Котовский. Анархист - маршал

АNARCHY®WORLD

10-07-2008 22:14:17

"Полковник? Никакого тут полковника Котовского - нет!
Я - генерал Котовский!"

Из разговора Котовского с поляками.

Изображение


Котовский. Анархист - маршал


1. БЕССАРАБСКИЙ КАРЛ МОР.
В 1887 году в местечке Ганчешти Кишиневского уезда Бессарабской
губернии, в семье дворянина инженера Котовского родился мальчик Гриша -
будущий известный вождь красной конницы. Семья Котовского небогатая, отец
служил на винокуренном заводе в именьи князя Манук-Бея, жалованье небольшое,
а у Котовского пять человек детей. К тому ж вскоре в дом вошло и несчастье:
когда будущему красному маршалу исполнилось два года - умерла мать.
Григорий Котовский был нервным, заикой мальчиком. Может-быть даже
тяжелое детство определило всю сумбурную, разбойничью жизнь. В детстве
страстью мальчика были - спорт и чтенье. Спорт сделал из Котовского силача,
а чтенье авантюрных романов и захватывающих драм пустило жизнь по
фантастическому пути.
Из реального училища Котовский был исключен за вызывающее поведение.
Отец отдал его в Кокорозенскую сельско-хозяйственную школу. Но и сельское
хозяйство не увлекло Котовского, а когда ему исполнилось 16 лет внезапно
умер отец и, не кончив школы, Котовский стал практикантом в богатом
бессарабском именьи князя Кантакузино.
Здесь то и ждала его первая глава криминального романа, ставшего жизнью
Григория Котовского. Разбой юноши начался с любви. В имении князя
Кантакузино разыгралась драма.
В статного красавца, силача практиканта влюбилась молодая княгиня.
Полюбил ее и Котовский. И все развернулось по знаменитому стихотворению -
"не гулял с кистенем я в дремучем лесу..."
О любви узнал князь, под горячую руку арапником замахнулся на
Котовского. Этого было достаточно, чтобы ненавидящий князя практикант
бросился на него и ударил. Князь ответил Котовскому тем, что дворня связала
практиканта, избила, и ночью вывезла, бросив в степи.
Вся ненависть, вся страстность дикой натуры Котовского вспыхнула и,
вероятно, недолго рассуждая, он сделал шаг, определивший всю дальнейшую
жизнь. Котовский убил помещика и, подпалив именье, бежал.
Через двадцать пять лет Котовский стал почти что "членом правительства
России", а княгиня Кантакузино эмигранткой, продавщицей в ресторане "Русский
трактир" в Америке. Тогда это было невообразимо.
Корабли к мирной жизни у Котовского были сожжены. Да, вероятно, он и не
хотел ее никогда. Ненависть к помещику в практиканте Котовском смешалась с
ненавистью к помещикам, к "буржуям", а дикая воля подсказала остальное.
Скрываясь в лесах, Котовский подобрал двенадцать человек крестьян,
пошедших с ним на разбой; тут были и просто отчаянные головы и беглые
профессионалы-каторжники. Всех объединила воля и отчаянность Котовского. В
самое короткое время банда Котовского навела панику на всю Бессарабию. И
газеты юга России внезапно записали о Котовском точно также, как Пушкин
писал о Дубровском: - "Грабительства одно другого замечательнее, следовали
одно за другим. Не было безопасности ни по дорогам ни по деревням. Несколько
троек, наполненных разбойниками, разъезжали днем по всей губернии,
останавливали путешественников и почту, приезжали в села, грабили помещичьи
дома и предавали их огню.
Начальник шайки славился умом, отважностью и каким-то великодушием.
Рассказывали о нем чудеса..."
Действительно, необычайная отвага, смелость и разбойная удаль создали
легенды вокруг Котовского.
Так в 1904 году в Бессарабии он воскресил шиллеровского Карла Мора и
пушкинского Дубровского.
Это был не простой разбой и грабеж, а именно "Карл Мор". Недаром же
зачитывался фантазиями романов и драм впечатлительный заика-мальчик.
Но исполняя эту роль, Котовский иногда даже переигрывал. Бессарабских
помещиков охватила паника. От грабежей Котовского более нервные бросали
именья, переезжая в Кишинев. Ведь это был как раз 1904 год, канун первой
революции, когда глухо заволновалась загудела русская деревня.
То Котовский появляется тут, то там. Его видят даже в Одессе, куда он
приезжает в собственном фаэтоне, с неизменными друзьями-бандитами кучером
Пушкаревым и адъютантом Демьянишиным. За Котовским гонятся по пятам и все же
Котовский неуловим.
В бессарабском свете "дворянин-разбойник Котовский" стал темой дня.
Репортеры южных газет, добавляли к былям небылицы в описании его грабежей.
Помещики подняли перед властями вопрос о принятии экстренных мер к поимке
Котовского. Помещичьи же жены и дочки превратились в самых ревностных
поставщиц легенд, окружавших ореолом "красавца-бандита", "благородного
разбойника".
Полиция взволновалась: уже были установлены связи Котовского с
террористическими группами с.-р. По приказу кишиневского губернатора за
Котовским началась невероятная погоня. И все ж рассказы о Котовском в
бессарабском свете, полусвете, среди "шпаны" и биндюжников только множились.
Это происходило потому, что даже в английских детективных романах грабители
редко отличались такой отвагой и остроумием, как Котовский.
Арестованных за аграрные беспорядки крестьян полиция гнала в
Кишиневскую тюрьму, но в лесу на отряд внезапно налетели котовцы, крестьян
освободили, никого из конвойных не тронули, только в книге старшего
конвойного осталась расписка: "Освободил арестованных Григорий Котовский".
Под Кишиневом погорела деревня. А через несколько дней к подъезду дома
крупного кишиневского ростовщика подъехал в собственном фаэтоне элегантно
одетый, в шубе с бобровым воротником, статный брюнет с крутым подбородком.
Приехавшего барина приняла в приемной дочь ростовщика.
- Папы нет дома.
- Может быть вы разрешите мне подождать?
- Пожалуйста.
В гостиной Котовский очаровал барышню остроумным разговором,
прекрасными манерами, барышня прохохотала полчаса с веселым молодым
человеком, пока на пороге не появился папа. Молодой человек представился:
- Котовский.
Начались истерики, просьбы, мольбы не убивать. Но - джентельмeн
бульварного романа - Г. И. Котовский никогда не срывается в игре. Он -
успокаивает дочку, бежит в столовую за стаканом воды. И объясняет
ростовщику, что ничего ж особенного не случилось, просто, вы, вероятно,
слышали, под Кишиневом сгорела деревня, ну, надо помочь погорельцам, я
думаю, вы не откажетесь мне немедленно выдать для передачи им тысячу рублей.
Тысяча рублей была вручена Котовскому. А, уходя, он оставил в лежавшем
в гостинной на столе альбоме барышни, полном провинциальных стишков, запись:
"И дочь и отец произвели очень милое впечатление. Котовский."
Легенды ширились. Человеческая впечатлительность, падкая к мрачному
разбойному очарованью, раскрашивала Котовского, как могла. Котовский был
тщеславен, знал, что вся печать юга России пишет о нем, но продолжал играть
с такой невероятной отчаянностью, риском и азартом, что казалось, вот-вот,
того гляди переиграет и его схватит, его противник, пристав Хаджи-Коли. Но
нет, Котовский ставит один номер сильнее и азартнее другого - публика
аплодирует!
Помещик Негруш хвастался среди кишиневских знакомых, что не боится
Котовского: у него из кабинета проведен звонок в соседний полицейский
участок, а кнопка звонка на полу. Об этом узнал Котовский и очередная игра
была сыграна. Он явился к Негрушу среди бела дня за деньгами. Но для
разнообразия и юмора скомандовал не руки, а
- Ноги вверх!
Котовский ценил юмор и остроумие и в других. В налете на квартиру
директора банка Черкес он потребовал драгоценности. Госпожа Черкес, желая
спасти нитку жемчуга, снимая ее с шеи, словно в волненьи так дернула, что
нитка порвалась и жемчуг рассыпался. Расчет был правилен: Котовский не
унизится ползать за жемчугом по полу. И Котовский подарил госпожу Черкес
улыбкой за остроумие, оставив на ковре ее жемчужины.
Ловкость, сила, звериное чутье сочетались в Котовском с большой
отвагой. Собой он владел даже в самых рискованных случаях, когда бывал на
волос от смерти. Это, вероятно, происходило потому, что "дворянин-разбойник"
никогда не был бандитом по корысти. Это чувство было чуждо Котовскому. Его
влекло иное: он играл "опаснейшего бандита" и играл, надо сказать, -
мастерски.
В Котовском была своеобразная смесь терроризма, уголовщины и любви к
напряженности струн жизни вообще. Котовский страстно любил жизнь - женщин,
музыку, спорт, рысаков. Хоть и жил часто в лесу, в холоде, под дождем. Но
когда инкогнито появлялся в городах, всегда - в роли богатого,
элегантно-одетого барина и жил там тогда широко, барской жизнью, которую
любил.
В одну из таких поездок в Кишинев Котовский, выдавая себя за
херсонского помещика, вписал несколько сильных страниц в криминальный роман
своей жизни. Этот господин был прирожденным "шармером", он умел очаровывать
людей. И в лучшей гостинице города Котовский подружился с каким-то помещиком
так, что тот повез Котовского на званый вечер к известному магнату края Д.
Н. Семиградову.
Если верить этому полуанекдотическому рассказу, то вечер у Семиградова
протекал так: на вечере - крупнейшие помещики Бессарабии - Синадино,
Крупенские с женами и дочерьми. Но неизвестный херсонский помещик все же
привлек общее вниманье: он умен, весел, в особенности остроумен, когда зашел
разговор о Котовском.
- Вот попадись бы он вам - было бы дело! Задали бы вы ему трепку! -
хохочет Синадино, с удовольствием оглядывая атлетическую фигуру херсонского
помещика.
- Да и я бы угостил этого подлеца, - говорит хозяин Семиградов.
- А в самом деле, как бы вы поступили? - спрашивает Котовский.
- У меня, батенька, всегда заряженный браунинг, нарочно для него держу.
Раскроил бы голову, вот что! -
- Правильная предосторожность, - говорит Котовский.
И в ту же ночь, когда разъехались гости, на квартиру Семиградова
налетели котовцы, проникли в квартиру бесшумно, грабеж был большой, унесли
дорогой персидский ковер, взяли даже серебряную палку с золотым
набалдашником - "подарок эмира бухарского хозяину". А на заряженном
браунинге, в комнате спавшего хозяина, Котовский оставил записку: "Не
хвались идучи на рать, а хвались идучи с рати".
Рассказывают, что именно этот "скверный анекдот" и переполнил чашу
терпенья полиции. Губернатор, узнавши, что у Семиградова на вечере пил и ел
сам Котовский, разнес полицию. Дело поимки Котовского было усилено. Вместе с
приставом 2-го участка Хаджи-Коли Котовским занялся помощник полицмейстера
Зильберг. За указание следа Котовского объявили крупную награду. Хаджи-Коли
был хорошим партнером Котовскому и между ними началась борьба.
В этой борьбе-игре, могшей в любую минуту Котовскому стоить жизни,
Котовского не оставляла ни удаль, ни юмор разбойника. Когда по Кишиневу
разнесся слух, что налет на земскую психиатрическую Костюженскую больницу,
где были убиты сторож и фельдшер - дело рук Котовского, последний опроверг
это самым неожиданным образом.
На рассвете у дверей дома Хаджи-Коли вылез из пролетки человек и
позвонил. Пристав поднялся в ранний час, заспанный, отворил дверь.
- Хаджи-Коли, я Котовский, не трудитесь уходить и выслушайте меня. В
городе распространяется подлая ложь, будто я ограбил Костюженскую больницу.
Какая наглость! На больницу напала банда, работавшая вместе с полицией.
Обыск у помощника пристава вам откроет все дело.
И перед оцепеневшим полураздетым Хаджи-Коли Котовский быстрыми шагами
подошел к пролетке, а его кучер вихрем дунул от квартиры пристава.
Расследование, произведенное по указанию Котовского, действительно
раскрыло дело об ограблении больницы.
Яростная ловля Котовского Зильбергом и Хаджи-Коли не прекращалась.
История "бессарабского Карла Мора" стала уже слишком шумным скандалом. За
шайкой Котовского по лесам гоняли сильные конные отряды. Иногда нападали на
след, происходили перестрелки и стычки котовцев с полицией, но все же
поймать Котовского не удавалось.
То на то, то на другое именье налетал Котовский с товарищами, производя
грабежи. К одной из помещичьих усадеб подъехали трое верховых. Вышедшему на
балкон помещику, передний верховой отрекомендовался.
- Котовский. Вероятно, слыхали. Дело в том, тут у крестьянина Мамчука
сдохла корова. В течение трех дней вы должны подарить ему одну из ваших
коров, конечно, дойную и хорошую. Если в три дня этого не будет сделано, я
истреблю весь ваш живой инвентарь! Поняли!?
И трое трогают коней от усадьбы. Страх помещиков перед Котовским был
столь велик, что никому и в голову не приходило ослушаться его требований.
Вероятно, и в этом случае крестьянин получил "дойную корову".
Напасть на след Котовского первому удалось Зильбергу. Меж Зильбергом и
Хаджи-Коли шла конкуренция - кто поймает гремящего на юге России бандита? С
отрядом конных стражников Зильберг налетел на шайку Котовского. Но Котовский
с полицейскими вел настоящую войну. И в результате стычки не Котовский, а
Зильберг попал в плен.
Вероятно, Зильберг считал себя уже мертвецом. Но в который раз
Котовский сделал "эффектный жест". Он не только отпустил Зильберга с миром,
но подарил ему якобы, еще ту самую "серебряную палку с золотым
набалдашником", которую украли котовцы у Семиградова после знаменитого
вечера. Только, отпуская Зильберга, Котовский взял с него "честное слово",
что он прекратит теперь всякое преследование.
Конечно это было нереально. Прекратить преследование Котовского вряд ли
мог и хотел Зильберг. Да к тому же, Зильберг верил, что во второй раз в плен
к Котовскому он, вероятно, не попадет. Но Котовский любил - "широкие жесты
благородного разбойника" - и только остроумничал и хохотал, отпуская
Зильберга, уносящего серебряную палку - "подарок эмира бухарского".
Но не прошло и месяца, как Зильберг, конкурируя с Хаджи-Коли, схватил
потрясателя юга России, героя 1001 уголовных авантюр и политических
экспроприаций. Через провокатора М. Гольдмана Зилъберг устроил Котовскому в
Кишиневе конспиративную квартиру и на этой квартире схватил и Котовского и
его главных сподвижников.
Правда, не прошло года, как котовцы убили Гольдмана, но сейчас весть о
поимке Котовского печаталась уж в газетах, как сенсация: - Котовский пойман
и заключен в Кишиневский замок!

АNARCHY®WORLD

10-07-2008 22:15:58

2. ТЮРЬМЫ, НЕРЧИНСКАЯ КАТОРГА, СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР.

Высокой каменной стеной опоясан Кишиневский тюремный замок. Вокруг стен
снаружи и внутри каждые сорок метров - часовые. В зданье тюрьмы ведут
тройные, тяжелые, железные ворота с маленькими волчками. Все - крепко
замкнуто. Не убежать, а подумать о побеге из кишиневского замка трудно.
Но заключенный в высокую башню замка Котовский шагал - три шага вперед,
три назад. - распевая густым мощным басом старую тюремную песню: "Не ваше
дело часовой, вам на часах должно стоять, а наше дело удалое, как бы из
замка убежать..." Это было - обдумывание плана первого побега.
Не один раз и не из одной тюрьмы бежал Котовский. И каждый его побег -
глава романа Конан-Дойля. Мощный, атлетически-сложенный, необычайной
физической силы и железной воли человек, Котовский выдумывал самые
фантастические, "нахальные", как называл он, - планы побегов. Дело было не
только в том, чтобы бежать, но бежать так, чтобы "вся Россия" заговорила о
побеге Котовского. "Эффект" любил неудержимый анархист-разбойник.

Первый план побега был таков. Котовский решил:
- разоружить всю тюремную охрану, захватить в свои руки тюрьму, вызвать
по телефону товарища прокурора, полицмейстера, жандармских офицеров, всех
здесь арестовать, вызвать конвойную команду, обезоружить ее и потом, имея в
распоряжении одежду арестованных и конвойных, инсценировав отправку большого
этапа из Кишинева в Одессу, захватить поезд и уехать на нем из города. По
дороге же скрыться с поезда всей тюрьмой.
Более невероятный и несбыточный план наверное никому никогда не
приходил в голову. Но недаром же зачитывался фантастическими романами
мальчик Котовский. И шагающий взад-вперед по камере арестант Котовский,
напевая любимые песни, остановился именно на этом плане.
Этим планом Котовский сумел поделиться с товарищами по тюрьме. Его план
и слово для арестантов - закон. И 4-го мая 1906 года все пошло по приказу
атамана. Во время прогулки по двору тюрьмы двое, непошедших на прогулку
котовцев, постучались в своих одиночках, прося вывести в уборную. Когда
надзиратель выпускал их, котовцы набросились на него и обезоружили. Так был
приобретен первый револьвер. Как приказывал Котовский, бандиты бросились ко
второму надзирателю в другой корридор. И под направленным на "его дулом
револьвера сдался и второй надзиратель.
Двух надзирателей, сопровождавших арестантов на прогулке, по сигналу
Котовского схватили, заманив в карцер. Все шло, как нужно. Котовского
отомкнули и он спускался с башни по внутренней лестнице во двор, чтобы
разыграть самое главное.
Выбежав во двор, размахивая газетой, Котовский кричал по молдавански,
вызывая на двор тюрьму:
- Эггей, манафес, манафес! - Бандиты бегали по корридорам, крича, что
вышел манифест об освобождении всех. Тюрьма высыпала во двор. Высунувшегося
было из корпусных ворот привратника, Котовский схватил за горло, у него
отняли ключи.
Но дальнейшее проведение плана сорвалось. В тюрьме поднялась суматоха.
Несколько арестантов, воспользовавшись ей, бросились к стене и, перемахнув.
через нее, побежали куда глаза глядят. Наружные часовые сразу открыли по ним
стрельбу. Котовский понял, что фантастический план сорван, но решил итти
напролом. Он метался по двору, крича, зовя арестантов и во главе тюрьмы
бросился штурмовать уже вторые ворота замка.
С гиком и криком арестанты сорвали вторые ворота, но у третьих на
арестантов бросились солдаты наружного караула. Котовского ранили в руку
штыком. Арестантов оттеснили во двор тюрьмы. Одни, видя поражение, кинулись
назад в камеры. Другие забаррикадировались в коридорах. Держа перед собой
два револьвера, забаррикадировавшись в своей башне, герой невероятного
плана, на крики - Сдавай, оружие! - отвечал: - Сдам только, если губернатор
приедет и даст слово, что не будет избиения!
Извещенный о бунте губернатор приехал в тюрьму. Тюремный скандал
властям был неприятен. Котовскому дали слово, что избиения не будет и
сдавший оружие Котовский должен был считать, что "нахальный" план побега
всей тюрьмой - не удался.
Нещадно ругал Котовский тюремную "шпану", сволочь "уголовников-Иванов",
сорвавших план, и следующий план решил ставить, учитывая только свою
фантазию и свои личные силы.
На этот раз побег удался. Правда, этот побег был уже смесью романов
Конан-Дойля с романами Вальтера Скотта. Ореол "благородного разбойника",
красавца "шармера", давно имелся у Котовского и в осуществлении второго
плана сыграла заглавную роль светская женщина, любившая Котовского и его
ореол. Уже несколько раз жена видного административного лица в городе
посещала в тюрьме Котовского. Свидания невинны. И помощник начальника тюрьмы
Бебелло даже начал отходить от правил свиданий. А любившая Котовского
женщина пошла на преступление, рискнув всем: - положеньем мужа, своим, быть
может, даже тюрьмой для себя.
Она передала Котовскому начиненные опиумом папиросы, дамский браунинг,
пилку и тугую шелковую веревку, запеченные в хлебе.
Побег удался.
Но не сразу, а долго и тонко соблазнял Котовский надзирателя Бадеева
папиросами. И все же соблазнил. Глубокой ночью, при заснувшем в корридоре
Бадееве, Котовский перепилил две решетки, выгнул их наружу и прикрепив
шелковую веревку светской дамы, стал спускаться во двор тюрьмы.
Когда Котовский был уже невысоко над землей, вышедший во двор,
надзиратель Москаленко заметил скользящую в темноте по стене фигуру и
мгновенно узнал, кто скользит вниз к земле. Но страх перед уже спрыгнувшим
Котовским заставил Москаленко вместо крика замереть. Москаленко мог только
прошептать:
- Григорий Иванович, это вы?
- Я, а это вы, Москаленко? - прошептал Котовский.
- Я, Григорий Иваныч, я, только ради Бога не трожьте меня, не
убивайте...
- Что ты, друг милый, за что я тебя убью, если не сопротивляешься.
Давай-ка сюда затвор, так спокойней будет, - говорил Котовский, наведя
браунинг на Москаленко, - да вот помоги мне лестницу к стене приставить.
Поднимать тревогу тебе нет расчету, ночь темна, сменишься, не заметят и вся
недолга.
Так и вышло. Москаленко помог Котовскому приставить лестницу. Со стены
Котовский бросил ему затвор винтовки и, спрыгнув, исчез в ночи.
Лишь на рассвете, на третьей смене часовых, увидели висящую веревку и
обнаружили исчезновение из башни Котовского. В городе поднялась тревога: -

"черный ворон", глава банды анархистов, Котовский бежал из тюрьмы и опять на
воле!
Но меньше месяца погулял в этот раз на воле Котовский. Анархиста предал
провокатор каменщик Еремеич, он приютил Котовского у себя и привел полицию.
В сумерках весь двор дома, где засел Котовский, оцепили вооруженные
полицейские во главе с Хаджи-Коли. Котовский увидел, что попался, но не
догадался о предательстве хозяина.
Решил, чем умирать застреленным в комнате, (чего, вероятно, хотел
Хаджи-Коли) попытаться прорваться сквозь полицейских. Этого Хаджи-Коли не
ожидал. Котовский неожиданно бросился со двора, стреляя направо и налево.
Ранили его только в первом переулке, куда метнулся Котовский, но легко, в
ногу. В переулке поднялась стрельба и свалка двух полицейских с
атлетом-анархистом. Но из свалки, из стрельбы, раненый в ногу, Котовский все
же вырвался и бросившись на проезжавшего извозчика, сшиб его с козел и
погнал лошадь.
Пользуясь темнотой, Котовский скрылся на окраине города. Ночь провел на
бахчах, где с раненой ноги снял сапог, обмыл ее арбузом и той же ночью,
добравшись до Костюженской больницы, в ограблении которой когда-то
подозревали Котовского, нашел там приют у знакомого доктора.
Нe в характере Котовского была доверчивость. И здесь она подвела. Из
больницы Котовский послал записку тому же рабочему, члену партии с. р.,
провокатору Еремеичу. Еремеич снова привел полицию на след раненого
Котовского. Тут уже было проще. И Хаджи-Коли схватил Котовского.
Это было 24 ноября 1906 года. Котовского вернули в тюрьму, но посадили
не в башню, а в секретный коридор, в полуподвальное помещенье, чтобы был
всегда навиду у стоящих на дворе часовых, и заковали накрепко в кандалы.
Но и тут Котовский предпринял ряд попыток к побегам. Перестукиваясь с
сидящими в тюрьме 30-тью анархистами, над которыми висела смертная казнь,
предлагал подкоп из "крестовой башни". Подкоп начался. Но после двухмесячной
работы был провален провокатором С. Рейхом.
Тогда Котовский стучал анархистам новое: "все равно казнят, предлагаю
восстанье всей тюрьмы!". Но анархисты на уговоры Котовского не пошли, хотя
вскоре их и казнили.
Вероятно, в способности подчинять себе людей у Котовского было нечто
родственное Сергею Нечаеву, который в алексеевском равелине, в кандалах,
подчинял себе караульных солдат, делая из них сообщников. Слово, приказание
Котовского стало законом для всей тюрьмы. И терроризированное тюремное
начальство пошло на сговор с несколькими уголовными, чтоб убили Котовского в
"случайной драке".
Уголовные каторжане - Загари, Рогачев, Козлов - составили довольно
страшный план: в бане ошпарить Котовского кипятком и "добить шайками". Но
Котовского предупредили уголовники "его партии" и когда этот план "смерти в
бане" не удался, вырос план убийства булыжниками на прогулке во дворе.
Этот план Загари, Рогачев и Козлов попытались привести в исполненье. На
тюремном дворе разыгралось страшное побоище меж арестантами "за Котовского"
и "против Котовского". И Котовский вышел из боя победителем. А вскоре
Котовский получил приговор суда: - "десять лет каторжных работ". Говорят,
что приговор он принял совершенно спокойно.
- Ддессятть ллет, этто жже ппустякки в сравненнии с вечностью -
заикался Котовский.
И Котовский зазвенел кандалами по этапу в Сибирь в Нерчинскую каторгу.
По дороге из Кишинева к Бирзуле в этап влилась партия каторжан-одесситов;
выделялся черноглазый, белозубый каторжанин небезызвестный палач
Павка-Грузин. Говорят, начальник конвоя подослал его к Котовскому с
провокационным предложением побега. Полагали, что с отчаянным палачем
Котовский попытается бежать.
Так и вышло. В Елисаветоградской тюрьме, куда в подвал согнали партию
пересыльных, Павка-Грузин предложил Котовскому перепилить решeтку,
выбраться, обезоружить часового и... прощай неволя!
Но, когда Котовский приступил к осуществленью плана, партию выгнали
вдруг на отправку. А на вокзале конвойные взяли Котовского в отдельный
вагон, обыскали, нашли в подметках тюремных котов пилки, и, доведя до
Николаевской центральной тюрьмы, посадили в одиночку, применив строжайший
режим.
Котовский понял, что спровоцирован Павкой-Грузином. Положенье
Котовского отяжелилось. Долгое время просидел он в централе, но с новой
партией погнали дальше в Сибирь.
Окруженная тройной цепью конвойных и конных стражников, шла партия в
двадцать человек политических и уголовников во главе с Котовским. Со времени
пеpегона из Кишинева Котовский узнал Елисаветоградскую, Смоленскую,
Орловскую тюрьмы, наконец ушел из Европейской России, зазвенел кандалами по
Сибирским дорогам.
Из Сретенска на Горный Зерентуй через Шелапугино переходами по 40-45
верст гнали партию. Стояла лютая, сибирская зима, налетали ветры, слепила
пурга, ежились, ругались уголовники. Котовский поражал и конвой и арестантов
необыкновенной выносливостью и
выходками спортсмена. В крепкий мороз вдруг оголялся до пояса и шел
полуголым. На привалах по рецепту Мюллера начинал махать руками, приседать и
растираться снегом.
Конвойные смотрели на арестанта-атлета с удивлением и смехом.
- Вот легкий пассажир, сроду такого не видали.
- А вы за ним в оба, в оба глядите, а то дунет, не смотри что нагишом,
он и нагишом по Сибири пойдет, - приказывал старший. И вздохнул облегченно,
когда на Нерчинской каторге оставил Котовского, погнав этап дальше.
На Нерчинской каторге, на приисках, в шахтах, глубоко под землей два
года проработал Григорий Котовский. Если б Достоевский встретил такого
каторжника, в "Мертвом доме", вероятно, подолгу бы беседовал с ним.
Котовский был странным и интересным человеком. Из острых, черных глаз не
уходила и грусть. Может быть осталась от сиротского детства и фантастических
книг. Он мог прикрыть последним тряпьем мерзнущего товарища. А мог всадить в
горло нож солдату, преграждающему путь Котовскому к свободе, к побегу.
Говорят, Котовский плакал глядя на нищих, оборванных детей. Но если
охватывала этого черного силача злоба, от его взгляда самые крепкие убийцы
уголовники уходили, словно собаки, поджав хвосты. Необычная сила жила в
Котовском.
Два года готовился Котовский к побегу с каторги. И зимой 1913 года,
работая по подаче песков, накинулся на двух конвойных, убил булыжниками и,
перемахнув через широкий ров, скрылся в сибирском лесу, в тайге.
Тайга. Тысячи верст дикого простора и бездорожья. "Славное море
священный Байкал... Бродяга Байкал переплывает... Котел его сбоку тревожит,
сухарики с ложкой звенят..." Котовский до дна испил кровь, убийства,
кандалы, русскую каторгу.
Бежав с каторги, четыре года нелегально шлялся по России. Сначала в
Томске в Сибири, но тянуло на родину, в Бессарабию, где цвели сливовые сады
пышным цветом и хаты молдаванскими пестрыми коврами, где родилась и
прогремела его разбойничья слава.
На Волге Котовский узнал подлинную рабочую жизнь. Работал в Жигулях
бурлаком, грузчиком, смеялись над атлетом бурлаки: не курил и вместо водки
пил молоко. Только ел на славу: яичница из 25 яиц была любимым блюдом.
Но не для работы, не для того, чтобы гнуть спину родился в дворянской
семье зтот заика-мальчик. В Балашове на мельнице Котовский выдвинулся своей
недюжинной силой - подковы ломал. Хозяин назначил смышленого силача
десятником. А в одно утро, когда Котовский составлял с хозяином в конторе
наряд на работу, вдруг выхватил десятник револьвер и наставил на хозяина:
- Руки вверх!

АNARCHY®WORLD

10-07-2008 22:18:06

Котовский отобрал деньги и скрылся из Балашова, как в воду канул.
Только осенью 1914 года вынырнул у себя на родине в Бессарабии. Но с год
никто не знал, где Котовский. По чужому паспорту он служил в Бессарабии
управляющим большим именьем. Любитель "отчаянных положений" жил удивительной
двойной жизнью. Образцово управлял именьем, хозяева его работе нарадоваться
не могли. Но это - одна сторона.
А другая - в Бессарабии уж начались зловещие налеты и грабежи. Грабила
банда беглых с фронта солдат во главе с Котовским. Полиция снова начала
охоту за ним. Переведенный в Петербург, в царскую дворцовую охрану, пристав
Хаджи-Коли был снова командирован в Бессарабию ловить Котовского.
И в который раз погубила Котовского доверчивость и любовь к позе.
Какому-то погорельцу-крестьянину, дал деньги, сказав:
- На-ка, братец, постройся заново. Да брось благодарить, не свои даю.
Котовского не благодарят...
Мужик так и обмер: это имя знала вся Бессарабия.
По мужику-погорельцу отыскался след. Именье, которым образцово управлял
Котовский, ночью к полному удивленью хозяев, было окружено сильными отрядами
полиции, во главе с полицмейстером Кишинева и приставом Хаджи-Коли. Это было
25-го июня 1916 года в селе Стоматове Бендерского уезда.
Больше двадцати крупных налетов и грабежей, не считая мелких, числилось
за Котовским. Управляющий сразу понял, что это за шум, за гомон, за крики и
топот лошадей по усадьбе.
Но решил дешево не сдаваться:. Котовский забаррикадировался в доме,
начал отстреливаться от наступающих полицейских. Помещица узнав, "то в
течение года управлял ее именьем, упала в обморок. В доме произошел бой.
Но бой был недолог. Тяжело раненый в грудь и потерявший сознание
Котовский был схвачен полицией и под конвоем привезен в Кишинев.
Котовский знал, что теперь грозит смертная казнь. Был уверен, что
повесят, хотел только одного, чтобы расстреляли. Того, что через несколько
месяцев над Россией разразится революция, которая сделает его красным
генералом - не предполагал.
Дело Котовского было назначено к слушанью в военно-полевом суде. К
Котовскому применен был исключительный режим, его охраняли день и ночь,
боясь фантастических побегов.
Одесский военный губернатор самолично настаивал на ускореньи следствия,
но дело Котовского было чересчур обширно и требовало длительного
расследования. Все ж в феврале 1917 года, под усиленной охраной полиции,
Котовский был доставлен в зданье военно-окружного суда.
Суд квалифицировал Котовского, как обыкновенного бандита, отрицая
всякую революционность его налетов и грабежей. Котовский заявил себя
анархистом, горячо отбрасывая все обвинения в грабежах с корыстными целями.
- Я - анархист! И в постоянной борьбе с вашим обществом, которое мне
враждебно!
Котовский крепко знал, что на этот раз общество победило и от смерти не
уйти, но держался мужественно и последнее слово закончил так:
- Если я вообще могу просить суд, прошу об одном - не вешайте меня, а
расстреляйте!
Суд совещался недолго и председатель генерал Гутор, впоследствие
перешедший к большевикам, но не достигший, как Котовский, положения
"красного маршала", огласил приговор: - "Дворянина Григория Котовского,
родившегося в м. Ганчешти... за содеянные преступления... к смертной казни
через повешение..."
Под усиленным конвоем Котовского вывели из подъезда суда, повели к
тюремному автомобилю. Далеко оцепив улицы, городовые разгоняли толпу
любопытных одесситов, желавших хоть раз взглянуть на "черного ворона". Но
эскортируемый конвоем автомобиль быстро увез Котовского в тюрьму.
Такого жизнелюба, такого неподходящего к смерти человека, как
Котовский, в тюрьме охватила страшная тоска по жизни. Котовский схватился за
невыполнимый план побега с прогулки, несмотря на то, что выводили его
закованным в ручные и ножные кандалы. "План создан. Риска 95 %. Но выбирать
не из чего..." - сообщил он политическому заключенному Иоселевичу, прося его
помощи.
Но тут совершилось несколько малых и больших непредвиденностей.
Котовский знал, что Одесса "говорит о Котовском". Но не подозревал, какое
сильное движенье поднялось в городе за его помилование. Не среди "черных
воронов" и биндюжников, ценивших Григория Ивановича за то, что его ни на
Бога, ни на мат, ни на бас не возьмешь. Нет, движенье по спасенью жизни
Котовского поднялось в иных кругах.
Особо энергичную борьбу за освобождение бессарабского Робин Гуда
повела, влиятельный в Одессе человек, генеральша Щербакова. Когда день казни
был уже близок, генеральша Щербакова добилась невероятного: - оттяжки казни.
Может надо быть русским, чтоб понимать всю "эксцентричность души" не
только Григория Котовского, но и генеральши Щербаковой. Во всяком случае
казнь Котовского - затянулась. Кроме Щербаковой захлопотали общественные
круги, интеллигенция, писатели, начали выноситься резолюции, обращаться
просьбы. А Котовский готовил "хоть какой-нибудь побег".
Но как ни влиятельна была генеральша Щербакова, все ж от смерти спасти
Котовского не могла. Смертная казнь была назначена. Григория Котовского,
разбойника с тяжелым детством, атлета с уголовной фантазией - должна была
неминуемо затянуть петля на раннем рассвете во дворе Одесской тюрьмы.
Но тут пришла большая, чем генеральша Щербакова, непредвиденность.
Над Россией разразилась революция, буревестником которой был Котовский.
Уж отрекся царь, уж опустел Зимний дворец, власть над Россией взяли в
свои руки русские интеллигенты. Но Керенский еще не успел отменить смертную
казнь и петля висела над Котовским.
За дело помилованья взялся теперь известный писатель А. Федоров.
Федоров Котовского не знал, но, вероятно, как писателю - Котовский был ему
интересен*.
Федоров вошел в небольшую узкую камеру, где сидел закованный Котовский.
Котовский - "шармер". Это знала Одесса. Знал это и Федоров, и
генеральша Щербакова, и та невыданная Котовским светская дама, принесшая ему
пилки и шелковую веревку.

* Прим. автора: О своем свидании с Котовским А. Федоров рассказал в
фельетоне "O разбойнике-генерале".

В узкой тюремной камере Федоров увидал мускулистого силача, с красивым,
немного грустным лицом и острыми проницательными глазами. Когда Федоров
сказал, что хлопочет перед Временным Правительством не только об отмене
смертной казни, но и об освобождении Котовского, тот улыбнулся и ответил.
- Я знаю, что вас интересует во мне. Вы интересуетесь, как я
представляю себе свою жизнь, сейчас, после революции? Да? Я скажу вам прямо,
я не хочу умирать и хочу милости жизни, но я хочу ее пожалуй даже не для
себя, я могу обойтись без нее. Эта милость была бы показателем доверия и
добра, но не ко мне одному... Впрочем, - улыбнулся Котовский, - я бы
постарался оправдать...
- Конкретно, - проговорил Федоров, - что вы хотите?
- Свободы! Свободы! - вскрикнул Котовский, зазвенев кандалами - но
свободы, которую я бы принял не как подарок, а как вексель по которому надо
платить. Мне тюрьма теперь страшней смерти...
Котовский, задумавшись, помолчал. Потом заговорил, как бы сам с собой:
- Я знаю свою силу и влияние на массы. Это не хвастовство, это знаете и
вы. Доказательств сколько угодно. Я прошу послать меня на фронт, где
благодаря гнусному приказу No 1 делается сейчас черт знает что! Пусть
отправят меня на румынский фронт, меня все там знают, за меня встанет народ,
солдаты. И вся эта сволочь, проповедующая бегство с фронта - будет мной
сломлена. Если меня убьют, буду счастлив умереть за родину, оказавшую мне
доверие. А не убьют, так все узнают, как умеет сражаться Григорий Котовский.
Котовский говорил без рисовки, с спокойной твердостью.
- Нет, теперь умирать я не хочу. И верю, что не умру. Если смерть меня
так необычайно пощадила, когда я уже был приговорен к казни и ждал ее, то
тут есть какой-то смысл. Кто-то, судьба иль Бог - улыбнулся он, - но оказали
мне доверие и я его оправдаю. Теперь только пусть окажет мне еще доверие
родина, в лице тех, кто сейчас временно ее представляют, - и не возвышая
голоса он вдруг добавил:
- Мне хочется жить!
И с такой внутренней силой, которая почувствовалась в мускулах, в
оживших темных, тяжелых глазах.
- Жить! Чтоб поверить в людей, в светлое будущее родины, которую я
люблю, в ее творческую духовную мощь, которая, даст новые формы жизни, а не
законы, и новые отношения, а не правила.
Впечатление Федорова от посещения Котовского было даже сильнее
ожидаемого. Хлопоты об освобождении пошли полным ходом. В "Одесских
новостях" Федоров напечатал статью "Сорок дней приговоренного к смерти".
Статья прошумела и создала широкую волну за Котовского.
А когда в Одессу, проездом на румынский фронт, прибыл военный министр
А. И. Гучков и здесь же был морской министр А. В. Колчак, в гостинице
"Лондон" Федоров добился с ними свидания. Министры отнеслись скептически к
ходатайству писателя, но Федоров указал, что казнить нельзя, ибо революция
уже отменила смертную казнь, оставить в тюрьме бессмысленно - все равно
убежит. И министры согласились, что единственным выходом из положения
является освобождение. К Керенскому пошла телеграмма и от Керенского
вернулся телеграфный ответ: революция дарует преступнику просимую милость.
Прямо из тюрьмы освобожденный Котовский приехал к Федорову.
Взволнованно сжав его руку, глядя в глаза, Котовский сказал:
- Клянусь, вы никогда не раскаетесь в том, что сделали для меня. Вы
почти не зная меня, поверили мне. Если вам понадобится когда-нибудь моя
жизнь - скажите мне. На слово Котовского вы можете положиться.
На этом кончился разбойный период жизни Котовского.
И началась военно-революционная карьера.

3. КАНДАЛЫ С АУКЦИОНА.

Поза. Подчас замечательная. Подчас безвкусная. Но всегда с максимальной
экспрессией. Это в грабеже, в побегах из тюрем, на войне, во всей жизни
влекло Котовского.
Когда в Одессе бушевала революция, Котовский из тюрьмы на эту сцену
вышел не просто. Он вышел "в кандалах" и в первый же вечер поехал в оперный
театр, где шло представление "Кармен".
На сцене пели дует дон-Хозе и Кармен, но вдруг по публике, захваченной
представлением, пробежал легкий шорох, шепот, наконец гул голосов. Артисты
сразу заметили этот свой разрыв и разъем меж ними и публикой. А по залу уже
явственно шел шум и гул: - "Котовский ...Котовский... Котовский."
Широко распахнув двери, меж ошарашенными капельдинерами в зрительный
зал вошел он сам, герой 1001 ночи, несколько раз раненый, несколько людей
убивший, Григорий Котовский в руках со своими гремящими кандалами.
В зале произошло замешательство. Не только в зале, но и на сцене.
Артисты почувствовали себя побежденными гораздо более сильным эффектом.
С кандалами в руках Котовский сел в первом ряду. Одна, когда-то им
ограбленная дама упала в обморок. Весьма галантно Котовский привел ее в
чувство. Он прекрасно понимал, что это, вероятно, было "сильное
переживание". А в антракте, с кандалами в руках, отправился в фойе.
Здесь, окруженный разнообразной толпой, Котовский взлез на что-то
долженствовавшее быть трибуной. Он произнес тут речь о свободе, о России, о
себе Григории Котовском. Слушатели были потрясены. И когда в заключенье
Котовский закричал мощным басом, покрывая шумы зала, что продает сейчас же
свои кандалы в пользу родившейся русской свободы, крик его был покрыт громом
аплодисментов и кандалы - единственная движимость Котовского - в десять
минут были куплены за 10.000 рублей каким-то, влюбившимся в революцию,
буржуем. Позднее Котовский сам записал так: "Медовый месяц февральской
революции. И буржуазия покупает мои кандалы."
Это было "шикарно". Именно так любил Григорий Котовский. Теперь вся
Одесса знала и следующую сногсшибающую новость: - Котовский едет на фронт в
кавалерию.
В Одессе в одном из квартировавших кавалерийских полков Котовский
прошел короткую военную подготовку. И раньше был хорошим наездником, а
теперь на карьере смаху рубил глиняные чучела так, что только дивились
вахмистры-кавалеристы. Стрелком же без промаха Котовского заставили стать
еще прежние разбойные ночи.
Шик, удаль, лихую внешность любил Котовский. Надел алые гусарские
чикчиры с позументом, венгерку, мягкие, как чулки, сапоги с бляхами на
коленах и шпоры с благородным звоном.
По Одессе, где в былом ловила Котовского полиция, обещая награду за его
голову, - теперь он ходил гусаром. Но Котовский торопился на фронт. Перед
отъездом, уже во всем фронтовом, заехал к Федорову. Подружившийся с
писателем странный разбойник долго отказывался от подарка - английского
непромокаемого плаща. Наконец, смеясь, сказал:
- Не пропускает дождя? Ну, хорошо, надеюсь, что не пропустит и пули.
Такими "полуисторическими" фразами любил говорить Котовский. Он уехал
на фронт, еще раз напомнив Федорову, что когда ему понадобится жизнь
Котовского, пусть скажет.
На румынском фронте шло тогда наступление Керенского. Котовский сразу
привлек внимание начальства, за боевые отличия в первые же дни получив
Георгия. А за проявленную храбрость в дальнейших боях был произведен в
прапорщики и принял в командование отдельную казачью сотню, с которой
совершал смелые разведки в неприятельском тылу.
Трудно сказать, как сложилась бы судьба Котовского, если б Россия не
вспыхнула большевизмом. Но этот начальный большевизм увлек Котовского.
В полном развале фронта, когда кругом шли грабежи прифронтовой полосы,
горели именья и местечки под напором разнузданных вооруженных банд,
Котовский избирается в президиум армейского комитета румынского фронта.
Здесь впервые он столкнулся с большевиками.
- Я - анархист, - говорил Котовский, но между мной и вами пока что не
вижу разницы!
Развал армии шел стремительно, фронта уже не было. Самотеком бежали
отовсюду солдаты. В эти дни у старых профессионалов войны - генералов,
полковников, обер-офицеров - захлеснутых волнами революции, опустились руки
и выпали возжи. Стихия ножа и красного петуха была чересчур страшна. Но
прекрасный наездник "анархист-кавалерист" Котовский в алых чикчирах, с
кавказской шашкой чувствовал себя в этой стихии, как в отдохновенной ванне.
Он умел атаманствовать. И в развале фронта начал самовольно формировать
кавалерийские отряды.

АNARCHY®WORLD

10-07-2008 22:18:26

Жители Кишинева, натерпевшиеся от бегущих с фронта грабительских
солдатских орд во главе с выбранными командирами-кошеварами и
каптенармусами, в один прекрасный день поразились, как диву, когда на
праздничной улице, заполненной любопытными горожанами, появился необычайный
кавалерийский отряд.
Не в пример другим отряд ехал в колонне по-шести, кони наподбор, конь к
коню, ладные, убранные, даже не солдатские, а офицерские кони, вероятно,
краденые из богатых имений или взятые у ссаженных с седел офицеров. Едут с
треплющимся в ветере красным штандартом. Запевалы, в на ухо заломленных
папахах, поют куплеты, от которых покраснела вся улица.
А впереди отряда на танцующем горячем вороном жеребце, уперев крепкую
руку в бок, сидит плотный, мускулистый человек, с крепким затылком, с крутым
подбородком, темными властными глазами. Он не смотрит в толпу на тротуары.
Она должна смотреть на эту великолепную картину. И толпа смотрит на
предводителя отряда, на танцующего под ним тонкокровного жеребца,
волнующегося от похабных куплетов. Смотрит и не узнает: - "Да это ж
Котовский..."
"Котовский... Котовский..." - пронеслось по толпе. Грабежи...
легенды... убийства... И вдруг кто-то гаркнул на всю улицу:
- Ура, Котовский!
Но Котовский только поднес руку к малиновой фуражке, полуобернувшись в
седле скомандовал:
- Рысью... марш!
И отряд, оборвав пенье, поскакал за несущимся впереди вороным жеребцом
начальника.
Это было то время, когда Котовский уже вступил в борьбу с белыми,
формировавшимися под командой генерала Щербачева. В первых же стычках
Котовский попал к генералу Дроздовскому в плен, но счастье не изменило
Котовскому - бежал.
В Одессе, где еще так недавно Котовский гулял гусаром, творилось уже
нечто невообразимое. Власти сменялись кинематографически: - украинцы, немцы,
большевики, григорьевцы, белые. Это был котел страстей и авантюр, как раз
подходивший к страстям и авантюрам Котовского.
Отряд Котовского таял в стычках с белыми, румынами, украинцами и его
вождь вдруг махнул в центр российского пожара - в Москву. В Москве в Кремле
сидели не "падающие в обморок дамы". Они не ужаснулись биографии, ходившего
не раз на "мокрое" Котовского. А правильно оценили недюжинные способности,
смелость и отвагу этого талантливого и лихого человека. Неважно, что
анархист. Сейчас все на красную мельницу. А там - разберемся!.
И Котовскому в Москве дали задачу: нелегально ехать в занятую белыми
Одессу и там действовать, поддерживая связь с коммунистическим подпольем.
Поздней осенью, с фальшивым паспортом на имя помещика Золотарева,
Котовский появился в одесском революционном подполье. Но уже через три дня,
газеты оповестили город о его появлении.
Никто еще не знал, с кем этот уголовно-террористический герой? Для чего
приехал в белую Одессу, переполненную иностранцами, французами, греками,
англичанами, итальянцами, поляками, румынами, где сплелась борьба белой
контр-разведки с коммунистами, анархистами, левыми с. р. и уголовниками во
главе с Мишкой Япончиком.
О Котовском печатались зондирующие статьи: с кем же этот прапорщик
революционного времени? Но уж через месяц Одесса знала, что анархист
Котовский лезет сквозь пожар России, как лось, напролом, сквозь чащу
горящего леса.
В Одессе Котовский набрал под свое атаманство 30 дружинников из
разбойного и уголовного мира вперемешку с коммунистами. Котовский брал людей
"по глазам". Одним взглядом видел: годится ему или нет.
И снова вся Одесса заговорила о Котовском. Ему это, вероятно,
надобилось. Уж давно молчали. А тут опять вспыхнули феноменальные по
смелости грабежи-приключения.
Данная подпольем задача коротка: убийства полицейских агентов,
провокаторов, террор в отношении белой контр-разведки, экспроприации
деникинского казначейства, налеты на банки и частных лиц.
И сразу после первого "дела" рука Котовского была узнана всей Одессой.
На одном из одесских заводов забастовали три тысячи рабочих. Зачинщиков
забастовки выдали полиции, на фабрику выслали войска и под их охраной
старались возобновить работу.

Если верить "фантастическим рассказам", Котовский проделал следующее:
написал письмо фабриканту: "немедленно договориться с рабочими, уплатить за
вынужденный прогул и добиться у властей освобождения забастовочного
комитета". Если б стояла иная подпись, но - Котовский? И срок в три дня?
Визит с револьвером?
Фабрикант, будто бы, сообщил о письме в контр-разведку. Контр-разведка
распорядилась поместить у парадного входа и во дворе засаду в 50 человек. К
тому ж, главное управление разведки помещалось в соседнем с фабрикантом
доме.
Три дня прошли. Но на пятый, вечером, к дому фабриканта катил
щегольской лихач под зеленой сеткой и у кучера часы на поясе. Подвез
капитана в шинели с иголочки, капитан покуривал сигару. Рысак замер, лихач
намотал возжи на кулаки. Капитан вылез из экипажа и очень быстрыми шагами
вошел в подъезд, крикнув:
- Эй, кто дежурный, живо сюда! Начальник засады вышел, за ним вышли
вооруженные люди. Котовский заговорил:
- Я по поручению коменданта города, мы имеем сведения, что нападение
произойдет через пятнадцать минут. Разбудите резерв, зарядите оружие, будьте
наготове. Я пойду предупрежу хозяина, чтоб не испугался стрельбы. Живей! - И
капитан быстро взбежал по лестнице.
Хозяин был уж в халате, ложился спать. Но дверь отперли и капитана
впустили.
- Я к вам по порученью коменданта города, положенье чрезвычайно
серьезное, вам угрожает нападение, нужно принять все меры.
Хозяин прошел с Котовским в кабинет, а в кабинете разыгралась, будто
бы, известная, исполняемая по шаблону, сцена: - револьвер, "я - Котовский",
и требование денег. Деньги были вручены. Но сцена еще не доиграна. Котовский
хочет оригинальности.
Спрятав деньги, Котовский приказывает хозяину звонить в контр-разведку:
- Помогите, у меня Котовский!
И когда перепуганный насмерть хозяин взялся за трубку телефона, капитан
вышел из кабинета и, сбегая по лестнице, крикнул начальнику отряда:
- Держитесь! Я сейчас приду с подмогой! Котовский будет минут через
десять! Постарайтесь продержаться до моего возвращения!
Щегольской лихач рванулся от подъезда в то время, как из помещенья
разведки бежали уже люди к квартире фабриканта.
Если верить, этим "делом" Котовский открыл авантюры в Одессе. Та ж
изобретательность, та же смелость, то ж разбойное остроумие. Но Котовский в
своем отряде крепко переплел политику с уголовщиной. Может быть из всех
периодов, этот период самый темный в жизни Котовского. В Котовском самом не
было корысти, но его окруженье состояло из настоящих бандитов и "налеты"
смешивались с явным разбоем.
То Котовский переодетый офицер, то дьякон, то помещик. Грабежи днем и
ночью. На столбах Одессы расклеены воззвания, предлагающие за выдачу
Котовского и его сообщников крупную награду. Но именно эту-то "игру жизнью"
и риск каждой минуты и любил Котовский.
Котовский играл. Играл так, как играют в кинематографе. Говорят в этом
человеке жила большая тоска, смешанная с патологической жаждой крутить перед
всем миром трехтысячеметровый криминальный фильм, на который "нервных просят
не ходить".
В бытность Котовского в Одессе ему приписывается и следующий "трюк".
В разгар своей войны с полицией и белой контрразведкой, когда гонялись
за ним по Одессе, Котовский, будто однажды сообщил бандитам, что налет
назначенный на вечер - отменяется.
- Поеду в театр. Хочу отдохнуть. Послушаю "Евгения Онегина".
И несмотря на полное остолбенение, крики, ругательства, и протесты
коммунистов-бандитов, он отставил назначенный налет без разговора.
- Чтооо? - и Котовский медленно повернет лысый круглый череп,
останавливая на сопротивляющемся ему, Котовcкому, тяжелые камни глаз. Этого
достаточно. Всякий отойдет, как собака, потому что если анархист Котовский
что-нибудь хочет, то этому нет препятствий.
- Пппонялли? - зазаикается Котовский и пойдет своим широким тяжелым
шагом атлета.
Котовский любил музыку по настоящему. Сам недурно играл на
корнет-а-пистоне. Но это любительство. Он больше всего любил Чайковского и,
как хотел, поехал в оперный театр.
Это было весной 1919 года. В цилиндре, в смокинге ехал, немного
опоздав, Котовский в театр. На пышных дутиках на бандитском лихаче по
веявшим мартовским теплом вечереющим улицам Одессы, где на столбах объявлена
награда за его жизнь. Но он едет слушать Петра Ильича Чайковского.
Первый акт прошел благополучно, никто не обратил вниманья на крупного,
рослого барина в смокинге, сидевшего во втором ряду и слушавшего Чайковского
с подлинным наслаждением. Но в антракте глаз Котовского уж различил "нечто".
Заметались какие-то штатские. И через несколько минут он явно услыхал свое
имя.
В театре началось второе представление. "По Котовскому". Говорят, "с
ужасом и восхищением" следили некоторые, как в партере поднялся и медленно
пошел меж кресел крупный красивый человек с блестящей лысой головой. Не тот
уж Котовский: уж обрюзг, ожирел, у рта легли глубокие складки, глаза чуть
прищурены и под глазами густая сетка морщин. Это немного уставший волк. Но
еще очень сильный.
Котовский чувствовал облаву. Знал, что теперь надо одно: "бить на
психологию". Боковые выходные двери заняты сыщиками. Но в руке с цилиндром
Котовский идет не туда, а прямо к главному выходу. Надев чуть на бок
цилиндр, медленно спускается с лестницы, в упор смотря своими черными
напористыми глазами в глаза стоящему внизу, кажется, сыщику. Сыщику остается
только радоваться: за голову Котовского награда и Котовский идет прямо на
него.
Но вот почти подойдя, Котовский вдруг останавливается, вынимает из
кармана сигару, затем откусывает кончик и вежливо просит у агента прикурить.
Тот подымает застывшую в руке папиросу. Может-быть Котовский сейчас начнет
палить из маузера? Секунда, два шага и Котовский несется по Одессе на своем
лихаче.
Одесские уголовники - Мишка Япончик, Домбровский, Загари, и другие -
ненавидели Котовского, за то, что чего-то в нем не понимали. Зачем, в
сущности, этот бывший "барин" отбивает у них хлеб? Котовский же презирал
"уголовников-Иванов", "мокрушников", потому, что знал з а ч е м эти люди
идут на грабеж и убийство.
С уголовником Япончиком безжалостно расправился этот немного уже
начавший уставать, с сдающим сердцем Григорий Котовский. Япончик набрал под
своей командой отряд, сражавшийся вместе с большевиками против белых. Но
когда в этом миновала надобность, Котовский посоветовал красным уничтожить
уголовников оригинальным способом: - пустить на украинских повстанцев
атамана Григорьева, обещать резервы и не дать резервов. Так этот отряд
уголовных и был целиком вместе с Япончиком уничтожен григорьевцами.
Весной 1919 года подпольная жизнь Котовского со всеми авантюрами
кончалась. На Одессу наступали красные. Белую Одессу охватила паника близкой
гибели. Дружинники Котовского вышли уже в эти дни из подполья. Они били с
тылу, обстреливали с крыш, отбивали обозы, внося еще большую панику в
отступающую армию.
Накануне занятия Одессы переодетый полковником Котовский вывез на трех
грузовиках из подвала государственного банка различные драгоценности. А на
следующее утро - 5-го апреля 1919 года - в Одессу вступили красные войска.
Одесса пережила страшный неслыханный террор. В этом терроре участвовало
все, вышедшее наружу, большевистское подполье. Но не участвовал Котовский.
Расстрелы пленных, всякое трусливое зверство, Котовскому были чужды.
В Одессе зверствовал глава большевистской чеки садист Вихман,
впоследствие расстрелянный самими же большевиками. Как раз в эти дни
Котовского разыскал писатель Федоров. Понадобилась ему не жизнь Котовского,
а более дорогая жизнь его собственного сына, офицера, попавшего в чеку. Там
один суд - пуля в затылок. Но Котовский бросился вырывать сына Федорова из
вихмановских рук.
Это было рискованно даже для Котовского: хлопотать об активном члене
контр-революционной организации. Но Котовский не просил у Вихмана, а
потребовал.
- Я достаточно сделал для большевистского правительства и требую
подарить мне жизнь этого молодого офицера, отец которого в свое время сделал
мне не менее ценный подарок.
Вихман с чекистами уперлись. Мастера кровавого цеха возражали.
- Если "подарить" вам этого белогвардейца, то придется освобождать
всех, арестованных по одному с ним делу, так как вина этого офицера -
наибольшая.
- Подарите их всех мне!
Чека не выдавала. Но какой-то такой ультиматум поставил Котовский, что
Вихману пришлось "подарить" Котовскому и сына Федорова и его товарищей.
Широко, по-человечески отплатил Котовский писателю Федорову. Но история
гражданской войны, в которой крупную роль играл Котовский, знает не один
человеческий жест этого красного маршала.


Борисович Гуль.
изд-во "Мост", Нью-Йорк, 1975.

aissberg

22-11-2011 17:38:47

хорошо, красиво... но ни как не идет их головы вот эта строчка из ВиКи "В 1921 году командовал кавалерийскими частями, в том числе подавляя восстания махновцев, антоновцев и петлюровцев." Как с этим быть???

dinarid

22-11-2011 18:10:38

Жаль котовский не знает куда его записали...
Хотя по такой схеме можно вписать и гагарина, и менделеева, и энштейна, и даже розулюксембург.
В преддверии выборов самое оно, поднять престиж анархизма.

aissberg

22-11-2011 18:30:03

dinarid
а как ты связал это с выборами? сама статья написана в далеком 1975, на сайте появилась в 2008 а мне на глаза попалась сегодня... не, ни как не связано с выборами...

dinarid

23-11-2011 15:30:53

aissberg писал(а):dinarid
а как ты связал это с выборами? сама статья написана в далеком 1975, на сайте появилась в 2008 а мне на глаза попалась сегодня... не, ни как не связано с выборами...

aissberg, еслиб через неделю была пасха, я бы связал это с пасхой.

Kredo

25-11-2011 10:34:24

Здесь впервые он столкнулся с большевиками.
- Я - анархист, - говорил Котовский, но между мной и вами пока что не
вижу разницы!


- Чтооо? - и Котовский медленно повернет лысый круглый череп,
останавливая на сопротивляющемся ему, Котовcкому, тяжелые камни глаз. Этого
достаточно. Всякий отойдет, как собака, потому что если анархист Котовский
что-нибудь хочет, то этому нет препятствий.

Мне одному кажется, что слово "анархист" здесь лишнее?

Одесские уголовники - Мишка Япончик, Домбровский, Загари, и другие -
ненавидели Котовского, за то, что чего-то в нем не понимали. Зачем, в
сущности, этот бывший "барин" отбивает у них хлеб? Котовский же презирал
"уголовников-Иванов", "мокрушников", потому, что знал з а ч е м эти люди
идут на грабеж и убийство.
С уголовником Япончиком безжалостно расправился этот немного уже
начавший уставать, с сдающим сердцем Григорий Котовский. Япончик набрал под
своей командой отряд, сражавшийся вместе с большевиками против белых. Но
когда в этом миновала надобность, Котовский посоветовал красным уничтожить
уголовников оригинальным способом: - пустить на украинских повстанцев
атамана Григорьева, обещать резервы и не дать резервов. Так этот отряд
уголовных и был целиком вместе с Япончиком уничтожен григорьевцами.

Накануне занятия Одессы переодетый полковником Котовский вывез на трех
грузовиках из подвала государственного банка различные драгоценности. А на
следующее утро - 5-го апреля 1919 года - в Одессу вступили красные войска.
Одесса пережила страшный неслыханный террор. В этом терроре участвовало
все, вышедшее наружу, большевистское подполье. Но не участвовал Котовский.
Расстрелы пленных, всякое трусливое зверство, Котовскому были чужды.

Фигасе чужды - он своих только что кинул, потому что они стали для него бесполезны!

pizzz7

22-12-2011 21:43:04

Kredo писал(а):Мне одному кажется, что слово "анархист" здесь лишнее?


нет не тебе одному....я ваще не понимаю как можно было это "гавно" в анархисты записать.....
бля кто интересно истиный автор этой хуйни .....какого хуя анархизм осквернили таким дерьмом как Катовский.....бля может Мао Пиздун и Сталин в молодости тоже был анархистом?

hil-hil

22-12-2011 21:57:05

pizzz7
ты не поверишь ))))

Дмитрий Донецкий

23-12-2011 11:18:09

1. В 17-18-м годах анархистом себя кто только не называл. Отсюда две проблемы:
а) многие по сути анархисты возражают против такого самоопределения, по их мнению дискредетированному мартовскими анархистами (то есть теми кто до революции 17-го года понятия не имел об анархизме, а в 18-м уже возглавлял доморощенную какую-нибудь федерацию или банду таких же "анархистов");
б) поэтому и современые анархисты так же произвольно делят анархистов Гражданской войны на правильных и неправильных в зависимости от своих вкусов и восприятия человека как "положительного" или "отрицательного" персонажа истории.

2. В Одессе политика всегда была перемешана с бандитизмом.

3. Одесские анархисты - что тогда, что сегодня - это вообще особая песня. Не все надеюсь...