Революционеры системы дежурств

павел карпец

26-02-2014 16:09:35

Система дежурств была нужна для обороны земледельцев от враждебных кочевников. Систему разъедали несправедливость и следующее за ней неравенство . Они породили огромную рабовладельческую Римскую империю , подавившую нормальный рост соседних государств и племен . По-другому развивались северные европейцы , осознавшие необходимость более жесткой самоорганизации , отступив под натиском римской агрессии до североатлантического побережья . Северяне отличались слабовыраженным социальным неравенством и ярко выраженным либерализмом , этому способствовали до конца не изжитый менталитет первобытных охотников , не нуждающихся в рабах , общая бедность ,из-за рискованного на севере земледелия и неприятие образа жизни вражеской рабовладельческой Римской империи. В ходе войны империя распалась на западную католическую и восточную православную части . Кочевые племена арабо-берберов оттеснили католиков в горные области, татаро-монголы оттеснили православных в леса и болота .В этой ситуации помог научно-технический прогресс северных европейцев - в руки соседей-христиан попало огнестрельное оружие .Кочевников прогнали ,создали резервации и освоили евразийскую степь , Америку и др. .
Несправедливость порождала революции. На вновь освоенных землях революционное движение приобрело гораздо больший размах , чем тот, который был у революционных движений прошлого. Перемены объяснялись географической удаленностью от оплотов монархизма , молодостью новых органов власти и более богатой материально-технической базой. Также в ряду перемен стояли две новые революционные теории - марксизм и анархизм.Марксисты отстраняли от власти сразу весь правящий класс или буржуазию ,и приводили к власти класс угнетенных или пролетариат, но приводили на время пока не будет построен коммунизм, или утопическая страна ,где все совершенно счастливы. Анархисты , критикуя марксистскую теорию , предсказывали порождение диктатурой пролетариата новой буржуазии. В ходе революции анархисты делили участие в администрировании поровну между , теперь уже бывшими, угнетателями и угнетенными . Древнегреческое слово АНАРХИЯ состоит из приставки АН (по-русски - БЕЗ)и корня АРХИЯ(по-русски - АРШИН или ШКАЛА ,на которой каждое деление обозначает не длину, вес или температуру, а звание, ранг или класс человека). То есть буквально АНАРХИЯ переводиться, как БЕЗ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО НЕРАВЕНСТВА или ,проще ,ЗА РАВЕНСТВО И СПРАВЕДЛИВОСТЬ. Революционеры прошлого отстраняли от власти часть правящего класса. Такие революции можно было бы называть буржуазными и , в зависимости от конечных целей революционеров - правобуржуазными или либерально буржуазными.
Весной 1871 года, во время франко-прусской войны, после серии восстаний , приведших в конце концов к власти либерально буржуазное правительство, была провозглашена революционная Парижская Коммуна(отказавшиеся подчиняться гвардейцы, правобуржуазные якобинцы, марксисты и анархисты).Правительственные войска двинулись на Париж и на поддержавшие восстание города французского юга. 25 марта без боя сдалась Тулуза, 31 марта восстание подавили в Нарбонне, 4 апреля в Лиможе и ,после ожесточенного артобстрела в Марселе. 18 апреля восстание подавили в Бордо. В ходе подавления восстания погибли 30000 повстанцев, потери правительственных войск составили 1000 человек.
Если социальной базой либерально буржуазных революций были переселенцы на освоенные земли кочевников, если социальной базой марксистской революции были проигравшие в революции либерально буржуазной, то социальной базой анархистской революции было коренное население исторических христианских областей , более других пострадавших от нашествий кочевников и на этом основании дискриминируемые со стороны чистокровок . Анархисты Каталонии и Украины понимали вред правобуржуазных идей в условиях своей малой родины, в тоже время они не верили марксистам , лучше испанцев и русских понимая, что диктатура пролетариата , чем бы она не оправдывалась - это прежде всего диктатура. Победа марксистов в Испании или России не сулила каталонцам и украинцам ничего, кроме того же самого диктата , исходящего из того же Мадрида или Москвы.
В 1936 году, во время парламентских выборов в Испании, Федерация Анархистов Иберии призвала своих сторонников отдать голоса за либерально буржуазный Народный Фронт, то же самое призвали сделать своих сторонников марксисты и правобуржуазные партии басков и каталонцев,этот необычный для анархистов тактический ход был нужен для продолжения революционных преобразований, которым угрожала возможность прихода к власти монархистов. Одержав на выборах победу революционеры продолжили начатое, однако мирная революция натолкнулась на ожесточенное сопротивление. 18 июля генерал Кейпо де Льяно захватил власть в Севилье, но 19 июля в столице Каталонии Барселоне анархисты отбили атаку генерала Мануэля Годеда , фактически установив каталонскую анархию, просуществовавшую до весны 1937 года и оккупированную при поддержке танков и авиации, но не монархистами, а не признавшими независимость анархистской Каталонии , бывшими союзниками из Народного Фронта. Сам Народный Фронт продержался до весны 1939 года и был разгромлен войсками монархиста Франко.
Осенью 1917 года, после серии проигранных восстаний, во время первой мировой войны , в Петрограде была провозглашена власть Советов(отказавшиеся подчиняться солдаты и матросы, либерально буржуазные партии, марксисты и анархисты),власть в Закавказье и на севере Украины захватили правобуржуазные партии, юг Украины контролировали анархисты , по итогам мировой войны были отданы Финляндия, страны Прибалтики, Польша и Молдавия. Мирная революция столкнулась с ожесточенным сопротивлением монархистов. В ходе начавшейся гражданской войны марксистская красная армия установила диктатуру пролетариата на всей территории бывшей Российской империи, переименованной в Союз Советских Социалистических Республик. В ходе установления диктатуры пролетариата были уничтожены или захвачены подконтрольные бывшим союзникам марксистов по власти Советов, организации и области. За последующие 40 лет к марксистскому лагерю добавился ряд стран Европы, Азии, Африки и Латинской Америки. Однако в дальнейшем правительство СССР отказалось от строительства коммунизма и , как и предсказывали анархисты превратилось в правобуржуазное.
Таким образом первая половина 20 века стала для анархизма решающей. Анархисты перешли грань между теорией и кровопролитием, решительно заявив себя опаснейшими врагами грабительских режимов всех времен и народов. Грабительские режимы ответили анархистам тем же самым.Сталинские репрессии в СССР и франкистские репрессии в Испании предали забвению даже само слово АНАРХИЯ , предельно исказив его изначальный смысл.Советская перестройка, демонтаж франкистского режима ,звукозаписи с поэзией английских панк-рокеров реабилитировали память погибших борцов.Но какие же перспективы у анархии? Да здравствует социальная революция . Анархия - мать порядка.

hil-hil

26-02-2014 17:21:55

абзац где?

если -бы в сознании человека укоренилось понятия, вернее тождество понятий работа в власти и нелегкий труд (а то и небезопастный и вредный, ) , то наверняка желающих покормится за счет налогоплательщиков стало бы меньше.

пс. на счет украинского холивара - мне кажеттся именно такое и планирует майдан, контроль и нагрузка органов власти всех уровней и служб.

Шаркан

26-02-2014 19:38:42

hil-hil писал(а):мне кажеттся именно такое и планирует майдан

планы окажутся пшиком, если люди сдадут оружие. Даже если станут ждать дозволения об оружии - то же самое!

блин, наши старики оказались снова правы. ПРЕДВАРИТЕЛЬНыМ лозунгом - до всяких там "вся власть майданам" и "социализация собственности" нужно громко орать:
вооружайтесь! если вооружились - не сдавайте, не прячьте, а юзайте!
viewtopic.php?p=383941#p383941

Дмитрий Донецкий

27-02-2014 19:20:02

павел карпец писал(а):Система дежурств (государственная власть ) была нужна для обороны земледельцев от враждебных кочевников.


История с вами не согласна. Первые государства возникли когда кочевники захватили города и селения первых земледельцев и установили там свои порядки. Внешние, а не внутренние, как было до завоевания.

павел карпец

03-09-2014 17:00:19

павел карпец

28-01-2015 14:36:38

Дмитрий Донецкий писал(а):
павел карпец писал(а):Система дежурств (государственная власть ) была нужна для обороны земледельцев от враждебных кочевников.


История с вами не согласна. Первые государства возникли когда кочевники захватили города и селения первых земледельцев и установили там свои порядки. Внешние, а не внутренние, как было до завоевания.
Да . Правильно .
Поэтому сейчас я "государственную власть" вычеркну .
Заодно все слова "коммунизм" ," коммунистический" , "коммунисты " поменяю на "марксисты".
Слово "власть" на "администрирование" .
"Социализм" тоже вычеркну .

павел карпец

11-04-2018 19:23:45

.
Добавлено: 04.04.2018 20:11
"Система дежурств"...
Нда...
...Собственно , почему именно "система" ? И почему именно "дежурств" ?
...Ну , да ладно...
..."Она была нужна для обороны земледельцев от враждебных кочевников"...
...Короче , суть сказанного примерно такова : всё ( всё - это то есть противостояние анархизма и государственничества , как двух ( чуть не сказал "двух классов-антагонистов" ) прям-таки полярно противоположных тенденций в культурном , социальном , политическом , идеологическом и каком угодно развитии общества ) началось с развитием оседлого земледелия ( то есть вот так вот просто , без метафизики и тов. Букчина с его " поворотными пунктами" , "подъёмом воинов" , "возникновением города , национального государства и капитализма" и пр....Соответственно , кочевников из списка проблем между государственничеством и анархизмом исключаем... Всех этих первобытных охотников , собирателей , рыболовов , а также скотоводов - исключаем из системы дежурств , потому что , в принципе , не нужно им было никакое дежурство ; охранять , собственно , по-большому счёту , было нечего , так как кочевали они повсюду , где произрастали объекты их собирательского промысла и водились объекты их охотничье-рыболовного и , как следствие , оленеводческо-скотоводческого промысла . В этом смысле , все наше первобытнообщинное прошлое ( как культурная , общественно-социальная и т.д. , организация ) , было , по-большому счёту равнозначно социальной организации у животных ( если , конечно , организацию животных можно назвать организацией ) ...
Соответственно , все проблемы между анархизмом и государственничеством начались с возникновением оседлого земледельческого посёлка , как следствие - с возникновением излишков урожая , как следствие - с возникновением возможности этими излишками манипулировать , и т.д. , и т.п. , что в совокупности со всеми факторами , которые были прекрасно описаны товарищем М.Букчиным , но не имеющими с моей , тяготеющей к вульгаризму , точки зрения , решающего значения , дало возможность говорить о начале постепенного перехода человечества из животного , кочевого и первобытнообщинного состояния в состояние качественно иное , которое я и обозначил таким немного нелепым ( каким он мне показался пару дней назад через четыре года после создания темы - ЕФА уже неделю недоступен , чёрт ) термином СИСТЕМА ДЕЖУРСТВ .

Добавлено: 04.04.2018 22:27
Итак , систему дежурств "разъедали несправедливость и следующее за ней неравенство. Они породили огромную рабовладельческую Римскую империю ,подавившую нормальный рост соседних государств и племен."
То есть...то есть наши оседлые и земледельческие системы дежурств сразу же оказались на первом поворотном пункте истории ( по Мюррею Букчину это был подъём воинов ) и так или иначе выбор между солидарностью и конкуренцией , справедливостью и произволом , самоуправлением и государством , равенством и иерархией , свободой и угнетением был сделан . И это был расцвет великой рабовладельческой империи Рима .
Далее у меня : "По-другому развивались северные европейцы, осознавшие необходимость более жесткой самоорганизации ,отступив под натиском римской агрессии до самого североатлантического побережья. Северяне отличались слабовыраженным социальным неравенством и ярко выраженным либерализмом, этому способствовали до конца не изжитый менталитет первобытных охотников, не нуждающихся в рабах, общая бедность, из-за рискованного на севере земледелия и неприятие образа жизни вражеской рабовладельческой Римской империи."
Здесь имеется ввиду та средневековая европейская культура , которая дала толчок научной революции . К ней часто отсылал Петр Алексеевич , а у Букчина она была обозначена , как третий поворотный пункт истории в главе "Возникновение национального государства и капитализма".
Добавлено: 04.04.2018 23:33
Ну а там , где третий поворотный пункт истории , там , естественно , и четвёртый . Но у меня с товарищем Мюрреем разные задачи , поэтому его четвёртый пункт характеризуется вот этой его цитатой : "дверь , через которую Новые Левые могли открыть дорогу будущего....все ещё ходит туда-сюда на своих петлях" ,
а мой пункт номер четыре это всего лишь освоение Сибири казаками и параллельное ему освоение Америки ковбоями . Американский День Независимости был первой по-настоящему крупной и важной победой повстанцев в мировой истории . Напротив , казацкое сопротивление в России было потоплено в крови и это стало фактором в ходе истории российского , французского и испанского сопротивлений и , непосредственно , АНАРХИЗМА .

Добавлено: 05.04.2018 18:39
И тут вы спросите : почему ? Почему это , интересно, разгром российского казачества и победа американского повстанчества это важный фактор в истории сопротивления и анархизма ? Как это все повлияло на французскую , испанскую и российскую революции ?
Ну , во-первых имел место экспорт революции из Нового света в свет старый . И различия между французским , испанским и российским вариантами в том КАК именно власти держали этот удар , этот экспорт американской революции на европейский континент . Забегая вперёд надо сказать , что выйти из этой передряги с честью удалось лишь испанскому государству ( недавние репрессии против каталонского нац.-освободительного движения живо напомнили нам о том , что фашист Франко жив в сердцах испанской власти ! А ведь на дворе 21 век .).
Хуже всех пришлось властям российской империи . Аукнулся нашей истории палач пугачёвцев граф Суворов ; из глубины сибирских руд материализовались проклятья декабристов . И ведь крепостное право отменили , и столыпинскую реформу провели , но...подвела империалистическая . Убедившийся на четвёртом году окопов и непрекращающейся крови в том , что такое политика государства , народ встал на дыбы и просто ликвидировал российский истиблишмент . Вы слишком долго тянули , господа . И в этом смысле истеблишмент французов был более изворотлив .

Добавлено: 05.04.2018 19:30
Теперь по анархии , анархизму и анархистам .
Собственно , тот самый американский экспорт революции не нес в себе анархической составляющей , в смысле сформулированного отношения повстанчества к государству как к принципу . За океаном всё решилось в пятнадцать лет войны с британской метрополией и это всё подразумевало в первую очередь всеобщую свободу делать бабки . Имхо это убило американский анархизм в зародыше - его туда завезли уже обратным рейсом из Франции .
Французская революция это , как известно , вопрос дискуссионный и ещё как дискуссионный . Единственное , можно с уверенностью сказать , что пятнадцатью годами ( как в Америке ) дело не обошлось , но при этом французский истеблишмент , пусть с небольшими потерями , но выжил ( в отличие от российского истеблишмента ) . Все это создало почву для достаточно свободного , пестрого и разнообразного политического , идеологического и философского поиска молодого рабочего движения , пролетарского повстанчества Франции и , наконец , разродилось анархистскими манифестами Пьера-Жозефа Прудона: от критической , конца 1830-х "Что такое собственность" до конструктивной , середины 1860-х "О политической способности пролетариата" .

Добавлено: 05.04.2018 20:58
Остаётся Испания .
Как известно просвещенная британская метрополия в истории сопротивления и анархизма занимает , в общем-то , довольно скромное место . Все дело в британской просвещенности , берущей своими истоками те самые , любимые Кропоткиным и Букчиным , свободолюбивые средневековые европейские города . Соответственно с потерей Соединенных Штатов на туманном Альбионе в этом отношении изменилось немногое .
Совсем по-другому обстояли дела в не просвещённой испанской метрополии в эпоху весёлых бесчинств Симона Боливара и других знаменитых повстанческих командиров в испанских колониях Латинской Америки . Потеря Испанией своих американских колоний оказала на испанский истеблишмент влияние в том смысле , что он по мере сил , старался уже больше ничего не терять , чему в том числе способствовала довольно изолированная и небольшая географическая местность Пиренеев ( в отличие от бескрайних просторов России ) и барселонские бакунисты так и не смогли , по примеру российских единомышленников , ликвидировать свою социально-политическую элиту , ни в 1873-м , ни в 1936-м .

Добавлено: 05.04.2018 21:43
Теперь интересно . Пока что про анархистов было сказано только то , что их движение зародилось во Франции . А никто не обращал внимания на то , что все крупнейшие анархо-повстанческие движения развивались на национальных окраинах ? Например во французском случае это в основном окситаноязычный юго-восток ( родной город Прудона Безансон , два крупнейших чернознаменных восстания в Лионе , наконец Юрская федерация Интернационала ).
Что такое анархизм в России ? Это в первую очередь махновская Революционно-Повстанческая Армия Украины . Что такое анархизм в Испании ? Это в первую очередь анархо-синдикалистская НКТ каталонской Барселоны . Окситания во Франции , Украина в России и Каталония в Испании - вот где родился и вырос анархизм - на национальных окраинах великих держав , а не среди столичных титульных национальностей . Что это значит ? Не знаю .

Добавлено: 05.04.2018 21:57
Всё . Всё что хотел прокомментировать - прокомментировал . Но в сюжете осталась одна интрига - ведь если , как было написано , россияне ликвидировали свой истеблишмент , то что же они так до сих пор и живут при...при анархии ??? Но это уже отдельная тема про Гражданскую войну , историю СССР , перестройку , ГКЧП , разгон Верховного Совета , ельцинизм , путинизм и т.д. и т.п.
А я хотел бы только поблагодарить группу "Алиса" , Егора Летова и Петра Рауша , за вклад в развитие современного анархизма .

NT2

12-04-2018 07:55:44

я, увидев название темы, совсем про другое подумал.
а именно, что "система дежурств" непрохое сжатое описание способа функционипования анархообщества в его социалистическом этапе: люди берут "вахты" исполнения нужных деятельностей.

а оно оказалось другое, бо я совсем забыл про эту тему, решил что новая

павел карпец

12-04-2018 19:08:49

А я это и имел ввиду . Но только не как функционирование именно на "социалистическом этапе" , а как вообще функционирование любого оседлого земледельческого ( а и современный этап и социалистический этап также ведь имеют основой это самое земледелие) . Просто "вахты" , которые брали и берут люди оказывались и оказываются порой настолько неравноценными , что это приводило и приводит к разным эксцессам , наподобие государства , неравенства и угнетения ,которые нуждаются в революционных переменах .
Скрытый текст: :
Шаркан , я пока ЕФА был недоступен , в попытке понять причину , начал интересоваться окружающими сайтами , например "Народная самооборона" , "Махно ру" ( кстати xecudu это не я ) и др. и выяснил , что у меня с тобой одинаковые знаки гороскопа , и европейского , и восточного . Как думаешь , может это говорить о каких-то общих чертах характера , например ?

NT2

12-04-2018 19:38:39

Ну, для того, чтобы вахты не порождали гадостей, сама система должна быть защищенной от скатывания к таковым. Например если нет правительства, пусть даже "вахтенного", уже хорошо :-)

Не знаю, очень возможно, хотя механизм такого сходства характеров мне все еще неясен, а должно иметься рациональное объяснение.

павел карпец

07-11-2019 11:22:47

Перечитал и что-то не очень понравилось . То-ли матчасти не хватает , то-ли словарного запаса...

Пишу на досуге третий вариант .

Революционеры системы дежурств.
Первое , что бросилось в глаза , это коллизии между букчинством из 20-го века и американской войной за независимость , конца века 18-го . Отсюда и начну .

Для меня война за независимость Америки (буржуазная революция , если угодно) это первая великая победа революционеров над государством . И в этом смысле оформление анархизма , как идеологии , имеет своим истоком именно американскую революцию имхо .
Но вот , читая М.Букчина , замечаю , что он-то , собственно сам будучи американцем , особых восторгов по поводу американской свободы не выказывает . Так , мельком , что-то о йоменах Новой Англии:
"Но идея конфедерации никогда не умирала.... Она вновь возникла в конфедерациях, которые попытались создать радикальные фермеры в Новой Англии после Американской революции"
"Идеалы свободы теперь вновь утверждались в местном домарксистском революционном проекте - в языке, который будет понятен...... возможно, даже радикальным йоменам Американской революции"
(М.Букчин "Реконструкция общества")

(По-видимому , это о событиях , известных как восстание Шейса) .

Возможно , коллизия в том , что я хотел противопоставить сталинской , постсталинской и ельцинско-путинской реакции (идеологической реакции , конечно-же) , реакции , которая стремится стереть память о революциях прошлого и , тем самым , подорвать надежды на революцию в будущем , я хотел противопоставить СЛОВО об , в том числе , американской революции . А Букчин не жил в условиях постсталинизма и путинщины , он никому не собирается доказывать , что он не верблюд , поэтому он просто пишет историю анархических идей и особо не акцентирует на великих военных победах отдельных рев. движений . История США , для Букчина , это просто продолжение того , что он называет "историческим прорывом капитализма в Англии": "И только исторический прорыв капитализма в Англии дал этой экономике национальную и, в конце концов, глобальную верховную власть."
(Там же)
.

Дело было так .
Великий и свободный европейский хиттерланд(hitterland-тыл, районы удалённые от моря) , сперва отбился от Римской империи , а затем проделал путь от средневековых городов до буржуазной революции . Главные действующие лица европейского средневековья это :*Третье сословие(народ и нарождающаяся из народа буржуазия)
*Феодалы(аристократия)
*Национальное государство(монархи)

Дальше было вот что:"...когда возникли такие сильные короли, как Генрих II в Англии и Филипп Август во Франции, королевское правосудие и бюрократы начали проникать в самые отдаленные районы и все глубже охватывать повседневную людскую жизнь. Не стоит и говорить, что "королевское правосудие" приветствовалось простолюдинами, а его вершители являлись буфером между высокомерными аристократами и подвластными им массами. Раннее развитие национального государства было отмечено обещаниями и ожиданием облегчения."
(М.Букчин "Реконструкция общества")


При этом: "Неравенство в благосостоянии в конечном итоге позволило ремесленникам перекрыть путь подмастерьям и превратить свои гильдии в привилегированные общества для себя и своих сыновей. Но это не было в порядке вещей. В большей части Европы гильдии назначали цены, определяли качество и количество производимого товара, и были открыты для подмастерьев, которые со временем, могли надеяться стать полноправными мастерами. Эту, регулировавшую рост систему, с трудом можно назвать капиталистической. Работа выполнялась в основном вручную в маленьких магазинчиках, где мастер сидел бок обок с подмастерьем и служил нуждам ограниченного, и в высшей степени персонифицированного рынка."

(...)

" Европа, очевидно, была центром в высшей степени смешанной экономики, но не капиталистической, и ее технология несмотря на сильное продвижение вперед во времена средневековья, все еще основывалась на ручной деятельности, а не на индустрии. Даже массовая продукция, такая, как на огромном оружейном арсенале в Венеции (там использовалось 3 тыс. рабочих), привлекала ремесленников, каждый из которых работал в весьма традиционной манере в маленьких помещениях и магазинчиках.
Необходимо подчеркнуть особенности мира, непосредственно предшествовавшего Индустриальной Революции, так как они в значительной степени обуславливали изменения, которые начались в Европе. Еще до возникновения монархии Стюартов в Англии, Бурбонов во Франции, Габсбургов в Испании, в Европейских городах имело место огромное количество автономий. Особенно итальянские и германские города, без сомнения, исключительные, сформировали мощные самоуправляемые государства, развиваясь в политических формах от простых демократий в более ранние годы к олигархиям в позднейшие периоды. Они также создавали конфедерации для борьбы с местными лордами, иноземными захватчиками и абсолютными монархами. В эти века городская жизнь процветала - не только экономически, но и культурно. Горожане в основном были обязаны хранить верность, в первую очередь своему городу, и лишь во вторую - территориальным лордам и возникающим нациям.
Рост власти национального государства после XVI века стал в той же мере источником конфликтов, как и источником возможности контроля над неуправляемыми аристократами. Попытки монархов навязать королевскую верховную власть маленьким и крупным городам привело к началу эры близких к восстаниям нападок на представителей короны. Королевские записи уничтожались, на чиновников нападали, а их конторы разрушали. Хотя сам монарх пользовался традиционным уважением как глава государства, его указы зачастую игнорировались, а его представителей только что не линчевали. Фронда, ряд конфликтов, спровоцированных французской аристократией и парижскими бюргерами в связи с растущей королевской властью во времена юности Людовика XIV, фактически разрушили абсолютизм и выгнали юного короля из Парижа, пока монархия не вернула себе обратно свою власть.
Кроме этих восстаний, мы видим во многих областях Европы растущее сопротивление вмешательству централизованного национального государства в то, что являлось прерогативой больших и малых городов. Эти муниципальные восстания достигли пика в начале XVI в., когда города Кастилии поднялись против Карла II Испанского и попытались создать собственно муниципальную конфедерацию. Борьба, длившаяся больше года, закончилась поражением городов Кастилии после ряда сокрушительных побед, одержанных над ними, и это поражение означало экономический и культурный упадок Испании длившийся почти три века. Несмотря на то, что испанская монархия шла в авангарде королевского абсолютизма в том веке и играла ведущую роль в европейской политике, восстание городов - или Communeros, как называли их сторонников - дало возможность альтернативного пути в развитии на континенте, наряду с национальными государствами: а именно, создание конфедерации больших и малых городов. Европа действительно какое-то время колебалась между этими альтернативами и становление национальных государств приобрело преимущество над конфедеральным путем развития не раньше XVII века.
Но идея конфедерации никогда не умирала. Она просматривалась у радикалов в Английской Революции, которых как и "Швейцарских анархистов" осудили последователи Кромвеля. Она вновь возникла в конфедерациях, которые попытались создать радикальные фермеры в Новой Англии после Американской революции. И, вновь, во Франции, в движениях радикальных секций - соседских ассамблей Парижа и других французских городов, созданных во время Великой Революции - и, в конце концов, в Парижской Коммуне в 1871 году, которую называли "Коммуной коммун"; и в разрушении национальных государств.
Во время эры, непосредственно предшествовавшей образованию национального государства, Европа спокойно стояла на развилке исторической дороги. Находясь в зависимости от судеб коммунерос и сенкюлотов, составлявших парижские секции в 1793г., будущее национального государства зависло в неподвижности. Если бы континент пошел по пути городских конфедераций, его развитие имело бы социально более благоприятное направление, возможно, даже в более революционной, демократической и кооперативной форме, чем оно происходило в XIX и XX веках."
(Там же.)


Ну , и на этом фоне происходит исторический прорыв капитализма в Англии .

Вот что пишет об этом Букчин:
"Но капитализм, как и национальное государство не являлся -ни ''необходимостью", которой невозможно было избежать, ни "предпосылкой" создания кооперативной или социалистической демократии.
В самом деле, серьезные силы сдерживали его развитие и влияние. Как рыночная система жесткого соперничества, базирующаяся на производстве продуктов для обмена и накопления капитала, капитализм и капиталистический менталитет, придающий такое значение индивидуальному эгоизму, зачастую противостоял глубоко укоренившейся традиции, и даже живым реалиям докапиталистических обществ. Все докапиталистические общества придавали куда большее значение совместной деятельности, чем соперничеству, хотя это игнорировалось либо использовалось для мобилизации коллективной рабочей силы на службу элитам или монархам. Соперничество как образ жизни - как "здоровая конкуренция", если употреблять современное буржуазное выражение - было просто невероятно. Состязательное поведение мужчин в античности и в средние века, явно не было типичным, и обычно фокусировалась на служении народу в той илн иной форме, а не на увеличение своего материального достатка.
Рыночная система, пограничная докапиталистическому миру, особенно большое значение придавала самодостаточности. Там, где рынок начинал занимать заметное положение, скажем, в средние века, его тщательно контролировали гильдии и христианские предписания во избежании чрезмерных спекуляций. Капитализм, чтобы быть точным, всегда существовал - как замечал Маркс, "в расщелинах античного мира", и, можно добавить средневекового мира - но, в основном, ему не удалось достичь социально доминантной позиции. У ранней буржуазии, фактически, не было сверхкапиталистических стремлений, ее конечные цели формировала аристократия, так что капиталисты античности и средневековья вкладывали свой капитал в землю и старались жить как джентри, удалившись от дел.
На прирост также смотрели неодобрительно, как на серьезное нарушение религиозных и социальных табу. Идеал ограничения, классическая греческая вера в "золотое сечение" всегда находилась в коллизии с докапиталистическим миром. Действительно, со времени племен на протяжении истории, добродетель определялась как обязательства индивида перед общиной, ее благосостоянием и престижем, что предполагало распоряжение средствами в форме даров, а не накопления.
Не удивительно, что капиталистический рынок и капиталистический дух, где значение имеет только бесконечный прирост, накопление, соперничество, и еще больший прирост и накопление для продвижении в условиях рыночной конкуренции, сталкивались в докапиталистическом обществе с неиссякаемыми препятствиями. Зарождающиеся капиталисты античного мира редко достигали более высокого статуса, чем должностное лицо при монархах империи, которым были нужны купцы, чтобы получать редкие и экзотические товары из далека. Их прибыль была фиксированной, а социальные запросы урезались.
Римские императоры без сомнения, дали куда больше возможностей ранней буржуазии, но свободно грабили ее, облагая налогами, иногда экспроприируя имущество. Средневековый мир в Европе предоставил буржуазии значительно большую свободу, особенно - Англия, Фландрия и Северная Италия. Но даже в более индивидуалистическом христианском мире капиталистам противостояла крепкая система гильдий, которая жестко ограничивала рынок и, как правило, была зачарована аристократическими ценностями роскошной жизни, что работало против утверждения буржуазных добродетелей бережливости и материального накопления.
В самом деле, в большей части Европы на буржуазию смотрели как на презренный низший класс - демонический в своей привязанности к достатку, выскочку в своих амбициях, желающего принадлежать к аристократии, нарушающего спокойствие духа своим пристрастием к приросту и зачарованно обращающегося к технологическим инновациям. Его превосходство во времена Ренессанса в Италии и Фландрии было в высшей степени нестабильным. Расточительные кондотьеры вроде Медичи, которые контролировали большинство крупных городов северной Италии щедро тратили все, что приносила торговля на дворцы, городские памятники и войны. Изменения в торговых маршрутах, такие как замена торговли со Средиземноморьем на торговлю с Атлантикой после захвата Турцией Константинополя (1453) категорически обрекли итальянские города-государства занимать в Европе второстепенное место. И только исторический прорыв капитализма в Англии дал этой экономике национальную и, в конце концов, глобальную верховную власть.
Этот прорыв не был неизбежным фактом истории, как н не было предрешено сверхчеловеческими социальными силами, какую форму он примет. Английская экономика и государство были, наверное, самой гибком конструкцией в Европе. Монархия там никогда не была абсолютной, чего добился Людовик XIV во Франции, к тому же в Англии не было четко очерченной нации. Она никогда не могла достичь соглашения со своими кельтскими соседями в Шотландии, Уэльсе, и, конечно, Ирландии, несмотря на бесконечный попытки присоединить их к англосаксонскому обществу. Феодализм в этой области также не укрепился глубоко, что и положило начало событиям, в результате которых Англия заняла столь высокое по статусу место. В таком пористом обществе, со столь нестабильной историей, купец, и, позже, индустриально ориентированный капиталист приобретал такое значение, как нигде в мире.
Английская аристократия представляла собой, в сущности, в большей степени neuveau elite, водворенная монархами - Тюдорами после того, как традиционная норманнская аристократии была практически полностью уничтожена в кровавых войнах Роз в XV в.. Аристократы, зачастую низкого рождения, были не прочь пустить деньги в оборот в торговле. Чтобы обеспечить себе прочный успех, продавая шерсть текстильным мастерским во Фландрии, они беспричинно отобрали общинные земли у крестьян и превратили их в загоны для овец.
Размах капиталистической системы, в которой так называемые факторы доставляли шерсть в семейные коттеджи, откуда бесконечные мотки пряжи передавались ткачам, а потом красильщикам, в конце концов привело к объединению коттеджей в "фабрики", где нужно было работать на жестких, эксплуататорских, требующих высочайшей дисциплины условиях. Таким образом новая индустриальная буржуазия смогла обойти традиционные ограничения гильдий и поставить растущий класс неимущего пролетариата себе на службу. Каждый рабочий теперь мог играть против других в системе конкуренции "свободного" рынка рабочей силы, что делало заработную плату все ниже и давало огромные прибыли новой фабричной системе, развивавшейся рядом с самыми мощными урбанистическими центрами Англии.
В так называемой Славной Революции 1688 г. - не пугать с бурной английской революцией 1640-х - алчные английские аристократы и их буржуазные двойники пришли к политическому компромиссу. Аристократам позволили управлять государством, монарха превратили в символ межклассового союза, а буржуазии предоставили свободу действий в управлении экономикой. Учитывая ссоры между разными правящими элитами, английский капиталистический класс наслаждался фактически неограниченным правом грабить Англию и проворачивать операции за границей, претендуя на Индию, огромную часть Африки и торговые стратегические крепости Азии."
(М.Букчин "Реконструкция общества")


Привел этот прорыв капитализма вот к чему:"Рыночная экономика возникла раньше, чем капитализм. В средние века есть баланс между городом и деревней, ремеслом и сельским хозяйством, бюргерами и теми, кто выращивал продукты, а также между технологическими инновациями и культурными ограничениями. Этот мир, должно быть был идеализирован романтическими писателями Х1Х века и Петром Кропоткиным, русским анархистом, который проявил острую чувствительность к различным альтернативам капитализму, предлагаемым кооперативным обществом и его менталитетом в различные периоды истории.
Подъем английского капитализма в XVIII в. и его глобальное распространение в ХIX в. радикально изменили подобные перспективы. Поначалу соперничество считалось "здоровым", торговля -"свободной", накопление - признаком "бережливости", а эгоизм - признаком заинтересованности, тайно стоящей на службе народного благосостояния. Концепции "здоровья", "свободы", "бережливости" и "народного достояния" должны были служить неограниченной экспансии к буйному разграблению не только природы, но и людей. Английский класс пролетариата пострадал во время Индустриальной Революции не меньше, чем огромные стада бизонов, истребленные в американских прериях. Человеческие ценности подверглись не меньшему искажению, чем экосистемы растений и животных, истребленных в естественных лесах Африки и Южной Америки. Разговоры о разграблении природы человеком выглядят насмешкой над необузданным разграблением человека человеком, как оно было описано в романах Чарльза Диккенса и Эмиля Золя. Капитализм разделил биологический вид человека, заставив его противостоять самому себе также резко и грубо, как он противопоставил человека и природу.
Постепенно соперничество стало пронизывать все уровни общества. не ограничиваясь борьбой капиталиста против капиталиста за контролирование рыночной ниши. Оно противопоставило покупателя и продавца, нужду и жадность и индивида с индивидом даже на самых элементарных уровнях человеческого общения. В условиях рынка каждый индивид встречает другого рычанием, стремясь просто в целях выживания иметь больше и лучше, чем другой. Никакое количество морализаторства и благочестия не изменит того факта, что соперничество даже на молекулярном уровне общества является буржуазным законом жизни, в буквальном смысле слова "жизни". Накопление, чтобы подорвать, перекупить или еще каким-нибудь способом поглотить или перехитрить соперника это условия существования в капиталистическом экономическом порядке.
То, что природа тоже является жертвой этой соревновательной, накопительской и все больше расширяющейся социальной лихорадки, должно быть очевидным, если не обращать на факт существования достаточно сильного стремления отнести истоки этого социального направления к технологии и индустрии как таковым. Современная технология усиливает наиболее фундаментальные из экономических факторов - рост как закон жизни при соперничестве в экономике и овеществление человечества и природы. Но технология и индустрия сами по себе не превратят любую экосистему, биологические виды, почву, течение воды, океаны и воздух в простые природные ресурсы. Они не обращают в деньги и не прикрепляют ценник ко всему, что можно использовать в соревновательной борьбе за выживание и прибыль. Говорить об "ограничении роста" в капиталистической экономике столь же бессмысленно, как говорить об "ограничениях в ведении войн" в военизированном обществе. Моральное благочестие многих благодушно настроенных инвайронменталистов столь же наивно, сколь манипулятивно моральное благочестие транснациональных корпораций. Капитализм нельзя "убедить" ограничить прирост, как нельзя "убедить" человеческое существо не дышать. Попытки "озеленить" капитализм, сделать его "экологическим" обречены самой природой этой системы как системы бесконечного роста."
(Там-же)


И , как уже стало понятно , все эти "достижения" капитализма обрели настоящую силу после изгнания британцев из свободной Америки . То есть буржуазия , которая в Англии делила власть с монархией и аристократией , теперь управляла американским государством целиком , а не только экономическими вопросами , как в Англии .

Из этого всего можно сделать противоречивые , по сути , выводы . С одной стороны американские революционеры из "третьего сословия" победили государство , а с другой стороны они признали власть и отреклись от свободы .

павел карпец

17-12-2019 04:28:18

С англоамериканской буржуазной ветвью всё ясно . Осталось также прояснить ситуацию с латиноамериканской , французской , немецкой , испанской , восточнославянской и южнославянской ветками мирового контргосударственного движения .
Начнём с немецкой ветки , начнём с Бакунина (а с кого ещё начинать тем , кто придерживается анархистской традиции? Не с Маркса-же!). А мнение о немецкой ветке у Бакунина , надо сказать , неутешительное . Смотрите сами .
Из "Кнуто-Германская империя и Социальная революция"
-----
" (...)
В течение пятидесяти лет подряд, с 1815 по 1866 г.г., немецкая буржуазия переживала своеобразную иллюзию относительно себя самой, она считала себя либеральной, совершенно не будучи таковой. С того времени, как она получила крещение Меланхтона и Лютера, которые религиозно подчинили ее абсолютной власти ее принцев, она окончательно потеряла все свои последние инстинкты свободы. Покорность и послушание во что бы то ни стало сделались более, чем когда-либо, ее привычкой и обдуманным выражением ее самых интимных убеждений, результатом ее суеверного культа всемогущего государства. Бунтовское чувство, эта сатаническая гордость, отвергающая подчинение какому бы то ни было господину, божеского или человеческого происхождения, которое лишь одно создает в человеке любовь к независимости и к свободе, не только неизвестно ему, оно отталкивает, скандализует и пугает его. Немецкая буржуазия не могла бы жить без господина. Она испытывает слишком большую потребность уважать, обожать и подчиняться кому бы то ни было. Если не королю, императору, -- ну, что же! так коллективному монарху, Государству и всем чиновникам Государства, как это было до сих пор во Франкфурте, в Гамбурге, в Бремене и в Любеке, называемых республиканскими и свободными, которые перейдут под господство нового императора Германии, не заметив даже, что они потеряли свою свободу.
Следовательно, не необходимость повиноваться господину вызывает неудовольствие немецкого буржуа, ибо это в его привычках, это его вторая натура, его религия, его страсть; но незначительность, слабость, относительное бессилие того, кому он должен и хочет повиноваться. Немецкий буржуа обладает в высшей степени этой гордостью всех лакеев, которые отражают на самих себе важность, богатство, величие, могущество своего господина. Так об'ясняется культ задним числом исторической и почти мифической фигуры императора Германии, культ, рожденный в 1815 г. одновременно с немецким мнимым либерализмом, с тех пор он всегда обязательно ему сопутствовал и необходимо должен был рано или поздно задушить и разрушить его, как он сделал это в наши дни. Возьмите все патриотические песни немцев, сложенные с 1815 г. Я не говорю о песнях рабочих-социалистов, открывающих новую эру, пророчащих новый мир, мир всеобщего освобождения. Нет, возьмите песни буржуазных патриотов, начиная с пангерманского гимна Арндта. Какое чувство преобладает в нем? Любовь к свободе? Нет, чувство национального величия и могущества: "Где немецкое отечество?" спрашивает он. И отвечает. "Всюду, где звучит немецкий язык". Свобода лишь весьма слабо вдохновляет певцов немецкого патриотизма. Можно бы было сказать, что они упоминают о ней лишь из приличия. Их серьезный и искренний энтузиазм принадлежит лишь одному национальному Единению. И даже сегодня какими аргументами пользуются они, чтобы доказать обитателям Эльзаса и Лотарингии, которые были крещены во французы Революцией, и которые в настоящий момент столь ужасного для них кризиса чувствуют себя французами более страстно, чем когда бы то ни было, -- чтобы доказать этим обитателям Эльзаса и Лотарингии, что они немцы и должны снова стать немцами? Обещают ли они им свободу, освобождение труда, большое материальное благосостояние, благородное и широкое человеческое развитие? Нет, ничего подобного. Эти аргументы так мало трогают их самих, что они не понимают даже, что они могут трогать других. Впрочем, они не осмелились бы доводить так далеко ложь во времена гласности, когда ложь делается столь трудною, если не невозможною. Они знают, и все знают, что эти прекрасные вещи не существуют в Германии, и что Германия может стать великой кнуто-германской империей, лишь отказавшись от них надолго, даже в мечтах своих, ибо действительность стала ныне слишком захватывающей, слишком грубой, чтобы в ней было место и досуг для мечтаний.
За отсутствием всех этих великих вещей, одновременно реальных и человеческих, о чем говорят им публицисты, ученые, патриоты и поэты немецкой буржуазии? О былом величии Германской Империи, о Гогенштауфменах и об императоре Барбарсосе. Не сошли ли они с ума? Не идиоты ли они? Нет, они -- немецкие буржуа, немецкие патриоты. Но какого же дьявола эти добрые буржуа, эти великолепные патриоты обожают это великое католическое, императорское и феодальное прошлое Германии? Находят ли они в нем, как итальянские города в двенадцатом, тринадцатом, четырнадцатом и пятнадцатом веках, воспоминания о могуществе, свободе, умственной жизни и славе буржуазии? Разве буржуазия или, если мы хотим расширить это слово, сообразуясь с духом этих отдаленных времен, нация, немецкий народ, был тогда менее грубо придавлен, менее угнетен своими принципами деспотами и своим надменным дворянством? Нет, конечно, это было хуже, чем теперь. Но тогда чего хотят они искать в прошлых веках, эти буржуазные ученые в Германии?-- Могущество господина. Таково честолюбие лакеев.
В присутствии того, что происходит сегодня, сомнения более невозможны. Немецкая буржуазия никогда не любила, не понимала и не хотела свободы. Она живет в своем рабстве, спокойная и счастливая, как мышь в сыре, и хочет только, чтобы сыр был большим. С 1815 года до наших дней она хотела лишь одного. Но этого одного она хотела с настойчивой, энергичной и достойной более благородного об'екта страстью. Она хотела чувствовать себя под рукой могущественного господина, будь он жестокий и грубый деспот, лишь бы он мог дать, в награду за ее необходимое рабство, то, что она называет своим национальным величием, лишь бы он заставлял дрожать все народы, включая сюда и немецкий народ во имя германской цивилизации.
Мне возразят, что буржуазия всех стран выказывает ныне те-же стремления, что повсюду она испуганно старается укрыться под покровительство военной диктатуры, ее последнее убежище против все более и более угрожающих нашествий пролетариата. Всюду она отказывается от своей свободы, во имя спасения своего кошелька и, чтобы сохранить свои привилегии, она отказывается от своего права. Буржуазный либерализм во всех странах сделался ложью, и едва существует лишь по имени.
Да, это правда. Но, по меньшей мере в прошлом, либерализм итальянских, швейцарских, голландских, бельгийских, английских и французских буржуа действительно существовал, тогда как либерализм буржуазии немецкой никогда не существовал. Вы не найдете никаких следов его ни до, ни после Реформации.

История немецкого либерализма.


Гражданская война, столь пагубная для могущества государств, напротив того и как раз по этой самой причине, всегда благоприятна пробуждению народной инициативы и интеллектуальному, моральному и даже материальному развитию народов. Причина этого очень проста: гражданская война нарушает, колеблет в массах баранье состояние, столь дорогое правительствам и превращающее народ в стада, которые пасут и стригут по желанию. Она порывает оскотинивающее однообразие их ежедневного существования, машинального, лишенного мысли и, заставляя думать над претензиями различных принцев или партий, оспаривающих друг у друга право угнетать и эксплоатировать их, приводит их чаще всего к сознанию, если не продуманному, то по меньшей мере инстинктивному той глубокой истины, что как одни, так и другие не имеют права на них, и что намерения их всех одинаково дурны. Кроме того с момента, как обычно усыпленная мысль масс просыпается в одном направлении, она неизбежно начинает работать и в других направлениях. Ум народа возбуждается, порывает со своей вековой неподвижностью и, выходя за пределы машинальной веры, разбивая иго традиционных и окаменелых представлений или понятий, которые заменяли ему всякие мысли, он подвергает все вчерашние кумиры страстной суровой критике, направляемой его здравым смыслом и его честной совестью, часто более стоющею, нежели наука. Так пробуждается ум народа. С умом родится в нем священный инстинкт, чисто человеческий инстинкт бунта, источник всякого освобождения, и одновременно развиваются его мораль и его материальное благосостояние, дети-близнецы свободы. Эта свобода, столь благодетельная для народа, находит поддержку, гарантию и поощрение в самой гражданской войне, которая, разделяя его угнетателей, эксплоататоров, опекунов или господ, необходимо уменьшает зловредное могущество тех и других. Когда господа дерутся между собою, бедный народ, освобожденный по меньшей мере отчасти от однообразия общественного порядка или, скорее, от анархии и окаменелой несправедливости, которые ему навязаны под именем общественного порядка их ненавистной властью,-- может вздохнуть несколько свободнее. Впрочем, противные стороны, ослабленные разделением и борьбой, нуждаются в симпатии масс, чтобы победить в борьбе друг с другом. Народ становится любовницей, перед которой заискивают, за которой ухаживают, которую задабривают. Ему дают всевозможные обещания, ему делают различные действительные политические и материальные уступки. Если он не освобождает себя в такой момент, -- он сам целиком виноват в этом.
Как раз при таких обстоятельствах более или менее освободились в средние века коммуны всех стран Западной Европы. По способу, каким они освободились и, особенно, по политическим, интеллектуальным и социальным результатам, которые они сумели извлечь из своего освобождения, можно судить об уме, естественных стремлениях и темпераментах различных национальностей.
Так уже к концу одиннадцатого века мы видим Италию обладающею полным развитием ее муниципальных свобод, торговли и рождающихся искусств. Города Италии сумели использовать начинавшуюся памятную борьбу императоров и пап, чтобы завоевать свою независимость. В том же веке Франция и Англия переживают уже полный расцвет схоластической философии и, как следствие этого первого пробуждения мысли в области веры, и этого первого смутного бунта разума против веры, мы видим на юге Франции зарождение ереси, занесенной из романской Швейцарии. В Германии же ничего. Она работает, молится, поет, строит свои храмы -- великолепное выражение ее крепкой и наивной веры, и повинуется безропотно своим священникам, дворянам, принцам и императорам, которые грубо обращаются с ней и грабят ее без жалости и стыда.
В двенадцатом веке образуется великая Лига независимых и свободных городов Италии против императора и против папы. С политической свободой естественно начинается бунт ума. Великий Арно де Брешиа сожжен в Риме в 1155 году за ересь. Во Франции сжигают Пьера де Брюи и преследуют Абеляра. И что еще существеннее, -- поистине народная и революционная ересь Альбигойцев восстает против господства папы, священников и феодальных сеньеров. Преследуемые, они распространяются во Фландрии, в Богемии, до Болгарии, но не в Германии. В Англии, король Генрих I Боклерк вынужден подписать хартию, основу всех последующих свобод. Среди всего этого движения одна верная Германия остается неподвижной и незатронутой. Ни одной мысли, ни одного акта, который отметил бы пробуждение независимой воли или какого-либо стремления в народе. Только два важных факта можно отметить за это время. Во первых -- создание двух новых рыцарских орденов: тевтонских крестоносцев и ливонских оруженосцев. Задачей обоих была подготовка величия и мощи будущей кнуто-германской империи путем пропаганды оружием католицизма и германизма на севере и на северо-востоке Европы. Известен единообразный и постоянный метод, который употребляли эти любезные пропагандисты Евангелия Христа, чтобы обратить в христианство и германизировать славянские варварские и языческие населения. Впрочем, это тот-же самый метод, который употребляется теперь их достойными преемниками для морализации, для цивилизации для германизации Франции; эти три различных глагола в мыслях и на языке немецких патриотов равнозначущи. Это массовые и единичные избиения, пожары, грабежи, насилия, уничтожение одной части населения и порабощение другой. В завоеванных странах, вокруг лагерей вооруженных цивилизаторов, образовывались затем немецкие города. В них поселялся святой епископ, благословляющий, не смотря ни на что, все преступления, совершенные или затеянные этими благородными разбойниками. С ним являлась стая попов, и они насильно крестили уцелевших от погромов, а затем заставляли этих рабов строить церкви. Привлеченные таким обилием святости и славы, прибывали затем эти добрые немецкие буржуа, смиренные, раболепные, подло-почтительные перед дворянской наглостью, ползающие на коленях перед установленными политическими и религиозными властями, одним словом низкопоклонничающие перед всем, что представляет какую-либо власть, но в высшей степени жестокие и полные презрения и ненависти к туземному побежденному населению. Впрочем, к этим, если не очень блестящим, то во всяком случае полезным качествам они присоединяли силу, ум и упорство в труде, и удивительную способность рости и распространяться, что делало этих трудолюбивых паразитов весьма опасными для независимости и цельности национального характера, даже в стране, где они поселились не по праву завоевания, но из милости, как например, в Польше. Таким образом восточная и западная Пруссия и часть великого герцогства Познанского в один прекрасный день оказались германизированными.-- Второй германский акт, совершившийся в этом веке, это -- возрождение римского права, вызванное, конечно, не национальной инициативой, но специальным повелением императоров, которые, поддерживая и распространяя изучение вновь обретенных Пандектов Юстиниана, подготовляли основы для современного абсолютизма.
В тринадцатом веке, немецкая буржуазия кажется, наконец пробудившейся. Войне Гвельфов и Гиббелинов, продолжавшейся около столетия, удалось прервать ее песни и мечты и вызвать ее из ее набожной летаргии. Она начала поистине умелой хозяйской рукой. Следуя несомненно примеру, который им дали города Италии, торговые сношения которой распространились по всей Германии, более шестидесяти немецких городов образовали чудовищную торговую и неизбежно политическую лигу, знаменитую Ганзу.
Если бы немецкая буржуазия имела инстинкт свободы, хотя бы даже частичный и ограниченный, какой только и был доступен в эти отдаленные времена, она могла бы завоевать свою независимость и установить свое политическое могущество уже в тринадцатом веке, как это сделала гораздо раньше итальянская буржуазия. Политическое положение немецких городов в эту эпоху впрочем вполне было сходно с положением итальянских городов, с которыми они были связаны вдвойне -- и претензиями Священной Империи и более реальными торговыми отношениями.
Как республиканские города Италии, немецкие города могли рассчитывать лишь на себя самих. Они не могли, как коммуны Франции, опереться на возрастающее могущество монархической централизации, так как власть императоров, которая гораздо более основывалась на их способностях и на их личном влиянии, нежели на политических институтах и вследствие этого изменялась с переменой лиц, никогда не могла укрепиться и пустить корни в Германии. Впрочем, вечно занятые делами Италии и их бесконечной борьбой с папами, они проводили три четверти своего времени вне Германии. По этим двум причинам, власть императоров, вечно непрочная и вечно оспариваемая, не могла представить собою, как и власть королей Франции, достаточную и серьёзную поддержку освобождению коммун.
Города Германии не могли так же, как и английские коммуны, об'единиться с земельной аристократией против власти императора, чтобы потребовать свою долю политической свободы: царский дом и вся феодальная знать Германии, в противоположность английской аристократии, всегда отличались совершенным отсутствием политического смысла. Это было просто сборище грубых разбойников, свирепых, глупых, невежественных, склонных лишь к жестокой и грабительской войне, разврату и сладострастию. Они были годны лишь для нападений на городских торговцев на большой дороге или для разграбления самих городов, когда чувствовали себя в силах, но не для понимания пользы союза с ними.
Немецкие города, чтобы защищаться против грубого притеснения, против придирок и регулярного или нерегулярного грабежа императоров, властительных принцев и дворян, могли, следовательно, в действительности рассчитывать лишь на свои собственные силы и на союз между собой. Но, чтобы этот союз, эта самая Ганза, которая всегда была лишь почти, исключительно торговым союзом, могла доставить им достаточное покровительство, следовало бы, чтобы она приняла определенно-политический характер и значение: чтобы она вмешалась, как признанная и уважаемая сторона, в самую конституцию и во все как внутренние, так и внешние дела Империи.
Впрочем обстоятельства были в высшей степени благоприятны. Могущество всех властей Империи было значительно ослаблено борьбой Гибелинов и Гвельфов; и раз немецкие города почувствовали себя достаточно сильными для образования взаимной защиты против всех угрожавших им грабителей, коронованных или некоронованных, ничто не мешало им придать этой лиге гораздо более положительный политический характер, характер могучей коллективной силы, требующей уважения и заставляющей уважать себя. Они могли сделать больше, пользуясь более или менее фиктивным союзом, который мистическая святая Империя установила между Италией и Германией, немецкие города могли бы об'единиться или сфедерироваться с итальянскими городами, подобно тому, как они объединились с фламандскими городами и позже даже с некоторыми польскими городами. Они, конечно, должны были бы сделать это не на узко-немецкой, а на широкой международной базе. И кто знает, не придал ли бы такой союз, в котором к природной, несколько грубой и тяжеловатой силе немцев, присоединился ум, политический талант и любовь к свободе итальянцев, политическому и социальному развитию Запада совсем иное и гораздо более благоприятное направление для цивилизации всего мира. Единственная крупная невыгода, которая вероятно произошла бы от такого союза, было бы образование нового политического слоя, могущественного и свободного, вне рядов земледельческих масс и, следовательно, враждебного им; крестьяне Италии и Германии тогда находились бы еще в большей зависимости от феодальных сен'еров, чего, впрочем, и так не удалось избежать, ибо муниципальная организация городов имела своим последствием глубокое разделение крестьян от буржуа и их рабочих, как в Италии, так и в Германии.
Но не будем мечтать за этих добрых немецких буржуа! Они достаточно мечтают сами. Только к несчастью предметом их мечтаний никогда не была свобода. Они никогда, ни в те времена, ни позже не обладали интеллектуальными и моральными предрасположениями, необходимыми для понимания, для любви, для желания и создания свободы. Дух независимости был им всегда чужд. Бунт для них так же отвратителен, как и ужасен. Он несовместим с их покорным и подчиненным характерам, с их терпеливо и мирно трудолюбивыми привычками, с их одновременно рассудочным и мистическим культом власти. Можно сказать, что все немецкие буржуа родятся с шишкой набожности, естественного порядка и послушания во чтобы то ни стало. Люди с такими предрасположениями никогда не становятся свободными и даже посреди самых благоприятных условий остаются рабами.
Это и случилось с Лигой ганзейских городов. Она никогда не преступала границ умеренности и благоразумия, стремясь лишь к трем вещам: чтобы ей предоставили мирно обогащаться от ее промышленности и торговли, чтобы уважали ее организацию и внутреннее законоуправление, и чтобы от нее не требовали слишком больших денежных жертв в обмен на покровительство или терпимость, которые ей оказывали. Что же касается общих дел империи, как внутренних, так и внешних, немецкая буржуазия охотно предоставляла заботы о них "большим господам", будучи слишком скромна сама, чтобы вмешиваться в них.
Такая большая политическая умеренность необходимо должна была сопровождаться, или скорее даже являться верным симптомом большой медленности в интеллектуальном и социальном развитии нации. И в самом деле мы видим, что за весь тринадцатый век немецкий ум, несмотря на большое торговое и промышленное движение, несмотря на все материальное процветание немецких городов, не произвел решительно ничего. В тот самый век в школах Парижского Университета, не взирая на короля и папу, проповедывали уже доктрину, смелость которой привела бы в ужас наших метафизиков и наших теологов. Эта доктрина утверждала, например, что мир будучи вечным, не мог быть сотворенным, и отрицала нематериальность душ и свободную волю. В Англии мы видим великого монаха Рожера Бекона, предшественника современной науки и действительного изобретателя компаса и пороха, хотя немцы и хотели бы приписать себе это полезное изобретение для того без сомнения, чтобы опровергнуть известную пословицу. В Италии родился Данте. В Германии -- полнейшая интеллектуальная ночь.
В шестнадцатом веке Италия обладала уже великолепной национальной литературой Данте, Петрарка, Боккачио; и в области политической Риенци и Мишель Ландо, рабочий чесальщик, хоругвеносец во Флоренции. Во Франции коммуны, представленные в Генеральных Штатах, окончательно определяют свой политический характер, поддерживая королевство против аристократии и папы. Это также -- век жаккерии первого деревенского восстания Франции,-- восстания, к которому искренние социалисты не будут испытывать, конечно, ни презрения, ни тем более ненависти буржуа.
В Англии Джон Виклеф, истинный инициатор религиозной реформации, начинает свои проповеди. В Богемии, славянской стране, составляющей, к сожалению, часть германской империи, мы сталкиваемся в народных массах, среди крестьян с интереснейшей и симпатичнейшей сектой Братцев, осмелившейся выступить на борьбу с небесным деспотом, встав на сторону Сатаны, этого духовного главы всех прошлых настоящих и будущих революционеров, истинного виновника -- по свидетельству Библии -- человеческого освобождения, отрицателя небесной империи, как мы являемся отрицателями всех земных империй, творца свободы,-- того, кого Прудон в своей книге о Справедливости приветствовал с красноречием, исполненным любви. "Братцы" подготовили почву для революции Гусса и Жижки. Наконец, швейцарская свобода родилась в том же веке.
Бунт немецких кантонов Швейцарии против деспотизма Габсбургского дома -- явление столь противное национальному духу Германии, что необходимым, непосредственным, последствием его было образование новой Швейцарской нации, крещенной во имя бунта и свободы, и как таковой, отделенной отныне непреодолимым барьером от германской Империи.
Немецкие патриоты любят повторять словами знаменитой пангерманской песни Арндта, что "их отечество распространяется повсюду, где звучит немецкая речь, воспевающая хвалу Господу Богу".

"So weit die deutsche Zunge klingt,
Und Gott im Himmel Lieder singt!".

Если бы они хотели скорее считаться с истинным смыслом их истории нежели с вдохновениями их всепожирающей фантазии, они должны были бы сказать, что их отечество распространяется повсюду, где существует рабство народов, и перестает быть там, где начинается свобода.
Не только Швейцария, но и города Фландрии, хотя и связанные с немецкими городами материальными интересами, интересами возрастающей и процветающей торговли, и несмотря на то, что они принимали участие в Ганзейской Лиге, стремились, начиная с того века, все больше отделиться от Германии под влиянием этой самой свободы.
В Германии на протяжении всего этого века среди возрастающего материального процветания,-- никакого ни интеллектуального, ни социального движения. В политике только два события, первое -- декларация принцев Империи, которые, увлеченные примером королей Франции, об'явили, что Империя должна быть независимой от папы, и что императорское достоинство исходит от одного Бога; второе -- учреждение знаменитой Золотой Буллы, которая окончательно организует Империю и решает, что отныне будет существовать семь принцев -- избирателей, в честь семи золотых светильников апокалипсиса.
Вот, наконец, мы подошли к пятнадцатому веку, это -- век Возрождения. Италия в полном расцвете. Вооруженная философией, обретенной в древней Греции, она разбивает тягостную тюрьму, в которой католицизм на протяжении десяти веков держал заключенным человеческий ум. Вера падает, возрождается свободная мысль. Это сверкающая и радостная заря человеческого освобождения. Свободная почва Италии покрывается свободными и смелыми мыслителями. Сама Церковь становится языческой. Папы и Кардиналы, пренебрегая святым Павлом ради Аристотеля и Платона, проникаются материалистической философией Эпикура и, забыв христианского Юпитера, служат лишь Вакху и Венере. Впрочем это не мешает им время от времени преследовать свободных мыслителей, увлекательная пропаганда которых грозит уничтожить в народных массах веру в этот источник папского могущества и доходов. Пламенный знаменитый пропагандист новой веры, веры человеческой, Пик де Мирандоль, умерший таким молодым, особенно навлекает на себя громы Ватикана.
Во Франции и в Англии -- затишье. В первой половине этого века -- постыдная, глупая война, раздутая честолюбием королей и глупо поддержанная английской нацией,-- война, которая откинула назад на целый век и Англию и Францию. Как ныне пруссаки, англичане пятнадцатого века хотели разрушить, подчинить Францию. Они даже овладели Парижем, что не удалось еще до сих пор немцам, несмотря на все их желание {Эти страницы были написаны между 11 и 16 февраля 1871 г. Дж. Г.}, и сожгли Жанну д'Арк в Руане, как немцы вешают ныне вольных стрелков. Они были наконец изгнаны из Парижа и из Франции, что случится, будем надеяться, и с немцами.
Во второй половине пятнадцатого века, во Франции мы видим зарождение истинного королевского деспотизма, укрепленного этой войной. Это -- эпоха Людовика XI, грубого бурбона, который стоит один Вильгельма I с его Бисмарком и Мольтке, это -- основатель бюрократической и военной централизации Франции, создатель государства. Он еще снисходит иногда до того, чтобы опереться на корыстные симпатии своей верной буржуазии, которая с удовольствием любуется, как ее добрый король сносит столь надменные и гордые головы ее феодальных сеньеров. Но чувствуется уже по манере его обращения с нею, что, если она не хотела бы его поддерживать, он сумел бы заставить ее. Всякая независимость -- дворянская или буржуазная, духовная или телесная -- ему одинаково противна. Он уничтожает рыцарство и учреждает военные ордена,-- в этом выражается его попечение о дворянстве. Он облагает свои любезные города сообразно своему капризу и диктует свою волю Генеральным Штатам,-- такова при нем свобода буржуазии. Наконец, он запрещает чтение сочинений авторов-материалистов, не допускающих реальности отвлеченных идей, и приказывает чтение ортодоксальных мыслителей, защищающих реальное существование этих идей -- такова свобода мысли. И что же! Несмотря на столь тяжкое давление, во Франции в конце пятнадцатого века появляется Раблэ, глубоко народный гальский гений, преисполненный духа человеческого бунта, характеризующего век Возрождения.
В Англии, несмотря на ослабление народного духа -- естественное последствие постыдной войны, которую она вела с Францией в течение всего пятнадцатого века,-- ученики Виклефа пропагандируют доктрину своего учителя, несмотря на жестокие преследования, жертвами коих они становятся, и подготовляют таким образом почву для религиозной революции, которая вспыхнула сто лет спустя. В то же время, путем индивидуальной, неслышной, невидимой и неуловимой, но тем не менее очень живучей пропаганды в Англии, как и во Франции, свободный дух Возрождения стремится создать новую философию. Фламандские города, ревнивые к своей свободе и сильные своим материальным процветанием, входят целиком в современное артистическое и индивидуальное развитие, еще больше отделяясь благодаря этому от Германии.
Что касается Германии, мы видим ее спящею самым глубоким сном втечении всей первой половины этого века. И однако в недрах Империи и в самом непосредственном соседстве с Германией произошло громадного значения событие, которое было достаточным, чтобы встряхнуть оцепенение любой другой нации. Я имею в виду религиозный бунт Иоанна Гусса, великого славянского реформатора."

павел карпец

16-08-2020 14:53:31

Петр Кропоткин , например , кратко сформулировал средневековую историю испанцев , южных и восточных славян в одном абзаце :"
Кроме того, уже с тринадцатого века монголы покоряли и опустошали восточную Европу, и теперь в Москве возникало под покровительством татарских ханов и православной церкви новое царство. Затем турки вторгнулись в Европу и основали свое государство, опустошая все на своем пути и дойдя в 1453 году до самой Вены. И, чтобы дать им отпор, в Польше, в Богемии, в Венгрии — в центре Европы — возникали сильные государства. В то же время на другом конце Европы, в Испании, жестокая война против мавров и их изгнание дали возможность основаться в Кастилии и Арагоне новой могущественной державе — испанской монархии, опиравшейся на римскую церковь и инквизицию, на меч и застенок.
Эти набеги и войны вели неизбежно к вступлению Европы в новый период жизни — в период военных государств, которые стремились «объединить», т.е. подчинить все другие города одному королевскому или великокняжескому городу.
А раз сами города превращались уже в мелкие государства, то последние были неизбежно обречены на поглощение крупными…


Однако , гражданские войны с анархистским экспериментом в России и Испании показали , что противугосударственные устремления масс сильны там не меньше , а даже и на порядок больше , чем в не знавшей нашествий кочевников , Франции .
А вот у южных славян , увы , с этим делом всё обстояло гораздо скромнее ...

М.Бакунин , отрывок из "Государственность и анархия":
Но путь, по которому идет ныне огромное большинство западно- и юго-славянской молодежи под предводительством своих маститых и более или менее заслуженных патриотов, совершенно противный, исключительно государственный и для народных масс гибельный.
Возьмем для примера турецкую Сербию, и именно Сербское княжество, как единственный пункт вне России, да еще Черногорию, где славянский элемент дошел до политического существования, более или менее самостоятельного.
Сербский народ пролил много крови, чтобы освободиться из-под турецкого ига; но едва освободился он от турок, как его запрягли в новое, на этот раз домашнее, государство под именем княжества Сербского, иго которого в действительности чуть ли не тяжелее турецкого. Едва эта часть сербской земли получила вид, устройство, законы, учреждения более или менее правильного государства, как народная жизнь и народная сила, возбудившие героическую борьбу против турок и одержавшие над ними окончательную победу, как будто вдруг замерли. Народ, правда, невежественный и чрезвычайно бедный, но энергический, страстный и от природы вольнолюбивый, вдруг обратился в безгласное и как бы неподвижное стадо, отданное на жертву бюрократическому грабежу и деспотизму.
В турецкой Сербии нет ни дворянства, ни очень больших поземельных собственников, нет ни промышленников, ни чрезвычайно богатых купцов -- зато образовалась новая бюрократическая аристократия, состоящая из молодых людей, воспитанных большею частью на казенный счет в Одессе, в Москве, в Петербурге, в Вене, в Германии, в Швейцарии, в Париже. Пока они молоды и не успели развратиться в государственной службе, эти молодые люди отличаются большею частью горячим патриотизмом, народолюбием, довольно искренним либерализмом и даже в последнее время демократизмом и социализмом. Но лишь только они поступают на службу, железная логика положения, сила вещей, присущая известным иерархическим и выгодным политическим отношениям, берут свое, и молодые патриоты становятся с ног до головы чиновниками, продолжая, пожалуй, быть и патриотами, и либералами. Но известно ведь, что такое либеральный чиновник; он несравненно хуже простого и откровенного чиновника-палки.
К тому же требования известного положения всегда оказываются сильнее чувств, замыслов и добрых побуждений. Возвратившись домой, молодые сербы, получившие образование за границей, по образованию, а главным образом по обязательствам своим в отношении правительства, на счет которого они, большею частью, содержались за границею, а также и потому, что для них решительно невозможно отыскать другие средства существования, должны идти в чиновники, сделаться членами единственной аристократии, существующей в крае, членами бюрократического класса. Вступив же раз в этот класс, они становятся поневоле врагами народа. Им хотелось бы, может быть, и весьма вероятно, особенно вначале, хотелось бы освободить свой народ или, по крайней мере, улучшить его положение, а они должны его давить и грабить. Достаточно прожить года два-три в таком положении, чтобы с ним освоиться и, наконец, примириться при помощи какой-нибудь либеральной или даже демократически-доктринерной лжи; а такою ложью наше время богато. Раз примирившись с железною необходимостью, против которой они бунтовать не в силах, они становятся уже отъявленными мошенниками, и мошенниками тем более опасными для народа, чем либеральнее и демократичнее их публичные заявления.
Тогда те из них, которые половчее и похитрее, приобретают в микроскопическом правительстве микроскопического княжества преобладающее влияние и, едва успев приобрести его, начинают продавать себя во все стороны: дома -- владетельному князю или какому-нибудь претенденту на престол (акт низвержения одного князя для заменения его другим в Сербском княжестве называется революцией); или вместо того, а иногда в то же самое время правительствам великих покровительствующих держав, России, Австрии, Турции, теперь Германии, заступившей на востоке, как и везде, место Франции, и даже нередко всех вместе.
Можно себе представить, как легко и свободно живется народу в таком государстве, а между тем не должно забывать, что Сербское княжество -- государство конституционное, где все законы пекутся скупчиною, избираемою народом.
Иные сербы утешают себя мыслью, что это положение, по своему существу переходное, представляет неотвратимое зло в настоящее время, но что оно непременно изменится, как только маленькое княжество, расширив свои границы и приняв в свой состав все сербские, иные даже говорят, все юго-славянские, земли, восстановит во всем его объеме царство Душана. Тогда, говорят они, настанет для народа время полнейшей свободы и самого широкого раздолья.
Да, есть между сербами люди, которые до сих пор пренаивно верят в это!
Да, они воображают, что когда это государство расширит свои пределы и когда число его подданных удвоится, утроится, удесятерится, оно сделается народнее, и его учреждения, все условия его существования, его правительственные действия будут менее противны народным интересам и всем народным инстинктам. Но на чем основывается такая надежда или такое предположение? На теории? Но теоретически, напротив, кажется ясно, что чем обширнее государство, тем многосложнее его организм и тем более чуждо оно народу и, именно вследствие того, тем противнее интересы его интересам народных масс, тем более подавляющим гнетом оно ложится на них и тем невозможнее для народа всякий контроль над ним, тем далее государственное управление от народного самоуправления.
Или основываются их ожидания на практическом опыте других стран? В ответ достаточно указать на Россию, на Австрию, на расширенную Пруссию, на Францию, на Англию, на Италию, даже на Соединенные Штаты Америки, где заправляет всеми делами особый, совершенно буржуазный класс так называемых политиканов, или политических дельцов, а чернорабочим массам живется почти так же тесно и жутко, как и в монархических государствах.
Найдутся, пожалуй, многообразованные сербы, способные возразить, что дело совсем не в народных массах, которые имеют и будут иметь всегда своим назначением материальным грубым трудом кормить, одевать и вообще содержать цвет отечественной цивилизации, настоящей представительницы страны, и что поэтому дело лишь в образованных, более или менее имущих и привилегированных классах.
В том-то и дело, что эти так называемые образованные классы, дворянство, буржуазия, когда-то действительно процветавшие и стоявшие во главе живой и прогрессивной цивилизации в целой Европе, в настоящее время отупели и опошлели от ожирения и от трусости, что если они еще что-нибудь представляют, то разве самые зловредные и подлые свойства человеческой природы. Мы видим, что эти классы в такой высокообразованной стране, как Франция, неспособны были даже отстоять независимость своей родины против немцев. Мы видели и видим, что в самой Германии эти классы способны только к верноподданническому лакейству.
И, наконец, заметим, что в турецкой Сербии эти классы даже совсем не существуют; там существует только класс бюрократический. Итак, сербское государство будет давить сербский народ для того только, чтобы жирнее жилось сербским чиновникам.
Другие, ненавидя от всей души настоящее устройство Сербского княжества, терпят его, однако, смотря на него как на средство или орудие, необходимое для освобождения славян, еще подвластных турецкому или даже австрийскому игу. В известный момент, говорят они, княжество может сделаться основою и точкою отправления для общеславянского бунта. Это еще одно из тех пагубных заблуждений, которые надо непременно разрушить для собственного блага славян.
Их соблазняет пример Пьемонтского королевства, будто бы освободившего и соединившего всю Италию. Италия освободилась сама рядом бесчисленных героических жертв, которые не переставала приносить в продолжение пятидесяти лет. Она обязана своею политическою независимостью главным образом сорокалетним непрерывным и неудержимым усилиям своего великого гражданина, Джузеппе Мадзини, умевшего, можно сказать, воскресить, а потом воспитать итальянскую молодежь в опасном, но доблестном деле патриотической конспирации. Да, благодаря двадцатилетней работе Мадзини, в 1848, когда восставший народ позвал опять на праздник революции весь европейский мир, во всех городах Италии, от самого крайнего юга до крайнего севера, нашлась кучка смелых молодых людей, поднявших знамя бунта. Вся итальянская буржуазия за ними последовала. А в Ломбардо-Венецианском королевстве, находившемся еще тогда под австрийским владычеством, встал целый народ. И сам народ без всякой военной помощи выгнал австрийские полки из Милана и Венеции.
Что же сделал королевский Пьемонт? Что сделал король Карл Альберт, отец Виктора Эммануила, тот самый, который, будучи еще наследным принцем (1821), выдал австрийским и пьемонтским палачам своих товарищей по заговору в пользу освобождения Италии. Первым делом пьемонтского короля в 1848 было парализовать революцию во всей Италии посредством обещаний, происков и интриг. Ему очень хотелось овладеть Италиею, но он столько же ненавидел революцию, сколько боялся ее. Он действительно парализовал революцию, силу и движение народа в Италии, после чего австрийским войскам нетрудно было справиться с его войском.
Сына его, Виктора Эммануила, называют освободителем и соединителем итальянских земель. Это гнусная клевета на него! Уж если кого называть освободителем Италии, то скорее Людовика Наполеона, императора французов. Но Италия освободилась сама, а главное, она соединилась сама, помимо Виктора Эммануила и против воли Наполеона III.
В 1860, когда Гарибальди предпринял свою знаменитую высадку в Сицилию, в то самое время, когда он отправился из Генуи, граф Кавур, министр Виктора Эммануила, предупредил неаполитанское правительство об угрожавшем ему нападении. Но когда Гарибальди освободил и Сицилию, и все Неаполитанское королевство, Виктор Эммануил принял от него, разумеется, даже без большой благодарности, и то и другое.
И в продолжение тринадцати лет, что сделало его управление с этою несчастною Италией? Он ее разорил, просто ограбил, а теперь, ненавидимый всеми, своим деспотизмом заставляет почти жалеть изгнанных Бурбонов.
Так освобождают короли и государства своих соплеменников; и никому не было бы так полезно, как именно сербам, изучить в ее действительных подробностях новейшую историю Италии.
Одно из средств сербского правительства успокоивать патриотическую горячку своей молодежи состоит в периодических обещаниях объявить войну Турции будущею весною, а иногда осенью, по окончании сельских работ, и молодые люди верят, волнуются и всякое лето и всякую зиму готовятся, после чего всегда какое-нибудь непредвиденное препятствие, какая-нибудь нота одной из покровительствующих держав становится поперек обещанного объявления войны; она откладывается на полгода или на год, и таким образом вся жизнь сербских патриотов проходит в томительном и тщетном ожидании никогда не приходящего исполнения.
Сербское княжество не только не в состоянии освободить южно-славянские, сербские и не сербские племена, оно, напротив, своими происками и интригами положительно их разъединяет и обессиливает. Болгары, напр., готовы признать братьями сербов, но и слышать не хотят о сербском Душановском царстве; точно так же и хорваты, так же и черногорцы, и боснийские сербы.
Для всех этих стран спасение одно и путь к соединению один -- Социальная Революция, но никак не государственная война, которая может привести только к одному -- к покорению всех этих стран или Россией, или Австрией, или, по крайней мере вначале, вернее всего, разделению их между обеими.

павел карпец

07-10-2020 10:41:09

"Варвары" и социальная революция .

Итак , подведем итоги . Как же сложилась судьба народов , потомков тех североевропейских обществ , победителей Рима ? К чему пришли англичане , испанцы , немцы и французы ? Тут неплохо было-бы вспомнить такой термин как "разложение крестьянской общины" . Я хочу сказать , что там где община недоразложилась , там потом и начинались социальные революции и анархистские эксперименты , а там где община практически полностью разлагалась на буржуазию и пролетариат , там на соц.революции и анархо-экспериментах можно было смело ставить крест . К первым обществам относятся испанцы и французы , а ко вторым - англичане и немцы...


Ликвидация Парижской Коммуны

Далее , зная , что русская революция с анархо-экспериментом на Украине , по масштабу превосходила не только французскую революцию , но и испанскую , мы начинаем искать и другие исторические совпадения . И мы их находим - и Русь , и Испания пережили эпоху нашествий скотоводов-кочевников , реорганизованных по армейскому образцу (татаро-монгольское иго у русских и арабо-берберское завоевание у испанцев), чего , кстати , не было у французов . Соответственно и результаты - т.е. ликвидация и экспериментов , и революции (и даже недоразложившихся сельских общин) в этих трёх странах выглядели по-разному . Я имею ввиду , что разгром Парижской Коммуны по своим масштабам был несравним с диктатурой Франко и , тем более , со сталинским ГУЛагом...


Кропоткин и Новгородская земля .

Помимо восточных славян с их татаро-монгольским игом , были ещё южные славяне с игом турецким , но мы не знаем в исторической ретроспективе каких-то великих южно-славянских социальных революций . Значит , дело не только в нашествии кочевников ...
Тут надо вспомнить сколько внимания уделял Петр Кропоткин Новгородской земле ...
Новгородская земля имхо всегда была неким историческим форпостом , анклавом , островом свободы и цивилизации . Собственно , путь "из варяг в греки" во многом и определил судьбу Новгорода : и не греки , и не варяги - так можно сказать про новгородцев . Хозяйственная составляющая - от византийцев , идеологическая - от "варваров" , а главная гарантия независимости - бескрайние , вплоть до Уральских гор , тайга и тундра . Всё это и сделало Новгород чем-то вроде русской Кастилии , не дойдя до которой Батый повернул назад . Русская реконкиста пошла из Новгорода ...
Всего этого не было у
южных славян - повсюду были сначала римляне , а затем и турки .


А что в Азии ?

Ну , и если аналоги европейских формаций существовали в Евразии , то логично было-бы предположить , что такие же аналоги были и в Азии . Но мы ещё не закончили с Испанией ...
Одним из отличий Испанской империи от Российской империи было то , что отпадение испанских колоний от метрополии началось задолго до анархистского эксперимента . В результате , эти испаноязычные регионы ушли из-под контрреволюционного удара франкистов , сумев сохранить недофеодальную недоразложенность сельской общины и анархоиспанскую пассионарность , которые , в общем , там сегодня и заставляют ходить туда-сюда на своих петлях дверь социальной революции имхо .
Речь идёт о Латинской Америке...