Кащей_Бессмертный
28-01-2009 11:57:00
[SIZE="1"]На основе доклада в НПЦ "Праксис" летом 2008-го года[/SIZE]
http://zhurnal.lib.ru/k/k_s_b/problemyantiawtoritarnojalxternatiwywhhweke.shtml
«Левое» антиавторитарное движение в двадцатом столетии несколько раз становилось одним из определяющих факторов мирового развития, и имело при этом несколько раз вполне реальные шансы на успех. При этом неизменно антиавторитарные силы терпели поражение, и, в этой связи, наиболее важным для нас сегодня представляется понять причины неудач, что, возможно, поможет понять, есть ли у антиавторитарных «левых» сил перспективы в современном мире, а самое главное – избежать допущенных в прошлом ошибок.
Противостояние власти и Народа – это не «пройденный этап» в истории – оно никуда не делось, тем более что продолжает сохраняться рост неравенства в современном мире, когда расширяется пропасть между богатыми и бедными[1]. Соответственно мир остается разделенным на два основных класса: богатых и бедных – буржуазию и трудящихся.
Что касается социальной базы антиавторитарных сил, то, например, Петр Аршинов и Нестор Махно, когда писали свою «Организационную программу всеобщего союза анархистов» писали, что «Главными силами социального переворота является рабочий класс города, крестьянство и отчасти трудовая интеллигенция»[2]. И именно на эти социальные категории неизменно и опирались антиавторитарные силы в своей борьбе, и каждый раз какая-то из указанных категорий оказывалась застрельщиком, «передовым отрядом Революции».
Рассмотрим три наиболее ярких примера участия антиавторитарных «левых» в революционных событиях двадцатого столетия: Великую Русскую Революцию 1917-1921 годов, Испанскую Революцию 1936-1939, а так же Парижский «Красный май» 1968-го, тем более, что главными действующими силами в них последовательно выступили: в России – крестьянство, в Испании – пролетариат, а во Франции – студенчество (по сути, та самая трудовая интеллигенция).
Начавшаяся в феврале в России Революции поставила на повестку дня вопрос о принципиальной возможности осуществления самых смелых идеалов, выдвинутых теоретиками социалистической мысли в девятнадцатом столетии. При этом, Революция началась в крайне неблагоприятных условиях для «левого» лагеря: несмотря на то, что из года в год революционеры всех мастей призывали к революции, ее начало застало их фактически врасплох: и анархистов, и большевиков, и эсеров, вследствие чего перспективы начавшихся революционных событий представлялись весьма туманными: не было ясно, кто же станет «локомотивом» революции, какая именно идея-сила сумеет завладеть умами масс. Как отмечал в своих воспоминаниях американский журналист Альберт Рис Вильямс: «Февральская революция, очевидно, застала всех врасплох, это был младенец, не принадлежавший ни одной партии. Зародилась она, по крайней мере, спонтанно»[3]. В общем-то, Февраль явился не более чем началом революционной волны, прологом дальнейших событий. Сама логика событий, нерешительность Временного Правительства звали к дальнейшему углублению начавшихся в стране изменений: необходимо было срочно решать те накопившиеся проблемы, которые собственно и привели к свержению в стране монархии [4].
При этом отметим, что, говоря об антиавторитарных «левых» в Русской Революции, мы имеем в виду главным образом анархо-коммунистов, анархо-синдикалистов и эсеров-максималистов. Один из участников Революции, теоретик анархо-синдикализма Всеволод Волин так писал по этому поводу: «Если не говорить о доктрине левых эсеров, по своему политическому, авторитарному, государственническому и централистскому характеру близкой к большевиз*му, а также о некоторых других подобных незначительных объеди*нениях, в революционных кругах и в среде трудящихся масс оформилась и распространилась другая фундаментальная и последовательная идея подлинной Социальной Революции: анархи*стская идея.
Ее влияние, поначалу очень слабое, в ходе событий возрастало. В конце 1918 года оно достигло таких масштабов, что большевики, не допускавшие никакой критики — и, тем более, противоречий или оппо*зиции, — серьезно обеспокоились. С 1919 до 1921 года им пришлось вести жестокую борьбу против этой идеи — не менее длительную и напряженную, чем борьба против реакции»[5].
Стоит отметить, что о вполне осязаемом шансе на успех эсеров-максималистов или анархистов, либо их союза говорит хотя бы тот факт, что большевики смогли придти к власти, опираясь, во многом, на лозунги, позаимствованные у своих «соперников» на ниве социалистических идей. При этом современный историк Александр Вледленович Шубин указывает на то, что «Идеал эсеров был близок к анархистскому – самоуправление, федерация общин и коллективов, свобода личности… Но не сейчас, не время еще. Так что, по всему, радикальные массы должны были возглавить анархисты. Правда, в столицах у них не было сильных лидеров»[6]. Следуя логике событий, радикализации настроений трудящихся и армии, большевики, взяв на вооружение эсеровские лозунги о земле, анархо-синдикалистские касательно рабочего вопроса, выдвинув во главу угла лозунг «Вся власть Советам!», фактически возглавили революционный процесс, и при этом именно они оказались в итоге победителями. При этом многие радикальные левые выступили с поддержкой Ленина, выступившего по возвращении в Россию свои знаменитые «Апрельские тезисы»: «Для ортодоксальных социалистов слова Ленина означали еретический отход от устоявшихся доктрин; по всей видимости, он позволил себе усомниться в них за время долгого и нелегкого периода эмиграции или, что еще хуже, стал анархистом (…)
Если нетерпеливое отношение Ленина к жесткости исторических периодов, “максималистское” стремление подтолкнуть историю разочаровали многих его соратников-марксистов, то анархисты в массе одобрили его (…) Более того, некий лидер анархо-синдикалистов, летом 1917 года вернувшийся в Петроград, был убежден, что Ленин собирается прославить анархизм, “устранив государство” в тот же момент, когда доберется до него»[7].
При этом революция сопровождалась широким распространением «политической самодеятельности масс»[8], самоорганизации населения страны, воплощением чего стало повсеместное создание Советов: «Весной 1917 года, Советы выросли во всероссийскую сеть самоорганизации. Советы, как правило, формировались по принципу делегирования – нижестоящие организации отсылали своих делегатов в вышестоящий Совет и могли отозвать или переизбрать их»[9]. Повсеместно в создаваемые Советы входили меньшевики, большевики, эсеры, анархисты, что и не удивительно, так как часть анархистов считали Советы «своими», то есть органами действительного народного самоуправления, которые были призваны заменить собой государственную власть. Хотя, конечно, позиция в отношении Советов была не однозначной – вокруг вопроса о целесообразности вхождения в них, участия в их работе шли активные дискуссии.
Таким образом, можно видеть, что поддержка у леворадикальных идей, а соответственно и их носителей, была, так что шанс на успех антиавторитарных сил действительно был, и был он вполне реальным и осязаемым.
Правда, как уже отмечалось выше, революция грянула неожиданно для революционеров, хотя те, конечно, и призывали к ней[10].
«Причины, по которым анархисты и эсеры-максималисты не смогли возглавить левую коалицию, коренятся не только в их малочисленности и отсутствии организационного, идейного единства в рядах анархистского движения. В числе главных причин здесь можно назвать и переоценку значения стихийного порыва трудящихся, возможности их естественной эволюции к идеям анархизма, не только отрицание власти как таковой, но часто и элементарное нежелание брать на себя ответственность за руководство движением»[11].
Так, например, анархо-коммунист, лидер украинского крестьянского повстанчества, боровшегося и с красными, и с белыми, и националистами, писал в своих воспоминаниях: «Беда была в том, что, будучи разрозненными, не имея за собой организованных широких трудовых масс, русские анархисты растерялись и в большинстве своем вступили на путь - полумолчаливый путь - симпатии по отношению к делам большевистско-левоэсеровской власти (…)
В самый тяжелый и для революции, и для анархизма момент - требующий тяжелых усилий анархического коллективного ума и энергии - анархисты, получившие образование за счет трудящихся еще до их вступления в анархические ряды, научившиеся как будто кое-что понимать, научившиеся красиво говорить и писать, потянулись целыми вереницами, по-над фронтом борющихся с оружием в руках трудящихся масс, в большевистские культурно-просветительные отделы консультантами... (…) Этим своим грубо неверным пониманием задач революционного анархизма в момент революции, когда, помимо фронтов контрреволюции, появляются и на теле самой революции язвы, ведущие к ужасам политического, а иногда и физического взаимоистребления самих носителей ее идеалов, наши товарищи, с именем и сознанием (в большинстве случаев неизвестно только чего), наносили удар за ударом не только своим единомышленникам, но и тем широким революционным трудовым массам, которые частенько в революциях бывают более чуткими, чем те, кто хотел бы им только советовать, не беря на свои плечи никакой ответственности, даже не задерживаясь на более или менее продолжительное время среди тех, которым советуют. Правда, не лучше понимали задачи революционного анархизма в революции и наши товарищи рабочие, в особенности же рабочие, которые в силу тех или других условий и обстоятельств, в большинстве своем чисто случайных, тоже возомнили, что они полны сил и знания, чтобы только советовать своим братьям по труду, не беря и не неся за свои советы никакой ответственности. Эти товарищи были еще более наглы в своем профессионализме. Но можно ли их за все это винить? Нет, нельзя. В их поведении виновата та расхлябанность, та дезорганизованность нашего движения, которая порождает в нем всевозможные отрицательные силы, гибельно отражающиеся на его росте и развитии»[12]. Махно делал основной упор в оценивании неудач анархистов на неорганизованности движения, малочисленности и растерянности, однако же, необходимо отметить, что всей картины он не видел, хотя и посетил ряд городов в 1918-м году, в связи, с чем весьма уместно будет привести слова Всеволода Волина о состоянии анархистского движения того периода: «Участие анархистов, в Революции не ограничивалось боевыми действиями. Они также старались распространять в трудящихся массах свои идеи о немедленном и последовательном строительстве безвластного общества как необходимом условии достижения желаемого результата. Для выполнения этой задачи они создавали свои организации, пропагандировали свои принципы, старались, по возможности, осуществлять их на практике, распространяли свои газеты и другую литературу.
(…)
Все эти движения постигла одна участь: они были уничтожены “советской” властью»[13].
Соответственно можно говорить о том, что анархисты пытались наладить свою деятельность, не сидели «сложа руки», стараясь объединить свои усилия в общероссийском масштабе[14]. Налаживали свою работу и эсеры-максималисты, чьи конференции общероссийского масштаба проходили с завидной регулярностью[15].
Учитывая малочисленность радикально настроенных анархо-коммунистов, анархо-синдикалистов, а так же эсеров-максималистов, при относительной схожести их позиций по вопросу о Революции, вполне резонно предположить историк Д. И. Рублев пишет: «События февральской революции 1917 г. изменили отношение анархистов и ССРМ [Союз социалистов-революционеров-максималистов] к идее левого блока. В марте 1917 г. как участники этих организаций, действовавшие в России, так и их эмигрантские группы ориентировались на союз с другими социалистическими силами»[16]. «В марте 1917 г. анархистские издания призывали к объединению “демократии” (представителей социалистических, рабочих и крестьянских организаций, органов революционного самоуправления) вокруг Советов с целью противодействия планам контрреволюционных сил, а затем - захвата власти и осуществления демократических реформ. Аналогичную позицию в период с марта по октябрь 1917 г. выражали и максималисты»[17].
Кроме того, при оценке причин неудач антиавторитарных левых в Революции 1917-1921 годов необходимо учитывать неудачную попытку восстания в Петрограде 3-5 июля 1917-го года. Кроме того, июльские события не увенчались успехом еще и потому, что на тот момент еще не все революционные силы были готовы к решительным действиям, восстание носило во многом стихийный характер, а большевики, к тому же, старались сдерживать революционные порывы рабочих и решительно настроенных анархистов[18].
Следующее слово было за большевиками, что вылилось в захват ими власти в октябре 1917-го года при активной поддержке левых эсеров и анархистов.
Захватив власть, большевики стали последовательно проводить линию по укреплению своих позиций: разгон Учредительного собрания, разоружение «черной гвардии» анархистов, разгром левых эсеров и т. д. Таким образом, оставалась только одна возможность для антиавторитарных сил – в ходе вооруженной борьбы разгромить партию Ленина, и постараться осуществить на практике свои программные положения. И тут уже интересны наиболее мощные выступления крестьянства, среди которых особо выделяется махновское движение[19] – своим размахом, идейной составляющей и перспективностью, с точки зрения противостоянию контрреволюции и тоталитаризму, антоновское восстание[20] и ряд других вооруженных выступлений (прежде всего – крестьянских) против власти большевиков[21]. Имели место так же и протестные выступления со стороны рабочих, недовольных политикой большевистской партии, однако их выступления часто находились под влиянием правых социалистов: правых эсеров и меньшевиков[22].
http://zhurnal.lib.ru/k/k_s_b/problemyantiawtoritarnojalxternatiwywhhweke.shtml
«Левое» антиавторитарное движение в двадцатом столетии несколько раз становилось одним из определяющих факторов мирового развития, и имело при этом несколько раз вполне реальные шансы на успех. При этом неизменно антиавторитарные силы терпели поражение, и, в этой связи, наиболее важным для нас сегодня представляется понять причины неудач, что, возможно, поможет понять, есть ли у антиавторитарных «левых» сил перспективы в современном мире, а самое главное – избежать допущенных в прошлом ошибок.
Противостояние власти и Народа – это не «пройденный этап» в истории – оно никуда не делось, тем более что продолжает сохраняться рост неравенства в современном мире, когда расширяется пропасть между богатыми и бедными[1]. Соответственно мир остается разделенным на два основных класса: богатых и бедных – буржуазию и трудящихся.
Что касается социальной базы антиавторитарных сил, то, например, Петр Аршинов и Нестор Махно, когда писали свою «Организационную программу всеобщего союза анархистов» писали, что «Главными силами социального переворота является рабочий класс города, крестьянство и отчасти трудовая интеллигенция»[2]. И именно на эти социальные категории неизменно и опирались антиавторитарные силы в своей борьбе, и каждый раз какая-то из указанных категорий оказывалась застрельщиком, «передовым отрядом Революции».
Рассмотрим три наиболее ярких примера участия антиавторитарных «левых» в революционных событиях двадцатого столетия: Великую Русскую Революцию 1917-1921 годов, Испанскую Революцию 1936-1939, а так же Парижский «Красный май» 1968-го, тем более, что главными действующими силами в них последовательно выступили: в России – крестьянство, в Испании – пролетариат, а во Франции – студенчество (по сути, та самая трудовая интеллигенция).
Русская Революция
Начавшаяся в феврале в России Революции поставила на повестку дня вопрос о принципиальной возможности осуществления самых смелых идеалов, выдвинутых теоретиками социалистической мысли в девятнадцатом столетии. При этом, Революция началась в крайне неблагоприятных условиях для «левого» лагеря: несмотря на то, что из года в год революционеры всех мастей призывали к революции, ее начало застало их фактически врасплох: и анархистов, и большевиков, и эсеров, вследствие чего перспективы начавшихся революционных событий представлялись весьма туманными: не было ясно, кто же станет «локомотивом» революции, какая именно идея-сила сумеет завладеть умами масс. Как отмечал в своих воспоминаниях американский журналист Альберт Рис Вильямс: «Февральская революция, очевидно, застала всех врасплох, это был младенец, не принадлежавший ни одной партии. Зародилась она, по крайней мере, спонтанно»[3]. В общем-то, Февраль явился не более чем началом революционной волны, прологом дальнейших событий. Сама логика событий, нерешительность Временного Правительства звали к дальнейшему углублению начавшихся в стране изменений: необходимо было срочно решать те накопившиеся проблемы, которые собственно и привели к свержению в стране монархии [4].
При этом отметим, что, говоря об антиавторитарных «левых» в Русской Революции, мы имеем в виду главным образом анархо-коммунистов, анархо-синдикалистов и эсеров-максималистов. Один из участников Революции, теоретик анархо-синдикализма Всеволод Волин так писал по этому поводу: «Если не говорить о доктрине левых эсеров, по своему политическому, авторитарному, государственническому и централистскому характеру близкой к большевиз*му, а также о некоторых других подобных незначительных объеди*нениях, в революционных кругах и в среде трудящихся масс оформилась и распространилась другая фундаментальная и последовательная идея подлинной Социальной Революции: анархи*стская идея.
Ее влияние, поначалу очень слабое, в ходе событий возрастало. В конце 1918 года оно достигло таких масштабов, что большевики, не допускавшие никакой критики — и, тем более, противоречий или оппо*зиции, — серьезно обеспокоились. С 1919 до 1921 года им пришлось вести жестокую борьбу против этой идеи — не менее длительную и напряженную, чем борьба против реакции»[5].
Стоит отметить, что о вполне осязаемом шансе на успех эсеров-максималистов или анархистов, либо их союза говорит хотя бы тот факт, что большевики смогли придти к власти, опираясь, во многом, на лозунги, позаимствованные у своих «соперников» на ниве социалистических идей. При этом современный историк Александр Вледленович Шубин указывает на то, что «Идеал эсеров был близок к анархистскому – самоуправление, федерация общин и коллективов, свобода личности… Но не сейчас, не время еще. Так что, по всему, радикальные массы должны были возглавить анархисты. Правда, в столицах у них не было сильных лидеров»[6]. Следуя логике событий, радикализации настроений трудящихся и армии, большевики, взяв на вооружение эсеровские лозунги о земле, анархо-синдикалистские касательно рабочего вопроса, выдвинув во главу угла лозунг «Вся власть Советам!», фактически возглавили революционный процесс, и при этом именно они оказались в итоге победителями. При этом многие радикальные левые выступили с поддержкой Ленина, выступившего по возвращении в Россию свои знаменитые «Апрельские тезисы»: «Для ортодоксальных социалистов слова Ленина означали еретический отход от устоявшихся доктрин; по всей видимости, он позволил себе усомниться в них за время долгого и нелегкого периода эмиграции или, что еще хуже, стал анархистом (…)
Если нетерпеливое отношение Ленина к жесткости исторических периодов, “максималистское” стремление подтолкнуть историю разочаровали многих его соратников-марксистов, то анархисты в массе одобрили его (…) Более того, некий лидер анархо-синдикалистов, летом 1917 года вернувшийся в Петроград, был убежден, что Ленин собирается прославить анархизм, “устранив государство” в тот же момент, когда доберется до него»[7].
При этом революция сопровождалась широким распространением «политической самодеятельности масс»[8], самоорганизации населения страны, воплощением чего стало повсеместное создание Советов: «Весной 1917 года, Советы выросли во всероссийскую сеть самоорганизации. Советы, как правило, формировались по принципу делегирования – нижестоящие организации отсылали своих делегатов в вышестоящий Совет и могли отозвать или переизбрать их»[9]. Повсеместно в создаваемые Советы входили меньшевики, большевики, эсеры, анархисты, что и не удивительно, так как часть анархистов считали Советы «своими», то есть органами действительного народного самоуправления, которые были призваны заменить собой государственную власть. Хотя, конечно, позиция в отношении Советов была не однозначной – вокруг вопроса о целесообразности вхождения в них, участия в их работе шли активные дискуссии.
Таким образом, можно видеть, что поддержка у леворадикальных идей, а соответственно и их носителей, была, так что шанс на успех антиавторитарных сил действительно был, и был он вполне реальным и осязаемым.
Правда, как уже отмечалось выше, революция грянула неожиданно для революционеров, хотя те, конечно, и призывали к ней[10].
«Причины, по которым анархисты и эсеры-максималисты не смогли возглавить левую коалицию, коренятся не только в их малочисленности и отсутствии организационного, идейного единства в рядах анархистского движения. В числе главных причин здесь можно назвать и переоценку значения стихийного порыва трудящихся, возможности их естественной эволюции к идеям анархизма, не только отрицание власти как таковой, но часто и элементарное нежелание брать на себя ответственность за руководство движением»[11].
Так, например, анархо-коммунист, лидер украинского крестьянского повстанчества, боровшегося и с красными, и с белыми, и националистами, писал в своих воспоминаниях: «Беда была в том, что, будучи разрозненными, не имея за собой организованных широких трудовых масс, русские анархисты растерялись и в большинстве своем вступили на путь - полумолчаливый путь - симпатии по отношению к делам большевистско-левоэсеровской власти (…)
В самый тяжелый и для революции, и для анархизма момент - требующий тяжелых усилий анархического коллективного ума и энергии - анархисты, получившие образование за счет трудящихся еще до их вступления в анархические ряды, научившиеся как будто кое-что понимать, научившиеся красиво говорить и писать, потянулись целыми вереницами, по-над фронтом борющихся с оружием в руках трудящихся масс, в большевистские культурно-просветительные отделы консультантами... (…) Этим своим грубо неверным пониманием задач революционного анархизма в момент революции, когда, помимо фронтов контрреволюции, появляются и на теле самой революции язвы, ведущие к ужасам политического, а иногда и физического взаимоистребления самих носителей ее идеалов, наши товарищи, с именем и сознанием (в большинстве случаев неизвестно только чего), наносили удар за ударом не только своим единомышленникам, но и тем широким революционным трудовым массам, которые частенько в революциях бывают более чуткими, чем те, кто хотел бы им только советовать, не беря на свои плечи никакой ответственности, даже не задерживаясь на более или менее продолжительное время среди тех, которым советуют. Правда, не лучше понимали задачи революционного анархизма в революции и наши товарищи рабочие, в особенности же рабочие, которые в силу тех или других условий и обстоятельств, в большинстве своем чисто случайных, тоже возомнили, что они полны сил и знания, чтобы только советовать своим братьям по труду, не беря и не неся за свои советы никакой ответственности. Эти товарищи были еще более наглы в своем профессионализме. Но можно ли их за все это винить? Нет, нельзя. В их поведении виновата та расхлябанность, та дезорганизованность нашего движения, которая порождает в нем всевозможные отрицательные силы, гибельно отражающиеся на его росте и развитии»[12]. Махно делал основной упор в оценивании неудач анархистов на неорганизованности движения, малочисленности и растерянности, однако же, необходимо отметить, что всей картины он не видел, хотя и посетил ряд городов в 1918-м году, в связи, с чем весьма уместно будет привести слова Всеволода Волина о состоянии анархистского движения того периода: «Участие анархистов, в Революции не ограничивалось боевыми действиями. Они также старались распространять в трудящихся массах свои идеи о немедленном и последовательном строительстве безвластного общества как необходимом условии достижения желаемого результата. Для выполнения этой задачи они создавали свои организации, пропагандировали свои принципы, старались, по возможности, осуществлять их на практике, распространяли свои газеты и другую литературу.
(…)
Все эти движения постигла одна участь: они были уничтожены “советской” властью»[13].
Соответственно можно говорить о том, что анархисты пытались наладить свою деятельность, не сидели «сложа руки», стараясь объединить свои усилия в общероссийском масштабе[14]. Налаживали свою работу и эсеры-максималисты, чьи конференции общероссийского масштаба проходили с завидной регулярностью[15].
Учитывая малочисленность радикально настроенных анархо-коммунистов, анархо-синдикалистов, а так же эсеров-максималистов, при относительной схожести их позиций по вопросу о Революции, вполне резонно предположить историк Д. И. Рублев пишет: «События февральской революции 1917 г. изменили отношение анархистов и ССРМ [Союз социалистов-революционеров-максималистов] к идее левого блока. В марте 1917 г. как участники этих организаций, действовавшие в России, так и их эмигрантские группы ориентировались на союз с другими социалистическими силами»[16]. «В марте 1917 г. анархистские издания призывали к объединению “демократии” (представителей социалистических, рабочих и крестьянских организаций, органов революционного самоуправления) вокруг Советов с целью противодействия планам контрреволюционных сил, а затем - захвата власти и осуществления демократических реформ. Аналогичную позицию в период с марта по октябрь 1917 г. выражали и максималисты»[17].
Кроме того, при оценке причин неудач антиавторитарных левых в Революции 1917-1921 годов необходимо учитывать неудачную попытку восстания в Петрограде 3-5 июля 1917-го года. Кроме того, июльские события не увенчались успехом еще и потому, что на тот момент еще не все революционные силы были готовы к решительным действиям, восстание носило во многом стихийный характер, а большевики, к тому же, старались сдерживать революционные порывы рабочих и решительно настроенных анархистов[18].
Следующее слово было за большевиками, что вылилось в захват ими власти в октябре 1917-го года при активной поддержке левых эсеров и анархистов.
Захватив власть, большевики стали последовательно проводить линию по укреплению своих позиций: разгон Учредительного собрания, разоружение «черной гвардии» анархистов, разгром левых эсеров и т. д. Таким образом, оставалась только одна возможность для антиавторитарных сил – в ходе вооруженной борьбы разгромить партию Ленина, и постараться осуществить на практике свои программные положения. И тут уже интересны наиболее мощные выступления крестьянства, среди которых особо выделяется махновское движение[19] – своим размахом, идейной составляющей и перспективностью, с точки зрения противостоянию контрреволюции и тоталитаризму, антоновское восстание[20] и ряд других вооруженных выступлений (прежде всего – крестьянских) против власти большевиков[21]. Имели место так же и протестные выступления со стороны рабочих, недовольных политикой большевистской партии, однако их выступления часто находились под влиянием правых социалистов: правых эсеров и меньшевиков[22].
