Жизнь вождей Советской России, а потом и СССР, тщательно охранялась, но тем не менее, время от времени и на них происходили покушения. Все знают об "отравленных пулях", ранивших Ленина. Несколько раз террористы стреляли в Сталина и Брежнева. Уже накануне распада Союза - в Горбачева. Убили Кирова. Сколько было террактов, направленных против менее известных госпартфункционеров, - точно неизвестно.
Но даже на этом фоне один случай покушения выделяется ярким и - извиняюсь за штамп - кровавым пятном. Тогда бомба террористов достала не одного, а многих представителей власти, как сами они ее называли, - "рабочих и крестьян".
Дело было в четверг, 25 сентября 1919 года. В здании Московского комитета РКП(б), располагавшегося в Леонтьевском переулке, проходило совещание актива городской партийной организации. Присутствовали многочисленные представители райкомов, горкома и Высшей партийной школы (секретари, агитаторы, лекторы и т.п.), а также товарищи "сверху", т.е. сановники из ВЦИКа, редакций центральных газет, даже члены ЦК. Ждали самого Ленина, но он так и не приехал. Зато выступал его любимец, "лучший теоретик партии" (правда, со взглядами, которые "с трудом могут быть отнесены к марксистским"), Николай Бухарин. Что обсуждалось - точно неизвестно: не изжитая многолетняя привычка к подпольному существованию, как всегда, заставила засекретить тему совещания еще до его катастрофического финала. В официальном отчете МЧК сообщалось, что собранию был прочитан доклад о раскрытии очередного белогвардейского заговора, с тем, чтобы лекторы-агитаторы могли на ближайших митингах использовать чекистские материалы для своих разоблачительных выступлений "и призвать рабочих к организованному отпору белогвардейским заговорщикам". Не менее официальная "Красная книга ВЧК" называет более невинную тему: "ответственные работники (...) собрались для обсуждения вопроса о постановке агитации и выработки плана работы в партийных районных школах". А по самой Москве ходили слухи, что городская верхушка большевиков "обсуждала вопрос о мерах борьбы с бунтующим народом", высказавшись за введение в красной столице "чрезвычайного положения с массовыми расстрелами". (По большому счету, ничего крамольного в таких "обывательских предположениях", как их возмущенно назвали "Известия ВЦИК", не было: победным маршем к Москве приближался Деникин, а к Петрограду - Юденич, поэтому чрезвычайное положение обязательно должны были ввести, расстрелами же сотен арестованных и "просто" заложников к концу второго года советской власти никого нельзя было удивить).
Совещание подходило к концу. Уже выступили с докладами звезды первой величины - Бухарин, Преображенский, красный профессор Покровский. Уже начали расходиться районные функционеры. Уже остался лишь последний, традиционно-обязательный пункт повестки дня, - принятие резолюции. И вдруг...
За спинами собравшихся, в задней части зала заседания, раздался звон разбитого окна и характерное шипение горючих веществ. Через полминуты грохнул взрыв. Взрыв такой силы, что трехметровой дырой разверзся пол в зале, капитальные (бывший особняк графов Уваровых!) балки перекрытия между этажами разлетелись в щепки, а куски сорванной железной крыши потом собирали по всему примыкавшему к зданию саду.
При взрыве погибли и получили смертельные ранения двенадцать человек: - секретарь горкома Загорский, член РВС 12-й армии Сафонов, секретарь бюро субботников Кваш, член Моссовета Кропотов, секретари и члены райкомов, слушатели ВПШ. Больше пятидесяти человек получили ранения разной тяжести, среди них - члены ВЦИК Бухарин, Мясников, Павлович, Сафаров, Стеклов, Ярославский.
Уже утром 26 сентября председатель ВЧК Дзержинский выступал с докладом о взрыве Московского комитета на пленуме ЦК. На следующий день, ссылаясь на контрреволюционные заговоры и покушения "белогвардейцев, провокаторов и шпионов", губернская власть объявила в Москве военное положение (все-таки слухи о предстоящем чрезвычайном положении оказались неверными и оптимистическими). Чекисты искали деникинских агентов и белое подполье. В то, что взрыв - дело рук оппозиционных социалистов, они не верили: организации правых и левых с.-ров подвергались систематическим арестам, их остатки, существовавшие полулегально, казалось, находятся под плотным чекистским "колпаком"; имелись еще анархисты, но в их причастность тоже не верилось, - и, признаться, не без причин.
В столице в это время проживал цвет дореволюционного анархизма, - Карелин, Гейцман, Сандомирский, Лев Черный, Атабекян, Гроссман, Ярчук, Аскаров и многие другие, - но сейчас они оказались всего лишь бывшими бунтарями и когда-то грозными террористами, пребывая в растерянности и апатии или даже работая вместе с большевиками, тщетно надеясь на их эволюцию к принципам безвластия и свободы. Непримиримые анархисты, - энергичные организаторы, талантливые ораторы, идейные боевики, - давно покинули Москву с ее затхлой атмосферой растущей красной бюрократии и железными тисками диктатуры "красного террора". Еще в 1918 г. большинство их ушло на фронты гражданской войны, на окраины развалившейся империи, чтобы по-настоящему делать революцию в народных массах, а не сидеть в ожидании неизвестного в ненавистном им центре; весной 1919 г. и те, что еще оставались к тому времени в Москве, выехали в Украину, присоединившись к махновщине, - кто-то в качестве военных, кто-то - культурных работников.
Нет, Дзержинский не ошибался, когда отказывался верить в причастность московских анархистов к подпольной деятельности. Но взрыв комитета РКП(б) был все же делом рук анархистов, - тех, что тайно вернулись в Москву. Пережив разгром революционного повстанческого движения украинских крестьян и рабочих, разгоны коммун и Советов, массовые расстрелы своих товарищей, уцелев после того, как "железная метла советской власти очистила Красную армию от реакционной анархо-махновщины", часть анархистов-махновцев в июне 1919 г. создала подпольную организацию, разделившуюся на три группы. Одна выехала в Сибирь, где затем участвовала в партизанской борьбе против Колчака, другая направилась в тыл Деникина, третья, жаждущая мести за гибель движения, направилась в Харьков, а оттуда - в Москву, чтобы ударить в сердце большевистской власти.
В июле 1919 г. "Московская организация анархистов подполья" насчитывала всего два-три десятка человек. Лишь немногие из них были ранее хорошо известны: железнодорожный рабочий Казимир Ковалевич (организатор и лидер анархо-синдикалистского движения среди железнодорожников) и Николай Марков (бывший секретарь Всероссийской Федерации Анархической Молодежи, только что разогнанной чекистами). Даже о руководившем организацией (на равных с Ковалевичем) Петре Соболеве какие-то сведения появляются лишь с весны этого же года, когда он работал в контрразведке махновской бригады. Организация делилась на четыре группы: боевая (во главе с Соболевым и Гречанниковым) осуществляла вооруженные нападения с целью захвата денег и готовила терракты, техническая (Азов-Азаров) приготовляла бомбы, литературная (Ковалевич и Марков) составляла тексты самого разного характера, от программной "Декларации анархистов подполья" до небольших листовок, типографская (Цинципер), возникшая последней, осенью 1919 г. обслуживала подпольную типографию организации, где печатались листовки и газеты.
За два месяца, прошедших с приезда в Москву, подпольщики установили контакты с небольшими группами и отдельными членами Партии левых с.-ров и Союза с.-р.-максималистов, стремившихся к активной борьбе против большевиков; образовавшийся межпартийный блок иногда называли "Всероссийский повстанческий комитет революционных партизан". Бывший член ЦК ПЛСР Донат Черепанов стал одним из руководителей объединившегося подполья. В несколько городов (Тула, Самара, Уфа, Брянск, Нижний Новгород, Урал) были направлены организаторы, создавшие филиалы Всероссийской организации анархистов подполья. Боевая группа провела несколько эксов в Москве и на патронном заводе в Туле, захватив огромные средства; на них закупали динамит, револьверы, организовали типографию в подмосковном Красково. Еще до постановки собственной типографии были отпечатаны через сочувствующих подполью лиц (среди которых оказался даже один меньшевик!) листовки "Правда о махновщине" и "Где выход?" тиражами по 10-15 тысяч каждая.; уже после 25 сентября вышли два номера газеты "Анархия" и еще несколько листовок. Устная и печатная пропаганда велась среди заводских рабочих и на железных дорогах. Позже, арестовав подпольщиков и раскрыв их конспиративные квартиры, чекисты в своих отчетах будут перечислять количество захваченного оружия, боеприпасов, оборудования, - но не смогут похвастаться захватом складов литературы. Издания анархистов подполья мгновенно расходились по рабочей Москве. Удивительно, но "всезнающая" и "всемогущая" ЧК, ежемесячно раскрывавшая десятки "опасных заговоров" (нередко состоявших из престарелых сенаторов, салонной богемы или 15-летних гимназистов, детей "бывших"), - до последнего момента не догадывалась об организации Соболева и Ковалевича!
Днем 25 сентября Черепанову стало известно о предстоящем собрании в Леонтьевском переулке. За полтора года до этого здесь располагался ЦК ПЛСР, и Черепанов хорошо знал планировку здания. С его помощью Соболев всего за несколько часов подготовил нападение, - в истории российского терроризма трудно найти другой террористический акт такого же значения, организованный настолько спонтанно. К большевистскому комитету отправились шесть боевиков: Соболев и Барановский с бомбами, Гречанников, Глагзон и Николаев, стоявшие на страже, и Черепанов, еще раз, уже на месте указавший подходы к зданию. Ирония судьбы: окно, указанное Черепановым, располагалось напротив места, где обычно размещали президиум заседаний, - но в этот раз президиум почему-то разместился в другом конце зала. Не будь этой случайности, бомба попала бы не в гущу рядовых райкомовских работников, а в большевистскую головку, - и как знать, может быть в этот день закончили свой жизненный путь и Бухарин, и Преображенский, и кто-то еще из вождей...
Через два дня анархисты издали "Извещение", которым заявили о своей ответственности за взрыв, а 29 сентября 1919 г. вышел первый номер подпольной газеты "Анархия", содержавший угрозу новых покушений: "Очередным вопросом подполья является организация динамитной борьбы с режимом Совнаркома и чрезвычайками и организация массового движения там, где это возможно, для создания новых форм общественно-экономических организаций по принципу безвластия. Комиссары и генералы снова загнали нас в подполье... А коли так, так мы с комиссарами и генералами отныне начнем разговаривать на языке динамита!"
Невероятно, но и после выхода "Извещения" и "Анархии" чекисты продолжали искать именно белых заговорщиков!
И только после того, как 2 октября 1919 г. в поезде под Брянском была случайно арестована 18-летняя Софья Каплун, близкая к видному анархисту из числа легальных А. Барону, и у нее было обнаружено письмо Барона украинским товарищам (содержавшее прямое указание на истинных организаторов взрыва в Леонтьевском), - ЧК всей мощью развернулась против анархистов. Были закрыты издававшиеся официально газеты "Вольная Жизнь", "Московский Набат", "Почин". Были арестованы известные чекистам анархисты, несмотря на их непричастность к делам подполья. Был арестован даже преподаватель Социалистической Академии, бывший анархист-"безмотивник" И. Гроссман, ставший личным другом Ленина и Луначарского (освобожден с извинениями на следующий день). Как круги от брошенного в воду камня, аресты расширялись на провинцию, где ликвидировались, разгонялись, арестовывались местные группы и отдельные активисты. В квартирах арестованных оставлялись засады, хватавшие всех входивших...
В таких условиях разгром подполья оказался неизбежен. В самом начале ноября 1919 г. чекистам удалось схватить несколько нелегальных анархистов. В их числе оказались братья Афанасий и Михаил Тямины, сразу начавшие давать показания, затем к ним добавился бывший максималист Розанов. Провал следовал за провалом. В перестрелке с чекистами погибли, попав в засаду, Ковалевич и Соболев. Дом в поселке Красково, где действовали типография и лаборатория бомб был окружен отрядом МЧК; после нескольких часов перестрелки анархисты подорвали себя бомбами, не желая сдаваться, - так погибли Азов, Глагзон и еще четыре анархиста (в т.ч. две совсем молодых девушки "Таня" и "Мина"). Были арестованы Барановский, Гречанников и многие другие. Под шумок репрессиям подверглись и лидеры Союза С.-Р.-Максималистов (но состоявшийся весной 1920 г. суд оправдал их).
Месть за расстрелянных товарищей послужила толчком к созданию Организации анархистов подполья. Месть за пережитый кошмар и унижение взрыва в покоренной столице, - заставила власть поспешить с жестоким приговором. Еще продолжались розыски уцелевших подпольщиков (Черепанова арестовали лишь в начале 1920), еще допрашивали сотрудничавших с органами предателей, еще не закончилось расследование дела, - но в конце декабря 1919 г. по приговору МЧК были расстреляны 8 человек. Только четверо из них участвовали в боевых актах: Александр Барановский, Михаил Гречанников, Федор Николаев, Леонтий Хлебныйский, Хиля Цинципер. Павел Исаев входил в организацию, но занимался лишь делами типографии. Анархист Александр Восходов оказался виновен в том, что две недели прожил в конспиративной квартире, - куда его, больного тифом, привезли из военного госпиталя. За что расстреляли Александра Домбровского - вообще непонятно: большевик с 1918 г. (до этого четыре года, с царских времен, был меньшевиком), в октябре 1919 познакомившийся с анархистами и, судя по всему, непричастный к делам подполья, даже написавший для печати материал под названием "Раскаяние заблудившегося коммуниста", - он также был приговорен к смерти.
Московская организация анархистов подполья была разбита. Летом 1921 некоторые из ее не разысканных и бежавших из тюрьмы участников создали новую подпольную группу.
Но это уже совсем другая история.
А.В.Дубовик
