Д. Рублёв. Годы становления СССР и НЭП: взгляд анархистов

Кащей_Бессмертный

19-07-2010 22:42:25

Публикуемая статья историка Д.И, Рублёва написана по материалам его доклада на IX Плехановских чтениях (Санкт-Петербург. 30 мая - 1 июня 2010 года). Впервые опубликовано в сборнике "IX Плехановских чтения. "Союз Советских Социалистических Республик, 1922 - 1991 гг.: исторический тупик или перспектива исторического развития?" СПб. 2010. С. 43 - 48.

Проблема оценки анархистами преобразований НЭПа вплоть до настоящего времени не получила освещения как в работах исследователей анархистского движения, так и в трудах, посвящённых политической истории нашей страны 1920-х — 30-х гг. В близкой нашей теме работе А.В. Шубина проблема затронута эпизодически - в связи с оценкой отдельными теоретиками интеллигенции, как правящего класса СССР 1920-х гг.1 Между тем, как показывают данные обзоров Информационного отдела ОГПУ и публикации ряда исследователей, в 1923 - 1925 гг. анархистское движение переживало подъём, остановленный массовыми арестами 1924 — 1926 гг. Период 1926 — 1934 гг. стал временем разгрома движения в СССР в результате репрессий властей.2 Полноценное изучение анархистского движения в СССР 1920-х, как и анархистской эмиграции этого периода, невозможно без осмысления предпринятого анархистами анализа политики руководства ВКП(б) и социально-классовой сущности советского государства.

Скрытый текст: :
Источниковую базу исследования составила публицистика анархистов. Материалы, относящиеся к выходившим в СССР (до 1922 г.) в условиях цензуры легальным анархистским журналам («Почин»), отличаются весьма сдержанным, хотя и критическим тоном в отношении политики ВКП(б). Для материалов анархистов-эмигрантов (статьи в журналах «Анархический вестник», «Голос труженика», «Дело труда», «Освобождение профсоюзов», «Рабочий путь» и др.), характерны откровенные и жёсткие оценки советской действительности. Одна из центральных аналитических работ анархистов - «Большевистская диктатура в свете анархизма»,3 представляет собой плод творчества находившихся в СССР анархистов (А.А. Борового и, отчасти, В.В. Бармаша), изданный эмигрантами из группы «Дело труда» в Париже. До этого книга, как самиздат, распространялась среди анархистов Москвы.4 Важно что с этими материалами были знакомы не только русские эмигранты и анархисты на территории СССР, но и участники международного анархистского движения. Таким образом, данный в них анализ преобразований руководства СССР влиял как на действия находившихся на территории Советского Союза активистов, так и отношение к СССР участников международного анархистского движения.

В целом для работ анархистов характерно рассмотрение НЭПа в контексте «реакции мировой буржуазии» начала 1920-х. Учитывались капиталистические элементы политики большевиков в этот период (поощрение частной торговли и частной собственности), сопровождавшиеся ликвидацией демократических свобод, установлением контроля над обществом со стороны спецслужб, репрессиями против оппозиционных социалистических сил, превращением профсоюзов и кооперативов в придатки государства.5 Косвенным подтверждением «реставраторского» в отношении капиталистических порядков характера большевистского режима служил факт признания РКП(б) «партией порядка и твёрдой власти» со стороны националистических элементов, выразившийся в идеологии «сменовеховства».6 В связи с этим на страницах анархистских изданий появляются определения политической системы СССР, как фашистской диктатуры.7 Параллели между режимом Б. Муссолини и диктатурой И.В. Сталина стали характерны для работ анархистов (в том числе теоретиков международного масштаба А. Борги, В. Волина, Г. Максимова) и близких революционному синдикализму, «коммунистов рабочих советов» (О. Рюле).8 В чпстности, Максимов, уже в начальный период Второй мировой войны именовал сталинский режим термином «комфашизм». Ряд авторов (П.А. Аршинов, жившие в СССР А.М. Атабекян и А.А. Боровой) ограничивались констатацией диктаторского характера большевистского режима, при котором власть находится в руках возглавляемой вождём иерархически построенной партии, превратившей советы и органы экономического управления в свои «филиальные отделения» и опирающейся на террор спецслужб (ВЧК, ГПУ).9

Экономическая система СССР оценивалась, как «государственно-капиталистическая», при которой государство - главный собственник средств производства, диктующий экономические отношения своим контрагентам в лице общинно-крестьянских и частно-капиталистических хозяйств. Основными признаками, определяющими капиталистический характер советской экономики считались “антагонистические формы социальных отношений”: эксплуатация труда наёмного работника государством, безработица, ликвидация независимости профсоюзов от государства-работодателя, «образование привилегированных паразитических групп, выполняющих исключительно функции надзора и охраны», экспроприация в форме «заготовительных операций» продуктов крестьянского труда.10 Ряд теоретиков анархизма, живших в СССР (например, И. Хархардин) характеризовали советскую экономическую систему как «государственный социализм», более прогрессивный чем капиталистический строй.11

Если говорить о социально-классовой сущности СССР 1920-х, господствующим классом анархисты признавали «умственных работников», интеллигенцию. Её верхушка, сосредоточившая в своих руках власть в СССР - «руководители русской промышленности и торговли», а также «государственные, партийные и профсоюзные бюрократы».12

НЭП анархисты характеризовали, как попытку большевиков удержать власть в ситуации экономической разрухи, массовых народных восстаний, давлении капиталистических стран. Эта проблема была решена путём уступок буржуазии и крестьянству при частичном освобождении частной инициативы в экономике от государственных ограничений.13 П.А. Аршинов утверждал ссылаясь на одно из выступлений В.И. Ленина на IV конгрессе Коминтерна, что уже с 1918 года верхушка большевиков стремилась перевести экономику страны на рельсы «государственного капитализма», но учитывая настроение масс, было вынуждено эксплуатировать революционные лозунги. Лишь к 1921 г., укрепив государственный аппарат и усмирив народные массы, оно осуществило эти замыслы. Утверждая, что в экономике «комвласть» изначально подавляла «социалистический элемент», он указывал на ликвидацию большевиками попыток социализации промышленности, проводившихся на началах самоуправления трудовых колективов.14 Требования кронштадтских и крестьянских повстанцев, оценивались Аршиновым, как «возвращение к Октябрю» через реализацию лозунгов власти Советов, производственного самоуправления, социализации земли и промышленных предприятий.15

В оценках аграрной политики большевиков I половины - середины 1920-х преобладала точка зрения о курсе партии на поддержку зажиточного крестьянства. С этой точки зрения оценивался провозглашённый руководством РКП(б) курс «лицом к деревне», трактуемый, как использование зажиточных крестьян в качестве инструмента контроля государства над деревней.16 Создававшиеся под покровительством советской власти колхозы и совхозы оценивались, как государственные предприятия с наёмным трудом. Уровень их производительности признавался «невысоким».17 Курс на объединение индивидуальных крестьянских хозяйств, провозглашённый во второй половине 1920-х, воспринимался в духе вытеснения в эти структуры разорённого в конкуренции с зажиточными хозяйствами маломощного крестьянства. В конце 1920-х напротив, среди анархистов преобладала точка зрения об ориентации советского руководства на укрепление середняцких хозяйств через регулирование ставок сельхозналога. Поскольку «в данных условиях рост производительных сил деревни есть рост её верхушки, её кулацких элементов», по мнению анархистов руководству ВКП(б) не оставалось иного курса, кроме поддержки устремлений бедняков и середняков к превращению своих хозяйств в кулацкие.18

В работах аналитиков от анархизма большое внимание уделялось критике системы «ножниц», сложившейся в советской экономике системе расхождением между: 1) ценами на сельскохозяйственную и промышленную продукцию; 2) объёмами производства промышленной продукции и отчуждаемых у крестьян товаров; 3) объёмами производимой и потребляемой продукции. Общей для анархистов характеристикой экономической политики советского государства стала констатация нарушения «естественных пропорций» хозяйства, связанного с ориентацией на индустриализацию при поиске средств на её проведение за счёт сельского хозяйства.19 Виновником ухудшения экономической ситуации признавалось руководство страны. В частности, указывалось на противоречие в работе советских плановых органов, вызванное необходимостью сочетать «частно-хозяйственные стихии» с «государственно-плановым обобществлённым сектором». Другим опасным противоречием считалось разногласие между реальными потребностями экономики, с одной стороны, а с другой - целями и задачами экономического строительства, зависимыми от условий политической конъюнктуры и идеологических догм правящей партии.20 В связи с этим основной и первоочередной задачей экономической политики отдельными анархистами признавалось «снижение отпускных цен промышленности», как главное условие усиления товарности сельскохозяйственных заготовок.21 Безболезненность этой меры для интересов промышленности, по мнению анархистов, должно было обеспечить «снижение себестоимости» при рационализации производства. Курс на индустриализацию был подвергнут критике также за ориентацию лишь на развитие тяжёлой промышленности при том, что рост в период НЭПа наблюдался в лёгкой индустрии, связанной с местными потребительскими рынками и дополнявшейся традиционным кустарным сектором.22

Политика советского руководства в области трудовых отношений характеризовалась как наступление бюрократии и буржуазии на гарантии прав трудящихся. В числе стандартных мер здесь приводились: понижение заработной платы, повышение норм выработки, ужесточение дисциплины, введение на предприятиях системы организации труда по Ф. Тейлору, установление неоплачиваемого ученичества. Немаловажным фактором успеха подобной политики признавалась ликвидация самоуправления на предприятиях и сосредоточение власти в руках бюрократии.24 Объектом острой критики анархистов стало внедрение алкоголя в рабочую среду, рассматривавшееся в качестве одного из важных средств накопления государственного бюджета. Кампания по борьбе с самогоноварением воспринималась с этой точки зрения, как стремление государства ликвидировать конкурента в борьбе за доходы от торговли алкогольными напитками.25

Весьма неоднозначной была оценка идеологических кампаний и показательных судебных процессов конца 1920-х. В центре внимания анархистов оказались «Шахтинское дело» (18.05. - 6.07.1928) и инициированная ЦК ВКП(б) в постановлении от 3.06.1928 «Кампания по самокритике». Анархо-синдикалисты оценивали эти события, как административную чистку, направленную на снижение недовольства рабочих ценой репрессий против «белых спецов».26 Лидер платформистов П.А. Аршинов, находившийся в плену своих представлений о роли интеллигенции в СССР, напротив, воспринял эти события как отражение классовой борьбы между стремящимся защитить оставшиеся завоевания Октября 1917 года рабочим классом и, в лице «спецов» - интеллигенцией, стремящейся в союзе с мировой буржуазией путём заговоров уничтожить достижения революции.27

Анархистские публицисты дали оценки позициям фракций в ВКП(б). Курс И.В. Сталина характеризовался, как компромисс между платформами троцкистов и сторонников Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова. Своей вероятной опорой в партии анархисты считали сторонников «синдикалистского» течения в РКП(б) («Рабочей оппозиции» и группы Г.И. Мясникова), предполагая их возможную эволюцию к идеям анархизма.28

Анархистскими публицистами были даны прогнозы дальнейшего развития СССР. Здесь доминировала точка зрения о становлении капиталистического строя по модели стран Западной Европы. Подчёркивалась непрочность большевистского режима в связи с тем, что поддержка его со стороны многих представителей интеллигенции, офицерства, молодёжи, рабочих, имеет, во многом, карьеристские мотивы.29

Основные альтернативы НЭПу, сформулированные анархистами в 1920-е гг. можно дифференцировать, как революционную, направленную на ниспровержение «государственного капитализма» и «альтернативистскую», предполагавшую мирное развитие кооперативного анархистского сектора экономики в рамках НЭПа. Сторонники первой (анархо-синдикалисты и «платформисты») связывали свои надежды с возрождением в СССР рабочего и крестьянского движений вследствие нарастания межклассовых противоречий между буржуазией и советской бюрократией, с одной стороны, и рабочим классом и крестьянством — с другой.30 Для легальной части анархистов СССР, сохранявших возможность открытой пропаганды в 1921 — 1922 гг. (их наиболее ярким представителем был идеолог анархо-кооперативного и синдикалистского течения А.М. Атабекян) характерна ориентация на «альтернативистскую» стратегию.

Таким образом, осмысление анархистскими публицистами 1920-х преобразоваинй периода НЭПа характеризуется ориентацией на поиск перспектив движения общества к анархо-коммунистической модели общественного устройства. Для их работ характерны как связь с контекстом той эпохи (наступление реакции на революционное движение в странах Европы и Америки 1920-х), так и опора на догмы, сложившиеся в идеологическом пространстве российского анархизма. Среди них — идея о формировании в СССР независимого профсоюзного движения и анархистского кооперативного сектора, оказавшиеся нереалистичными. Таковы и унаследованные от предшественников — российских анархистов 1900-х,31 представления об интеллигенции, как правящем классе «государственно-социалистического» общества, создавшие неверные представления о социальной структуре СССР. Безусловно, социально-экономическая и политическая ситуация периода НЭПа в СССР, несмотря на отмеченные анархистами частично верные тенденции, была гораздо более сложной и противоречивой. И всё же, изученный материал позволяет сделать вывод, что в среде анархистских группп СССР и русских эмигрантов-анархистов Европы и Америки, проходило активное осмысление Новой экономической политики и социально-политического строя СССР в годы его становления как государства.

Д. Рублёв

Примечания:
(1) Шубин А.В. Анархистский социальный эксперимент. Украина и Испания 1917 – 1939. М. 1998. С. 121 — 122.
(2) Дубовик А.В. Анархическое подполье в Украине в 1920 — 1930-х гг. Контуры истории // http://socialist.memo.ru/books/html/dubovik3.html ; Леонтьев Я.В., Быковский С.М. Из истории последних страниц анархо-движения в СССР: дело А. Барона и С. Рувинского (1934 г.) // Пётр Алексеевич Кропоткин и проблемы моделирования историко-культурного развития цивилизации. Спб. 2005. С. 151 — 171; Орден российских тамплиеров.М. 2003 Тт. 1 — 2; Разумов А. Памяти юности Лидии Чуковской // Звезда. 1999. № 9; Яруцкий Л.Д. Махно и махновцы. Мариуполь. 1995; «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране (1922 - 1934). Т. 1. Часть 2. М. 2001. С. 668, 876, 899 — 900, 920, 944, 970; Том 2. С. 31, 49 — 50, 66, 83, 104 — 105, 131, 153, 181, 209, 239 — 240, 271 — 272, 294, 308 — 309, 397 — 399; Т. 3. С. 46, 132, 190, 243 — 244, 306, 370, 463; Т. 3. Ч 2. С. 589, 663, 723; Т. 4. Ч. 1. С. 44, 114, 188, 249 — 250, 320, 389, 465, 549 — 550, 642 — 643, 727 — 728, 828, 933 — 934.
(3) Большевистская диктатура в свете анархизма. Десять лет советской власти. Париж. 1928.
(4) ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Ед. хр. П-27002. Лл. 162, 164.
(5) Мрачный М. [Клаванский] Первое мая // Рабочий путь. № 2 — 3. Апрель — май 1923. С. 1 — 2.
(6) Современное положение в России // Анархический вестник. № 7. Май 1924. С. 31.
(7) Вести из СССР. Положенние в России // Анархический вестник. № 2 Август 1923. С. 52.
(8) Борги А. Фашистско-большевистское родство // Рабочий путь. № 2 — 3. Апрель — май 1923. С. 7; Voline. Le Fascisme rouge // Itinéraire. 1996. No.13. P. 46–50; Рюле О. Борьба против фашизма начинается с борьбы против большевизма. Будапешт. 2005.
(9) См., например: Большевистская диктатура в свете анархизма. С. 31 - 33.
(10) Аршинов П.А. Крестьянство в России // Дело труда. № 2. Июль 1925. С. 1; Г.Н. Политические последствия нэпа // Анархический вестник. № 5 — 6. Ноябрь — декабрь 1923. С. 29 - 30; Большевистская диктатура в свете анархизма. С. 26 — 27, 33 — 35.
(11) К положению анархистов в России // Почин. № 10. 1922. С. 8; Шубин А.В. Ук. соч. С. 120.
(12) Лазаревич Н. Наша цель // Освобождение профсоюзов. Ноябрь 1928. № 1. С. 1; К XI-ой годовщине октябрьской революции // Освобождение профсоюзов. 1928. № 1. С. 2; аналогичный подход к проблеме правящего класса СССР со стороны И. Хархардина и П. Аршинова см.: Шубин А.В. Ук. соч. С. 120 - 121.
(13) Аршинов П.А. Крестьянство в России. С. 33 — 35; Большевистская диктатура в свете анархизма. С. 34.
(14) Аршинов П.А. Хозяйственная политика большевизма // Анархический вестник. № 3 — 4. Сентябрь — октябрь 1923. С. 31, 33.
(15) Володин М. «Советская деревня» // Голос труженика. № 16. February. 1926. С. 14.
(16) Там же. С. 14. Аршинов П.А. Крестьянство в России. С. 2.
(17) Володин М. «Советская деревня». С. 14 — 15; Большевистская диктатура в свете анархизма. С. 72 - 77.
(18) Там же. С. 84, 85 - 86.
(19) Там же. С. 45; Промышленность России в условиях нэпа // Анархический вестник. № 1. 1923. С. 46.
(20) Там же. С. 40 — 41, 43 — 44; Россия. Письма из Москвы // Рабочий путь. № 2 — 3. Апрель — май 1923. С. 14; Самокритика и рабочий класс. С. 4;
(21) Большевистская диктатура в свете анархизма. С. 69.
(22) Там же. С. 50, 52.
(23) Какая промышленность нужна России // Почин. № 4 — 5. С. 4.
(24) Самокритика и рабочий класс. С. 4.
(25) Там же. С. 3 — 4; Г.Н. О положении пролетариата в СССР // Анархический вестник. № 3 — 4. 1923. С. 34 — 36; Большевистская диктатура в свете анархизма. С. 102 — 103, 123 — 124..
(26) К XI-ой годовщине октябрьской революции. С. 2, 5 - 6.
(27) Шубин А.В. Ук. соч. С. 121.
(28) К XI-ой годовщине октябрьской революции. С. 6; Современное положение в России. С. 34.
(29) Самокритика и рабочий класс. С. 5.
(30) Лазаревич Н. Ук. соч. С. 1; Мрачный М. Первое мая. С. 1 — 2.
(31) См. подробнее: Рублёв Д.И. Проблема «интеллигенция и революция» в анархистской публицистике начала XX века // Отечественная история. 2006. № 3. С. 166 — 173.


http://st-kropotkin.livejournal.com/123725.html