К вопросу о союзе леворадикальных сил в октябрьские дни 1917 года

При анализе событий российских революций 1917 г. различные авторы нередко представляют развитие многопартийной социалистической коалиции в качестве одной из исторических альтернатив. Такие выводы, безусловно, имеют основание. Де-факто коалиция леворадикальных сил в Октябре 1917 г. существовала. Коалиционный характер имел военно-революционный комитет, осуществивший 26 октября захват власти в Петрограде. В его состав входили: 53 большевика, 21 левый эсер, 1 меньшевик-интернационалист, 7 анархистов, 1 - 2 эсеров-максималистов.[1] Центральной в этом вопросе остаётся тема оценки перспектив коалиции со стороны её участников. Мы рассмотрим эту проблему на примере анархистских организаций и Союза социалистов-революционеров-максималистов (ССРМ). Ведь анархисты и эсеры-максималисты в годы революций 1917 г. и гражданской войны были одним из наиболее активных отрядов рабочего и крестьянского движений.[2] Их идеи имели значительное влияние в массах. На это обстоятельство в начале октября 1917 г. указывали лидеры других участников левого блока, в том числе В.И. Ленин: «всё единодушно характеризуют настроение наиболее широких масс, как близкое к отчаянию, и указывают на факт нарастания анархизма именно на этой почве… Волна настоящей анархии может стать сильнее, чем мы».[3]

Из анархистских организаций мы обратим внимание в своей статье на взгляды теоретиков основных группировок анархистов, оказавшихся в феврале - октябре 1917 г. в центре событий. Первая из них, анархо-бунтарская, ориентировавшаяся на организацию пролетарских масс на вооружённое восстание и экспроприацию средств производства, объединяла большинство анархистов-коммунистов и часть анархистов-индивидуалистов. Её сторонники группировались вокруг Петроградской организации анархистов, затем – Петроградской (ПФАГ) и Московской (МФАГ) федераций анархистских групп. Теоретиками «бунтарей» выступали И.С. Блейхман, А.Л. и В.Л. Гордины, главными печатными органами были: журнал «Коммуна», газеты «Свободная Коммуна», «Вольный Кронштадт» и некоторые другие. Вторую группировку представляли анархо-синдикалисты, объединившиеся ещё в эмиграции в Федерацию Союзов Русских Рабочих (далее в тексте - ФСРР) США и Канады, а затем, в июле 1917 г. создавшие «Союз анархо-синдикалистской пропаганды» в Петрограде (их органом считалась газета «Голос Труда»). Её ведущим теоретиком выступал В.М. Волин.

Идеи межпартийных коалиций не имели большого влияния среди российских анархистов и максималистов до февраля 1917 г. «...Между коммунистами-анархистами, с одной стороны, и либералами или социалистами, с другой – существует непроходимая пропасть. …Хотя социалисты стремятся к социализму подобно нам, но поскольку они и его желают опирать на насилие государства в будущем и поскольку стремятся к нему путём участия в государственной власти в настоящем, постольку они враждебны для нас не меньше либералов. Всем, до сих пор сказанным, сам собою даётся вполне отрицательный ответ на вопрос о возможности какого бы то ни было соглашения между нами и какой-либо из существующих политических партий», - писал в 1906 г. теоретик «хлебовольцев» И. Книжник-Ветров.[4] На страницах анархистских изданий, допускалась межпартийная коалиция лишь с ССРМ.[5] Никаких указаний на готовность к участию блоке левых сил исследователи не находят и в эсеро-максималистской литературе того времени.[6]

Лишь в Сибири и на Дальнем Востоке анархисты и максималисты участвовали в попытках создания межпартийных структур, таких как «Забайкальская федерация групп вооружённого народного восстания» (1906 – 1908 гг.), «Партия объединённых социалистов», «Союз революционных социалистов» (1911 – 1912 гг.) и др. В отдельных случаях происходило взаимодействие между анархистскими организациями, ССРМ и другими левыми на основе Советов рабочих депутатов и стачечных комитетов, при организации экспроприаций и боевой террористической деятельности, закупок оружия за рубежом, вооружённых выступлений, антивоенной пропаганды, побегов политкаторжан и борьбы за их интересы. Союзу с политическими партиями анархисты и эсеры-максималисты предпочитали базисное взаимодействие с рядовыми активистами рабочего, крестьянского и студенческого движения, независимо от их партийной ориентации. Примером такого сотрудничества стала работа анархистов в стачкомах во время забастовок моряков и портовых рабочих в Одессе (осень 1906 – зима 1907 гг.) и в Томском Технологическом институте (март 1910 г.).[7]

Наиболее последовательно этой линии придерживались анархо-синдикалисты и, отчасти, максималисты, выдвигавшие идею создания массовых внепартийных рабочих и крестьянских организаций, объединяющих трудящихся независимо от политических пристрастий и представляющих собой субкультуру самоуправления безгосударственного социалистического общества.[8]

События февральской революции 1917 г. изменили отношение анархистов и ССРМ к идее левого блока. В марте 1917 г. как участники этих организаций, действовавшие в России, так и их эмигрантские группы ориентировались на союз с другими социалистическими силами.

В период февраля – октября 1917 гг. анархистские публицисты в оценке политической ситуации в стране исходили из теории третьей революции. С точки зрения сторонников данной теории, первый этап революции, осуществившийся в феврале – марте 1917 г., привёл к свержению самодержавия и переходу власти в руки буржуазии. Следующий, второй этап революции, связанный с борьбой за установление демократической республики, должен был завершиться захватом власти социалистическими партиями, которые проведут аграрную реформу в духе ПСР, сделают ряд уступок в сфере рабочего законодательства, начнут осуществлять национализацию производства. Затем радикально настроенные рабочие, крестьянские и солдатские массы под руководством анархистов начнут третий этап революции, означающий переход власти и управления производством к федерации органов революционного территориального и производственного самоуправления (общие собрания трудящихся и подконтрольные им советы делегатов). Впервые эта теория была сформулирована в начале марта 1917 г. в передовице журнала «Коммуна»: «Самодержавная власть низвергнута... Народ требует и добивается полной ликвидации старого режима, стремится вырвать с корнем остатки крепостничества и лишить всякой власти и привилегий аристократию. Это второй этап борьбы, только что начавшийся, ставящий своим лозунгом “ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА”. …Начавшаяся русская революция имеет более глубокие причины, чем недовольство самодержавием и неизбежно вызовет социальные потрясения. …Отсюда возникает третий этап борьбы, борьбы СОЦИАЛЬНОЙ, ставящей задачу уничтожения всяких привилегий, переход в руки общества производства, правильное и равномерное распределение продуктов труда».[9]

Затем, в апреле 1917 г. эту концепцию изложил Волин: «Первый этап русской революции – борьба народа с самодержавием, - завершился свержением последнего. …Второй этап представляется нам …в виде решительной борьбы за власть, …между либерально-буржуазным “республиканствующим” правительством и Советом. И этот, второй этап, завершится, вне всяких для нас сомнений, победой совета, т.е. победой той власти, которая выдвинута и поддерживается передовой, социалистической частью российского пролетариата и является первым шагом на пути к воплощению социал-демократической идеи. …Мы думаем, что после некоторого, более или менее продолжительного перерыва, борьба неминуемо возобновится. Начнётся третий и последний этап Русской революции… Начнётся борьба… между непосредственно и самостоятельно действующими на местах рабочими и крестьянскими организациями, переходящими к прямой экспроприации земли и всех средств потребления, производства и передвижения, …и – отстаивающей своё существование централистской социал-демократической властью, с другой стороны. Борьба между властью и безвластием».[10] Волин, подтверждая исполнение своих прогнозов, сказанное в апрельской статье дословно повторил в одной из работ начала октября 1917 г.[15] Положения этой теории стали главным обоснованием участия анархистов в левом блоке.

В начале марта 1917 г. анархистские публицисты предсказали попытку переворота, подготовленного лидерами либеральных партий, опирающихся на поддержку генералитета, русской буржуазии, дворянской аристократии и элит стран Антанты, как следствие конфликта между Советами (центром объединения левых сил), и Временным правительством (органом октябристско-кадетского блока).[11] Уже 5 (18) марта 1917 г. в газете «Рабочее знамя», органе российской анархистской эмиграции в Швейцарии писали: «Остановить революцию и совершить государственный переворот с целью захватить правительственную власть в свои руки, - такова программа, выдвинутая русской буржуазией. Обмануть народ обещанием ему самых широких, чуть не республиканских политических реформ и использовать его для своих, чуждых и враждебных народу целей… - такова тактика гучково-милюковского блока… Русская буржуазия мечтает сейчас о государственном перевороте по образцу младотурецкого переворота 1908 г. и ждёт своего Энвер-пашу в лице какого-нибудь русского Поливанов- или Брусилов-паши».[12]

В марте 1917 г. анархистские издания призывали к объединению «демократии» (представителей социалистических, рабочих и крестьянских организаций, органов революционного самоуправления) вокруг Советов с целью противодействия планам контрреволюционных сил, а затем - захвата власти и осуществления демократических реформ.[13] Аналогичную позицию в период с марта по октябрь 1917 г. выражали и максималисты. «Требованиям жизни настоящего удовлетворяют одни только Советы – Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов. Эти организации чисто классовые… В Советах более активные и сознательные элементы не отрываются от своей среды, а, сплачиваясь, своей практической деятельностью между собой, остаются на своих местах, действуя постоянно на массы и испытывая на себе влияние масс. …Советы – это те боевые организации, которые одни в силах дать решительный отпор всем попыткам контрреволюции», писал один из теоретиков ССРМ, А.А. Зверин.[14]

В отличие от ССРМ, анархисты вплоть до октября 1917 г. не выработали единой позиции по отношению к Советам. Часть теоретиков считала их инструментами контроля за рабочим и крестьянским движением со стороны лидеров политических партий. Например, МФАГ в своей «Декларации» призвала массы к бойкоту советов рабочих и солдатских депутатов.[15] Часть же анархистских публицистов противопоставляла Советам фабрично-заводские комитеты, как наиболее близкую интересам рабочего класса организацию. [16]

Ради сохранения единства левых сил «Коммуна» на время провозглашала отказ от осуществления программы социальной революции и даже актов «прямого действия» в экономической борьбе рабочих против буржуазии: «Отсюда вытекает задача революционной демократии смести все остатки крепостнического режима и провести в жизнь политические реформы в строго демократическом духе. Мы, анархисты, решили идти совместно с демократией к этой цели, пока наш враг не сломлен, покуда не преодолены внешние затруднения, т.е. продолжается война и временно отказаться от всяких попыток к осуществлению нашей конечной цели». И далее: «Мы, анархисты, в данный момент воздерживаемся от революционных выступлений против буржуазии: ни один капиталист теперь не пострадал от нападений анархистов».[17]

Уже 2 марта на общем собрании петроградских анархистов и эсеров-максималистов были сформулировано обращение к Петроградскому совету с изложением условий, на которых Петроградская организация анархистов была готова к совместным действиям «с другими социалистическими организациями».[18] 7 марта на заседании Совета это обращение озвучил Блейхман. Петроградские анархисты фактически выразили согласие с созданием однородного социалистического правительства. Их требования сводились к устранению из правительства и государственных учреждений «приверженцев старой власти» (вероятно, и представителей кадетов и октябристов); организации суда над царскими министрами; предоставлению свободы слова и типографий левым партиям; выдаче для борьбы с контрреволюцией оружия революционным организациям и их боевым дружинам; материальной поддержке освобождённых политзаключённых.[19] Другие условия, провозглашаемые на страницах анархистских изданий, сводились к введению демократической республики, удалению из армии монархически настроенных офицеров, выходу России из войны. Кроме того, в марте 1917 г. анархисты дважды требовали предоставить их представителю место в Исполкоме Петросовета.[20]

Меньшевистско-эсеровское руководство советов, к которому обратился Блейхман, не желало разрыва с Временным правительством и не было готово к созданию левой коалиции. Это привело к радикализации требований и действий анархистов и ССРМ. Ведь даже призывая к компромиссу, они не отказались от проведения социальных преобразований в духе анархистского коммунизма, и лишь отодвигали их до разгрома буржуазной и военно-аристократической контрреволюции, что считалось делом недалёкого будущего.[21] Вероятной причиной сочетания призывов к осуществлению социальной революции с идей межпартийного компромисса было стремление выиграть время, укрепить свои организации, используя ресурсы других левых партий (получить типографии, оружие, места в Советах).

Как видно из материалов анархистской прессы, большое значение для изменения стратегии анархистов имело также широкое распространение антивоенных настроений среди рабочих и солдатских масс, проявившееся в ходе апрельских выступлений. «Революционные войска и пролетариат Петрограда грозными выступлениями 20 и 21-го апреля против Временного правительства громко заявили всему миру, что Россию никому не удастся поставить на путь буржуазного капиталистического строя, что вершителем судеб русского будущего не может быть правительство, а сам русский народ и что начавшаяся революция, превращённая в революцию социальную, может окончиться лишь после полного уничтожения государственнически классового строя…», - писал Волин 13 апреля 1917 г.[22]

С апреля 1917 г. для анархистов на первое место выходит лозунг немедленного осуществления социальной революции. В это время Волин в своих статьях развернул подробный план осуществления в ближайшее время анархо-коммунистического строительства.[23] Показательны и материалы журнала петроградских анархистов «Коммуна»: «Мы анархисты призываем к социальной революции, к свержению “временного” правительства, захвату всех орудий производства: фабрик, заводов, всей земли, всех продуктов потребления в общее пользование».[24] Столь же радикальна предложенная теоретиками эсеров-максималистов платформа блока леворадикальных сил: переход всей власти к Советам, передача средств производства трудовым коллективам и их союзам, заключение немедленного мира без аннексий и контрибуций, право народов на самоопределение, уничтожение постоянных армий.[25]

В этой ситуации анархисты и ССРМ говорили о союзе части левых сил, предполагавшей вывести революцию за пределы буржуазно-демократических реформ. «Определяя пути борьбы, мы считаем необходимым прежде всего отмежеваться не только от буржуазии, но и от всех демократических элементов, отождествляющих свои задачи с задачами буржуазии, от всех, говорящих о поддержке правительства…», - писал И. Блейхман.[26] В таком же духе рассуждали и региональные анархистские организации. Так, например, в резолюции Читинской группы анархистов, опубликованной в сентябре 1917 г. говорилось: «Сознавая серьёзность создавшегося положения, мы, анархисты, решили поддерживать все революционные организации, стремящиеся к раскрепощению трудящихся масс от ига капиталистов».[27] От идеи взаимодействия со всеми социалистическими партиями не отказались лишь отдельные максималисты, призывавшие «ко всем социалистическим партиям относиться благожелательно и с разумной критикой, не враждуя ни с меньшевиками, ни с большевиками, ни с соц.[иалистами]-револ.[юционерами] и соц.[иал]-дем.[ократами], памятуя, что цели трудовой и партийной массы одинаковы, а лишь пути и средства разные».[28] Так, в августе 1917 г., характеризуя Московское совещание как оформление контрреволюционного блока, на страницах «Трудовой республики» они призвали к созыву «Всероссийского съезда крестьянских, рабочих и солдатских депутатов», который и должен был организационно оформить блок социалистических сил, объединив «всех мыслящих и честных революционеров, к какой бы фракции они ни принадлежали».[29]

Стремление анархистов и ССРМ к созданию блока леворадикальных сил в этот период совпало с левоблокистской тактикой большевиков. Так, в апреле 1917 г. решением VII конференции РСДРП (б) было признано возможным «сближение и объединение с группами и силами, на деле стоящими на почве интернационализма».[30] Анархистов и ССРМ сближали с большевиками общие требования: «мира немедленного и легчайшего без контрибуций и аннексий»,[31] передачи власти в руки Советов, введения рабочего контроля на производстве, курс на осуществление социалистической программы. Так, анархистский публицист Андреевская писала: «С первых же дней анархистами в Петрограде и в провинции была провозглашена необходимость перехода фабрик, заводов и всех орудий производства в руки пролетариата, и эта идея нашла себе горячий отклик в рабочем классе. Несомненная жизненность этого требования…, продиктованная очевидной для всех хозяйственной несостоятельностью имущих классов, была сознана и крайним левым крылом с.[оциал]-д.[емокра]-тии…».[32] «Взглядов старого марксизма придерживаются меньшевики. Они принимают нашу революцию как буржуазно-демократическую…Ленин увидел, что наша революция имеет два этапа и этап первый уже “закончился”. Что же это за “первый этап”? Надо полагать, что “первый этап” революции – политический, а второй – этап социальный. …Таким образом, Ленин признал, что наша революция социальная и соответственно этому предлагал переименовать большевистское течение в марксизме “в рабочую коммунистическую партию”…», - писал один из публицистов ССРМ.[33]

Из анархистов наиболее безоговорочными сторонниками коалиции с большевиками выступили А. и В. Гордины. Свою позицию они аргументировали тем, что в условиях жёсткого противостояния между радикально революционными и контрреволюционными силами установление диктатуры большевистской партии является «меньшим злом», единственным реально возможным условием победы революционных сил: «При опасности диктатуры помещичества и буржуазии мы временно поддерживаем диктатуру пролетариата».[34]

Однако отношение к большевикам со стороны большинства анархистских публицистов было критическим. Их оценивали, как приверженцев государственно-капиталистического строя и авторитарной партийной диктатуры, стремящихся взять контроль над рабочим движением и использовать его в целях захвата власти.[35] Центральным здесь был вопрос о стремлении большевиков к установлению диктатуры, не останавливающейся перед репрессиями против бывших союзников слева. «…Они добиваются власти и добившись её, …будут гораздо ожесточённее бороться со своими противниками (идейными и неидейными), чем нынешнее правительство. Если нынешнее правительство остановилось и не успело настолько зарекомендовать себя, чтобы смело казнить на фронте и в тылу, то большевики за счёт нынешней репутации и доверия масс сумеют этим лучше и быстрее воспользоваться»,[36] - писал накануне Октябрьской революции анархистский публицист Миллер. Одним из важных условий союза с большевиками анархисты выдвигали отказ от захвата власти: «Большевики, в интересах революции, в интересах того, чтобы наша революция стала социальной и интернациональной, т.е. всенародной, революцией всего мира угнетённых и обездоленных, должны отказаться от министерских портфелей», писал накануне Октябрьской революции один из кронштадтских анархистов.[37] Опасения к властным амбициям большевиков высказывали максималисты, противопоставлявшие власти коалиционного правительства социалистических партий идею федерации Советов.[38]

Анархо-синдикалисты наиболее критически оценивали перспективы коалиции с социалистами-государственниками. Разрабатывая пути организации рабочего класса для осуществления социальной революции, они исходили из необходимости создания массовых беспартийных рабочих союзов, построенных на принципах анархистского самоуправления, суверенитета общих собраний, открытых для рабочих любых политических воззрений, но закрытых для функционеров и теоретиков-социалистов (преимущественно, интеллигентов), лишая их возможности руководить рабочим движением. Этот принцип предполагалось распространить на Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, что означало бы преодоление их партийно-коалиционной функции и руководства со стороны лидеров партий: «Что касается различных идейных течений в рабочем вопросе… то их представители не рабочие, не должны, не могут и не будут входить ни в союзы, ни в советы, ни в какие-либо иные рабочие организации. …Что же касается чисто идейных (не рабочих) деятелей революции (адвокатов, журналистов, инженеров и т.д.), то, раз они интересуются рабочим делом, революцией… никто и ничто не мешает им обслуживать рабочее дело и рабочие организации… Для этой цели вовсе нет необходимости входить и проникать в самые организации…Только такие отношения открывают рабочим полную свободу действия в недрах их организаций. Только при таких отношениях, рабочие, действительно, будут свободно и плодотворно творить ту жизнь, в которой они заинтересованы», - писал Волин.[39]

Исходя из экономического характера пролетарской борьбы, «Петроградский союз анархо-синдикалистской пропаганды» осудил участие анархистов в коалиционном руководстве Октябрьским восстанием: «Поскольку мы вкладываем в лозунг “вся власть Советам” совершенно иное содержание, нежели то, которое вкладывается, по нашему мнению, в этот лозунг партией с.[оциал]-д.[емократов] большевиков, призванных событиями “руководить” движением; поскольку мы не верим в возможность широких горизонтов для революции, если эти горизонты открываются путём политического акта – захвата власти; поскольку мы, таким образом, относимся отрицательно к политическому выступлению масс за политические лозунги, под влиянием идейной пропаганды политической партии; постольку мы совершенно иначе мыслим как самое начало, так и дальнейшее развитие истинной социальной революции, - постольку мы относимся к данному выступлению отрицательно».[40]

Лишь в случае, если выступление приняло бы массовый характер, петроградские анархо-синдикалисты соглашались принять в нём «самое активное участие».[41] Как видим, здесь проскальзывает между строк готовность пойти на компромисс в случае, если влияние большевиков окажется слишком серьёзным: «Мы не можем не быть заодно с революционной массой, хотя бы она и шла не по нашему пути, не за нашими лозунгами, и хотя бы мы предвидели неудачу выступления. …Мы считаем… всегда нашим долгом участвовать в таком движении, стремясь внести в него наше содержание, нашу идею, нашу истину».[42]

Максималисты также опасались попыток руководства партий возглавить революционное движение трудящихся: «Кому дорог успех революции, а стало быть единство её армии, без которого успеха не может быть, обязаны принять меры, чтобы никто из помогающих трудовому народу партий и организаций не превратились в почти бесконтрольного его хозяина и чтобы все силы объединились вокруг советов и фабрично-заводских комитетов крупных и средних предприятий, партии и профессиональные союзы пусть пропагандой, советами, выработкой требований, критикой, деятельным контролем… и пусть не вносят дробления сил, единственное, что может погубить революцию».[43] Лидеры ССРМ, Зверин и Ривкин, исходя из практиковавшегося сотрудничества активистов политических партий на базисном уровне, призывали активистов социалистических партий, работающих на предприятиях, в деревнях, в воинских частях, инициировать «снизу» объединение социалистов в единые беспартийные организации.[44] Эта линия на объединение социалистических сил вокруг беспартийных органов (Советов и фабрично-заводских комитетов) была поддержана решениями II Всероссийской конференции ССРМ (15 – 21 октября 1917 г.). Вошедшие в состав этой организации левые активисты должны были сообразовать свои действия «с одной стороны, с нуждами, интересами и требованиями широких рабочих масс, а с другой, с основными положениями рабочего социализма…».[45] В качестве общих для такой организации политических целей выдвигались: «уничтожение всякой эксплуатации и власти буржуазии», «провозглашение Советами отмены частной собственности на средства производства и обмена и переход их и также всей власти в стране в руки народа, организовавшегося вокруг Советов», «мир без аннексии, контрибуции, с правом народов самим решать свою судьбу».[46]

Поражает тот факт, насколько выдвинутые анархистами в событиях апреля и июня – июля 1917 гг. лозунги «Долой войну» и «Долой Временное правительство», предвосхитили соответствующие лозунги большевиков, в то время ещё не решавшимися выступить с такими призывами. При организации выступления 3 - 4 июля 1917 г. анархисты во многом предопределили важные элементы большевистской тактики Октября 1917 г. Так, 9 июня, в процессе подготовки вооружённой демонстрации в Петрограде, анархисты создали Временный революционный комитет (ВРК). Этот орган, избранный на конференции представителей 150 предприятий и воинских частей столицы, был прообразом будущего Военно-революционного комитета. Как видно из воззваний ПФАГ он считался органом руководства восстанием, а в перспективе должен был трансформироваться в контролирующий Советы орган.[47]

В определённой мере действия солдат и красногвардейцев, находившихся под влиянием анархистов 3 – 4 июля 1917 г. можно считать вооружённым восстанием, репетицией Октября 1917 г. Ведь ещё до демонстрации 3 июля они установили контроль над Петропавловской крепостью, рядом вокзалов и железнодорожных станций, постами напротив Главного штаба и др. важными объектами.[48]

Причины, по которым анархисты и эсеры-максималисты не смогли возглавить левую коалицию, коренятся не только в их малочисленности и отсутствии организационного, идейного единства в рядах анархистского движения. В числе главных причин здесь можно назвать и переоценку значения стихийного порыва трудящихся, возможности их естественной эволюции к идеям анархизма, не только отрицание власти как таковой, но часто и элементарное нежелание брать на себя ответственность за руководство движением. Наиболее красноречив здесь один факт, приведённый в книгах ведущих деятелей российского и украинского анархизма В. Волина и А. Горелика. Они упоминают, что к лидерам Конфедерации Анархистов Украины «Набат» обратились представители нескольких воинских частей гарнизона Харькова (в числе которых был отряд, охранявший СНК Украины), предложившие анархистам свою помощь в деле организации свержения советского правительства Украины и захвата власти. Волин датирует это событие осенью 1919 г., Горелик – осенью 1920 г. Лидеры «Набата» отказались от предложения красноармейцев, разъяснив им, что следует ждать новой революции, развёрнутой широкими народными массами,[49] не вспомнив даже, что это могла быть власть не революционного Временного правительства, а демократически избранного представителями воинских частей и заводов ВРК. Между тем, ещё в 1907 - 1916 гг. теоретик анархо-синдикалистов М. Раевский сформулировал программу переходного периода «синдикального федеративного строя», при котором у власти должны были находиться советы рабочих депутатов, органы, сформированные на анархистских принципах и состоящие из делегатов профсоюзов и трудовых коллективов.[50] Однако в 1917 - 1921 гг. эта идея не получила своего логического развития.

Ещё до Октября 1917 г. анархисты фактически реализовали или попытались реализовать на локальном уровне, в контролируемых ими регионах преобразования, осуществлённые СНК большевиков в конце 1917 – начале 1918 г. Так, с весны 1917 г., в Гуляй-Польской волости, анархисты ликвидировали администрацию Временного правительства, создали отряды самообороны («Чёрной гвардии»), передали власть возглавляемому ими Совету, осуществили земельную реформу в эсеровском духе, ввели рабочий контроль на заводах и мельницах, повысили заработную плату рабочих. В Черемховском угольном бассейне под Иркутском власть также оказалась фактически в руках возглавляемого анархистами-коммунистами и анархо-синдикалистами Совета рабочих депутатов. Здесь, помимо создания отрядов рабочей «Чёрной гвардии» для помощи Петрограду в борьбе с корниловским мятежом, была передана под управление рабочих часть шахт.[51]

Совпадение с большевиками в стратегической линии, в политических лозунгах, и, отчасти, в тактике, во многом определило роль анархистов и эсеров-максималистов как союзников большевиков. С весны 1917 г. в Петроградском, Ижевском и ряде др. советов, фракции максималистов, анархистов, совместно с большевиками и меньшевиками-интернационалистами проводили курс на критику Временного правительства, меньшевистско-эсеровского руководства и переход власти к Советам. Единой с большевиками и левыми эсерами позиции придерживались представители анархистов, участвовавшие в работе I и II съезда Советов Сибири осенью 1917 г. Союз левых сил проявлялся и в форме блока анархистов и максималистов с большевиками на выборах в советы. Осенью 1917 г. анархо-коммунист А.А. Железняков и анархо-синдикалист Х.З. Ярчук были избраны делегатами на II Всероссийский съезд советов от Балтийского флота и рабочих Кронштадта при поддержке максималистов и большевиков. По единому списку с большевиками был избран в Севастопольский совет в конце 1917 г. анархист Мокроусов. Максималисты блокировались с большевиками на выборах в Советы в Самаре, Симбирске, Иванове, Ижевске, Воткинске. В период борьбы с выступлением генерала Л.Г. Корнилова максималисты и анархисты входили в созданные комитеты по охране революции. Н.И. Ривкин возглавил трёхтысячный отряд, направленный 29 августа Кронштадтским советом на защиту Петрограда, а анархо-коммунист И. Жук – Красную гвардию Шлиссельбургского порохового завода.[52]

Уже в ходе Октябрьской революции, роль анархистов в совместных действиях с большевиками была весьма значительной. Так, в состав Петроградского ВРК в период вооружённого восстания 24 – 26 октября 1917 г. входили лидеры и активисты ведущих организаций петроградских анархистов (от ПФАГ – анархо-коммунисты И.С. Блейхман, И.П. Жук, К.В. Акашев, Ф.И. Другов; от Союза анархо-синдикалистской пропаганды - В.С. Шатов и Х.З. Ярчук; от Союза независимых анархистов - Г.М. Богацкий) и представители ССРМ (С.Д. Кудинский и, возможно, Звездин). Анархисты в коалиции с большевиками входили в ВРК Орла, Одессы, Тулы, Смоленска, Бежицы, Екатеринодара, Екатеринослава, Черемхова, Гурьевского завода (Кузбасс) и др. населённых пунктов. Ривкин во время восстания возглавил трёхтысячный отряд кронштадтских матросов. В числе других руководителей, комиссаров рабочих, солдатских матросских отрядов были анархисты Ярчук (входивший в штаб кронштадтских матросов), Железняков, Берг, Мокроусов и Другов. Тот же Берг командовал отрядом балтийских моряков, посланных на помощь восставшим во время боёв в Москве. Анархист К.В. Акашев, комиссар Временного правительства в Михайловском артиллерийском училище, сыграл немалую роль в обеспечении захвата большевиками власти, поскольку именно он вывел две батареи с юнкерами из расположения Зимнего дворца. А это существенно уменьшило потери, которые могли бы понести восставшие. Анархисты и максималисты были среди бойцов и руководителей отрядов рабочей Красной гвардии. Так, И.П Жук, пользовавшийся наибольшим уважением среди красногвардейцев ещё со времени борьбы против корниловского мятежа, руководил Красной гвардией Шлиссельбурга. Участвовали анархисты в отрядах Красной гвардии Василеостровского, Невского, Шлисельбургского и Выборгского районов. Фактически силами левого блока было осуществлено и установление Советской власти в провинции. Так, 28 Октября 1917 г. блок большевиков, левых эсеров и анархистов на заседании Исполкома Красноярского Совета поддержал позицию о переходе власти к Совету. В Иркутске, Камне-на-Оби (Кузбасс) советская власть была установлена отрядами анархистов, либо при их активной поддержке.[53]

Анархистские организации и ССРМ проявили готовность к деятельному сотрудничеству и развитию коалиции не только с большевиками, но и с правыми социалистами, при условии их готовности к разрыву с либеральными и консервативными силами. В один из наиболее критических периодов истории нашей страны российские анархисты и эсеры-максималисты достаточно верно оценили перспективы развития революции, обозначившиеся в её ходе политические альтернативы. Несмотря на достаточно верный прогноз развития революции и соответствующий подход к проблеме коалиции, они переоценили революционный потенциал своих партнёров, как готовность правых социалистов к взятию власти и разрыву с кадетами, так и готовность большевиков к проведению радикальной социальной революции. Вообще, для анархистских организаций весьма распространённой является ситуация, когда из-за слабости и малочисленности они не могут осуществить задуманного. Ведь к Октябрю 1917 г. в состав ССРМ входило 3 тыс. активистов, в анархистские организации – порядка 5000 человек. По сравнению с силами большевиков (350 тыс. осенью 1917 г.), эсеров (около 1 млн. чел.), этого было недостаточно. И эта малочисленность не компенсировалась даже высоким уровнем политической активности анархистов и максималистов. А потому остались нереализованными и верные прогнозы, и верные выводы. Большевики и левые эсеры, пользовавшиеся гораздо большим влиянием среди рабочих, солдат и крестьянства, взяли инициативу в свои руки и, частично взяв на вооружение лозунги, выдвинутые анархистами, сумели добиться власти.

--------------------------------------------------------------------------------

[SIZE="1"]1 Жуков А.Ф. Идейно-политический крах эсеровского максимализма. Л. 1979. С. 61; Кривенький В.В. Анархисты-коммунисты // Политические партии России. Конец XIX – первая треть XX века. Энциклопедия. М. 1996. С. 37; Его же. Анархисты-синдикалисты // Политические партии России. Конец XIX – первая треть XX века. Энциклопедия. М. 1996. С. 39; Петроградский военно-революционный комитет. Т. 3. М. 1967. С. 663, 664; Петроградский военно-революционный комитет // Великая Октябрьская социалистическая революция. М. 1987. С. 394.

2 См.: Бехтерев С.Л. Эсеро-максималистское движение в Удмуртии. Ижевск. 1997; Ермаков В.Д. Анархистское движение в России: история и современность. СПб. 1997. С. 52 – 58; Жуков А.Ф. Указ. соч.; Кривенький В.В. Анархисты-коммунисты; Его же. Анархисты-синдикалисты; Павлов Д.Б. Союз социалистов-революционеров максималистов // Политические партии России. Конец XIX – первая треть XX века. Энциклопедия. М. 1996. С. 580 – 581; Эврич П. Русские анархисты. 1905 – 1907. М. 1905 – 1917. М. 2006; Шубин А.В. Анархия – мать порядка. Между красными и белыми. М. 2005.

3 Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 34. С. 340, 412.

4 Анархисты. Документы и материалы. Т. 1. М. 1998. С. 261.

5 См., например: Голос труда. № 4. 1 июня 1911 г. С. 2.

6 См., например: Жуков В.А. Указ. соч.; Павлов Д.Б. Максималисты в первой российской революции. М. 1989; Союз эсеров-максималистов. 1906 – 1924 гг. Документы, публицистика. М. 2002.

7 Бухбиндер Н.А. История еврейского рабочего движения в России. Л. 1925. С. 334; Дубовик А. Чёрное знамя в столице империи. Анархисты в Петербурге в 1905 – 1916 гг. // Новый свет. № 1 (41). Февраль – март 1998. С. 4; Ермаков В.Д. Указ. соч. С. 39; Новомирский Д.И. Анархическое движение в Одессе // Михаилу Бакунину. 1876 – 1926. Очерки истории анархического движения в России. М. 1926. С. 263 – 266; Павлов Д.Б. Указ. соч. С. 165, 187 – 189, 192; Штырбул А.А. Анархистское движение в Сибири в 1-й четверти XX века. Ч. I. Омск. 1996. С. 88 –90, 97 – 98, 100 – 102, 104, 113 – 114, 120, 122 - 123.

8 См., например: А-ъ [Гроссман А.С.] Есть ли у нас союзники? // Буревестник. 1906. № 2. С. 3 – 5; Союз эсеров-максималистов. 1906 – 1924 гг. Документы, публицистика. С. 42 – 43, 59 – 60.

9 Революция и её задачи // Коммуна. № 1. 17 марта 1917 г. С. 1 – 2.

10 [Волин] Неизбежное началось // Голос труда. № 133. April 13. 1917. C. 1.

15 См.: Волин В.М. Конец ли это? // Голос труда. 20 октября (2 ноября) 1917 г.

11 [Волин] Неизбежное началось. C. 1.

12 Анархисты. Документы и материалы. Т. 2. М. 1999. С. 16; См. также: Революционная борьба за мир // Голос труда. № 130. March 23 1917. С. 1.

13 Там же; Правительство и Совет депутатов // Коммуна. № 1. 17 марта 1917 г. С. 2.

14 Зверин А.А. Организация революционных сил // Трудовая республика. № 1 – 2. 25 июня 1917 г. С. 12, 14.

15 Коммуна. 1917 г. № 2. С. 7.

16 См., например: Скворцов Н. О партиях и беспартийности // Анархия. № 6. 16 октября 1917 г. С. 2; Ковалевич К. Очередные задачи // Анархия. № 7. 23 октября 1917 г. С. 1.

17 Коммуна. № 1. 17 марта 1917 г. С. 1 - 2.

18 Петроградская организация анархистов // Коммуна. № 1. 17 марта 1917 г. С. 7.

19 Анархисты. Документы и материалы. Т. 2. С. 18; Речь анархиста перед Советом рабочих и солдатских депутатов // Коммуна. Журнал Организации петроградских анархистов. С. 6 - 7.

20 Революция и её задачи. С. 1.

21 А.С. Наши лозунги // Голос труда. № 132. April 6. 1917. С. 2; Ясность // Трудовая республика. № 1 – 2. Июнь 1917 г. С. 1 – 2.

22 Волин. В свои руки! С. 2.

23 См.: Волин. В свои руки // Голос труда. № 134. April 20. 1917, № 135. April 27. 1917, № 137. May 11. 1917.

24 Прямо к цели // Коммуна. Май 1917 г. № 3. С. 1. См. также: Петров Н. Крики буржуазии // Вольный Кронштадт. № 2. 12 октября 1917 г. С. 4.

25 Ясность // Трудовая республика. № 1 – 2. 25 июня 1917 г. С. 1; Неотложные задачи // Трудовая республика. № 1 – 2. 25 июня 1917 г. С. 4 - 6;

26 Солнцев Н. [Блейхман И.С.] Что делать? // Коммуна. Май 1917 г. № 3. С. 6 - 7.

27 Резолюция Читинской группы анархистов // Коммуна. Сентябрь 1917 г. № 4 – 5. С. 10.

28 Трудовая республика. № 12. 8 октября 1917 г. С. 5.

29 Трудовая республика. № 9. 25 августа 1917 г. С. 1 – 3.

30 Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 24. С. 261.

31 О войне // Коммуна. 1917 г. № 2. С. 1 – 4; М – дь. О войне и мире // Анархия. 25 сентября 1917 г. № 3. С. 1.

32 Андреевская. Канун социальной революции // Коммуна. Сентябрь 1917 г. № 6. С. 6.

33 Рабочий Широков. Не смешивать // Воля труда. № 3. 15 октября 1917 г. С. 5.

34 Бр. Гордин. О моменте. Борьба диктатур // Свободная коммуна. Орган Петроградских и кронштадтских анархистов-коммунистов. № 1. 17 (30 сентября) 1917 г. С. 1.

35 См., например: К железнодорожной забастовке // Вольный Кронштадт. № 1. 2 октября 1917 г. С. 1; Бортновский. Государственный капитализм // Вольный Кронштадт. № 1. 2 октября 1917 г. С. 3 – 4.

36 Миллер. О советах (наши ближайшие задачи) // Вольный Кронштадт. № 3. 23 октября 1917 г. С. 1.

37 Там же. С. 1.

38 Зверин А.А. Власть советам // Трудовая республика. № 12. 8 октября 1917 г. С. 2 – 4.

39 Волин. В свои руки // Голос труда. № 135. April 27. 1917. С. 2.

40 О так называемом «выступлении» (заявление Петроградского союза анархо-синдикалистской пропаганды, 20 октября/2 ноября 1917 г.) // Голос труда. 20 октября (2 ноября) 1917.

41 Там же.

42 Там же.

43 Новая опасность // Трудовая республика. № 9. 25 августа 1917 г. С. 4.

44 Солдат Зверин. К рабочим социалистам // Трудовая республика. № 4. 9 июля 1917 г. С. 4 – 5; Ник. Ив. [Ривкин] Организация, а не партия // Трудовая республика. № 4. 9 июля 1917 г. С. 7.

45 Ник. Ив. [Ривкин] Организация, а не партия. С. 7; Солдат Зверин. Указ. соч. С. 4.

46 Солдат Зверин. К рабочим социалистам. С. 4 – 5; Ник. Ив. [Ривкин] Организация, а не партия. С. 7.

47 Анархисты. Т. 2. С. 56.

48 Ермаков В.Д. Указ. соч. С. 54 – 56; Шубин А.В. Указ. соч. С. 50 – 53.

49 Волин В.М. Неизвестная революция, 1917 – 1921. М. 2005. С. 152 – 153; Горелик А. Анархисты в российской Революции. Буэнос-Айрес. 1922. С. 12.

50 Раевский М. Наши антисиндикалисты и массовая организация. // Буревестник. № 9. Февраль 1908. С. 2; Его же. О революционном синдикализме.// Голос труда. Год V. № 46. 30 июля 1915. С. 2; Его же. Анархо-синдикализм и «критический синдикализм». // Голос труда. Год VI. № 74. 25 февраля 1916. С. 2; Его же. Анархо-синдикализм и «критический» синдикализм. Нью-Йорк. 1919. С. 32.

51 Вахитов Р. «Если бы не Ленин и не большевики» // Советская Россия. № 129 (12902). С. 3 - 4; Штырбул А.А. Указ. соч. С. 142 – 144, 147; Шубин А.В. Указ. соч. C. 35 – 40.

52 Бехтерев С.Л. Указ. соч. С. 46; Ермаков В.Д. Указ. соч. С. 58 – 59; Павлов Д.Б. Союз социалистов-революционеров-максималистов. С. 581; Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов в 1917 году. Т. 3. М. 2002. С. 6, 72 – 73, 79, 120, 222, 225, 320; Штырбул А.А. Указ. соч. С. 168- 169.

53 Ермаков В.Д. Указ. соч. С. 58 – 61, 99; Жуков А.Ф. Указ. соч. С. 62; Кривенький В.В. Анархисты. С. 34; Петроградский военно-революционный комитет. Документы и материалы. Т. 3. С. 242, 349, 663 – 664; Штырбул А.А. Указ. соч. С. 158, 166 – 168.[/SIZE]