afa-punk-23
02-07-2017 20:42:41
Высокие идеалы человечества, которые до сих пор с благородной миной коммерции советника и грудью, покрытой орденами, говорили со мной сверху вниз, покорно сняли шутовские маски и просили извинения: они ведь сами нищие, но все еще могут поддержать какой-нибудь еще более наглый обман.
Густав Майринк.
Развитие капитализма, то есть системы общественных отношений, нацеленой на производство товаров для продажи и извлечения прибыли (а не на удовлетворение потребностей) сопровождалось гигантским насилием и невероятным ухудшением условий жизни людей. Говорят о гитлеровском геноциде евреев, или о сталинском геноциде, однако английские торговые компании и другие европейские колонизаторы, обеспечивавшие экономическое развитие европейского капитализма, убили в XVII-XIX столетиях намного больше индейцев, индусов, китайцев, африканцев и ирландцев чем Гитлер евреев, убили их для удобства извлечения прибыли. Создавая культ холокоста, или осуждая сталинский террор современный либерально-демократический капитализм пытается скрыть и замаскировать собственное прошлое. Конечно и холокост и сталинский террор – это ужасные преступления. Но мы никогда не поймем их сути, их корней, если не обратим внимание на самые истоки индустриально-капиталистической системы.
НАЧАЛО
В эпоху предшествовашую капитализму, подавляющее большинство людей (включая и Европу) жило в сельских общинах, занятых преимущественно самопроизводством всего, что им было необходимо, или в небольших (по современным меркам) городах, бывших центрами ремесел и торговли. Однако, хотя товарное производство существовало, оно жестко контролировалось цехами (самоуправляемыми ассоциациями ремесленников) и городскими общинами, а в странах Востока зачастую еще и государством. Цены на товары и то, с кем иметь торговые отношения, определялось не произволом, а по соглашению между коллективными экономическими субъектами.
Доиндустриальный мир не был раем. Он был крайне иерархичен, так внутри гильдий и цехов существовали бедные и богатые, мастера и зачастую бесправные подмастерья. На востоке над общинами и городами возвышалось могущественное государство, считавшееся собственником основного средства производства (земли), облагавшее население налогами и обеспечивающее зачастую очень жестокими принудительными мерами коллективные работы по строительству плотин на реках или военные мобилизации. Жестокость и насилие были широко распространены, неурожаи и эпидемии часто приводили к голоду и массовой гибели людей. Но важно отметить, что, все же, и на Западе и на Востоке сельские и городские общины существовали в значительной степени автономно, сами принимали решения об организации жизни, управляли своим хозяйством, сами потребляли то, что и производили.
Своеобразным отклонением от этого достаточно стабильного существования стало формирование в Европее мощных монархических государств- абсолютистских монархий, которые в отличии от традиционных государственных образований Востока были чрезвычайно динамичны и нацелены на внешнюю и внутреннюю экспансию. Именно они сумели разрушить традиционный мир сельских или ремесленно-торговых общин, постепенно заместив его атомистическим рыночным обществом, нацеленным исключительно на производство товара ради прибыли. Это сопровождалось насильственными мерами монархий по разрушению правовых коллективных институтов в городах, в сгоне общинного крестьянства с земли (огораживание), в поддержке государством наиболее преуспевающих торговых корпораций, рассматривавшихся как источник налоговых поступлений в казну и как контролируемые государством орды завоевателей.
Со временем, однако, крупный капитал достаточно укрепился для того, чтобы начать играть самостоятельную политическую роль. Идеологией, нацеленной на ликвидацию династических монархий, мешавших утверждению абсолютной власти крупного капитала и стал либерализм, постепенно дополненный идеями представительной парламентской демократии.
КАК ЭТО БЫЛО
“Отделение работника от средств производства, ставшее повсеместным, принятое как таковое, стало результатом долгой эволюции, и его можно было достичь только силой. – пишет современный французский социальный философ Жиль Дове.- В Англии, в Нидерландах, во Франции, начиная с 16 века, экономическое и политическое насилие экспроприировало ремесленников и крестьян, репрессировало нищих и бродяг, наложило на бедных бремя наёмного труда. В 20 веке, между 1930-м и 1950 гг., Россия должна была принять трудовое законодательство, включавшее высшую меру наказания, чтобы организовать переход миллионов крестьян к индустриальному наёмному труду за несколько десятилетий. Эти вроде бы нормальные факты: что у человека нет ничего кроме его рабочей силы, что для того, чтобы жить он должен продавать её предприятию, что всё является товаром, что социальные отношения вращаются вокруг обмена, на деле являются итогом длительного и насильственного процесса. Посредством своей образовательной системы и своей идеологической и политической жизни, современное общество прячет прошлое и нынешнее насилие на котором покоится эта ситуация. Оно прячет своё происхождение и механизм, позволяющий ему функционировать.”
Немецкий исследователь Роберт Курц писал: “История современной эпохи - это история утверждения отчужденного труда, оставившая по всей планеты огромные следы опустошения и ужаса. Ведь требование обратить большую часть своей жизненной энергии на благо отчужденной самоцели никогда не было столь усвоено разумом людей, как сейчас.
У истоков капитализма стояло не якобы "повышающее благосостояние" расширение рыночных отношений, а ненасытная жажда денег аппарата абсолютистского государства, чтобы финансировать военные машины раннего этапа современной эпохи. Только интересы этих аппаратов, впервые в истории накинувших на все общество бюрократическую удавку, вызвали ускоренное развитие городского купеческого и финансового капитала, которое вышло далеко за рамки традиционных торговых отношений. Только таким образом деньги превратились в центральный общественный мотив, а абстракция труда - в центральное общественное требование, независимое от реальных потребностей.
Большинство людей перешли к производству для анонимных рынков и, тем самым, к всеобщей денежной экономике отнюдь не добровольно, а потому что жажда денег со стороны абсолютистского государства вызвала обращение налогов в денежную форму и одновременно огромное повышение их. Они вынуждены были "зарабатывать деньги" не для себя, а для вооруженного огнестрельным оружием государства раннего этапа современного периода истории, для его снабжения и его бюрократии. Именно так и не иначе появилась на свет абсурдная самоцель накопления капитала и, следовательно, труд.
Вскоре денежных налогов и поборов уже не хватало. Бюрократы абсолютистского государства и администраторы финансового капитала принялись силой организовывать самих людей как материал общественной машины по превращению труда в деньги. Традиционный образ жизни и способ существования населения разрушался - не потому что это население добровольно "развивалось" на основе самоопределения, а потому что оно как человеческий материал должно было быть прилажено к запущенной машине накопления. Людей силой оружия сгоняли с их полей, чтобы освободить место для овцеводства на нужды мануфактур шерсти. Старые права, такие как свобода охоты, рыболовства и собирания дров в лесах, были отменены. А если обнищавшие люди затем бродили по стране, прося милостыню и воруя, их бросали в работные дома и мануфактуры, чтобы мучить машинами трудовой пытки и вбить в них рабское сознание покорной рабочей скотины.
Но и такого, осуществляемого пинками превращения своих подданных в материал для делающего деньги идола труда не хватило абсолютистским государствам - монстрам надолго. Они расширили свои претензии на другие континенты. Внутренняя колонизация Европы происходила одновременно с внешней, первоначально в обеих Америках и в части Африки. Здесь погонщики труда окончательно отбросили всякие сдерживающие границы. Они повели беспримерные до тех пор разбойничьи, разрушительные и истребительные походы, нападая на вновь "открытые" миры, ведь тамошние жертвы вообще еще не считались людьми. Каннибальские власти забрезжившего общества труда Европы именовали покоренные чужие культуры "дикарями" и каннибалами.
Так было создано оправдание для того, чтобы истреблять их или обратить в миллионы рабов. Самое настоящее рабство в колониальном плантационном хозяйстве и при добыче полезных ископаемых, превзошедшее по своим масштабам античное рабовладение, относится к изначальным преступлениям системы товарного производства. Здесь впервые широко применялось "уничтожение с помощью труда". Это было второе основание общества труда. Белый человек, уже отмеченный самодисциплиной, мог сорвать на "дикарях" свою вытесненную ненависть к самому себе и свой комплекс неполноценности. Подобно "женщине", они казались ему близкими к природе и примитивными существами, стоящими на полдороги между животным и человеком. Иммануил Кант язвительно предполагал, что павианы могли бы говорить, если бы захотели, но не делают этого, боясь, что тогда их заставят работать.
Это гротескное суждение освещает Просвещение предательским светом. Репрессивная трудовая этика современной эпохи, ссылавшаяся в своей первоначальной версии на милосердие божье, а со времени Просвещения - на естественный закон, была замаскирована под "цивилизаторскую миссию". Культура в этом смысле - это добровольное подчинение труду, а труд носит мужской, белый и "западный" характер. Противоположное начало - нечеловеческая, бесформенная и лишенная культуры природа - является женским, цветным и "экзотическим". Одним словом, "универсализм" общества труда уже с самого начала был крайне расистским. Универсальная абстракция труда всегда могла определять себя только через отграничение от всего, что в нее не входит.
Современная буржуазия, в конечном счете принявшая наследие абсолютизма, выросла отнюдь не из мирных купцов с древних торговых путей. Общественную почву, которая породила современное "предпринимательство", составляли кондотьеры наемных орд раннего периода современной эпохи, администраторы работных домов и тюрем, сборщики налогов, надсмотрщики за рабами и прочие головорезы. Буржуазные революции XVIII - XIX веков не имели ничего общего с социальным освобождением; они всего лишь перетасовали отношения власти внутри сложившейся системы принуждения, освободили институты общества труда от устаревших династических интересов и открыли путь дальнейшим овеществлению и деперсонификации. Именно славная Французская революция с особым пафосом провозгласила обязанность трудиться и "законом против нищенства" ввела новые работные дома - тюрьмы.
Социально-бунтарские движения, вспыхивавшие на обочине буржуазных революций, но не входившие в них, стремились к совершенно противоположным вещам. Еще задолго до этого существовали совершенно самостоятельные формы сопротивления и отказа, которые бессильна объяснить официальная историография общества труда и модернизации. Производители старых аграрных обществ, не желавшие безропотно мириться и с феодальными отношениями господства, тем более не хотели превращаться в "рабочий класс" навязанной им системы. От крестьянских войн XV и XVI веков до восстаний движений в Англии, позднее прозванных "разрушителями машин", и восстания силезских ткачей 1844 г. тянется единая цепочка ожесточенного сопротивления против труда. Утверждение общества отчужденного труда и иногда открытая, иногда скрытая гражданская война столетиями были одним и тем же.
Старые аграрные общества отнюдь не были раем. Но чудовищное принуждение прорывавшегося общества труда воспринималось людьми только как ухудшение их положения и "время отчаяния". Действительно, несмотря на все тяготы положения, людям еще было, что терять. То, что ложному сознанию современного мира казалось тьмою и мукой Средневековья, было в действительности страхом перед своей собственной историей. В докапиталистических и некапиталистических культурах в Европе и за ее пределами ежедневное и годовое рабочее время было гораздо меньше, чем даже сегодня у современных работников, "занятых" на фабриках и в бюро. И само производство было далеко не таким сгущенным по времени, как в обществе труда; его пронизывала ярко выраженная культура досуга и относительной "медлительности". Если не считать природных катастроф, то основные материальные потребности большинства людей удовлетворялись куда лучше, чем на протяжении долгих периодов истории модернизации и даже чем в чудовищных трущобах сегодняшнего, охваченного кризисом мира.
Вот почему сопротивление могло быть сломлено только военной силой. До сих пор идеологи капитализма лицемерно молчат о том, что культура производителей эпохи, которая предшествовала современной, была не "развита", а потоплена в собственной крови. Сегодняшние зрелые демократы предпочитают свалить все эти чудовищные вещи на "додемократическое состояние" прошлого, с которым они якобы не имеют ничего общего. Они не желают признать, что ранняя террористическая история современной эпохи предательски обнажает существо нынешнего общества. Бюрократическое управление трудом и государственный учет людей в индустриальных демократиях никогда не могли опровергнуть свои абсолютистские и колониальные истоки.
ЛИБЕРАЛИЗМ И ПРОГРЕСС
Либеральная идеология решительно порвала с христианской идеей "потерянного рая". Вместо ностальгии по ушедшим "добрым временам" и желания вернуться к утраченному "золотому веку" либерализм провозгласил непрерывное развитие, динамичный прогресс человечества.
"В древнейшие времена человек, несомненно, питался плодами Земли, не готовя их, и, подобно другим животным, нагой отдыхал на лоне всеобщей матери", - писал ранний либеральный публицист Бернард Мандевиль (1670-1733). Это состояние дикости представляется прогрессистской мысли ужасным, а уход от него связывается с собственно человеческой жизнью. Он произошел тогда, когда древний человек, руководствуясь стремлением к власти и собственности, начал активно воздействовать на окружающий его мир. "В первом камне, который дикарь бросает в преследуемого зверя, в первой палке, которую он берет, чтобы притянуть плоды, которых не может достать руками, мы видим присвоение одного предмета с той целью, чтобы приобрести другой, и таким образом открываем начало капитала", - объяснял в 1836 г. полковник Б.Торренс в "Эссе о производстве богатства".
Либерализм унаследовал от протестантской системы ценностей представление о механизме развития человечества. Каждый активно действующий в своих собственных интересах человек невольно способствует этим достижению всеобщего блага. Но если в протестантизме, как отмечал виднейший немецкий социолог Макс Вебер, это обосновано ссылкой на то, что люди должны поступать так, выявляя божью волю и божий промысел, то либерализм не нуждался в религиозной санкции для эгоизма. Зависть движет миром. "Радости, доставляемые благосостоянием и высоким рангом, представляются силе воображения как нечто великое, прекрасное и благородное...", - подчеркивал один из основоположников либеральной экономической науки Адам Смит, замечая, что именно этот мираж "пробуждает усердие людей и поддерживает их в постоянном движении". И хотя богатые действуют в своих интересах, продолжал он, они создают куда большие общественные богатства, чем в состоянии потребить сами. "...Несмотря на свои естественные эгоизм и алчность... они делят с бедными плоды всех улучшений... Невидимая рука ведет их к тому, чтобы осуществлять почти равномерное распределение необходимых для жизни благ, какое могло бы возникнуть, если бы Земля была равномерно распределена между всеми ее обитателями; и так, не желая того, они способствуют достижению интересов общества и дают средства для умножения человеческого рода".
Для классического либерала роль экономики в жизни и развитии человечества первична. Прогресс - это прежде всего рост общественного богатства, количества и качества машин, обилия материальных ценностей, повышение эффективности и прибыльности производства и доходности всякой деятельности вообще. Издержки этого процесса вторичны либо вообще не играют роли. Характерны восторженные слова, которыми британский экономист Эндрю Юр (1778-1857) описывал XIX век - эпоху торжества манчестерского либерализма: "Нынешний век отличается от всех предыдущих веков общим увлечением предприимчивостью в области ремесел и промышленности". Если предшествующие столетия были полны шумом войн и соперничества, то теперь на смену им пришли мирная конкуренция и технические усовершенствования. Юр утверждал, что внедрение машин способствует прогрессу тем, что обеспечивает "производство дешевых товаров путем замены квалифицированных рабочих неквалифицированными". Он не замечал ужасного положения английских трудящихся тех лет и приветствовал даже использование труда трехлетних и пятилетних детей, - все, что угодно, если это удешевит производство. Ведь, в конечном счете, от снижения цен выиграют сами рабочие...
Из всеобщей конкуренции рождается процветание общества. Эта мысль, с точки зрения либералов, имеет универсальное значение, далеко выходящее за пределы экономики. Речь идет о столкновении интересов, например, о конкуренции политических партий на выборах, о конкуренции при поступлении в университет и т.д. Иммануил Кант, подчеркивал что “недоброжелательные взаимоотношения” могут принести благо. По его мнению люди в свободном обществе подобны деревьям в лесу: поскольку каждое из них старается отнять у другого воздух и солнце, они этим заставляют друг друга искать блага все выше, благодаря чему вырастают красивыми и прямыми.
Крайней формой такого понимания прогресса стало применение к общественному развитию дарвиновского принципа "борьбы за существования" и "выживания сильнейшего". Научные выкладки Чарльза Дарвина, как подчеркивали Адриан Десмонд и Джеймс Мур, авторы книги об этом английском биологе, стали "одним из столпов поздневикторианского либерализма". Недаром на его похоронах гроб несли официальные представители либерального правительства Гладстона. Сам Дарвин считал, что миром движет естественный отбор. Он писал: "Естественный отбор - результат борьбы за существования. (...) Если в различных частях планеты мы видим огромные участки плодородной земли (...), населенные лишь кочующими дикарями, то можно придти к заключению, что борьба за существование не была достаточно сильной, чтобы подтолкнуть людей вверх, на более высокую ступень. (...) У высокоцивилизованных наций постоянный прогресс в меньшей мере зависит от естественного отбора; ведь подобные нации заменяют и вытесняют друг друга не так, как это делают дикие племена. Тем не менее, с течением времени наиболее разумные индивиды а одном и том же сообществе добьются больших успехов, нежели те, которые им уступают, и оставят более многочисленное потомство: а это форма естественного отбора".
В этом вопросе Дарвин был вполне согласен с другим биологом и либеральным теоретиком, Гербертом Спенсером, считавшим конкуренцию "органическим принципом общества". "...Использованное Гербертом Спенсером выражение "выживание умелого" лучше и иногда удобнее", чем понятие "естественный отбор"", - говорил Дарвин.
“СВОБОДНАЯ ЕВРОПА” ПРИ КАПИТАЛИЗМЕ: ВСЕ НА ФАБРИКУ!
Промышленная революция, которая развернулась в странах Западной Европы и в США в конце XVIII - первой половине XIX веков и сопровождалась широким внедрением станков и другой новой техники, привела к стремительному ухудшению качественных и материальных показателей жизни населения. Целые регионы разительно изменились. Развитие рынка переводило все отношения между людьми на коммерческую основу, размывая традиционные солидарные связи и взаимопомощь, формировавшиеся на протяжении столетий связи между родственниками, соседями, жителями одной и той же местности. Теперь, вступая в контакт с окружающим миром, человек прежде всего думал о том, какую материальную выгоду он может извлечь из того или иного поступка, а не об этических или идейных мотивах. Развитие рыночных отношений в сочетании с массированным ограблением колоний, привело бурному экономическому подъему в ряде стран Западной Европы. Но доходы от растущей промышленности распределялись крайне неравномерно. А логика «каждый за себя» обернулась настоящей катастрофой для огромной части населения, лишенной традиционных систем взаимопомощи. Современный американский историк Сейсл Киркпатрик приводит свидетельства очевидцев. Так, в 1780 г., описывая жизнь ремесленников-ткачей в английской области Ланкашир, очевидец свидетельствовал: "Их жилища и садики чисты и опрятны; все члены семьи хорошо одеты; у каждого мужчины имеются карманные часы, а платья женщин демонстрируют их собственные фантазию и вкус... Каждый дом прекрасно обставлен, на стене висят часы, в сервантах стоят прекрасные стаффордширские сервизы... Мастерская ткача расположена в сельском коттедже; и, устав от сидячего труда, ткач спускается с мотыгой или лопатой в свой маленький сад и ухаживает за ним; и тогда его место у станка занимают дети, которым помогает его жена". В 1814 г. все выглядело совершенно иначе: "В Манчестере сотни фабрик высотой в 5-6 этажей. На каждой фабрике есть огромная труба, извергающая клубы черного дыма и свидетельствующая о наличии мощного парового генератора. Дым из труб собирается в гигантское облако, висящее над городом и видимое за много миль. Река, на которой стоит Манчестер, настолько загрязнена красителями, что воды ее напоминают содержимое бака для окраски тканей... Чтобы не платить работникам, устанавливаются такие прядильные машины, что всего один взрослый и двое детей могут управлять более чем шестью сотнями веретен... На крупных прядильных заводах разные машины стоят рядами, как полки в армии". "Рабочая нищета народилась в Англии вместе с паровым производством", - писал в XIX в. французский исследователь Альбер Метен.
"В Англии под названием slums (трущобы) подразумевают бараки, в которых живут городские бедняки, - жилища без воздуха, грязные и нездоровые, ужас которых увеличивается еще отсутствием всякого помещения, достойного человеческого существования, - продолжал он. - ... Алкоголизм, заразительные болезни, все несчастья, порождаемые нищетой, опустошают население slums и разрушают людей с самого с детства".
Условия труда на фабриках были ужасающими. Рабочий день в английской промышленности составлял в 1830-х гг. обычно 12 - 14 (иногда 16) часов. Заработной платы едва хватало для поддержания жизни. Так, в 1838-1839 гг. в Аштоне-андер-Лайне на средний недельный заработок семья ткача из 4 человек могла купить только 12 кг. хлеба и больше ничего; между тем, квартирная плата и другие расходы отнимали у работника более половины заработка.
За малейшие проступки с рабочих взимались штрафы. На одной из фабрик под Манчестером работников штрафовали, если они открывали окно, опаздывали на работу на одну минуту, не ставили на место масленку, работали при газовом освещении, когда уже было светло. Деньгами выплачивалась лишь часть заработка, на остальную рабочий должен был покупать товары в хозяйской лавке втридорога. Наемные работники были совершенно бесправны. "Говорят говорят о вилланах прошлого! Но были ли люди в эпоху феодализма так унижены, так абсолютно порабощены, как унижены и порабощены те несчастные создания, которые в духоте работают по 14 часов в день и подлежат наказанию, если выглянут в окно?" - спрашивал английский публицист Уильям Кобден. Подобные условия, как свидетельствовали отчеты властей, вызывали многочисленные травмы, заболевания и высокую смертность.
“Из этой грязной сточной канавы низвергается промышленный поток человечества, чтобы удобрить весь мир.- замечал французский либеральный мыслитель, Алексис де Токвиль, после посещения Манчестера. - Из этой мерзкой канавы текут потоки чистого золота. Здесь цивилизация достигает своего самого законченного развития и своей самой большой грубости, здесь цивилизация создает свои чудеса, а цивилизованный человек превращается почти в дикаря.”
На производстве царили нормы и правила казармы. "Любой рабочий, который будет застигнут разговаривающим с другими, поющим или свистящим, подвергается (...) штрафу", - указывалось в одном английском фабричном регламенте. О том, что это не было английской "спецификой", свидетельствует "Общий фабричный устав желатиновых фабрик Карла Сименса" в Германии (1869 г.): "Рабочему не разрешается принимать на фабрике еду от родственников или посторонних (...) Рабочему запрещается оставаться в фабричных помещениях без особого разрешения по окончании рабочего времени или во время отдыха. (...) Во всех рабочих комнатах и цехах должны всегда царить покой и тишина; не разрешается свистеть, петь, вести ненужные разговоры, торговать или играть". Играть запрещали не случайно. Огромную часть рабочих составляли дети.
Широко использовался женский и детский труд. Работа женщин и детей хуже оплачивалась и была совершенно невыносимой. Так, в США в 1820 г. половину всех рабочих в текстильной промышленности составляли мальчики и девочки. Девяти-, десятилетние дети работали по 12-13 часов в день, получая за это 33-67 центов в неделю. В 1832 г., по подсчетам "Комитета ассоциации фермеров, ремесленников и других рабочих людей" Новой Англии, дети до 16 лет составляли 40% всех рабочих фабрик. Не лучше было и положение женщин-работниц. В отчете комитета Национального конгресса профсоюзов по вопросам женского труда (США) за 1836 г. говорилось: "Как оказалось, количество женщин Соединенных Штатов, занятых совместно с рабочими-мужчинами, превышает 140 тысяч человек. Они работают в среднем от 12 до 15 часов в день без чистого воздуха, столь необходимого для здоровья. Непосильный труд тормозит развитие их организма и умственных способностей и нередко уродует их тело".
В этой области трудовых отношений безраздельно властвовали либеральные принципы свободной конкуренции и "войны всех против всех". Когда английское правительство в 1840 г. провело исследование о положении рабочих, фабрикант Джеймс Наземис заявил, что увеличивает прибыли за счет замены взрослых работников подростками-подмастерьями. Его спросили, что происходит с рассчитанными им рабочими и их семьями. Предприниматель ответил коротко и ясно: "Я не знаю этого, но в этом отношении я всегда полагаюсь на действие естественных законов, управляющих обществом". Единственным спасением для обнищавших и потерявших надежду людей было... попасть в тюрьму. "Во время суровой зимы условия существования в тюрьмах лучше, чем условия существования многих наших бедняков, что и побуждает их стать преступниками, чтобы таким путем попасть в тюрьму и, следовательно, улучшить свое положение". Другим спасением было сопротивление. "Если рабочие заводов изменили в свою пользу экономические условия и общественное мнение, то это зависит... от долгого и настойчивого действия их союзов", - замечал Альбер Метен.
ИСКУССТВЕННЫЙ ГОЛОД В ИРЛАНДИИ
В середине XIX в. британская экономика перестала нуждаться в Ирландии как в житнице, а промышленность, напротив, требовала новых дешевых рабочих рук. В 1845 г. болезнь картофеля (основного продукта питания хронически полуголодного населения Ирландии) вызвала в стране голод. Британское правительство при желании могло бы помочь голодающим, но вместо этого в 1846 г. в Англии были отменены "хлебные законы", что вызвало резкое падение цен на хлеб и побудило - не могло не побудить - лендлордов в Ирландии к сгону крестьян с земли и переориентации сельского хозяйства страны с земледелия на пастбищное животноводство. Голод принял характер национальной трагедии. В течение нескольких лет от голода в Ирландии умерло свыше 1 млн человек. Кроме того, с 1845 по 1848 г. с острова эмигрировало 254 тыс. чел.. С 1841 по 1851 г. население Ирландии сократилось на 30%. Остров стремительно безлюдел (в1841 г. население Ирландии составляло 8 млн 178 тыс. чел., в1901 г. - всего 4 млн 459 тыс.). Российский журнал рассказывал в 1847 г. своим читателям: "В Ирландии народ тысячами валится и умирает на улицах". Маркс мрачно подсчитывал: "В течение 1855-1866 гг. 1 032 694 ирландца были вытеснены 996 877 головами скота..."
ОПУСТОШЕННАЯ ИНДИЯ
Британская администрация грабила Индию методами, как раз характерными для хорошо нам сейчас знакомого периода "первоначального накопления капитала". Помимо чисто военных приемов -грабежа и прямой экспроприации, англичане разоряли индийских крестьян непомерными налогами. Дело в том, что для восточных цивилизаций, как отмечает современный российский востоковед Леонид Васильев было характерно следующее правило: правители в неурожайные годы обычно прибегали к радикальному снижению налогов, для того, чтобы облегчить положение населения. Но торговый капитал европейцев такие тонкости не интересовали. Важно было получить прибыль от колоний как можно быстрее и любой ценой. Для этого была проведена радикальная земельная реформа. Земля поступила в частную собственность “заминдаров” – традиционно выполнявших роль сборщиков либо откупщиков налогов в доколониальной Индии – при государстве моголов. Теперь заминдары становились частными собственниками земель, с которых прежде собирали налоги. Налоги же при этом были существенно повышены. Если заминдар не мог собрать требуемое количество продукции и расплатиться с колониальной администрацией, его землю продавали с молотка. Так за короткий срок сменилось несколько “поколений” заминдаров, пока земля не оказалась в руках людей, не стеснявшихся отбирать у крестьян практически все, что они производили.
Английские компании извлекали колоссальные доходы из неравноправной торговли и спекуляций. В первой половине XIX столетия колонизаторы разрушили текстильное производство, бывшее важнейшей частью местной экономики. Индийским ремесленникам запретили продавать свои товары по ценам отличным от тех, которые были в административном порядке установили колониальной администрацией и, таким образом, лишили возможности конкурировать с продукцией английских текстильных компаний. Кроме того, английская продукция ввозилась в Индию беспошлинно.
В результате в 1769-1770 гг. в основном центре индийского хлопчатобумажного производства - в Бенгалии - разразился голод, который унес треть населения - 7 млн чел. В 80-х - 90-х гг.XVIII в. трагедия в Бенгалии повторилсь - и теперь от голода вымерло 10 млн чел. Число жертв английского буржуазно-либерального режима в одной только Индии XIX века сопоставимо с общим количеством жертв второй мировой войны – от 40 до 50 милионов. Только по английским официальным данным, в Британской Индии от голода умерло в 1800-1825 гг. - 1 млн чел., в1825-1850 гг. - 400 тыс. чел., в 1850-1875 гг. - 5 млн чел., в 1875 - 1900 г. - 26 млн человек(!), в том числе во время Большого голода в 1876-1878 гг. - свыше 2,5 млн чел. (франзузские данные свидетельствуют о гибели во время Большого голода 5 млн. а современные индийские данные – 10 млн. человек).
В начале британского владычества над Индией Бенгалия была густонаселенной страной - одним из наиболее развитых экономических регионов Индии - с богатыми огромными городами. Губернатор Бенгалии Роберт Клайв накануне завоевания страны Ост-Индской ком-панией (в 1757 г.) писал, что города Дакка и Муршидабад "огромны, многолюдны, а богаты, как лондонское Сити". Но уже в1789 г. британский генерал-губернатор Индии Корнуоллис вынужден был констатировать, что вследствие гибели населения от голода треть владений Ост-Индской компании превратилась в джунгли, заселенные только дикими зверями". Русский путешественник А.Ротчев, посетивший Индию в начале 40-х гг. XIX в.,так описывал увиденное: "Что осталось от Уджайна, Бхопала, Джайпура, Гвалиора, Индора, Хайдерабада, Ахмадобада, Фурахабада, Дели и Агры, городов столичных, некогда цветущих? На несколько миль вокруг них них видны раздробленные колонны, разоренные храмы и полуразвалившиеся, одинокие памятники. Дикие звери и пресмыкающиеся гады заменили народонаселение, все глухо и пусто вокруг..."
АФРИКА:СВОБОДНАЯ ТОРГОВЛЯ РАБАМИ
Недавно архиепископ Кентерберийский Джордж Кэри принес извинения африканцам за “негуманное обращение с ними в колониальный период”. Находясь с пасторской поездкой в Нигерии, он сказал во время выступления в городе Абеокута, что англичане наделали в Африке "много досадных ошибок". По его словам, многие англиканские миссионеры ответили неблагодарностью своим африканским хозяевам и новообращенным. Что имеется здесь в виду? Англия, как и Франция, Португалия, Испания, Бельгия, Германия и Италия, участвовала в колониальном разделе и эксплуатации Африки, а до этого - в работорговле. В результате этого в Африке были уничтожены целые поколения людей, континент был экономически ограблен. Англиканские, протестантские и католические миссионеры часто выполняли роль шпионов, которые разведывали пути продвижения европейских армий в глубь континента и тем самым готовили колонизацию.
Африканских рабов перевозили в столь чудовищных условиях, что иногда до места назначения удовалось доставить не более 30 % “груза”. Случалось и так, что от эпидемий погибали практически все рабы.
Современный исследователь европейского колониализма Эрик Хобсбаум писал: “Колониальная торговля рабами создала текстильную промышленность и продолжала питать ее. В XVIII в. она развивалась на территориях, прилегающих к главным колониальным портам Бристоля, Глазго, особенно Ливерпуля, крупного центра работорговли. Каждая фаза ее была бесчеловечна, но быстро растущая торговли хлопком способствовала развитию работорговли. Фактически работорговля и торговля хлопком идут рука об руку. Африканские рабы покупались в одной партии с индийским хлопком, но когда приток этих товаров остановился из-за войны или революции в Индии или по соседству с ней, Ланкашир был на краю гибели. Плантации хлопка в Вест-Индии, куда доставлялись рабы, производили большую часть хлопка-сырца для британской промышленности, и в ответ плантаторы покупали чеки Манчестерской хлопковой компании в больших количествах. Все это продолжалось до тех пор, пока подавляющая часть ланкаширского хлопкового экспорта не пошла на смешанные афроамериканские рынки. Ланкашир позднее внес свой вклад в работорговлю, сохраняя ее, поскольку после 1790-х годов поставка рабов из Южных Соединенных Штатов была продолжена и определялась ненасытными и стремительно возрастающими потребностями фабрик в Ланкашире, для которых они поставляли большую часть хлопка-сырца.”
Представляю себе, какой вой подняли бы, если бы какой-нибудь современный немецкий чиновник назвал уничтожение евреев германским правительством в 1933-1945 гг “досадной ошибкой”. Но нацистский геноцид это признанное либералами преступление, от которого они себя (вряд ли заслуженно) отделяют. А вот чудовщная эксплуатация африканцев и рабовладение, приведшая к гибели миллионов людей во время транспортировки или от непосильного труда – это, в понимании современных либералов, что-то вроде мелкого недоразумения, “досадной ошибки”.
ОПИУМНЫЙ ГЕНОЦИД В КИТАЕ
В XIX столетии огромная китайская империя Цин, с трехсотмиллионным населением и неэффективной бюрократией представляла лакомую добычу для европейских колониальных компаний и правительств. Но напрямую взять под контроль такую огромную территорию было чрезвычайно сложно и дорого. В конце концов английские торговцы и политики нашли остроумный выход из положения, позволивший одновременно ослабить империю и получить огромные барыши.. Они стали экспортировать в Китай… опиум. С середины XVIII века британская Ост-Индская компания контролировала опиумные плантации в Бенгалии. Их площади были резко увеличены. "Торговля рабами была просто милосердной по сравнений с торговлей опиумом, - признавал английский экономист Р.Монтгомери Мартин в 1847 г, очевидно имея в виду тех африканцев, кого удавалось доставить живыми к месту назначения. - Мы не разрушали организм африканских негров, ибо интерес требовал сохранения их жизни... А продавец опиума убивает тело после того, как развратил, унизил и опустошил нравственное существо". С 1830 по 1837 г. английский экспорт опиума в Китай возрос с 2000 ящиков (весом около 60 кг каждый) до 39 000. Подобные масштабы не снились ни одному из современник наркокартелей. Наркоторговля вытесняла торговлю другими товарами, утечка серебра дезорганизовала финансы Цинской империи, миллионы китайцев, от простых кули до принцев всех 12 рангов, стали жертвами пагубного пристрастия. Сановники Цзян Сянань и Хуан Цзюэцзы с ужасом обнаружили, что среди служащих уголовной и налоговой палат больше половины наркоманов. Государственные институты, от системы искусственного орошения до привилегированных "восьмизнаменных войск, разрушались и выходили из-под контроля”. Это побуждало императорский двор время от времени запрещать торговлю опиумом и его курение. Однако единственный эффект суровых указов заключался в том, что росла плата за право их нарушать. Только в 1839 г. император Даогуан решился нанести наркобизнесу реальный ущерб. Схема наркоторговли начала разрушаться. Но это уже затрагивало интересы не отдельных лиц, а всей Британской империи. Ведь серебро, которым несчастные китайцы оплачивали собственную мучительную смерть, служило важным источником накопления капитала. От него зависела не только роскошь правящих классов, но и модернизация промышленности, а также рост жизненного уровня трудящихся, позволивший Англии посрамить Маркса и избежать разрушительных революций на своей территории. В апреле 18.40 г. парламент в Лондоне принимает официальное решение о войне с Китаем, направляет туда экспедиционный корпус и одной из глав-ных целей войны объявляет взыскание с китайского правительства убытков за наркотики, уничтоженные китайским правительством. В это самое время, в правление королевы Виктории, в Англии утвердилась образцово-показательная мораль, которая вошла в историю как "викторианская": например слово "проклятый" в публикациях заменяли точками.
Война велась своеобразными методами. Англичане ночью отправляли к побережью лодки, украшенные соответствующей рекламой, и предлагали всем желающим наркотики за треть цены, чтобы окончательно разложить и без того не слишком дисциплинированную цинскую армию. И это им удалось.
Опиум послужил своего рода тараном, чтобы открыть китайский рынок для европейской торговли, в то же время не допуская формирование конкурентоспособной промышленности (и вменяемого правительства, которое могло бы модернизировать страну). Но по мере того как европейцы становились хозяевами Поднебесной, специфическая ориентация торговли вызывала растущую критику, особенно со стороны своих же фабрикантов. "Препятствием является, вовсе не отсутствие спроса в Китае на английские товары... Плата за опиум поглощает все серебро, к большому ущербу для общей, торговли китайцев... у фабрикантов нет перспектив торговли с Китаем" - такие комментарии появились в английской и американской прессе. Опиум в европейской торговле с Китаем начали постепенно вытеснять "нормальные" товары. Но было поздно. Подданные Цинской империи, уже не способные существовать без ежедневной дозы, сами начали возделывать опийный мак - вместо чая и риса, который к концу века приходилось ввозить. Свержение маньчжурской династии в 1911 г. не внесло в эту ситуацию существенных изменений. К середине XX столетия в Китае, пребывавшем в состоянии непрерывных междоусобиц, под опиумом был занят миллион гектаров, а только официальное число наркоманов составляло 20 миллионов человек. Страна перестала удовлетворять свои потребности в рисе и чае и вынуждена была их импортировать.
Только большевистскому режиму Мао Цзедуна удалось искоренить наркоманию и наркоторговлю практически полностью- ценой жесточайших репрессий.
АМЕРИКА БЕЗ ИНДЕЙЦЕВ
Общие цифры геноцида индейцев в обеих Америках оцениваются приблизительно в 60-80 миллионов человек- именно это (а не холокост)- по-видимому крупнейший акт геноцида в истории. Конечно, истребление населения в ходе (и в результате) завоевания Америки не то же самое, что организация голода в Индии или Ирландии: это был растянутый во времени и территориально процесс. При этом надо иметь в виду, что с завоеванием Америки и установлением, например, в испанских владениях стабильного колониального режима геноцид индейцев не прекратился. Он просто принял другую форму - форму классической эксплуатации. Так испанская колониальная администрация разрушила традиционную -общинную - форму хозяйствования, введя принудительный труд на земле (близкий нашей барщине) - "систему энкомьенде". Одновременно была введена "мита" - отработочная система на рудниках. В результате индейское население, например, в вице-королевстве Новая Гранада стало так стремительно вымирать, что это повлекло за собой резкое сокращение доходов казны и побудило испанские власти в начале XVII в. разрешить индейцам Новой Гранады вновь коллективно владеть землей ("система ресгуардос"), а в 1729 г. даже издать указ об освобождении индейцев от "миты". Поскольку в Новой Гранаде "мита" отрабатывалась преимущественно на золотых рудниках, понятно, что вымирание индейцев должно было принять тотальный характер, чтобы заставить Мадрид смириться с остановкой работ на золотых копях. В вице-королевстве Перу "мита" отрабатывалась на ртутных, медных, золотых и серебряных шахтах. На ртутных шахтах гибло 100% рабочей силы, на серебряных - 80 из каждых 100 рабочих (впрочем, и остальные 20, отбыв свой срок, возвращались домой умирать). Считается, что в течение колониального периода на шахтах Перу погибло свыше 8 млн индейцев. В начале завоевания испанцами Перу на территории вице-королевства проживало до 10 млн индейцев, а по данным переписи 90-х гг. XVIII в., их оставалось не более 600 тыс (Впрочем, современные исследователи называют иногда другую цифру общего колличества индейцев Перу до колонизации – 30 млн. или даже 38 млн.)
Большинством обществоведов и историков, специализирующихся в области индейско-белых отношений, признано, что завоевание и заселение Северной Америки европейцами привело к изгнанию и геноциду коренных народов - американских индейцев. Если раньше они владели всем континентом, то сегодня у них осталось лишь 2-3 % от их бывшей территории. А кроме того, самое последнее исследование по демографической антропологии, например работы Г. Добинса, показывают, что аборигенное население Северной Америки насчитывало, вероятно, от 6 до 12 млн. чел., а не 1 млн., как считали первоначально. К 1800 году численность индейцев в Соединенных Штатах сократилась до 600 тыс. чел. Все это свидетельствует о страшном геноциде. Все большее число ученых также характеризует период отношений между индейцами и федеральным правительством с 1870 по 1934 год, как время колониализма. Антрополог Э. Х. Спайсер в своей обобщающей работе "Краткая история индейцев Соединенных Штатов" (1969) называет этот период "колониальной моделью". Другие исследования, например Д. Адерле, доклад Комиссии по гражданским правам США, Д. Йоргенсен и итоговый отчет “Комиссии по обозрению индейской политики США” говорят об этом времени, как о колониальной эпохе. По мнению современных исследователей среди проводников этого угнетения можно выделить прежде всего железнодорожные, земельные компании, крупных скотовладельцев, пограничное население и само правительство, которое с помощью заключения договоров и ограбления индейских народов лишало их земель, ресурсов и культурного наследия. Независимые духом племена североамериканских индейцев невозможно было заставить работать на плантациях, с другой стороны они занимали огромные территории. Для стремительно растущего капитала они были вредны или, в лучшем случае, бесполезны. Их следовало уничтожить или запереть в гетто (резервации).
С геноцидом против индейцев связан и один из немногих известных случаев применения экологического оружия. Для того, чтобы уничтожить индейцев следовало разрушить сами условия их существования. С этой целью была организована массовая компания по исстреблению бизонов (приведшая к их почти полному вымиранию), так как мясо бизонов было основной пищей для многих индейских племен.
Для уничтожения индейцев предпринимался и другой оригинальный прием - им продавали зараженные оспой одеяла- вероятно это первый известный случай применения бактериологического оружия.
Воистину, люди, основавшие США были изобретательны.
Вооруженные силы США развивались и крепли на операциях по массовым убийствам индейцев. При первой возможности они нападали на индейцев и зверски уничтожали их. Негласным лозунгом этого геноцида стало: ''Полностью очистить Америку от индейцев''. В 1864 году отряд майора Чайвингтона вероломно напал на стоянку чейенов и перебил всех, кто там был. Американские солдаты скальпировали даже детей иженщин. Через несколько лет на реке Уошит в результате нового нападения, осуществленного по инициативе генерала Д. Кастера, истребление чейенов было довершено.
В 1862 году правительство США издает Закон о заселении Запада, т. е.индейских территорий. Чтобы стимулировать белых на войну против индейцев,каждому оккупанту было обещано безвозмездно ''160 акров хорошей земли впостоянную собственность''. Индейцы - владельцы этих земель - объявлялисьвне закона. До конца 1860-х годов по всей стране идут массовые преследованияи убийства индейцев. Сохранилось письмо одного из первых колонистовКалифорнии: ''... Я часто спорил с Гудом об индейцах. Гуд считает, что надо убивать каждого мужчину, но индианок следует оставлять в живых. А мне было ясно, что мы должны убивать и индейских женщин''. Власти многих штатов США дополнительно поддерживали и подогревали подобные настроения, выплачивая большие деньги за каждый скальп убитого индейца. До сих пор в американских музеях хранится огромное количество этих скальпов. В 1871 году Конгресс США ратифицирует Закон США об индейских резервациях. Закон легализовал тотальное ограбление индейцев, превратил их в рабов федерального правительства. Через год после принятия закона федеральный поверенный по делам индейцев так характеризовал государственную политику США по отношению к индейцам: ''Необходимо отчетливо сознавать, что в отношениях цивилизованного государства с дикарями не может стоять вопрос о чести нации. С дикими людьми нужно обращаться так же, как с дикими животными. Это значит держаться с ними так, как в данной ситуации проще и выгодней: воевать, нанести им поражение или, наоборот, спасаться от них бегством. Индеец должен чувствовать себя в резервации до такой степени хорошо, а за ее границами до такой степени плохо, как это будет угодно правительству. Те из них, что окажутся послушными, получат еду и государственную охрану. А тех, что будут вести себя плохо, необходимо незамедлительно покарать или уничтожить...''
………………….
Вся история капитализма, вся история либеральных идей и рассуждений апологетов капиталистической системы- либеральных философов- о свободе и правах человека или о демократии- настолько лицемерна, что ее просто не с чем сравнить. Татаро-монголы или крестоносцы, воины Тимура или Газневи могли убивать сотнями тысяч, но они, по крайней мере, не говорили о правах человека и о демократии- все было просто и честно. Ни одна самая жестокая и коварная деспотия прошлого не знала такого лицемерия. Но дело не только в этом. Фашизм и большевистский геноцид выросли на почве, удобренной кровью бесчисленных жертв эпохи первоночального накопления капитала. Беспредельный цинизм и невероятное, не имеющее аналогов в истории насилие, которое продолжается до сих пор, не прошли и не могли пройти бесследно.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Итальянский журналист Джульето Кьеза, живший в России в 90 е годы, описывает следующую сцену: “У меня за столом сидела чета молодых русских друзей. Он – главный редактор одного радикал-демократического еженедельника. Она только что была принята на работу в новый банк… Я рассказал об одном случае, которому сам был свидетелем: старушка-пенсионерка не могла купить литр молока, так как из-за последнего увеличения… цены на молоко у нее не было на это денег. Не успел я закончить свой рассказ, как раздалась раздраженная реплика гостьи: “Мы не можем жалеть этих людей, - если хотим, наконец, иметь в России рынок. Они никогда к нему не приспособятся. Надо отдавать себе отчет в том, что вымрут, по крайней мере, 30 миллионов человек, и ничего с этим поделать нельзя. Или так, или мы по прежнему будем далеки от цивилизации”. И тут разгоряченная дама стала рассказывать мне, что теперь, наконец, она получила возможность ездить в Париж, присутствовать на демонстрациях мод, делать покупки в Лондоне и Риме... Могу ли я требовать, что бы она от всего этого отказалась и ради чего? Ради… литра молока для старухи, которой все равно суждено быть проглоченной историей, рынком…”
Михаил Магид
Источник: https://avtonom.org/old/lib/theory/magid_istoki.html
Густав Майринк.
Развитие капитализма, то есть системы общественных отношений, нацеленой на производство товаров для продажи и извлечения прибыли (а не на удовлетворение потребностей) сопровождалось гигантским насилием и невероятным ухудшением условий жизни людей. Говорят о гитлеровском геноциде евреев, или о сталинском геноциде, однако английские торговые компании и другие европейские колонизаторы, обеспечивавшие экономическое развитие европейского капитализма, убили в XVII-XIX столетиях намного больше индейцев, индусов, китайцев, африканцев и ирландцев чем Гитлер евреев, убили их для удобства извлечения прибыли. Создавая культ холокоста, или осуждая сталинский террор современный либерально-демократический капитализм пытается скрыть и замаскировать собственное прошлое. Конечно и холокост и сталинский террор – это ужасные преступления. Но мы никогда не поймем их сути, их корней, если не обратим внимание на самые истоки индустриально-капиталистической системы.
НАЧАЛО
В эпоху предшествовашую капитализму, подавляющее большинство людей (включая и Европу) жило в сельских общинах, занятых преимущественно самопроизводством всего, что им было необходимо, или в небольших (по современным меркам) городах, бывших центрами ремесел и торговли. Однако, хотя товарное производство существовало, оно жестко контролировалось цехами (самоуправляемыми ассоциациями ремесленников) и городскими общинами, а в странах Востока зачастую еще и государством. Цены на товары и то, с кем иметь торговые отношения, определялось не произволом, а по соглашению между коллективными экономическими субъектами.
Доиндустриальный мир не был раем. Он был крайне иерархичен, так внутри гильдий и цехов существовали бедные и богатые, мастера и зачастую бесправные подмастерья. На востоке над общинами и городами возвышалось могущественное государство, считавшееся собственником основного средства производства (земли), облагавшее население налогами и обеспечивающее зачастую очень жестокими принудительными мерами коллективные работы по строительству плотин на реках или военные мобилизации. Жестокость и насилие были широко распространены, неурожаи и эпидемии часто приводили к голоду и массовой гибели людей. Но важно отметить, что, все же, и на Западе и на Востоке сельские и городские общины существовали в значительной степени автономно, сами принимали решения об организации жизни, управляли своим хозяйством, сами потребляли то, что и производили.
Своеобразным отклонением от этого достаточно стабильного существования стало формирование в Европее мощных монархических государств- абсолютистских монархий, которые в отличии от традиционных государственных образований Востока были чрезвычайно динамичны и нацелены на внешнюю и внутреннюю экспансию. Именно они сумели разрушить традиционный мир сельских или ремесленно-торговых общин, постепенно заместив его атомистическим рыночным обществом, нацеленным исключительно на производство товара ради прибыли. Это сопровождалось насильственными мерами монархий по разрушению правовых коллективных институтов в городах, в сгоне общинного крестьянства с земли (огораживание), в поддержке государством наиболее преуспевающих торговых корпораций, рассматривавшихся как источник налоговых поступлений в казну и как контролируемые государством орды завоевателей.
Со временем, однако, крупный капитал достаточно укрепился для того, чтобы начать играть самостоятельную политическую роль. Идеологией, нацеленной на ликвидацию династических монархий, мешавших утверждению абсолютной власти крупного капитала и стал либерализм, постепенно дополненный идеями представительной парламентской демократии.
КАК ЭТО БЫЛО
“Отделение работника от средств производства, ставшее повсеместным, принятое как таковое, стало результатом долгой эволюции, и его можно было достичь только силой. – пишет современный французский социальный философ Жиль Дове.- В Англии, в Нидерландах, во Франции, начиная с 16 века, экономическое и политическое насилие экспроприировало ремесленников и крестьян, репрессировало нищих и бродяг, наложило на бедных бремя наёмного труда. В 20 веке, между 1930-м и 1950 гг., Россия должна была принять трудовое законодательство, включавшее высшую меру наказания, чтобы организовать переход миллионов крестьян к индустриальному наёмному труду за несколько десятилетий. Эти вроде бы нормальные факты: что у человека нет ничего кроме его рабочей силы, что для того, чтобы жить он должен продавать её предприятию, что всё является товаром, что социальные отношения вращаются вокруг обмена, на деле являются итогом длительного и насильственного процесса. Посредством своей образовательной системы и своей идеологической и политической жизни, современное общество прячет прошлое и нынешнее насилие на котором покоится эта ситуация. Оно прячет своё происхождение и механизм, позволяющий ему функционировать.”
Немецкий исследователь Роберт Курц писал: “История современной эпохи - это история утверждения отчужденного труда, оставившая по всей планеты огромные следы опустошения и ужаса. Ведь требование обратить большую часть своей жизненной энергии на благо отчужденной самоцели никогда не было столь усвоено разумом людей, как сейчас.
У истоков капитализма стояло не якобы "повышающее благосостояние" расширение рыночных отношений, а ненасытная жажда денег аппарата абсолютистского государства, чтобы финансировать военные машины раннего этапа современной эпохи. Только интересы этих аппаратов, впервые в истории накинувших на все общество бюрократическую удавку, вызвали ускоренное развитие городского купеческого и финансового капитала, которое вышло далеко за рамки традиционных торговых отношений. Только таким образом деньги превратились в центральный общественный мотив, а абстракция труда - в центральное общественное требование, независимое от реальных потребностей.
Большинство людей перешли к производству для анонимных рынков и, тем самым, к всеобщей денежной экономике отнюдь не добровольно, а потому что жажда денег со стороны абсолютистского государства вызвала обращение налогов в денежную форму и одновременно огромное повышение их. Они вынуждены были "зарабатывать деньги" не для себя, а для вооруженного огнестрельным оружием государства раннего этапа современного периода истории, для его снабжения и его бюрократии. Именно так и не иначе появилась на свет абсурдная самоцель накопления капитала и, следовательно, труд.
Вскоре денежных налогов и поборов уже не хватало. Бюрократы абсолютистского государства и администраторы финансового капитала принялись силой организовывать самих людей как материал общественной машины по превращению труда в деньги. Традиционный образ жизни и способ существования населения разрушался - не потому что это население добровольно "развивалось" на основе самоопределения, а потому что оно как человеческий материал должно было быть прилажено к запущенной машине накопления. Людей силой оружия сгоняли с их полей, чтобы освободить место для овцеводства на нужды мануфактур шерсти. Старые права, такие как свобода охоты, рыболовства и собирания дров в лесах, были отменены. А если обнищавшие люди затем бродили по стране, прося милостыню и воруя, их бросали в работные дома и мануфактуры, чтобы мучить машинами трудовой пытки и вбить в них рабское сознание покорной рабочей скотины.
Но и такого, осуществляемого пинками превращения своих подданных в материал для делающего деньги идола труда не хватило абсолютистским государствам - монстрам надолго. Они расширили свои претензии на другие континенты. Внутренняя колонизация Европы происходила одновременно с внешней, первоначально в обеих Америках и в части Африки. Здесь погонщики труда окончательно отбросили всякие сдерживающие границы. Они повели беспримерные до тех пор разбойничьи, разрушительные и истребительные походы, нападая на вновь "открытые" миры, ведь тамошние жертвы вообще еще не считались людьми. Каннибальские власти забрезжившего общества труда Европы именовали покоренные чужие культуры "дикарями" и каннибалами.
Так было создано оправдание для того, чтобы истреблять их или обратить в миллионы рабов. Самое настоящее рабство в колониальном плантационном хозяйстве и при добыче полезных ископаемых, превзошедшее по своим масштабам античное рабовладение, относится к изначальным преступлениям системы товарного производства. Здесь впервые широко применялось "уничтожение с помощью труда". Это было второе основание общества труда. Белый человек, уже отмеченный самодисциплиной, мог сорвать на "дикарях" свою вытесненную ненависть к самому себе и свой комплекс неполноценности. Подобно "женщине", они казались ему близкими к природе и примитивными существами, стоящими на полдороги между животным и человеком. Иммануил Кант язвительно предполагал, что павианы могли бы говорить, если бы захотели, но не делают этого, боясь, что тогда их заставят работать.
Это гротескное суждение освещает Просвещение предательским светом. Репрессивная трудовая этика современной эпохи, ссылавшаяся в своей первоначальной версии на милосердие божье, а со времени Просвещения - на естественный закон, была замаскирована под "цивилизаторскую миссию". Культура в этом смысле - это добровольное подчинение труду, а труд носит мужской, белый и "западный" характер. Противоположное начало - нечеловеческая, бесформенная и лишенная культуры природа - является женским, цветным и "экзотическим". Одним словом, "универсализм" общества труда уже с самого начала был крайне расистским. Универсальная абстракция труда всегда могла определять себя только через отграничение от всего, что в нее не входит.
Современная буржуазия, в конечном счете принявшая наследие абсолютизма, выросла отнюдь не из мирных купцов с древних торговых путей. Общественную почву, которая породила современное "предпринимательство", составляли кондотьеры наемных орд раннего периода современной эпохи, администраторы работных домов и тюрем, сборщики налогов, надсмотрщики за рабами и прочие головорезы. Буржуазные революции XVIII - XIX веков не имели ничего общего с социальным освобождением; они всего лишь перетасовали отношения власти внутри сложившейся системы принуждения, освободили институты общества труда от устаревших династических интересов и открыли путь дальнейшим овеществлению и деперсонификации. Именно славная Французская революция с особым пафосом провозгласила обязанность трудиться и "законом против нищенства" ввела новые работные дома - тюрьмы.
Социально-бунтарские движения, вспыхивавшие на обочине буржуазных революций, но не входившие в них, стремились к совершенно противоположным вещам. Еще задолго до этого существовали совершенно самостоятельные формы сопротивления и отказа, которые бессильна объяснить официальная историография общества труда и модернизации. Производители старых аграрных обществ, не желавшие безропотно мириться и с феодальными отношениями господства, тем более не хотели превращаться в "рабочий класс" навязанной им системы. От крестьянских войн XV и XVI веков до восстаний движений в Англии, позднее прозванных "разрушителями машин", и восстания силезских ткачей 1844 г. тянется единая цепочка ожесточенного сопротивления против труда. Утверждение общества отчужденного труда и иногда открытая, иногда скрытая гражданская война столетиями были одним и тем же.
Старые аграрные общества отнюдь не были раем. Но чудовищное принуждение прорывавшегося общества труда воспринималось людьми только как ухудшение их положения и "время отчаяния". Действительно, несмотря на все тяготы положения, людям еще было, что терять. То, что ложному сознанию современного мира казалось тьмою и мукой Средневековья, было в действительности страхом перед своей собственной историей. В докапиталистических и некапиталистических культурах в Европе и за ее пределами ежедневное и годовое рабочее время было гораздо меньше, чем даже сегодня у современных работников, "занятых" на фабриках и в бюро. И само производство было далеко не таким сгущенным по времени, как в обществе труда; его пронизывала ярко выраженная культура досуга и относительной "медлительности". Если не считать природных катастроф, то основные материальные потребности большинства людей удовлетворялись куда лучше, чем на протяжении долгих периодов истории модернизации и даже чем в чудовищных трущобах сегодняшнего, охваченного кризисом мира.
Вот почему сопротивление могло быть сломлено только военной силой. До сих пор идеологи капитализма лицемерно молчат о том, что культура производителей эпохи, которая предшествовала современной, была не "развита", а потоплена в собственной крови. Сегодняшние зрелые демократы предпочитают свалить все эти чудовищные вещи на "додемократическое состояние" прошлого, с которым они якобы не имеют ничего общего. Они не желают признать, что ранняя террористическая история современной эпохи предательски обнажает существо нынешнего общества. Бюрократическое управление трудом и государственный учет людей в индустриальных демократиях никогда не могли опровергнуть свои абсолютистские и колониальные истоки.
ЛИБЕРАЛИЗМ И ПРОГРЕСС
Либеральная идеология решительно порвала с христианской идеей "потерянного рая". Вместо ностальгии по ушедшим "добрым временам" и желания вернуться к утраченному "золотому веку" либерализм провозгласил непрерывное развитие, динамичный прогресс человечества.
"В древнейшие времена человек, несомненно, питался плодами Земли, не готовя их, и, подобно другим животным, нагой отдыхал на лоне всеобщей матери", - писал ранний либеральный публицист Бернард Мандевиль (1670-1733). Это состояние дикости представляется прогрессистской мысли ужасным, а уход от него связывается с собственно человеческой жизнью. Он произошел тогда, когда древний человек, руководствуясь стремлением к власти и собственности, начал активно воздействовать на окружающий его мир. "В первом камне, который дикарь бросает в преследуемого зверя, в первой палке, которую он берет, чтобы притянуть плоды, которых не может достать руками, мы видим присвоение одного предмета с той целью, чтобы приобрести другой, и таким образом открываем начало капитала", - объяснял в 1836 г. полковник Б.Торренс в "Эссе о производстве богатства".
Либерализм унаследовал от протестантской системы ценностей представление о механизме развития человечества. Каждый активно действующий в своих собственных интересах человек невольно способствует этим достижению всеобщего блага. Но если в протестантизме, как отмечал виднейший немецкий социолог Макс Вебер, это обосновано ссылкой на то, что люди должны поступать так, выявляя божью волю и божий промысел, то либерализм не нуждался в религиозной санкции для эгоизма. Зависть движет миром. "Радости, доставляемые благосостоянием и высоким рангом, представляются силе воображения как нечто великое, прекрасное и благородное...", - подчеркивал один из основоположников либеральной экономической науки Адам Смит, замечая, что именно этот мираж "пробуждает усердие людей и поддерживает их в постоянном движении". И хотя богатые действуют в своих интересах, продолжал он, они создают куда большие общественные богатства, чем в состоянии потребить сами. "...Несмотря на свои естественные эгоизм и алчность... они делят с бедными плоды всех улучшений... Невидимая рука ведет их к тому, чтобы осуществлять почти равномерное распределение необходимых для жизни благ, какое могло бы возникнуть, если бы Земля была равномерно распределена между всеми ее обитателями; и так, не желая того, они способствуют достижению интересов общества и дают средства для умножения человеческого рода".
Для классического либерала роль экономики в жизни и развитии человечества первична. Прогресс - это прежде всего рост общественного богатства, количества и качества машин, обилия материальных ценностей, повышение эффективности и прибыльности производства и доходности всякой деятельности вообще. Издержки этого процесса вторичны либо вообще не играют роли. Характерны восторженные слова, которыми британский экономист Эндрю Юр (1778-1857) описывал XIX век - эпоху торжества манчестерского либерализма: "Нынешний век отличается от всех предыдущих веков общим увлечением предприимчивостью в области ремесел и промышленности". Если предшествующие столетия были полны шумом войн и соперничества, то теперь на смену им пришли мирная конкуренция и технические усовершенствования. Юр утверждал, что внедрение машин способствует прогрессу тем, что обеспечивает "производство дешевых товаров путем замены квалифицированных рабочих неквалифицированными". Он не замечал ужасного положения английских трудящихся тех лет и приветствовал даже использование труда трехлетних и пятилетних детей, - все, что угодно, если это удешевит производство. Ведь, в конечном счете, от снижения цен выиграют сами рабочие...
Из всеобщей конкуренции рождается процветание общества. Эта мысль, с точки зрения либералов, имеет универсальное значение, далеко выходящее за пределы экономики. Речь идет о столкновении интересов, например, о конкуренции политических партий на выборах, о конкуренции при поступлении в университет и т.д. Иммануил Кант, подчеркивал что “недоброжелательные взаимоотношения” могут принести благо. По его мнению люди в свободном обществе подобны деревьям в лесу: поскольку каждое из них старается отнять у другого воздух и солнце, они этим заставляют друг друга искать блага все выше, благодаря чему вырастают красивыми и прямыми.
Крайней формой такого понимания прогресса стало применение к общественному развитию дарвиновского принципа "борьбы за существования" и "выживания сильнейшего". Научные выкладки Чарльза Дарвина, как подчеркивали Адриан Десмонд и Джеймс Мур, авторы книги об этом английском биологе, стали "одним из столпов поздневикторианского либерализма". Недаром на его похоронах гроб несли официальные представители либерального правительства Гладстона. Сам Дарвин считал, что миром движет естественный отбор. Он писал: "Естественный отбор - результат борьбы за существования. (...) Если в различных частях планеты мы видим огромные участки плодородной земли (...), населенные лишь кочующими дикарями, то можно придти к заключению, что борьба за существование не была достаточно сильной, чтобы подтолкнуть людей вверх, на более высокую ступень. (...) У высокоцивилизованных наций постоянный прогресс в меньшей мере зависит от естественного отбора; ведь подобные нации заменяют и вытесняют друг друга не так, как это делают дикие племена. Тем не менее, с течением времени наиболее разумные индивиды а одном и том же сообществе добьются больших успехов, нежели те, которые им уступают, и оставят более многочисленное потомство: а это форма естественного отбора".
В этом вопросе Дарвин был вполне согласен с другим биологом и либеральным теоретиком, Гербертом Спенсером, считавшим конкуренцию "органическим принципом общества". "...Использованное Гербертом Спенсером выражение "выживание умелого" лучше и иногда удобнее", чем понятие "естественный отбор"", - говорил Дарвин.
“СВОБОДНАЯ ЕВРОПА” ПРИ КАПИТАЛИЗМЕ: ВСЕ НА ФАБРИКУ!
Промышленная революция, которая развернулась в странах Западной Европы и в США в конце XVIII - первой половине XIX веков и сопровождалась широким внедрением станков и другой новой техники, привела к стремительному ухудшению качественных и материальных показателей жизни населения. Целые регионы разительно изменились. Развитие рынка переводило все отношения между людьми на коммерческую основу, размывая традиционные солидарные связи и взаимопомощь, формировавшиеся на протяжении столетий связи между родственниками, соседями, жителями одной и той же местности. Теперь, вступая в контакт с окружающим миром, человек прежде всего думал о том, какую материальную выгоду он может извлечь из того или иного поступка, а не об этических или идейных мотивах. Развитие рыночных отношений в сочетании с массированным ограблением колоний, привело бурному экономическому подъему в ряде стран Западной Европы. Но доходы от растущей промышленности распределялись крайне неравномерно. А логика «каждый за себя» обернулась настоящей катастрофой для огромной части населения, лишенной традиционных систем взаимопомощи. Современный американский историк Сейсл Киркпатрик приводит свидетельства очевидцев. Так, в 1780 г., описывая жизнь ремесленников-ткачей в английской области Ланкашир, очевидец свидетельствовал: "Их жилища и садики чисты и опрятны; все члены семьи хорошо одеты; у каждого мужчины имеются карманные часы, а платья женщин демонстрируют их собственные фантазию и вкус... Каждый дом прекрасно обставлен, на стене висят часы, в сервантах стоят прекрасные стаффордширские сервизы... Мастерская ткача расположена в сельском коттедже; и, устав от сидячего труда, ткач спускается с мотыгой или лопатой в свой маленький сад и ухаживает за ним; и тогда его место у станка занимают дети, которым помогает его жена". В 1814 г. все выглядело совершенно иначе: "В Манчестере сотни фабрик высотой в 5-6 этажей. На каждой фабрике есть огромная труба, извергающая клубы черного дыма и свидетельствующая о наличии мощного парового генератора. Дым из труб собирается в гигантское облако, висящее над городом и видимое за много миль. Река, на которой стоит Манчестер, настолько загрязнена красителями, что воды ее напоминают содержимое бака для окраски тканей... Чтобы не платить работникам, устанавливаются такие прядильные машины, что всего один взрослый и двое детей могут управлять более чем шестью сотнями веретен... На крупных прядильных заводах разные машины стоят рядами, как полки в армии". "Рабочая нищета народилась в Англии вместе с паровым производством", - писал в XIX в. французский исследователь Альбер Метен.
"В Англии под названием slums (трущобы) подразумевают бараки, в которых живут городские бедняки, - жилища без воздуха, грязные и нездоровые, ужас которых увеличивается еще отсутствием всякого помещения, достойного человеческого существования, - продолжал он. - ... Алкоголизм, заразительные болезни, все несчастья, порождаемые нищетой, опустошают население slums и разрушают людей с самого с детства".
Условия труда на фабриках были ужасающими. Рабочий день в английской промышленности составлял в 1830-х гг. обычно 12 - 14 (иногда 16) часов. Заработной платы едва хватало для поддержания жизни. Так, в 1838-1839 гг. в Аштоне-андер-Лайне на средний недельный заработок семья ткача из 4 человек могла купить только 12 кг. хлеба и больше ничего; между тем, квартирная плата и другие расходы отнимали у работника более половины заработка.
За малейшие проступки с рабочих взимались штрафы. На одной из фабрик под Манчестером работников штрафовали, если они открывали окно, опаздывали на работу на одну минуту, не ставили на место масленку, работали при газовом освещении, когда уже было светло. Деньгами выплачивалась лишь часть заработка, на остальную рабочий должен был покупать товары в хозяйской лавке втридорога. Наемные работники были совершенно бесправны. "Говорят говорят о вилланах прошлого! Но были ли люди в эпоху феодализма так унижены, так абсолютно порабощены, как унижены и порабощены те несчастные создания, которые в духоте работают по 14 часов в день и подлежат наказанию, если выглянут в окно?" - спрашивал английский публицист Уильям Кобден. Подобные условия, как свидетельствовали отчеты властей, вызывали многочисленные травмы, заболевания и высокую смертность.
“Из этой грязной сточной канавы низвергается промышленный поток человечества, чтобы удобрить весь мир.- замечал французский либеральный мыслитель, Алексис де Токвиль, после посещения Манчестера. - Из этой мерзкой канавы текут потоки чистого золота. Здесь цивилизация достигает своего самого законченного развития и своей самой большой грубости, здесь цивилизация создает свои чудеса, а цивилизованный человек превращается почти в дикаря.”
На производстве царили нормы и правила казармы. "Любой рабочий, который будет застигнут разговаривающим с другими, поющим или свистящим, подвергается (...) штрафу", - указывалось в одном английском фабричном регламенте. О том, что это не было английской "спецификой", свидетельствует "Общий фабричный устав желатиновых фабрик Карла Сименса" в Германии (1869 г.): "Рабочему не разрешается принимать на фабрике еду от родственников или посторонних (...) Рабочему запрещается оставаться в фабричных помещениях без особого разрешения по окончании рабочего времени или во время отдыха. (...) Во всех рабочих комнатах и цехах должны всегда царить покой и тишина; не разрешается свистеть, петь, вести ненужные разговоры, торговать или играть". Играть запрещали не случайно. Огромную часть рабочих составляли дети.
Широко использовался женский и детский труд. Работа женщин и детей хуже оплачивалась и была совершенно невыносимой. Так, в США в 1820 г. половину всех рабочих в текстильной промышленности составляли мальчики и девочки. Девяти-, десятилетние дети работали по 12-13 часов в день, получая за это 33-67 центов в неделю. В 1832 г., по подсчетам "Комитета ассоциации фермеров, ремесленников и других рабочих людей" Новой Англии, дети до 16 лет составляли 40% всех рабочих фабрик. Не лучше было и положение женщин-работниц. В отчете комитета Национального конгресса профсоюзов по вопросам женского труда (США) за 1836 г. говорилось: "Как оказалось, количество женщин Соединенных Штатов, занятых совместно с рабочими-мужчинами, превышает 140 тысяч человек. Они работают в среднем от 12 до 15 часов в день без чистого воздуха, столь необходимого для здоровья. Непосильный труд тормозит развитие их организма и умственных способностей и нередко уродует их тело".
В этой области трудовых отношений безраздельно властвовали либеральные принципы свободной конкуренции и "войны всех против всех". Когда английское правительство в 1840 г. провело исследование о положении рабочих, фабрикант Джеймс Наземис заявил, что увеличивает прибыли за счет замены взрослых работников подростками-подмастерьями. Его спросили, что происходит с рассчитанными им рабочими и их семьями. Предприниматель ответил коротко и ясно: "Я не знаю этого, но в этом отношении я всегда полагаюсь на действие естественных законов, управляющих обществом". Единственным спасением для обнищавших и потерявших надежду людей было... попасть в тюрьму. "Во время суровой зимы условия существования в тюрьмах лучше, чем условия существования многих наших бедняков, что и побуждает их стать преступниками, чтобы таким путем попасть в тюрьму и, следовательно, улучшить свое положение". Другим спасением было сопротивление. "Если рабочие заводов изменили в свою пользу экономические условия и общественное мнение, то это зависит... от долгого и настойчивого действия их союзов", - замечал Альбер Метен.
ИСКУССТВЕННЫЙ ГОЛОД В ИРЛАНДИИ
В середине XIX в. британская экономика перестала нуждаться в Ирландии как в житнице, а промышленность, напротив, требовала новых дешевых рабочих рук. В 1845 г. болезнь картофеля (основного продукта питания хронически полуголодного населения Ирландии) вызвала в стране голод. Британское правительство при желании могло бы помочь голодающим, но вместо этого в 1846 г. в Англии были отменены "хлебные законы", что вызвало резкое падение цен на хлеб и побудило - не могло не побудить - лендлордов в Ирландии к сгону крестьян с земли и переориентации сельского хозяйства страны с земледелия на пастбищное животноводство. Голод принял характер национальной трагедии. В течение нескольких лет от голода в Ирландии умерло свыше 1 млн человек. Кроме того, с 1845 по 1848 г. с острова эмигрировало 254 тыс. чел.. С 1841 по 1851 г. население Ирландии сократилось на 30%. Остров стремительно безлюдел (в1841 г. население Ирландии составляло 8 млн 178 тыс. чел., в1901 г. - всего 4 млн 459 тыс.). Российский журнал рассказывал в 1847 г. своим читателям: "В Ирландии народ тысячами валится и умирает на улицах". Маркс мрачно подсчитывал: "В течение 1855-1866 гг. 1 032 694 ирландца были вытеснены 996 877 головами скота..."
ОПУСТОШЕННАЯ ИНДИЯ
Британская администрация грабила Индию методами, как раз характерными для хорошо нам сейчас знакомого периода "первоначального накопления капитала". Помимо чисто военных приемов -грабежа и прямой экспроприации, англичане разоряли индийских крестьян непомерными налогами. Дело в том, что для восточных цивилизаций, как отмечает современный российский востоковед Леонид Васильев было характерно следующее правило: правители в неурожайные годы обычно прибегали к радикальному снижению налогов, для того, чтобы облегчить положение населения. Но торговый капитал европейцев такие тонкости не интересовали. Важно было получить прибыль от колоний как можно быстрее и любой ценой. Для этого была проведена радикальная земельная реформа. Земля поступила в частную собственность “заминдаров” – традиционно выполнявших роль сборщиков либо откупщиков налогов в доколониальной Индии – при государстве моголов. Теперь заминдары становились частными собственниками земель, с которых прежде собирали налоги. Налоги же при этом были существенно повышены. Если заминдар не мог собрать требуемое количество продукции и расплатиться с колониальной администрацией, его землю продавали с молотка. Так за короткий срок сменилось несколько “поколений” заминдаров, пока земля не оказалась в руках людей, не стеснявшихся отбирать у крестьян практически все, что они производили.
Английские компании извлекали колоссальные доходы из неравноправной торговли и спекуляций. В первой половине XIX столетия колонизаторы разрушили текстильное производство, бывшее важнейшей частью местной экономики. Индийским ремесленникам запретили продавать свои товары по ценам отличным от тех, которые были в административном порядке установили колониальной администрацией и, таким образом, лишили возможности конкурировать с продукцией английских текстильных компаний. Кроме того, английская продукция ввозилась в Индию беспошлинно.
В результате в 1769-1770 гг. в основном центре индийского хлопчатобумажного производства - в Бенгалии - разразился голод, который унес треть населения - 7 млн чел. В 80-х - 90-х гг.XVIII в. трагедия в Бенгалии повторилсь - и теперь от голода вымерло 10 млн чел. Число жертв английского буржуазно-либерального режима в одной только Индии XIX века сопоставимо с общим количеством жертв второй мировой войны – от 40 до 50 милионов. Только по английским официальным данным, в Британской Индии от голода умерло в 1800-1825 гг. - 1 млн чел., в1825-1850 гг. - 400 тыс. чел., в 1850-1875 гг. - 5 млн чел., в 1875 - 1900 г. - 26 млн человек(!), в том числе во время Большого голода в 1876-1878 гг. - свыше 2,5 млн чел. (франзузские данные свидетельствуют о гибели во время Большого голода 5 млн. а современные индийские данные – 10 млн. человек).
В начале британского владычества над Индией Бенгалия была густонаселенной страной - одним из наиболее развитых экономических регионов Индии - с богатыми огромными городами. Губернатор Бенгалии Роберт Клайв накануне завоевания страны Ост-Индской ком-панией (в 1757 г.) писал, что города Дакка и Муршидабад "огромны, многолюдны, а богаты, как лондонское Сити". Но уже в1789 г. британский генерал-губернатор Индии Корнуоллис вынужден был констатировать, что вследствие гибели населения от голода треть владений Ост-Индской компании превратилась в джунгли, заселенные только дикими зверями". Русский путешественник А.Ротчев, посетивший Индию в начале 40-х гг. XIX в.,так описывал увиденное: "Что осталось от Уджайна, Бхопала, Джайпура, Гвалиора, Индора, Хайдерабада, Ахмадобада, Фурахабада, Дели и Агры, городов столичных, некогда цветущих? На несколько миль вокруг них них видны раздробленные колонны, разоренные храмы и полуразвалившиеся, одинокие памятники. Дикие звери и пресмыкающиеся гады заменили народонаселение, все глухо и пусто вокруг..."
АФРИКА:СВОБОДНАЯ ТОРГОВЛЯ РАБАМИ
Недавно архиепископ Кентерберийский Джордж Кэри принес извинения африканцам за “негуманное обращение с ними в колониальный период”. Находясь с пасторской поездкой в Нигерии, он сказал во время выступления в городе Абеокута, что англичане наделали в Африке "много досадных ошибок". По его словам, многие англиканские миссионеры ответили неблагодарностью своим африканским хозяевам и новообращенным. Что имеется здесь в виду? Англия, как и Франция, Португалия, Испания, Бельгия, Германия и Италия, участвовала в колониальном разделе и эксплуатации Африки, а до этого - в работорговле. В результате этого в Африке были уничтожены целые поколения людей, континент был экономически ограблен. Англиканские, протестантские и католические миссионеры часто выполняли роль шпионов, которые разведывали пути продвижения европейских армий в глубь континента и тем самым готовили колонизацию.
Африканских рабов перевозили в столь чудовищных условиях, что иногда до места назначения удовалось доставить не более 30 % “груза”. Случалось и так, что от эпидемий погибали практически все рабы.
Современный исследователь европейского колониализма Эрик Хобсбаум писал: “Колониальная торговля рабами создала текстильную промышленность и продолжала питать ее. В XVIII в. она развивалась на территориях, прилегающих к главным колониальным портам Бристоля, Глазго, особенно Ливерпуля, крупного центра работорговли. Каждая фаза ее была бесчеловечна, но быстро растущая торговли хлопком способствовала развитию работорговли. Фактически работорговля и торговля хлопком идут рука об руку. Африканские рабы покупались в одной партии с индийским хлопком, но когда приток этих товаров остановился из-за войны или революции в Индии или по соседству с ней, Ланкашир был на краю гибели. Плантации хлопка в Вест-Индии, куда доставлялись рабы, производили большую часть хлопка-сырца для британской промышленности, и в ответ плантаторы покупали чеки Манчестерской хлопковой компании в больших количествах. Все это продолжалось до тех пор, пока подавляющая часть ланкаширского хлопкового экспорта не пошла на смешанные афроамериканские рынки. Ланкашир позднее внес свой вклад в работорговлю, сохраняя ее, поскольку после 1790-х годов поставка рабов из Южных Соединенных Штатов была продолжена и определялась ненасытными и стремительно возрастающими потребностями фабрик в Ланкашире, для которых они поставляли большую часть хлопка-сырца.”
Представляю себе, какой вой подняли бы, если бы какой-нибудь современный немецкий чиновник назвал уничтожение евреев германским правительством в 1933-1945 гг “досадной ошибкой”. Но нацистский геноцид это признанное либералами преступление, от которого они себя (вряд ли заслуженно) отделяют. А вот чудовщная эксплуатация африканцев и рабовладение, приведшая к гибели миллионов людей во время транспортировки или от непосильного труда – это, в понимании современных либералов, что-то вроде мелкого недоразумения, “досадной ошибки”.
ОПИУМНЫЙ ГЕНОЦИД В КИТАЕ
В XIX столетии огромная китайская империя Цин, с трехсотмиллионным населением и неэффективной бюрократией представляла лакомую добычу для европейских колониальных компаний и правительств. Но напрямую взять под контроль такую огромную территорию было чрезвычайно сложно и дорого. В конце концов английские торговцы и политики нашли остроумный выход из положения, позволивший одновременно ослабить империю и получить огромные барыши.. Они стали экспортировать в Китай… опиум. С середины XVIII века британская Ост-Индская компания контролировала опиумные плантации в Бенгалии. Их площади были резко увеличены. "Торговля рабами была просто милосердной по сравнений с торговлей опиумом, - признавал английский экономист Р.Монтгомери Мартин в 1847 г, очевидно имея в виду тех африканцев, кого удавалось доставить живыми к месту назначения. - Мы не разрушали организм африканских негров, ибо интерес требовал сохранения их жизни... А продавец опиума убивает тело после того, как развратил, унизил и опустошил нравственное существо". С 1830 по 1837 г. английский экспорт опиума в Китай возрос с 2000 ящиков (весом около 60 кг каждый) до 39 000. Подобные масштабы не снились ни одному из современник наркокартелей. Наркоторговля вытесняла торговлю другими товарами, утечка серебра дезорганизовала финансы Цинской империи, миллионы китайцев, от простых кули до принцев всех 12 рангов, стали жертвами пагубного пристрастия. Сановники Цзян Сянань и Хуан Цзюэцзы с ужасом обнаружили, что среди служащих уголовной и налоговой палат больше половины наркоманов. Государственные институты, от системы искусственного орошения до привилегированных "восьмизнаменных войск, разрушались и выходили из-под контроля”. Это побуждало императорский двор время от времени запрещать торговлю опиумом и его курение. Однако единственный эффект суровых указов заключался в том, что росла плата за право их нарушать. Только в 1839 г. император Даогуан решился нанести наркобизнесу реальный ущерб. Схема наркоторговли начала разрушаться. Но это уже затрагивало интересы не отдельных лиц, а всей Британской империи. Ведь серебро, которым несчастные китайцы оплачивали собственную мучительную смерть, служило важным источником накопления капитала. От него зависела не только роскошь правящих классов, но и модернизация промышленности, а также рост жизненного уровня трудящихся, позволивший Англии посрамить Маркса и избежать разрушительных революций на своей территории. В апреле 18.40 г. парламент в Лондоне принимает официальное решение о войне с Китаем, направляет туда экспедиционный корпус и одной из глав-ных целей войны объявляет взыскание с китайского правительства убытков за наркотики, уничтоженные китайским правительством. В это самое время, в правление королевы Виктории, в Англии утвердилась образцово-показательная мораль, которая вошла в историю как "викторианская": например слово "проклятый" в публикациях заменяли точками.
Война велась своеобразными методами. Англичане ночью отправляли к побережью лодки, украшенные соответствующей рекламой, и предлагали всем желающим наркотики за треть цены, чтобы окончательно разложить и без того не слишком дисциплинированную цинскую армию. И это им удалось.
Опиум послужил своего рода тараном, чтобы открыть китайский рынок для европейской торговли, в то же время не допуская формирование конкурентоспособной промышленности (и вменяемого правительства, которое могло бы модернизировать страну). Но по мере того как европейцы становились хозяевами Поднебесной, специфическая ориентация торговли вызывала растущую критику, особенно со стороны своих же фабрикантов. "Препятствием является, вовсе не отсутствие спроса в Китае на английские товары... Плата за опиум поглощает все серебро, к большому ущербу для общей, торговли китайцев... у фабрикантов нет перспектив торговли с Китаем" - такие комментарии появились в английской и американской прессе. Опиум в европейской торговле с Китаем начали постепенно вытеснять "нормальные" товары. Но было поздно. Подданные Цинской империи, уже не способные существовать без ежедневной дозы, сами начали возделывать опийный мак - вместо чая и риса, который к концу века приходилось ввозить. Свержение маньчжурской династии в 1911 г. не внесло в эту ситуацию существенных изменений. К середине XX столетия в Китае, пребывавшем в состоянии непрерывных междоусобиц, под опиумом был занят миллион гектаров, а только официальное число наркоманов составляло 20 миллионов человек. Страна перестала удовлетворять свои потребности в рисе и чае и вынуждена была их импортировать.
Только большевистскому режиму Мао Цзедуна удалось искоренить наркоманию и наркоторговлю практически полностью- ценой жесточайших репрессий.
АМЕРИКА БЕЗ ИНДЕЙЦЕВ
Общие цифры геноцида индейцев в обеих Америках оцениваются приблизительно в 60-80 миллионов человек- именно это (а не холокост)- по-видимому крупнейший акт геноцида в истории. Конечно, истребление населения в ходе (и в результате) завоевания Америки не то же самое, что организация голода в Индии или Ирландии: это был растянутый во времени и территориально процесс. При этом надо иметь в виду, что с завоеванием Америки и установлением, например, в испанских владениях стабильного колониального режима геноцид индейцев не прекратился. Он просто принял другую форму - форму классической эксплуатации. Так испанская колониальная администрация разрушила традиционную -общинную - форму хозяйствования, введя принудительный труд на земле (близкий нашей барщине) - "систему энкомьенде". Одновременно была введена "мита" - отработочная система на рудниках. В результате индейское население, например, в вице-королевстве Новая Гранада стало так стремительно вымирать, что это повлекло за собой резкое сокращение доходов казны и побудило испанские власти в начале XVII в. разрешить индейцам Новой Гранады вновь коллективно владеть землей ("система ресгуардос"), а в 1729 г. даже издать указ об освобождении индейцев от "миты". Поскольку в Новой Гранаде "мита" отрабатывалась преимущественно на золотых рудниках, понятно, что вымирание индейцев должно было принять тотальный характер, чтобы заставить Мадрид смириться с остановкой работ на золотых копях. В вице-королевстве Перу "мита" отрабатывалась на ртутных, медных, золотых и серебряных шахтах. На ртутных шахтах гибло 100% рабочей силы, на серебряных - 80 из каждых 100 рабочих (впрочем, и остальные 20, отбыв свой срок, возвращались домой умирать). Считается, что в течение колониального периода на шахтах Перу погибло свыше 8 млн индейцев. В начале завоевания испанцами Перу на территории вице-королевства проживало до 10 млн индейцев, а по данным переписи 90-х гг. XVIII в., их оставалось не более 600 тыс (Впрочем, современные исследователи называют иногда другую цифру общего колличества индейцев Перу до колонизации – 30 млн. или даже 38 млн.)
Большинством обществоведов и историков, специализирующихся в области индейско-белых отношений, признано, что завоевание и заселение Северной Америки европейцами привело к изгнанию и геноциду коренных народов - американских индейцев. Если раньше они владели всем континентом, то сегодня у них осталось лишь 2-3 % от их бывшей территории. А кроме того, самое последнее исследование по демографической антропологии, например работы Г. Добинса, показывают, что аборигенное население Северной Америки насчитывало, вероятно, от 6 до 12 млн. чел., а не 1 млн., как считали первоначально. К 1800 году численность индейцев в Соединенных Штатах сократилась до 600 тыс. чел. Все это свидетельствует о страшном геноциде. Все большее число ученых также характеризует период отношений между индейцами и федеральным правительством с 1870 по 1934 год, как время колониализма. Антрополог Э. Х. Спайсер в своей обобщающей работе "Краткая история индейцев Соединенных Штатов" (1969) называет этот период "колониальной моделью". Другие исследования, например Д. Адерле, доклад Комиссии по гражданским правам США, Д. Йоргенсен и итоговый отчет “Комиссии по обозрению индейской политики США” говорят об этом времени, как о колониальной эпохе. По мнению современных исследователей среди проводников этого угнетения можно выделить прежде всего железнодорожные, земельные компании, крупных скотовладельцев, пограничное население и само правительство, которое с помощью заключения договоров и ограбления индейских народов лишало их земель, ресурсов и культурного наследия. Независимые духом племена североамериканских индейцев невозможно было заставить работать на плантациях, с другой стороны они занимали огромные территории. Для стремительно растущего капитала они были вредны или, в лучшем случае, бесполезны. Их следовало уничтожить или запереть в гетто (резервации).
С геноцидом против индейцев связан и один из немногих известных случаев применения экологического оружия. Для того, чтобы уничтожить индейцев следовало разрушить сами условия их существования. С этой целью была организована массовая компания по исстреблению бизонов (приведшая к их почти полному вымиранию), так как мясо бизонов было основной пищей для многих индейских племен.
Для уничтожения индейцев предпринимался и другой оригинальный прием - им продавали зараженные оспой одеяла- вероятно это первый известный случай применения бактериологического оружия.
Воистину, люди, основавшие США были изобретательны.
Вооруженные силы США развивались и крепли на операциях по массовым убийствам индейцев. При первой возможности они нападали на индейцев и зверски уничтожали их. Негласным лозунгом этого геноцида стало: ''Полностью очистить Америку от индейцев''. В 1864 году отряд майора Чайвингтона вероломно напал на стоянку чейенов и перебил всех, кто там был. Американские солдаты скальпировали даже детей иженщин. Через несколько лет на реке Уошит в результате нового нападения, осуществленного по инициативе генерала Д. Кастера, истребление чейенов было довершено.
В 1862 году правительство США издает Закон о заселении Запада, т. е.индейских территорий. Чтобы стимулировать белых на войну против индейцев,каждому оккупанту было обещано безвозмездно ''160 акров хорошей земли впостоянную собственность''. Индейцы - владельцы этих земель - объявлялисьвне закона. До конца 1860-х годов по всей стране идут массовые преследованияи убийства индейцев. Сохранилось письмо одного из первых колонистовКалифорнии: ''... Я часто спорил с Гудом об индейцах. Гуд считает, что надо убивать каждого мужчину, но индианок следует оставлять в живых. А мне было ясно, что мы должны убивать и индейских женщин''. Власти многих штатов США дополнительно поддерживали и подогревали подобные настроения, выплачивая большие деньги за каждый скальп убитого индейца. До сих пор в американских музеях хранится огромное количество этих скальпов. В 1871 году Конгресс США ратифицирует Закон США об индейских резервациях. Закон легализовал тотальное ограбление индейцев, превратил их в рабов федерального правительства. Через год после принятия закона федеральный поверенный по делам индейцев так характеризовал государственную политику США по отношению к индейцам: ''Необходимо отчетливо сознавать, что в отношениях цивилизованного государства с дикарями не может стоять вопрос о чести нации. С дикими людьми нужно обращаться так же, как с дикими животными. Это значит держаться с ними так, как в данной ситуации проще и выгодней: воевать, нанести им поражение или, наоборот, спасаться от них бегством. Индеец должен чувствовать себя в резервации до такой степени хорошо, а за ее границами до такой степени плохо, как это будет угодно правительству. Те из них, что окажутся послушными, получат еду и государственную охрану. А тех, что будут вести себя плохо, необходимо незамедлительно покарать или уничтожить...''
………………….
Вся история капитализма, вся история либеральных идей и рассуждений апологетов капиталистической системы- либеральных философов- о свободе и правах человека или о демократии- настолько лицемерна, что ее просто не с чем сравнить. Татаро-монголы или крестоносцы, воины Тимура или Газневи могли убивать сотнями тысяч, но они, по крайней мере, не говорили о правах человека и о демократии- все было просто и честно. Ни одна самая жестокая и коварная деспотия прошлого не знала такого лицемерия. Но дело не только в этом. Фашизм и большевистский геноцид выросли на почве, удобренной кровью бесчисленных жертв эпохи первоночального накопления капитала. Беспредельный цинизм и невероятное, не имеющее аналогов в истории насилие, которое продолжается до сих пор, не прошли и не могли пройти бесследно.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Итальянский журналист Джульето Кьеза, живший в России в 90 е годы, описывает следующую сцену: “У меня за столом сидела чета молодых русских друзей. Он – главный редактор одного радикал-демократического еженедельника. Она только что была принята на работу в новый банк… Я рассказал об одном случае, которому сам был свидетелем: старушка-пенсионерка не могла купить литр молока, так как из-за последнего увеличения… цены на молоко у нее не было на это денег. Не успел я закончить свой рассказ, как раздалась раздраженная реплика гостьи: “Мы не можем жалеть этих людей, - если хотим, наконец, иметь в России рынок. Они никогда к нему не приспособятся. Надо отдавать себе отчет в том, что вымрут, по крайней мере, 30 миллионов человек, и ничего с этим поделать нельзя. Или так, или мы по прежнему будем далеки от цивилизации”. И тут разгоряченная дама стала рассказывать мне, что теперь, наконец, она получила возможность ездить в Париж, присутствовать на демонстрациях мод, делать покупки в Лондоне и Риме... Могу ли я требовать, что бы она от всего этого отказалась и ради чего? Ради… литра молока для старухи, которой все равно суждено быть проглоченной историей, рынком…”
Михаил Магид
Источник: https://avtonom.org/old/lib/theory/magid_istoki.html
Скрытый текст: :
И тебе не хворать дорогой друже 
И все таки определись , скунс , кот или козлиная рожа , можь всетаки гибрид типо козаскункот. 