Поучительные материалы

по следам страницы http://salin.al.ru/nauka/tupik06.htm

Салин Ю.С. - Эволющионный тупик (ред. - Цивилизационный тупик)


Два образа народной культуры
Принятие идеи прогресса неизбежно формирует отношение ко всему менее
затронутому научно-технической цивилизацией как к более отсталому и
примитивному.
Вот какими представляет нецивилизованных людей Фридрих Шиллер: "Многие
из этих дикарей еще не были знакомы с самыми необходимыми ремеслами, не
знали употребления железа и плуга, и даже огня. Многие еще вели борьбу с
дикими зверями за пищу и за жилье, у многих речь еле поднималась от
звериных криков к членораздельным звукам. У одних не существовало даже
брачных связей, другие не имели никакого представления о собственности, у
третьих неразвитый интеллект не мог удержать данные ежедневного опыта.
Дикари беспечно бросали ложе, на котором они спали сегодня, потому что им
не приходило в голову, что завтра они тоже будут спать. Но войны велись
повсюду, и мясо побежденного врага нередко служило наградой победителю...
Такими были и мы сами. Восемнадцать столетий назад Цезарь и Тацит нашли
нас не в лучшем положении" [102, с. 15-16].
Анни Безант, англичанка, участница индийского движения за свободу и
независимость, рассказывает о дикарях, которым белые благотворители
раздают вечером одеяла, а они утром обменивают их на другие вещи, потому
что не понимают, что после заката солнца снова придет ночь; о дикарях,
которые поедают своих жен, а когда высокоразвитые миссионеры пытаются
пристыдить их, говоря, что они поступили плохо, возражают: "Уверяю вас, она
была очень вкусная" [6, с. 5]. Вот до какого зверства доходят люди,
находящиеся в гармонии с природой!
Да и были ли предки культурных людей способными жить среди дикой
природы? "Какими жалкими и бессильными, без мыслей и без желаний были
они в те времена! Они слонялись по земле, не зная, за что приняться, как
построить себе жилище. От дождя и диких зверей прятались они в глубоких
пещерах, куда никогда не заглядывало солнце. Они не умели предвидеть
приближение зимы с ее морозами или щедрыми плодами осени. И еду не умели
готовить те люди, которые не владели огнем". Такими представляла себе
первобытных людей греческая античность в мифе Эсхила о Прометее [59, с.
12].
Как же могла эволюция допустить такой просмотр? Мышка и птичка
догадываются о приближении зимы, готовят себе запасы в предчувствии
холодов, медведь благоустраивает берлогу, лебедь и волк остаются верны до
гроба подруге жизни, обезьяна умирает от тоски при потере любимого, а
человек дал такого маху! К чему бы вдруг такой провал в развитии? Чтобы,
отдохнув от переутомления с появлением перволюдей-недочеловеков,
эволюция снова принялась за дело неуклонного совершенствования
чувствующей материи, чтобы хоть со второй попытки создать что-то по образу
и подобию божию... Иначе у цивилизованного человека концы с концами не
сойдутся в объяснении мирового порядка, иначе он никак не сможет считать
себя венцом творения.
"Образ "слаборазвитых обществ", созданный в девятнадцатом столетии, явился
в значительной степени следствием позитивистской, антирелигиозной и
неметафизической позиции, которой придерживались многие, пользовавшиеся
уважением исследователи и этнологи, изучавшие "дикарей" с идеологических
позиций Конта, Дарвина и Спенсера", - пишет Мирча Элиаде: "В чужой
культуре ... исследователь ... обнаруживает лишь то, что он был "готов"
обнаружить" [105, с. 7].
Ставит точку на проблеме польский специалист по русской истории Казимир
Валишевский: "Фикция существования высокой нравственности на низкой
ступени культурного развития историей опровергается" [19, с. 94].
У В.О. Ключевского только в девятом томе полного собрания его сочинений, в
дневниковых записях, вовсе не предназначенных для публики, удается
выяснить, почему он принимает европейский прогресс как неизбежность,
имеющую моральное оправдание.
Вот вы на улице нанимаете пролетку, если у вас есть деньги. Лихач мчится,
заставляя испуганно шарахаться в стороны прохожих победнее. Конечно, это
не настраивает в пользу цивилизации, это неприятно. Но вдруг кучер резко
осаживает лошадей: через дорогу ковыляет малыш! И это сразу примиряет вас
с цивилизацией. Это означает, что века просвещения не прошли даром,
отложились в психологии людей: "Нет, это не природа, а история. Это не
сотворилось, а выработалось, стоило много трудов, ошибок, вдохновенных
замыслов и разочарований" [42, с. 300]. По В.О. Ключевскому получается, что
нецивилизованные дикари давили бы детей, не колеблясь.
... Что ж, абстрактные дикари только для того и существуют, чтобы оттенять
достоинства культурных людей. А как живут конкретные дикари, которых
европейские естествоиспытатели изучали, наблюдали беспристрастно,
протокольно точно, как любой другой объект исследования, одушевленный или
неодушевленный?
Профессор А.Э. Норденшельд, 1878 год, о чукчах: "Детей, здоровых, веселых,
нежно любимых жителями, было множество. Доброго слова детям было
достаточно, чтобы обеспечить дружественный прием в яранге... Я видел, как
отец перед сном целовал и ласкал своих детей" [65, с. 103].
Н.В. Слюнин, 1900 год, о тунгусах: "Дети пользуются большой любовью и
заботой..." [85, с. 371].
Н.Ф. Каллиников, 1912 год: "Но особую любовь и нежность проявляют чукчи к
детям, особенно к маленьким" [39, с. 85].
Г.У. Свердруп, 1921 год, о чукчах: "Родители не нарадуются на своих детей"
[80, с. 285].
Я прерываю цитирование только потому, что оно слишком уж однообразно. И
так ясно: насколько злобны и свирепы абстрактные дикари, настолько же
добры и заботливы дикари конкретные.
Но они, надо думать, не умеют любить своих детей, наверно, они, как говорил
Максим Горький, любят своих детей как курица любит цыплят?
В чем же состоит педагогическое умение? Самая учительная книга, библия,
дает следующие наставления: "Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына, а
кто любит, тот с детства наказывает его" (Прит. 13:24).
Вот где проявилась непросвещенность туземцев! Не выполняют они мудрый
совет царя Соломона, ну и, раз яблочко от яблоньки недалеко падает,
вырастают детишки аборигенов такими же нецивилизованными, как и их папы
с мамами. (это ирония, кто не понял)
Г. Майдель, 1870 год, о чукчах: "Взрослые обращаются с детьми всегда очень
хорошо; они охотно балуют их, так что ребятишки всегда довольны и веселы"
[54, с. 519].
К. Нейман, 1871 год: "Чукчи очень любят своих детей и чрезвычайно их
балуют" [64, с. 21].
А.Э. Норденшельд, 1878 год: "С детьми чукчи обращались удивительно
ласково, и никогда не случалось слышать со стороны старших бранного
слова... Дети не злоупотребляют этим мягким обращением. Если им давали
что-нибудь, их первой мыслью было поделиться с родителями. В этом
отношении они стоят гораздо выше многих европейских детей" [65, с. 236].
Это пересказ сообщения лейтенанта Бове, совершившего во время зимовки
поездку в селение Наукай. А вот впечатления самого А.Э. Норденшельда:
"Детей не бранят и не наказывают, и все же более благонравных детей я
никогда не видел. Поведение их в яранге можно вполне сравнить с
поведением хорошо воспитанных европейских детей в гостиной" [65, с. 357].
В.Г. Богораз, 1895: "Детям дают лучшие куски, их ласкают и пестуют все
взрослые люди... Детство у чукоч проходит очень счастливо. Детей ни в чем не
стесняют и не запугивают" [12. Ч. I, с. 101].
Н.В. Слюнин, 1900 год: "Дети крайне почтительны к родителям, хотя на глазах
тех и других никогда не появляется слез при потере любимого существа:
тунгус никогда не плачет" [85, с. 371].
Н.Ф. Каллиников, 1912 год, о чукчах: "Ни разу я не замечал, чтобы родители
били ребенка" [39, с. 85]. С детьми лет четырнадцати-пятнадцати уже
советуются во всех серьезных делах. "Зато и последние платят старикам таким
уважением, такой любовью, примеров которой не часто встретишь в
культурной жизни" [39, с. 85]. Молодые все трудное берут на себя, лучшее
место, лучший кусок отдают старшим.
Г.У. Свердруп, 1921 год: "Родители никогда не бранят детей. Даже
удивительно, что дети растут прилежными и послушными, когда родители
позволяют им делать все, что только заблагорассудится" [80, с. 285].
Каковы же последствия нарушения мудрой заповеди царя Соломона? "У чукчей
оленеводов обращение молодежи со стариками прямо поражает. Работать
старику у них не позволено вовсе, будь то богатый или бедный старик.
Молодые приводят его оленей, запрягают и выпрягают, счищают снег со
старика при его возвращении, уступают ему лучшее место и лучший кусок.
Молчат, когда старик говорит, и никогда не возражают, даже если он ворчит
или сердится без всякого основания" [80, с. 275].
Уважение друг к другу, терпимость были привычны для кочевника с детства. У
них не было заведено кричать, перебивать друг друга. В своих заповедях
Виссарион, которого его последователи признают Мессией, советует:
"Говорить можно только там, где слушают. Не старайтесь говорить там, где
говорят".
Эту заповедь можно посчитать протокольной записью наблюдений о поведении
чукчей. Я хочу еще раз воспроизвести текст А.Э. Норденшельда: "Если чукче
нужно было что-то сказать, он говорил тихо, точно стеснялся. Его слушали
внимательно, не прерывая. Следующий начинал говорить только тогда, когда
кончал первый" [65, с. 236].
Ф. Моуэт, 1947 год, эскимосы-ихалмюты: "...дети ихалмютов не знают никаких
ограничений, не считая тех, которые они устанавливают для себя сами [61, с.
163]....Этот народ относится к детям тепло и заботливо просто по доброте
душевной" [61, с. 162]. Когда писатель выразил удивление, почему родители
не применяют к детям телесных наказаний, эскимосы посмотрели на белого
человека как на сумасшедшего, - как можно поднять руку на свою
кровиночку? Как можно ударить слабого?
Дети пользуются абсолютной свободой поведения. Они могут вставать и
ложиться спать когда хотят, они могут есть все, что хотят или не есть ничего.
Они могут делать все, что хотят или не делать ничего. К любым их желаниям
взрослые относятся не как к капризам, а с полным уважением. У
южноамериканских индейцев-арауканов, если даже ребенок заявит, что ему
не нравится это стойбище, и потребует переехать на другое место, все племя
без возражений и попыток переубеждения неразумного дитяти снимается с
места и переселяется туда, куда захотел ребенок.
Во-первых, дети сразу привыкают к ответственности в поведении. Во-вторых,
и это гораздо важнее, дикари, сами дети природы, относятся с полным
доверием к природе. "Человек рождается совершенным", - этот афоризм
Жан-Жака Руссо большинство цивилизованных людей считает неправдой или
красивым преувеличением. Для дикаря это истина настолько элементарная,
что она не нуждается даже в формулировке. Чего тут спорить-то, на этом надо
основывать всю свою жизнь! Зла вообще не существует, и оно само по себе не
может возникнуть, если оно не привнесено со стороны. А так как никто
из дикарей привнести зла не может, то пусть все так и идет естественным
путем. Природу не надо поправлять, ей надо доверять.
Ну и какими вырастают дети в обстановке вседозволенности и своеволия?
Распущенными эгоистами и индивидуалистами? Вовсе нет, как выясняется.
Вырастают они добрыми, заботливыми, вырастают коллективистами, потому
что есть в натуре человеческой инстинкты добра и общительности, а
инстинктов зла и конкуренции нет.
Но неужели родители пускают на самотек весь воспитательный процесс? Не
ругают, не бранят, не ограничивают ни в чем, и дети растут сами по себе, как
трава растет? Это ведь тоже непедагогично!

noname писал(а):Ну и какими вырастают дети в обстановке вседозволенности и своеволия?Распущенными эгоистами и индивидуалистами? Вовсе нет, как выясняется.Вырастают они добрыми, заботливыми, вырастают коллективистами, потомучто есть в натуре человеческой инстинкты добра и общительности, аинстинктов зла и конкуренции нет.

срочно в номер

Ребенок и работа.

Система воспитания у кочевников существовала, и была она очень четкой и продуманной. К будущей счастливой жизни на лоне природы, но ведь не в тепличных же условиях, а в обстановке почти что Антарктиды, готовили подрастающее поколение заботливо и твердо.

"Родители до детей очень ласковы, - пишет С.П. Крашенинников, - а с робячества их не нежат, но как холопей держат, по дрова и по воду посылают, а при кочеванье, что и на оленях везти можно, то на себе носить заставляют, дабы с малолетства к трудам пообвыкли" [45, с. 728].

Ученики обычно оказываются способными, науку усваивают с первого-второго раза. Ну, а тех, кто не проявляет достаточного рвения, ждет наказание, очень труднопереносимое для развитого чувства собственного достоинства. Вот, скажем, в четвертой бригаде Корфского оленесовхоза в 1990 году четырнадцатилетнего Рому Тальпитагина по прозвищу Романтик, так и не сумевшего выдержать ночное дежурство, отправили к чумработницам на роль помощника. Позор для пастуха! Имеется в виду вовсе не помощь женщинам. Подвахтенные пастухи всегда рады сделать все, чтобы облегчить хозяйкам табора их нелегкую долю. Признание непригодности к мужской работе - вот что болезненнее всего!

Ребенку, который не хотел или не мог понять сам, что у других людей существуют свои материальные потребности, преподносили суровый урок. Если он при дележе обнаруживал жадность, брал себе большую часть, лучший кусок, ему демонстративно отдавали свое все присутствующие. Толстокожему давали понять его вину изменением тона в обращении к нему, нежеланием делиться с ним сокровенными мыслями, отказом от совместных игр и занятий. В крайнем случае шли в ход шутки с намеками, остроумные, но никогда не унижающие насмешки. Самым страшным наказанием был бойкот. И никогда не применялся принцип "око за око, зуб за зуб", - если сегодня урвал лучшее ты, то завтра лучшее урвут у тебя.

Ребенок, здоровье, закаливание и природа .

Закаляли детей, приучали их к холоду с самого первого дня жизни. Маленькое нежное тельце новорожденного выставляли на мороз прямо на улицу. Интересно, что о той же процедуре закаливания сообщает тибетский лама Лобсанг Рампа. Грудного младенца там было принято погружать по горло в ванну ледяной воды под ближайшим водопадом.

И в дальнейшем дети росли, не изолированные от самых экстремальных природных условий. Так как в спальном помещении, в меховом пологе, было очень мало места, ребятишки постоянно носились и играли между ярангами. Вплоть до самой зимы они бегали босиком по обледенелой земле, а когда все вокруг укрывал снег, они развлекались на улице чаще всего обнаженные до пояса и с непокрытой головой.

Наш земляк-дальневосточник В.К. Арсеньев выступал против привнесения в быт нанайцев норм чуждой для них русской культуры, в частности против строительства для них теплых русских изб с печью. Это лишит детей нанайцев закаленности, необходимой им для жизни в условиях суровой природы, - беспокоился В.К. Арсеньев [3, с. 326; см. также: 52].

Готовили юное поколение ко всем трудностям взрослой жизни по очень стройной, всеохватывающей системе. Вот как выглядела эта система у ачайваямских чукчей в изложении В.В. Лебедева и Ю.Б. Симченко [50]. Сначала мальчика приучали ходить по снежной целине, не замечая неудобств и тяжести плетеных ракеток-снегоступов. Потом к ним привязывали тяжелые камни и заставляли бегать, бегать и бегать до изнеможения, пока мальчишка не приобретал легкости и непринужденности движений.

Кстати говоря, даже обувь, сшитая специально для бега, называлась, если перевести с чукотского, "изнурить себя". Следующим этапом было ежедневное задание добежать до дерева, расположенного в десятке километров от стойбища, допрыгнуть до веток и вернуться домой с одним отростком. Ветви располагались высоко, и юноша, вполне изнуривший себя в беге, прыгал, прыгал и прыгал... Воспитатели знали, чего добивались - другого тополя в окрестностях не было, до какой высоты шел снизу голый ствол, было известно всем. Если подросток пытался схитрить и принести ветку, заготовленную заранее, его уличали в обмане, - трудно ли пастуху установить, сегодня или вчера сломан прутик? - стыдили и отправляли на дистанцию снова. По достижении хорошей формы велели бегать уже с копьем в руках.

Хороший бегун должен был не отставать от быстроногих оленей. Его привязывали на аркане позади нарты, и - горе неудачнику, если он споткнется или снизит скорость! В обратный путь его пускали впереди упряжки, правда, с некоторой форой во времени, и он должен был вернуться домой раньше оленей.

Столь же изматывающими были упражнения с копьем. Ученика заставляли бегать вокруг сопки, раскачивая за древко тяжелое копье, так чтобы наконечник оказывался выше головы на одном шаге, и ниже пояса на следующем. В конце концов жесткий шест от резких мощных рывков начинал болтаться, как сырая оленья шкура. Таким образом вырабатывали силу рубящего удара.

Для отработки точности существовали другие упражнения. Старик привязывал на ремешок деревянную чурочку и раскачивал ее перед учеником, заставляя его попадать в эту подвижную мишень. Затем мальчику давали следующее задание: он должен был бежать с копьем, подбрасывая наконечником толстую палку, не давая ей упасть на землю. Подросток делал резкие остановки, повороты, бросался назад, а палка висела над копьем как привязанная.

Копье, брошенное вперед, надо было догнать и поймать на бегу. Занятия по фехтованию продолжались долгими вечерами, день за днем.

Достаточно было привить спортивное самолюбие, и любое совместное занятие, общая игра превращались в азартные состязания. Каждый стремился доказать, что он сильнее, быстрее, выносливее соперников, и день за днем подростки крепли и совершенствовались, приобретая навыки взрослых пастухов и охотников.

Пятилетний Сережка Ятгигин, с которым я познакомился на стойбище у бухты Сомнения, уже пытался сам правильно собирать чаут в кольца, примерялся, как надо делать замахи этим чукотским лассо.

Когда мальчишки постарше собирались поиграть вместе, самые неожиданные проказы приходили им в голову.

- Бывало, раздразним самую злую собаку, - рассказывал Аркадий Нинани, - и вот когда она бросится на нас, в воздух взлетает аркан. Так картинно выходило, она в прыжке, а ты захлестнешь ее петлей, и рычащая зверюга кубарем валится наземь. И бегом тащишь ее по дороге, не давая подняться и опомниться! А то сразу несколькими арканами, да в разные стороны тянем.

Любимым же развлечением была игра, кто быстрее накинет чаут на оленьи рога, укрепленные на шесте. И если самый быстрый и меткий захватывал рога и сломя голову мчался с ними, стремясь оторваться от противника, дозволялось набрасывать на них на бегу свои лассо, перетягивать их в свою сторону. Игра усложнялась по мере совершенствования техники броска, - рога, привязанные на веревке, один участник начинал быстро вращать вокруг себя, и чтобы попасть в эту движущуюся мишень, требовалось очень изощренное искусство, но ведь в табуне, когда нужный тебе олень не просто бежит, но рядом с ним еще мчатся и другие, обгоняя его то и дело или отставая от него, будет еще труднее!

Результатов воспитатели добивались очень быстро. В восемь лет мальчик был уже почти готовым каюром, охотником, пастухом. В десять-двенадцать он зачастую пас табун в одиночку, без помощи взрослых.

Отцовство и материнство

Воспитание облегчалось тем, что в педагогическом процессе принимали участие все старшие. Понятия "чужие дети" для чукчи практически не существовало.

В.В. Солярский, по поручению Приамурского генерал-губернатора составлявший в последний предреволюционный год обзор социальной обстановки у "инородцев", так характеризует их отношение к подрастающему поколению: "Дети у инородцев, и особенно у коряков, чукчей и эскимосов, пользуются большим вниманием и любовью, и в частности, у чукчей с таким же вниманием и нежностью воспитываются в ярангах дедов и внебрачные дети их дочерей. Все это вместе ставит инородческих детей в особо благоприятные условия на случай сиротства, в смысле обеспечения их личности и имущественных интересов" [87, с. 49].

У чукчей и орочей существовал обычай принимать в свои семьи детей бедных родителей. У эскимосов бесплодной равнины Баррен-Граундс на севере Канады охотника-неудачника снабжали мясом более добычливые соседи, не позволяя голодать его жене и детям. У енисейских долган бедному помогали сообща. Если этого оказывалось недостаточным, помощь предоставлялась вторично, но в меньшем размере. Если и после третьего раза ничего не менялось, то детей отбирали и отдавали в более зажиточные семьи. Когда они вырастали, они были обязаны заботиться о своих непутевых родителях.

Первый советский милиционер на Чукотке Иван Печенкин узнал однажды о рождении внебрачного ребенка и, движимый самыми благородными побуждениями, решил разыскать этого сукина сына папашу, безответственного проезжего молодца. Найди, Печенкин, попросили и чукчи, мы ему будем каждый год самых лучших пыжиков высылать. Какого хорошего мальчика нам оставил! У чукчи не укладывалось в голове, как это возможно, чтобы ребенок был обделен заботой и вниманием со стороны любого старшего [81].

Короче говоря, система общественного призрения была у "инородцев" четкой, эффективной безо всякого вмешательства властей.

Интересно, чем бы аргументировал преимущества западной цивилизации В.О. Ключевский, если бы узнал истинное отношение дикарей к своим и чужим детям?

Не только отношения к детям были у нецивилизованных дикарей иными, чем у белых людей. Такими же необычными были и межличностные отношения в социуме.

Нравственность, межличностные отношения

"Между оленными людьми, - утверждает А.В. Олсуфьев, адъютант командующего войсками Приамурского военного округа, направленный в 1895 году генерал-губернатором С.М. Духовским в Анадырскую округу, - преступлений вовсе не бывает, что является следствием их патриархального быта в тесном кругу семьи" [66, с. 108].

Но, может, это все же преувеличение? Что ж, возможно, но в таком случае преступления "должны быть довольно редки, так как они не производят глубокого впечатления, и главное, не колеблют общую народную жизнь" [55, с. 31]. А вот и статистика, правда, немного не по тому месту, но с такими же "дикарями" - алеутами. Отец Иннокентий, в миру Иван Евсеевич Вениаминов, долгое время служил миссионером в округе Уналашка во владениях Российско-Американской компании; он сообщает цифры: за сорок лет среди населения в шестьдесят тысяч душ зафиксировано только одно убийство [48, с. 72].

Среди остяков и самоедов, пишет академик А.Ф. Миддендорф, за целое столетие было совершено только одно убийство во всей тундре [47].

Тот же Иннокентий, после миссионерской деятельности на Алеутах поставленный на должность епископа Алеутского и Камчатского (в конце своей духовной карьеры он стал митрополитом Московским), констатирует беспристрастно: "Во всей Камчатской епархии, можно сказать, совсем нет ни воровства, ни убийства" [58, с. 277]. Почти теми же словами пишут и Л.Г. Морган о свирепых ирокезах [60], и даже Н.Н. Миклухо-Маклай о людоедах-папуасах [44].

Да и откуда было взяться преступным наклонностям, если добро окружало "дикарей" с самого рождения? Их дети никогда не дерутся между собой - это А.Ф. Миддендорф о вогулах и самоедах. Даже не ругаются - усиливает тот же тезис отец Иннокентий. В алеутском языке даже необходимых для этого выражений не предусмотрено. "А твоя мать не умеет шить", - самое грубое ругательство, доступное маленькому алеуту [47].

Уход из жизни

...Культура Европы является сейчас единственной на Земле, утверждал в 1918 году Освальд Шпенглер [103, с. 34]. И во избежание непонимания уточнял, - именно культура Западной Европы. Нельзя быть культурным не по-европейски, ибо если не по-европейски, значит - некультурным.

Познакомившись с нравами инородцев, руководитель Первой Камчатской экспедиции Витус Иоаннесен Беринг, потомок скандинавских викингов, капитан-командор Русского флота, составил докладную записку на имя императрицы Екатерины I. Он излагал новые принципы управления далеким краем, настаивал на посылке миссионеров для христианизации местного населения, и особенно беспокоился "об уничтожении обычая у камчадалов убивать трудно-больных" [85, с. 11].

Но ведь этот обычай, вырванный из контекста всего уклада жизни аборигенов, из народной культуры, непонятной белому человеку, не был убийством! Это самоубийство руками другого человека. В общем, способ довольно распространенный. Харакири японских самураев тоже неосуществимо без помощи близкого друга: сначала аристократ сам вспарывает себе живот, а затем его доверенное лицо в этой церемонии оказывает ему последнюю услугу - отрубает голову.

Загробный мир, царство мертвых, ад, рай, чистилище - каждый народ представлял тот свет, располагая представлениями, полученными на этом свете. Если у воинственного племени здесь все было не так, как у покорного, то и там должно было быть по-другому. Морские разбойники норманны представляли свой рай - Валгаллу - как небесный замок бога войны Одина, могучего шамана и мудреца, куда попадают только павшие в бою воины и где они продолжают ту же героическую жизнь. Ничего не боялся храбрый викинг больше, чем естественной смерти, постыдной и бессильной кончины. Не увидеть рая, лишиться счастья вечной борьбы, сражений и побед - вот что означало для него медленное, покорное умирание.

Чукчи были самым воинственным племенем Российской империи. Частые поединки со страшными зверями, вечный вызов стихиям, привычка смотреть прямо в глаза любым опасностям закалили чукотского воина, сделали его несгибаемым и непобедимым. Два века с копьями и луками в руках противостояли они пушкам, ружьям и армейской выучке. И выстояли. Так мог ли чукча смириться с медленным ожиданием неизбежной смерти? Нет, нет и нет; и когда мужчина чувствовал неотвратимость конца, когда злой дух Келе начинал пожирать его печень и легкие, он бросал свой последний вызов всем силам вселенной. Победить страх перед неведомым, пересилить, превозмочь, не дать злым духам одержать победу! Воин не имеет права остаться в памяти потомков жалким и немощным. Всю жизнь он показывал своим примером, как надо жить. Пришел черед показать молодым, как надо умирать.

Человек, принявший окончательное решение, объявляет о нем своим близким и родным, выбирает себе "провожатого" или "помощника в смерти". Торжественный акт обставляется церемониями, не менее впечатляющими, чем при совершении харакири у японских аристократов. Горе воину, у которого нет сына. Только удар, нанесенный рукой самого близкого человека, не причиняет боли, и очень тяжело принимать смерть от руки чужого.

Иногда родственники, у которых не хватает силы духа, начинают уговаривать старика повременить немного - может, злой дух сам уйдет с миром? Но, как правило, эти уговоры не дают результата, потому что последнему выбору предшествовали долгие сомнения, колебания и внутренняя борьба. Воин объявляет лишь о самом обоснованном, выстраданном решении.

Затевается деятельная подготовка к празднику победы над болезнью и немощью. Съезжаются гости, начинаются пиры, на которых собравшийся в самый дальний путь вкушает свои последние радости на этой земле. Устраиваются соревнования, и победитель получает приз из рук обреченного.

И вот наступает тот самый момент. "Готов ли ты, мой помощник?" - спрашивает чукча. "Готов!" - звучит твердый ответ сквозь сдавленные рыдания. Воин садится на родную землю, устремляет взор на небо, на тот новый мир, где ему предстоит жить отныне. Он берет в руки наконечник копья, приставляет его к груди... Скупой знак одним движением глаз, резкий и короткий, привычный для сына толчок древка, и - победа! Злые духи, болезни, порча, слабость не получат свою жертву.

А.В. Олсуфьев напоминает о другом чукотском обряде той же эпохи: "Концы ремня продевают сквозь отверстия в боках закрытого полога, внутри которого сидит обрекший себя на смерть. Он сам надевает петлю на шею и отдает приказание затянуть ее. На концах ремня становятся ближайшие его родственники" [66, с. 114].

Очень трогательно выглядит обряд проводов чукчи на тот свет в описании начальника Чукотского уезда штабс-капитана Н.Ф. Каллиникова. В то время как сыновья тянули за концы аркана, голову самого близкого человека нежно держала на коленях любимая жена [39, с. 87].

Уж, наверно, от старой немощной женщины пользы не больше, но никто не писал об убийствах старух. Нет, речь идет всегда только о мужчинах, переставших быть воинами, защитниками, властелинами тундры. Ни один из этих кочевников не умирает естественной смертью, утверждает капитан А.А. Ресин [77, с. 174].

Как же реагировало правительство на призывы доброхотов покончить с диким обычаем убивать стариков? Когда информация поступала о самих фактах "убийства", причины которого истолковывались превратно, еще возникали намерения внести в жизнь туземцев цивилизованные, гуманные правила. Но вскоре с философией северян глубоко познакомились и прониклись к ней уважением настоящие русские люди, понимавшие, что у каждого народа существуют свои обычаи и нормы. Они разъяснили властям истинный смысл этого "убийства". Правительство оказалось на высоте. Оно не стало вмешиваться во внутренние дела туземцев.

Статья 1254 Свода законов Российской империи подтвердила это невмешательство: "Они управляются и судятся по собственным законам и обычаям, и русскому закону подлежат только при убийстве или грабеже, совершенных на русской территории" [37, с. 429]. Обратите внимание, - земля чукчей не состояла под русской юрисдикцией! И далее последовало уточнение: "Чукча, не подлежащий никакому наказанию за умышленное убийство своего отца в границах чукотских кочевий, в случае совершения такого преступления вне границ обитаемых чукчами земель, подвергается, по ст. 1449 Уложения о наказаниях, ссылке в каторжную работу без срока" [87, с. 10]. Вот вам и тупая российская бюрократия!

И все же нелепые басни об "убийствах стариков" не переставали циркулировать во всей мировой прессе и беллетристике. Очень уж заманчивым было продемонстрировать в очередной раз преимущество цивилизации над первобытной дикостью.

...В августе 1989 года познакомился я с Иваном Семеновичем Коммо, старейшим (1903 года рождения) жителем села Хаилино, бессменным бригадиром на протяжении десятилетий, воспитателем многих выдающихся пастухов, первым в совхозе кавалером ордена Ленина. Коммо привлекал к себе внимание многих журналистов и писателей. Побывать в Хаилине и обойти эту колоритную фигуру было невозможно. И вот у одного из писателей, З. Балаяна, читаем о таком событии. Когда у Ивана Семеновича отказали ноги, он решил уйти в тундру, чтобы "жить одному". За этой формулой - единственная спичка, отсутствие всяких припасов. Расшифровать нетрудно: не жить, а умирать среди снегов ушел Коммо. Правда, потом, после схватки с волками, из которой он вышел победителем, силы вернулись к нему, и он почти с того света возвращается к людям.

Куска хлеба не хватило самому уважаемому человеку? Решил он не обременять больше самим собой своих близких? Да не был тяжким бременем старый пастух! Жил он на рыбалке, добывал кету и горбушу, занимался ремонтом старых нарт и изготовлением новых, а сколько пользы он приносил словом, советом, добрым вниманием! И все же главное не в этом. Развитое чувство собственного достоинства не позволило бы ему оскорбить всех родных. Ну, мог ли он обречь своего сына Павла Нинани, внуков Аркадия и Виталия на муки душевные: наверно, невнимательны были мы к отцу и деду, если он мог подумать, что нас тяготит забота о нем. Забота о тех, кого любишь, - не обуза, а радость. Не мог Иван Семенович лишить этой радости любящих людей.

Разгадка, я уверен, в другом. Гордость не позволила властелину тундры примириться со своей слабостью. Уйти непревзойденным, остаться в памяти потомков былинным богатырем, о котором будут рассказывать легенды: видите - камень, его принес на тундру с берега моря сам Коммо, а здесь он с одним копьем одолел кайнына. Главное, чтобы не распалась связь времен. Народный эпос надо поддерживать, даже ценой собственной жизни.

В отличие от профессиональных разбойников норманнов, кочевникам-оленеводам недостаточно было одних подвигов, чтобы обеспечить себе райскую жизнь. Злые, нечестные, изменявшие женам (в буквальном переводе с корякского "те, которые приводили женщин и девушек в слезы" [85, с. 390], будут подвергнуты разным мучениям у входа в рай, их будут кусать собаки и бодать олени.

Жил в поселке Средние Пахачи на севере Камчатки чукча Каучан. Красиво жил. Не дал ему бог здоровья и силы, но ни в чем не отказывал себе горбатый Каучан. Рыбачил, охотился, лихо гонял по тундре на собственной упряжке. И когда требовалось тащить бревно, первым подставлял свое кривое плечо под комель.

Кончилось все так, как оно и должно было кончиться. Он надорвался. Знал о том, что его ожидает? Знал. Сознательно шел к неизбежности? Сознательно. Сам себя довел до смерти, сам себя убил. Совершил самоубийство. Можно так сказать? А почему бы и нет?

Он прожил всего тридцать восемь лет. Но Каучан остался в памяти, его любили. А те, кого любят, всегда возвращаются. И Каучан придет снова в тундру, такой же жадный до жизни, красивый душой, но уже высокий и стройный, и в следующем своем явлении миру он осуществит все свои замыслы, воплотит все свои мечты.

Что такое смерть? Она ниспослана свыше во избавление от старости, от болезней и невыносимых мучений. Разве человек рожден не для счастья? И если нет никакой надежды днесь, и присно, и вовеки даже на малую толику радостей, стоит ли влачить бессмысленное существование? "По их мнению, - пишет С.П. Крашенинников о камчатских жителях, - лучше умереть, нежели не жить, как им угодно" [46, с. 303]

Отношение к старикам

Поразительный пример приводит барон Гергард Майдель, в качестве колымского исправника совершивший в 1868-1870 годах объезд подведомственной территории между Великим и Ледовитым океанами. В устье Анадыря на его лагерь пришла группа молодых парней. Сильные, жизнерадостные чукчи несли на плечах высохшего старика. Очень уж хотелось тому хоть раз в жизни увидеть белых людей, а сам ходить он был уже давно не в состоянии. Любознательного патриарха молодежь несла по очереди - дело было летом, собачий и олений транспорт бездействовал. Когда один юноша уставал, его заменял другой, и так проделали они вместе путешествие, затянувшееся на несколько дней. "И все, - отмечает Г. Майдель, - находились в самом лучшем расположении духа" [54, с. 520]. Нет, никогда не может быть растрачен жизненный запас!

Сущность этики

Знатный чукча Амвраоргин в первой половине XIX века снискал большое уважение у всех своих близких и дальних за необыкновенное искусство фехтовать копьем. Высокий, стройный, сильный, он обладал выдающимися умственными и нравственными достоинствами. В шестидесятых годах, когда с ним повстречался Г. Майдель, это был уже почтенный старец. Амвраоргина знали все, к его слову прислушивались, с его мнением считались. Покровительство Амвраоргина охраняло царского наместника Г. Майделя и его сопровождающих на тысячекилометровом пути по неведомым землям воинственных дикарей.

Не только сознание своей значимости, нужности людям согревало сердце благородного патриция Чукотки. Не отказывал он себе и в физических радостях. Пусть во владении оружием, в борьбе и беге не мог он уже соревноваться с молодыми, но в гонках на оленьих упряжках опытнейший каюр не соглашался уступать никому. Долгими месяцами готовил он, обучал, тренировал могучих быков. Да и было из чего выбирать владельцу сорокатысячных табунов!

Гонку при закрытии Анюйской ярмарки 1869 года выиграл Амвраоргин. Дистанцию в пятнадцать верст он преодолел за двадцать минут. Рискнув спрямить путь по угловатым глыбам и обломкам, едва прикрытым снегом, он чуть не опрокинулся в бешеной скачке, получил синяк под глазом от камней, летевших из-под копыт, весь был облеплен обледеневшим снегом. На финишном шесте победителя ожидал приз, поставленный самим колымским исправником, - кожаная сума с десятью фунтами лучшего черкасского табака.

Да, были люди среди просвещенных европейцев, понимавшие сущность этики первобытных племен. Но понимание приходило не сразу. Начиналось всегда с попыток растолковать некультурным, недоразвитым туземцам, что образ жизни цивилизованного человека - эталон для дикаря.

Трудно пришлось молодому П.А. Кропоткину, путешествовавшему по Сибири и еще веровавшему в преимущества белой цивилизации, когда он пытался просвещать дикарей, но не мог объяснить им, почему в столь развитом европейском мире люди умирают с голоду, в то время как рядом с ними многие живут в сытости и довольстве. "В каменных домах и сердца становятся каменными", - говорили по тому же поводу русские крестьяне.

Безрезультатность всех его попыток привела будущего теоретика анархии к осознанию необходимости разобраться в самом себе, в своей душе и в своей привычной, некритически воспринимаемой до того жизни. И он понял туземцев и их общество, понял себя и свое общество, и пришел к выводу о более высоком нравственном уровне дикарей. Не учить их, а у них учиться следует князьям, профессорам, ученым и культурным людям [47, с. 110].

И святой Иннокентий тоже прошел через трудные сомнения: "Чем улучшится нравственное состояние дикаря, когда он например узнает, что не солнце вертится вокруг земли, а в то же время не поймет ни цели существования мира, ни цели своего существования? Счастлив ли будет дикарь в быту своем, когда он из звериной шкуры переоденется в сукно и шелк, а в то же время переймет с ними все злоупотребления производителей и потребителей?" [20, с. 315].

Вся философия западной цивилизации построена на том, что если нет материального интереса, то нет и стимула развития, и никакого прогресса вообще не может быть. И цивилизация, сотни лет развивавшаяся под знаменем выгоды, добилась огромных успехов. Просвещенное общество стремилось к богатству, оно его и получило. Вместе с его неотъемлемым приложением - глобальным кризисом.

"Цивилизация столь же агрессивна, сколь и прогрессивна - это позитивное состояние общества, атакующего любое препятствие, подавляющего все более слабое, выискивающего и заполняющего всякую щель как в мире морали, так и в физическом мире, - такой видит западную систему ценностей Л.Г. Морган, - в то же время жизнь индейцев беззащитна, находится в негативном состоянии, лишена жизнеспособности и способности к сопротивлению" [60, с. 236]. Я не понимаю, что же позитивного и прогрессивного увидел Л.Г. Морган в подмеченных им же признаках белой цивилизации и что негативного - в индейских обычаях.

Нравственные качества

Европейцам вовсе не приходилось выискивать никаких щелей - перед ними распахивались настежь любые двери. Открытость и доверчивость "низшей расы", щепетильность и честность ее представителей, их доброта и предупредительность были просто поразительны.

Когда за роскошную шкуру лисы-сиводушки судовой врач военного транспорта "Якут" Н.В. Слюнин передал чукче четыре плитки чаю, то вскорости две плитки ему принесли обратно на борт судна с объяснениями, что русский, наверное, ошибся [84].

Ламуты, не боящиеся с одним ножом в руках идти на медведя, "беззащитны и лишены способности к сопротивлению" не менее, чем свирепые ирокезы. Однажды в конце ХIХ века в Среднеколымск приехал на едва живых оленях туземец. Несколько недель продирался он сквозь тайгу, преодолевал хребты и форсировал реки, чтобы отдать долг. Тридцать пять лет тому назад с купцом не успел расплатиться его дед. Почти все стойбище вымерло от оспы, всего три человека остались в живых. Спасаясь от заразы, они забрались в немыслимую даже для тунгусских племен глушь, но и там, на грани жизни и смерти, не забыли о долге, сделанном два поколения тому назад [34].

И кто бы ни умер, должник или заимодавец, верность договору не имеет срока. На побережье Северного Ледовитого океана сжигали старуху. Примчался на загнанной упряжке чукча и молча бросил в погребальный костер целую папушу черкасского табаку. Чтобы хоть там, на небесах, человек получил то, чем не успел он воспользоваться на земле [34].

"Уговор дороже денег", - есть такая пословица у русских. У алеута уговор дороже жизни. Отец Иннокентий Вениаминов рассказывает: абориген острова Уналашка обещал купцу перевезти на своей лодке его груз, когда тот потребует. Купец назначил срок, но море было очень неспокойное, и островитянин, знакомый с водной стихией не хуже седого моржа, заявил, что выходить в такую погоду означает верную смерть. Русский не поверил, заподозрил уклонение от договора, принялся настаивать. Алеут не счел возможным отказаться, вышел в море и погиб [20].

Широко известным на колымском Севере стал случай, когда местному священнику за связку сушек стоимостью в несколько копеек, съеденную детьми, юкагир Шалугин ежегодно в течение полутора десятков лет выплачивал долг шкурками белок и лисиц, перевозил его грузы и отрабатывал другие повинности, какие только могли прийти в голову представителю высшей стадии цивилизации [17, с. 33].

Но все эти примеры меркнут перед американскими эталонами товарообмена. Остров Манхэттен был куплен у индейцев в начале ХVII века за кучку рыболовных крючков и стеклянных бус стоимостью в 60 гульденов [32, с. 30]. И причиной была, конечно, не коммерческая безграмотность аборигенов, не знавших стоимости плодородных земель или считавших безделушки таким уж несметным богатством. Даже если бы оно было и так, долгом порядочного человека было бы расторгнуть столь грабительскую сделку. Но в том, видимо, и состояла сила западной цивилизации, что цель оправдывала в ее глазах любые средства. А слабость туземцев была равна силе их белых партнеров. У алеутов, например, постыдным считалось торговаться с покупателем и самому назначать цену за свой товар.

Экспансия Чукчей и вымирание других Северных народов

...История будто специально поставила эксперимент на северных народах. Бок о бок, в одних и тех же суровых условиях жили тунгусы, чукчи, юкагиры и чуванцы.

Огромную территорию от Лены до Тихого океана занимали когда-то юкагиры. Дым от костров их стойбищ, по преданию, затмевал солнце, и даже ворон стал черным после того как пролетел сквозь этот дым. Но вот юкагиры соприкоснулись с цивилизацией. И уже в 1789 году И. Биллингс констатировал: "Юкагирский народ чувствительно переводится, и в короткое время поколение сие пропадет совершенно" [11, с. 21]. Нет нынче "земли юкагиров". Приполярная перепись 1926 года учла лишь 443 человека, считавших себя принадлежащими к этому народу [90].

Прямо противоположную эволюцию проделали чукчи. Владения их резко расширились с первой половины ХVII века до начала ХХ века. Ни одна перепись не зафиксировала падения их численности.

В чем причина различий в судьбе чукотского и юкагирского народа? Юкагиры "принялись подражать во всем россиянам, (и вымерли) живущим около их страны, - пишет И. Биллингс, - выключая только то, что женский пол не позволяет волосу расти нигде на теле" [11, с. 21]. О самобытных чертах культуры юкагиров сейчас трудно говорить, меланхолически констатирует в 1958 году "Этнография народов СССР" [90, с. 523]. Параллельно с утерей народных традиций, обрядов и навыков происходило постепенное забвение языка.

Чукчи не подражали никому, они оставались самими собой. Начиная с первых десятилетий ХVIII века, кочевые орды распространялись, как газ, который расширяется, пока не встретит сопротивления стенок сосуда. Ранее они занимали небольшую территорию на Чукотском полуострове и левобережье Анадыря, со временем их табуны и стойбища докатились по Анюям до Колымы, переправились через реку и заняли Большую Западную тундру. Далее горизонты им закрыли якуты. Перейдя на юг от Анадыря, чукчи принялись теснить коряков и эвенов, дошли до бассейнов Апуки, Пахачи и Вывенки, а на охотоморском побережье были остановлены под Гижигой. Но места на одном континенте им не хватало; на своих кожаных байдарах переправлялись они через Берингов пролив и возвращались назад с добычей и пленными.

В составе России чукчи сохранили не только свободу, но и культуру, язык, и даже распространили свое влияние на окружающее население. Племена, которые не обрусели, отмечает начальник уезда, те "очукотились" [39]. Образ жизни хозяев здешней земли перенимали даже русские. У В.Г. Богораза есть рассказ "Олька-оленщик" об одном таком "перерожденце", мещанине Алексее Казанове.

Чукотский язык, по мнению Н.Ф. Каллиникова, играл роль языка межнационального общения, примерно как французский в Европе. И уж, конечно, не терял он позиций в своей стихии.


Чуванцы оказались столь же подвержены влиянию западной цивилизации, как и юкагиры. Они растворяются среди окружающих народов, ассимилируются, теряют язык и культуру, констатировали исследователи в XIX веке. "Это племя ныне почти не существует, оно частью совершенно обрусело, частью вымерло", - такое печальное заключение можно прочитать в статистическом отчете о племенном составе населения Сибири, составленном С.К. Паткановым в 1912 году [68, с. 110].

Покорность судьбе, воздержание от брака, потеря энергии, активности, сопротивляемости распространялись среди самых "цивилизованных" туземцев. Жизненный тонус народа понижался. Многое из того, что раньше обеспечивало их существование, стало для них недоступным, непосильным. Чукчи охотились на диких оленей, которые были им не так уж и нужны, а юкагиры, регулярно голодавшие, - нет. Защитные реакции организма исчезали.

Но ведь это и есть самый настоящий иммунодефицит, угрожающий ныне здоровью всей планеты. Причем синдром иммунодефицита для чуванцев и юкагиров оказался приобретенным в качестве приложения к "европейским" потребностям.

Совместить несовместимое, привить аборигенам навыки европейской культуры пытались на той стороне Берингова пролива.

"В 1890 г. д-р Джаксон обратил внимание на вымирание аляскинских туземцев на почве голода, ввиду хищнического истребления американцами моржей, и поднял вопрос о ввозе чукотских оленей для раздачи их эскимосам. Американское правительство вначале отказалось ассигновать нужные средства. На помощь пришла частная жертвенность, и в 1891 г. на собранные подпиской 2 145 долларов было куплено и благополучно доставлено морем 16 гол. оленей. В следующем году конгрессом вопрос о ввозе оленей разрешился удовлетворительно, и начался интенсивный ввоз оленей не только с Чукотского и Охотского побережья, но и из Норвежской Лапландии" [69, с. 5].

Началась и переквалификация морских зверобоев в оленеводов. Поначалу за табунами ходили чукчи, а у них, как подпаски, учились местные жители. По мере освоения пастушеской науки аборигены брали дело в свои руки. Пастбищ хватало, олени попали на американском континенте в привычные условия, поголовье росло - сначала медленно, а потом все с большим и большим ускорением. Ежегодный прирост достигал 33% [39].

В 1902 году оленей было уже 1280 голов, в 1905-м 10 000, в 1920-м 200 000, и в 1927-м 351 000 голов. Большую помощь оленеводству оказала американская наука. Была проделана серьезная селекционная работа, в том числе по скрещиванию домашнего оленя с диким, проведены исследования по улучшению кормовой базы и борьбе с эпизоотиями, организованы новые выпасы вблизи рек и железных дорог, модернизированы методы кастрации и ловли оленей. "По заявлению Гамильтона, главы Аляскинского бюро народного образования, в течение одного поколения оленеводство продвинуло эскимосов из одной стадии цивилизации в другую; оленеводство дало эскимосам твердую экономическую базу" [43, с. 81].

А далее... В тридцатые годы поголовье оленей составило 700-800 тысяч голов, причем оленеёмкость территории позволяла увеличить стадо до 2-3 миллионов. Тем не менее в 1942 году на Аляске насчитывалось 27 тысяч оленей. В качестве причины этого неожиданного поворота была названа нехватка кадров [35].

Вот так провалился "большой скачок". Американцы думали об увеличении производства мяса, а что при этом они фактически создавали искусственную народную культуру, им и в голову не приходило.

А вот еще один результат межкультурного сотрудничества. О жизни в приполярном поселке Иглулик нынешних эскимосов-инуитов, бывших охотников на морского зверя, пишет эскимос Брайен Александер: "Здесь всегда в изобилии свежие овощи, фрукты, ... витрины пестрят всевозможными супами в пакетах, печеньем, бисквитами, газированными напитками... В школе, где учатся 300 учеников, установлены 22 компьютера. Телевизоры и видеомагнитофоны почти в каждом доме. Но, с другой стороны, инуиты на собственной шкуре почувствовали: "благотворители" диктуют им, как жить.

Инуиты оказались в ловушке между двумя мирами. И выбраться из нее не так уж легко. Особенно это ощутила молодежь. Оторванные от корней, от своей естественной среды, проучившись восемь лет в школе, забыв традиции, накопленные предками, забыв родной язык, молодые инуиты нередко оказываются "лишними людьми", выброшенными на улицу. Очень немногие из них находят себя - прежде всего те, кто занимается сейчас традиционными промыслами, работая в общине. В основном же инуиты заняты на черных, малооплачиваемых работах. Почти половина населения, в большинстве своем молодежь, безработные и живут на правительственные пособия. С одной стороны, они понимают, что власти не могут обеспечить их всех работой. С другой - не хотят или не могут вернуться к традиционному образу жизни предков. Отсюда чувство неполноценности, неравенства, отчужденности. Хронически заниженная самооценка обращает их к наркотикам и зачастую приводит к самоубийствам. Алкоголизм, распространенный по всему Северу, не обошел и этот уголок" [1, с. 5].

Природу не надо поправлять, ей надо доверять.
Ну и какими вырастают дети в обстановке вседозволенности и своеволия?
Распущенными эгоистами и индивидуалистами?

Грудного младенца там было принято погружать по горло в ванну ледяной воды под ближайшим водопадом.

и - горе неудачнику, если он споткнется или снизит скорость! В обратный путь его пускали впереди упряжки, правда, с некоторой форой во времени, и он должен был вернуться домой раньше оленей.

приучали ходить по снежной целине, не замечая неудобств и тяжести плетеных ракеток-снегоступов. Потом к ним привязывали тяжелые камни и заставляли бегать, бегать и бегать до изнеможения, пока мальчишка не приобретал легкости и непринужденности движений.

Ничего себе своеволие и вседозволенность!

Система воспитания у кочевников существовала, и была она очень четкой и продуманной. К будущей счастливой жизни на лоне природы, но ведь не в тепличных же условиях, а в обстановке почти что Антарктиды, готовили подрастающее поколение заботливо и твердо.

И ни какой вседозволенности.

Трудно пришлось молодому П.А. Кропоткину, путешествовавшему по Сибири и еще веровавшему в преимущества белой цивилизации, когда он пытался просвещать дикарей, но не мог объяснить им, почему в столь развитом европейском мире люди умирают с голоду, в то время как рядом с ними многие живут в сытости и довольстве.

В Сибири маленькая плотность населения, людям хватает охоты и рыбалки.
Эту еду(плодородие и охота) легко посчитать на калькуляторе.

Joker писал(а):В Сибири маленькая плотность населения, людям хватает охоты и рыбалки.
Эту еду(плодородие и охота) легко посчитать на калькуляторе.

Прикольно, но у людоедов Новой Гвинеи всё то же самое.

Прикольно, но у людоедов Новой Гвинеи всё то же самое.

Нет, у них еда и климат другие.

Joker писал(а):

Прикольно, но у людоедов Новой Гвинеи всё то же самое.

Нет, у них еда и климат другие.

бых! Но отношения то теже! И форма "политического" взаимодействия схожая

бых! Но отношения то теже! И форма "политического" взаимодействия схожая

Нихуя себе теже, если друг-друга едят.

Joker писал(а):

бых! Но отношения то теже! И форма "политического" взаимодействия схожая

Нихуя себе теже, если друг-друга едят.

Так это ритуальное, а не от голода

noname

Так это ритуальное, а не от голода

Типа как у Сталина
Отношения возникают только тогда, когда они помогают выживать. Ресурсы или предмет выживания в Новой Гвинее и Сибири разные.

Деревня Бонгу сто лет спустя
(ред.- или оптимистичная повесть о том, как частное право пожирает бывших дикарей)

Н. Н. Миклухо-Маклай, взглянув на современные дома, не узнал бы Бонгу. В его время в хижинах были земляные полы, а сейчас они стоят на сваях. Стала несколько иной форма крыш. Из хижин исчезла важная деталь старого быта папуасов — нары для еды и спанья. Эти нары были необходимы в прежнем доме, теперь же надобность в них отпала, их заменил пол из расщепленных бамбуковых стволов, который возвышается метра на полтора над землей. Это мы замечаем сразу, с первого взгляда. А сколько еще новых предметов вошло в жизнь? Только строгий реестр всех вещей правильно отразит соотношение нового и старого.

Бонгу, как и во многих районах Новой Гвинеи, вторым родным языком папуасов стал пиджин-инглиш — приспособленный к меланезийской грамматике английский язык. С точки зрения англичанина, это варварское искажение английского языка, приправленное примесью папуасских слов, тем не менее пиджин широко в ходу и на других островах Меланезии, и на нем уже возникла обширная литература. В Бонгу пиджин-инглиш знают и женщины, и дети. Мужчины предпочитают говорить на нем, когда речь заходит о важных делах, об отвлеченных предметах. «Это наш большой язык», — пояснил мне роль пиджин-инглиш один из папуасов. Почему большой? Потому что местный диалект этой деревни действительно очень «маленький» язык: на нем говорят только в Бонгу; в каждой из окрестных деревень свои наречия, непохожие друг на друга.

Сто лет назад папуасы сидели на нарах или прямо на земле, поджав под себя ноги. Сейчас они предпочитают сидеть как европейцы, на возвышении, будь то табурет, чурбан или скамейка.

В каждом папуасском доме можно увидеть и лист железа, благодаря которому, безбоязненно разводят огонь на тонком бамбуковом полу. Судя по форме этих железных листов, они скорее всего изготовляются из бочек для бензина.

Предметы фабричного производства, появившиеся в домах жителей Бонгу, сами по себе для этнографа не интересны, но за ними стоит более важное новшество в жизни папуасов — деньги: ведь теперь приходится платить деньгами и за глиняные горшки, которые по-прежнему привозят из деревни Бил-Бил (сейчас она на побережье, а не на островке Били-Били). Деньгами платят и за деревянные блюда — табиры. Папуасы хорошо знают, что такое деньги. Услышав (и слегка удивившись), что в СССР не ходят австралийские доллары, папуасы попросили показать им советские деньги. Деньги были разложены на бревне, выброшенном прибоем на песчаный берег; все подходили к бревну и внимательно разглядывали их.

Приобретают папуасы, как правило, вещи первой необходимости — металлические орудия, ткани, одежду, керосиновые лампы и карманные электрические фонари. Предметов, которые в местных условиях выглядят роскошью (наручные часы, транзистор), очень немного. Тем не менее среди хижин Бонг уже стоят три лавочки, которые содержат сами папуасы. Откуда же берут папуасы деньги и для уплаты налога, и для платы за обучение, и чтобы купить нужные вещи в местных лавчонках?

Но по ту сторону дороги, будто за границей, разделяющей два мира, на обширном лугу, обнесенном изгородью из жердей, набирается сил новая отрасль деревенского хозяйства: среди сочной травы у подножия холма пасутся коровы. Эта привычная для русского глаза картина чужда древним традициям Берега Маклая. Впервые сюда привез корову и бычка Миклухо-Маклай.

Папуасы помнят рассказы о появлении в деревне первых животных, которых их деды приняли за «больших свиней с зубами на голове» и хотели сразу же убить и съесть; когда же бычок разъярился, все бросились наутек.

Но попытка Миклухо-Маклая не удалась, и коровы завезены сюда вновь недавно, по инициативе австралийской администрации, заинтересованной в поставках мяса в центр округи, порт Маданг. Хотя стадо принадлежит папуасам, все мясо они продают в Маданг и даже молока коровьего не пьют

Другой источник денег — мякоть кокосового ореха. Ее сушат и продают скупщикам в Маданге. Ради сохранности кокосовых пальм жители Бонгу добровольно отказались от домашних свиней, ведь прожорливые свиньи портят молодые всходы кокосов. Прежде свиней было много (по описаниям Миклухо-Маклая, они бегали за женщинами по деревне, как собаки). А теперь я увидел только одного поросенка, сидевшего под хижиной в клетке. Так новшества в экономике частично видоизменили традиционное хозяйство папуасов.

— А в любом месте можно разбить огород? — спрашиваем мы Кокала. Для нас, этнографов, этот вопрос очень важен.

И тут мы слышим то, чего не знал (ред. - да и не мог знать)[b] Миклухо-Маклай. Вся земля вокруг деревни поделена между кланами, из которых состоит население Бонгу. На земле клана, в свою очередь, выделены участки для семей, и хозяева могут устроить огород только на своем участке.
— За семьей навсегда закреплен один и тот же кусок земли?

— Да. От дедушки я слышал, что в его время были какие-то переделы участков внутри клана, но это было давно. И когда клан Гумбу переселился в Бонгу, забросив свою деревню Гумбу, он совсем не получил земли на новом месте, его огороды остались на прежних местах.

— Заготовлять дрова можно только на своем участке или далеко в лесу, — заметил Кокал.

Вокруг деревни нет ни одного дерева, которое никому бы не принадлежало, и, поднимая с земли упавший кокосовый орех, вы посягаете на чужую собственность.

Казалось бы, с появлением денег древняя коллективная форма собственности должна исчезнуть. Но в жизни не всегда случается то, что должно быть в теории. Вот вам пример: стадо коров, приносящее доллары, принадлежит всей деревне! Деревня сообща владеет и большим участком, засаженным кокосовыми пальмами. Деревенский сход решает, как распорядиться вырученными за мясо или копру деньгами. Однако человек, который нанимается работать на плантации к австралийцам, остается полноправным хозяином своего заработка. [b] (ред.- а вот и русская община прорисовалась )