Нестор Махно и «Крым наш»

Нестор Махно и «Крым наш»

http://hvylya.net/analytics/history/nes ... -nash.html



Когда в начале 80-х я работал в археологической экспедиции, в одном маленьком селе на Николаевщине с нами разговорился местный житель, пожилой мужчина.

- От тут, — сказал он в ходе беседы и указал пальцем, — на цьому самому місці у двадцятому році латиши розстріляли мого батька.

- За что? – поинтересовались мы.

- Що він був головою сільсовєта.

Нас слегка удивило, что красные латышские стрелки казнили председателя сельского совета, но история нас, молодых и горячих, в тот момент мало интересовала. Мы уверенно смотрели в будущее, в котором не ожидалось социальных и политических потрясений, а уж тем более вооруженных конфликтов, в которых иностранные добровольцы будут наводить на Украине свои порядки.

К началу 1920 года Красная Армия безоговорочно одерживала верх. Но не за счет своих боевых качеств и таланта командиров, как показалось большевистскому руководству в Кремле. Гражданская война имеет свои правила, и часто в ней побеждает та сторона, которая в состоянии удержать себя от внутреннего коллапса. Коммунисты образца 1920 года весьма отличались и по составу, и по образу мышления от самих себя в середине 1930-х. Насилие, неизбежное в условиях гражданской войны, казалось временным, необходимым лишь для победы над силами классового угнетения для торжества общей свободы. Поэтому требовалось единство, вынужденная вертикаль власти. Туда махновцы, которых сегодня, вполне возможно, записали бы в стан “либералов-толерастов”, никак не вписывались. Летом 1920, в разгар противостояния махновцев с красными, Маяковский писал в “Окнах РОСТА”:

Если жить вразброд,

как махновцы хотят,

буржуазия передушит нас, как котят.

Что единица?

Ерунда единица!

Надо

в партию коммунистическую объединиться.

И буржуи,

какими б ни были ярыми,

побегут

от мощи

миллионных армий.

Великий поэт слегка передергивал. Буржуи бегали и от гораздо меньших армий и били гораздо большие. Дело было не в количестве армий, и не в махновцах. Дело было в видении будущего. А оно хорошо описано в рассказе Бабеля, где, вызвав старого биндюжника на допрос просто для сбора информации, чекист его взял и расстрелял. На вопрос, зачем он это сделал, чекист ответил в том плане, что, мол, неужели ты думаешь, что такой вот человек нужен в светлом будущем. Его собеседник подумал и согласился.

Несмотря на то, что большинство из руководства махновцев было готово пойти на сотрудничество с новой властью, в светлое будущее они не вписывались. За Махно и другими командирами началась охота, совмещенная с негативной пропагандой, предвестником информационной войны. Попавшихся или расстреливали, или садили в тюрьму, где от них ожидались показания, которые выставляли махновцев в негативном свете. С точки зрения большевистской морали, конечно. Так, например, видный анархист Волин, попав в ЧК, рассказывал о распущенности в стане Махно, упоминая целые штабные оргии. Понятно, что люди везде были одни и те же, часто буквально одни и те же, и с переменой цвета ленточки на папахе их нравы не менялись. Но, как и сегодня, пропаганда изгалялась вовсю, очерняя супостата любыми средствами.

Но пропаганда не могла заменить умение. Генерал Слащев, который, по слухам, заявил, что целью его амбиции было стать вторым Махно, умело раскатал превосходящие силы красных, стремящихся на его плечах ворваться в Крым. Впоследствии, говорят, когда в середине 1920-х Слащев вернулся в Россию и преподавал в военной Академии своим же бывшим оппонентам, ему случилось разбирать эту операцию в присутствии Дмитрия Жлобы, того самого красного командующего, которого он и побил. Ехидные комментарии бывшего генерала вывели красного комкора из себя. Жлоба в ярости выстрелил в лектора и… промахнулся. “Видите, — не преминул съязвить Слащев, — как вы воевали, так вы стреляете”. Успех Слащева позволил белым эвакуировать остатки сил из Новороссийска и укрепиться в Крыму.

Если присмотреться, то все военные и политические провалы случаются из-за того, что кто-то выдает желаемое за действительное. Как летом 1919-го УНР уверовала, что это она победила Красную Армию, а белые решили, что Махно всего-навсего местечковый бандит, которого можно проигнорировать, так и зимой 1920-го польский отец нации Пилсудский решил, что успешное продвижение поляков на восток в Белоруссию и Украину, при активном участии сил Булак-Балаховича и Петлюры (галицийцы, наверное, были в полном восторге от такой новости!), было обусловлено его военным гением, а не занятостью красных в Сибири и на юге, и настало время восстановить Речь Посполитую в границах какого-нибудь там 1595 года. Ведь и у них деды воевали!

На этом фоне оклемавшийся от болезней и потрясений Нестор Махно в очередной раз, как и летом 1918-го, с небольшой группой оставшихся Гуляй-Польских анархистов начинает понемногу организовывать сопротивление. Но широкого массового движения на этот раз не получится. Махновщина все больше приобретала характер партизанской войны не за социально-политические цели переустройства общества, а исключительно против представителей центральной власти на местах. Зато, к вящей радости поклонников стереотипов и мифов, на главную роль вышли махновские тачанки.

Приходится слышать и читать, что тачанка – это нечто вроде танка, мол, махновцы тачанками прорвали оборону, и тому подобное. Позволю себе напомнить экспертам, что танк это такая металлическая штуковина на гусеницах с пушками-пулеметами в передней части. С другой стороны, тачанка впереди имеет несколько очень уязвимых коней, а пулемет, на удивление, расположен сзади. Посему, в отличие от танков, тачанки могут что-то прорывать только пятясь задом наперед. Конная повозка удобна для подъезда к месту действия, ведения огня из стационарного положения позиции и быстрого отхода или смены позиции. Идеальна для засад и налетов, но бесполезна в позиционной войне или лобовой атаке. Не случайно конные махновцы предпочитали ручные пулеметы “Льюис” и “Томпсон”, позволявшие вести огонь не спешиваясь.

Усевшись на тачанки, махновцы принялись разъезжать по району, без особого успеха пытаясь раздуть новое пламя восстания, по пути уничтожая представителей советской власти, комнезамы (комитеты бедноты) и милиционеров. Коммунисты, конечно, негодовали, что бандиты-предатели атакуют родную советскую власть (в которой заправляли они же). Тут напрашивается параллель с бандеровцами. Их, как до этого махновцев, советская власть считала предателями, хотя ни бандеровцы, ни махновцы никогда не были и не считали себя советскими подданными. Для них новая власть была оккупационной, а ее местные представители – коллаборационистами. К тому же, перед тем как установить новую администрацию, красные часто устраняли старую, пусть даже и формально советскую власть. Объясняет, почему латыши вывели за село отца моего собеседника в начале статьи и расстреляли.

По контрасту повстанцы были довольно толерантны к местным администрациям. Заняв очередной населенный пункт, махновцы обычно собирали жителей, читали стихи Шевченко, назначали военного коменданта для несения гарнизонной службы, а всю остальную власть передавали гражданским. Причем формат гражданского самоуправления их не особо беспокоил – даже дореволюционные земства, если находились таковые, вполне их устраивали. Но с 1920 года их мишенью становятся советские учреждения, назначенные коммунистами. Причем, больше для общего устрашения, чем уничтожения. Но если за людей просило население, их могли и пощадить, а если обреченных на смерть добрые люди выдергивали и прятали, махновцы, как правило, не особо за ними и гонялись. Есть анекдот, который прекрасно передает отношение махновцев к таким казням.

Понурые пленные красноармейцы стоят пред тачанкой Нестора Махно. Батька полирует ногти алмазной пилочкой и командует своим хлопцам, которые немедленно приводят приговор в исполнение:

- Этого расстрелять!

- И этого расстрелять.

- Этого повесить.

- Этого расстрелять.

Услышав такой приговор, красноармеец падает на землю и начинает биться в истерике: “Нет, не хочу умирать, не хочу!”

- А этого не надо. Отпустите его.

- Как так, Батько?

- А он не хочет.

Закономерный результат отрицания необходимости тюрем, между прочим.

Массы хоть и не поднимались, но и не противились. Тем не менее, Махно в очередной раз оказывается центром движения сопротивления, Постепенно многие махновцы, изначально согласные на сотрудничество с большевиками, устали находиться на нелегальном положении и стали возвращаться под знамена возрождавшейся РПАУ. С махновцами стало сливаться и так называемое движение “зеленых”, названное по имени атамана Зеленого. Многочисленные и широко разбросанные отряды “зеленых” не имели единого центра и конкретной политической направленности, особенно после развала УНР, но их объединяли идеи местной автономии и самоуправления, похожие на махновские. И это только на Украине. В России вовсю полыхали восстания, самое известно из которых, Тамбовское под руководством Антонова, фактически создало независимый анклав. Лозунги “За советы без коммунистов!” и “За свободную торговлю!” (про этот лозунг мало упоминают, ибо торговать у нас, благодаря советской идеологии, стало позорным) объединяли всех в вооруженном протесте. Большевистская политика конфронтации приносила свои плоды.

Скажу снова, коммунисты тогда еще не были дубовыми сталинистами. Сталин сам не был сталинистом. Они, в принципе, еще с весны 1918-го понимали, что политика военного коммунизма, насильственные реквизиции и централизованное перераспределение, не только не работают, а просто приводят к обратному результату. Достаточно было увидеть, что, несмотря на то, что насильно реквизировали у населения все стороны, так как брать, собственно, было больше неоткуда, голод случался исключительно на большевистской территории. Более того, за исключением годов Нэпа, голод или угроза голода не покидали Советский Союз до конца 1950-х. Голодомор 30-х не был одноразовым или уникальным явлением, а трагедией огромного масштаба на фоне трагедий масштабом лишь относительно поменьше. Экономика, основанная на принципе отобрать у кого есть и раздать кому надо, обречена на провал где угодно — современной Украине, Северной Корее или Чили во времена правления Альенде.

Большевики в Кремле, несомненно, понимали необходимость реформ. Но ведь война! Как и Временное правительство до него, Совнарком никак не мог решиться на неприятные ему, но жизненно необходимые всем действия. Хотя ради этих реформ война и велась! Тем временем, созданные усилиями Троцкого огромные армии нужно было кормить, и, волей-неволей, а пришлось вернуться к продразверсткам. Украинские крестьяне, которые зимой хлебом и салом встречали оголодавших на мизерном пайке красноармейцев, среди которых кроме латышей выделялись и китайцы (в России тогда их было немало), опять начали пересматривать свое отношение к идее третьей революции Батьки Махно.

К лету РПАУ(м) превратилась в реальную силу, подвижную, неплохо снабжаемую населением и имевшую союзников в каждой губернии. Махновцы пошли рейдами по Украине и Дону, нанося поражение за поражением красным войскам, большей частью разочарованным в политике Кремля и деморализованным необходимость сражаться с людьми, чьи воззрения они, по сути, разделяли. Дошло до того, что махновцы стали задаваться вопросом – а не способствуют ли наши успехи против Красной Армии делу нашего общего врага – барона Врангеля? Ответ был – скорее да, чем нет. Во всяком случае, Врангель это тоже заметил.

Антон Иванович Деникин был традиционалист и вел дело с российским размахом и безалаберностью. Вооруженные Силы Юга России исповедовали традиционные духовные ценности – пока на фронтах умирали, в тылах воровали. Когда летом 1919-го Деникин восторженно объявил о наступлении на Москву, Врангель мрачно предсказал, что для России это начало конца. За что его, по доброй военной традиции, и поперли из армии. После того, как предсказания Врангеля сбылись, и вместо празднования Рождества в первопрестольной, белые собирали остатки зубов в Крыму, барона не только пригласили обратно, но и вручили бразды правления. Врангель действительно стал наводить порядок, первым делом постаравшись избавиться от героических, но слишком шебутных атаманов-генералов типа Шкуро и Слащева. Вскоре Крым представлял собой, более-менее функционирующую, самодостаточную, скажем так, страну. Во всяком случае, нигде в мире не было такого количества людей с высшим образованием на квадратную версту. И при удачном раскладе “Остров Крым” Аксенова был бы не альтернативной, а просто историей. С чем главнокомандующему не повезло, так это с фамилией и титулом. “Врангель” режет русское ухо, а “барон” – это вообще из сказки Гофмана.

Белая армия, черный барон, снова готовят на царский трон!

Кроме словосочетания “белая армия”, все остальное в песне было неправдой, но на слух ложилось очень даже неплохо. Между тем, черный барон выработал вполне внятную программу земельной реформы, с которой он мечтал перетащить крестьянство на свою сторону. Проблема состояла в том, что за три года до этого ей цены бы не было, а лет сорок еще дальше в прошлое Врангеля возможно бы избрали царем, но летом 1920-го никто всерьез не стал бы перераспределять перераспределенную землю, да еще за деньги. Хотя смысл реформа имела. Как, впрочем, имело бы смысл просто объявить Нэп в 1917 году и избежать ненужного кровопролития.

Подзуживаемый французами, к концу лета Врангель опрометчиво вышел из Крыма и, помахивая земельной реформой, двинулся освобождать народ. Отсидеться на полуострове он не смог, потому что к лету Красная Армия, поднатасканная за три года в маневренной войне, погнала поляков на запад. Да так удачно, что поляки запаниковали, Европа заволновалась, а красный полководец Тухачевский уже заглядывал в светлое будущее: “Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару. На штыках понесем счастье и мир трудящемуся человечеству. На Запад!”

Поляки поспешно пригласили героя первой мировой французского маршала Фоша и с его помощью наладили линию обороны по Висле по всем канонам военного искусства. И не прогадали. Произошло “Чудо на Висле”. Наткнувшись на хорошо эшелонированную оборону, созданная для мобильной гражданской войны Красная Армия, со всеми ее бронепоездами и конными армиями, не знала что делать. Как писал Бабель в “Конармии”: “…(наше) гиканье перестало действовать на воображение неприятеля и конные атаки на окопавшегося противника сделались невозможными”. Поражение было ужасным, потрясающим воображение, оно преследовало вождей большевиков до 1940-х годов.

Выход Врангеля из Крыма во многом был определен необходимость снять давление Красной Армии на западе. Но ко времени его похода поляки уже уверенно побеждали, что, — о, ирония! – освобождало бронепоезда и конные армии для борьбы с черным бароном и царским троном.

Барон был интеллигентом и политиком, и как все российские и украинские интеллигенты и политики, он плохо представлял образ мышления тех, кто не является интеллигентом или политиком. Он считал, что хорошую идею не нужно продавать или заворачивать в красивую упаковку, что считаться с мнением тех, кого ты намериваешься облагодетельствовать, необязательно. Поскольку его реформа была неплохой, Врангель решил, что все недовольные Советской власть радостно присоединятся к его победному маршу, включая Батьку Махно. Не дожидаясь реакции Батьки, белые объявили о своем союзе с ним, что, честно говоря, ввело в заблуждение некоторые отряды махновцев, перешедших на сторону кадетов. В теории, такой союз имел какой-то мизерный шанс состояться. Но они плохо знали Махно. Посланник Врангеля, привез не только предложение союза и реформ, но и какой-то совершенно сумасшедший титул для Махно, что-то из оперетты “Свадьба в Малиновке” – “пан-атаман Грициан Таврический”, что указывало на совсем несерьезный подход к серьезному делу со сторону белых. Посланника повесили публично, чтобы никаких сомнений ни у кого больше не возникало.

Тем временем, уже большевики, нервные после Польши, запаниковали. По любому раскладу, Врангель по силе и близко к полякам не стоял, и задавить его огромная Красная Армия вполне могла. Но пуганая ворона куста боится. Как и в 1919-ом, решили, что лучше иметь Махно в союзниках, чем в противниках. В Старобельске стороны подписали соглашение, по которому в обмен на военную помощь, анархистов и махновцев оставляли в покое, давали возможность вести политическую деятельность, а махновскому району предоставлялась полная автономия для социальных и экономических экспериментов. То, что один из четырех пунктов соглашения большевики никак не подписывали, значения не имеет. Мы сегодня знаем, что не подписи делаю соглашения, а намерения им следовать.

Непременно стоит подчеркнуть один момент. Вызволенные соглашением из лап кровавой гебни, то есть чеки, идейные анархисты конфедерации “Набат” собрались на конференцию по вопросу махновщины. Дело в том, — и это не я, а настоящие анархисты так говорили, — что все три года вплоть до осени 1920-го махновщина была чем угодно, но не анархистским движением, и пора было бы ей привить чуток анархизма. То есть, вот вам официальная оценка знающих людей – махновское движение к анархизму отношения не имело, а было как бы само по себе. Что в нелицеприятных выражениях и высказали махновские командиры городским товарищам при попытке объясниться.

Сам Махно был в то время в -надцатый раз серьезно ранен, и присланный красными доктор провел ему операцию на ноге. Поэтому экспедиционный махновский корпус из, скорее всего, 4-5 тысяч человек направился в поход на Крым без него.

Несмотря на фетиш Кремля по поводу стратегической значимости Крыма, за последние пять тысячелетий его не брал только ленивый. Как мы уже знаем, звали его Дмитрий Жлоба, и Слащев даже не побеспокоился перекрыть Перекоп. Без ожидаемой поддержки в тылу красных, наступление белых даже с танками и самолетами выдохлось уже у Каховки, и вопрос конца стал вопросом времени. Если бы красные тупо не штурмовали в лоб укрепления на Перекопе, преграждающие вход на полуостров, по старой подлой традиции подгадывая к очередной годовщине Великого Октября, то Крым бы, скорее всего, сдали бы и так. Но что было, то было.

Красный командующий Фрунзе приказывал махновцам под командованием Каретника переправляться через Сиваш, относительно мелкий с песочным дном эквивалент Мертвого моря, чтобы зайти в тыл перекопским сидельцам. Махновцы резонно отказывались тонуть с конями и тачанками, и ждали, пока не сойдет прилив. Между тем, два пехотных полка Красной Армии, потеряв при переправе до двух третей состава под огнем ожидающего их противника, держались за полоску земли на другом берегу. Такое пренебрежение к человеческой жизни показалось диким даже суровым повстанцам, никогда не стеснявшихся порубать врага в капусту, и повторять подвиг они не желали. Но, дождавшись благоприятных погодных условий, махновцы все-таки форсировали Сиваш, и Крымская компания была решена.

Кстати, все фильмы о тех события, которые мне довелось смотреть, снимались, видимо, летом, и не учитывают, что ноябрь, даже в Крыму, очень неприятен. Все эти эффектные падания в воду, хождения по грудь в воде и просто купания (?), на самом деле вели бы к переохлаждению и серьезным заболеваниям, если не смерти. Так что просто форсирование гнилого моря было достаточно проблематичным само по себе. Основной задачей для всех войск в холодной, продуваемой мокрым ветром степи, было найти тепло и ночлег. Как в свое время полагал еще великий Суворов, преимущество всегда имеет выспавшаяся армия с сухими ногами.

С легкой руки бывшего анархиста, беллетриста Тепера, в читательском воображении укоренилась картинка грандиозного боя под Ишунью, где несколько тысяч конницы Барбовича лобовой атакой, на манер наполеоновских кирасиров при Ватерлоо, попытались скинуть в Сиваш переправляющихся махновцев. Однако знаменитый командир пулеметного полка Фома Кожин красиво гаркнул: “Хлопці, роби грязь!”, шестьсот пулеметных тачанок резво поскакали навстречу атаке, безукоризненно развернулись и кинжальным огнем положили цвет белой кавалерии. Мне, лично, очень нравится. Но, во-первых, ничего такого не было, во-вторых, просто быть не могло. На самом деле начались относительно небольшие столкновения, красные медленно, но уверенно перекрывали перешеек, и удерживать Перекоп белым смысла уже не было.

К чести Врангеля, он не был Деникиным, и выламываться за счет тысяч жизней верящих ему людей не стал, а приказал начать эвакуацию. Красные не особо спешили додавить противника, и Крым некоторое время находился в состоянии полного бардака. Стороны перемешались, одни уходили, другие заходили, поезда мотались туда-сюда, пароходы уходили из Севастополя в Турцию, а красные бойцы Второй Конной армии на вопрос местных жителей: “Вы кто?”, отвечали коротко: “Махновцы!”

Чем тебе эта статья понравилась, не пойму?

Не знаю. Несколько фраз вполне крылатых, не нудная и без серьёзных погрешностей против истории. Понятно, для знатока махновщины она ничего нового не прибавляет.

Да как раз погрешности есть, но Дубовику оставляю слово.

ничего так себе... вполне съедобно

А я понял, что здесь не так. Факты подобраны так, что создаётся образ махновцев как этаких раздолбаев-хулюганов, которые дерутся просто потому, что они дерутся (а с кем и за что - без разницы). А ведь это как раз не так было. А были же профсюзы. А было же самоуправление. Но про самоуправление лучше в статье не писать, а написать про тачанки, про Врангеля, Махно сравнить с Бандерой (!). В общем, при декларированной симпатии анархистам статья играет на руку кому угодно, только не им.

Kredo писал(а):Факты подобраны так, что создаётся образ махновцев как этаких раздолбаев-хулюганов, которые дерутся просто потому, что они дерутся (а с кем и за что - без разницы).

Не согласен!

Я например такого не заметил.

Кстати добавлю ещё статью того же автора. Как будто по твоему заказу. Он там как раз и пишет о том что:

Kredo писал(а):А были же профсюзы. А было же самоуправление.

Автор статьи Дмитрий Бергер. Вот ещё несколько его зарисовок на тему махновщины.

Махно без тачанки. К 126-й годовщине со дня рождения Нестора Ивановича

http://hvylya.net/analytics/history/mah ... vicha.html

Когда начинаешь разбираться в том, что написано, сказано или снято о Несторе Махно и движении, которое он возглавлял с 1917 по 1921 год, то невольно вспоминаются слова, сказанные Маяковским о Есенине. “99% написанного (о нем) просто чушь или вредная чушь”. В случае с Махно, возможно, чуши только 80%, но сути дела это не меняет. Имя это стало нарицательным еще при жизни Батьки, сам он стал легендой еще при жизни, и сразу же его образ был преобразован в миф. Потому что история – она ведь как есть, со всеми ее неприятными деталями, а миф, вот он – раскручивай его как удобно. Победители не столько переписывают историю, сколько подменяют ее мифами.

И сейчас, когда упоминают Батьку Махно или махновцев, то речь, скорее всего, идет о каких-то негативных явлениях, эксцессах, любом так называемом беспределе. Сила мифа состоит в подтверждении устойчивого стереотипа, а стереотип махновщины со времен Гражданской войны построен на образе разухабистого, подвыпившего бандита на тачанке, с гармошкой и пулеметом, непременно системы “Максим”, которому закон не писан. Такой образ прекрасно вписывается в незамысловатый советский миф о хаосе, в который по-большевистски твердая рука принесла порядок, пусть и чрезмерно жестокий, но оправданный необходимостью остановить разгул безвластия. То, чем для поклонников вертикали власти и ежовых рукавиц в наше время оказался скачущий, горланящий, горящий Майдан, сто лет тому оказалась махновщина.

В общем, если перефразировать Верещагина из фильма “Белое солнце пустыни”, мне за Махно и махновцев обидно. Обидно, что образ людей, предпринявших редкую в истории попытку создать свободное общество, сводится к опереточным типажам из “Свадьбы в Малиновке”. Оперетта сама по себе чудесная, но кто же учит историю по опереттам?

Я сел было, чтобы написать здоровенное эссе, где смог бы изложить и биографию Махно, и аспекты махновского движения, разобрать детали политической и социальной особенностей повстанчества и как они соотносились анархо-коммунистической идеологией Махно, упомянуть съезды Советов махновского района, проследить эволюцию военной практики Революционно-повстанческой армии Украины (махновцев), и многое другое, без чего полная картина не могла бы быть полной.

Я начал так:

С 1918 по 1921 год, значительная часть того, что некоторые, ничтоже сумняшеся, величают “Новороссией”, считалась, не без основания, махновским районом. В нем дважды, сначала с апреля 1917 по апрель 1918, а затем в течение всего 1919 года, предпринимались попытки создания свободного общества, построенного снизу вверх на основе власти местных советов. Несмотря на то, что Махно всегда позиционировал себя как анархиста-коммуниста, само махновское движение было гораздо шире, чем его личное мировоззрение. В движении было больше эсеров, чем анархистов. Основой его был принципиальный компромисс левых сил, выраженный махновской фразой “борьба идей, а не людей”. Целью движения было то, что сегодня называют “децентрализация”, когда городки и села считают себя ничем не хуже столицы, и вполне способными самоуправляться по собственному усмотрению, без команды сверху. Так что небольшое, но экономически и культурно развитое село, а по размеру город, Гуляй-Поле отлично подходило на роль центра революции без центра.

Уникальность района заключалась в его этническом разнообразии, присущему, скорее, городам вроде Нью-Йорка и Лондона. В том, что чуть ли не треть населения Гуляй-Поля составляли евреи, ничего особенного для Украины не было. Юг Украины заселяли, приглашая или насильно перемещая из других мест. В результате, помимо русских и украинских сел, там были греческие, болгарские и даже еврейские сельскохозяйственные колонии, как невероятное исключение из имперского закона, запрещающего евреям владеть землей. Но доминировали немцы, в основном из секты меннонитов. В отличие от других этнических и религиозных групп, которые, так или иначе, смешивались в прямом ежедневном контакте, меннониты-колонисты были, по сути, колонизаторами. Они жили замкнутыми общинами, и с аборигенами имели исключительно деловые отношения, отличаясь и внешним видом, и языком, и культурой. Одним словом – инопланетяне. Но без них никогда бы не появилась махновская тачанка и…

И тут я подумал, что даже самая полная картина мало кого убедит в несостоятельности мифа, потому что мифы не основываются на фактах и логике. Лучше, пожалуй, просто обратиться к визуальному образу, на котором часто и строится миф, и посмотреть, куда он меня заведет.

Судя по доступным мне литературным произведениям и изображениям, внешний и внутренний облик Нестора Махно в основном выводится из фотографии, снятой во время встречи красного комдива Дыбенко с командиром повстанцев Махно.



Рядом с почти двухметровым Дыбенко Махно кажется совсем небольшим. Но его 168-170 см роста, указанные в документах царской полиции, и в наш век акселерации не выделили бы его особо из уличной толпы.

Необычный мундир с галунами тоже вечно кочует из одного произведения в другое. Махновцев вообще принято воображать как нечто пестрое, и расхристанное. Хотя по единственному сохранившемуся фильму трудно сказать на первый взгляд, к какой армии принадлежат бойцы:

http://www.youtube.com/watch?v=iwEr86wd2OY

Единственные, кто выделяются относительно экстравагантной одеждой с галунами, это командиры – Махно и бывший матрос Щусь. Бывший матрос Дыбенко тоже одет в кожаные галифе. Тут удивляет скорее то, что все, в основном, одеты в обычные военные шинели. Ведь в условиях почти полной остановки производства, пополнять обмундирование было просто не откуда. Тем не менее, в большинстве случае, как и сегодня, все противоборствующие стороны отличались лишь кокардами и ленточками. Исключение составляли лишь некоторые офицерские полки, создавшие свой, иногда весьма причудливый, дизайн, и, конечно, Сичевые Стрельцы, носившие австрийскую армейскую форму, за которую их окрестили синежупанниками. Остальные легко смешивались, и, как вспоминал маршал Тимошенко, могли вместе переночевать в одной хате, и только утром обнаружить из разговора, что рядом с ними противник. В поздний период махновцам достаточно было надеть трофейные буденовки, и их принимали за красных. Партизаны и банды могли, несомненно, грабить и брать трофеи, и выламываться в пестрых нарядах, но вести активные действия, вырядившись в рясы или меховые шубы очень сложно.

А махновцы их вели. Сначала как партизанское движение против немецких и австро-венгерских оккупантов и режима гетмана Скоропадского. С этим тоже связанно много мифов, уже представляющих Махно в роли организатора и лидера широкого народного восстания, лихого и хитрого партизана, державшего в страхе оккупантов и их приспешников. История тут, как всегда, оказалась гораздо прозаичнее.

Дело в том, что вернувшись из России, где он с апреля скрывался от мести новой украинской власти, в Гуляй-Поле в середине лета 1918 года, Махно и его малочисленные товарищи в течение 2 месяцев не могли зажечь огонь сопротивления, хотя в целом Украина поднималась. Возможно, что это объяснялось тем, что Нестору Махно было необходимо восстановить утерянный кредит доверия у населения.

Всем известно, что как террорист-анархист, Махно был приговорен к бессрочной каторге, которую он отбывал в Бутырской тюрьме. С этим связано несколько легенд. Согласно распространенному мнению, он в момент совершения преступления являлся несовершеннолетним, то есть младше 21 года, и смертной казни не подлежал. Но во время столыпинском реакции военно-полевые суды слали на казнь революционеров любого возраста, иногда девочек и мальчиков пятнадцати лет. Поэтому, когда члены “Союза бедных хлеборобов”, членом которого состоял Нестор, были арестованы, Махно грозила смертная казнь за соучастие в убийстве. Однако к 1910 году ситуация в стране успокоилась и гражданское судопроизводство было восстановлено. Учитывая, что нескольких ребят из группы все-таки казнили, мне кажется, что неслабый приговор “бессрочная каторга” отражал мнение суда о полной причастности Махно к вменяемым ему преступлениям, и не может считаться смягчением приговора. Освободила его Февральская революция.

Если до тюрьмы Нестор Махно был, скорее, юный пылкий романтик-боевик, характерный для Первой русской революции, то из бессрочной каторги вернулся вдумчивый и осторожный мужчина в очках и с легкими, пораженными туберкулезом. Страна после свержения царя находилась в состоянии нарастающего бардака. Многие были растеряны и метались в поисках решений. На этом фоне Махно не только сам пришел к выводу, что поборникам свободы и противникам государства в данный момент стоит пойти на компромисс с существующей системой, но и сумел убедить в этом местных анархистов. С точки зрения правоверного анархизма это была ересь. Но, как уже было сказано, Махно не был идеологом. Поэтому вскоре он не только возглавил Крестьянский (проф)союз, но и был выдвинут на должность товарища (заместителя) председателя Общественного комитета. Да, да, того самого органа государственной власти Временного правительства. Почему-то об этом мало упоминается, вероятно, потому, что для противников образ Махно как чиновника с печатью, занимающийся пропажей коров и другими житейскими мелочами, рутинными для любой городской администрации, никак не вписывается в образ лихого бандита. А для поклонников Махно… для них тоже не вписывается. Но, с моей точки зрения, это самый важный момент в истории махновского движения, потому что благодаря всем этим выборным должностям в профсоюзах и советах, ставшие результатом широкой общественной работы и политической активности, анархистам Гуляй-Поля удалось провести несколько социальных и экономических реформ, не прибегая к насилию. Это еще не называлось “махновским” движение, и это еще не были те “махновцы”, но они уже действовали, и довольно успешно, расшатывая систему изнутри. После корниловского мятежа Советы по всей стране стали реальной властью, и Гуляй-Польский Совет, как и многие другие по стране, начал земельную реформу задолго до Октября. Махно же, как председатель Комитета по защите революции, возглавил и местное вооруженное ополчение, причем с благословения Временного правительства. Теперь он был по всем меркам завидный жених, и вскоре, действительно, сыграл свадьбу. Как анархист, формальностями вроде венчания в церкви он не заморачивался, но гуляли, говорят, с неделю. Все, казалось, шло хорошо.

Вторая русская революция тоже ведь имела, на первый взгляд, все индикаторы успеха. В стране фактически не было правых партий. Бедные конституционные демократы, кадеты, которых представляли в качестве темных сил реакции, на самом деле являлись вполне себе центристами-либералами. Зато слева от них выстраивалась череда социалистов, с нарастающим градусом экстремизма. А вот правый флаг пустовал. Там, окромя посконных черносотенцев-монархистов, никого особо не наблюдалось. Хуже всего было то, что практически все поддерживали программу эсеров по передаче земли крестьянским общинам. Эсеровский лозунг “Земля – крестьянам!” не предполагал частной собственности на землю, как хотел Столыпин, не делал из крестьян независимых фермеров, а по старинке полагался на мудрость общины. Что впоследствии удачно использовали большевики, рассудив, что земля у общины, община под пролетарским государством, и когда говорят, что коллективизация началась в конце 20-х, неплохо бы взглянуть на лето 1917-го. Но миф общины довлел над прогрессивным сознанием, и против него, кроме кадетов, особо не возражали.

Махно с последователями начал даже создавать на основе освободившихся помещичьих имений (с очень немецкими названиями), владельцы которых благоразумно сбежали, не дожидаясь грядущих реформ, сельскохозяйственные коммуны, на манер современных израильских киббуцев, к ожидаемому неудовольствию местного крестьянства, которое бы предпочло завладеть хорошей землей. Но дело до разборок не дошло, поскольку до лета было далеко, а потом уже не до того было.

После большевистского переворота бардак в стране продолжался, как и раньше, но на смену правым кадетам и меньшевикам в Гуляй-Поле пришли эсеры-националисты. Особых разногласий по экономическим вопросам с махновцами, которые, в принципе, поддерживали эсеровский Декрет о земле, у них не было, и обе стороны относительно мирно сотрудничали в органах местного самоуправления. Пока Брестский мир в марте 1918 года не сорвал крышу и у сторонников украинской Рады и у самого Махно. Националисты радостно ждали военной подмоги от могучих союзников – Германии и Австро-Венгрии, махновцы наскоро создавали добровольческие батальоны, чтобы биться с закаленной боями современной армией, а большинство населения тихо надеялось, что их не раздолбают артиллерией. Кончилось это печально. Сторонников Рады анархисты сначала заткнули угрозой террора, но когда дело дошло до защиты Гуляй-Поля, город просто сдали, а анархистам и левым эсерам пришлось бежать. Мало кто хотел воевать и умирать, потому что социалистическая Центральная Рада несла ту же программу реформ, что и другие.

Остатки анархистов Гуляй-Поля оказались в изгнании. Согласно Махно, они собрались и решили возвращаться, чтобы начать вооруженную борьбу. После этого Махно долго ездил вверх-вниз по Волге в поисках беременной жены, тоже бежавшей в Россию вместе с коммуной. А может он искал себя, кто знает? Для него потеря Гуляй-Поле явно оказалась потрясением. Жену, беременную на последнем месяце, он нашел, и, не дожидаясь скорых родов, тут же уехал в Москву. Роды прошли неудачно, ребенок не выжил, что по тем временам не было чем-то необычным, но породило пару легенд. Все это, несмотря на то, что жена, уже бывшая, Махно вскоре вернулась домой и жила в Гуляй-Поле довольно долго, не встречаясь с Нестором.

Махно прибыл в Москву, где, по его словам, нигде не подтвержденным, встречался с Кропоткиным и Лениным. Во встречу с князем-анархистом верится именно потому, что ничего внятного Махно о ней не говорит. Старая гвардия революционеров, вроде Кропоткина и Плеханова, была поражена с каким сочетанием разнузданного насилия и удушающей государственной бюрократии революция самоуничтожалась в крови и голоде. Ничего конкретного Кропоткин сказать Махно не мог, что и отражено в махновских воспоминаниях, где его кумир произносит пару каких-то общих фраз. Зато Ленин у Махно говорит много и долго, и довольно похоже на Ильича. Махно в ответ тоже говорит пространно и детально, как будто все подготовились заранее. Поэтому их встреча для меня под сомнением.

Как бы там ни было, а в июле 1918 года, Махно вернулся в очередной раз в Гуляй-Поле. В то время по всей Украине разгорается сопротивление оккупантам и гетманату, но вот у Махно с соратниками, как ни странно, первые два месяца не заладилось с организацией восстания. То ли страх населения перед австрийцами, то ли исчерпанный кредит доверия у Махно, но что-то не удерживало жителей Гуляй-Поля от поддержки немногочисленных повстанцев. Все что удалось совершить – свести счеты с некоторыми “предателями” и грабежом добыть средства на вооружение. Среди жертв оказались женщины и дети. Об этом предпочитали не упоминать. Дело шло к тому, что повторялась судьба “Союза бедных хлеборобов”.

Поэтому решено было соединиться с более удачливой группой под командой матроса Щуся под селом Дибровкой, где их заперли совместные превосходящие силы австрийских солдат и немецких колонистов. Тут и взошла звезда Нестора Махно. Вместо разумного тактического ухода вглубь Дибровского леса, он предлагает немедленную атаку на расслабленного противника. Скрываться можно бесконечно, но победа пошлет населению четкий сигнал о новой силе, способной противостоять гетману и австрийцам. Как ни странно, его не только поддерживают, но и провозглашают украинским казацким Батькой. Махновцы одержали победу, и с тех пор наращивали силу и влияние.

Но, по правде говоря, конец оккупации Украины в ноябре 1918 пришел не от многочисленных, но разрозненных и слабых партизанских отрядов, а с подписанием перемирия на Западном фронте 11 ноября 1919. Немцы и австрийцы уходили, на смену им шли украинская Директория, Красная Армия и белая Добровольческая армия.

После уходя оккупантов, махновцы заключили союз с Директорией, но уже через месяц расторгли его и вместе с большевиками и левыми эсерами Екатеринослава отбили город. Среди новых союзников немедленно начали склоки. Большевики привычно стремились к полной политической власти, остальные партии жаловались на узурпаторов, махновцы, уже сражающиеся на нескольких протяженных фронтах с украинскими и российскими государственниками, усердно пополняли свои запасы из городских складов, к негодованию большевистского руководства. При этом махновцы, считающие пенитенциарную систему одной из форм угнетения, широко распахнули ворота тюрьмы, что тут же прибавило к общему хаосу. Подошедший курень армии УНР легко выбил их из Екатеринослава.

После того махновцам стало ясно, что без реорганизации в более-менее регулярную армию и без союза с подходящий Красной Армией, которая в начала 1919 года еще виделась как естественный союзник вольный украинских советов, всех врагов им не одолеть.

Поэтому Махно и встретился с Дыбенко, чтобы объединить силы против возрождающегося после неудач белого движения и влиться во 2-ю красную армию в качестве бригады имени Батьки Махно. Напряженные лица на снимке, возможно, передают предчувствие того, что случится потом. Вскоре красный комбриг Махно отрастит более характерные для военного того времени усы, а махновцы перейдут на штатное расписание Красной Армии с ротами, полками и корпусами, и до 1920 года будут вести военные действия как любая регулярная армия.

Разрыв махновцев с петлюровцами был не случаен. Войска УНР, которые в декабре 1918 так впечатляли Булгакова своей многочисленностью, к февралю съежились до нескольких тысяч. Полковники и атаманы с именами Ангел, Зеленый, Тютюнник и Григорьев, отпадали и переходили на сторону красных. Что-то Петлюра делал не так.

Это лишь часть истории Нестора Махно, о которой напоминает фотография. А до тачанки я даже не дошел.

Махно и провал операции “Новороссия 1.0”

Дмитрий Бергер

http://hvylya.net/analytics/history/mah ... a-1-0.html



Говорят, что история повторяется. Примерно так. Мятеж весной, катастрофа летом. Измена штабов, плохое снабжение, нестойкость войск. Российские имперцы, офицеры, чеченцы, донские и кубанские казаки на Украине. Украинские волонтеры, из ничего организовывающие сопротивление. Сражения за Волноваху, Бердянск, Мариуполь, на фоне частых съездов и выборов.

Это выглядит как юго-восток Украины сегодня, но события происходят в 1919 году. Это история, которую стоило бы знать всем, особенно московским сочинителям мифа “Новороссии”, мифа об исконных русских землях и империи в Северном Причерноморье. Им стоит помнить, что незнание истории не освобождает от ответственности. Потому что в 1919 году именно на юго-востоке Украине была похоронена первая попытка восстановить империю, тут впервые была похоронена идея “русского мира”, которая как вампир время от времени выползает из могилы. И сделали это сами местные жители – украинцы, русские, греки, евреи, татары. Их называли махновцами. В историю они вошли как Революционная Повстанческая Армия Украины (махновцы) или РПАУ (м).

Много говорилось о военных аспектах махновского движения. Но редко упоминается, что основным оружием махновцев, все-таки, было слово. Вначале было слово, как сказано в Библии. Махновской символики, как таковой, нет, ни звезд, ни свастик, ни крестов. Даже адамова голова, веселый Роджер, череп с перекрещенными костями, тоже не махновский. Есть просто флаг черного цвета, как школьная доска, на нем, как мелом, написано “С угнетенными против угнетателей – всегда!”

Но человеческая натура требует символов, знаков. И атрибутом махновцев стала пулеметная тачанка, все четыре колеса. Кстати, слушая оригинальный вариант известной песни “Тачанка”, трудно отделаться от впечатления, что, если заменить одно лишь слово “буденовская” на “махновская”, то все встанет на свои места.

Честно говоря, настоящий Махно, как и все другие исторические личности, включая легендарного Чапаева, при первой же возможности пересаживался в автомобиль. Выбор тачанки в качестве основного средства передвижения для партизанской армии был вынужден обстоятельствами. Махновцы тут ничего не изобрели.

Тачанку стали использовать как передвижную пулеметную установку еще во время Англо-Бурской войны начала 20 века. Как только появился относительно компактный, по сравнению с громоздким “Гатлингом”, пулемет “Максим”, Сесиль Родс погрузил его на телегу и отправился в глубь Африки завоевывать себе страну. Южноафриканские потомки голландских поселенцы, буры, первыми провели современную партизанскую компанию против англичан, противопоставив позиционной тактике регулярной армии мобильность тачанок. Единственным способом победить такую тактику было лишить партизан поддержки населения и деморализация противника. Жен, детей и даже слуг буров загнали в концентрационные лагеря, и сопротивление было сломлено. Через 20 лет этот метод применит против махновцев и красное командование. Бурская война была невероятно популярна в России. Песню “Трансвааль, страна моя” знали и пели все.

Но главным фактором популярности тачанок для махновцев были немецкие колонии, основные производители рессорных экипажей. Для перевозки тяжелых пулеметов было важно, чтобы их детали не расходились от тряски. Идеально для этого подходили бронеавтомобили. Но массово в то время можно было получить лишь тачанки, и только на юге Украины. Тачанки также позволяли перевозить пехоту, что делало махновцев гораздо мобильнее превосходящих, но неповоротливых сил противника. Хотя стоит заметить, что даже у махновцев тачанки стали играть заметную роль только к 1920 году, с переходом на партизанскую тактику. В 1919 же году, о котором пойдет речь, махновцы были 3-й бригадой 2-й Красной армии и держали протяженный фронт от Юзовки (Донецка) до Мариуполя, примерно по линии разграничения сегодняшней АТО.

К весне 1919-го, махновцы, также как и многие командиры Директории пошли на союз с Красной Армией. Чтобы не отвлекаться от нашего повествования, скажем только, что глава Директории УНР Симон Петлюра оказался прямым предшественником президента Ющенко. Как и Виктор Андреевич, Симон Васильевич со товарищи умудрились превратить неизбежную победу в тяжкое поражение. Как ни странно, но только разгром поляками Западно-Украинской Народной Республики, после которого ее достаточно внушительная армия была вынуждена отойти в центральную Украину, позволил Директории протянуть еще один год. Видимо, не случайно, что в наши дни не часто увидишь факельные шествия в Киеве с портретами Петлюры.

Майдан 2014 года совпал с 95-й годовщиной операции “Новороссия 1.0”. Начиная с зимы 1919 года, Вооружённые силы Юга России (ВСЮР), именуемые в простонародье белыми, повели наступление на Донбасс и побережье Азовского моря, с целью воссоединить исторические русские земли. Ну и украинский уголь с зерном им тоже не мешали. Оправдания вторжения были вполне знакомыми: Украина – выдуманная страна, деды воевали, все это – Россия, защитим наших братьев от разгула нелигитимной хунты (большевистской, украинской, махновской – нужное подчеркнуть)! Примерно так. Скажем сразу, русские офицеры Добровольческой армии имели полное право ненавидеть все эти нелегитимные режимы, поскольку после революции за них действительно взялись не только новые власти любых цветов, но и их старые подчиненные. А вот шедшим с ними казакам и кавказцам принять решения помогли исключительно в Москве. Там решили, что казаки есть верные слуги старого режима, несмотря на то, что, в принципе, при царе казаков, в основном, использовали в качестве полиции, наподобие “Беркута”, а в народ в основном палили обычные солдаты. Но, на всякий случай, начали превентивный террор на Дону, Кубани и Северном Кавказе. Казакам это, естественно, не понравилось, и сравнительно небольшая Белая армия выросла раза в три.

Большевиков же тогда больше беспокоила Сибирь, куда, после разгона Учредительного Собрание, двинулись либеральные и социалистические силы, вместо того, чтобы немедленно дать отпор узурпаторам. Но боялись, что если ответить насилием на насилие, начнется гражданская война, которая, по закону жанра, не замедлила начаться. В Сибири либеральные реформаторы провели репетицию 1990-х в России, начав борьбой с диктатурой большевиков и закончив диктатурой волевого, молодого, — чуть не сказал ФСБшника, — военного министра, адмирала Колчака. То-то порадовались рабочие дружины уральцев, чешские и польские легионеры, являвшиеся основной силой антибольшевистского сопротивления в Сибири, наряду с офицерами Каппеля и казаками Дутова. В начале 1919-го Колчак начал генеральное наступление. Социалистическое Отечество в очередной раз оказалось в опасности.

Поэтому дареным союзникам в Украине большевики в зубы не смотрели, и пристраивали их к делу. Юг Украины, простите исконной Новороссии, защищала 2-я красная армия, состоявшая из дивизии Дыбенко, двинувшейся в Крым, дивизии бывшего УНРовца Григорьева, действовавшей в Таврии на западном направлении Херсон-Николаев-Одесса, и бригады Махно на востоке. Армией это могло считаться только с большой натяжкой, поскольку ее снабжением и обмундированием особо не занимались. Приятно видеть, что такие славные традиции и сейчас не забыты в Министерстве обороны. Частям приходилось заниматься самоснабжением, что тоже стало доброй традицией в Украине.

Все бы ничего, но советская власть не была бы советской властью, если бы не применяла свою власть. Благодаря немецкой оккупации, Украина избежала начальной стадии военного коммунизма. И тут вдруг начались реквизиции. Уж насколько Махно был анархо-коммунистом, но и он полагал, что коммунизм строится на основе всеобщего изобилия и свободы, а не грабежа и насилия.

Атаманы центральной Украины моментально отложились от большевиков, а заодно и от городов, куда уходила еда, и откуда приходили очередные продотряды. Но на юге ситуация была сложнее. Тут имелся прямой враг – белые. И вступать в конфликт с красными означало оказаться между молотом и наковальней. Стоит помнить, что к лидерам большевиков в тот момент относились как сейчас к Путину. Ну, не может быть, чтобы вожди государства совершали такие очевидные глупости и такие неблаговидные подлости! Должно быть, какое-то недоразумение. Нужно просто сесть вместе и объяснится, и все встанет на свои места.

Между тем, именно махновцам большевики не доверяли. Считайте это ревностью между братьями. В отличие от всех остальных противников, махновцы в тот момент представляли собой образ того, к чему должна была привести революция – децентрализованная власть советов на местах и общественный (в противоположность государственному) контроль над средствами производства. Несмотря на сложные условия войны на несколько фронтов, в махновском районе проходили выборы и съезды, на которых относительно свободно решались вопросы организации общества и ведения войны. Не европейский парламент, не американский Конгресс, конечно, но, по сравнению с коммунистическими всеобщими одобрямсами, ставшими очередной российской доброй традицией, большой прорыв в самоуправлении. Вот этого и боялись, как теперь боятся Оранжевых революций и Майданов. Так же вся вертикаль власти распадется.

Несмотря на все препятствия, 2-я армия имела успех. Махновцы взяли Бердянск и Мариуполь, за что их стали представлять к советским наградам, как, впрочем, и Григорьева. Он взял Одессу. Хотя, скорее, Одессу оставили сами французы и греки, а он туда потом вошел. По свидетельству Бунина, григорьевцы тут же устроили еврейский погром.

О, еврейские погромы, лейтмотив Гражданской войны! О них сказано много, и тема эта для отдельной статьи. Замечу только одну деталь. Довольно часто, когда упоминают принадлежность погромщиков к какой-то армии, не учитывают того, что во время Гражданской войны бойцы часто меняли стороны. Те же григорьевцы могли начинать в царской армии, затем служили в национальных украинских частях, потом в гайдамаках УНР, потом в армии Скоропадского, потом партизанить против него же, потом присоединились к Директории, перешли к красным, подняли мятеж, пристали к Махно, ушли снова к большевикам, потом к белым, потом в банду, потом амнистия. История метаний Григория Мелехова в “Тихом Доне” вполне реалистична. Как и тот факт, что одни и те же люди могли совершать преступления под разными знаменами. Ответственность же за их действия возлагали на Буденного, Деникина, Махно, Петлюру, и так далее, исходя из того, что командиры обязаны отвечать за действия своих людей. Что, в принципе, верно.

На Григорьева тоже возлагали ответственность за погромы и, главное, за мятеж. Хотя, похоже, что мятеж начался без него. Восстание его бойцов против засилья коммунистов, а заодно евреев и (внимание!) русских, уже вовсю полыхало, пока Григорьев уверял командующего Антонова-Овсеенко в своей преданности Советской власти. И, наверное, искренне, так как ему продолжали доверять даже больше чем Махно. Григорьев оказался перед выбором: или выступить против бунтарей, или возглавить мятеж. Атаман вряд ли был грубым мужланом и пещерным антисемитом, как его рисовали противники. Он дослужился до звания штабс-капитана царской армии, успешно поднимал восстание против оккупантов, удачно командовал дивизией. Но в отличие от Махно за ним не стояла сильная организация, его авторитет не подтверждался съездами, у него не было четкой идеологии, и в момент решения он находился в полном одиночестве. В итоге он выпустил нашумевший “Универсал”, в котором призвал к справедливому трудовому обществу без засилья партий и наций, предложил пропорциональную систему этнической репрезентации в органах власти, и принял ответственность за мятеж. В очередной раз в истории Украины фиксация на национальной принадлежности произвела обратный ожидаемому эффект, и силами Красной Армии бунт подавили.

В итоге, потеряв дивизию Григорьева, и оказавшись без застрявшей в Крыму дивизии Дыбенко, 2-я красная армии состояла исключительно из махновцев. Снабжать их лучше не стали, зато расширили зону ответственности. Последствия не заставили себя ждать. Опытный белый партизан, генерал Шкуро, силами сводного конного корпуса, предвосхищая танковые прорывы Гудериана, пробил истощенный красный фронт, и ураганом прошелся по тылам, тщательно утюжа махновский район. Сам Шкуро отмечал, что ему помогали мобилизованные специалисты красных штабов. Но красное командование винило повстанцев. Деморализованные красноармейцы и махновцы стали сдавать позиции.

Рейд казаков и кавказцев Шкуро потряс не только фронт, но и мышление его противников. Махновцы, которые, вопреки сложившейся мифологии, ничего нового в военном деле не изобрели, тем не менее, были отличными учениками, Они осознали, что, чтобы противостоять такому врагу, их армии потребуется такая же мобильность. Вот тут на первый план и выходит тачанка, ставшая символом махновщины. Красная Армия тоже поняла преимущество крупных конных соединений. Но, с начинающейся проявляться мегаломанией, там не стали останавливаться на корпусах, а слепили аж две конных армии.

Но до этого летом 1919-го еще не дошло. Пока что, от Махно требовали чуда. А так как чуда не произошло, то виноватым, опять-таки по старой традиции, объявили исполнителя невозможных приказов.

Махно, оказавшись, как и Григорьев, перед выбором, принял нестандартное решение – он подал в отставку. Таким образом, фронт против белых держался, а сам Махно мог заняться организацией фронта внутреннего. Он пошел на соединение с Григорьевым, чтобы вместе попытаться войти в очередной союз с Директорией.

Момент этому способствовал. Фронт разваливался, и Красная Армия уходила на север, оставляя Украину. Возникший вакуум заполнялся с юга войскам Деникина. У Петлюры появилась возможность заполнить его с севера. Директория приняла это за победу, переоценила свои возможности и отказалась от союза с Махно и Григорьевым, особенно на поставленных условиях, сохранявших махновское видение власти советов на местах. Руководство УНР можно понять. Два гонимых неудачника-атамана с незначительными силами предлагали равное партнерство национальному правительству. Примазавшиеся в последнюю минуту Директории были ни к чему.

Отказ поставил и Махно, и Григорьева в сложное положение. Уходить из политики тогда было некуда. Разница была в том, что Махно ни при каких обстоятельствах не мог пойти на сотрудничество с белыми, а у красных Григорьева ждала пуля. Развязка наступила быстро. Трудно сказать, были ли обвинения против Григорьева в тайном соглашении с белыми обоснованными. Но также трудно представить, что еще было ему делать в той ситуации. Идти было просто больше некуда. В любом случае, махновцы не стали ждать, и Григорьева убили, скорее всего, с молчаливого согласия его же командиров.

К концу лета Красная Армия смогла отбросить колчаковцев от Волги. За диктатора-адмирала находилось все меньше желающих воевать, особенно среди тех, кто начинал борьбу с большевиками во имя восстановления свободы. Но к этому времени уже Силы Юга России генерала Деникина нацелились на Москву. Как и современное российское руководство, Деникин никак не мог себе представить Россию без Украины, Польши и Эстонии. И особенно без Новороссии с Донбассом. Поэтому вместо признания независимости стран, которые он даже не контролировал, генерал поступил как истинный русский патриот и продолжал превращать потенциальных союзников в заклятых врагов в имя невнятной идеи, которую трудно понять инородцам.

Возможно, учитывая удивительную способность украинских политиков находить наихудшее решение в любой ситуации, первый проект Новороссии мог бы и состоятся. УНР и ВСЮР вполне могли бы договориться осенью 1919 года. Во всяком случае, серьезной войны друг против друга они тогда не вели.

Но тут, в очередной раз, в ход истории вмешался народ Украины. Даже не все коммунисты приняли уход Красной Армии из Украины. Не все националисты хотели союза с империалистами. Альтернативой всем снова оказался Махно. Большинство махновских частей Красной Армии приняло решение защищать Украину, и пошло на соединение с Батькой. Так возникла Революционная Повстанческая Армия Украины (махновцев) заслонившая путь Деникину.

Очистить путь было поручено генералу Слащеву, который, как и Шкуро, был прекрасным тактиком. Основной его силой являлись офицерские полки, часто недоукомплектованные до такой степени, что в реальности полк на бумаге мог на самом деле быть не больше роты. Но обученные и мотивированные офицеры с лихвой компенсировали свою малочисленность умением и вооружением. Ряды РПАУ постоянно росли по мере ее похода, но хроническая нехватка патронов и снарядов, превращал численное преимущество в крупный недостаток. Дойдя до Умани, повстанцы наткнулись на войска УНР, которые не особо стремились ни с кем воевать. Зато они подкинули махновцам амуниции. Правда, отходить повстанцам все равно стало некуда. Их загнали в угол. Но у белых была своя слабина – у них не было тыла как такового. Они стояли, подобно вошедшей в поговорку “тонкой красной линии” у Ватерлоо, а за ними была пустота.

В конце сентября 1919 года, РПАУ развернулась, разметала корпус Слащева, и растеклась по степям украинского юга аж до ставки Деникина в Таганроге. Снабжение белых из портов Бердянска и Мариуполя прервалось. Войска с Московского направления перебрасывались на Украину. Махновцы пробили первую брешь в крепостной стене ВСЮР. После этого белым ничего не оставалось, как перейти от победного наступления к затыканию постоянно возникающих дыр в их обороне. Проект “Новороссия 1.0” провалился. Благородные и православные белые проиграли безбожной украинской черни.

Такая вот история. Которую сегодня пытаются повторить, раскрутив проект “Новороссия 2.0”, оправдывая себя тем, что это исконно российская, православная, славянская, имперская земля. Им стоит не забывать о том, что 95 лет тому назад украинцы, русские, греки, евреи, татары, и многие другие, назвали себя махновцами и четко дали понять, что Украина это земля ее людей.

Нестор Махно и Третья революция

Дмитрий Бергер

http://hvylya.net/analytics/history/nes ... tsiya.html



Возможно, что это просто судьба. Возможно, что конфликт на Донбассе действительно цивилизационный. Степная полоса, протянувшаяся от Дона до Дуная, то, что сейчас называют юго-востоком Украины, тысячелетиями служила местом встречи или противостояния, где сталкивались и смешивались Азия и Европа. Ни в коей мере не единственным в своем роде. Такие узлы цивилизационного взаимодействия имеются и на Ближнем Востоке, и в обеих Америках. Но то, что в Америке обычно становится тиглем (“melting pot”), на Ближнем Востоке почти неотвратимо превращается в пороховую бочку с подожженным фитилем.

В юго-восточной Украине было по-всякому. Скифы и греки, варяги и печенеги, генуэзцы и татары, украинские казаки и турецкие янычары, как и многие другие жившие тут или просто прошедшие через эти степи, существовали в нелегком симбиозе на лезвие меча, часто срываясь в ожесточенные войны. Это спорная территория. Не в том, кому она принадлежит, а что с ней делать? Продолжать ли извечную цивилизационную войну до тех пор, пока не будет однозначного ответа – Азия или Европа? Или всем взять и сдохнуть от неразрешимости этого вечного противостояния? А может, подобно Будде, отречься от дуализма старого мира и пойти третьим путем – стать плавильным котлом всего, что в него ни упало, подобно Америке?

Революция и гражданская война в бывшей Российской империи тоже представляла народам своеобразный выбор между Европой и Азией. И в итоге, как заметил философ Бердяев, «С февраля по октябрь 17-го года перед восхищенным русским взглядом прошли парадом всевозможные партии и идеи. И что же выбрал русский человек? То, что имел, — царя и державу».

Конечно, осенью 1919 года это еще не было так очевидно, хотя, оценивая ситуацию того времени, вполне ожидаемо. Большевики, затеявшие переворот и захват власти в странной надежде зажечь европейскую революцию, не особо задумывались, когда бросались лозунгами эсеров (“Земля — крестьянам!”) и анархистов-синдикалистов (“Заводы — рабочим!”). Игра, казалось, стоила тех свеч. Но в начале того же 1919-го их немецкий идол Карл Либкнехт погиб в неудавшейся германской революции, а последовавшая затем жестокость венгерских коммунистов Белы Куна привела к провалу всего европейского проекта. Перекрасившись из социал-демократов в коммунистов, большевики предстали перед дилеммой, которую они будут пытаться разрешить в течение 10 лет: держаться ли им за власть, наплевав на идеалы их же социальной революции, или признать свою неправоту и дать другим порулить. Другими словами, вернуться ли к азиатскому деспотизму или двинуться к европейской демократии. Пока что они пытались выиграть войну.

Белые тоже создали себе неразрешимую дилемму. С одной стороны, их основной целью был возврат к Учредительному собранию, к моменту в истории, когда должны были проведены в жизнь реформы, делающие Россию европейской страной. С другой стороны, этот поезд ушел, и методы возвращения граждан в прошлое были вполне себе азиатскими, никак не совместимыми с ценностями, на которых решения Учредительного собрания, по идее, должны были базироваться. Пока что белые пытались не проиграть войну.

Украинская Директория тоже представляла вариант европейского выбора, но на сугубо националистической основе. Как и сегодня, самые, что ни на есть исконно украинские массы, практичные по натуре, были не особо заинтересованы в риторике по поводу языка, истории и культуры, и поддержка УНР таяла. Хуже всего было то, что к осени 1919 года между восточными и западными членами Директории наметился раскол. Фракция Петлюры, сформировавшаяся в борьбе с русским империализмом, искала помощи и союза на западе, прежде всего у поляков. Группа диктатора Западно-Украинской Народной Республики Петрушевского, зимой разбитые теми же поляками, да и вообще исконно не питавшими к ним любви, с надеждой взирала в сторону России, с которой на западной Украине, наверное, аж до отрезвляющего 1939 года, связывали надежды на национальное освобождение. Пока что все они пытались хотя бы не развалиться на части.

Все это покажется достаточно знакомым и осенью 2014-го. Но был еще и третий путь. Точнее — третья революция.

К октябрю 1919-го махновцы растеклись по юго-востоку Украины, вернувшись на Екатеринославщину, центр движения. Бытующие утверждения, что их победа под Уманью сломила хребет белому движению, не имеют оснований. Друг Махно и историк махновщины Аршинов в своей книге закидал телами офицеров чуть ли не целую губернию, но таких сил у Деникина в жизни просто не водилось. Тем не менее, если уж следовать анатомической метафоре, махновцы крепко схватили белых за мошонку. Противник, вроде, и не сломан, но как-то вяло отмахивается.

На этот раз Революционная Повстанческая Армия Украины (махновцы) или РПАУ (м) несло на клинках своих шашек не только освобождение от гнета, но и идею новой, третьей революции. Часто упускают из виду тот факт, что с 1917-го по октябрь 1919-го Гуляй-Польские анархисты вполне сознательно не занимались построением нового, безвластного, как они говорили, общества. Два года они просто боролись против реакции всех мастей, практически не предпринимая ничего созидательного, считая, что ни политическая ситуация, ни общественная поддержка их идей местного самоуправления и взаимопомощи к этому не располагали. Но после удачи на поле боя казалось, что время анархической революции пришло. Первая революция смела царский режим, вторая скинула буржуазное правительство, и настал момент для третей, которая избавит человечество от корня всего зла – централизованного государства как такового. В наше время это бы назвали децентрализацией.

Не прошло и месяца, как был созван съезд. Созвали бы и раньше, но из-за протестов некоторых участников пришлось погодить с недельку. Но особой роли это не играло, поскольку у махновцев, да и других левых сил того времени, имелась хитрая система – делегатов избирали от общественных и военных организаций, игнорируя чаяние отдельных, неорганизованных граждан, как и положено в пропорциональной системе. Причем крестьян избирали как по сотням (территориальные участки села), так и от советов, в то время как от рабочих шли исключительно представители профсоюзов. Армейцы избирались от подразделений, штаб армии и культпросвет вообще имели гарантированное число делегатов. Было не особо демократично, зато не занимало много времени, что, учитывая любовь анархистов к частым конференциям, референдумам и съездам, было удобно.

Частые собрания, впрочем, были не столько особенностью махновского движения, сколько признаком того времени, когда у масс появилась потребность в участии в управлении своей жизнью, а у военно-политических сил вокруг них не было ни механизма, ни, честно говоря, желания разбираться с желаниями или даже насущными потребностями населения. Одни продвигали интернациональную революцию, другие спасали Великую Россию, третьи пытались создать национальную украинскую державу, а несознательное население, которое, вместо того, чтобы проникнуться величием идеи, желало, по возможности, есть и одеваться, и очень не хотело участвовать в великих свершениях. В результате получалось так, как говорил мужик в фильме “Чапаев”: “Белые пришли – грабют, красные пришли – тоже начали, ну, куды крестьянину податься?” В махновском районе вопрос так не стоял. По крайней мере, для крестьянина. Его, по крайней мере, слышали. С января по ноябрь там провели четыре крупных съезда, не считая всяких сельских и уездных. И это в период непрекращающейся войны и, часто, гонений.

Первый съезд в январе вообще был созван не махновцами, а ветеранами мировой войны, теми самыми, которые за год до того просаботировали усилия Махно по отражению немецкой агрессии и оккупации. Впрочем, и этот съезд, как было тогда универсально принято, заочно избрал Батьку почетным председателем. Первый съезд депутатов махновского района попытался установить контакт и с Директорией, и с Советской властью в Харькове, чтобы найти компромисс между молотом и наковальней. Второй и третий съезды, соответственно в феврале и апреле, занялись более насущными проблемами – переделом земли и созданием армии. Если по вопросу земли вопросов не возникало с 1917 года, то споры о том, как строить новые вооруженные силы, на добровольной или принудительной основе, шли на обоих съездах. И только личный авторитет Махно смог частично преодолеть широкое сопротивление идее обязательной мобилизации. И идейные анархисты, и безыдейные крестьяне, по разным, правда, мотивам, сходились на том, что лучше иметь мотивированных добровольцев, чем принужденных рекрутов. Батька же, который в тот момент командовал бригадой, размером с дивизию, занимающую фронт, предназначенный для целой армии, нуждался в гарантии поддержания численности состава. Сошлись на странном определении – добровольно-принудительной мобилизации. На волне энтузиазма и надежды на скорое завершение войны, местные общины, на которые, в принципе, и была возложена прямая ответственность за призывников, выдали необходимое число бойцов.

Четвертый осенний съезд, по идее, был призван положить начало третей безвластной революции. К тому же, в это время в махновском Военно-Революционном Совете и Культпросвете находилось большое количество, скажем так, профессиональных анархистов, в отличие от командиров-махновцев, которые, как правило, чисто формально числили себя таковыми, не разбираясь в тонкостях идеологии. Среди признанных лидеров анархизма, находившихся в махновском районе в тот момент, оказался Всеволод Волин, и Махно усиленно выдвигал его в гражданское руководство движения.

В этой связи хочется указать на ложность одного из стереотипа махновцев, представляющих повстанцев как быдловатых невежд. Интеллигент Волин произносил изысканные речи, вызывая исторические образы вроде “корсиканского авантюриста” и, в отличие от современной аудитории, на съезде махновцев его вполне понимали.

Поэтому мне лично внушает доверие байка о математике из Одесского университета. Голод погнал беднягу по селам менять вещи на еду. Там он наткнулся на махновцев, которые отвели его к своему атаману, молодому, чернявому бородачу в тулупе. Ученый объяснил повстанческому вождю кто он и что он. К удивлению математика, атаман для проверки попросил его рассказать про ряды Маклорена. Кого только не было в рядах махновцев!

Что и отразилось на четвертом съезде, в котором, как и в самом движение, участвовали представители всех партий социалистического толка. Что импонирует в махновцах, что они никогда не пытались решить все проблемы одним махом указом сверху. Так тут, съезд ограничился общими декларациями, ожидая, что со временем они будут развиты в конкретные шаги. Всякая национализация отменялась, и земля и фабрики передавались в пользование тем, кто на них работает. Особой конкретики там не было, но подразумевало возможность отхода от общинного владения землей, что уже прямо на съезде привело к опасениям кулацкого засилье. Кулаком тогда называли любого крестьянина, имевшего землю в личной собственности, в отличие от традиционной общинной, где каждый год нарезали уделы под каждую семью из общака. Понятно, что кулак имел больше оснований строить долгосрочные планы и вкладывать усилия и средства в свое хозяйство, и также продавать или расширять его. Получалось, и анархисты до сих пор придумывают этому объяснения, что можно было быть и кулаком. Что бы из этого вышло, можно догадываться по результатам Нэпа и по негативной реакции бывших махновцев на последующие раскулачивание и коллективизацию. В принципе, коммунисты вполне по делу стали называть махновское движение кулацким. Только, как оказалось, это было позитивным явлением, предвестником Нэпа.

А вот рабочие не особо обрадовались овладению производством. Если мелкие ремесленники всегда могли объединяться в кооперативы и артели и без махновцев, то крупная индустрия и железные дороги требовали действенной финансовой инфраструктуры и организованного снабжения и сбыта, которые в условиях войны им в тот момент предоставить не могли. Мне кажется, что со временем махновцам бы пришлось принять какую-то форму свободного рынка и даже капитализма, хотя бы исключительно акционерного, поскольку главной их целью были все-таки реальное изобилие и свобода мысли, а не жесткое подчинение догмам из книг. Допустить, например, голода населения, как постоянно делали большевики во имя идеи, им просто совесть не позволяла.

Как свидетельствует такой интересный ход. С приходом махновцев и осени торговая жизнь в городах замерла. В отличие от других сил, махновцы своих денег не имели по идейным соображениям, а то, что они были скоры на расправу, энтузиазма местным бизнесменам не прибавляло. Возникла, как в современных ДНР/ЛНР, проблема денежного обмена. В отличие от прямых, как линия партии, коммунистов, махновцы умели быть гибкими. Решение было найдено вполне в духе свободного рынка, на радость современным либертарианцам. Было разрешено хождение всех денег по свободному курсу. Торговля моментально возобновилась и экономика проснулась. Проблемой оставались только советские дензнаки, которых, в отличие от царских, деникинских и украинских, брать никто не хотел. Желая избавиться от имеющейся кучи советской “валюты”, махновцы и тут нашли решение, обязав всех принимать ее наравне с другими. В подтверждение верности сего они отштамповывали банкноты своими печатями, иногда, по сообщениям, даже с фривольными стишками:

Гоп, кума, не журися,

В Махна гроші завелися.

Кто не будет гроші брать,

Тому будем жопи драть!

Это вызвало несмешки состороны их противников, особенно таких гениев баковского дела, как коммунисты. Между тем, с точки зрения финансов, деньги всего лишь условный метод обмена основаная на доверии к тому кто их гарантирует, и такая веселая, но тем не менее, вполне серьезная гарантия работает так же, как и подпись министра финасов на банкноте.

Но на съезде махновское руководство еще сохраняло иллюзии анархо-коммунизма. А вот представители городских профсоюзов, — меньшевики и правые эсеры, — утверждали, что простой контроль профсоюзов над частным владельцем и государством был бы гораздо предпочтительнее и эффективнее.

Надо сказать, что меньшевики и правые эсеры были редкими голосами разума в вакханалии гражданской войны. Но к тому времени все было так запущено, что их никто всерьез уже не воспринимал. Поэтому они практически при всех властях оставались на легальном положении, играя роль умного шута при короле Лире.

Но в данном случае Нестор Махно сорвался. Он и так не жаловал социалистов, пытающихся найти компромисс со всеми, а рабочие раздражали его заинтересованностью исключительно в зарплате, кто бы ее не платил. Махно с желчью, а Деникин с гордостью упоминали, что донецкие шахтеры, вознесенные на пролетарский пьедестал советской пропагандой, на самом деле лучше всего работали на белых, видимо, по случаю оплаты их нелегкого труда приличным количеством настоящих денег вместо лозунгов. После демарша профсоюзов Махно взбеленился и стал вполне серьезно угрожать социалистам. Если бы не вмешательство махновского руководства, кто знает, могли бы и головы полететь.

У меня создалось впечатление, что с конца лета 1919 года в характере Батьки стали происходить психологческие изменения. Даже в его личных воспоминаниях указывается на несколько случаев серьезных нервных срывов. И немудрено, ведь человек нес на своих плечах целое социально-политическое движение, наряду с военным командованием в экстраординарных условиях. При этом все строилось с нуля и цели ставились беспрецедентные, а приходилось рассчитывать лишь на себя, да еще по возможности поддерживать единомышленников в России и за рубежом. И постоянно иметь дело с друзьями и союзниками, которые в любой момент могли оказаться предателями и врагами.

Махновцы осенью 1919 принесли не только идею третей безвластной революции, но, по иронии гражданской войны, волну беспрецедентного для них террора против действительных и потенциальных сторонников белого движения. Тот же Аршинов почти восторженно упоминает публичные казни стражников (полицейских), чиновников, опрометчиво вернувшихся помещиков, зажиточных крестьян и священников. Но свидетели говорят, что чаще всего это были массовые казни всех обвиненных под одну гребенку, и население опрашивали только для проформы. Махновская контрразведка усердно истребляла богатых немецких колонистов, всех мужчин старше 16 лет. Сколько в этом было военного расчета, а сколько лично махновского вклада можно только гадать, но то, что это серьезным образом подрывало экономическую базу РПАУ (м) гадать не приходится. Все воспоминания того времени говорят о том, что как только требовалась еда, тачанки, жилье и так далее, махновское снабжение первым делом отправлялось по немецким колониям. Без предприимчивых немцев снабжение армии неизбежно страдало, и брать приходилось уже у своих крестьян побогаче.

В том, что, по крайней мере, отчасти террор был связан непосредственно с Махно, свидетельствует эпизод с невнятным разоблачением заговора и поспешной казни командира полка Полонского. Эсер Полонский был избран военным командиром Гуляй-Польских батальонов еще в 1918 году, под общим политическим руководством Махно. Впоследствии он стал коммунистом и командовал полком Красной Армии. Летом 1919-го его “Стальной” полк при отходе на север встретился с отступавшей РПАУ и влился в ее ряды как автономное образование с сохранением всех структур Красной Армии, включая политкомиссаров. То, что Полонского избирали наравне с Батькой, говорит о некоторой популярности красного командира. К ноябрю контрразведка, которой руководил лично Махно, открыло большевистский заговор в полку с целью убить Батьку и захватить власть, что вызывает если не сомнение, то очень много вопросов. А то, что Полонского и других предполагаемых заговорщиков быстренько расстреляли, вызвало волнение и возмущение в руководстве махновского движения. Одно дело, когда без разбору колотили классовых врагов, но тут принялись за товарищей и друзей. Военно-революционный совет даже учредил особую комиссию по контролю над контрразведкой. Но как большинство начинаний махновцев, увидеть результаты ее работы не хватило времени.

Как бы то ни было, а революцию объявили, врагов, кто не спрятался, побили, но к ноябрю очухались белые. Генерал Слащев вернулся, и начался спарринг между двумя равными противниками. Сил, да и, наверное, умения вести позиционную войну у обеих сторон не было, поэтому ни закрепиться, ни нанести смертельный удар ни один не был в состоянии.

Из махновских источников иногда выплывает фантастическая цифра численности РПАУ на тот момент — сто тысяч. Были моменты, конечно, когда армия была неплохо укомплектована, в том числе и оркестрами с театрами, а были еще и связисты-телефонисты, бронепоезда и даже и авиация, но к ноябрю махновцы с трудом противостояли не таким уж многочисленным войскам Слащева. Принимая во внимания, что основная часть деникинских сил отползала умирать к Новороссийску, и половины этих ста тысяч бы хватило для успеха. Но победа не пришла.

Но случилась эпидемия тифа! Сыпного, брюшного, возвратного, не говоря уже о других болячках, на которые на фоне тифа уже мало обращали внимание. Тиф не только косил людей, он послужил удобным оправданием неудобных обстоятельств. Так Галицкая Армия, в результате конфликта в руководстве Директории, перешла на сторону белых, фактически поставив точку на возможности какого-либо организованного военного сопротивления со стороны УНР. Вскоре ГА перейдет и на сторону красных. Все эти анабазисы объясняются не грызней между Петлюрой и Петрушевским, а, почему-то, тифом. Как будто тиф не трогал белых или красных. То, что он бил по махновцам, говорить не приходиться. Многие немецкие колонисты серьезно считали, что тиф разносили исключительно безбожные повстанцы.

Но что повстанческая армия разваливалась не только от болезней и борьбы с кадетами. Последней стала подошедшая к зиме Красная Армия. Для многих повстанцев война показалась законченной. Для них конечной целью была не третья революция, а возможность свободно вести свое хозяйство, что вполне вписывалось в анархические установки, но крестьянина интересовали не они. Красные входили, неся с собой установку — не сметь командовать крестьянином! И если снова вспомнить мужика из фильма “Чапаев”, вопрошавшего комдива: “Ты за коммунистов али за большевиков?”, то есть — ты за “Землю — крестьянам!” или за продразверстку, получалось, что возвращались не грабители-коммунисты, а большевики, дававшие землю. Нужды в новом, безвластном мире не было, если и при пролетарской державе крестьянин получал свое.

Махно метался, самые жестокие меры не могли ни остановить эпидемию, ни избавить массы от усталость от войны. Командование тоже валилось от болезней, включая Батьку. Присоединившиеся летом отряды возвращались в Красную Амию или напротив, — уходили подальше от ЧК. Армия расходилась по домам. Поэтому, когда красное командование, которое летом арестовало и частично расстреляло махновский штаб, не краснея, как ни в чем не бывало, приказало Махно выдвинуться на польский фронт, им грубо отказали. И не только потому, что за этим мог крыться коварный план увести повстанцев подальше от своей территории, но и потому, что к концу января 1920-го, РПАУ (м) перестала существовать как организованное целое. За месяц до этого завершили свое существование вооруженные силы украинской Директории. Махновцы, сохраняя лицо, объявили о роспуске армии на отдых и рекомендовали желающим продолжать борьбу на фронтах против белых и поляков вступать в Красную Армию. Белые движения на юге и в Сибири находились на последнем издыхании. К началу 1920 года Гражданская война должна была завершиться победой большевиков. Третья революция, о которой мечтал Нестор Махно, не свершилась. Но…

Тем, что Римская республика стала крупнейшей империей древнего мира, она обязана мудрой политике ее лидеров. Победив противника и завоевав его земли, римляне инкорпорировали его в свою систему, не меняя устройства побежденного общества, а воздействуя на него исключительно в сфере экономической и культурной. Поэтому до наших дней дошли театры, форумы, акведуки и дороги, протянувшиеся от Ирана до Марокко и Британии, юриспруденция и систем государственного управления. Древний Рим создал Pax Romana, римский мир, на несколько столетий сумев соединить Европу и Азию.

Но Советская республика была замешана из совсем другого теста.

Снова странноватые толкования

Если прошу прощения, полный пиздец называть странноватыми толкованиями, то да, немного странновато конечно.

seasacrifice
я попытался высказаться вежливо...

Автор не анархист судя по всему. На обывателя текст неплохой. Уже говорил об этом. Анархисты другие источники изучают, а не популярные изложения.

Какие места в тексте настолько неприемлемы?

Можно цитаты?

Это, это невозможно читать серьезно. Это взрыв мозга.

Грамотно разнести статью может Дубовик;

Где бот? ДД не бот.

облигация бот например, да их триллиард тут было. "Статья" оставляет мрачное впечатление, Дубовик не нужен. Хотя пусть вот это разнесет грамотно -

"Тем, что Римская республика стала крупнейшей империей древнего мира, она обязана мудрой политике ее лидеров. Победив противника и завоевав его земли, римляне инкорпорировали его в свою систему, не меняя устройства побежденного общества, а воздействуя на него исключительно в сфере экономической и культурной. Поэтому до наших дней дошли театры, форумы, акведуки и дороги, протянувшиеся от Ирана до Марокко и Британии, юриспруденция и систем государственного управления. Древний Рим создал Pax Romana, римский мир, на несколько столетий сумев соединить Европу и Азию.

Но Советская республика была замешана из совсем другого теста."

Я со стула упал лично!

NT2 писал(а):Грамотно разнести статью может Дубовик;

А надо?
Шаркан, я сейчас с шубинским текстом работаю, отвлекаться не хочется.

Победив противника и завоевав его земли, римляне инкорпорировали его в свою систему, не меняя устройства побежденного общества, а воздействуя на него исключительно в сфере экономической и культурной.

О, это таки да. Победив одного из главных своих врагов, Карфаген, римляне не стали ничего менять в его устройстве. Если верить легендам (а другого у нас нет), они просто засыпали окрестности Карфагена солью, чтобы там много веков ничего не росло и нельзя было жить. Кажется, именно это называется "воздействовать исключительно культурно".

Дубовик
Ну, в самых общих чертах. А то вон ДД считает текст полезным для обывателей, а я в том СИЛЬНО не уверен.
Но и отвлекаться не стоит, да...

Если дешевая беллетристика полезна для "обывателей", то да, конечно, для развлечения можно и почитать. Сколько-нибудь значимой информации правда извлечь оттуда особо не удастся, благодаря уникальному стилю изложения автора. Если заранее, так сказать, не знать в общих чертах что происходило(а "обыватель" обычно и не знает), то особо ничего и не поймешь. Был Петлюра, а был и Махно. Эвона как. Интерпретации ряда событий вызывают большие вопросы и это мягко сказано.

Не хотел обидеть ДД никоим образом, но промолчать тут нельзя никак.

seasacrifice писал(а):Дубовик не нужен.

"Скрипач не нужен" (с)

seasacrifice писал(а):Тем, что Римская республика стала

Ну этот кусок я пропустил мимо глаз, заметив тем не менее про себя его несуразность. Но поскольку к махновщине он не имеет никакого отношения (и вообще непонятно нафиг его автор всунул), то и не расстроился особо.

Встречаются гораздо более тяжёлые случаи. Например:

Дмитрий Донецкий писал(а):К тому же, перед тем как установить новую администрацию, красные часто устраняли старую, пусть даже и формально советскую власть. Объясняет, почему латыши вывели за село отца моего собеседника в начале статьи и расстреляли.

То есть автор некритично относится к "наследию" большевистской идеологии, считая небольшевистскую советскую власть "формальной". Скорее всего он просто не задумывается об этом и подобном своих косяках.

Это вообще распространено. Какой-нибудь антикоммунист с пеной у рта разбивает "исторические конструкции", не подозревая что они в своё время были сфальсифицированны большевиками. И таким образом помимо своей воли поддерживает тех самых большевиков (во взгляде на историю), против которых метает громы и молнии.