и Й.Геббельса, помноженное на эффект присутствия, давало разительные результаты, о чем свидетельствует то огромное внимание, которое нацисты уделяли развитию радиовещания. (число радиослушателей увеличилось с 4 милл. в 1933 г. до 9 милл. в 1939 г. и до 15 милл. в 1945 г.).[5]
С другой стороны, отныне пропаганда нацистов велась в условиях непрекращающегося террора по отношению к политическим противникам, что, в свою очередь, весьма способствовало усилению пропагандистского воздействия нацистских акций. Сакнционированные государством репрессии по отношению к оппозиции (как, например, разгром КПГ в течение предвыборной недели 28 февраля – 5 марта 1933 г.)[6] позволяли более эффективно манипулировать общественным мнением. Неслучайно стратегия устрашения рассматривалась нацистами как составная часть пропагандистской работы. «Пропаганда и дифференцированное применение силы должны дополнять друг друга в особо продуманной форме. Они никогда не являются абсолютными противоположностями. Применение силы может быть частью пропаганды»[7], писал в 1933 г. уже упомянутый ранее О.Хадамовский.
Приведем один из наиболее ярких примеров воплощения изложенной выше идеи на практике. 17 февраля 1933 г. во все полицейские участки Пруссии был разослан циркуляр рейхскомиссара прусского министрерства внутренних дел Германа Геринга, озаглавленный как «Содействие национанальному движению» (так называемый «Расстрельный указ»). Наряду с прочим Геринг указывал в нем, что «необходимо всеми силами поддержать любую деятельность, идущую на благо национальным целям и национальной пропаганде» и наоборот, «бороться с деятельностью враждебных государству организаций, применяя самые жесткие меры». [8]
Нацистская предвыборна листовка 30-х годовТретьим фактором, повлиявшим на развитие системы нацистской пропаганды в 1933 г., стало последовательное завоевание режимом монополии на освещение событий в средствах массовой информации. В течение 1933 г. нацисты сосредоточили в своих руках управление радиовещанием и прессой (важной вехой здесь явилось учреждение Имперской палаты искусств 22 сентября 1933 г.), разгромили оппозиционную печать и законодательно оформили состоявшуюся унификацию рядом постановлений и законов (в частности, распоряжением «О защите народа и государства» от 28 февраля 1933 г. была ограничена свобода слова, а «закон о редакторах» от 4 октября 1933 г. окончательно превратил всю германскую прессу в инструмент нацистского господства). Тем самым был создан единообразный идеологический климат, что позволило нацистам беспрепятственно, не опасаясь идейной конкуренции, формировать общественное мнение.
Наконец, упомянутое расширение поля пропагандистской активности, и как следствие, необходимость более четкой координации усилий при проведении пропагандистских компаний повлекли за собой серьезные изменения в огранизационной структуре нацистской пропаганды. 13 марта 1933 г. было основано Министерство народного просвещения и пропаганды, главой которого стал Й.Геббельс, сохранивший за собой и пост руководителя рейхсуправления пропагандой (РПЛ) – внутрипартийной пропагандистской инстанции. Й.Геббельс определил стоявшую перед министерством задачу следующим образом: «Мы хотим так долго обрабатывать людей, пока они не перейдут на нашу сторону, пока они не достигнут идейного понимания того, что происходящее сегодня в Германии не только нужно, но и можно принять». [9]
Каким же образом нацисты планировали достигнуть поставленной конечной цели? Ответить на этот вопрос можно, лишь приняв во внимание настроения, царящие в германском обществе в первой половине 1933 г. После назначения А.Гитлера рейхсканцлером в стране распространилась своеобразная эйфория, имевшая своей причиной жажду обновления. Многие полагали, что к власти наконец-то пришло правительство, способное осуществить решительные меры по переустройству Германии: преодолеть классовый раскол, восстановить равноправие с другими государствами на международной арене, вывести экономику из кризиса. Немалая часть общества (особенно средний класс и маргинальные слои) была охвачена чувством свершения исторического перелома, неясными надеждами, связанными с фактом прихода А.Гитлера к власти.
Нацистские лидеры умело стимулировали это воодушевление всеми возможными способами. Уже в «воззвании правительства рейха к немецкому народу» от 1 февраля 1933 г. прозвучали обещания «восстановить единство духа и воли нашего народа», ликвидировать безработицу в течение четырех лет и, что касается внешней политики, «достигнуть того, чтобы наш народ вновь обрел свободу».[10] При этом из всего набора использованных в упомянутом воззвании фраз наиболее значимой оказалась формула «национального подъема»,[11] сразу же получившая широкое хождение и неоднократно использовавшаяся с тех пор нацистским режимом.
Таким образом, нацистская пропаганда умело «мобилизовала исторические легенды и мифы, искушавшие союзников, вводившие в заблуждение противников и приучавшие массы к плебисцитарной диктатуре».[12] Такие популярные в определенных кругах немецкого общества идеи, как «дух 1914 года» (под чем подразумевалось чувство всеобщего национального единения), бесклассовое «народное сообщество» («фольксгемайншафт»), равно как и квазирелигиозные ожидания прихода фюрера-избавителя эксплуатировались нацистской пропагандой и до 30 января 1933 г. Теперь же задействование упомянутых легенд стало частью программы нацистов по сокрытию своих радикальных целей. Манипулирование страхами буржуазии и национальными эмоциями привело к тому, что монополизация политической власти не только прошла беспрепятственна, но еще и приветствовалась как «надпартийный» процесс национального обновления.
Это стремление нацистской пропаганды укрепить имидж НСДАП как партии, отстаивающей общенациональные интересы, отразилось в терминологии режима. Такие формулировки как “народный канцлер”[13], “национальное правительство»,[14] «национальный подъем» употреблялись наиболее часто. Неделя перед выборами 5 марта 1933 г. получила наименование «недели пробудившегося народа»,[15] сами выборы обозначались как «день пробудившейся нации».[16]
Однако вышеперечисленное является лишь одним из множества моментов пропагандистской стратегии нацизма. В период, когда процесс утверждения диктатуры еще находился в своей начальной стадии, нацисты ретушировали наиболее неприглядные черты своей идеологии (антихристианство, расизм, теорию завоевания “жизненного пространства”), предпочитая аппелировать к традиционным буржуазным ценностям. Это позволяло привлечь на свою сторону не только средний класс, но и крупную буржуазию, профессиональное чиновничество и рейхсвер. А.Гитлер, «никогда не появлявшийся во времена победоносного «национального подъема» на публике иначе, чем в нарядном фраке или пальто,[17] объявил христианство «базисом общественной морали».[18] Национализм изображался как движение, вобравшее в себя прусские традиции, а сам А.Гитлер –как инкарнация прусского величия. «На одной из открыток, выпущенных в марте 1933 г., можно было лицезреть портреты Фридриха Великого, Бисмарка, Гинденбурга и Гитлера в сопровождении следующей надписи: То, что покорил король, собрал воедино граф и защитил фельдмаршал, то спас и соединил солдат».[19] Помимо этого, следует упомянуть в качестве показательного примера так называемый «День Потсдама» – церемонию открытия рейхстага 21 марта 1933 г. (в день, когда Бисмарк в 1871 г. открыл первый общегерманский рейхстаг), инициатива проведения которой принадлежала Й.Геббельсу. [20]
Вместе с тем нацизм не только не отказался от псевдосоциалистической фразеологии, но и усилил пропагандистское давление на рабочих. «И до, и после 1933 г. рабочий класс был одной из целевых групп, наиболее часто и особенно интенсивно подвергающихся пропагандистской обработке».[21] Задача нацистской пропаганды состояла в данном случае в том, чтобы оправдать разгром рабочих партий и профсоюзов, создавая иллюзию улучшения социального положения и статуса рабочих. Кроме того, необходимо было культивировать чувство сопричастности к якобы формирующемуся «народному сообществу» с помощью разного рода интеграционных мероприятий.
Нацистская предвыборная листовка 30х годовПрежде всего в этой связи следует отметить праздник 1 мая, стилизованный под «день национального труда», и преобразованный таким образом в нацистском духе. Проведение этой акции, ставшей затем ежегодной, позволило как лишить рабочее движение одной из форм организованной борьбы, так и инсценировать преодоление классовых противоречий, заверить рабочих в приверженности режима к социалистическим идеалам. «Этот самый прекрасный день весны должен отмечаться не как символ борьбы ,а как символ созидающей работы, не как символ раскола, и, как следствие, упадка, а только как символ народного единства, и, следовательно, подъема»[22], – заявил А.Гитлер.
[/SPOILER]