ДВС
24-01-2008 13:22:11
Во многих местах средневековая община явилась как результат мирного, медленного роста. В других же-как во всей Западной Европе-она была результатом революции. Когда жители того или другого местечка чувствовали себя в достаточной безопасности за своими стенами, они составляли "со-присягательство". Члены его клялись взаимно забыть все прежние дела об обидах, драках или увечиях, а в будущем-не прибегать в случае ссоры ни к какому другому судье, кроме выбранных ими самими гильдийским или городских синдиков. Во всяком ремесленном союзе, во всякой добрососедской гильдии, во всякой задруге этот обычай существовал издавна. То же было и в сельской общине, пока епископу или князю не удалось ввести в нее, а в последствии навязать силою своих судей.
Теперь все слободы и приходы, вошедшие в состав города, вместе с братствами и гильдиями, создавшимися в нем, составляли amitas("дружбу"), выбирали своих судей и клялись быть верными возникшему постоянному союзу между всеми этими группами.
Наскоро составлялась и принималась хартия. Иногда посылали для образца за хартией в какой-нибудь соседний город(мы знаем теперь сотни таких хартий)-и новая община была готова. Епископу или князю, которые до сих пор вершили суд среди общинников и часто делались их господами, теперь оставалось только признать совершившийся факт или же бороться против молодого союза оружием. Нередко король, т.е. такой князь, который старался добиться главенства над другими князьями и казна которого была пуста,"жаловал" хартию за деньги. Он отказывался этим от назначения общине своего судьи, но вместе с тем возвышался, приобретал больше значения перед другими феодальными баронами, как покровитель таких-то городов. Но это далеко не было общим правилом; сотни вольных городов жили без всякого другого права, кроме собственной воли, под защитой своих стен и копий.
В течение одного столетия это движение распространилось(нужно заметить, путем подражания) с замечательным единодушием по всей Европе. Оно охватило Шотландию, Францию, Нидерланды, Скандинавию, Германию, Италию, Испанию, Польшу и Россию. И когда мы сравниваем теперь хартии и внутреннее устройство вольных городов-нас поражает почти буквальное сходство этих хартий и республик, выросших под сенью такого рода общественных договоров. Какой знаменательный урок всем поклонникам Рима и гегельянцам, которые не могут себе представить другого способа достигнуть однообразия учреждений, кроме рабства перед законом!
От Атлантического океана до среднего течения Волги и от Норвегии до Сицилии вся Европа была покрыта подобными же вольными городами, из которых одни, как Флоренция, Венеция, Нюренберг или Новгород, сделались многолюдными центрами, другие же оставались небольшими городами, состоявшими всего из сотни, иногда даже двадцати семейств; причем они все-таки считались равными в глазах других, более цветущих городов.
Развитие этих, полных жизни и силы организмов шло, конечно, не везде одним и тем же путем. Географическое положение и характер внешних торговых сношений, препятствия, которые приходилось преодалевать,-все это создавало для каждой из этих общин свою историю. Но в основе всех их лежало одно и то же начало. Как Псков в России, так и Брюгге в Нидерландах, как какое-нибудь шотландское местечко с тремястами жителей, так и цветущая богатая Венеция со своими людными островами, как любой городок в северной Франции или Польше, так и красавица Флоренция,-все они они составляли те же amitas, те же союзы сельских общин и соединенных гильдий, защищенных городскими стенами. В общих чертах их внутреннее устройство было одно и то же.
По мере роста городского населения стены города раздвигались, становились толще, и к ним прибавлялись новые и все более высокие башни; каждая из которых воздвигалась тем или иным кварталом города, той или иной гильдией и носила свой особый характер. Город делился на несколько кварталов, ограниченных улицами, которые расходились по радиусам от центрального кремля или собора к стенам города. Эти концы были заселены, каждый, особым ремеслом или мастерством; новые ремесла занимали слободы, которые со временем также вносились в черту городских стен.
Каждая улица и приход представляли особую земельную единицу; они имели своего уличанского или приходского старосту, свое уличанское вече, свое народное судилище, своего избранного священика, свою милицию, свое знамя и часто свою печать-символ независимости. Эту независимость они сохраняли и при вступлении в союз с другими улицами и приходами.
Проессиональной единицей являласьгильдия-ремесленный союз. Этот союз точно так же сохранял своих святых, свои уставы, свое вече, своих судей. У него была своя касса, своя земля, свое ополчение, свое знамя. Оно имелоточно так же свою печать в качестве эмблемы полной независимости. В случае войны, если гильдия считала нужным, ее милиция шла рядом с милициями других гильдий и ее знамя водружалось рядом с большим знаменем всего города.
Наконец город представлял собою союз этих концов, улиц, приходов и гильдий; он имел свое общенародное собрание всех жителей в главном вече, свою главную ратушу, выборных судей и свое знамя, вокруг которого собирались знамена всех гильдий и улиц. Он вступал в переговоры с другими городами как вполне равноправная единица, соединялся с кем угодно и заключал с кем хотел национальные и международные союзы. Во внешних сношениях каждый город имел все права современного государства. Именно в это время и создалась, благодаря добровольному соглашению, та сеть договоров, которая потом стала известна под именем международного права; эти договоры находились под охраной общественного мнения всех городов и соблюдалось лучше, чем теперь соблюдаются международное право государствами.
Часто, в случае неумения решить какой-нибудь запутанный спор, город "посылал искать решение" к соседнему городу. Дух того времени-стремление обращаться, скорее, к третейскому суду, чем к власти,-беспрестанно проявлялся в таком обращении двух спорящих общин к третей, как посреднице.
То же представляли и ремесленные союзы. Они вели свои торговые сношения и союзные дела совершенно независимо от городов и вступали в договоры помимо всяких национальных делений. Международные съезды ремесленников и даже подмастерьев собирались уже в 15 столетии.
В случае нападения город или защищался сам и вел ожесточенные войны с окрестными феодальными баронами, ежегодно назначая одного или двух человек для команды над своими милициями; или же он принимал к себе особого "военного защитника"-какого-нибудь князя или герцога, избираемого городом на один год и с правом дать ему отставку, когда город найдет нужным. На содержание дружины ему обыкновенно давали деньги, собираемые в виде судебных взысканий и штрафов, но вмешиваться во внутренние дела города ему запрещалось.
Иногда, когда город был слишком слаб, чтобы освободиться от окружающих феодальных хищников, он обращался как к более или менее постоянному "военному защитнику" к епископу или князю той или иной фамилии, но при этом город зорко следил, чтобы их власть никоим образом не распространялась дальше дружинников, живущих в замке. Ему даже запрещалось въезжать в город без особого разрешения.
Вообще можно сказать, на основании множества документов, что столетия человечество не знало такого сравнительного благосостояния, обеспеченного для всех, какими пользовались средневековые города. Нищета, неуверенность в будущем и чрезмерный труд в средневековых городах были совершенно неизвестны.
Благодаря свободе, организации от простого к сложному, тому, что производство и внутренний обмен велись ремесленными союзами, а внешняя торговля велась всем городом, а закупка главных предметов потребления также производилось самим городом, который распределял их между гражданами по себестоимости,-благодаря также духу предприимчивости, развитому такими учреждениями, средневековые города в течении первых двух столетий своего свободного существования сделались центрами благосостояния для всего своего населения, центрами богатства, высокого развития и образованности, невиданных до тех пор.
С другой стороны,обратите внимание на художественную отделку, на количество орнаментов, которыми работник того времени украшал не только настоящие произведения искусства, как, например,городскую ратушу или собор, но даже самую простую домашнюю утварь-и вы сейчас поймете,что он не знал ни торопливости, ни спешности, ни переутомления нашего времени; он мог ковать , лепить, ткать, вышивать не спеша,-что теперь могут делать очень немногие художники-артисты.
Мы увидим также на всем, что бы ни делалось в то время, отпечаток духа изобретательности и искания нового; дух свободы, вдохновляющий весь их труд, и чувство братской взаимности. Она не могла не развиться в гильдиях, где люди одного и того же ремесла объединялись не только ради практических нужд, но и связаны были узами братства и общественности. Гильдейскими правилами предписывалось, например, в случае смерти гильдия брала на себя все хлопоты и расходы по похоронам умершего, и считала своим долгом проводить до могилы его тело и позаботиться о его вдове и детях.
Ни отчаянной нищеты, ни подавленности, ни неуверенности в завтрашнем дне, ни оторванности в бедности совершенно не было известно.
Под защитой своих вольностей, выросших на почве свободного соглашения и свободного почина, в этих городах возникла и развивалась новая цивилизация.
Вся современная промышленность ведет свое начало от этих городов. В течении трех столетий ремесла и искусства достигли такого совершенства, что наш век превзошел их разве только в быстроте производства, редко-в качестве и почти никогда в художественности изделий. Несмотря на все нвши усилия оживить искусство, разве мы можем сравниться в живописи по красоте с Рафаэлем? По силе и смелости с Микельанджело? В науке и искусстве с Леонардо да Винчи? В поэзии и красоте языка-с Данте? Или в архитектуре-с творцами соборов в Лионе, Реймсе, Пизе, Флоренции, которых "строителями", по прекрасному выражению Виктора Гюго, "был сам народ"? Все это можно перечислять до бесконечности.
Может быть скажут, что мы забыли внутреннюю борьбу партий, которой полна история этих общин, забывая уличные схватки, отчаянную борьбу с феодальными владельцами, восстания "молодых ремесел" против "старых ремесел", кровопролития и репрессалии этой борьбы...
Да, столкновения, но разрешающиеся свободно, без вмешательства какой-то внешней силы, без вмешательства государства, давящего своею громадною тяжестью на одну из чашек весов, в пользу той или другой из борющихся сил.
Навязывание мира часто причиняет гораздо больше вреда, чем пользы, потому что таким образом противоположные вещи насильно связываются ради установления однообразного порядка; отдельные личности и мелкие организмы приносят в жертву одному огромному, поглощающему их телу-бесцветному и безжизненному.
Вот почему вольные города до тех пор, пока они не стремились сделаться государствами и распространить свое господство над деревнями и пригородами-росли и выходили из этих внутренних столкновений с каждым разом моложе и сильнее. Они процветали, хотя на улицах гремело оружие, тогда как двести лет спустя та же самая цивилизация рушилась под шум войн, которые стали вести между собой государства.
Дело в том, что в вольных городах борьба шла для завоевания и сохранения свободы личности, за принцип федерации, за право свободного союза и совместного действия; тогда как государства воевали из-за уничтожения этих свобод, из-за подавления личности, за отмену свободного соглашения, за объединения всех своих подданных в одном общем рабстве перед королем, судьей и попом, т.е. перед государством.
В этом вся разница. Есть борьба, есть столкновения, которые убивают, и есть такие, которые двигают человечество вперед"
П.А. Кропоткин. "Государство и его роль в истории" Очерк.