Первый кризис украинской приватизации

Четыре взгляда на приватизацию

В тот период в высших органах власти господствовало четыре точки зрения по вопросу приватизации. За каждой из них стояла парламентская фракция или группа фракций, политическая партия и определенные слои населения.

Позиции были непримиримы. Каждый отстаивал правоту исключительно своей точки зрения, претендуя на истину в последней инстанции. Найти общие точки соприкосновения было практически невозможно.

Сторонники первой точки зрения рассуждали примерно так. Коль мы, образно говоря, открыли дверь свободной экономике, то было бы логично с точки зрения принципа социальной справедливости разделить госсобственность до последней копейки на десятки миллионов равных частей и всем поровну их раздать.

На первый взгляд, логика в этом была. Но это только на первый взгляд. Если же взглянуть чуть глубже, то уже трудно будет уловить в этом какую-то логику.

Ведь смысл приватизации состоит не в том, чтобы госсобственность раздробить на миллионы частей и взамен одного рачительного собственника в лице государства получить сотни и тысячи. Это еще более усугубило бы ситуацию.

Истинный смысл приватизации в другом: чтобы бесхозная государственная собственность попала в руки конкретного эффективного собственника, способного вывести предприятие на траекторию устойчивого экономического роста.

Вторая точка зрения предлагала передачу всех промышленных предприятий - заводов, фабрик, угольных шахт - в собственность трудовых коллективов.

Какая-то логика просматривалась и здесь, но как тогда быть с многомиллионной массой людей, работающих в бюджетной сфере, - учителями, врачами, военнослужащими, а также студентами и пенсионерами?

При таком сценарии они превратились бы в граждан второго сорта, которых оставили за бортом приватизации. Они бы не только ничего не получили от такой формы приватизации, но потенциально теряли всякую возможность претендовать даже в перспективе на какую-то долю государственной собственности.

Хотя одни из них всю жизнь могли проработать на предприятии, а сегодня находиться на пенсии. У других родители, по несколько десятков лет отработав на предприятии, ушли из жизни, а их дети были в то время студентами.

Все они оставались бы лишь созерцателями происходящих приватизационных процессов, наблюдателями дележа государственного пирога. В то же время кто-то, всего несколько дней проработав на заводе или фабрике, при этой форме приватизации мгновенно становился бы собственником.

Наиболее радикально настроенные народные депутаты, ориентированные на форсирование реформ, отстаивали только свою позицию. С ними можно было бы согласиться, если бы не время, когда это предлагалось сделать. Суть их рассуждений, которые отражали третью точку зрения, сводилась к следующему.

Приватизация - это продажа государством собственности. А коль будет идти обыкновенная продажа, то, следуя элементарным законам рынка, государство должно продавать собственность только за деньги и как можно дороже.

Никакой бесплатной раздачи, никакой уравниловки не должно быть и в помине. Только так могут появиться реальные собственники, реальные хозяева. А полученные от приватизации деньги можно использовать на структурную перестройку экономики и на финансирование социальных программ.

Это сейчас можно спокойно говорить в любой аудитории о рынке, частной собственности, фермерстве, бизнесе и предпринимательстве. Эти понятия большей частью населения, и не только молодежью, воспринимаются нормально.

В начале же девяностых годов само упоминание этих слов вызывало раздражение у большинства людей. А тот, кто пытался говорить об этих вещах в положительном контексте, сразу же вызывал у большинства окружающих негативную реакцию, скептическое к себе отношение.

Все это можно было понять. Десятилетиями насаждавшаяся мощнейшей пропагандой реакция отторжения частной собственности давала о себе знать. Люди мыслили идеологическими штампами. В тот период у большинства людей только начиналась болезненная ломка мировоззренческих стереотипов.

В то время начинать лишь одну широкомасштабную денежную приватизацию было невозможно. Такое решение тогда не поддержала бы ни одна ветвь власти. Кроме того, в Украине в тот период еще не было свободного отечественного капитала, способного участвовать в денежной приватизации.

Начав в начале девяностых годов этот процесс и пустив на внутренний рынок западный капитал, Украина рисковала остаться без своих стратегических отраслей, которые полностью перешли бы в руки иностранных инвесторов.

В то время в парламенте, как, впрочем, и в обществе, была еще и четвертая точка зрения, с которой тоже нельзя было не считаться.

В Верховной раде ее представляла левая часть политического спектра страны, которая в принципе отрицала необходимость проведения реформ и построения государства с социально-ориентированной рыночной экономикой.

Будущее Украины она видела во вчерашнем дне - в возврате к плановой экономике, базирующейся на общегосударственной собственности на средства производства. Она считала, что внутренний потенциал ушедшей в историю командно-административной системы был не исчерпан.