Портреты анархистов

Дубовик

02-01-2008 13:56:02

Воспоминания об одном из малоизвестных анархистов героической эпохи российской революции.
********************************************
Ида Зильберблат.
ВОСПОМИНАНИЯ О С. Н. БЕЙЛИНЕ («САШЕ ШЛЮМПЕРЕ»)

О всей недолгой, но героической жизни Самуила Нахимовича Бейлина я не могу расска-зать, так как не всю я ее знаю и многое изгладилось за давность лет. Одно запечатлелось ярко, что Бейлин нес революционное знамя гордо и смело, без страха и сомнения, не идя ни на какие компромиссы до конца своих дней, пока он не сложил свою буйную голову в Орловском – инквизиционном – каторжном централе от долгих физических и нравствен-ных пыток.
В первый раз я познакомилась с т. Бейлиным в 1905 г., в октябрьские дни, на собрании анархистов в Белостоке. Он обращал на себя внимание своей энергичностью и подвижно-стью. Чувствовалось, что за его не особенно сильной физической комплекцией таится большое количество жизненной, не растраченной еще энергии.
Внешностью он был похож на кавказца – черные (волосы), голубые глаза, орлиный нос. Тов. Бейлин родился в Переяславле, в еврейской интеллигентной семье. Насколько мне известно, он получил музыкальное образование; великолепно пел и обладал даром артиста – мимикой. Помню, он раз декламировал стихотворение Апухтина «Сумасшедший». Он дал жуткую картину безумца, - это было как бы пророчеством: после долгих пыток по тюрьмам он сошел с ума.
Товарищ Бейлин был на редкость задушевным, преданным товарищем. Не только во вре-мя общей опасной работы, но и в повседневном быту он был очень чуткий, отзывчивый человек; притом – веселый, жизнерадостный.
Вначале своей революционной деятельности, будучи с.-р., он работал преимущественно в боевых дружинах. В 1903 или 1904 году он участвовал в убийстве провокатора (насколько помню, по его рассказу, это было в Киеве), после чего скрылся. Он был арестован в Бер-дичеве, откуда бежал, перепилив решетку. Переплыв Днепр, он благополучно скрылся в каком-то монастыре у монахов, объяснив им, что бежал от родителей, преследующих его за то, что он хочет креститься. Монахи благословили его и скрыли.
Через некоторое время он уехал в Англию, где перед лицом колоссальных противоречий, возмутивших его чуткую душу, и под влиянием пропаганды видных анархистов - Кропот-кина, Жана Грава, Малатеста и др., он стал анархистом. Там он сделался и рабочим-обойщиком.
Его кипучая натура, однако, не могла примириться с бездеятельной жизнью эмигранта, и в начале 1905 г. он возвратился обратно. И, вот, здесь, в России, охваченной пожаром вос-станий и забастовок, он снова ринулся в огонь революционных действий.
Кроме организаторских способностей и беззаветной храбрости, которую он проявлял, как участник и организатор многих забастовок и террористических актов и экспроприаций для революционных целей, т. Бейлин обладал и даром слова, гипнотически действовавше-го на окружающих.
Я несколько раз присутствовала на митингах на Брянском и Трубном заводах и только по-ражалась, как т. Бейлин умел зажигать огнем всех слушателей. Эту черту он сохранил да-же тогда, когда был уже в безумии. По словам товарищей, находившихся с ним в Орле, Бейлин становился на табурет и обращался к воображаемому народу с зажигательными речами…
В мае и июне 1906 г. т. Бейлин был одним из организаторов всеобщей забастовки тексти-лей в Белостоке, в которой, насколько мне помнится, принимали участие три организации: ан.-к., с.-р. и п.п.с. Она проводилась, под влиянием агитации анархистов, экономическим террором и массовыми экспроприациями съестных припасов. Последние доставлялись на старое городское еврейское кладбище, куда собирались все бастующие. Там совершали они свою трапезу, устраивали митинги и обсуждали дела. Для семейств пищу брали до-мой. Этот факт недавно подтвердила старушка-мать тов. Ярмаковского, которая тогда пользовалась продуктами, приносимыми бастующими сыновьями домой.
Я помню, какое угрожающее впечатление произвели на имущие классы группы рабочих, ходившие по большим магазинам и пекарням и отбиравшие съестные продукты. И, наобо-рот, какое благотворное, ободряющее влияние эта мера имела на всех бастующих.
Тов. Бейлин в этой забастовке принимал активнейшее участие как своими убедительней-шими речами, так и упорными действиями старого бойца. Во время этой забастовки его арестовали и, конечно, он погиб бы тогда, если бы товарищи не отбили его у конвоя, вед-шего его по этапу в местечко Орлы, которое было указано в его «липе» - подложном пас-порте.
В августе 1906 г. я снова встретилась с тов. Бейлиным в Екатеринославе. Здесь он опять, со всей горячностью закаленного бойца, бросился в работу. Никогда его нельзя было уви-деть без дела: то он проводил митинги на Брянском, Трубном или Днепровском заводах, то находился на Чечеловке (рабочий район), где руководи пропагандистскими кружками или проводил собрания, то писал статьи и листовки, то организовывал террористические акты на чинов екатеринославской полиции и охранников.
Даже теперь, когда прошло столько лет, товарищи, которые знали Бейлина, не могут не упомянуть в разговорах о его «безумных, бесстрашных действиях, которые он бывало со-вершал на Чечеловке». «Среди бела дня т. Бейлин бывало подходит к какому-нибудь из чинов полиции, крикнет: «руки вверх!» и обезоруживает его». Такие факты в его револю-ционной биографии были нередки, так же, как нередко т. Бейлину удавалось бежать из мест заключения и вырваться из рук полиции.
Этот человек, действительно, горел, не зная ни минуты покоя. Полиция гналась за ним, как за диким зверем, благодаря чему он не мог иметь постоянного местожительства. Он всегда скитался вместе с другими нелегальными товарищами, вооруженными до зубов разным оружием, - на Амуре (на берегу Днепра, предместье города – рабочий район) под лодками, между лесными материалами, которые находились на берегу, или где-нибудь на острове в кустах. И не всегда находили они здесь покой: часто им приходилось сталки-ваться с отрядами полиции и казаков, и давать отпор.
Однажды т. Бейлин пришел ко мне ночевать с одним товарищем, с которым он особенно был связан по подпольной работе, - Сергеем Черным (Борисов), бежавшим из каторги ра-бочим-слесарем. Высокая, стройная фигура последнего казалась вылита из стали. От его гордо посаженной головы, черных, умных, проницательных глаз с черными же изогнуты-ми дугой бровями, матового цвета лица, сжатых губ, высокого лба и откинутых назад чер-ных, прямых волос так и веяло могучей, непоколебимой силой воли. Это впечатление подтвердилось при его казни в 1909 г. в Екатеринославской тюрьме. Сергей Борисов не дал притронуться к себе палачу, обвел презрительным взглядом присутствующих, гордо и молча надел себе на шею петлю. Палач говорил, что такого смертника он видел впервые. Борисов был приговорен к смертной казни за многие террористические акты и за воору-женное нападение на поезд, в котором участвовал также и т. Бейлин.
Когда они пришли, меня еще не было дома, я вернулась поздно. Несмотря на то, что я по-стучала в окно по условленному знаку, в коридоре я встретила следующую картину: оба они стояли в темных углах за дверьми с маузерами в руках, готовые спустить курки при малейшей опасности. Когда они, вместо ожидаемых врагов увидели меня, они рассмея-лись и опустили оружие.
В сентябре 1906 г. Екатеринославская организация отправила тов. Бейлина и Сергея Бори-сова за границу, так как оба были в достаточной степени издерганы от беспрерывной, на-пряженной подпольной работы. Но не долго пользовались они своим отпуском. После казни шести анархистов в Каховке осенью 1906 г. Бейлин немедленно возвратился в Рос-сию, а затем приехал и Сергей Черный. На упреки товарищей по поводу их скорого воз-вращения они ответили: «Когда здесь льется кровь товарищей, не время отдыхать и учит-ься, а нужно взяться с еще большей силой за оружие».
В 1906 г. в Киеве т. Бейлин принимал участие в организации покушения на генерал-губернатора Сухомлинова. Оно не состоялось по случаю взрыва в купеческой гостинице на Подоле, где находились т. Бейлин и еще трое товарищей. Двое из них – Бейлин и Крас-нощекова, несмотря на ранение, успели выбежать оттуда и скрыться. После этого провала т. Бейлин уехал в Одессу, где продолжал работать в подполье.
В начале января 1907 г. Бейлин вторично приехал в Екатеринослав, где попрежнему вел революционную работу до ареста меня, Краснощековой и Вовк 3 апреля 1907 г. Он в это время находился на митинге на Заднепровском заводе по поводу убийства помощника ди-ректора Брянского завода Милова. Последний систематически выбрасывал с завода боль-шими группами передовых рабочих, которым оставалось голодать со своими семьями. На их места брал черносотенные элементы. За это рабочие завода, принадлежавшие к екате-ринославской организации анархистов-коммунистов, убили его. В этом акте не малое зна-чение имела агитация тов. Бейлина на собраниях по поводу зверских поступков помощни-ка директора.
На следующий день утром, когда он пришел ко мне на квартиру, его задержали полиция и шпики. Очутившись на улице, он привычным ловким движением сбросил с себя пальто, которое осталось у них в руках, и начал отстреливаться, ранил кого-то из полиции и сам скрылся. Об этом случае мы читали в газете, находясь в знаменитом четвертом участке в Екатеринославе, где совершались казни наших товарищей.
Через несколько месяцев тов. Бейлин опять появился в Екатеринославе, с целью устроить побег из женской тюрьмы товарищам, главным образом, тем, которых ожидали смерть и долгосрочная каторга: Юлии Дембинской, Анне Соломахиной, анне Драновой и Лине Слуцкой (Краснощековой), думавшей, что откроют ее по киевскому делу.
К тому времени у нас в женской тюрьме произошел серьезный инцидент с тюремной ад-министрацией и пришлось поспешить с побегом тов. Дембинской, что и удалось сделать; но тогда более серьезных заключенных перевели в мужской корпус, и общий побег не со-стоялся. Вскоре после этой неудачи тов. Бейлин уехал из Екатеринослава.
Осенью того же года его арестовали в Гродно – ночью, спящего. Закованного в ножных и ручных кандалах его отправили в киевскую крепость. Оттуда он тоже пытался бежать, но ему не удалось. Там он остался до суда. В первых числах января 1909 г. тов. Бейлина при-везли в Екатеринослав и присоединили к нашему делу. 26 января того же года, при закры-тых дверях, нас судила харьковская судебная палата. На суде мы все отказались от защи-ты и называли себя анархистами-коммунистами; тов. Бейлин в распространенной речи из-ложил идею анархизма-коммунизма, ради которого считаем необходимым свергнуть са-модержавие вместе с капиталистическим строем.
Его приговорили к 8-ми годам каторги, за неимением фактических данных для более су-рового приговора. Меня – к 6-ти годам, а двух – на вечное поселение. После суда начина-ются для тов. Бейлина пытки и истязания в Екатеринославской тюрьме. В 1910 году тов. Бейлина еще с одним обвиняли в убийстве провокатора, который сидел с ними в одной камере. Их, избитых до полусмерти, закованных в кандалах и одном белье, бросили в кар-цер, где они просидели долгое время. Я его видела после карцера в секретной камере, где содержались смертники, через окно во время прогулки. Я его едва узнала, настолько он изменился. Лицо его, всегда смуглое, было зелено-землянистое, опухшее, с забинтованной головой. Мимикой он показал, что его избили. Через короткое время после этого случая тов. Бейлина отправили в Орловский централ.
В 1911 г. я вторично была прислана в Екатеринославскую тюрьму, как свидетельница, и опять встретилась с тов. Бейлиным, прибывшим из Орла также в качестве свидетеля; он мечтал о побеге, но эта мечта ему не удалась. Тогда же я от него получила записку с опи-санием всех ужасов, которые им приходилось перенести в Орловском централе. Несмотря на все пережитое, записка дышала глубокой верой в освобождение и в дальнейшую борь-бу за лучшее будущее.
Его заветная мечта не оправдалась для него. Орловская администрация не смогла сломить его непоколебимую силу воли и решила во что бы то ни стало уничтожить ее окончатель-но. Это им удалось. От беспрерывных пыток и избиений (тов. Бейлину перебили ребра) он лишился рассудка и умер в орловской каторжной тюрьме 4 апреля 1915 года.
Так закончил свою геройскую жизнь один из наших лучших товарищей, не знавший дру-гой радости, кроме активной, беспощадной борьбы с ненавистным ему самодержавным капиталистическим строем.

// Каторга и ссылка. 1930. № 1 (62). С. 182-186.

Morrigan

02-01-2008 16:40:56

Да... великие были люди..

Goren

05-01-2008 05:44:59

Похоже, сейчас таких уже не делают.

Goren

05-01-2008 07:11:30

А вот совсем другой пример, но тоже довольно героический. Если и не совсем анархист, то очень близко.

http://www.grivna.ks.ua/arhiv/text.php?id=11296

Станислав Мисаковский, уроженец села Нововознесенское Херсонской губернии, польский поэт, прозаик, драматург. Судьба его сложилась горько, необычно и в то же время счастливо. Перед самой войной, зимой 1941 года, Владимир Феофанович Демьянок (с таким именем Станислав Мисаковский появился на свет) был призван в Красную Армию и направлен в Калугу на курсы младших командиров. Здесь спешно готовили офицеров-артиллеристов. Но так и не доучив, бросили людей на передовую. Заняли они позицию под Оршей, куда-то стреляли. Попали, нет – никто не знал, но скоро от их батареи ничего не осталось. Уцелевшие пушкари стали по ночам лесами пробиваться на восток, к своим. Но как-то утром немцы их окружили, включили в колонну пленных и погнали на Запад. Так мой дядя в Польше попал в лагерь смерти под Сувалками. Нынче там стоит памятник: погибли в лагере 46 тысяч советских военнопленных. Два ряда колючей проволоки, голое поле, осень. Военнопленные рыли норы. Многие из них так и не вышли. Восемнадцать суток держали без еды. От группы осталось в живых чуть больше сотни. Главной проблемой было питание. Еды катастрофически не хватало. По утрам давали эрзац-кофе, на обед – «суп», обычно из брюквы. На ужин – несколько вареных картофелин, большей частью гнилых. Выдавали и немного черного хлеба, но от него у людей постоянно болели животы. Поэтому они научились поджаривать его так, что он едва не обугливался. Но люди не роптали: в таком виде хлеб все-таки можно было есть. Если лагерному командованию нужны были работники, не было лучшей приманки, чем пайка. Отхожее место было всего на 20–30 очков, и при таком количестве заключенных выгребная яма наполнялась очень быстро. Охрана вызывала добровольцев за лишнюю миску брюквенного супа вычерпывать ведрами содержимое выгребной ямы и переливать его в ассенизационную бочку. От охотников до этой лишней миски баланды не было отбоя.

Советский Союз отказался подписать Женевскую конвенцию 1929 го-да, а это означало, что на советских военнопленных не распространялись международные правила. Поэтому наши люди умирали сотнями. Доведенные до отчаяния советские военнопленные скрывали от охранников смерть своих товарищей. Трупы ставили в шеренгу на поверку, чтобы живые могли получить пайку мертвых.

Однажды их, оставшихся, построили по трое и три недели гнали куда-то по проселкам. Почти не кормили, а тех, кто падал, – добивали. Тогда погибли еще человек пятьсот.

Однажды двое ухитрились бежать. Всех поставили на колени, и эссэсовец лично указал на каждого десятого. К кому подходил, опускали глаза. А мой дядя решил: и так конец, не буду прятать глаза. Взбеленился эссэсовец, двинул его сапогом в живот. Когда дядя очнулся, отобранных уже расстреляли. А оставшихся, шатающихся от слабости, обмотали колючей проволокой и погнали дальше, заставив держаться за руки.

После этого было много всякого. Германию дядя хорошо познал, немецкий выучил, вкалывал на сахарном заводе. Прессы, пар хлещет, жара. Шахта по добыче селитры. Железнодорожная ремонтная команда под Шпринге, возле Ганновера. Бомбежки союзников. Из последнего лагеря удалось бежать. Когда пришли американцы, вернулся. Фильтрационная служба никого не отпускала. Многие тогда подались дальше в Европу. А дядя из патриотизма пошел дослуживать Отчизне. Проторчал недели три в каких-то лесах в Германии. Даже карабин дали, и – бац: «Снять ремень. Вы арестованы!» Долго везли в товарняке. Наутро майор-энкавэдэшник начал допрашивать: «Почему сдался в плен живым? Ты против Советской власти!» Помытарили, швырнули в какой-то подвал. А там еще двое. Ночью сотрудники «Смерш» напились: крики, шум. Да еще гроза, ливень ужасный. Выгребли арестованные раствор, разобрали кладку и – деру. От собак по реке уходили. Почти месяц по лесам мыкались, оказались в Польше. Одного бандиты схватили, другой по своим делам отправился. Остался мой дядя один – без знания языка, без документов.

Прибился к какому-то крестьянину, зиму перезимовал в батраках. Раздобыл фальшивый документ, выправил новые бумаги. Под новым именем, фамилией и став за день на семь лет «старше». Родителям в Союзе в 1944 году в Ставрополь прислали похоронку. Только несколько лет спустя мой дядя смог передать на родину, что жив.

Для справки. Станислав Мисаковский родился в 1917 году в Украине, в селе Нововознесенское Херсонской области. С 1944 года проживал в Польше. С 1973 года – профессиональный литератор. В 1980 году первым из польских поэтов принят в Международную академию поэтов в Кембридже (Англия). С 1988 года – член ПЕН-клуба (авторитетное международное писательское объединение). Работая завотделом культуры в провинциальном городке, поднял из руин старый замок, где с тех пор проходит основанный им фестиваль поэзии. Умер в Польше 9 июля 1996 года. Похоронен под Варшавой, в городке Жирардув.

Goren

06-01-2008 02:55:55

Третий пример - тоже из совсем другой области и другого времени. Я думаю, старшие товарищи могут эти события помнить лично. Из книжки Тупикина: http://tupikin.livejournal.com/3067.html

...
В России каждый год убивают нескольких журналистов - что-то о ком-то рассказали или собирались рассказать не то. Та же участь, бывает, постигает и правозащитников (на которых отдельно сейчас взъелся президент России - см. его майское, 2004 года, послание Федеральному собранию), правдорубцев-любителей и правдолюбцев-профессионалов. Речь вроде бы вольно, быстро течёт. "И кровь - точно также", - стараются убедить нас "хозяева жизни".

Анархист Саша Голубенко, душа-человек, улыбка от уха до уха, был сожжён заживо на окраине Волгодонска в начале 90-х - за то, что знал многое, за то, что умел и мог говорить: издавал свою газету "Человек и труд", был знаком со столичными журналистами. Голубенко разводил собак, жил рядом с ними в балке-вагончике. Собаки не помогли, когда пришёл срок - может быть, силы были слишком неравны. Сашу заперли в вагончике снаружи - и подожгли.

Александр Голубенко был другом Петра Петровича Сиуды, свидетеля и участника легендарной новочеркасской забастовки 1962 года. Тогда, 1 июня 1962-го, было объявлено о резком, в два-три раза, подорожании мясных и колбасных изделий. На Новочеркасском электровозостроительном заводе (НЭВЗ - есть такая даже станция на железной дороге, лет шесть назад я проезжал мимо неё на электричке и непрошеные слёзы сами рванули у меня из глаз, лишь только я увидел эти четыре буквы, составленные вместе) этот акт любви советской власти к народу совпал со срезанием сдельных расценок для рабочих. Утром 1 июня одной барственной фразы, сказанной кем-то из сов. управляющих ("Не хватает денег на пирожки с мясом? Ешьте пирожки с ливером!") было достаточно для начала стихийной забастовки. НЭВЗ встал. Стихийный митинг, стихийные лозунги, быстро написанные на картоне заводским художником: "Мясо, масло, повышение зарплаты!", "Хрущёва - на мясо!" Уже в те, первые часы событий, рабочие НЭВЗа очень хорошо понимали, как важна для них огласка, как важно дать знать людям о начавшейся забастовке. Но как сделать это в безгласной советской стране, где все СМИ монополизированы властями, где никакие фотографы из свободной прессы не примчались на забастовку, за неимением такой прессы и таких фотографов, а только фотографы из КГБ вертелись в толпе и снимали самых активных - потом их по этим фото и арестовывали, и расстреливали... Забастовщики перекрыли железнодорожную магистраль на Москву - чтобы хотя бы через пассажиров поездов информация начала распространяться по стране. Но власти оказались хитрее, остановив поезда на дальних подступах - хрен с ним, с расписанием и порядком на железной дороге! Очень боялись, что информация разойдётся. Очень переживали, что их хвалёная тотальная, тоталитарная стабильность даст трещину и осыплется в момент - уже по всей стране, а не только в Новочеркасске.

Потом была многочасовая демонстрация с портретом Ленина и красными флагами (НЭВЗ находится не в самом городе, надо добираться сколько-то километров), непонятная стрельба со стороны милиции, ответный штурм тюрьмы рабочими. На переговоры с бастующими срочно прилетают из Москвы члены хрущёвского Президиума ЦК (высший орган власти в стране). Микоян (тот, что от Ильича до Ильича без инсульта и паралича) выступал по местному радио, увещевал, грозил. Переговоры не удались - и тогда власть предъявила самый веский аргумент, который она предъявляет везде и всюду до сих пор (Чечня, Ирак, Страна Басков, далее везде, вплоть до московского метро) - силу оружия. Когда замолчал Президиум ЦК, заговорили пулемёты. Десятки, возможно, сотни расстрелянных (точное число их так никогда и не было названо, захоронения засекречены либо уничтожены), среди них, конечно, и дети; раненые, загадочно исчезнувшие из больниц (их забрали люди в военной форме, а вот что было дальше...); семеро казнённых по суду (в состав новочеркасской семёрки властями были включены уголовники с "подходящей биографией" - точно также, как ко Христу присовокупили двух воров перед распятием - методы власти и здесь не меняются!), больше сотни получивших длинные лагерные сроки.

Пётр Петрович Сиуда был среди забастовщиков 1 июня 1962 года. Был горяч - и одним из первых был арестован. Но лагеря и последующая гэбистская травля (включавшая не только неприём на хорошую работу после освобождения, но и ночные нападения в тёмных переулках, с ударами тяжёлыми предметами по голове) не сломили этого человека - он искал правды, он пытался узнать о судьбе пропавших без вести раненых, о тех, кто отдавал и выполнял страшные приказы. С приходом перестройки воспоминания Петра Петровича о новочеркасских событиях получили неслабое хождение в самиздате (одним из первых, кто опубликовал текст Сиуды, был и московский анархистсткий журнал "Община"), а потом правда о Новочеркасске стала проникать и в большие СМИ. Но не вся правда. Люди, участвовавшие в Новочеркасском расстреле, люди, добивавшие раненых, в конце 80-х, вполне возможно, ещё занимали высокое положение (КГБ, МВД, ЦК партии, Прокуратура... где ещё? кто ответит?). В мае 1990 года Сиуда позвонил знакомому журналисту в Ростов и сказал, что, похоже, открыл тайну исчезновения раненых, что материалы у него с собой, в портфеле, - и назначил встречу. Но до места встречи Пётр Петрович так и не доехал - его нашли с проломленным черепом, в портфеле не было "ничего такого". Он умер той же ночью, не приходя в сознание. Александр Голубенко был его другом и помощником. После смерти Сиуды он унаследовал груз правды о новочеркасских расстрелах. Но ненадолго.

Единственные проблески оптимизма в этих двух историях жизни и смерти - в том, что и Пётр Петрович, и Александр не полагались во всём на журналистов СМИ, они сами стали писателями и издателями своей правды - пускай только на пишущей машинке под копирку (как Пётр Петрович), пускай лишь на ротапринте (как Александр и его "Человек и труд") - но только благодаря таким, со стороны кажущимся наивными, попыткам создания своих собственных медиа (или, говоря советским языком, самиздата), правда о Новочеркасске стала, худо-бедно, достоянием русской истории и русской ментальности. Не будь тех листочков папиросной бумаги, которые мы, молодые редактора "Общины", читали с замиранием сердца в 1988-м, когда только познакомились с Сиудой, не было бы потом и статей в центральных газетах, и фильмов, и юбилейных передач по ТВ.
...

Goren

06-01-2008 03:09:56

Вот другой отрывок из той же книжки: http://tupikin.livejournal.com/3188.html
Тоже из совсем другой области и совсем другой эпохи.

...
Но если историческая цифирь не очень внушает и не очень взбадривает, если нет ощущения, что такое есть восстание на уровне "я-ты-он-она", то вот вам на ночь последняя сказка, про молодую девчонку, шуструю и озорную как Лиса Патрикеевна, красивую как ангелица и отважную как тысяча чертей.

Сама она с 1902 года будет, урождённая Маркон, дочка алгебраического профессора СПб-университета. В 15-ть свалила из дома - делать революцию, освобождать политзэков. Вскоре быстро разобралась, "что такое советская власть", и стала её ненавистницей. В пылу, в горячке, в беготне, в заботах - попала под трамвай, лишилась обеих ног. Безногая - очаровала поэта Ярославского, сочеталась с ним и стала Ярославская-Маркон.

С молодым мужем уехала в Европу - шерстить эмиграцию, искать боевых, искать сильных, искать тех, кто сокрушит большевистский режим. Облазили Берлин, облазили Париж, потратили несколько лет - не нашли. Эмиграция всерьёз на большевиков не посягала, она погрязла в своём, бытовом, инфильтрованная примиренчеством, идиотизмом и агентами ОГПУ.

Что делает, осознав это, богемная парочка? Оседает? Ударяется в творчество? Спивается? Заводит детей? Не угадали. Возвращается в СССР - бороться в одиночку! Ярославского сразу арестовывают, Ярославская, пока на свободе, думает думу. Должна же быть сила, способная подточить власть большевиков, должна быть внутренняя сила, здесь, в стране. Пусть наивно, пусть ошибочно, но Ярославская-Маркон находит такую силу... в уголовниках. Бандитская вольница, - кажется ей, - способна победить большевизм, способна вернуть страну народу.

Молодой интеллектуалке (в активном запасе - шесть языков) не терпится погрузиться в бандитский мир. Начинает с воровства. Тырит чемоданы на вокзалах. Тырит неудачно, попадается, получает сроки (ворам, как "социально близким", за чемоданы давали тогда месяц, два, три месяца тюрьмы), за ней тянется шлейф из шести или семи уголовных статей (не статей в газетах, а статей УК - sic!) и вот, году примерно уже в 1928-29-м, неофитке преступного мира наконец-то приваливает счастье: где-то на Волге ей удаётся примкнуть к настоящей банде. Вооружённое ограбление магазина. Провал. Приговор: три года ссылки.

Из Сибири безногая и одержимая Ярославская-Маркон бежит на своих протезах. Узнаёт, что муж на Соловках и решается организовать ему побег. Добирается до Кеми (полстраны отпахать на протезах - скрываясь, подрабатывая гадалкой), ищет помощников-заговорщиков. В ком-то обманывается, проваливается, сама попадает на Соловки и не просто в лагерь, а в жуткий женский штрафной изолятор на Большом Заяцком острове, который только по названию Большой, а так - пятачок пятачком, из растительности - мхи и лишайники. И несколько дерев, там, на другом конце острова.

Тем временем её муж бежит сам, с группой товарищей. Его настигают, приговаривают, расстреливают. Для устрашения временно живых лично начальник лагеря зачитывает приказ перед всеми бараками и ШИЗО, на всех островах архипелага, где есть зэки. Решение приходит мгновенно: нагнуться, поднять камень, кинуть в голову начальнику. Камнем по голове, да ещё на Соловках, да ещё в одна тысяча девятьсот тридцатом году - это вам не песня группы "Король и шут". Это новое уголовное дело по обвинению в терроризме - с неизбежным расстрельным приговором.

Расстреливали Ярославскую-Маркон вместе с "христосиками" (больше сотни героев-сектантов, не признавших в большевиках никого, кроме посланцев сатаны, и потому не подписывавших ни одного документа, не бравших паспортов, не отвечавших на вопросы (и допросы) властей - вот какие ещё повстанцы бывали в нашей стране! Одной ли они крови с нами, смирными и невозмутимыми, в чьих жилах, кажется, не кровь свободолюбивых русского, украинского, татарского и других народов, но - железнодорожная вода из мглистой песни Бориса Гребенщикова?). Расстреливать пришёл лично начальник лагеря. И пока он доставал свой "маузер" или что у него там было, дочь алгебраического профессора, урождённая Маркон, по мужу Ярославская, 28-ми лет, еврейка, революционерка, гражданка СССР, сняла свой протез и по морде ему - хуяк, хуяк!

Да не оскорбится светлая память её - материться жена поэта научилась отменно в последние два года жизни и это новое филологическое знание своё обильно использовала в подпольной рукописной газете "Уркаганская правда", которую издавала одна в женском штрафном изоляторе для беременных (и потому - по логике тюремщиков - проштрафившихся) бандиток, воровок, проституток, всё надеясь, всё пытаясь поднять их на последний и решительный бой.

Восстание может носить разные формы. Оно может быть вооружённым. Оно может быть мирным. Оно может быть коллективным. Оно может быть индивидуальным. Главное - оно должно быть открытым, оно должно сметать все преграды, оно должно творить новую жизнь - счастливую, справедливую и свободную.

Ещё раз: человек имеет право на жизнь, свободу и стремление к счастью. Праздник непослушания должен стать праздником, который всегда с тобой.

Дубовик

12-01-2008 15:32:49

Вот еще одна интересная биография. Это уже не статья, а именно биографическая справка для энциклопедии.
******************************
ЦЕБРИЙ Осип Васильевич (? – после 1958).
Родился в д. Тартаки Жмеринского уезда. Крестьянин. Под влиянием отца (Василий Цебрий) к осени 1917 вошел в группу анархистов-коммунистов в Тартаки, жил в анархической сельскохозяйственной коммуне.
Весной 1918 ушел в подполье, участвовал в повстанческо-партизанском движении против гетманских и германских властей, с начала 1919 – против белых, украинских (петлюровских) и советских властей.
В октябре 1920 во главе небольшого крестьянского отряда направился из Тартаки на соединение с Революционной Повстанческой Армии Украины (РПАУ). Вошел в состав «Боевого отряда анархистов-махновцев» Корчуна, с августа 1921 – в отряде В. Ф. Белаша. Участвовал в боях против красных.
Осенью 1921 с двумя товарищами перешел польскую границу, затем эмигрировал в Австрию, с 1922 жил в Югославии. С ноября 1922 работал сельским учителем в с. Росавец (Босния).
В январе 1923 местными крестьянами-русинами по инициативе Ц. была создана анархическая коммуна. Постепенно коммуна обзавелась собственными пред-приятиями (сельскохозяйственное училище, производственные кооперативы, дом для стариков, ясли, лесопилка, мельница, кирпичный завод, хлебопекарня, колбасный цех, сыроварня, коровник, кузница, винокурня, кожевенная и сапожная мастерские, птичник, сельскохозяйственная техника и др.); число коммунаров выросло до 500 чел., коммуна неуклонно расширяла влияние на крестьянство Боснии.
В 1927 коммуна была разгромлена югославской полицией, Ц. арестован и депортирован в Австрию. В том же году эмигрировал во Францию. Работал на заводе, сотрудничал с анархическими организациями.
В 1942 нелегально вернулся в Киевскую область, организовал анархический партизанский отряд «Зеленая Гвардия». Вел бои против германских оккупантов и советских партизан.
Зимой 1943 отряд Ц. разбили немецкие каратели. Некоторое время Ц. укрывали крестьяне, затем он был арестован и заключен в концлагерь.
Освобожден в 1945 союзниками, в 1946 эмигрировал в США. Был сотрудником журнала «Федерации русских анархо-коммунистических групп в США и Кана-де» «Дело Труда – Пробуждение» до последнего года его выпуска (1958).
В этом же журнале были опубликованы отрывочные воспоминания Ц.

Дубовик

12-01-2008 22:05:56

Кстати, если это интересно, можно раз в неделю, скажем, выкладывать здесь статьи и биосправки на мало и совсем неизвестных анархистов с интересной биографией. Материалов хватит надолго.

НЕфасОН

12-01-2008 22:12:10

Дубовик, интересно

Goren

13-01-2008 02:57:55

Если есть - выкладывай, конечно! Я лично читаю с большим интересом.

Дубовик

20-01-2008 14:32:55

Продолжаю выкладывать материалы по биографиям анархистов. Еще одна биосправка.
*************************
ПАСТУХОВ Александр Сергеевич (21.11.1897 – 12.08.1937)
Родился в деревне Курбатиха (по другим данным Неверово) Балахнинского уезда Нижегородской губернии. Из крестьян, сын кузнеца. Образование высшее, окончил сельское училище (1909), Ярославскую учительскую семинарию (1917), физико-математический факультет Нижегородского университета (1922).
С 11 лет познакомился с социал-демократами, изучал социалистическую литературу, считал себя марксистом. В 1915, обучаясь в учительской семинарии, под влиянием книг М. Штирнера и Ф. Ницше стал анархистом-индивидуалистом.
С начала Первой мировой войны пораженец. В 1916 мобилизован в армию, рядовой солдат пехоты на Румынском фронте.
В 1917 был анархистом-одиночкой, одновременно сотрудничал с военной организацией большевиков.
В 1918 демобилизован, вернулся в родное село, к этому времени переименованное в Василево. Организовал большевистскую группу, вскоре связавшуюся с губкомом и утвержденную в качестве местной парторганизации РКП(б). Организатор Василевского сельского Совета. Был председателем сельской партячейки, волостного и районного исполкомов. Одновременно познакомился с анархистами из Нижегородской Федерации, брал у них литературу.
В июне 1918 был арестован местной буржуазией во время антибольшевистского восстания, грозил расстрел, но освобожден при подавлении выступления частями Красной армии.
Летом 1918 член Балахнинского уездного исполкома, делегат Нижегородского губернского и Пятого Всероссийского съездов Советов, участвовал в подавлении левоэсеровского выступления в Москве в июле 1918.
В конце 1918 года вышел из большевистской партии как противник «административной централизации».
В 1918-1919 служил в Красной армии, участвовал в боях против Колчака на Восточном фронте.
Осенью 1919 демобилизован по болезни, вернулся в Нижний Новгород и поступил в институт народного образования и одновременно на физико-математический факультет Нижегородского государственного университета. Сблизился с Нижегородской Федерацией Анархистов как анархо-индивидуалист.
Арестован в Нижнем Новгороде в середине ноября 1919 по подозрению в причастности к организации анархистов подполья и в контрреволюционной агитации. Содержался в заключении в Москве, где познакомился со Львом Черным, под влиянием которого начался отход П. от индивидуализма к «классовой революционно-социалистической практике» (по собственному определению). Освобожден решением Коллегии МЧК от 31.01.1920 в связи с непричастностью к анархическому подполью.
В начале 1920 в Москве познакомился с А. А. Карелиным, вступил во Всероссийскую Федерацию Анархистов (во Всероссийскую Федерацию Анархистов-Коммунистов вступить отказался как индивидуалист).
Весной того же года вернулся в Нижний Новгород, рабочий водного транспорта, участвовал в советской и профсоюзной работе. Осенью восстановился в Нижегородском университете, одновременно учился в Педагогическом институте и входил в студенческую культурную комиссию.
В 1920 избран секретарем Нижегородской Федерации Анархистов, а в следующем году добился самороспуска Федерации, «т.к. не считал возможным развертывать деятельность при том примитивизме теории, который был у нас, ее членов».
В 1922 по невыясненным причинам был арестован Нижегородской губЧК, освобожден на следующий день.
В конце 1922, закончив учебу, переехал на постоянное жительство в Москву, где с этого времени вел обширные научные занятия. Младший научный сотрудник физико-математического факультета Московского университета, вел преподавательскую и исследовательскую работу в области высшей математики и электромагнетизма, готовил кандидатскую диссертацию. Одновременно сблизился лично с членом Секретариата Всероссийской Федерации Анархистов А. А. Солоновичем и другими сторонниками мистического анархизма, а также сотрудничал с Всероссийским Общественным Комитетом (ВОК) по увековечиванию памяти П. А. Кропоткина.
Приехав в Нижний Новгород по личным делам, был арестован здесь 25.09.1923 на явочной квартире с.-р., переведен в тюрьму в Москву. Обыск в квартире П. обнаружил машинописную литературу, в т.ч. обращение инициативной группы «Вольного содружества духовных течений» (первая в России попытка обоснования экуменизма на общедуховной основе), обращение «Союза взаимной помощи» (объединявшего мирных анархо-коммунистов и толстовцев) и др. На следствии объяснил, что зашел к знакомому в поисках ночлега, и через несколько дней был освобожден "ввиду явной непричастности к эсеровскому подполью".
После освобождения вошел в анархо-мистический «Орден Тамплиеров» Карелина и Солоновича. Руководил несколькими подпольными анархо-мистическими кружками в Москве, организатор и руководитель кружка в Нижнем Новгороде (который вскоре был преобразован в «Орден Рыцарей Духа»), проводил посвящения в рыцари этих Орденов, распространял нелегальную литературу. Пытался возродить «странничество» сектантов для «хождения в народ» и пропаганды среди крестьян, с этой целью разрабатывал в анархо-мистическом духе легенду о граде Китеже, предлагал создать некую «богородичную секту».
С 1924 и до момента ареста сотрудничал с эмигрантскими журналами «Рассвет» и «Пробуждение», выступая в качестве публициста и теоретика анархизма (псевдоним "Стоящий на страже"). Статьи для журналов ((издававшихся в США) пересылал за границу, используя свои связи в Главнауке. Основные опубликованные материалы: «Наука, утопия и анархизм» (1925), «Социализм и анархизм» (1925), «Бакунин, Ленин и опыт Парижской Коммуны» (1928), «Проблемы анархической философии, общественность и А. Боровой» (1929).
В 1928 прекратил сотрудничество с «Рассветом» в связи с обвинениями этого издания в «белогвардейщине» и реакционности.
В мае 1925 избран секретарем Анархической секции ВОК. К этому времени разочаровывается в мистическом анархизме, считая, что большинство его сторонников, за исключением Карелина и Солоновича, в действительности «враги анархизма и вообще рабочей революции,... им лучше какие-то формы теократии». Со своей стороны, анархо-мистики обвинили П. в защите большевизма, а вскоре – и в провокации, которая, якобы, привела к аресту Солоновича. Кружки, руководимые П., распались, часть их членов была арестована ОГПУ.
В 1926 под председательством А. А. Борового прошел третейский суд между П. и Солоновичем, также обвинявшим П. в сотрудничестве с ОГПУ. Суд тремя голосами против одного признал обвинения бездоказательными, но деморализованный обвинениями, П. на некоторое время отошел от участия в анархической работе, в т.ч. в ВОК и его Анархической секции.
Считая теперь мистический анархизм учением «лживым и вредным», в 1927 П. стал одним из инициаторов борьбы анархистов против Солоновича и его последователей. С этой целью составил несколько статей, направленных против «реакционной позиции» Солоновича, пытался оторвать от анархо-мистиков молодежные анархические кружки и Библиографический кружок при Музее Кропоткина. Одновременно усиленно занимался разработкой политэкономии анархизма.
Около 1927-1929 вошел в подпольную группу анархистов (Д. Г. Скиталец, В. В. Кожухов, Войханский и др.), стоявшую на позициях «Платформы» группы «Дело Труда» (П. А. Аршинова и Н. И. Махно) и работавшую над созданием всесоюзной организации «Союз Рабочих Анархистов». Один из руководителей Московской группы Союза, участвовал в нелегальном изготовлении пропагандистской и теоретической литературы, руководил одним из подпольных кружков, примыкавших к основной группе. В качестве проекта программы Союза и в защиту «Платформы» написал статью «О задачах анархизма» (под псевдонимом «А. Соцьян»). Хранил у себя нелегальную литературу, в т.ч. распространенную в большом количестве статью П. «Как Солонович переделывает Кропоткина на реакционный лад».
Арестован в Москве 25.03.1930 засадой в чужой квартире. Обыском в доме П. изъята переписка, документы, большое количество рукописных и машинописных статей по анархизму, в т.ч. написанные самим П. «Несколько замечаний по поводу статьи И. В. Хархардина «Новый мир», «Проблемы анархической по-литэкономии», «Диалектика истории в теории и практике», «Фрагменты философии анархизма», «Из переписки с другом в ссылке», «Проблемы индивидуализма и А. А. Боровой», «О задачах анархизма». Обвинялся в связях с анархо-подпольем и в нелегальной анархической деятельности. На следствии, стремясь сохранить в тайне от НКВД нелегальную работу платформистов, давал показания лишь об уже известных спецслужбам фактах. Признал себя анархистом, бывшим руководителем подпольных анархо-мистических кружков в 1925, подтвердил получение заграничных анархо-изданий и печать нелегальных статей . Заявил, что с 1926 активную анархическую деятельность не вел, а впредь намерен заниматься лишь «научно-критическими исследованиями начал анархизма,... как возможных принципов будущего бесклассового общежития», что «со временем Компартия должна будет сблизиться и слиться с будущим анархизмом,... или быть убрана с исторической арены». 20.04.1930 заявил письменный протест против обвинения в антисоветской деятельности и отказался от дальнейшего участия в следствии.
Постановлением ОСО ОГПУ от 08.06.1930 приговорен к 3 годам ссылки в Сибирь. Ссылку отбывал в селе Новоильинка Нарымского края.
20.10.1930 обратился в ОГПУ с протестом против выдачи ему удостоверения административно-ссыльного, поскольку является политическим ссыльным; в том же обращении протестовал против невозможности продолжать научную работу и предлагал «выслать его за границу, чтобы бороться с буржуазией». Получил отказ на все требования и указания о необходимости для изменения приговора раскаяться в своих ошибках и рассказать о прежней деятельности.
В 1933 и 1936 дважды приговаривался к продлению ссылки на 3 года как "неразоружившийся анархист". К 1937 жил в ссылке в Тобольске, работал преподавателем педагогического техникума.
Арестован 20.03.1937 как «член партии анархистов». Решением Тройки УНКВД по Омской области от 05.08.1937 приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян 12.08.1937.

Дубовик

29-01-2008 13:42:16

Статья из эмигрантского анархического журнала за 1950 год. Публикуется с незначительными сокращениями.

******************************************
Это было на Украине в 1935-36 годах. В селе Долинском, недалеко от города Мариуполя, Кировоградской области, жил старик-крестьянин, Гавриил Тихонович Павлюк, которому в то время было 92 года. Когда большевики узнали, что этот старик некогда состоял в группе анархистов, они решили его «раскулачить»: у него отняли последнюю корову и теленка, т.е. все имущество, которым он владел (…)
Старик Павлюк был малограмотным, но любил читать газеты, в которых появились статьи, посвященные сталинской конституции. Она очень заинтересовала старика, он не пропускал ни одной газеты и каждое утро стоял в очереди за ними. В скором времени была выпущена книжка сталинской конституции. Старик купил книжку и стал изучать все пункты конституции, ему захотелось, на основании какого-то пункта, вернуться в родное село, потребовать возврата реквизированной хаты, построенной собственными руками, и прожить там остаток дней своей жизни (…)
После некоторого пребывания старика в колхозе, комсомольская ячейка решила расправиться с ним. У одного из колхозных крестьян был произведен обыск, во время которого был найден заржавленный штык (...)Один из комсомольцев, сидевший недалеко от старика Павлюка, сразу закричал: «Я спрашивал у Павлюка, для чего мирному колхознику нужно было держать штык? И старик якобы ответил ему: «Для того, чтобы в свое время распороть животы комсомольцам». Тут же составили акт, связали руки старику и в сопровождении двух комсомольцев отправили в район.
С этим стариком я встретился в 1937 г. в Мариупольской тюрьме. Старик не падал духом, заявляя, что по такому-то пункту сталинской конституции на него никак не могут навалить грязь и что его будут судить в открытом народном суде, где он докажет всю нелепость обвинения комсомольцев.
Помню, как сейчас, 13 августа 1937 г. старика вызвали на суд. Во дворе тюрьмы его ждал «Черный Ворон» - наглухо закрытый черный автомобиль. Старика вызвали в спецколлегию суда, где и судили при закрытых дверях, задав ему несколько вопросов. Через 15-20 минут суд вынес приговор: 10 лет работы в концлагере. Старик поблагодарил граждан-судей за то, что они желают сохранить его здоровье еще на 10 лет, а затем добавил, что предъявленное ему обвинение – ложь, комсомольский шантаж, но верно одно: «Я принадлежал к анархической группе. Да, я – анархист, и умру анархистом».
// Л.А.О. Большевистское правосудие. – Дело Труда – Пробуждение. 1950. № 34. С. 16.//

Goren

30-01-2008 12:31:23

Пастухов удивил. Фига се его мотало - от большевика-штирнерианца в биокосмизм, а потом обратно... А Павлюк - квакер какой-то, по-моему %)

маршо

15-02-2009 02:07:20

Короткая биография

Валерий Александрович Тарковский(*12.10.1903 г. Елисаветград + 15.-19.05.1919 г. под Елисаветградом)

Валерий Тарковский родился 12. октября 1903 года сыном Марии Даниловны и Александра Карловича Тарковского (последний с молодости был активистом "Народной Воли" автор "Очерки революционного движения в 80-ых годах в Елисаветграде"). Три месяца спустя его крестили в Успенском соборе. Валерий с раннего детства был незаурядной личностью. Уже в семь лет он пишет маленькие повести, оформляет музыку на домашних концертах и увлекается астрономией. В тринадцать лет он издает рукописный журнал "Осеннiя мысли". 12. июля 1907 года рождается брат Валерия - Арсений Тарковский - ставший позднее чудесным поэтом (а его сын Андрей Тарковский - прекрасным режиссером).

Когда начала назревать революция Валерий Тарковский целиком отдался ей. В 1917 году он был сначала у социал-революционеров, после чего он подключился к украинской Конфедерации анархистов "Набат". Под разными псевдонимами (один из них "Кид") он пишет пламенные стихи и статьи. Валерий организовывает кружок революционеров-анархистов и обзаводится огнестрельным оружием. Когда его один раз остановил военный патруль и приказал "Руки вверх!", Валерий достав из карманов находящиеся там револьверы, поднял обе руки. Солдат похлопал его по бокам и не глянув вверх отпустил.

12. апреля 1919 года Валерий исчезает из дома. Вместе с другом он поехал агитировать в село Глодоссы, в восьмидесяти километрах от Елисаветграда. 17. апреля он возвращается оборванным и раненым - оказалось он участвовал в боях. В мае к Елисаветграду начинают подходить отряды атамана Григорьева. Валерий снова исчезает и участвует в боях против Григорьева. Во втором бою (между 15. и 19. мая 1919 года) Валерий погиб, прикрывая отход товарищей.
Его брат Арсений, сбежав из дому попадает в плен к атаманьше Марусе Никифоровой, из которого благополучно освобождается.

Источники:
Волкова, П.Д.: Арсений Тарковский, Жизнь семьи и история рода, Издательский дом "Подкова", издательство "Эксмо-пресс", Москва 2002 г.
Тарковская, М.: Осколки зеркала, издательство Дедалус, Москва 1999 г.

(в книжках содержатся указания архивов, где что по теме лежит, и вообще приведено еще много интересных документов)