Малая Октябрьская революция

Малая Октябрьская революция

http://www.rosbalt.ru/blogs/2013/10/03/1182725.html

"Росбалт" завершает публикацию цикла материалов под общим названием "Навстречу Октябрю. 1993-2013", посвященного двадцатилетию самого острого политического конфликта в современной истории нашей страны. На протяжении последних девяти месяцев в рамках этого проекта опубликованы полтора десятка текстов, в которых разными авторами делаются попытки исторического, политического, экономического и социокультурного анализа событий тех октябрьских дней в Москве, рассказывается о предпосылках, предопределивших именно такое течение конфликта, а также выдвигаются версии того, как бы выглядела история нашей страны, если бы в противоборстве с президентом Борисом Ельциным победу одержали бы сторонники Верховного Совета.

Кровавые октябрьские события 1993 года представляли собой завершающий аккорд революции, начавшейся еще во второй половине 1980-х годов, когда Михаил Горбачев решил трансформировать советскую политическую систему. После Октября (в декабре 1993 года) референдум утвердил ельцинскую конституцию, в соответствии с которой механизм власти стал существенно иным, нежели был до начала перестройки. В политическом смысле подобная трансформация системы управления страной, бесспорно, может быть охарактеризована, как революция. Однако даже если мы привычно будем трактовать революцию не как политическую трансформацию, а как вооруженную борьбу за власть, то все равно увидим значительное сходство октябрьских событий 1993 года с событиями 1917 года. Только не октябрьскими, а февральскими.

1917-ый и 1993-ий

В октябре 1917 года произошел обычный государственный переворот. Временное правительство было чрезвычайно слабо, да, к тому же, нелегитимно. Все ждали Учредительного собрания, чтобы сформировать по-настоящему легитимную власть. А большевики не ждали: они собирали силы для того, чтобы захватить бразды правления самим в тот момент, пока остальные политические силы расслаблены и находятся в раздумьях о том, чего же они хотят.

В феврале 1917 года ситуация была совершенно иной. На улицы Петрограда вышли люди, которым плохо жилось. Плохо в двояком смысле. Во-первых, высокая инфляция и нестабильность продовольственных поставок резко снизили уровень жизни населения. Во-вторых, всех достала долго тянущаяся мировая война, на которой регулярно погибали солдаты. Хотелось мира и сытной жизни.

В общем, Февраль произошел из-за движения снизу, тогда как Октябрь из-за действий циничных политиков, пользовавшихся тем, что движение снизу прекратилось, и впавший в апатию народ разочаровался в "демократической" власти Керенского.

Октябрь 1993 года также случился из-за движения снизу. Если бы народ в Москве не вышел на улицы, никакой крови не пролилось бы.

Власть, которой обладал Ельцин, была намного тверже той власти, которой обладал Керенский. А Руцкой с Хасбулатовым не имели той "красной гвардии", которая могла бы штурмовать Кремль, как штурмовали Зимний в 1917 году. Так что Октября-1917 в Октябре-1993 случиться никак не могло. Но зато события двадцатилетней давности во многом напоминали события, происходившие на улицах Петрограда в феврале 1917 года.

Не надо, конечно, искать буквальных совпадений: таковых в истории не бывает. Но следует обратить внимание на то, что часть общества, которой в начале 1990-х жилось не сладко, искала легких путей решения своих проблем, хотя на самом деле эти проблемы были чрезвычайно сложными. Причем некоторые политики при этом подзуживали бунтующую толпу, стремясь поймать рыбку в мутной воде. Политики эти не имели собственных сил для того, чтобы захватить власть в открытом бою с Ельциным, но они надеялись въехать в Кремль на волне общественного недовольства.

Научная теория провокации

Среди обилия материалов, излагающих ход событий 1917 года., есть один любопытный источник, на который следует обратить внимание именно в связи с анализом проблем 1990-х. Это мемуары большевистского лидера Александра Шляпникова, который находился в Петрограде именно во время февральских событий. Мемуары эти интересны по двум причинам.

Во-первых, главные большевистские вожди пребывали в этот момент далеко от центра событий, кто в эмиграции, а кто в ссылке. Малоизвестный нам сегодня Шляпников объективно оказывался одной из ключевых фигур партии. Так сказать, на безрыбье и рак – рыба. Именно он, а не Ленин, Троцкий или Сталин, общался с рабочими в феврале 1917 года и более-менее адекватно представлял себе, что же происходило в пролетарской среде.

Во-вторых, Шляпников сам был рабочим. В отличие от многих других деятелей революции, внимательно следивших за процессами, происходившими в Государственной думе, или в среде вольнолюбивой интеллигенции, он постоянно вращался в уличной карусели, стремясь попасть именно на такие места, где происходили столкновения бунтующих масс с полицией. Пока другие революционеры готовились делить между собой власть в уютных кабинетах, Шляпников пытался "подобрать" ее на политой кровью мостовой.

Мы со школьной скамьи знаем известную ленинскую теорию захвата власти в крупном городе: поставить под контроль мосты, банки, телеграф, телефон и т.д. Но у Шляпникова была своя теория, приспособленная к условиям, когда нет еще гвардии для контроля над мостами и телеграфом, но есть стихийно растущее возмущение масс. В известной степени именно эта теория работала в феврале.

Смысл ее вкратце следующий. Революции не возникнет до тех пор, пока возмущенные пролетарские массы не выйдут на улицу. Но выйдя туда, рабочие столкнутся с правоохранительной системой, которая может раздавить невооруженных людей. Как быть? Как можно раздуть из маленькой искры такой сильный пожар, чтобы он захватил всю имперскую столицу?

Логика действий должна быть такова. Сначала на улицу выходят возмущенные женщины, которым вдруг оказывается нечем кормить семью. "Бунт пустых кастрюль" может разгореться стихийно хотя бы, например, в очереди за хлебом, если вдруг выяснится, что продуктов в Петроград не завезли. Сам по себе бабий бунт – это еще, конечно, не революция. Однако если полиция начнет наводить порядок, мужчины вступятся за своих жен. Во всяком случае, революционеры должны приложить все усилия для того, чтобы это произошло.

Справиться с мужиками, особенно если они возьмутся за булыжник – известное оружие пролетариата, – полиции уже намного сложнее. При столкновении полицейских с рабочими возможно в определенные моменты даже равенство сил. Более того, известны случаи, когда бунтующая толпа начинала доминировать и расправлялась с отдельными городовыми в феврале 1917 года.

Неспособность власти легко подавить рабочих вызывает два рода последствий. Во-первых, в толпу начинают стрелять. Во-вторых, для подавления назревающей революции привлекают армию. И здесь-то кроется главное звено теории Шляпникова. Солдаты, переведенные с фронта в столицу, жутко не хотят возвращаться обратно, а потому поддаются на антивоенную агитацию большевиков. Более того, расправа полиции с народом воздействует на них эмоционально. Армия ведь – это, по словам Ленина, крестьяне, одетые в солдатские шинели. Если воззвать в их разуму (долой царизм, устроивший войну) и к чувствам (долой полицию, стреляющую в народ), то можно добиться перехода солдат на сторону восставших рабочих. Пусть не всей армии, но хоть отдельных воинских частей. И тогда революция получает оружие, а вместе с ним шанс на реальный успех.

Теория Шляпникова требует, чтобы сначала на улицу вышли безоружные, и чтобы среди них было побольше жертв. Лишь в этом случае можно раскачать армию. Теория жестока и цинична. Но ее автор был уверен, что благая цель, в конечном счете, оправдывает средства.

Кипит наш разум возмущенный

Примерно так все и произошло. Были жертвы. Солдаты стали переходить на сторону народа. Власть зашаталась. Направлять в Петроград новые воинские части никто не хотел, поскольку это означало бы кровавую бойню в столице. Царизм, скомпрометировавший себя распутинщиной и многими другими делами, ни генералы, ни высшая бюрократия не хотели защищать подобной ценой. Император Николай II отрекся от престола в пользу брата Михаила, надеясь личным уходом спасти систему от полного разрушения. Но брат не взялся спасать систему в столь сложной ситуации. Царизм рухнул, и вместе с ним рухнула вековая опора власти, которой являлась вера подданных в помазанника божьего. А иной формы легитимности (например, искренней убежденности народа в демократии) на развалинах империи за несколько месяцев возникнуть не могло.

И власть Временного правительства, и даже будущее Учредительное собрание, не имея никакой легитимности, стали просто висеть на соплях. В итоге Ленин призвал народ к революции. Троцкий организовал октябрьский переворот. Матрос Железняк разогнал незадачливых российских учредителей. Из этого вышли гражданская война и миллионы жертв.

Я не склонен думать, что в основе всего этого лежала деятельность Шляпникова. Работая над своими мемуарами, он, конечно, преувеличил роль организаторской деятельности большевиков, чтобы тем самым поднять собственный вес в партии. Процесс нарастания революции в основном шел стихийно. Но общую логику возникновения революции из отдельных уличных стычек Шляпников описал совершенно верно. И верно понял, что задача революционера состоит в том, чтобы подзуживать солдат и рабочих, мужчин и женщин. Ловить момент, создавать провокации, сталкивать лбами. Способствовать максимально возможному кровопролитию, после которого "разум возмущенный" так закипит, что всякие призывы к миру будут наталкиваться на жажду мести.

Кровь, армия, толпа

Общая логика развития событий в октябре 1993 года была точно такой же, как в феврале 1917 года Многие москвичи устали от роста цен, от отсутствия нормально оплачиваемой работы. Также как петроградцы в 1917 году, они, понятно, не думали, что свержение опостылевшей им власти может в будущем привести к революции, гражданской войне и многочисленным жертвам. Люди, вышедшие на улицу, видели перед собой конкретного противника и полагали, что ликвидация ельцинского режима сама по себе решит актуальные проблемы. Но политики, стоявшие за спинами уличных манифестантов, естественно, рассчитывали свои партии на много ходов вперед. Вряд ли они читали Шляпникова или иным путем глубоко изучали историю февральской революции, но легко могли самостоятельно додуматься до тех умозаключений, которые привел в своих мемуарах большевистский лидер. Шляпников ведь даже, в отличие от профессора Хасбулатова, "академиев не кончал", сам до всего допер. В общем, сформулировать "научную теорию провокации" не так уж сложно, если очень хотеть развалить режим.

И дело пошло. 2 октября 1993 года ОМОН стал разгонять демонстрацию на Смоленской площади. Появились первые серьезно пострадавшие люди. В ответ толпа набросилась на милицию с железными прутьями. Несколько омоновцев попали в госпиталь. Обе стороны озлобились, а непосредственные лидеры и моральные вдохновители уличных бойцов восприняли случившееся как победу.

На следующий день противостояние резко усилилось. Митинг, прошедший 3 октября на Октябрьской площади, обернулся массовым движением народа по Садовому кольцу, а также прорывом кордонов, в которых стояли милиционеры и солдаты внутренних войск. Само по себе такое движение не могло, естественно, привести к падению режима Ельцина, но оно могло привести к массовому кровопролитию, а вместе с ними к эскалации напряженности, как это было в 1917 году.

"Наследники Шляпникова" должны были для этого подстрекать толпу ко все более жестким действиям и, по возможности, организовывать жертвы.

В толпе, конечно, имелись боевики, непосредственно стремившиеся убивать. Но не надо думать, будто они численно доминировали. Не надо привлекать для анализа тех событий конспирологию. Октябрь-93 не являлся следствием заговора. Он возник в результате объективно нараставших трудностей пореформенной России. Но, как и в феврале 1917 года, объективные возникавшие проблемы умелые политики смогли в достаточной мере обострить.

Впрочем, на этом месте сходство между событиями 1917 и 1993 годов заканчивается. Шляпников хотел перехода армии на сторону рабочих. Руцкой, Хасбулатов, Макашов, Константинов и прочие деятели Октября вряд ли планировали нечто подобное. Скорее, они могли стремиться к тому, чтобы армия оказалась нейтральна, а милиция деморализована. В этой ситуации силовой перевес мог оказаться на стороне противников Ельцина. Ведь, в отличие от безоружных рабочих февраля 1917 года, уличная толпа вполне могла бы вооружиться. В горячих точках бывшего Союза доступного для боевиков оружия имелось предостаточно. Скорее всего, некоторый его запас уже хранился в Москве.

Надежды на нейтралитет армии были, казалось бы, вполне обоснованными. В октябре 1993 года многим памятны были события августа 1991 года, когда армия дистанцировалась от внутреннего конфликта. И тогда слабая сторона, защищавшая Белый дом, вдруг стала сильной, поскольку оказалась лучше мобилизована.

Если бы нечто подобное произошло вновь, Руцкой с Хасбулатовым, засевшие в Белом доме, победили бы Ельцина с Черномырдиным. Каждая капля пролитой на московскую мостовую крови работала на активизацию толпы, а также повышала вероятность того, что армейские и милицейские силовики предпочтут устраниться от схватки.

Однако, в конечном счете, они не устранились. Государство в октябре 1993 года было, конечно, очень слабо, но, как выяснилось, не настолько слабо как в феврале 1917 года или в августе 1991 года. В элитах (в том числе силовых) было понимание того, что твердая власть им нужна. Одним она была нужна потому, что эти люди уже чувствовали возрождение России и понимали необходимость трудных реформ. Другим она была нужна потому, что подняла их из грязи в князи, сделала крупными "военачальниками" в сравнительно молодом возрасте. Третьим она была нужна потому, что позволяла сформировать крупные капиталы буквально из ничего.

Всего этого ни Руцкой, ни Хасбулатов, ни их уличные сподвижники во внимание не приняли. Тактически они грамотно действовали в духе теории Шляпникова, но стратегически проиграли, поскольку не учли, как быстро меняется страна, в которой начались реальные преобразования.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

"Всего этого ни Руцкой, ни Хасбулатов, ни их уличные сподвижники во внимание не приняли. Тактически они грамотно действовали в духе теории Шляпникова, но стратегически проиграли, поскольку не учли, как быстро меняется страна, в которой начались реальные преобразования.".....все подобные выводы, либеральный маразм. Парламент не имел разногласий с Кремлем, относительно развития в духе капитализма. Конфликт нес чисто политический характер. И вожди парламента очень уж не хотели выходить из правового поля. В отличие от отморозка Ельцина. Который хотел закрыть дверь, которая привела его к власти. И который видел в "реальных преобразованиях" большое свинское корыто. Другое дело, что радикальные силы присоединились к парламенту. Поскольку не за царька же воевать.

Я, кстати, тогда за Верховный Совет был.
И по теме http://mosreg.anarhist.org/index.php/830

Комментарий к примечанию 2:
2. В августе 1991 г. московские левые радикалы раскололись по вопросу об отношении к событиям. Члены КАС пошли на баррикады защищать Белый дом, хотя и высказывали критику в адрес ельцинистов. ИРеАн распространяла упоминаемые в интервью листовки против обеих сторон, боровшихся за власть.
Члены КАС участвовали в сооружении баррикад, хотя оба их лидера сочли происходящее фарсом и заняли нейтральную позицию. ИРЕАН в августе 1991 была небольшой и не очень влиятельной на левой сцене группой. Гораздо большее значение среди московских анархистов имел не упомянутый в тексте "Московский союз анархистов" (с примыкавшим к нему "Анархо-радикальным объединением молодежи"), который участвовал в обороне Верховного Совета РСФСР и одновременно в значительном количестве распространил листовки с призывом к забастовкам.

Рабочий писал(а):.все подобные выводы, либеральный маразм.

Не могу не согласиться с Рабочим . Так и есть маразм , причём либеральный . Но кое-что и понравилось , а именно вот это

проф. Травин писал(а):В феврале 1917 года ситуация была совершенно иной. На улицы Петрограда вышли люди, которым плохо жилось. Плохо в двояком смысле. Во-первых, высокая инфляция и нестабильность продовольственных поставок резко снизили уровень жизни населения. Во-вторых, всех достала долго тянущаяся мировая война, на которой регулярно погибали солдаты. Хотелось мира и сытной жизни.
В общем, Февраль произошел из-за движения снизу, тогда как Октябрь из-за действий циничных политиков, пользовавшихся тем, что движение снизу прекратилось, и впавший в апатию народ разочаровался в "демократической" власти Керенского.
Октябрь 1993 года также случился из-за движения снизу. Если бы народ в Москве не вышел на улицы, никакой крови не пролилось бы..............

..............
Общая логика развития событий в октябре 1993 года была точно такой же, как в феврале 1917 года Многие москвичи устали от роста цен, от отсутствия нормально оплачиваемой работы. Также как петроградцы в 1917 году, они, понятно, не думали, что свержение опостылевшей им власти может в будущем привести к революции, гражданской войне и многочисленным жертвам. Люди, вышедшие на улицу, видели перед собой конкретного противника и полагали, что ликвидация ельцинского режима сама по себе решит актуальные проблемы.

То есть профессор Травин мог бы , конечно , как делают в столетие русской революции многие авторы , свести весь февраль 17-го ( а вместе с ним и октябрь 93-го) к банальным заговору и провокации , но , к его чести , он смог остаться в рамках объективности , то есть в рамках , не побоюсь этого слова , НАРОДНОГО , не побоюсь этого слова , ВОССТАНИЯ , которое и имело место быть в феврале 1917-го и в октябре 1993-го .
Таким образом , если в моём предпоследнем посте темы "Рок-музыканты помянут Ельцина" , правозащитник А.Черкасов развенчал миф о "провокации" и "заговоре" 3-го октября 1993-го во время прорыва демонстрантов с Октябрьской площади по Садовому кольцу до Останкинской телебашни , где "вооружённых" арматурой демонстрантов расстреливали снайпера , то профессор Травин , очевидно страдая от либерального маразма и постоянно пытаясь приплести какого-то петроградского большевика Шляпникова , надрачивающего балтийских матросов против самодержавия в 1917-м , все же , по-моему , одерживает на наших глазах победу над этим своим маразмом и пишет свои , как говорится , козырные слова

Травин писал(а): Процесс нарастания революции в основном шел стихийно.

Что НЕ понравилось .
Не понравилась аналогия . Имхо не та здесь аналогия - не с февралем 17-го здесь аналогия должна имхо быть , а , как минимум , с летом 1918-го года здесь должна быть аналогия . То есть мятеж ВС-93 ( или московское октябрьское восстание-93) с моей точки зрения аналогичен "эсеровско-белогвардейским мятежам" ( как было принято называть в совковой историографии антибольшевистские восстания в Муроме , Рыбинске , Ярославле летом 1918-го и др.) . "Провокаторами" , "заговорщиками" ну или , если без маразма , просто организующим ядром тех восстаний явился "Союз защиты Родины и Свободы" . В Союз входили по большей части офицеры-монархисты и , например, такой опытнейший член вооруженного крыла социалистов-революционеров как Борис Савинков . Ну то есть чем-же это вам не сталинистский "Союз офицеров" Терехова за СССР и со вчерашними ельцинистами-антипутчистами Руцким ,Хасбулатовым и т.д. во главе ? Только вместо антинародного курса большевиков в 1918-м - антинародный курс Ельцина в 1993-м . Ну а народ , само собой подхватил инициативу и подтянулся чуть позже , как в 1918-м так и в 1993-м .

Википедия писал(а):На эту двойственность обратили внимание Е. А. Ермолин и В. Н. Козляков. Как отмечали историки, причиной такого смещения акцентов в наименовании событий в Ярославле являлось идеологическое наполнение понятий «восстание» и «мятеж». Если «восстание» советские историки наделяли статусом неизбежности и объективности, что в контексте марксисткой методологии носило позитивную окраску, то понятие «мятеж» ассоциировалось с анархичностью, капризом, произвольностью, беззаконностью проводимых акций [12]. Настаивая на эмигрантской трактовке событий в Ярославле, Е. А. Ермолин и В. Н. Козляков отметили два признака, которые, по их мнению, позволяют характеризовать эти события как масштабное народное восстание против большевиков [13]:

1. В первой половине 1918 года еще продолжало существовать стойкое общее убеждение в незаконности и временности власти большевиков, что повлияло на мотивы действий восставших. Моральное и юридическое право выступления против узурпаторов власти было на стороне восставших, стремившихся сохранить правовую и культурную преемственность с добольшевистским временем и восстанавливавших прежние органы власти. Ярославское восстание не имело узкопартийного, сектантского характера.

2. Роль офицеров-заговорщиков из савинковской организации Союза защиты Родины и Свободы была значительной только в первой момент начала движения. В дальнейшем под знаменами восставших оказалось много жителей города, поэтому стихия событий существенно изменила первоначальные цели.

NestorLetov писал(а):Я, кстати, тогда за Верховный Совет был.

Strelok писал(а):Несколько групп радикальных левых до известной степени приняли сторону парламента. У них были те же резоны, что у социал-демократов, но имелись и свои собственные соображения. В тот вечер, когда Ельцин распустил парламент, вокруг Белого дома стали сооружать баррикады. Среди людей, которые их строили, были троцкисты и немногие (я подчеркиваю это) анархисты, и делали они это совершенно спонтанно. Ни одна организация не принимала такого решения. Эти люди по своей инициативе решили использовать ситуацию, вероятно, в попытке радикализировать народ, собиравшийся вокруг Белого дома, и направить его в определенном направлении.

Чтобы получше разобраться в отношении анархистов к октябрьскому мятежу\восстанию -93 , ещё разок процитирую профессора Травина

проф. Травин писал(а): . Многие москвичи устали от роста цен, от отсутствия нормально оплачиваемой работы.

Что-то похожее происходило и в возрождающемся анарходвижении СССР\РФ


Дальше - больше . Вот , например , фрагмент полемики среди анархистов в "Ан-пресс" #49 ( ноябрь 1993)


Или вот , например , обращение сих СВТ к гражданам , по поводу октябрьских событий 1993 . Градиенты обращения очевидны :
. Загасить озверевшую коммуно-фашистскую сволочь - это дело внутренних войск и армии, на содержание которых с граждан и организаций взимаются огромные, неизвестно куда идущие налоги.
Конечно, позиция "неучастия" имеет свои границы, - если в армии произойдет раскол и диктатура национал-большевиков станет угрожающей реальностью, то, видимо, придется из двух зол выбирать меньшее, но до тех пор - не спешите становиться "пушечным мясом"!

А.ЧЕРВЯКОВ (СВТ, Москва) 4 октября 21.30, по телефону: Сегодня на экстренном совещании Московская организация партии "Союз Вольных Тружеников" приняла обращение, основной смысл которого сводится фактически к одной фразе: мы призываем граждан НЕ УЧАСТВОВАТЬ В ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ! Пусть две передравшихся ветви власти выясняют свои отношения без участия мирных жителей Москвы, которых и так, к сожалению, слишком много погибло за сутки этой бойни. Загасить озверевшую коммуно-фашистскую сволочь - это дело внутренних войск и армии, на содержание которых с граждан и организаций взимаются огромные, неизвестно куда идущие налоги.
Конечно, позиция "неучастия" имеет свои границы, - если в армии произойдет раскол и диктатура национал-большевиков станет угрожающей реальностью, то, видимо, придется из двух зол выбирать меньшее, но до тех пор - не спешите становиться "пушечным мясом"!
В эти минуты за окнами раздаются автоматные и пулеметные очереди, бой идет в районе Белорусского вокзала, станции метро "Баррикадная" и возле издательского комплекса, где находится готовый тираж нашей газеты. По неофициальным данным по Москве рассеяно до 700 боевиков и перестрелки вспыхивают повсеместно.
Мы обращаемся к группам и организациям СВТ, ко всем анархистам s призывом занять аналогичную позицию по отношению к беспрецедентно-кровавой вспышке гражданской войны, дабы максимально затруднить ее распространение на другие районы России.

Выпады финансируемой партией Союз Вольных Тружеников редакционной группы бюллетеня "Ан-пресс" #50( декабрь 1993) против активиста ПЛА Рауша

СОБ. ИНФОРМ. Во время кампании по бойкоту декабрьских выборов в Федеральное Собрание России, активист Питерской группы АДА Петр Рауш сумел, на ниве борьбы с диктатурой Ельцина, найти общий язык с такой одиозной, даже в лево-радикальных кругах, организацией как Всесоюзная Коммунистическая Партия (большевиков), лидером которой является по-своему знаменитая Нина Андреева. Но контакт анархиста со сталинистами не ограничился простой констатацией факта обоюдного совпадения позиций по отношению к выборам в органы государственной власти России, - с согласия и непосредственном участии Петра Рауша на типографской базе Питерской группы АДА была отпечатана "бойкотистская" листовка ВКП(б), предварительно Раушем же отредактированная.
Таким образом, приходится с сожалением признать, что политическая ситуация, сложившаяся в стране после Октябрьского мятежа, многими российскими анархистами трактуется с абсолютно противоположных точек зрения, что выражается, с одной стороны, в сотрудничестве некоторых анархистов с коммунистическими или троцкистскими группировками, а с другой стороны, в участии отдельных представителей анархических организаций в выборах местных представительных органов в качестве кандидатов в депутаты. (см. информацию М.Судаченкова из Тулы).

В результате все-таки присоединившиеся к демонстрантам анархи , например А.Цветков

и другие

(из А.Тарасова)
Возникшие в 1990–1991 гг. вне КАС анархистские организации поголовно были безусловно более радикальны, чем КАС. Анархо-радикальное объединение молодежи (АРОМ), созданное в октябре 1990 г., просто было группой ориентированных на анархизм панков и хиппи, причем панки, как им и полагается, эстетизировали насилие. Не случайно первыми анархистами, осужденными по поводу, связанному с насилием, были члены АРОМ Алексей Родионов и Александр Кузнецов. Показательно также то, что лидер АРОМ Андрей Семилетников (“Дымсон”) участвовал в обороне “Белого дома” в сентябре-октябре 1993 г., а весной 1994 г. даже пытался создать (неудачно) профашистскую “Праворадикальную партию” .

( из А.Тарасова)
Еще более важную роль в радикализации настроений и поведения леваков сыграли события сентября-октября 1993 г. Все без исключения леворадикальные организации расценили разгон Верховного Совета и расстрел “Белого дома” как “фашистский переворот”, “введение диктатуры”, установление “фашистского”, “полуфашистского”, “военно-полицейского диктаторского” режима или просто “режима открытой диктатуры буржуазии”. Многие леворадикалы (представители АДА, ИРЕАН, Группы революционных анархо-синдикалистов (ГРАС), Фиолетового Интернационала, “Партизанского движения”, КРДМС, Русской секции Комитета за рабочий Интернационал и др.) лично участвовали в событиях сентября-октября 1993 г. на стороне защитников Верховного Совета, в том числе часть из них – в походе на Останкино, в обороне “Белого дома”.

Приобретенный личный опыт насильственного противостояния власти (несмотря на поражение сторонников Верховного Совета), безусловно, сильно революционизировал сознание леворадикалов. После октября 1993 г. из текстов леворадикалов практически исчезло проявление даже малейших симпатий к буржуазной демократии и к буржуазии вообще, до того регулярно встречавшихся, особенно у КАС .

Эти анархисты действовали уже под влиянием своего собственного классового сознания стихийно вырвавшегося из атмосферы поиска , неуверенности и сомнений столь характерных для возрожденного анарходвижения в виде "правеющих" московских КАС и "левеющих" питерских ПЛА ( однако выступивших с одинаковым нейтралитетом по отношению к событиям 1993 г. - идеологически , возможно , и верно ( особенно для толстовцев) , но тактически непоследовательно ), имхо , ведь антинародный ( как впоследствии оказалось) режим Ельцина являлся вчерашним союзником анархистов по борьбе против ГКЧП , а за мятежным Верховным Советом стояли исконные враги анархизма - русские фашисты и сталинисты Баркашов , Терехов , Макашов , Ачалов , Анпилов и др.
В этом смысле позиция СВТ ( Союз Вольных Тружеников) была , конечно , более последовательна чем нейтралитеты КАС и ПЛА . Такая же последовательная , как , например , позиция Махно по Врангелю или , например , Григорьеву

Совет Повстанческой Армии в воззвании к махновцам 1920г. писал(а): До разгрома внешних врагов и царских наймитов идти в союзе и рука об руку с советской Красной Армией

Хотя , не думаю , что анархисты Гражданской войны 1918-го года всерьёз осудили-бы народ присоединившийся , например , к антибольшевистским эсеровско-белогвардейским восстаниям в Ярославле , Рыбинске и Муроме .

Поддавшись политически незрелому порыву , спровоцированному обострением классовой розни в период ельцинской приватизации , эти анархи присоединились к октябрьскому восстанию-93 вопреки анархическим тактикам и идеологиям . Они шли с демонстрантами не как анархисты , а как простые и ограбленные ельцинскими реформами россияне .

павел карпец писал(а):не как анархисты , а как простые и ограбленные ельцинскими реформами россияне

тут надо добавить "желающие вернуться к комфортной жизни в надёжном, крепком государстве с гарантированным соблюдением законов..."
но и без добавки формулировочка ахтунговая.

вообще-то "ельцинские реформы".. были всего лишь апогеем Советского строя..
Скоро будет апогей путенского..

Апогей - это "советский" строй при Сталине.
Ельцин же - чирей брежневского загнивания лопнул, а пропагандная машина застряла и не туширует зловоние

Такое впечатление. что вы совсем не знаете динамики суки-Родины
"реформы" Гайдара-Чубайса - финайльный фейферк Застоя, его предельное выражение и полная реализация его невнятных задач - перевод общенародной собственности в частное владение исключительных... Сталин лишь уничтожал легимность царистского права собственности, а результатом этого был Застой. который решил свои задачи через 90-ые

Я что-то другое сказал?

Ссср, как и Россия мне не родины. Да и само географическое место рождения и дальнейшего произрастания Родиной с главной буквы не становится

сука-Родина это явление.. что-то типа "русского мира", которому не обязательно быть вашей родиной
если правильно помню, а я человек не злопамятный 8-) то ваш домик где-то в горах

Угу, в западной части Балканского хребта
http://homes.gruh.org/wp-content/upload ... /zima1.jpg

http://www.polit.ru/article/2009/01/28/markelov/

28 января 2009, 09:06
АЛЕКСАНДР ЧЕРКАСОВ
Останкино. Голоса


Вот и девять дней минуло...

Вчера, 27 января, убитых, - Анастасию Бабурову и Станислава Маркелова, - поминали в Сахаровском центре.

Еженедельники вышли со статьями о Стасе и Насте.

И всю прошлую неделю тоже вспоминали. На следующий день после похорон, в субботу, товарищи Стаса Маркелова встречались в Литературном музее.

Отчасти, наверное, потому, что на самих похоронах друзьям не удалось сказать ни слова.

В прошлую пятницу на маленьком Останкинском кладбище, - деревни исчезли, поглощённые Москвой, а деревенские погосты остались, - шёл ледяной дождь.

Верхушка башни, вздымающейся неподалёку, исчезала в низких облаках.

На стекле кладбищенской сторожки - знакомая эмблема: зажатый в кулак "Калашников". "Союз ветеранов "Витязь"...

Молчаливые символы возвращали к началу. Пятнадцать лет назад всё начиналось совсем рядом, у телецентра, на улице Академика Королёва, перед зданием аппаратно-студийного комплекса № 3. Внутри АСК-3 находились "Витязи", - спецназ внутренних войск, - ещё не ветераны, под командой генерала Павла Голубца. Снаружи - многотысячная толпа демонстрантов, пришедшая от Белого Дома. Среди этих тысяч - несколько десятков боевиков под командой генерала Альберта Макашова. И - немногочисленный санитарный отряд, - добровольцы, "дружина имени Максимилиана Волошина". А в этой дружине - девятнадцатилетний Стас Маркелов, тусующийся с "анархами" хиппи с собранными в "конский хвост" волосами, студент-юрист. После бойни в Останкино на московских погостах появились 46 новых могил. Для Стаса, как и для других сандружинников, многое в жизни определилось вечером 3 октября 1993 года...

Теперь, вспоминая убитого Станислава Маркелова, многие вспоминали те октябрьские дни.

А что рассказал бы он сам?..

Тогда же, в 1993-м, воспоминания санитаров-добровольцев были записаны "мемориальцами" в ходе начатой по инициативе Михаила Гефтера работы по реконструкции и осмыслению событий "малой гражданской войны". "Мемориальцы" тоже были в те дни на улицах. По той же причине и для того же. Не участвовать на той или другой стороне, а быть между ними. Помогать раненым - с обеих сторон. И - свидетельствовать. А что ещё оставалось делать среди окружающего безумия?

Прислушаемся к голосам "людей Октября". Стаса будут дополнять двое "сандружинников" – восемнадцатилетний, в берете, Ник, и Ольга, библиограф из «Исторички».

*****

Ник: Вечером в субботу 2 октября [1993 года] я совершенно случайно попал на Смоленскую площадь вечером, и встретил людей, с которыми мы в 91-ом году вместе были на шестой баррикаде. Они решили сделать санитарную дружину, - не участвовать было влом, а участвовать на чьей либо стороне было противно.

Стас: Был в медгруппе с субботы. События начались в воскресенье. "Вече" на Октябрьской площади организовывали на два часа, мы приехали чуть пораньше.

Ник: Мы решили обогнать демонстрацию и пошли дворами к Крымскому мосту, вышли, когда началась драка с ОМОНом.

Стас: Народ был сильно возбужден и тем, что было утром, когда их гоняли, и вчерашними столкновениями, и тем, что творилось всю неделю. Началось... Разгром милицейских цепей, очень жестокий разгром. Избивали, кидали в них камни, - неизвестно откуда камни взяли. Милицию скидывали с лестницы. Амуницию, щиты кидали в воду. Мы стали оказывать помощь ОМОНу. Это были то не милицейские части, а обычные призывники.

Ник: Милиционеров, которые попали в драку, просто разорвали. С моста летели щиты, бронежилеты, дубинки и каски. Что-то, похожее на милиционера, слетело с моста. Были пострадавшие. Женщина лет 60-ти сказала, что ее ударили дубинкой - рваная рана. У милиционера была разбита голова.

Стас: Мы шли вслед за демонстрантами, не могли поспеть за первой колонной, - приходилось оказывать помощь все время раненым.

На Смоленской площади трое пострадавших. Один милиционер, мы уже не могли ничем помочь - и двое пожарников, - ушибы, в драку попали.

Ольга: Лежащего без сознания пожарника с пробитым черепом забрала реанимационная машина.

Ник: Человек, который попал под машину: двойной открытый перелом ноги. Милиционеры в автобусах, попытка самосуда. Демонстранты встали в цепочку, не давали толпе пробиться к ним. ОМОНовцы уходили в подворотни, в проходные дворы.

Стас: На повороте - двое гражданских. У одного сильный удар по голове, сотрясение мозга, у другого - удар в живот, тоже очень сильный, он не мог продохнуть.

Ольга: Я спросила: "Кто вас ударил?". Ответили - ОМОНовцы. Уложили одного на спину, нашли "Скорую"...

Ник: Побежали в сторону Белого дома, - говорили, там есть раненые. Мы были ближе к началу толпы, которая прорвала блокаду.

Кто-то выступил с речью, собрались брать Останкино, Мэрию и Кремль. Потом от затеи брать Кремль отказались.

Толпа двинулась к гостинице "Мир". Мы - от головы колонны метрах в пятидесяти. Мы поднялись в гостиницу. Там был какой-то санитарный пост, скучала женщина с повязкой Красного креста. Работы у них не было. Внизу началась перестрелка. Люди ходили вокруг БТРа, лезли на него. Второй БТР подожгли горючкой, он загорелся, задымился, и на большой скорости ушел в сторону "Баррикадной".

Перестрелка стихла. Появились два человека в форме, друг друга называли "абхазцами", - видимо воевали в Абхазии, провели десяток пленных солдат-"срочников" внутренних войск. Два милиционера стояли на входе с оружием. Пытались их разоружить - они сказали, без приказа оружия не отдадут. Была попытка самосуда - их отбили: прошел командир "абхазцев", потребовал, чтобы ментов не трогали.

Абхазцы очень капитально готовились к драке, заняли круговую оборону. Стали собирать гранатометы, заряжать... Мы сопровождали пленных - толпа была готова их разорвать.

Стас: Когда были выстрелы, мы перевели медпункт во дворы. Мы оказывали помощь раненым, когда мы вспомнили, что надо ехать в Останкино, там будут разворачиваться какие-то события. Отряд разделился, часть поехала в Останкино.

Ник: Где-то через час мы влилась в колонну, которая шла в сторону Останкино по Садовому кольцу. На Маяковской сели в метро, - опять разделились. В метро было спокойно, как будто ничего не происходит.

Ольга: Стас, Андрей, Сергей, Ира, Володя и я выехали в Останкино. Единственная возможность поехать - в военной машине, вместе с штурмовиками. Колонны таких машин формировались у 8-го подъезда.

Стас: Мы подключились к третьей колонне. Ехали вместе с нами французские журналисты.

Ольга: Люди в камуфляжной форме с автоматами, были в меньшинстве. Подавляющее большинство "штурмовиков" гражданские, с палками, резиновыми дубинками и заточками.

Стас: Над колоннами были красные и имперские трехцветные черно-желто-белые флаги.

Ольга: Мы укрепили на машине флаг с красным крестом. Нас попросили потесниться: "Сейчас сюда войдет вторая казачья бригада". Бригада залезла в кузов, - три-четыре казака, остальные просто сборный народ, лет от тридцати пяти.

Стас: Ехали и ребята лет по 10-12, которые просто, наверное, в войнушку хотели поиграть. С нами не было никакого оружия, только щиты и штыри типа арматуры. Щитов на весь грузовик было штуки три.

Мы организовали в Останкино медпункт, тогда не было никаких раненых.

Ольга: Мы разбили медпункт посреди улицы Королева, под фонарем, - быстро темнело. Напротив левого крыла длинного здания телецентра, в полусотне метров от края здания технического центра, от центра будущих событий.

Прошло часа два, повстанцы потеряли много времени.

Стас: Часть из нас пошла ко мне домой - у меня дом в Останкино - за едой, водой и еще медикаментами, которые оставались у меня дома.

Ник: Мы решили, что событий уже не будет, их было достаточно, было уже темно. Пошли к Стасу позвонить. Когда мы двинулись уже к Станиславу домой, то увидели подъезжающую военную колонну.

Когда возвращались вместе от Станислава, пропустили начало событий. Вернулись, услышали выстрел из гранатомета, перестрелку.

Ольга: Первые действия были предприняты, когда уже стемнело. Внимание толпы переключилось на левую сторону к зданию технического центра; часть людей переместилась туда. Впереди появился Макашов и множество журналистов. Грузовик был подогнан ко входу и приготовился таранить. Мы с Андреем стояли у входа и слышали требования о капитуляции через мегафон. На капитуляцию - три минуты. Ответа не последовало. Машина поехала в вестибюль, посыпались стекла. Раздался выстрел из гранатомета, - яркий огонь и выстрел в направлении техцентра.

Ник: Появились первые раненые, французский журналист...

Ольга: Сразу - выстрелы из окон техцентра. Пришлось быстро убегать. Залегли на краю простреливаемой улицы. Я увидела девушку лет 17-18, раненную в бедро. Кровь текла по черным лосинам, охал и причитал парень, который зачем-то привел ее сюда.

Стас: Парень пришел с девушкой. Пришли - видите ли, зрелище. Девушка была серьезно ранена. Врач, который перевязывал, сказал: пуля 5.45 в бедро...

Было много зевак, демонстранты из Белого Дома, но у них ничего не было, - флаги, щиты, которые отняли у ОМОНа, от пуль не защитят. Пошли раненые. Много. В основном в глубине парка, - те, кто думал, что находился в безопасности, и не лежал.

Ольга: Стрельба на время утихла. Медпункт, расположенный в опасном месте, перенесли на край дороги в скверик. Стрельба возобновлялась каждые 5-10 минут, приходилось отступать от одного фонаря к другому, все дальше, а потом вообще вглубь темного сквера.

Ник: Дорога простреливалась, был слышен свист пуль. Появились раненые среди тех, кто был на обочине, в парке. Люди ушли с обочины, медпункт начали переносить с места на место в одном месте простреливалось, из другого места нельзя было достать раненого.

Стас: Наверное, они сами с трудом разбирали, куда они стреляют. Прицельного огня не было. Но любой огонь, который шел в сторону парка находил своих жертв.

Мы не могли остановить нигде медпункт, потому что именно в этом месте начинали стрелять.

Ник: Мы еще были близко от дороги, флаг был виден хорошо. По этому флагу было два или три выстрела из винтовки со стороны телецентра. Одна пуля, сбив ветку у нас над головой серьезно ранила человека за нами глубоко в парке стреляли по санитарам. Потом - трассы - в толпу, в парк, в ближних людей.

Стас: В Останкино мы все время искали врачей, отряд постепенно пополнялся.

Ольга: Мы разбились на пары - врач и помощник. Один из наших, Андрей, перевязал человек 20. Другой, Володя на РАФике вывез шесть человек раненых, седьмой оказался мертвым. Больше всего раненых было у здания, время от времени оттуда кого-нибудь приносили.

Стас: Часть медгруппы все время там курсировала и были несколько человек, которые были у красного креста с медикаментами, то есть мы подходили туда брали бинты и ...

Ник: Появились БТРы. БТРы мотались кругами вокруг телецентра. Сначала стреляли по гражданским над головами, в парке были раненые.

Люди загородили улицу Королева от БТР двумя автобусами. Какой-то человек решил поджечь автобус - слил горючее на землю, поджег, появилась горящая дорожка от этой лужи до него. Он загорелся, пылал минуты две. Его несли мимо медпункта, я спросил, что с ним - сказали, умер.

Стас: Обстрел продолжался. Обстрел все время продолжался, он даже ужесточился. Чаще стреляли по парку. Передавали по мегафону, "Расходитесь. Через сорок пять секунд начинается огонь на поражение". Объявляют, после этого - огонь. После этого снова объявляют.

Мы ушли, не видно было наших белых повязок с красными крестами и не было видно флага нашего. То есть был виден флаг - непонятно что - в темноте не разберешь красный крест. Поэтому мы ушли.

Народ там уже лежал и вообще ничего не делал: лишь бы там лежать, лишь бы не убили.

Уходили задами, через улицу, которая шла через Ботанический сад.

Когда пришли ко мне домой, за квартал, окна выходят на другую сторону от Останкино, - через дом пролетали трассирующие пули.

Там один человек поехал за лекарствами, чтобы вернуться, - оставался до трех-четырех часов ночи работать.

Ольга: Около половины десятого подошли к концу бинты, - мы снабжали ими всех, кто был готов бегать и перевязывать. Попросилась в автобус - там сидел раненый в плечо, его везли в 20-ю больницу люди, которые собирались затем ехать за подмогой к Белому дому.

Долго стучались в закрытую аптеку. Наконец открыли. Долго не понимали сбивчивых объяснений. Сказали, бинтов почти нет, за семь тысяч рублей продали шесть штук и два больших свертка марли.

Поймала попутку: "В Останкино". - "Зачем вы туда едете? Там стреляет одна чеченская мафия!". Пыталась объяснить, что за целый день не встретила ни одного чеченца...

Медпункта не нашла. Было страшно, - скверик простреливался. Человек профессорского вида в длинном черном пальто, черной шляпе, с большим портфелем спросил: "Где раненые?". Медик. Сказалась медсестрой, пошла с ним.

Прожектор БТРа осветил скверик. В то место, куда попал луч, последовала пулеметная очередь. Уже потом - объявления в мегафон, чтобы все ушли, иначе - огонь на поражение. Как будто раньше стреляли не по людям...

Люди не уходили. Мы наклонились над человеком, лежащим под деревом в луже крови. Пуля прошла через шею в затылок. Он был мёртв. Мужчина с портфелем, взяв мой бинт, перевязал его.

БТР вел настильный огонь по скверу, пули шли в двадцати сантиметрах от земли.

Рядом и впереди бежали люди. Споткнулась, - сразу несколько человек кинулись в мою сторону. За трансформаторной будкой я увидела двух раненых, - около них было уже человек 15. Парня лет двадцати, раненого в ноги, перевязали, надо было уносить, - для этого взяли мой пояс. Мы побежали вглубь сквера на параллельную улицу, где не стреляли, там раненого погрузили в какую-то машину.

Частные машины помогали, - "Скорых" не хватало, и они не подъезжали близко.

Устроилась за деревом, начала рвать марлю и сматывать в бинты. Над головами проносились красивые, белые и красные трассирующие очереди.

На перекрестке упал мужчина - слепое ранение в низ живота. Перевязала и проводила до машины тех, кто его уносил.

Около трёх ночи я обошла сзади здание техцентра и вышла к его правому крылу. Стояли пожарные машины и два троллейбуса. Я поднялась в троллейбус - оттуда открывался вид на площадь перед техцентром. Было видно, что все кончено. Пожар почти потушен. Стрельбы у здания не было, внутри все было тихо. Стояли четыре БТРа. Там, откуда я пришла, БТР продолжал расстреливать скверик, посылая туда белые пулеметные очереди.

*****

Использованы интервью с санитарами-добровольцами из архива Правозащитного центра "Мемориал", записанные в 1993 году Александром Соколовым, - медиком, также оказывавшим в те октябрьские дни помощь раненым на улицах Москвы, в последующие месяцы возглавлявшим работу по проекту "Люди Октября".

С сайта "Народной самообороны"

https://naroborona.info/2013/10/02/ne-z ... e-prostim/
https://naroborona.info/2014/10/16/sand ... abre-1993/

Не забудем, не простим!

В разгар противостояния 2-4 октября 1993 г., вылившегося в малую “гражданскую войну”, либертарии – представители левосоциалистических и анархистских организаций и присоединившиеся к ним индивидуалы, – выступали под знаменем красного креста. Ими была создана Добровольная санитарная дружина имени М. Волошина, одним из наиболее активных волонтеров которой стал Стас Маркелов. Волошинская дружина стала самым настоящим автономным подразделением народного сопротивления.
В память об убитых полицейским государством повстанцах 93-го года, в память о простых безоружных людях, расстрелянных палачами авторитарного ельцинского режима, в память об уцелевшем на той войне, никогда не сдававшимся и отдавшим свою жизнь на другой, не менее подлой войне, Станиславе Маркелове – призываем всех товарищей анархистов и либертариев принять участие в митинге 3 октября на Дружинниковской улице, в 18:00 рядом с домом правительства РФ.
Не забудем, не простим!


Сандружина им.Волошина в октябре 1993

Этот материал был подготовлен мною к печати с помощью Станислава Маркелова, Петра Рябова, Владимира Савельева и Ольги Трусевич. Рассказы сандружинников были записаны той же осенью 1993 года. Однако опубликовать их по горячим следам в московских газетах не удалось ввиду самой настоящей цензуры. Впервые более расширенная версия текста была напечатана в иркутской газете «Версия» благодаря поддержке известного сибирского журналиста и анархиста Игоря Подшивалова. Здесь за основу взят вариант, опубликованный в № 37 московской «Недели» за 8-14 октября 1998 г.
Идея создания добровольной санитарной дружины родилась спонтанно, как реакция на начавшиеся избиения ОМОНом людей на улицах Москвы. Ее организовали политически ангажированные молодые люди преимущественно левых убеждений, осуждавшие антиконституционный переворот, но не захотевшие разделить баррикады с неофашистами из РНЕ (баркашовцами) и коммунистическими реваншистами.

Петр Рябов, тогда аспирант, активист Конфедерации анархо-синдикалистов, сейчас кандидат философских наук, доцент, общественно-политический деятель:
"Выйдя 2-го октября в три часа дня со станции метро «Смоленская», я увидел несколько сот людей, деловито и сосредоточенно сооружавших баррикады на узком пятачке Садового кольца – между перегородившими улицу с обеих сторон цепями милиционеров в касках и со щитами. Люди, бывшие здесь с утра, рассказывали, что около полудня два митинга сторонников Верховного Совета были жестоко разогнаны ОМОНом, – в ответ в омоновцев полетели камни, а улицу перегородили баррикады, значительную часть которых составляли подожженные деревянные ящики. Громадные клубы черного дыма и языки пламени поднимались к небу и были видны издалека.
– Бросайте больше ящиков и досок в костер, – сказал кто-то из «повстанцев», и добавил с почти суеверным почтением: – это пламя видят депутаты из окон осажденного Дома Советов.
Погромов и битых витрин не было – кажется, разгромили только один американский павильон на выходе с Арбата, там, где теперь шел непрерывный двухтысячный митинг. У микрофона сменялись знакомые лица: Анпилов, Константинов… Потом, к вечеру, громко врубили песни Талькова.
Но в целом было довольно спокойно. Сотни людей молча, сосредоточенно и целеустремленно сновали туда-сюда, перетаскивая железяки и доски. Пьяных почти не было. Хотя организованных групп боевиков не было заметно, равно как и явных начальников, – баррикадники работали слаженно и организованно. Чувствовалось, что они готовы драться до конца: сказалась, вероятно, неделя жестких стычек с милицией и ОМОНом. Хотя я и не испытывал к баррикадникам особых симпатий, но тут проникся к ним некоторым уважением: такой атмосферы серьезности и подлинности происходящего мне почти никогда не приходилось встречать раньше на многочисленных мероприятиях эпохи перестройки.
Около половины пятого вечера появились мои товарищи по сандружине, и мы вместе взялись за организацию медпункта. Начинали, что называется, с нуля: пятеро человек, не имеющих ни элементарной медицинской подготовки, ни медикаментов… Но очень быстро и неожиданно дело пошло на поправку. К сандружине присоединилось несколько новых товарищей. Люди поблизости стали давать на импровизированный медпункт аптечки и деньги. Раздобыли воду, перевязочный материал, спирт. Над покинутой продавцом коммерческой палаткой повесили флаг с заранее сшитым красным крестом. Старшим в дружине был признан Ярослав Леонтьев."

Окончательно оформление санитарная дружина получила, когда к ней присоединились студент-юрист Стас Маркелов, сотрудница Исторической библиотеки Ольга Трусевич (сейчас сотрудник Правозащитного центра «Мемориал»), несколько анархистов и представителей оппозиционного меньшинства «ДемСоюза» – внутрипартийной оппозиции Валерии Новодворской. Наутро придумали название – добровольная сандружина имени Максимилиана Волошина, вспомнив о том, как коктебельский отшельник во время гражданской войны в Крыму помогал попеременно то белым, то красным.
Разные люди собрались в дружине – «партийные» и беспартийные, социалисты, анархисты, «мемориальцы» и даже одна комсомолка (Ира Федорова) из Российского коммунистического союза молодежи Игоря Малярова, – в основном те, кто не поддерживал ни одну из воюющих сторон в борьбе за власть, но не желал остаться равнодушным к начинавшемся братоубийству. Не менее пестро выглядела дружина и по национальному составу: русские, армянин, еврей… Самым младшим было по 16-17 лет, самому старшему сорок с небольшим. И еще одна характерная деталь – это то, что приблизительно половина сандружинников готовилась защищать Дом Советов в августе 91-го. Александр Соколов (сейчас кандидат медицинских наук, преподаватель медицинского университета) возглавлял тогда отряд медиков; Ярослав Леонтьев дежурил в самом здании на телефонах в Комитете по правам человека Верховного Совета, возглавляемого Сергеем Ковалевым снабжая информацией коротковолновое «радио Белого Дома». Петр Рябов, анархист Николай Широнин, социалист-народник Дмитрий Лозован находились на баррикадах…
Своей штаб-квартирой сандружинники решили сделать здание «Мемориала» в Малом Каретном переулке, поскольку разделяли позицию, занятую его правозащитниками, составившими своеобразное оппозиционное меньшинство проельцинскому правлению «Мемориала». Профессиональными врачами – Сергеем Григорьевым и Андреем Ершовым, один из которых участвовал в боевых действиях в Афганистане, а другой побывал на войне в Таджикистане, а также еще одной женщиной-врачом и выпускником-фельдшером медицинского училища – дружина пополнилась уже в ходе начавшейся кровавой бойни. Еще один медик – лично знакомый врач из бригады «Скорой помощи», приглашенный в санитарную дружину целенаправленно, проводил выходные на даче, и не успел добраться к месту событий вплоть до понедельника 4 октября.
Впрочем, поначалу настроение у всех было довольно благодушное: ожидали драк с ОМОНом, дубинок, водометов, в крайнем случае газа «Черемуха», но даже в страшном сне никто не мог предположить, какие масштабы примет «малая гражданская война» в столице и сколько крови будет пролито.

Ярослав Леонтьев, тогда аспирант, активист Товарищества социалистов-народников, сейчас доктор исторических наук, профессор, член Совета Научно-информационного и просветительского центра «Мемориал»:
"Меня избрали старшим в санитарной дружине ввиду того, что у меня был опыт службы в армии в качестве сержанта. Моим помощником стал социалист Дмитрий Лозован, также служивший в армии сержантом. Еще до того, как на нашем участке появились первые раненые, мы приступили к развертыванию полевого медпункта. Между прочим, как раз напротив ступенек мэрии – того самого места, где в августе 91-го года трое наших дружинников собирались сражаться на баррикаде под черно-красным знаменем анархистов. Теперь же мы стояли под белым флагом с красным крестом. Одни сортировали медикаменты, другие подносили воду. В доме, во дворе которого мы расположились, находилась аптека. В случае необходимости предполагалось вскрыть ее.
Первую помощь мы начали оказывать пострадавшим в столкновениях на Крымском мосту и на Садовом кольце – в районе Зубовской площади, причем как демонстрантам, так и противной стороне. Неподалеку от Смоленской площади, сцепившись вместе с дружинниками из «Трудовой России», мы не допустили самосуда над офицерами милиции, находившимися в штабном автобусе. Как раз во время развертывания «медсанбата» на противоположной от «Белого Дома» стороне Нового Арбата началась перестрелка с засевшими в здании мэрии. Тут первый раз над нами просвистели пули.
Сразу же после захвата мэрии я поспешил туда за водой в гаражное помещение. Перед этим попросил через репродуктор Дома Советов откликнуться добровольцев-врачей. Трое таких врачей немедленно откликнулись, и поспешили присоединиться к санитарной дружине.
Вокруг царило всеобщее ликование. Мимо меня провели колонну пленных или перешедших на сторону парламента – в толпе говорили разное – солдат срочной службы. Люди с автоматами в руках садились в машины, отправлялись в Останкино. Рядом промелькнули врач-наблюдатель от «Мемориала» Соколов и наши волонтеры-анархисты «Ник» и «Хэт», работавшие автономно от нас. Они уехали с повстанцами. Взяв несколько санитаров и фельдшера Женю, я повел их в мэрию. Здесь распоряжались какой-то генерал и баркашовцы в черной униформе. Одному, по его просьбе, была оказана помощь – наложена повязка на голень. Но бой уже был закончен, и вроде делать здесь было нечего.
Вернувшись к уличному «медсанбату», занялись его обустройством. Вывесили плакаты: «Врачи! Здесь нужен ваш профессиональный опыт!», откуда-то взявшейся красной краской нарисовали на углу дома несколько крестов. В то же время часть дружинников и приставшие к нам медики выразили желание отправиться в Останкино. Четыре человека, включая меня и фельдшера, остались дежурить на медпункте. Большую часть медикаментов догадались захватить уехавшие.
Ситуация разворачивалась непонятно и стремительно. Никакой информации о происходящем в городе не было. Начало темнеть, и мы решили развести костерок. Я заглянул в 20-й подъезд Дома Советов, где также помещался медпункт. Потолкался около здания и получил для сандружины паек – черный хлеб и консервы. Первый раз за день перекусили. Потом кто-то сообщил, что группа «комбатантов» (определение, примененное историком и политологом А.Н. Тарасовым) отправилась к зданию Минобороны на Арбате. Решили съездить туда. По дороге на проспекте подобрали избитого в кровь парня. Он объяснил, что на него напали мародеры… Довезли его до «Арбатской» и отвели в стационарный пункт медпомощи. Милиционеры, дежурившие в метрополитене, пребывали в таком же неведении, как и мы, и растерянно расспрашивали, чья власть в городе.
Подошли к «Пентагону». Там действительно стояла группа человек в 100-150 с «имперскими» и красно-синим (РСФСР) знаменами, но все было тихо. Перекурили вместе с ними и отправились восвояси. Вернулись на медпункт, однако наших дружинников, поехавших в Останкино, все еще не было.
В шестом часу вечера семеро членов сандружины, захватив флажок с красным крестом и рюкзак с перевязочными средствами, – уехали в Останкино. Когда они добрались туда, там царила радостная эйфория от казавшейся близкой победы. Так как в тот момент наши товарищи были чуть ли не единственной организованной командой (в некоторых отрядах боевиков, разбившихся на десятки, имелись свои санинструкторы), то к ним присоединилась еще пара врачей. Когда начался бой, действовали тройками: врач-санинструктор и два санитара.
Квартира Стаса Маркелова, жившего неподалеку от телецентра, была превращена во временную «штаб-квартиру» сандружины. Ребята ненадолго заглянули туда, а когда вернулись обратно, у телецентра вовсю уже кипел бой. Остававшиеся на месте Андрей Ершов и Ольга Трусевич видели, как по стеклянным дверям был произведен выстрел из гранатомета, – и сразу же, без паузы, точно этого и ждали, – частые автоматные очереди начали косить людей. Пальба периодически стихала и возобновлялась каждые пять-десять минут.
Около пруда в парке стояли бэтээры, долгое время создававшие вид, что соблюдают нейтралитет. Но потом они внезапно открыли шквальный огонь с тыла по оказавшимся в западне людям – сначала дали очереди поверх голов по телецентру, а затем стали бить на поражение – и скосили многих. Бэтээры шарили фарами по темному парку и, нащупав лучом человека, поливали его пулеметным огнем."

Станислав Маркелов, тогда студент, активист фракции левых социал-демократов Социал-демократической партии России, впоследствии адвокат, убит неонацистами в январе 2009 г.:
" Мы старались не попасть в зону огня. Когда замечали раненых, они кричали: «Врача! Врача!». Приходилось бежать в ту сторону. Скольким людям оказали помощь? Никто из них не подсчитывал. Раненые исчисляются десятками. Но тогда, понятное дело, было не до счета. В основном мы помогали гражданским лицам. Немногочисленные боевики в случае ранения отвозились на автобусах к Дому Советов – там у них был свой медпункт. Наш санитар Володя Савельев на пару с одним частником вывез из зоны огня в институт Склифосовского нескольких тяжело пострадавших."

Владимир Савельев, тогда рабочий типографии, активист Партии труда, сейчас офицер полиции, сотрудник информационного центра:
"Когда началась стрельба, нам закричали, что есть раненые. У нас были носилки, и мы принялись им помогать. Вокруг народ стал разбегаться. Вооруженных боевиков было очень мало – по телецентру ответный огонь вели десять или, может быть, пятнадцать автоматов от силы. Раненых отвозили в «Склиф». Первый человек, которого мы привезли, оказался мертвым. Говорили, что он был одним из тех, у кого было оружие. Остальные, которых мы привезли, не были боевиками. Это были безоружные ребята, студенты. Среди них был корреспондент французского фотоагентства Владимир Сычев, был студент из МГУ, с биологического факультета, и еще несколько, фамилии которых я не запомнил.
В Останкино шла непрерывная стрельба, в темноте летели трассирующие пули. Люди, в основном молодежь, прятались около оград, идущих вдоль улицы Королева к телебашне. Мы видели, как туда подъехал бэтээр, разрушив баррикаду, которая, как я слышал, была сооружена по приказу Ильи Константинова против войск, шедших на подкрепление к осажденным.
У меня была повязка с красным крестом, и поэтому нас пропускали, нашу машину уже знали. Потом нас стали останавливать, говоря, что из телецентра уже стреляют по «Скорой помощи». В это время вернулись два парня в белых халатах, которые оказывали помощь, и подтвердили, что идет прицельная стрельба по тем, кого хорошо видно, то есть по санитарам."

Утром 4 октября сандружинники собрались снова. Добирались до здания «Мемориала» долго, поскольку метро работало с большими интервалами и поезда проскакивали, не останавливаясь, ряд станций. Центр Москвы жил обычной будничной жизнью, только Тверскую улицу перегородили баррикады сторонников президента, а со стороны Садового кольца доносились глухие раскаты шедшего там боя. Разбившись на пары (так было больше шансов просочиться незамеченными), двинулись в сторону Нового Арбата. Переулками вышли на перекресток с улицей Чайковского. Везде громоздилась бронетехника, бегали стрелки в касках и бронежилетах, стрелявшие снизу вверх – по засевшим на чердаках «снайперам». Время от времени слышался грохот со стороны Дома Советов и набережной. Пройти сквозь оцепление удалось лишь двоим сандружинникам – Станиславу Маркелову и его школьному другу Павлу, причем они пробрались туда на «вражеском» автобусе, прикинувшись ярыми сторонниками президента. На ходу они переагитировали каких-то возмущавшихся расстрелом из танков ельцинистов, и дальше продолжали действовать как санитары в составе Второго отряда медицинской помощи. По мнению Маркелова, «второй» номер был взят по причине первичности дружины имени Волошина.

Когда утром 5 октября сандружинница Ольга Трусевич пришла на Краснопресненскую набережную, здесь еще лежали неубранные трупы. Знакомые ребята сообщили ей, что добровольцы-врачи и санитары вынесли с первого этажа из здания парламента около семидесяти раненых и 30-40 трупов. Тела убитых и умерших от ран складывали на набережной возле магазина «Автозапчасти». Другая часть сандружина достигла подступов к Дому Советов со стороны Дружинниковской улицы. Здесь также лежали еще не вывезенные в морг тела убитых с покрытыми лицами. Повстречавший сандружинников патруль произвел тут их наружный досмотр, и символически отобрал у Ярослава Леонтьева защитную сумку с противогазом, полученную им в Доме Советов в ночь с 20 на 21 августа 1991 года.

Взгляд Ярослава Леонтьева через 20 лет:
"Сейчас, как и тогда, я считаю, что обе стороны были «хуже» и стоили друг друга. Кстати, не станем забывать о том, что Руцкой и особенно Хасбулатов являлись выдвиженцами Ельцина, его деятельными соратниками по августу 1991 года, когда Руцкой руководил обороной Дома Советов. Об этом на недавнем круглом столе в «Мемориале» напомнила известная испанская журналистка Пилар Бонет. С исторической точки зрения Борис Ельцин и его окружение совершили самый настоящий «термидорианский» переворот по отношению к народно-демократической революции, которой закончилась Перестройка.
Позиция, которую я как социалист-народник должен был занять в ситуации, когда «паны дерутся, а у холопов чубы трещат», была подсказана мне антивоенной статьей левонароднического идеолога и публициста начала ХХ века Иванова-Разумника «Испытание огнем». Анализируя в ней империалистическо-геополитические стратегии стран-участниц I мировой войны, включая Российскую империю и Французскую республику, публицист высказывал мысль, что эта война – «чужая» для социалистов, и их позиция может заключаться в оказании помощи раненым и беженцам. Также мне и некоторым моим товарищам по сандружине импонировала позиция лидера социал-демократов-меньшевиков Мартова и исполнительного органа профсоюза железнодорожников Викжель в дни противостояния в октябре-ноябре 1917 года, настаивавших на переговорах действующих с оружием в руках сторон.
Вместе с группой соратников по Товариществу социалистов-народников мы попытались обозначить нашу позицию задолго до октябрьской развязки. Если не ошибаюсь, 23 февраля 1993 года, через год после первого неоправданно-жестокого разгона митинга ветеранов, когда силы «правопорядка» срывали со стариков боевые награды, избивали, швыряли на асфальт, – мы небольшой группой с красным знаменем и плакатом «Третья сила – это сила!» поочередно посетили два альтернативных митинга. На Манежной площади митинговали так называемые «красно-коричневые», около здания Верховного Совета – почему-то, наоборот, собрались сторонники Ельцина (вероятно, эта площадка пока еще ассоциировалась с бескровной победой демократии в августе 1991 года). Наша акция-перфоманс заключалась в привлечении к себе внимания с целью поиска людей со схожей позицией. Но, если на митинге оппозиции мы просто вызвали недоумение да и только, то от ельцинистов мы услышали угрозы физической расправы и требование «немедленно убрать красную тряпку», несмотря на то, что знамя у нас было н с коммунистической символикой, а с эсеровским лозунгом «В борьбе обретешь ты право свое!». Так что к сентябрю 1993 года лично для меня все уже было предопределено.
Надо сказать, что к этому времени я знал, что группа моих единомышленников далеко не одинока. Имелось уже немало разочаровавшихся в антинародном, антисоциальном характере реформ и в личном популизме Ельцина людей демократических взглядов, глубоко возмущенных издевательско-наплевательским отношением Гайдара и младолибералов к простым людям, особенно к старшему поколению. У этой демократической оппозиции наметились свои неформальные лидеры – наподобие профессора-экономиста из МГУ Александра Бузгалина и историка и политолога Дмитрия Фурмана из Института Европы РАН, позже вставших во главе Движения в защиту демократии и прав человека. К людям подобной позиции принадлежали выдающийся историк и мыслитель Михаил Яковлевич Гефтер, журналисты Анатолий Костюков, Лев Сигал, Елена Дьякова (сейчас заведует рубрикой «Культурный слой» в «Новой газете»). По крайней мере, на словах той же позиции придерживался Глеб Павловский. Внутри «Мемориала» схожую позицию (кто-то с теми или иными оговорками) занимали Олег Орлов (сейчас возглавляет Правозащитный центр «Мемориал»), участник первой диссидентской демонстрации на Пушкинской площади в декабре 1965 года Дмитрий Зубарев, арестованный по делу антисталинской молодежной группы Виктор Антонович Булгаков (в 1993 году депутат Моссовета), Виктор Коган-Ясный, Александр Черкасов, Александр Соколов, которые, правда, пребывали в явном меньшинстве. В старейшей к тому времени партии «Демократический союз» оппозиционное меньшинство составляли Дмитрий Стариков (вставший непосредственно в ряды защитников Верховного Совета), Владимир Матвеев, Александр Майсурян (действовал с нами в сандружине), Евгений Фрумкин, занявшие непримиримую позицию по отношению к Валерии Новодворской. С нами были заодно многие анархисты, социалисты и социал-демократы, в том числе Борис Кагарлицкий, Вадим Дамье, Андрей Колганов, Михаил Малютин, Александр Абрамович, Борис и Галина Ракитские. Наконец, можно вспомнить знаменитое парижское письмо троих легендарных диссидентов, наблюдавших за происходившим в Москве с «того берега». Высказанные Андреем Синявским, Владимиром Максимовым и Петром Егидесом мысли были и остаются, с моей точки зрения, безупречными. Хорошо помню о том, какое неизгладимое впечатление произвела публикация этого письма в «Независимой газете» Виталием Третьяковым. Помню и слова из позднейшего выступления Андрея Донатовича Синявского в «Мемориале» в мае 1996 года, которое сам и организовывал: «С победой свердловской демократии история повторилась. Снова цвет российской интеллигенции встал на сторону власти. Сначала поддержал гайдаровский грабеж, а потом ельцинский расстрел Белого дома. Приговаривая при этом: «Молодец, Боря! Жми, Боря! Давай-давай, Боря, дави их всех, которые не с нами!». А замечательная русская актриса Нонна Мордюкова на какой-то из встреч с Ельциным чуть не прослезилась: «Вы так устаете, дорогой Борис Николаевич, приходите к нам отдыхать». И никто не подумал о том, что скажут дети и внуки, и не будут ли они нас судить?». Помню также возражения в ответ на письмо «властителей дум» из Парижа Ларисы Богораз, и неожиданный ответ ей самой из-за океана Павла Литвинова, по сути солидаризовавшегося с письмом парижан (оба текста были опубликованы в газете Мемориала «30 октября»).
А те самые «дети и внуки» спустя десять лет ответили на ельцинский «термидор» и путинский «брюмер» появлением новой уличной, внесистемной оппозиции в лице неукротимых нацболов Лимонова, «маршей несогласных», Стратегии-31, произрастающих как грибы организаций «антифа», анархистов, социалистов и леволибералов, Болотной площадью и «Оккупай-Абаем». С другой стороны, они ответили дикостями Манежной площади 11 декабря 2010 года и в Бирюлеве, ростом неофашистских организаций, «Русскими маршами» и террористическим подпольем, жертвой которого стал Станислав Маркелов.
Что касается памяти, которую оставила по себе наша санитарная дружина, то пусть об этом лучше за меня скажут уважаемые современники.

«Вообще-то пуля ходила за ним с самого начала нашего знакомства. С 3 октября 1993 года, когда Стас бегал по Москве и таскал раненых. А что еще было делать среди общего безумия? Группа молодых людей из числа «левых» вспомнила Максимилиана Волошина, организовала «медбригаду».
Когда в его родном городе началась война, девятнадцатилетний Стас Маркелов, хиппи с собранными в «конский хвост» волосами, тусующийся с «анархами» студент-юрист, оказался на своем месте: не в окопах и не на баррикадах, не на той или другой стороне, а между ними. Помогал всем – сначала избитым солдатам, потом раненым демонстрантам. Наверное, лучший, если не единственный способ сохранить себя, когда всех вокруг охватило безумие. По той же причине оказались на улицах Москвы и «мемориальцы», и делали то же дело – так и познакомились» (Из статьи Александра Черкасова «На передовой»[1]).

«Что касается Стаса, то подчеркну, что он не был одиночкой. Это же была целая «Санитарная дружина им. М.Волошина», куда входили люди разных убеждений и принадлежавшие к разным организациями. И вот их-то позиция – оказывать помощь раненым, независимо от того, на чьей стороне они сражались, или просто прохожим, случайно попавшим «под замес» – единственно бесспорная в той ситуации двадцатилетней давности.
Может, еще совместное письмо Владимира Максимова, Андрея Синявского, Петра Егидеса заслуживает такой же оценки». (Из интервью Павла Кудюкина[2] интернет-проекту Объединения солидаристов-корпоративистов Народно-Трудового Союза (НТС) «Народная трибуна»[3])

[1] Стас Маркелов: Никто кроме меня. М., 2010. С. 289. – Об участии Маркелова в событиях см.: видеоролик: http://www.youtube.com/watch?v=ipizhyYpPhY
[2] Павел Михайлович Кудюкин – один из основателей Социал-демократической партии России, политзаключенный в 1982-1983 гг., федеральный заместитель министра труда и занятости населения в правительстве Гайдара с ноября 1991 г. по март 1993 г.
Источник: http://russie.hypotheses.org/1373

С авторского согласия Владимира "Длинная пуля" Платоненко , по частям выкладываю роман посвящённый событиям октября 1993-го "Ночь с двадцать первого на пятое"

http://anarhia.club/forum/viewtopic.php?f=92&t=30771&sid=648f59885744b4f6d81882cacd3f0f9f

Добавлю , роман рекомендован к прочтению самим Петром Рябовым .