Феномен проституции с точки зрения социалистической теории..

Феномен проституции с точки зрения социалистической теории: предпосылки и проблемы (часть I)

Предмет настоящей статьи – понимание левым дискурсом одной из важнейших проблем пола и гендера – проблемы проституции, её места в обществе, причин, предпосылок и возможных путей решения.



Проституция является не только социальной, но и политической проблемой по ряду причин. Во-первых, потому, что она представляет собой социально организованные формы торговли, в той или иной степени лоббируемые государством и существующие при гласной или негласной поддержке самых разных властных институций. В наибольшей степени это выражено в феномене публичных домов, формирующих «трудовые цеха» сексуальных работниц, что в существенной мере характеризует картину трудовой организации в обществе и взгляде на неё государства.

Так, к примеру, И. Блох в своём знаменитом исследовании «История проституции» пишет об отношении к проституции в средневековом государстве: «С одной стороны, мы видим чрезвычайно строгий взгляд на брак как таинство, но брак, в котором запрещена была самая существенная его сторона, индивидуальная любовь, хотя проявление любви вне брака строго наказывалось как нарушение супружеской верности <…>. С другой стороны, в то время, напротив, решительно защищали и одобряли сношения с проститутками» [2, c. 459], поскольку именно проституция была гарантией «защиты от худшего зла, от нарушения супружеской верности и от соблазнения приличных девушек» [Там же, c. 471]. В этом тексте И. Блох последовательно показывает, что проституция всегда существовала с гласного или негласного согласия властей, опирающихся на определённые представления о задачах пола и семейной политики, поддерживающей данный политический строй.

Во-вторых, этот вид коммерческого деятельности основывается не просто на торговле, но на торговле телом, то есть представляет собой точку пересечения двух инстанций – рынка и телесности (которая, в свою очередь, есть не просто тело в аспекте отчуждаемой силы – как в случае, к примеру, с рабочим на заводе, но и тело в аспекте психосексуальности, то есть на гораздо более глубинном и потенциально травматичном уровне). Поэтому тело в этих условиях становится полем для реализации и экономической, и психофизической власти, в той или иной степени легитимируемыми властью государства. О механизмах осуществления такой власти и о том, как тело становится полем государственного вмешательства, подробнее всего писал М. Фуко [7], анализируя психиатрические лечебницы, тюрьмы, исправительные колонии, учебные заведения, армию и прочие государственные инстанции.

Однако в отличие от перечисленных инстанций, инстанция проституции выступает не в качестве исправительной, а в качестве «амортизирующей» деструктивный потенциал общества. Технически она основывается на подчинении тела как такового и психофизической стороны телесности так называемых «секс-работников» – механизмам рынка и контролирующим властным инстанциям (сутенёрам, хозяевам борделей, полиции и так далее). Иными словами, проституция представляет собой ещё одно поле самоартикуляции политической и экономической власти, приводящей к тотальной деантропологизации человека в условиях функционирования рыночно-этатистской машины. Эта проблема – одна из наиболее важных для дискурса социалистической мысли, обнаруживающей её во всём множестве социальных и политических практик. Именно поэтому анализ проституции как одного из аспектов этой проблемы так значим для «левой» теории.

Одним из первых наиболее ярких исследований проблемы проституции и её генезиса стал труд Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». В этом тексте Энгельс показывает фундаментальную связь между экономическим феноменом частной собственности, политической властью, властью патриархальной и типом организации общественного производства.

По его мысли, в основе патриархального угнетения мужчиной женщины лежит изобретение железа, а затем – оружия, с помощью которого мужчина мог впервые почувствовать свою силу и использовать её для свержения материнского права, по-видимому, столь тяготившего его. Следствием этого стало появление частной собственности, требующей передачи по наследству на основании насаждаемого взамен материнского-отцовского права. Из этого права начинает формироваться мужское господство и в других областях. Это мужское господство, в свою очередь, с одной стороны, делает невозможным брак, основанный на любви (потому что любовь и мизогиничное, прагматичное экономическое господство мало совместимы), а с другой – формирует жёстко регламентированную во всех своих проявлениях патриархальную, а затем и моногамную семью, основная задача которой – служить аппаратом по передаче собственности следующим поколениям.

Следовательно, все любовные побуждения и отправления переносятся в область, внешнюю семье. Энгельс, подобно И. Блоху, пишет: «Гетеризм – это такой же общественный институт, как и всякий другой; он обеспечивает дальнейшее существование старой половой свободы – в пользу мужчин. На деле не только терпимый, но и широко практикуемый, особенно же используемый господствующими классами, гетеризм на словах подвергается осуждению. Но это осуждение в действительности направляется не против причастных к этому мужчин, а только против женщин; их презирают и выбрасывают из общества, чтобы, таким образом, снова провозгласить, как основной общественный закон, неограниченное господство мужчин над женским полом» [8, c. 77].

Фактически гетеризм формируется именно вследствие подчинения женщины: с одной стороны, женщины в семье – мужу и отцу, и притом – на основании экономических целей, а не любви. С другой стороны – вследствие подчинения женщины, рекрутированной (как правило) из социальных низов для мужских половых отправлений – клиенту и сутенёру. В обоих случаях подчинение связано с мизогинией, происходящей, в свою очередь, из экономической категории частной собственности, с момента своего появления детерминирующей мышление мужчин-собственников и требующей исключения женщины из общественной жизни и труда вне семьи.

Иными словами, в случае брака собственность диктует подчинение жены и требования её верности, а в случае проституции в качестве собственности выступает сама женщина, потребляемая мужчиной в аспекте своего пола и редуцируемая к нему. Энгельс особенно подчёркивает, что такое положение вещей дегуманизирует мужчину: «...чем больше старинный гетеризм изменяется в наше время под воздействием капиталистического товарного производства и приспособляется к последнему, чем больше он превращается в неприкрытую проституцию, тем сильнее его деморализующее воздействие. При этом мужчин он деморализует гораздо больше, чем женщин. Среди женщин проституция развращает только тех несчастных, которые становятся ее жертвами, да и их далеко не в той степени, как это обычно полагают. Зато всей мужской половине человеческого рода она придает низменный характер» [Там же, c. 103].

Этот взгляд радикально отличается от взгляда на проституцию в правой консервативной оптике, приписывающей безнравственность и преступность именно женщине, а не её покупателю, а потому требующей наказания для проститутки, а не для клиента (что закреплено в целом множестве законодательств по всему миру), но, тем не менее, зачастую негласно отстаивающей необходимость проституции как «неизбежного зла».

Примечательно, что Энгельс отмечает прямо пропорциональную зависимость между вовлечённостью женщины в общественное производство и её онтологическим статусом в обществе: именно с исключением женщины из сферы труда вне семьи возникает возможность тотального контроля над ней. А значит, и формирование проституции как неизбежной специальной области для внебрачных сексуальных отправлений, невозможных в условиях моногамной семьи по ряду причин. В этом смысле, пролетарский брак он расценивает как моногамный только по исторической форме, а не по существу, ведь женщина-пролетарка вовлечена в производственный процесс, а значит, оснований для господства над ней мужчины остаётся значительно меньше [Там же, c. 88].

Таким образом, критика Энгельсом власти над женщиной-женой и женщиной-проституткой исходит из критики частной собственности как формы власти, приводящей к патриархальному и милитантно ориентированному распределению власти между мужчинами, в особенности между мужчинами из господствующего класса, и превращающей самих этих женщин в частную собственность.

По мнению некоторых исследователей, именно из этого порабощения впоследствии возникает рабовладельческий строй. Так, Г. Лернер пишет: «Во всех известных нам обществах, первым коллективом рабов всегда были женщины побеждённых племён, тогда как мужчин убивали. Только после того, как мужчины научились порабощать и держать в повиновении женщин человеческих групп, обозначенных как “чужие”, они нашли способ обращать в рабство мужчин из этих групп, а затем – мужчин собственной племенной (этнической, национальной) группы» [6].

Испорченность и распущенность, в которые ввергаются мужчины в связи с проституцией, отмечает и другой классик социалистической мысли – А. Бебель. Так, например, он пишет о современниках Солона, легализовавшего первые публичные дома, доход от которых шёл правителям и городу, что те возносили ему хвалу следующего содержания: «Солон, слава тебе, ибо ты купил публичных женщин для блага города, для нравов города, наполненного крепкими молодыми мужчинами, которые без твоего мудрого учреждения должны бы были предаться нарушающему покой преследованию женщин из лучшей среды» [1, c. 47]. В этом описании мужчина оставляет за собой не только право вести себя подобно животному, не способному контролировать свои физические побуждения, но и решать, какие из женщин лучше, а какие – хуже; какие достойны преследования только когда животные инстинкты уже трудно сдерживать, а какие – в любой удобный момент, – ведь они «созданы» специально для мужских половых отправлений – подобно известного рода посуде. Этот взгляд господина останется присущим мужчине вплоть до современности.

Поэтому, как и Энгельс, Бебель уделяет пристальное внимание вопросу проституции как формы власти над женщиной, воспринимаемой в качестве вещи. Так же, как и Энгельс, возникновение проституции он относит к эпохе свержения материнского права наследования – отцовским. Именно тогда зародилась частная собственность, и мужчины получили возможность удовлетворить свои властные амбиции, в том числе за счёт женщин, превращённых в собственность и предоставленных в распоряжение всем другим мужчинам.

При этом рост проституции в эпоху индустриализации Бебель связывает с ростом числа женщин, «получающих заработную плату, слишком высокую, чтобы умереть, и слишком низкую, чтобы жить» [Там же, c. 248]. Таким образом, Бебель выводит проституцию из возникшей в момент воцарения мужского господства частной собственности, а в современности – из логики капитализма. «Проституция, – говорит он, – является для буржуазного общества необходимым социальным учреждением, подобно полиции постоянному войску, церкви, предпринимательству» [Там же, c. 227]. Женщина при капитализме превращается в живой товар, для максимально успешной торговли, которым его порядок делает всё возможное.

Бебель согласен с Энгельсом и в том, что проституция является обратной стороной моногамной семьи: в случае неудовлетворённости мужчина – в отличие от женщины, обязанной гарантировать достоверность наследников – может отправиться искать удовлетворения в других местах. Впрочем, мужчины, живущие вне брака, также прибегают к этой мере, непоследовательно и по-господски оставляя эту привилегию исключительно за своим полом.

По мысли Бебеля, то обстоятельство, что подавляющее большинство мужчин считает проституцию неизбежным злом, свидетельствует не о её неизбежности, а о стремлении мужчин сохранить свои привилегии, дарованные им буржуазным обществом. Характерно, что также и в современности этот взгляд поддерживается не только большинством мужчин в обществе, но даже и представителями социалистических течений, противоречиво стремящихся контрабандно сохранить за собой это приятное право на маленькую часть капиталистических благ и при будущем гипотетическом социалистическом порядке. Эту позицию мужчин Бебель называет «узким эгоизмом» [Там же, c. 126] и утверждает, что мужчине следовало бы стыдиться этой игры в соблазнённого Адама, в то время как он является лишь покупателем, попросту не склонным сдерживаться, что на деле показывает, что мужчина – отнюдь не вправе называться сильным полом [Там же, c. 127].

Схожий взгляд отстаивала и русская марксистка и феминистка первой волны М. И. Покровская. Проблема проституции была одной из центральных для её деятельности. В духе марксистской теории, она усматривала её корни в эксплуатации двоякого рода: с одной стороны, в эксплуатации бедных, а с другой – в эксплуатации женщин.

Однако если поначалу она полагала, что клиентами проституток являются преимущественно мужчины из имущих классов, то уже через несколько лет активной деятельности она пришла к выводу, что рабочие в той же мере заинтересованы в сохранении проституции, т.е. в не меньшей степени разделяют потребительский капиталистический взгляд на женщину. Она писала: «Мужчины готовы делиться с женщинами своим заработком, но не как с товарищем-работником, а как с проститутками. Проституция представляется единственной женской профессией, относительно которой мужчины проявляют редкое единодушие. Они все согласны, что эта профессия подходящая для женщин и полезна для мужчин, поэтому всячески содействуют ей и поощряют её» [Цит. по: 9, c. 272].

Таким образом, обнаружив подобные настроения не только среди состоятельных господ, но также и в среде рабочих, Покровская пришла к выводу о правомерности понятия «мужское сообщество», по своим установкам являющееся антиженским и способствующим неравноправию и дискриминации женщин. Поэтому решение проблемы проституции она видела в том, чтобы, по крайней мере, установить равную половую мораль для мужчин и женщин: мужчины не должны требовать от женщин сексуальной сдержанности, если сами не в состоянии сдерживаться. А лучше всего, если они станут воздерживаться так же, как и женщины (хотя бы в вопросах проституции) – как в санитарно-гигиенических, так и в нравственных целях.

Единственным условием для полного исчезновения проституции Покровская считала абсолютное равноправие между мужчиной и женщиной и невозможность смотреть на неё как на вещь и игрушку для своих половых утех. О позиции и деятельности М. И. Покровской И. Юкина пишет: «Феномен проституции М. И. Покровская считала лакмусовой бумажкой отношения общества к женщинам. Работа шла как на теоретическом уровне – осмысление проблемы с феминистских позиций, так и на практическом – работа с проститутками, с разного рода государственными структурами, занимающимися проституцией, разработка законодательных предположений» [Там же, c. 358].

21-25 апреля 1910 года Российским обществом защиты женщин был проведён Первый Всероссийский съезд по борьбе с торгом женщинами. В ходе съезда проституция рассматривалась как экономическая, социальная и этическая проблема. Феминистская и социал-демократическая позиции по этому вопросу состояли в том, что существует необходимость нравственного воспитания нового поколения в духе уважения к женщине, а также необходимость достижения гендерного равноправия, которое должно носить не только декларативный, но и практический характер. В том числе обсуждалась возможность подвергать медицинскому и полицейскому освидетельствованию, а также юридической ответственности не только самих проституток, но и их клиентов, ведь они не в меньшей степени являются разносчиками венерических заболеваний. Было даже предложено называть их «проститутами», для того чтобы особенно подчеркнуть презренность их половой распущенности, не служащей целям экономического выживания, в отличие от так называемой «распущенности» проституток, а потому не имеющей оправдания. Эта позиция впоследствии легла в основу подхода, который сегодня называется «криминализацией клиента» и практикуется с 2000 г. в Швеции, Норвегии и Исландии. В рамках этого подхода покупка секса и организация проституции уголовно наказуемы.

Важнейшими выводами съезда стали формулировки причин проституции: юридическое бесправие, бедность и двойная мораль в отношении женщин. Иными словами, в целом бесправное положение женщины, несопоставимое с положением мужчины. Именно поэтому в качестве главных мер борьбы с проституцией были предложены повышение экономического и культурного уровня трудящихся классов, охрана женского и детского труда, организация государственного страхования, больничных, а также материнских касс для работниц, учреждение женской фабричной инспекции, общедоступное бесплатное начальное образование и привлечение работниц к участию в профессиональных и культурных общественных организациях [Там же, c. 400].

Схожим образом оценивал ситуацию с проституцией В. И. Ленин (однако без акцента на том, что потребителями проституции являются именно мужчины, и без анализа этого обстоятельства, что было в целом характерно для большевистского взгляда на женский вопрос). Он полагал, что корни проституции лежат в бедности и эксплуатации неимущих. И потому никакие нравственные оценки и порицания не смогут её устранить, какая бы интенсивная видимость стремления к этому ни создавалась. С точки зрения Ленина, проституция – это прямое осуществление власти капитала и капиталовладельцев над женщиной, порабощённой капиталистическим патриархатом. Комментируя Пятый Международный Съезд по борьбе с проституцией, Ленин возмущается тем, что представители многих капиталистических стран в качестве борьбы с проституцией предлагают усиление полицейского и медицинского контроля над женщинами, в то время как повышение зарплаты считают недопустимым, потому что работницы этого якобы не заслужили, а разговоры о реальных социальных и экономических причинах проституции и вовсе прерывают враждебными возгласами. Ленин пишет: «Акробаты благотворительности и полицей­ские защитники издевательств над нуждой и нищетой собираются для “борьбы с про­ституцией”, которую поддерживают именно аристократия и буржуазия...» [5, c. 332].

Поэтому в первое время после революции Советская власть – по крайней мере, на декларативном уровне – отталкивалась от энгельсовской интерпретации проституции как феномена, восходящего к капиталистической организации общественного труда. Коммунизм был провозглашён «могилой проституции» [4, c. 221]. Борьба с проституцией – «борьбой с причинами, её порождающими, т.е. с капиталом, частной собственностью и делением общества на классы» [Там же]. При этом основное положение, из которого исходила власть после революции, состояло в том, что «борьба с проституцией не должна быть заменена борьбой с проституткой. Проститутки – это только жертвы или определенных социальных условий, или тех мерзавцев, которые втягивают их в это дело» [Там же, c. 223]. Поэтому в этот период была криминализована только организация проституции – во всех своих проявлениях.

Крайне примечателен взгляд на проституцию Г. Зиммеля, как известно, разделявшего леволиберальные и социалистические идеи и активно публиковавшегося в социалистической прессе. Будучи в существенной степени последователем неокантианства, Зиммель возвращается к знаменитой мысли Канта о недопустимости отношения человека к человеку как к средству и о необходимости отношения к нему исключительно как к цели. Через призму этого этического принципа Зиммель рассматривает феномен проституции и обнаруживает, что в нём этот принцип нарушен – причём для обеих сторон. Поскольку обе стороны в проституции используют друг друга именно как средство. В таком отчуждении люди теряют свою индивидуальность и переходят в режим одномерности – лишённый выхода к подлинному бытию [3] (впоследствии эта мысль не раз найдёт своё отражение и у экзистенциалистов, и у представителей Франкфуртской школы) [10].

Впрочем, это отчуждение происходит, по мысли Зиммеля, из самой природы денег, всему сообщающих стоимость и всё овеществляющих и объективирующих: также и природу вещей деньги губят одним своим прикосновением. «В то самое мгновение, – пишет Зиммель, – когда вещь начинает рассматриваться и оцениваться с точки зрения ее денежной стоимости, она выпадает из этой категории, ее качественная ценность переходит в количественную, и та принадлежность самой себе, т.е. двойственное отношение к самой себе и другому, которую мы воспринимаем как предпочтительность, особость, оказывается утраченной. Сущность проституции, обнаруженная нами в деньгах, сообщается предметам» [3]. Иными словами, как и все социалисты, но под своим углом, Зиммель обнаруживает глубинную взаимосвязь между рынком и проституцией: рынок порождает проституцию, деантропологизируя человека и межчеловеческую коммуникацию и превращая людей в средство друг для друга, с одной стороны, а также обессмысливая и унифицируя мир вещей – с другой. Рынок, по Зиммелю, это утрата субъективного в объективном – в объективной силе денег как формы общественных отношений, десубъективирующих всё субъективное. В том числе – человека.

Таким образом, проституция представляет собой один из значимых предметов анализа классического левого дискурса. В том числе по причине того, что у её истоков стоят частная собственность и патриархат как центральные для социалистической теории проблемы и как важнейшие инстанции власти. Являясь обратной стороной моногамного брака, основанного на подавлении и подчинении женщины, а также на идее необходимости наследования частной собственности, она красной нитью прошла через всю историю и укоренилась в современном капиталистическом мире.

В отличие от своих оппонентов справа, выступавших, с одной стороны, за умеренную легализацию проституции как неизбежного зла, с другой – за криминализацию самих проституток как безнравственных преступниц, а с третьей – изображавших борьбу с проституцией путём вялой деятельности против её симптомов, а отнюдь не причин, классики социалистической теории самых разных направлений единодушно выступали против проституции как формы господства человека над человеком. Отчуждение, эксплуатация и дегуманизация человека – важнейшие проблемы, которые они видели в проституции и борьбу с которыми полагали необходимой.

Однако следует помнить, что патриархат возникает практически одновременно с частной собственностью (как говорилось выше, главный мотив для зарождения патриархата – мужское господство, ставшее возможным благодаря появлению оружия, а главный способ для закрепления господства и главное его следствие – появление частной собственности). Поэтому в интерпретации проблемы проституции часть социалистических учений акцентирует своё внимание на порабощённости женщины как капиталом, так и мужчиной, а часть – только на порабощённости капиталом, полностью игнорируя фигуру мужчины в этом вопросе.

Так, если у Энгельса и Бебеля проституция предстаёт и как экономическая, и как внеэкономическая (гендерная) форма угнетения, то для Ленина и других большевиков, стоявших на куда менее профеминистских позициях, проблема проституции исчерпывается классовым, т.е. экономическим угнетением. Для М. И. Покровской, напротив, проституция есть, прежде всего, следствие гендерного угнетения, и лишь затем – капиталистического.

На практике это означало, что методы борьбы с проституцией также предполагались различные. Например, Покровская считала необходимой параллельную борьбу как против классовой, так и против гендерной эксплуатации, однако, видя, что рабочие поддерживают проституцию так же, как имущие классы, в борьбе с ней считала важным начинать именно с борьбы с гендерным угнетением (она, как говорилось выше, участвовала как в работе с проститутками, так и с широкой женской общественностью – с целью повышения уровня самосознания женщин). Бебель и Энгельс полагают, что безнравственность и испорченность мужчин привиты им капиталистическим порядком, и потому приоритетнее начинать борьбу именно с капитализмом, но при этом вести и воспитательную работу с мужчиной. Ленин и партия большевиков отрицали специфически гендерный компонент и потому предлагали бороться именно с капитализмом, поскольку победа над ним должна автоматически привести к победе над проституцией.

Политическая победа большевиков в 1917 году определила сценарий отношения к проституции. В первые годы после революции она понималась в довольно гуманистическом духе большевистского учения, предлагавшего криминализировать потребителя и организатора проституции как угнетателей и агентов капиталистических отношений. Однако уже в середине-конце 1920-х годов репрессивный метод решения социальных проблем возобладал, в том числе репрессии коснулись и самих проституток. Впрочем, дальнейшие события имеют уже крайне мало общего с социалистическими учениями.

Список литературы

Бебель А. Женщина и социализм. М.: Государственное издательство политической литературы, 1959.
Блох И. История проституции. СПб.: АСТ-ПРЕСС; Фирма «Рид», 1994.
Горозия В.Е. Проблема отчуждения культуры в философии и социологии Георга Зиммеля
Кон И. С. Клубничка на берёзке: сексуальная культура в России. М.: Время, 2010.
Ленин В. И. Капитализм и женский труд // Ленин В. И. Собрание сочинений: в 55-х т. М.: Издательство политической литературы, 1973. Т. 23.
Лернер Г. Происхождение патриархата.
Фуко М. Ненормальные . Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1974-1975 учебном году. – СПб.: Наука, 2005.
Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. СПб.: Издательская группа «Азбука-классика», 2009.
Юкина И. Русский феминизм как вызов современности. СПб.: Алетейя, 2007.
Ясперс К. Философия. М.: Канон+; РООИ «Реабилитация», 2012.

23 марта 2015 — Мария Рахманинова

Источник: http://www.anticapitalist.ru/teoriya/st ... lemyi.html

Феномен проституции с точки зрения социалистической теории: испанские анархистки и Симона де Бовуар (часть II)



Попытки решить проблему проституции не раз предпринимались революционными движениями ХХ века. В 1930-е важную роль в Гражданской войне в Испании играли анархисты. Они, как и другие социалисты, считали проституцию пороком буржуазного общества, унижающего женщину.

На практике этой проблемой занималась знаменитая женская анархистская фракция «Свободные женщины» (Mujeres Libres), отколовшаяся от главной анархистской организации CNT (анархо-синдикалистского профсоюза Национальная конфедерация труда).

С точки зрения «Свободных женщин», в феномене проституции лучше всего заметно переплетение экономической и сексуальной власти над женщиной. Следствием этих двух форм власти становится тотальная деградация женщины как социального и культурного субъекта, с одной стороны, и её сексуальности как таковой – с другой. «Свободные женщины» считали, что секс не должен рассматриваться как товар – такой взгляд на него должен быть преодолён вместе с капиталистической экономикой, для того, чтобы мужчины и женщины могли свободно и неотчуждённо реализовывать свою сексуальность.

Этот взгляд привёл анархисток к новаторской идее создания специальных центров, в которых проститутки могли бы проходить реабилитацию и подготовку к нормальной жизни, где больше не будет труда, унижающего человеческое достоинство – тем более, такого, как секс за деньги. Безусловно, важнейшую роль в этих надеждах играла мечта о социальной революции.

При этом, «Свободные женщины» публиковали призывы к мужчинам-анархистам не поддерживать проституцию, поскольку её сохранение означало бы сохранение одной из жесточайших форм эксплуатации. Учитывая то, что, по крайней мере, на декларативном уровне анархисты всегда боролись против абсолютно любых форм эксплуатации, поддержание хотя бы одной из них было бы грубым противоречием самой анархистской идеологии.

Однако именно в этом пункте практика анархизма зачастую резко рассинхронизировалась с теорией, и такие призывы не всегда находили отклик среди самих мужчин, которым было непросто расстаться с этой исконно мужской радостью, что побуждало их изобретать всевозможные оправдания проституции или доводы в пользу её незначительности как социальной проблемы. В ответ на серию статей, посвященных женскому вопросу, Национальный генеральный секретарь CNT в 1935 году писал: «Мы знаем, что приятней отдавать приказы, чем подчиняться... Между женщиной и мужчиной происходит то же самое. Мужчина чувствует себя более удовлетворенным, имея раба, готовящего ему еду, стирающего его одежду... Это реальность. И, говоря прямо, то, что мужчины уступят [их привилегии], является только мечтой» [13,с.73]. Именно поэтому на практике большинство анархистов отказывалось признать специфику подчиненного положения женщин, и лишь немногие мужчины были бы готовы отказаться от власти над женщинами, которой они пользовались так долго. «Mujeres Libres» стали первыми, кто заметил эту проблему, артикулировал её и бросил ей вызов.

Тем не менее, «Свободным женщинам» удалось организовать образовательные центры, а также разработать программу занятости для женщин, чтобы они могли достигнуть экономической независимости и обрести свою автономность в достойном труде, что было призвано защитить их от попадания в проституцию. В сельской местности анархистки (при поддержке профсоюзов CNT) финансировали сельскохозяйственные программы обучения, а на производствах – содействовали созданию и поддержке дошкольных учреждений, а также проводили семинары по повышению политической грамотности. Кроме того, они активно боролись за уравнивание мужских и женских зарплат. Их главной задачей была «инкультурация» женщин, в которой они видели важнейшее условие развития женщин как личностей и гражданок: только грамотность могла позволить женщинам лучше понять текущую общественную ситуацию и найти своё место в ней [14, pp.66-83].

В послевоенный период в Европе начал активно формироваться гендерный дискурс. В том числе – левофеминистский. Крупнейшей фигурой, оказавшей на него колоссальное влияние, была Симона де Бовуар, впервые предложившая академический философский, исторический и научный анализ проблем женщины в обществе. В своём главном тексте «Второй пол» она осуществляет подробный исторический, социальный и гендерный анализ проституции.

В этом анализе Симона де Бовуар, вслед за М. Покровской, обнаруживает в феномене проституции как сильный экономический, так и интенсивный гендерный компоненты: «Мы уже видели, что брак имеет своим прямым продолжением и проституцию. «Гетеризм, — говорит Морган, — сопутствует человечеству на всем пути развития цивилизации в виде туманного призрака рядом с семьей». Предусмотрительности ради, мужчина требует от жены нравственной чистоты, но его самого не удовлетворяют условия, выполнение которых он ей навязывает. <…> Нужна канализация, чтобы гарантировать здоровые условия жизни во дворцах, — так говорили Отцы Церкви, а Мандевилль в одной своей нашумевшей работе писал: «Совершенно очевидна необходимость пожертвовать одной частью женщин, дабы уберечь другую и тем самым избавить общество от еще более отталкивающей грязи». Одним из аргументов американских рабовладельцев в пользу сохранения рабовладельческого строя был тот, что белые Юга Америки, будучи избавлены от тяжелых работ, выполняемых рабами, могут поддерживать между собой самые демократические, самые утонченные отношения; вот так же существование касты «гулящих девок» позволяет с рыцарским уважением относиться к «честной женщине»» [3].

В этом тезисе обозначены глубинные предпосылки проституции, связанные со специфически гендерной дискриминацией, с властью мужчины над женщиной. Примечательно, что для Симоны де Бовуар природа этой власти, а также её связь с зарождением собственности так и остаётся во многом неясной. Объяснение, которое она находит у Энгельса, не удовлетворяет её. Она пишет: «Неприспособленность женщины <к новым железным> орудиям повлекла за собой ее крах, потому что мужчина подчинил ее с помощью своего проекта обогащения и экспансии. Но и этого проекта недостаточно, чтобы объяснить факт ее угнетения: разделение труда между мужчиной и женщиной могло бы стать дружеским сотрудничеством. Если бы изначально отношения человека с себе подобными строились исключительно на дружбе, то любой тип порабощения был бы просто необъясним — явление это есть следствие захватнических свойств человеческого сознания, которое стремится к объективному осуществлению своей суверенности. Если бы оно не содержало в себе изначально категорию Другого и притязание на господство над Другим, открытие бронзовых орудий труда не могло бы повлечь за собой угнетения женщины. Энгельс не объясняет и особого характера этого угнетения» [2,c.89-90]. Таким образом, вопрос о происхождении власти мужчины над женщиной она оставляет отчасти открытым, хотя и признаёт фундаментальную связь между становлением частной собственности и укреплением патриархата: «Возникновение частной собственности лишило женщину власти, и с частной собственностью будет на протяжении веков связана ее судьба: история женщины во многом перекликается с историей наследства» [2,c.113]. Это обстоятельство, впрочем, не мешает ей исследовать мужскую власть в её эмпирической и исторической конкретности, в её повседневных манифестациях.

Так, например, эта власть имеет своим следствием фундаментальные перемены в вербализациях чувственности самих проституток. Согласно исследованиям Анны Рюлинг [3], многие из них (около 20%) обретают склонность к лесбийским отношениям, поскольку с мужчиной они встречают только утилитарный, вещный, а подчас и вовсе агрессивный подход к своему телу, полностью исключающий эмоциональную и интеллектуальную сопричастность. Только с подругой проститутка обретает ту неотчуждённую искренность, которой в буржуазном дискурсе гетеронормативной романтической любви проникнуты отношения между мужчиной и женщиной. Даже в тех случаях, когда проститутка и не приобретает лесбийских склонностей, интуитивно она гораздо в большей степени переживает солидарность с другими женщинами, поскольку все они «крайне нуждаются друг в друге, чтобы построить свой «контрмир», где они обретают человеческое достоинство» [3].

Симона де Бовуар последовательно опровергает крайне популярную теорию Ч.Ломброзо [6], согласно которой проститутки в основном представляют собой умственно отсталых женщин, ищущих лёгких денег. Она констатирует, что среди проституток можно встретить женщин самого разного интеллектуального развития, что лишний раз доказывает ошибочность довода Ч.Ломброзо о том, что проститутками становятся по причине врождённых умственных и психических патологий. Де Бовуар ссылается на исследования Паран-Дюшатле, доктора медицины и президента совета оздоровления Парижа. Он собрал статистические данные, согласно которым «из 5183 проституток 1441 занимались проституцией из-за нужды и бедности, 1255 были сироты, не имеющие средств, 86 занимались проституцией, чтобы содержать родителей, братьев, сестер или детей, 1425 были любовницы, оставленные своими любовниками, 404 были девушки, соблазненные офицерами и солдатами и привезенные в Париж, 289 были во время беременности оставлены своими любовниками, 289 были прислуги, соблазненные хозяевами и выгнанные ими, 280 переселились в Париж из-за заработка. <…> Большая часть проституток толкается на это ремесло в возрасте, когда их вряд ли можно считать ответственными за свои поступки. Из арестованных за 1878-1887 годы в Париже тайных проституток 12 615, или 46,7 процента, было несовершеннолетних, за 1888-1898 годы несовершеннолетних было 14 072, или 48,8 процента» [1,c.137].

Вслед за Бебелем и Паран-Дюшатле Симона де Бовуар приводит анализ разнообразных источников, в том числе прессы и статистических исследований от 1931 года, и показывает, насколько распространённой является ситуация, когда к проституции юную девушку насильственно принуждает её муж или партнёр, а также насколько сильно меняется личность девушки под воздействием среды, в которую она попадает (что соответствует центральному материалистическому тезису социалистической философии об определении сознания бытием).

Симона де Бовуар приходит к выводу о том, что «в обществе, где наличествуют нищета и безработица, каждая профессия тотчас приобретает своих служителей; пока будет необходимость в полиции и проституции, будут и полицейские, и проститутки. Кроме того, в среднем оба эти ремесла дают больший доход, чем многие другие. Было бы лицемерием удивляться масштабу проституции, предложение определяется спросом, в данном случае со стороны мужчин; это извечный и универсальный экономический процесс» [3]. Де Бовуар, подобно Э.Гольдман, заключает, что проституцию невозможно искоренить лицемерным порицанием или отрицанием. Проституция должна исчезнуть сама, и это станет возможным только при следующих условиях.

Во-первых, каждая женщина должна иметь возможность рассчитывать на приличную, достойно оплачиваемую работу, способную прокормить как минимум её саму, а в идеале – её ребёнка или детей. Во-вторых, её сексуальное поведение не должно регламентироваться обществом, признающим право на свободу любовных отношений только за мужчиной, а за женщиной закрепляющим лишь узкие консервативные модели поведения добродетельной матери, либо проститутки. И, наконец, только когда мужчина перестанет рассматривать женщину исключительно редукционистски - как объект, обеспечивающий ему сексуальный и хозяйственный комфорт, только в этом случае исчезнет порождённое патриархатом отчуждающее разделение отношений между мужчиной и женщиной на семейные и сексуальные, а значит, спрос на проституцию попросту исчезнет. «Только уничтожив условия, при которых возникает проституция, можно уничтожить саму проституцию» [3], - пишет де Бовуар.

Этому фундаментальному анализу проституции будет суждено лечь в основу современных феминистских и левофеминистских концепций.

Примечательно, что анализ Симоны де Бовуар впервые выходит не просто на вопрос о глобальных причинах проституции – таких, как бедность, патриархальное отношение к женщине, мизогиния, и так далее, - но также и на вопрос о том, почему для самих женщин этот путь становится возможным, а зачастую – и вовсе желательным.

Симона де Бовуар пишет: «Возникает вопрос: почему та или иная женщина избирает проституцию? Но корректнее было бы спросить: а почему бы ей ее не избрать?». Большинство проституток в прошлом были служанками. Им регулярно приходилось проходить через угнетение, при котором с ними, разумеется, обращались как с вещью, а не как с человеческой личностью. Обычным делом для них становилось также исполнение всевозможных прихотей хозяина. Это обстоятельство, впрочем, характерно отнюдь не только для Европы: российская история и литература изобилуют подобными примерами. Например, в «Господах Головлёвых» Салтыкова-Щедрина мы находим историю сексуальной эксплуатации барином своей прислуги: «До сих пор Евпраксеюшка была до такой степени беззащитна, что Порфирий Владимирыч мог угнетать ее без малейших опасений. Благодаря крайней неразвитости ума и врожденной дряблости характера, она даже не чувствовала этого угнетения» [8, c.292].

И если в России крепостные крестьянки и прислуга фактически просто принуждались к сексу со своими хозяевами, формально не становясь проститутками [9], то девушки на Западе становились именно ими, в том числе пытаясь избежать рабства у одного хозяина. В особенности это касалось тех, кто оторвался от родных краёв и переехал на заработки в город: около 80% парижских проституток 40х годов были приезжими, не сумевшими найти других способов выживать [3].

Весьма интересно описание Симоной де Бовуар того, как же формируется в женщине эта готовность к проституции – зачастую переходящая в склонность. И хотя по-настоящему эта проблема будет раскрыта намного позже и с помощью другого понятийного аппарата, основные её контуры Сиона де Бовуар всё же блестяще описывает.

Она обнаруживает одну из причин, по которым в девушках появляется зерно подобной готовности, в требованиях, которые буржуазное общество предъявляет к женщине. Так, определяя её преимущественно через эстетические фильтры и взаимодействуя с ней на основании степени её соответствия эстетическим канонам, буржуазное общество побуждает даже самую бедную девушку стремиться быть похожей на красавиц высшего света, которых так щедро демонстрируют медиа в качестве образцов женского бытия. Поэтому, чем меньше женщине удаётся соответствовать этим требованиям, тем менее снисходительно к ней общество, тем более оно враждебно к ней, и тем она в меньшей степени чувствует себя полноценной.

Учитывая то, что буржуазное общество тотально основывается на идеологии рынка, заинтересованного в создании такой эстетики, с помощью которой можно получить как можно большие прибыли, продав как можно больше продукции, неудивительно, что даже минимальное соответствие его требованиям стоит отнюдь не дёшево. Между тем, женские зарплаты – по ряду причин - в среднем намного ниже мужских, поэтому женщине, как правило, с трудом хватает на то, чтобы свести концы с концами – не говоря уже о том, чтобы соответствовать эстетическим требованиям к себе. Многих женщин это вынуждает пользоваться тем, что позиционируется обществом как их сущность – внешностью и телом.

С одной стороны, это приводит к унизительному поведению женщины с мужчинами. «Заставляя мужчину платить деньги или оказывать ей какие-либо услуги, женщина как бы компенсирует комплекс женской неполноценности; деньги здесь играют очистительную роль; они сводят на нет борьбу полов. Если многие женщины, отнюдь не профессиональные проститутки, стремятся заполучить от своих любовников денежные чеки и подарки, так это не из скупости: заставить мужчину платить — и расплачиваться за это, как мы увидим дальше, — это значит сделать его своим орудием. Женщина таким путем защищается, чтобы не стать самой орудием в руках мужчины. <…> Ее самолюбие удовлетворено. <…> Надо сказать, что куртизанка считается фригидной женщиной. Для своей же пользы она должна уметь управлять и своим сердцем, и своим чревом; сентиментальная или чувственная, она рискует стать жертвой мужского превосходства, подпасть под его влияние, а он станет ее эксплуатировать, всецело подчинит себе либо заставит страдать. <…> Гетеры, как и матроны, охотно делятся друг с другом «трюками», позволяющими им работать на притворстве. Это презрение, это отвращение, питаемое к мужчине, — свидетельство того, что в игре «эксплуататор — эксплуатируемый» они совсем не уверены в своем выигрыше. И в самом деле, в большинстве случаев зависимость — вот их удел» [3].

Действительно, тема «женских секретов» и «женских хитростей», так повсеместно поднимаемая женскими журналами, в сущности, связана именно с желанием обхитрить «хозяина» (каковым в буржуазном патриархальном обществе представлен мужчина), а её раскрытие на страницах глянца приучает женщин к положению «умных рабынь», обречённых (якобы природой) на рабство, но зато умеющих не остаться в проигрыше.

С другой стороны, многие женщины в прямом смысле слова встают на путь проституции, и приучаются либо эпизодически пользоваться своим телом для достижения конкретных задач, решить которые другим путём в патриархальном обществе практически невозможно (речь идёт о материальных благах, повышении на работе, и так далее), либо систематически продавать его – чтобы выжить и прокормить семью, или чтобы получить возможность максимально вписаться в образ, соблюдение которого повсеместно требуется от женщины в сексистском обществе, в котором действуют механизмы рынка.

Подробно этой темой занимался, например, Э.Фромм, описывавший беспрецедентное овеществление и отчуждение человека - на более глубоком уровне, чем Маркс, но в его логике. Так, в своём труде «Иметь или быть», критикуя деструктивность капиталистического общества, обращающего всё в товар, он описывает процесс категориального растождествления человека с самим собой и со своим телом: «При рыночной ориентации человек рассматривает свои силы и возможности как товар, отчуждённый от него. Человек и его силы не составляют более единого целого, ибо последние не принадлежат ему, так как для него теперь имеет значение не процесс самореализации с помощью этих сил, но выгодная их продажа….. «Я таков, каким вы хотите меня видеть» [12]; «Наше «я» является наиболее важным объектом, на который направлено наше чувство собственности, поскольку оно включает в себя многое: наше тело, имя, социальный статус, все, чем мы обладаем (включая наши знания), наше представление о самих себе и тот образ, который мы хотим создать о себе у других людей» [11]. Таким образом, в качестве второй причины представляется правомерным назвать вынужденное растождествление женщины с самой собой, имеющее целью достижение каких-либо конкретных благ, недоступных другими путями. В дискурсе социалистической теории подобное растождествление возможно только в условиях господства в обществе капиталистических парадигм мышления.

Обе эти причины являются одними из главных причин проституции и сегодня, в том числе – в условиях российской действительности. В 80-х и 90-х годах, когда рыночная экономика только-только начала покорять сердца и умы россиян, появились так называемые валютные проститутки. Их основным мотивом было достижение сколь бы то ни было «приличных» условий жизни – как их изображал дискурс того времени. Классический фильм той эпохи «Интердевочка» [10] исчерпывающе показывает, как главная героиня встаёт на путь проституции, пытаясь преодолеть депрессивный мрак социальной аномии и беспросветность угасающего «социалистического» мира. «Ветер перемен», принесший с Запада новые императивы, воодушевил многих российских женщин на новые мечты, которые виделись им не как путь утраты человеческого достоинства, а, напротив, как путь, на котором это достоинство только и можно обрести, пусть и столь безжалостной ценой.

Очевидно, что главная проблема здесь заключается в понимании самой категории «достоинства»: если под ним понимать то, как его интерпретирует капиталистическое мировоззрение, то оно состоит как минимум во внешней элегантности и возможности не стоять в очереди за унифицированным товаром, приобретая то, что считается качественным и хорошим. Иными словами, в эпоху Перестройки капиталистическое мышление, уже активно и хаотично формировавшееся в обществе, никак не коррелировало с реальными возможностями этого общества, толкая женщин на проституцию, а мужчин – на криминал.

Впрочем, от них не отставали и дети: школьницы 90х практиковали проституцию прямо в школах, чтобы заработать себе, к примеру, на ставшую такой необходимой косметику, в то время как родители с трудом сводили концы с концами и не могли позволить оплатить подобные потребности своих детей. Приезжая летом к бабушкам на дачу, многие юные девушки запросто выходили на трассу и быстро зарабатывали себе на модную одежду, не видя ничего дурного в своём скорбном труде: общество диктовало новые законы. Как показывали социологические опросы, среди советских школьников

в 1989 году, профессия валютной проститутки входила в десятку самых престижных [4,c.464], 35-40 % московских школьниц на протяжении нескольких лет после просмотра фильма «Интердевочка» упорно мечтали стать путанами [7]. Повсеместная нищета ввергала в отчаяние тех, чьё представление о должном формировалось под влиянием новых образцов красоты и блага, тиражируемых развивающейся новой массовой культурой. В сущности, «лихость», так часто приписываемая 90-м, есть не что иное, как конфликт сущего и должного, и отчаяние общества перед лицом этого конфликта, имеющего, с одной стороны, экономическую, а с другой (и как следствие), экзистенциальную природу.

Таким образом, социалистические учения XX века осмысляют феномен проституции в традиции классического социализма – от А.Бебеля и Ф.Энгельса – до Эммы Гольдман и В.И.Ленина, а именно – с помощью понятийного аппарата экономики и социальной философии (а не в терминах морали и половой нравственности, как это делает консервативный дискурс). Однако при этом, они обогащают эту традицию как новыми теоретическими, так и новыми практическими поисками.

Так, например, опыт испанских анархисток 30-х гг. продемонстрировал новые возможности конструктивной и результативной борьбы с проституцией, альтернативные репрессиям и расстрелам (практиковавшимся, например, большевиками) [5,с.142]. Кроме того, в этом опыте было осмыслено фундаментальное расхождение мужских анархистских практик с анархистской теорией, состоящее в том, что для такой формы эксплуатации, как проституция, даже мужчины, на декларативном уровне борющиеся против всех видов эксплуатации, подчас были склонны делать исключение. Этому тезису впоследствии будет суждено лечь в основу современно анархо-феминистской теории, и анархизма – в целом.

Специфика проституции в XX веке менялась вместе с новыми тенденциями в обществе. Так, появление конвейерного производства и продуктов массового потребления, ознаменовавших собой расцвет капитализма и массового общества, повлияло на приток жителей провинции в города, где им отнюдь не всегда удавалось материально устроиться – особенно женщинам, воспринимаемым патриархальным обществом как люди второго сорта. Что, безусловно, толкало их на заработок собственным телом. При этом, неутешительные статистические данные, приводимые Симоной де Бовуар, как нельзя лучше опровергают обывательское представление о том, что проституция представляет собой либо следствие нравственной испорченности женщин, либо проявление их умственной отсталости. В этом смысле проституция ещё глубже была осмыслена теоретиками левой гендерной и политической философии как, прежде всего, экономическая проблема, тесно связанная с патриархатом.

Кроме того, в анализе проституции впервые появляется тема, которая в XXI веке станет фундаментальной для феминистского и левофеминистского дискурсов - тема объективации и самообъективации. И хотя Симона Де Бовуар ещё не приходит к окончательной и современной её формулировке, она вполне отчётливо обозначает контуры этой проблемы, неизвестной социалистическом дискурсу прошлых столетий. Более того, именно через призму этой темы – с учётом прочих интерпретаций феномена проституции, о которых говорилось выше, - более понятным становится явление позднесоветской проституции, представляющей собой, впрочем, отдельный и самобытный предмет для исследований.

_______________________________

Бебель А. Женщина и социализм. Государственное издательство политической литературы, 1959.
Бовуар С. де. Второй пол. Этика подлинного существования. Т.1– СПб: Алетейя, 2014,
Бовуар С де. Второй пол. - АО Издательская группа «Прогресс» МОСКВА - САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, 1997, http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Psihol/Bovuar/, 14.01.2015.
Кон И.С. Опасный секс: Насилие, проституция, болезни. Проституция. Сексуальная культура в России. Клубничка на березке. — М.: ОГИ, 1997.
Ленин В.И. Капитализм и женский труд // Ленин В. И. Собрание сочинений: в 55-х т. М.: Издательство политической литературы, Т. 50 - 5 Изд., 1973.
Ломброзо Ч. Женщина преступница и проститутка, 1893. http://yurpsy.com/files/biblio/lombroz/05.htm, 14.01.2015.
Максимовский Э. Проститутки Москвы. Справочник «Антибордель». – М: Юстиция, 1997.
Салтыков-Щедрин. Господа Головлёвы: - СПб: Издательская группа «Лениздат», «Команда А», 2013, с.292.
Соловьёв С. О чём скорбим, о ком плачем. Научно-просветительский журнал «Скепсис», http://scepsis.net/library/id_3623.html, 21.01.15.
Тодоровский. Интердевочка, 1989. Фильм снят по одноимённой повести В.Кунина (1988).
Фромм Э. Иметь или быть. http://read.bookam.net/read/fromm_yerih ... i_byt.html, 21.01.15.
Фромм Э. Человек для самого себя. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2010.
Юнко Хосе Альварес. «Политическая идеология испанского анархизма», 1868-1910 (Мадрид: SigloVeintiunoEditores, 1976), 302 с. 73.
Ackelsberg.“Separate and equal”?: Mujeres Libres and anarchist strategy for women's emancipation. FeministStudies, 11 (1), 1985, pp. 63 - 83.

10 мая 2015 — Мария Рахманинова

Источник: http://www.anticapitalist.ru/teoriya/stati/1844.html

Феномен проституции с точки зрения социалистической теории. Либеральный и левый феминизм (часть III)



Одной из центральных тем феминистской мысли рубежа веков становится проблема объективации и самообъективации женщины. Именно в этом пункте социалистическое понимание проституции расходится с либеральным.

Классик левофеминистской мысли Симона де Бовуар в своём анализе проституции говорит о нескольких причинах, по которым проституция не просто существует как социальный феномен, но и становится возможной и приемлемой для самих женщин (в данном случае речь идёт именно о той или иной степени согласия на проституцию) [1].

Первая причина состоит в невозможности для женщины выполнить базовые требования к ней буржуазного общества в связи с недостаточностью материальных средств, которые она может самостоятельно себе обеспечить – по сравнению с тем, какими средствами ей – как женщине – надлежит обладать, с точки зрения общества. Речь идёт, с одной стороны о том, что в поздней феминистской риторике будет названо «стеклянными потолками», т.е. об искусственном препятствовании женщине в карьерном росте, а с другой – о разнице в оплате эквивалентного женского и мужского труда, не позволяющей женщине, не находящейся на иждивении, стать полноценной в понимании патриархатного капитализма, и вообще самостоятельно выжить (не говоря уже о том, чтобы прокормить ребёнка).

Вторая проблема состоит в том, что, принимая этот порядок, женщина с неизбежностью претерпевает изменения собственной психической и интеллектуальной конституции, и не просто адаптируется к условиям, где она дана как человек второго сорта и, к тому же, полностью сведённый к полу, но и сама начинает видеть себя таковой и исходить из этого в своих дальнейших взаимодействиях с миром. Так, Симона де Бовуар вплотную подходит к фундаментальной проблеме – проблеме объективации и самообъективации женщины. Впоследствии, на рубеже XX и XXI вв., эта проблема была осознана как одна из центральных гендерных проблем.

В чём же она заключается? С раннего возраста, со школьной скамьи, девочку приучают жить в двух измерениях: как того, кто обладает телом (собственник), и как тело (собственность). При этом тело мыслится как предмет, который необходимо приводить в то или иное состояние, чтобы получать что-то необходимое. Или обменивать. Тело понимается как данность, позволяющая или препятствующая получать необходимое, как своего рода таможня, как капитал. Вокруг этой житейской «премудрости» сосредоточено множество всевозможных фольклорных императивов, передаваемых одним поколением женщин – другому. Самый невинный из них – «не будешь красивой, никто замуж не возьмёт».

Отчуждённость от собственного тела и отстранённый взгляд на него как на вещь позволяют легко мириться с тем, что кто-то использует его - в том числе, сексуально. На этом стоят многие семьи, в которых так привычно укрываться от одиночества в обмен на повседневные телесные услуги. Иными словами, тело становится объектом, и в этом акте самообъективации происходит отрешение девочки от самой себя. И именно поэтому объективирующий её другой не испытывает особых угрызений совести, ведь он "просто воспользовался телом" - не убил же.

Такой взгляд на тело делает проституцию практически неизбежной. Даже в тех случаях, когда девушку не продают в рабство - как это случается с огромным количеством женщин во всём мире (а это возможно только при объективации женщины и растождествлении её с её телом). И даже когда она не умирает от голода. Взгляд на отстранённый объект не сообщает сожалений по поводу временного использования этого объекта кем-то другим. Особенно если это использование сулит хоть какие-то выгоды - признание, деньги, статус, вещи. Именно этот взгляд лежит в основе самой возможности проституции.

И именно поэтому очевидно, что, во-первых, именно объективация формирует женщину как социальный псевдосубъект (этот субъект растождествлён внутри себя), а, во-вторых, делает возможной проституцию – как женскую, так и подростковую. Её причины – уже не только в глобальных экономических и идеологических процессах – как в России времён Перестройки, где, согласно социологическим опросам, среди советских школьников профессия валютной проститутки входила в десятку самых престижных [4,c.464]; где 35-40 % московских школьниц на протяжении нескольких лет после просмотра фильма «Интердевочка» упорно мечтали стать путанами [5]; и где повсеместная нищета ввергала в отчаяние тех, чьё представление о должном формировалось под влиянием новых образцов красоты и блага, тиражируемых развивающейся новой массовой культурой. Таким образом, причины проституции осознаются в левофеминистском дискурсе современности на принципиально новом уровне – как связанные уже не только со становлением и расцветом рынка, превращающего в товар всё на своём пути, но и, прежде всего, с политической и культурной интерпретацией роли женщины вообще.

До тех пор, пока объективация не будет преодолена - глобально или в каждом отдельном случае, женщина не сможет стать свободным и автономным субъектом, мыслящим себя как часть общества; пока она замкнута в этой раздвоенности себя как субъекта обладания и себя как объекта обладания, она не сможет преодолеть навязанный ей эгоцентричный индивидуализм, выработанный, в основном, инстинктом самосохранения. А значит, и стать самостоятельным субъектом общества и истории, а не рабыней, пытающейся обхитрить хозяина, и не обладателем собственного отчуждённого тела и собственной отчуждённой сексуальности.

Между тем, подобно тому, как вызванная патриархатным капитализмом объективация женщины делает возможным предметное и инструментальное отношение к ней (в том числе отношение этой женщины к самой себе), так общество потребления в целом отчуждает человеческую сексуальность как таковую, превращая её в нечто отдельное от самой личности и могущее быть удовлетворённым за деньги, а также в товар, который можно приобрести. Классик неомарксистской мысли Э.Фромм описывает этот процесс как редукцию всех способов человеческого бытия – к способам обладания, и, вследствие этого, как отчуждение человеческого – от человека – в сферу торговли [8]. На этом примере хорошо видно, что экономические феномены на деле выходят далеко за пределы экономики и обнаруживают себя, к примеру, в области этики или гносеологии: так, описанное выше отчуждение становится неизбежным следствием того, что человек не просто живёт при капитализме, но и мыслит капиталистически: себя, своё тело, тела других. И хотя проституция появилась задолго до того, как капитализм оформился в законченную формацию, те его особенности, которые содержались уже в феномене частной собственности, стоявшем у истока истории, не могли не влиять на мышление общества.

С точки зрения сегодняшнего левого гендерного дискурса, современный капитализм представляет собой лишь завершение процесса развёртывания феномена и категории частной собственности до своего предела. Таким образом, сама возможность помыслить проституцию возникает из господства определённой экономической модели, описывающий мир особым образом. В данном случае – через операцию обладания вещью и подведением под это понятие широкого спектра явлений, в том числе человека. В предельном смысле эта логика приводит нас к понятию тотально сексуальной объективации – то есть к одному из самых радикальных проявлений того, что Маркс называл «отчуждением».

Впрочем, в этике капитализма понимание человека как вещи в ряде случаев есть нечто совершенно нормальное и описываемое с помощью гибкого понятия «платная услуга». Именно в этом пункте социалистическое понимание проституции расходится с либеральным: в либеральном дискурсе проституция есть обыкновенная услуга, которая должна быть легализована и доступна каждому. В защиту этой позиции либералы приводят доводы о том, что, работая легально, проститутки защищены от произвола криминальных структур, полиции и клиентов, а также могут рассчитывать на медицинскую помощь и комфортные условия труда. «Рядовые граждане полагают, что, призывая к легализации или декриминализации проституции, они повышают социальный и профессиональный статус женщин работающих в проституции. Однако повышение статуса проституции как работы возвышает отнюдь не женщину, а секс-индустрию» [7]. Что способствует закреплению в общественном сознании статуса женщины как сексуального объекта и, как следствие, росту сексуального насилия – как на улицах, так и в семье. Более того, сами женщины, работающие в сфере легальной проституции, признаются, что попали туда не по собственному желанию.

Между тем, практика легализации проституции показала, что даже сам по себе благородный довод о защите легальной проститутки на деле не выдерживает никакой критики. «Женщины, занимавшиеся проституцией, отмечали, что структуры, где они работали проститутками, почти ничего не делали для их защиты, вне зависимости от того, легальные это структуры или нелегальные. «Единственное кого они защищают – это клиентов»[7]. «Даже в Нидерландах женщины и девочки, которые продают свои тела, подвергаются регулярным угрозам, избиваются и насилуются сутенерами и клиентами. В недавнем уголовном процессе двое братьев, турков из Германии, обвинялись в том, что они принуждали более 100 женщин работать в районе красных фонарей Амстердама. По словам адвоката, представлявшего интересы одной из жертв в суде, большинство этих женщин были из неблагополучных семей, где были случаи инцеста, алкоголизма и родительского суицида. Или же это были женщины из Восточной Европы или Южной Азии, которые стали жертвами торговли людьми – их заманивали в страну обещаниями хорошей работы или их попросту продавали собственные родители.

Эти женщины – главная туристическая достопримечательность Амстердама (вслед за ними идут кофейни, в которых продается марихуана). По различным оценкам от 50% до 90% этих женщин на самом деле находятся в сексуальном рабстве – их насилуют каждый день, в то время как полиция закрывает глаза на происходящее. Как ни трудно в это поверить, но их клиентам вовсе не грозит обвинение в изнасиловании – голландские политики заявляют, что нельзя определить, работает ли проститутка добровольно» [6].

Таковы неутешительные данные экспертов из Международной коалиции по борьбе с торговлей женщинами. Они показывают, что возвышенная либеральная теория (впрочем, сомнительная, с этической точки зрения, для социалистического дискурса) на практике не только не работает, но, напротив, приводит лишь к ещё большему росту насилия и эксплуатации человека человеком – причём как непосредственно в области проституции, так и за её пределами (о чём было сказано выше).

Почему же не работает либеральный подход? В чём основная причина столь радикального несовпадения задач и результата? В оптике социалистического дискурса она состоит отнюдь не в случайных плохих людях, которые, по мнению либералов, нарушают правила, но, прежде всего, в том, что либеральный подход – в том числе к проституции - сам по себе внутренне противоречив.

С одной стороны, для него священны права человека – во всяком случае, на декларативном уровне. С другой, - для него не менее (а чаще - более) священны частная собственность и потребление. Ситуаций, когда оба этих явления приходят в противоречие друг с другом и приходится выбирать между ними, в истории было великое множество. И, несмотря на всю благородную риторическую линию о человеческом достоинстве, либеральный подход всегда склонялся в пользу частной собственности и прибылей, находя этому самые красноречивые объяснения.

Например, после цунами на Шри-Ланке, разрушившего все рыбацкие поселения близ океана, неолиберальное правительство с удовольствием воспользовалось этим обстоятельством, чтобы дорого продать эти земли крупным компаниям и развернуть прибыльный гостиничный бизнес. Рыбаков, живших на этом месте веками, выселили в отдалённые от океана местности, лишив их, тем самым, возможности добывать пропитание, и заселили в жестяные бараки, где они на данный момент они провели уже более 10 лет – без каких-либо шансов на лучшую жизнь в будущем [2,c.504-529].

О том, как организован труд на производствах крупных корпораций в странах Третьего мира, вовсе излишне говорить: нарушение Трудового кодекса и прав человека стали в этой области самым обычным делом. Н. Кляйн, длительное время исследовавшая этот вопрос, пишет: «Несмотря на постоянные угрозы расправы, Центр помощи рабочим делает робкие попыт­ки организовать профсоюзы в недрах зонных фабрик — с разной степенью успешности. На­пример, организаторы кампании на швейной фабрике All Asia столкнулись с очень непро­стым препятствием — изнеможением рабо­чих. Самая большая претензия швей All Asia, шьющих одежду для Ellen Tracy и Sassoon, — принудительная сверхурочная работа. Обыч­ная смена продолжается с семи утра до деся­ти вечера, но несколько раз в неделю работ­ницы должны «задерживаться» на работе — до двух часов ночи. Во время авралов вполне обычны две такие «смены» — до двух часов ночи — подряд» [3,c.199].

Схожим, однако, ещё более драматичным образом дело обстоит и с проституцией. В подходе, легализующем торговлю человеческим телом и сексуальностью, на деле не остаётся места уважению человеческого достоинства. Невозможно одновременно видеть в проститутке субъект, наделённый всеми дорогими либеральной риторике правами, и использовать её при этом как объект. Торговля телом предполагает превращение тела в объект, торговля сексуальностью живого человека – со всеми его ощущениями и чувствами превращает его в вещь, которой пользуются в режиме конвейера. Либеральный взгляд на легализацию проституции упускает из виду и то, что для тех, кто хотя бы эпизодически видит в человеке сексуальный объект для своего развлечения, чисто логически не может быть никаких преград к насилию над ним, поскольку насилие происходит преимущественно именно из тотального объективирования.

Между тем, сама возможность такого взгляда на женщину, закреплённая традицией легальной его покупки, не может не способствовать закреплению соответствующего отношения к женщине на всех остальных уровнях социальной коммуникации.

Таким образом, очевидной становится невозможность пройти между Сциллой человеческого достоинства и Харибдой коммерческих и потребительских амбиций, не потерпев теоретического поражения. Поражение либерального подхода, ратующего за легализацию проституции, состоит в фактической утрате собственного главного и самого привлекательного тезиса – тезиса о человеке-субъекте. Такая утрата будет происходить даже при самом лучшем раскладе – то есть даже если все участники секс-бизнеса будут соблюдать абсолютно все правила, а женщина будет приходить в проституцию добровольно.

Однако известно, что добровольно в проституцию приходит около 1-2% женщин. Среди них большинство имеют классовые привилегии и свободу в любой момент покинуть эту область, а часть – страдает психическими расстройствами. Между тем, около 90% женщин, опрошенных в разных странах, ответили, что попали в проституцию против своей воли: одни для того, чтобы просто выжить, других продали в сексуальное рабство их родственники и партнёры, третьи с детского возраста регулярно претерпевали сексуальное насилие и издевательства, в том числе в семье, и это сломало их психологически. При этом, 96% опрошенных сказали, что хотели бы уйти из проституции, но для большинства это невозможно – не только потому, что из этого бизнеса мало кого отпускают сутенёры и другие его участники. Например, в Замбии уровень женской безработицы составляет 90%, и у многих женщин зачастую попросту нет другого выхода, кроме проституции: необходимость выживать и кормить семьи толкает их на панель. Кроме того, большинство проституток впадают в зависимость от наркотиков, претерпевают регулярные побои и в конечном итоге испытывают непреодолимые трудности с возобновлением социальной и психологической адаптации [9].

Таким образом, очевидно, что в либеральном подходе на практике всё ещё более драматично, чем в теории: фундаментальное теоретическое противоречие либерального взгляда на проституцию на деле оборачивается невозможностью соблюдать правила, установленные этим же порядком и приводит к эффекту, прямо обратному концепции о правах и достоинстве человека. Заявляя о сексуальной и коммерческой свободе, сторонники и практики легализации проституции лишь создают все условия для ещё большего нарушения прав женщин, которых в конечном итоге начинают завозить в страны с легализованной проституцией из стран Третьего мира – покупая их там у родственников, заманивая обманом и обещаниями достойного заработка, и пользуясь их безвыходным экономическим и социальным положением. В итоге, говоря о свободах, либерализм предсказуемо склоняется к финансово выгодной защите свободы мужчин пользоваться телами женщин и детей, и иронически смотрит на свободу женщины жить без опасности быть проданной в сексуальное рабство, обманутой, или попасть на панель в результате крайней бедности и безработицы [9].

С этой точки зрения, гораздо более последовательны положения либерального феминизма, в основном (за редкими исключениями в лице наиболее экономически привилегированных феминисток) не разделяющего представления либерализма о легализации проституции. В самом деле, либеральный феминизм вполне осознаёт всю описанную выше противоречивость этого подхода, а потому – отстаивает право женщины на то, чтобы ни при каких условиях не восприниматься в качестве объекта потребления – в том числе, и тем более - сексуального. Более того, либеральный феминизм отчётливо видит связь между локальным использованием женских тел для мужского удовольствия и отношением к женщине в целом, а также прямую связь между официальной (и негласной) легитимацией проституции и мужским домашним и сексуальным насилием. По этим причинам либеральный феминизм выступает как против проституции вообще, так и против её легализации.

Однако, с точки зрения социалистической теории, и этот взгляд содержит в себе противоречие: выступая против инструментализации женщины и сведения её к сексуальной функции, либеральный феминизм поддерживает рыночную экономику, в рамках которой, между тем, другой подход как к человеку вообще, так и к женщине в частности – попросту невозможен. Отчуждение субъекта происходит не только в области проституции, но и на потогонных производствах, где нет места категории человеческого достоинства трудящихся. И хотя отчуждение через принудительный оплачиваемый секс по ряду причин потенциально более травматично для любого человека (неслучайно проститутки составляют в среднем 15% от общего числа самоубийц, а попытку суицида совершает 75% женщин, занятых в этой области [10]), объективация и эксплуатация являются проблемами, аналогичными проституции. С другой стороны, они также являются условиями, которые вызывают её, сея бедность и социальную незащищённость.

Иными словами, выступая против власти мужчины над женщиной, либеральный феминизм упускает из виду власть капитала, создающую условия для объективации и инструментализации человека, и, тем самым, ещё более усиливая власть мужчин, традиционно воспринимаемых обществом и самими собой как основного сексуального и экономического субъекта.

В этом смысле социалистическая оптика фокусируется на необходимости преодоления обеих этих инстанций власти – вне зависимости от того, о каком именно социалистическом учении идёт речь: о государственных и антигосударственных социалистах, полагающих, что патриархат как инстанция власти полностью исчезнет с преодолением власти капитала, либо о вариациях социалистического феминизма, полагающих, что патриархат представляет собой специфическую систему власти, могущую существовать и после преодоления капитализма, либо об интерсекциональных вариациях коммунизма и анархизма, работающих с понятием «кириархат» (синтез патриархата, капитализма и этатизма). Таким образом, есть все основания предполагать, что именно в социалистическом дискурсе анализ условий, порождающих проституцию как инстанцию угнетения и насилия, - наиболее последователен теоретически и потенциально конструктивен, с точки зрения практики.

_______________________

Бовуар С.де. Второй пол. - АО Издательская группа «Прогресс» МОСКВА - САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, 1997, http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Psihol/Bovuar/, 14.01.2015.
Кляйн Н. Доктрина шока. Расцвет капитализма катастроф. – М.: Издательство «Добрая книга», 2011, с. 504-529.
Кляйн Н. No Logo. Люди против брэндов. – М.: Издательство «Добрая книга», 2012, с.199.
Кон. И.С.Опасный секс: Насилие, проституция, болезни. Проституция. Сексуальная культура в России. Клубничка на березке. — М.: ОГИ, 1997.
Максимовский Э. Проститутки Москвы. Справочник «Антибордель». – М: Юстиция, 1997.
Меес Х. Работает ли легализация проституции, https://netovar.wordpress.com, 18.01.15.
Реймонд Д. Десять причин не легализовывать проституцию. https://netovar.wordpress.com2, 18.01.15.
Фромм Э. Иметь или быть. http://lib.ru/PSIHO/FROMM/haveorbe.txt_ ... tures.html, 18.01.15.
Farley M. Prostitution, liberalism and slavery. http://prostitutionresearch.com/wp-cont ... y-2013.pdf, 20.01.15.
Farley M., Prostitution Research and education site, prostitutionresearch.com, http://femunity.livejournal.com/187908.html, 21.01.15.

13 мая 2015 — Мария Рахманинова

Источник: http://www.anticapitalist.ru/teoriya/stati/1846.html

с точки зрения анахо-теории, мужчина, покупающий проститутку - такой же насильник, в коммуне такого быть не может.

ясенъ, летов с тобой не согласится, незя запрещать человеку распоряжаться продуктом своего труда и тем самым частично присваивать его.

Specter не понял, но
подождём мнения летова, ага?

ясенъ, это была шутка про этот его пост viewtopic.php?f=31&t=879&p=404201#p404201

неумная шутка, никаким боком к контексту не притянешь. даже если ты сам не в курсе реального положения дел, в топике спецом не раз упомянуто ведь, что проститутки попадают в профессию не по своей воле.

Тут я бы мог с острить и сказать, что многие рабочие, тоже попали в свою профессию не по призванию, но не буду, ситуации похожи, но не полностью конечно.

да, острить лучше не надо, сначала заточись, а то у тебя не к месту и не очень тонко получается.

Specter писал(а):многие рабочие, тоже попали в свою профессию не по призванию, но не буду, ситуации похожи, но не полностью конечно

Ситуации абсолютно схожи.

И "работяга", вкалующий на олигарха за гроши, трясущийся за эти гроши и готовый при случае на подлость против других ради сохранения своего "места", полностью зависимый от работодателя, но в то же время презирающий проститутку, сам достоин презрения.

Кстати своё рабское поведение "работяга" оправдывает ТЕМИ ЖЕ словами, что и проститутка - кушать хочется...

нет, не схожи - очень редкого работягу родители продали на завод в детстве или закрыли в нём за долги, и теперь не выпускают даже погулять. часто ли работяга подвергается физическому насилию? Степени рабства очень разные.

многие, наверное знают анекдот про то, как гаишник тормозит
девушку на шикарном авто и спрашивает от куда деньги на такую машину на
что та отвечает: Я миньетчица, на что тот говорит, ааа, это та которая
х%й сосет, нет, это ты хуй сосешь, а я миньетчица.

И "работяга", вкалующий на олигарха за гроши...

Ну и про наёмную армию не забываем.Там тоже и экономикой,и "психофизикой",и телом с жизнью торгуют.

Дмитрий Донецкий писал(а): своё рабское поведение "работяга" оправдывает ТЕМИ ЖЕ словами, что и проститутка - кушать хочется...

"Оправдывает"! А какой у него есть выбор? Стать кровососом?

Уточню что в марксизме .....проституция родная сестра браку. Брак продажа оптом...проституция в розницу. Но несомненно что, сейчас...когда секс отделен...от продолжения рода. Ситуация более сложная.

Однако проституция это торговля....а не наемный труд. Дело в том что рабочему....для его рабства...требуются средства производства и соответственно капиталиста. Проститутка наделена своими орудиями труда по рождению. Поэтому она выступает мелким производителем. Занимая нишу не наемного труда....а общественно полезного. Поэтому торгаш проститутка не меньше....чем скажем средний класс. А кто у нас любит торгашей?

Конечно речь идет о добровольной проституции. Торговля женщинами есть чистой воды рабство. Но это дело к счастью пока редко.

Рабочий, первая часть норм, но это

Однако проституция это торговля....а не наемный труд. Дело в том что рабочему....для его рабства...требуются средства производства и соответственно капиталиста. Проститутка наделена своими орудиями труда по рождению. Поэтому она выступает мелким производителем. Занимая нишу не наемного труда....а общественно полезного. Поэтому торгаш проститутка не меньше....чем скажем средний класс. А кто у нас любит торгашей?

:zvez_ochki:

Дилетант писал(а):про наёмную армию

тут уместнее про призывную - в топике много раз подчёркнуто, что это, как правило, не добровольный выбор.

ясенъ

с точки зрения анахо-теории, мужчина, покупающий проститутку - такой же насильник, в коммуне такого быть не может.

Дак "колионами" можно расчёты вести пока ... гуси не котируются...вот это было бы уместнее.

тут уместнее про призывную...

Т.е. с выводом о том,что режим "совка" был госкапитализмом ты не согласен?

тут уместнее про призывную - в топике много раз подчёркнуто, что это, как правило, не добровольный выбор.

Если так,то речь об обычной работорговле и в этом смысле нет разницы принуждают ли к сексу или органы вырезают - это натуральное рабство,и к проституции имеет весьма опосредованное отношение.Тогда уж уместнее про рекрутов царских говорить.
Рабочий

Однако проституция это торговля....а не наемный труд.

Трудящийся осуществляя торговый акт,продаёт часть личного времени и сил,приобретая статус рабочего.Он может оставаться при этом производителем хлеба,общественно полезного хлеба,полезного хлеба(общественно,карл. ).
И несмотря ни на что,проституция это и торговля,и наёмный труд.