Православие и нацизм

Trinity

04-01-2011 14:35:42

Православие и нацизм Изображение


Национал-социализм и деятельность православных Церквей


Скрытый текст: :
Первые контакты русской эмиграции с Гитлером относятся к началу 1920-х годов. Для многих эмигрантов Третий рейх представлялся единственной реальной силой, способной сокрушить советский режим. Вместе с тем, ряд исследователей[13][14][15] разной мировоззренческой ориентации соглашается с тем, что «Германский фашизм был не менее враждебен христианству и особенно Русской Православной Церкви, чем советский коммунизм.

Тем не менее их столкновение, приведшее к оккупации германской армией значительной части территории СССР приблизительно с одной третью населения страны, создало особые условия, сыгравшие решающую роль в судьбе Русской Православной Церкви»[16].

Православие рассматривалось национал-социалистами как важный инструмент борьбы против своих политических противников и повышения своего авторитета в странах с преимущественно православным вероисповеданием (СССР, Румыния, Болгария, Греция). В свою очередь, воинствующий антибольшевизм фашистов был положительно воспринят рядом православных иерархов белоэмигрантской среды[17].

В течение 1920-30-х годов национал-социалисты предприняли ряд мероприятий для сближения с православием в Германии. Рейхсминистерство религиозных культов поддержало Германскую епархию Русской зарубежной церкви (РПЦЗ), находившейся в оппозиции к Московскому Патриархату, и предоставило ей государственный статус «корпорации публичного права», имевшийся только у лютеран и католиков.

В 1938 году нацисты финансировали строительство в Берлине нового кафедрального собора Воскресения Христова РПЦЗ на Гогенцоллерндамм, а также капитальный ремонт 19 православных храмов. При этом, храмы другой русской православной юрисдикции — Западноевропейского экзархата русских приходов — были конфискованы и переданы РПЦЗ[17].

Первоиерарх РПЦЗ митрополит Анастасий (Грибановский) в благодарственном письме писал министру Гансу Керлу: «В то время, когда Православная Церковь на нашей Родине подвергается беспрецедентным преследованиям, нас особенно трогает внимание Германского правительства и ваше лично, пробуждает в нас чувство глубокой благодарности германскому народу и его славному вождю Адольфу Гитлеру и побуждает нас к сердечной молитве за его и германского народа здоровье, благополучие и о Божественной Помощи во всех их делах»[18].

Вместе с тем, в отношениях нацистов и православной церковью имели место и трения: так, в 1938 году, немцы потребовали от Синода РПЦЗ отзыва берлинского архиепископ Тихона (Лященко) по обвинению в сочувствии к евреям.

После начала Второй мировой войны и оккупации Польши немецкие власти передавали Польской Православной Церкви церковное имущество, отобранное ранее польскими властями, а также поддержали открытие в Вроцлаве православного богословского института[17].

После первых успехов в ходе Второй мировой войны гитлеровское руководство, надеясь на быструю победу, свернуло поддержку православных церквей в Европе. При занятии Югославии и нападении на СССР в 1941 году руководство РПЦЗ во главе с митрополитом Анастасием, располагавшееся в Сербии, подверглось преследованию и обыскам. Во время захвата немцами Бельгии весной 1940 брюссельский архиепископ Александр (Немоловский) был арестован гестапо и был «выдан на поруки» только Германскому архиепископу Серафиму (Ляде). Репрессиям подверглись и высшие иерархи Сербской Церкви (включая Патриарха Гавриила)[19].

В начале войны многие русские эмигранты считали Третий рейх меньшим злом, чем сталинский режим, и приветствовали начало войны между СССР и Германией[19]. Тем не менее, руководство РПЦЗ не было единодушным в этом вопросе. Митрополит Анастасий, высказывавший по некоторым случаям вместе с другими представителями РПЦЗ поддержку германскому правительству[17][20], воздержался от предложений об издании какого-либо послания в связи с нападением Германии на СССР (см. подробнее). Вскоре после окончания войны митрополит Анастасий заявил, что Архиерейский Синод РПЦЗ «никогда не предписывал молитв о „победах Гитлера“ и даже запрещал их, требуя, чтобы русские люди молились в это время только о спасении России»[21].

Руководство РПЦЗ желало использовать начавшуюся войну с СССР для возрождения церковной жизни в России. Начиная с 26 июня 1941 года митрополит Анастасий неоднократно обращался в Берлин с предложениями о создании на оккупированной территории СССР своего церковного управления, но не нашёл поддержки у германского руководства из-за противодействия Министерства восточных территорий, возглавлявшегося Альфредом Розенбергом[19].

Вторжение Германии в СССР приветствовал парижский иерарх РПЦЗ митрополит Серафим (Лукьянов): «Да благословит Всевышний великого Вождя Германского народа, поднявшего меч на врагов самого Бога… Да исчезнут с лица земли масонская звезда, серп и молот»[17].

[править] На оккупированных территориях

Митр. Сергий (Воскресенский) и монахи Псковско-Печерского монастыря (РПЦ) с офицерами СС. 1941 годВ позиции немецких властей на оккупированных территориях СССР сочетались взаимоисключающие подходы. С одной стороны, рейхсминистр Альфред Розенберг стремился к возрождению на подконтрольных Германии территориях религиозных групп, в том числе православия, с помощью создания автономных и неподотчетных друг другу церковных структур, исключая возможность возникновения единой мощной церковной организации.[22] Гитлер следующим образом выразил своё мнение:

Мы должны избегать, чтобы одна церковь удовлетворяла религиозные нужды больших районов, и каждая деревня должна быть превращена в независимую секту. Если некоторые ... захотят практиковать черную магию ... мы не должны ничего делать, чтобы воспрепятствовать им. ... наша политика на широких просторах должна заключаться в поощрении любой и каждой формы разъединения и раскола[23]

С другой стороны, нацистскому руководству и генералитету Вермахта на оккупированных территориях предпочтительнее было существование единой православной церкви, хотя бы в каждом из регионов (Прибалтика, Украина). Более того, на совещании в рейхсминистерстве восточных земель 20 июня 1942 было принято решение, что для оккупационных властей выгодно объединение всех православных вокруг московского экзарха с целью выселения их после войны в рейхскомиссариат «Москва»[17].

На оккупированных территориях по инициативе населения и часто при поддержке немецкого командования к храмовому богослужению возвращались тысячи приходских и монашеских общин, в советское время ушедших в подполье[24]. Некогда закрытые храмы впервые за долгие годы были отреставрированы и переполнены молящимися.

На оккупированных территориях одно время оказалось больше действующих храмов, чем во всей остальной Советской России[25][26], что во многом способствовало изменению отношения советской власти к Русской Церкви, которая из гонимой к середине войны превратилась в возрождающуюся.

Вместе с тем, в Прибалтике произошло расширение территории Русской Православной Церкви и укрепление власти митрополита Сергия (Воскресенского). Попытки иерархов Латвии и Эстонии о создании автономных церквей были пресечены гитлеровским руководством. Оккупационные власти разрешили митрополиту Сергию сохранить каноническую связь с Патриархией, заключавшуюся в возношении имени Местоблюстителя на богослужении.

В Белоруссии немецкие власти сделали ставку на создание национальной белорусской автокефальной церкви, опираясь здесь на белорусских националистов, приехавших сюда из Чехии и Польши. Несмотря на это, в марте 1942 митрополитом Минским и Белорусским был избран архиепископ Пантелеймон (Рожновский), который смог сохранить каноническое подчинение большей части белорусских православных Москве. После освобождения Белоруссии советскими войсками белорусские архиереи во главе с Пантелеймоном уехали в Германию, где примкнули к РПЦЗ.

На Украине фашисты лавировали на противоборстве нескольких православных церквей, попеременно поддерживая их. За время немецкой оккупации на территории Украины было открыто 5400 храмов и 36 монастырей были организованы пастырские курсы.

Православная церковь вела активную деятельность на оккупированных территориях РСФСР. Только в Смоленской области было открыто 60 храмов, в Брянской и Белгородской не менее 300, Курской — 332, Орловской — 108, Воронежской — 116. Значительную активность проявляла Псковская Миссия[17].

Всего за три года оккупации было восстановлено более 40 % от дореволюционного количества церквей. В советской литературе говорится о 10 тысячах храмов. Кроме того, было воссоздано около 60 монастырей — 45 на Украине, 6 — в Белоруссии и 8-9 — в РСФСР.[13]

[править] Псковская православная миссия
Псковская православная миссия действовала в годы Великой Отечественной войны на оккупированной немецкими войсками территории Северо-Западных епархий России: Санкт-Петербургской, Псковской и Новгородской, а также Прибалтики. Инициатором создания Миссии был митрополит Виленский и Литовский Сергий (Воскресенский). В условиях немецкой оккупации он сумел сохранить каноническое единство Прибалтийских епархий с Русской Православной Церковью. Основу Псковской миссии составили русские священники из Рижской и Нарвской епархий[27][28][29].

18 августа 1941 года в этот город прибыли первые 14 миссионеров-священников, среди которых были как выпускники православного Богословского института в Париже, так и деятели Русского Христианского Союза[22]. В новооткрытых храмах за богослужениями поминали митрополита Ленинградского Алексия (Симанского), в чьей епархии служили миссионеры, подчеркивая, что миссия — часть Русской Церкви. Один из миссионеров, протопресвитер Алексий Ионов, благочинный Островского округа в 1941—43 годах, писал в своих воспоминаниях:

Что немцы — зло, никто из нас не сомневался. Ни у кого из нас не было, конечно, никаких симпатий к завоевателям «жизненного пространства» нашей родины. Глубокое сострадание и сочувствие к бедствующему народу, нашим братьям по вере и по крови, — вот что наполняло наши сердца[30].

Значительным церковным событием того времени была передача Церкви Тихвинской иконы Божией Матери. Икона была спасена из горевшего храма в Тихвине при участии немецких солдат и передана Церкви немцами.

Особое внимание священники-миссионеры уделяли духовной помощи военнопленным — в ряде лагерей удалось открыть храмы[29]. Также для военнопленных собирались пожертвования, одежда. Миссия заботилась и о сиротах. Стараниями прихожан был создан детский приют при храме св. Димитрия Солунского в Пскове для 137 мальчиков и девочек в возрасте от 6 до 15 лет. Ради возрождения религиозной жизни в регионе священство стало выступать в радиоэфире: еженедельные передачи шли из Пскова[22].

Trinity

04-01-2011 14:45:52

...Приходская жизнь проходила под двойным контролем. С одной стороны, деяния миссионеров-священников курировали оккупационные власти, а с другой — советские партизаны. Отчет начальника миссии о. Кирилла Зайца немецкому руководству отмечал противоречивость имевшихся сведений: «По словам одних, партизаны считают священников врагами народа, с которыми стремятся расправиться. По словам других, партизаны стараются подчеркнуть терпимое, и даже благожелательное, отношение к Церкви и, в частности, к священникам». Немецкую администрацию интересовало особо, верит ли народ агитационным сообщениям об изменении церковной политики и как он на эти сообщения реагирует. Письменные сообщения стали поступать в Управление Миссии регулярно. Содержание их было разнообразным[22].
Скрытый текст: :
Крупные осложнения с оккупационными властями начались у Экзарха осенью 1943 года: немцы настаивали на непризнании каноничности избрания Архиерейским Собором в Москве в сентябре 1943 года Сергия (Страгородского) Патриархом. Оккупационные власти настаивали на проведении конференции с обязательной резолюцией против Патриарха. Но Экзарх в проекте резолюции не назвал даже имя Первосвятителя, не говоря уже об отмежевании от Московской Патриархии.[22] 28 апреля 1944 года экзарх митрополит Сергий был убит. Машина, в которой он ехал по пути из Вильнюса в Ригу, была расстреляна на шоссе близ Ковно людьми в немецкой военной форме. С ним были убиты его шофер и двое сопровождавших. Осенью 1944 года началось восстановление советской власти в Прибалтике. Все сотрудники миссии, кроме нескольких, сбежавших на Запад, были арестованы органами НКВД. Им инкриминировалось сотрудничество с оккупационными властями. Многие из них были отправлены в трудовые лагеря, большинство тех, кто дожил до освобождения, вернулись в родные места, где возобновили свое служение[29].

В 2010 году Владимиром Хотиненко был снят художественный фильм, рассказывающий историю священника Псковской миссии.

из Вики

Сразу после прихода к власти Гитлер запретил организации, поддерживающие свободу вероисповедания (такие как немецкая Лига Вольнодумцев)[5] и организовал «движение против безбожников». В 1933 году он заявил: «Мы начали борьбу против атеистического движения, и она не ограничилась несколькими теоретическими декларациями: мы его искореняли»[6]

Данные обстоятельства не помешали Гитлеру провести своеобразную реформу христианского вероучения на территории Германии. Институт, основанный по приказу Гитлера, переписывал библейские тексты, уничтожая все упоминания об особой роли еврейского народа. По версии Гитлера, Христос был проповедником арийских идей. В мае 1939 года по приказу фюрера в Айзенахе был основан теологической институт по вопросам «деевреизации». Его сотрудники редактировали церковные тексты, вычеркивая «неарийские» пассажи. Десятки печатных трудов института были опубликованы огромными тиражами. Немецкий церковный архивариус Хансйорг Бусс обобщил для газеты эти сомнительные достижения гитлеровских приспешников. «Немцы с Господом — немецкая книга веры»: обновленная версия священного писания содержала 12 заповедей вместо десяти.

Два дополнительных предписания: «Содержи кровь свою в чистоте» и «Чти вождя и учителя твоего». В новом издании псалмов еврейское имя Бога было заменено на «спаситель страждущих». В издании 1940 года сказано: «Евангелический Иисус может стать спасителем только нашего немецкого народа, потому что он не воплощает идеи еврейства, а беспощадно борется с ними». «Немецкий народ боролся против разрушения своей жизни и сущности евреями», — пишет директор института Вальтер Грундманн. Гитлер лично подписывает указ о присвоении ему профессорского звания. И наконец, предки Иисуса, по мнению нацистов, пришли с Кавказа, следовательно спаситель никак не мог быть евреем.

Trinity

04-01-2011 16:36:07

Виталий Викторович СИДОРЕНКО ( Казанская духовная семинария )

http://kds.eparhia.ru/publishing/sobese ... /continue/


Адольф Гитлер и русская эмиграция

«...если правительство германского Рейха пожелает
привлечь русские православные церкви к сотрудничеству
в борьбе с коммунистическим безбожным движением...,
то правительство Рейха найдет с нашей стороны
полное согласие и поддержку».
митр. Евлогий (Георгиевский), октябрь 1937 г.
Скрытый текст: :
Изображение


На выборах в Германии в январе 1933 года Гитлер получил 11,7 млн. голосов, социал-демократы - 7,2 млн., коммунисты - 6 млн.3 . Помимо экономического кризиса и чувства национального достоинства, способствовавших приходу Гитлера к власти, существенную роль в победе нацистов сыграло и то обстоятельство, что национал-социализм стал ответной реакцией на наступление коммунизма. Не сумев зажечь пожар мировой революции, большевики, тем не менее, спровоцировали развитие националистических движений по всей Европе (особенно в Германии и Италии). Хотя движения эти провозглашали себя защитниками европейской цивилизации от «иудо-большевизма», они мало чем отличались от большевиков. И Гитлер, и Муссолини в своих «преобразованиях» руководствовались ленинским «рецептом»: единая обязательная идеология; возглавляемая вождем единая партия, направляющая общество; террор политической полиции; контроль партии над армией и средствами массовой информации; центральное управление экономикой.

Однако, несмотря на столь очевидное родство европейских тоталитарных режимов с советским, именно с личностью Адольфа Гитлера русская эмиграция, в массе своей, связывала надежды на сокрушение большевизма и на скорейшее свое возвращение в Россию. Надежды на «крестовый поход» против большевизма охватили даже тех русских эмигрантов, которые начали было терять веру в то, что их разлука с Россией - явление вынужденное и временное.

Вряд ли будет справедливым делать из такого отношения к Гитлеру выводы о симпатиях русского рассеяния к его «новому порядку». Просто в 30-е годы Третий Рейх представлялся единственной реальной силой, способной сокрушить советский режим. По поводу способностей к этому западных демократий русская эмиграция иллюзий не питала. К тому же, были еще живы обиды, связанные с объемом и характером западной помощи Белому движению во время гражданской войны в России. Не добавила себе уважения демократическая Европа и своим признанием советской власти посредством установления дипломатических отношений с СССР.

Примечательно, что первые контакты русской эмиграции с Гитлером относятся к началу 20-х годов.4 Посредником в этих контактах был Альфред Розенберг. Родившийся в Российской империи, учившийся в Киевском университете и служивший в русской армии во время I мировой войны, Розенберг по-русски говорил лучше, чем по-немецки. В окружении Гитлера он сыскал славу лучшего специалиста по России и «русской душе», и именно ему была доверена разработка расовой теории в нацистской идеологии. Возможно, что именно он убедил Гитлера в целесообразности заигрывания с Русской Православной Церковью на территории Германии. Так, в 1938 году нацисты построили в Берлине православный кафедральный собор Воскресения Христова на Курфюрстендамм и финансировали из имперской казны капитальный ремонт 19 православных храмов.

Кроме того, по указу Гитлера от 25.2.1938, русские приходы подчинявшиеся митрополиту Евлогию (Георгиевскому), были переданы под юрисдикцию Германской епархии Русской Православной Церкви Заграницей (далее - РПЦЗ).5 Цитируемый здесь проф. Поспеловский склонен несколько драматизировать это событие, выставляя его одним из краеугольных камней церковно-эмигрантского раскола. Необходимо все же учитывать, что конфронтация между карловацким Синодом и митр. Евлогием началась задолго до прихода Гитлера к власти и носила все-таки церковно-административный, а не богословский и не политический характер. Справедливым будет так же отметить, что только 6% русских эмигрантских приходов находились под юрисдикцией митр. Евлогия, а остальные 94% подчинялись Зарубежному Синоду.6 Даже исходя только из элементарной арифметической логики, вряд ли будет справедливым говорить о «раскольничьих устремлениях карловчан».

Вероятно, подобной же логикой руководствовался и Гитлер, пожелавший «централизовать» православные приходы на территории Рейха, а потому подчинивший евлогианское «меньшинство» синодальному «большинству» (было бы странно, если бы он сделал наоборот). Во всяком случае, ничто не указывает на то, что это решение было пролоббировано Зарубежным Синодом. Да и не могло быть у него никакого лобби в окружении фюрера. В истории с евлогианскими приходами Гитлер был движим идеей централизовать, все что только можно, для облегчения контроля над религиозными организациями.7 Для достижения этой цели он создал Рейхсминистерство религиозных культов, предоставил Германской епархии РПЦЗ государственный статус «корпорации публичного права» (каковой имели только лютеране и католики) и передал под юрисдикцию Германской епархии 13 евлогианских приходов. Мнение РПЦЗ по этим вопросам Гитлера интересовало меньше всего.8

Что касается строительства нацистами православного собора и капитального ремонта 19 храмов, то с этим благодеянием связано и благодарственное письмо Гитлеру за подписью тогдашнего первоиерарха РПЦЗ митрополита Анастасия (Грибановского). Письмо это впоследствии послужило поводом для многочисленных спекуляций со стороны советской антирелигиозной пропаганды и (как это не прискорбно) ряда церковных публицистов. Авторы этих спекуляций исходили из самого факта благодарственного письма митр. Анастасия к Гитлеру, заумалчивая причину и дату этого письма.

Нравится кому-то письмо митр. Анастасия или нет, но в данном случае Гитлер выступил как «строитель и попечитель» храмов, и выражение благодарности предстоятелем Церкви за такое благодеяние - явление вполне нормальное и естественное. Учитывая это обстоятельство, искать политическую подоплеку в этом письме вряд ли будет справедливым. Нельзя не учитывать и того факта, что в предвоенном 1938-м Гитлер еще не показал своего подлинного лица и не являлся человеконенавистническим агрессором в глазах мировой общественности. Напротив, он олицетворялся с человеком, честно победившим на выборах и возглавившим правительство, признанное всеми странами мира.

[img]http://storage0.dms.mpinteractiv.ro/media/401/321/5106/4806203/14/12-hitler.jpg?[img]

Как уже отмечалось выше, Гитлер воспринимался русской эмиграцией как противовес безбожному большевизму. Еще в 1921 году Высший монархический совет вел переговоры с Гитлером о возможной помощи в случае его прихода к власти в подготовке духовенства для освобожденной от большевиков России.9 В отличие от лидеров западных демократий, Гитлер не позволял себе выражения «русский коммунизм», предпочитая этому другой термин - «иудо-большевизм». Такая терминология русскую эмиграцию вполне устраивала и не резала ухо. Русофобские места в «Mein Kampf» были мало кому известны, и неудивительно, что даже самые отъявленные русофилы вроде И. А. Ильина призывали русскую эмиграцию «не смотреть на национал-социализм еврейскими глазами».10 Впрочем, вскоре Ильину пришлось посмотреть на национал-социализм «русскими глазами» - в 1938 году гестапо запретило ему выступать с лекциями на территории Рейха, и Ильин вынужден был перебраться в Швейцарию.

Вполне справедливо будет предположить, что проправославные жесты Гитлера носили дипломатическо-пропагандистский характер. Такими жестами можно было снискать себе симпатии в странах потенциальных союзников, в странах с преимущественно православным вероисповеданием (Румыния, Болгария, Греция). 1 сентября 1939 года германский Вермахт взломал польскую границу. II мировая война началась...

Несмотря на то, что Гитлер выступил как откровенный агрессор, его нападение на Польшу серьезно не отразилось на восприятии его русской эмиграцией. Национал-шовинистическая деятельность польского правительства не вызывала симпатий у православных, для которых, по выражению прот. В. Цыпина, «Польша оказалась злой мачехой».11 Перед войной в Польше было воздвигнуто настоящее гонение на Православную Церковь: духовенство бросали в тюрьмы, а приходы закрывали. За один только 1938 год в Польше было закрыто 114 православных храмов.12 Это обстоятельство позволило нацистам после оккупации Польши сделать еще один проправославный жест. Началось повальное возвращение православным отобранных у них приходов. Как писал журнал «Церковная жизнь», «...православное население встречает доброжелательное отношение со стороны немецких властей, которые по первой просьбе населения возвращают ему отобранное поляками церковное имущество».13 Помимо этого, при поддержке германских властей в Вроцлаве был открыт православный богословский институт.14

Однако большинство православного населения разгромленной Польши оказалось на территориях, вошедших в состав СССР. Около 4 млн. православных христиан15 оказались под властью режима, в сравнение с которым прежний польский был верхом либерализма.

Неудивительно, что, когда Англия и Франция объявили Германии войну, русская эмиграция, в массе своей, осталась к этому равнодушной. Весьма показательным примером может служить тот факт, что даже после оккупации немцами Франции во французском Сопротивлении приняло участие лишь несколько сот русских эмигрантов.16 И хотя Гитлер «подмочил» свой имидж «защитника православия» своим нападением на Югославию и жестоким обращением с сербским населением, на ожидании «крестового похода против большевизма» это серьезно не отразилось.

Следует отметить, что отношения Православной Церкви с нацистскими властями далеко не всегда были безоблачными. Первое трение возникло в 1938 году, когда Берлинский архиеп. Тихон (Лященко) был обвинен гестапо в сочувствии к евреям: стремясь спасти русских евреев от репрессий, он их крестил и выдавал им свидетельства о крещении.17 Нацисты потребовали от Синода РПЦЗ (находившегося в то время в Сремских Карловцах) отозвать Тихона из Германии, что и было сделано. Новым управляющим Германской епархией стал архиеп. Серафим (Ладе). Однако, несмотря на его немецкое происхождение, натянутость в отношениях с властями сохранилась. Во время захвата немцами Бельгии весной 1940 года Брюссельский архиеп. Александр (юрисдикция митр. Евлогия) оказался арестованным гестапо. Владыке Серафиму пришлось приложить немало усилий, чтобы добиться у нацистов разрешения отдать ему архиеп. Александра (Немоловского) на поруки.18 Случай этот, помимо всего прочего, является и примером того, как быстро разрушались юрисдикционные барьеры в условиях тягот и невзгод военного времени.

Однако эти тяготы и невзгоды, не шли ни в какое сравнение с тем, что переживала Русская Церковь в СССР...

Русская Православная Церковь в СССР накануне войны с Германией

«Мы в сорок первом свежие пласты
Земных богатств лопатами затронем,
И может станет топливом простым
Уран, растормошенный циклотроном.
Наш каждый год - победа и борьба:
За уголь, за размах металлургии,
А может быть - к пятнадцати гербам
Еще гербы прибавятся другие...»
(Газета «Правда», 1 января 1941 г.).



С заявкой на увеличение своей территории СССР вступал в новый 1941 год. К этому времени Советы успели поглотить Литву, Латвию, Эстонию, Бессарабию, Северную Буковину, часть Польши и Финляндии. Крупнейшая в мире армия была сосредоточена в западных областях СССР в ожидании новых «освободительных» походов.

Уже к 1938 году тоталитарный режим в СССР достиг своего наивысшего могущества. Крестьянство было подавлено и ликвидировано как социальная прослойка. Российская интеллигенция была частично уничтожена, частично была вынуждена эмигрировать, а оставшаяся в стране часть - «приручена» большевиками. Террор, вызванный параноидальной шпиономанией и поиском мифической «оппозиции», прокатился по руководящему составу Красной Армии и НКВД. Даже верные «марксисты-ленинцы» из партийных органов подверглись кровавой чистке. В борьбе коммунистического режима за тотальное идеологическое господство «особое обращение» было уготовано религии.

Было бы ошибочным связывать борьбу с религией с определенными правителями советской эпохи. Ненависть к религии заложена в самой коммунистической идеологии. Абсурдно Христианство без Христа и Его учения. Абсурден и коммунизм без его основоположников. А у всех основоположников коммунизма - одно отношение к религии, различающееся только в словесной формулировке: «опиум для народа» (Маркс), «духовная сивуха» (Энгельс), «гнусное труположство» (Ленин). В стране, где лишь одно учение провозглашено «единственно правильным и верным», другому учению нет места. Именно поэтому беспрецедентному гонению подверглись все религиозные конфессии. Так, например, к концу 30-х годов в СССР не осталось ни одной синагоги. Уничтожена была большая часть мечетей. Однако наибольшее гонение было воздвигнуто на Православие, как на религию, определявшую в течение более чем девяти веков государственное устройство, культуру, нравственность и общественное развитие народов России.

В двухтысячелетней истории Церкви Христовой невозможно найти аналог тем гонениям, которые испытала на себе Русская Церковь под большевицким правлением. Христианская Церковь знает гонения язычников, знает гонения императоров-вероотступников, но никогда ей еще не приходилось сталкиваться с гонителями, подобными тем, которые захватили власть в России в ХХ веке. Те, прежние гонения, всегда имели религиозную подоплеку. Столкновение христианина и царя-язычника всегда было столкновением двух различных пониманий Бога и Благодати, столкновением, в котором у христианина была даже иногда возможность переубедить своего гонителя и показать ему его религиозную слепоту. Православные христиане России ХХ столетия столкнулись с совершенно новым типом гонителей, с гонителями, ставящими перед собой задачу уничтожения религии вообще как таковой. Религиозная полемика с ними и догматические споры были совершенно неуместны.

Маркс в «Коммунистическом манифесте» объявил: «Коммунизм отвергает вечные истины, он отменяет религию и мораль».19 Место религии и морали должна была занять коммунистическая идеология, а ее позиции и установки кардинально отличались от христианского вероучения. Как заявили еще в 1927 году заключенные на Соловках православные епископы в своем знаменитом послание к правительству СССР: «Церковь признает бытие духовного начала, коммунизм его отрицает. Церковь верит в Живого Бога, Творца мира, Руководителя его жизни и судеб, коммунизм не допускает Его существования... Церковь верит в незыблемость начал нравственности, справедливости и права, коммунизм считает их условным результатом классовой борьбы и оценивает явления нравственного порядка исключительно с точки зрения целесообразности. Церковь внушает верующим возвышающее человека смирение, коммунизм унижает его гордостью. Церковь охраняет плотскую чистоту и святость плодоношения, коммунизм не видит в брачных отношениях ничего, кроме удовлетворения инстинктов... Церковь хочет процветания религии, коммунизм - ее уничтожения. При таком глубоком расхождении в самих вопросах миросозерцания между Церковью и государством не может быть никакого внутреннего сближения или примирения, как невозможно примирение между положением и отрицанием, между да и нет, потому что душою Церкви, условием ее бытия и смыслом ее существования является то самое, что категорически отрицается коммунизмом».20

Сущность коммунистической власти справедливо охарактеризовал И. А. Ильин: «Мир не видел еще подобного по бесстыдству, по глубине, по объему, по сознательной организованности искушения, - где видимость научного доказательства так соединялась бы с планомерною ложью, где слагалось бы в единство и систему такое своекорыстие с такою злобою; такой подкуп с таким террором; такие биржевые затеи с такою проповедью общности имущества; такое лицемерие с таким цинизмом; такое упоенное кощунство с таким посягательством на мировую власть... И Россия стала полем невиданного по качеству и объему покушения и искушения; искушения - до наготы и до смерти, до последнего унижения, до людоедства, до животности...» .21

Тем не менее, уничтожить Православную Церковь большевикам не удалось. Согласно отчету председателя Союза воинствующих безбожников Емельяна Ярославского, количество верующих в СССР к 1940 году составляло 45-50% от общей численности населения.22 Все это лишний раз говорило о том, что как организм РПЦ продолжала жить, будучи на грани полного разгрома как организация. И все же характер и масштаб этого разгрома был беспрецедентным в ее истории...

Весь правящий епископат состоял из двух митрополитов - Сергия (Страгородского) и Алексия (Симанского), и двух архиепископов - Сергия (Воскресенского) и Николая (Ярушевича). Согласно западным исследованиям, количество уничтоженного православного духовенства к концу 30-х годов колеблется от 42 тыс.23 до 45 тыс. человек.24 Одних только архипастырей с 1917 по 1940 год было уничтожено свыше 250 человек.25

К началу II мировой войны в 25 областях РСФСР не было ни одного действующего православного храма, а в 20 областях функционировало не более чем по 5 церквей. На Украине ни одной действующей церкви не было в Винницкой, Донецкой, Кировоградской, Николаевской, Сумской, Хмельницкой областях; по одной действовало в Луганской, Полтавской и Харьковской.26 Согласно данным НКВД, к 1941 году в стране действовало 3021 православный храм.27 Если учесть, что из них почти 3000 находились на оккупированных СССР в 1939-1940 годах территориях Литвы, Латвии, Эстонии, Бессарабии, Северной Буковины, Польши и Финляндии - то ситуацию по стране можно представить в большей полноте.

Однако власть вела с Церковью не только войну физическую, но и войну психологическую. Чада РПЦ стали свидетелями изощренной антирелигиозной пропагандистской компании. Численность Союза воинствующих безбожников в 1932 году достигла 5 млн. человек. Планировалось (правда, безосновательно) к 1938 году количество его членов довести до 22 млн. человек.28 Тираж антирелигиозных изданий достиг к началу войны 140 млн. экземпляров.29

Trinity

04-01-2011 16:37:55

Скрытый текст: :
Что касается юрисдикционной принадлежности православных христиан в СССР, то, если верить советским официальным данным, к началу II мировой войны из общего числа всех православных паства митр. Сергия (Страгородского) составляла 75-80%, обновленцы - 15-20%, «непоминающие» и «григорьевцы» - меньше 5%.30 По мнению Поспеловского, эти цифры весьма сомнительны, т.к. они не включают в себя ни одной из отколовшихся от митр. Сергия групп, численность которых составляла значительно больше 5% всех верующих. Правда, точных данных по этим группам быть не может. Собственно, это и неудивительно, т.к. эти группы православных христиан меньше всего поддавалась точному учету со стороны советских властей.

Следует отметить, что к «катакомбникам» зачастую необоснованно относят и тех священнослужителей, которые, избежав ареста или отбыв тюремное заключение, скрывали свое прошлое. По справедливому замечанию исследователя церковной истории советского периода М. Шкаровского: «Большая часть этих «полукатакомбников» не была принципиальным противником Патриаршего Местоблюстителя и никогда не порывала с ним. Они ушли в подполье только потому, что открытое совершение религиозных обрядов на территории очень многих областей и республик оказалось невозможным. Признавая митрополита Сергия законным временным главой Русской Церкви, эти священники после 1943 г., когда подобное стало возможным, восстановили с ним каноническую связь и литургическое общение».31

Террор коснулся и обновленцев. Сделав свое дело, это движение к началу войны было больше богоборцам не нужно. И если в 1938 году обновленческое движение насчитывало 49 архиереев, то в 1939 в живых осталась лишь треть. К 1941 году у обновленцев осталась лишь горстка архиереев и 1-3 храма на епархию.32

Характеризуя положение РПЦ накануне войны СССР с Германией, некоторые современные церковные публицисты, а также авторы национал-патриотических изданий допускают утверждения о якобы имевшем место изменении курса советского правительства по отношению к Церкви. В качестве основного аргумента здесь выдвигается факт ослабления масштабов репрессий против духовенства. Действительно, по меньшей мере половина тогдашнего населения СССР считала себя верующими, и Сталину приходилось с этим считаться. Физическая победа над Церковью не принесла богоненавистникам победы духовной. Мало того, продолжение жесточайшего гонения делало вероятным полный уход Церкви «на дно», а такой поворот событий вряд ли устраивал кремлевских правителей, ибо он сделал бы из Церкви общественный институт, неподконтрольный властям. Что же касается снижения масштабов репрессий, то объясняется это причинами вполне естественными: к 1941 году численность уцелевшего духовенства не позволяла чекистам придерживаться норм 20-30-х годов. Иными словами, объяснение здесь кроется именно в тогдашнем количестве священнослужителей, а вовсе не в том, что на государственный каннибализм снизошло вегетарианское наваждение.

Характер отношения большевиков к Церкви не претерпел изменений ни в 1940-м, ни в 1941-м. Даже за несколько дней до войны журнал «Безбожник» продолжал декларировать: «Религия является злейшим врагом советского патриотизма... История не подтверждает заслуг церкви в деле развития подлинного патриотизма».33

В целом же положение Церкви накануне войны красноречиво характеризует фраза митр. Сергия (Страгородского), сказанная им прот. В. Виноградову в мае 1941 года: «Раньше нас душили, но по крайней мере исполняли свои обещания. Теперь нас продолжают душить, но обещаний своих больше не исполняют»...34

К 1941 году чувство надвигающегося грозного возмездия за пролитую братскую кровь, поруганные святыни и отступление от веры возникало все чаще и чаще. Шкаровский приводит слова некоего мирянина, прозорливо заявившего в апреле 1941 года: «Пусть они даже и не мечтают провести свою коммуну. Им это сделать не удастся, им придется без оглядки бежать. Они народу столько насолили, что их будут бить везде и всякий их не пощадит... и эта расправа с угнетателями осуществится в этом году»...35

Начало войны с Германией и ее восприятие. Общая характеристика

«У истинного патриота не дрогнет рука для истребления фашистских захватчиков. Сердце христианина для фашистских зверей закрыто...»
Из послания митр. Сергия (Страгородского).
С датой германского нападения на СССР связано немало мифов, получивших особенно широкое распространение в церковной среде. Согласно одному из наиболее известных, дата 22 июня была якобы выбрана Гитлером в соответствии с астрологическими прогнозами. От этой легенды отталкиваются и те, кто не прочь представить события июня 1941-го как поход «языческой Германии» на «православную Русь». Действительно, в нацистской верхушке были люди, интересовавшиеся оккультизмом. Однако германский Генштаб при выборе дня и времени удара по СССР руководствовался соображениями несколько иного плана...

Обычно ночь с субботы на воскресенье была самой «недисциплинированной» в РККА. В воинских частях устраивались бани, за которыми следовали обильные возлияния; командный состав в воскресную ночь, как правило, отсутствовал находясь со своими семьями; для рядового же состава эта ночь всегда была самой подходящей для «самоволок». Именно этим, вполне земным расчетом (а вовсе не «шепотом звезд») и руководствовалось гитлеровское командование при выборе нескольких дат нападения на СССР. События первого дня войны блестяще показали справедливость такого расчета.

Разные чувства, трактовки и надежды вызвало в СССР германское нападение. Общим было лишь одно - удивление от неожиданности такого развития событий. Война с Германией грянула внезапно и для советского лидера, и для 194 млн. его подданных. Примечательно, что в стране с традиционной гегемонией государственной власти над церковной Местоблюститель патриаршего престола митр. Сергий (Страгородский) выпустил свое обращение в первый же день войны, в то время как «вождь всех народов» последовал его примеру лишь спустя 11 дней. Церковные историки склонны по разному оценивать деятельность митр. Сергия в качестве главы РПЦ. Бесспорно, что ему неоднократно приходилось подписывать документы, к составлению которых он имел самое отстраненное отношение. Тем не менее, весьма показательным фактом является то обстоятельство, что никто из исследователей не ставит под сомнение авторство митр. Сергия в случае с его посланием от 22.6.1941 г. Получив известие о начале войны, Местоблюститель ушел к себе в кабинет, написал и собственноручно отпечатал на машинке «Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви».36 Никакие чекисты за его спиной при этом не стояли.

В послании говорилось: «Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину... Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой... Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу... Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины. Господь нам дарует победу».37 Содержался в послании и скрытый упрек властям, утверждавших, что войны не будет. У митр. Сергия это место выражено так: «...мы, жители России, надеялись, что пожар войны, охвативший почти весь земной шар, до нас не дойдет...»...38 Любопытно, что задолго до соответствующего обращения Кремля митр. Сергий уже назвал «лукавые соображения» о «возможных выгодах» по другую сторону фронта ничем иным как «прямой изменой Родине».39 Однако действенность такой риторики неумолимо превращалась в прах по мере стремительного продвижения германских армий на восток...

Два десятилетия богоборческого правления не смогли уничтожить религиозную веру в русском народе. Атеизм и богоотступничество созидались на терроре, страхе, унижении и принуждении со стороны Советов. 22 июня 1941 года этот фундамент был сотрясен германскими орудиями. Недавние фанфары большевиков по поводу их победы над религией показали всю свою несостоятельность уже с первых дней войны. Искусственность победы атеизма стала очевидна сразу же, едва только обеспечивающий ее властно-идеологический пресс Советов был сотрясен. Оказавшись без этого пресса, народ уже мог открыто выражать свои религиозные чувства. Этим обстоятельством и можно объяснить то оживление религиозной жизни, которое происходило на освобожденных от советской власти территориях. Один из очевидцев всего этого (прот. А. Ионов) так описывал происходившее: «Религиозное пробуждение было общим, массовым и стихийным. Народ, как в городах, так и в сельской местности... сам шел на открытие храмов, на их временный ремонт и украшение».40 Прот. В. Цыпин: «Во всех городах и во многих селах, оставленных советской администрацией, объявлялись священники, либо находившиеся там на положении ссыльных, либо скрывавшиеся в подполье, либо зарабатывавшие на жизнь каким-нибудь ремеслом или службой. Эти священники получали у оккупационных комендантов разрешение на совершение богослужений в закрытых, но не разрушенных церквах».41 Другой очевидец (псаломщик Николо-Конецкого прихода Гдовского района Псковской области С. Д. Плескач) отмечал следующее: «Русский человек совершенно изменился, как только появились немцы. Разрушенные храмы воздвигались, церковную утварь делали, облачения доставляли оттуда, где сохранились, и много строили и ремонтировали храмы. Всюду красилось... Когда все было готово, тогда приглашали священника и освящался храм. В это время были такие радостные события, что я не умею описать».42 Такие чувства были характерны для населения самых различных районов оккупированной территории. Журналист В. Д. Самарин так описывает немецкую оккупацию в Орле: «Проснулось, всплыло на поверхность души спрятанное глубоко при большевиках религиозное чувство. Молящиеся переполнили церкви, по деревням носили чудотворные образа. Молились так, как давно не молились. Не было семьи, в которой не было бы своего горя, не было бы жертв...»43

Не следует думать, что подобные настроения были характерны только для среды православных верующих. Для значительной части российского народа после более чем 20-летнего правления «своей» советской власти чужая власть страшнее не казалась. Убежденность, что «при немцах хуже все равно не будет», была распространена даже среди военнослужащих Красной Армии. Только этим обстоятельством и можно объяснить тот факт, что за первые 6 месяцев войны в немецкий плен попало 3,8 миллиона советских солдат.44 Наивно было бы полагать, что большинство из них угодило туда вследствие контузий и ранений. Нежелание воевать за коммунистический режим представляется более очевидным. К тому же те, кто постарше (кто еще помнил «германскую»), помнили и культурных немцев и их человечное обращение с военнопленными и гражданским населением.

В истории войн невозможно найти аналог столь изначально лояльного отношения к агрессору, которое демонстрировало население оккупированных немцами областей СССР. И тот факт, что так много россиян заранее было готово перейти к немцам, выглядит для многих невероятным. Но именно так и было. Примеры изначально враждебного отношения к изгнанию большевиков были скорее исключением, нежели общим правилом. Немецким кинематографистам не было нужды прибегать к искусственным декорациям, для того чтобы запечатлеть на пленку примеры встреч советским населением германских войск хлебом-солью и забрасывания немецких танков цветами. Эти кадры являются ярчайшим свидетельством против режима, подтолкнувшего народ к столь ненормальному восприятию чужеземного вторжения...

Стоит ли удивляться, что с не меньшим воодушевлением восприняла нападение Германии на СССР и русская эмиграция. Для многих русских изгнанников появилась реальная надежда скорого освобождения Родины. Причем такие надежды встречались независимо от церковной юрисдикции (а не только в РПЦЗ - как это пыталась представить советская историография). Вторжение Германии в СССР приветствовал парижский иерарх РПЦЗ митр. Серафим (Лукьянов), впоследствии перешедший в Московскую Патриархию. В своем обращении по случаю германского нападения, он заявил: «Да благословит Всевышний великого Вождя Германского народа, поднявшего меч на врагов самого Бога... Да исчезнут с лица земли масонская звезда, серп и молот».45 С неменьшей радостью воспринял 22 июня 1941 года и принадлежавший тогда к «евлогианской» юрисдикции архимандрит Иоанн (Шаховской, будущий архиеп. Сан-Францисский): «Кровавая операция свержения Третьего Интернационала поручается искусному, опытному в науке своей германскому хирургу».46 И даже клирик Московской Патриархии о. Георгий Бенигсен вспоминает о начале войны в Риге: «На всех лицах затаенная радость...».47

Тем не менее было бы несправедливым охарактеризовать отношение русской эмиграции к гитлеровскому нападению на СССР как «пораженческое». Во всяком случае, здесь и близко не было той пораженческой позиции, которую занимали большевики во время I мировой войны. Надежды русской эмиграции на восточный поход Гитлера имели совершенно иную природу. Здесь была вера не столько в «Гитлера-освободителя», сколько в возможность обратить II мировую войну во II гражданскую; не столько в воспетый Иваном Буниным «крестовый поход» против большевизма, сколько в шанс превратить войну двух диктаторов в национально-освободительную борьбу российского народа. И вопрос тут состоял не в том, «кто лучше» (Гитлер или Сталин), а в том, чтобы идти к страдающему под большевиками народу России или же занять выжидательную позицию («чья возьмет»). В конечном итоге, позицию значительной части русской эмиграции можно выразить так: «Сталинский режим в России прочен, как никогда. Он опирается на аппарат НКВД и армии, а потому всякая попытка русского народа освободиться от тирании путем мятежа или восстания изначально обречена на провал. Иноземное вторжение - единственное средство, с помощью которого режим можно будет сокрушить. Поэтому нужно всецело воспользоваться сложившейся ситуацией. Возможности, аналогичной нынешней может больше никогда не представиться. А потому нужно идти в Россию и помочь российскому народу сбросить большевицкое иго. Победив врага внутреннего, можно будет победить и врага внешнего. Тем более что Гитлер держать всю территорию России под контролем все равно никогда не сможет. Напротив же, победа Сталина в этой войне укрепит коммунизм на безнадежно долгие годы»... Справедливость этой логики показала история.

Что касается планов Гитлера и нацистской верхушки в отношении России, то на этот счет как в России, так и в русском зарубежье представления были весьма туманные...

Trinity

04-01-2011 16:40:26

Скрытый текст: :
Церковная политика нацистов в оккупированных областях СССР

«Православие – красочный этнографический ритуал»
(Розенберг).

Гитлеровское руководство воспринимало Советский Союз как рыхлое государственное образование, которое должно было развалиться после первых же серьезных поражений советских армий.48 Уверенность в легкой победе была настолько сильна, что еще перед войной нацисты дали ясно понять русским эмигрантам, предложившим свои услуги, что в них национал-социалистическое правительство не нуждается.49

Подобная позиция объяснялась страхом, что встреча «двух Россий» будет способствовать росту национального самосознания и чувства единения (опасения, как мы увидим позже, вполне справедливые). Подобная перспектива Гитлеру представлялась нежелательной. Даже на приезд главы РПЦЗ митрополита Анастасия (Грибановского) в Берлин был наложен запрет. С самого начала войны с СССР Гитлер стремился держать русскую эмиграцию подальше от занятых им российских территорий. Были выпущены инструкции о запрете на въезд эмигрантского духовенства на оккупированные территории, о запрете общения старой эмиграции с «остовцами» (восточными рабочими) и пленными - чтобы не допустить национально-политического становления независимой от немцев русской силы, создать которую стремились и эмигранты, и бывшие советские военные...50

Занятые немцами районы (едва ли не половина европейской части СССР) подверглись территориальному делению на рейхскомиссариаты, состоявшие из округов, областей, районов, уездов и волостей. Прифронтовая территория находилась под управлением Вермахта. Северная Буковина, Молдавия, Бессарабия и Одесская область были переданы Румынии. Галицию присоединили к Польскому генерал-губернаторству. Остальная территория составила рейхскомиссариат «Украина» (с центром в Ровно). Центральная часть Белоруссии образовала генеральный комиссариат Белоруссии. Северо-запад Брестской и Гродненская области отошли к Восточной Пруссии (здесь действовали общегерманские законы). Большая часть Брестской, а также Пинская и Полесская области отошли к рейхскомиссариату «Украина», а северо-запад Виленской области - к генеральному округу Литвы. Сам же генеральный округ Белоруссии входил в состав рейхскомиссариата «Остланд».51




Национальный вопрос, по мнению нацистского идеолога Розенберга, заключался в том, «чтобы разумно и целеустремленно поддержать стремление к свободе всех этих народов… выделить из огромной территории Советского Союза государственные образования (республики) и организовать их против Москвы, чтобы освободить Германский Рейх на грядущие столетия от восточного кошмара».52

Что касается религиозной политики немцев на оккупированных землях, то она вряд ли может быть охарактеризована однозначно. Здесь господствовало несколько взаимоисключающих подходов, однако наиболее распространенными были два...

Позицию рейхсминистра Восточных земель Альфреда Розенберга можно сформулировать примерно так: «Уклад жизни русского народа веками формировался под влиянием Православия. Большевицкая клика лишила русский народ этого стержня и превратила его в ни во что неверующее, неуправляемое стадо. Столетиями русским вдалбливали с амвонов, что «всякая власть от Бога». Царская власть, не сумев обеспечить своим подданным достойный уровень жизни, смогла с помощью Церкви сформировать в народе сознание, что лишения, страдания и притеснения идут на пользу душе. Подобная проповедь обеспечивала правителям раболепскую покорность народа. Неудивительно, что один из величайших русских демагогов (Достоевский) заключил, что без Православия русский народ - не народ, а дрянь. Этот момент совершенно не учли большевики, и с нашей стороны было бы глупо повторять их ошибку. Поэтому, в наших же интересах реанимировать эти православные постулаты в умах народа, если мы хотим держать его в узде. Однако чрезмерная централизация церковной власти представляется все-таки нежелательной. Гораздо лучше, если в Восточных землях будут созданы автономные и неподотчетные друг другу церковные структуры, дабы исключить возможность возникновения единой мощной церковной организации».



Такова была позиция Розенберга, которая определяла отношение нацистов к РПЦ и которой руководствовались в той или иной степени нацистские чиновники. Основные ее положения были изложены в письме Розенберга к рейхскомиссарам Остланда и Украины от 13.5.1942 г. Их можно сформулировать так: Религиозные группы не должны заниматься политикой. Они должны быть разделены по признакам национальным и территориальным. Национальный признак должен особенно строго соблюдаться при подборе возглавления религиозных групп. Территориально же религиозные объединения не должны выходить за границы одной епархии. Религиозные общества не должны мешать деятельности оккупационных властей.53

Церковную политику Вермахта можно охарактеризовать как отсутствие какой-либо политики по отношению к Церкви. Собственный кодекс поведения, верность старым традициям способствовали распространению в среде немецких военных устойчивой антипатии к проявлениям нацистского фанатизма и расовой шизофрении. Только этим и можно объяснить тот факт, что фронтовые генералы и офицеры закрывали глаза на директивы и инструкции из Берлина, если те строились на теории об «унтерменшах». Сохранилось немало свидетельств и документов не только о радушном приеме российским населением немецкой армии, но и о «ненацистском» отношении германских солдат к населению занятых ими областей СССР.

В частности, сохранились документы о приказах немецким солдатам помнить, что они находятся не на оккупированных территориях, а на земле союзника.54 Довольно часто солдаты и офицеры Вермахта демонстрировали искреннее дружелюбие и симпатии к народу, страдавшему в течение двух десятилетий под властью большевиков. В церковном вопросе такое отношение выливалось во всестороннюю поддержку восстановления церковной жизни.

Военные не только охотно поддерживали инициативы местного населения по открытию приходов, но и оказывали различную помощь в виде денежных средств и стройматериалов для восстановления разрушенных храмов.

Изображение
Хотя, как правило, инициатором возрождения церковной жизни выступало местное население, сохранилось немало свидетельств и того, что немецкие военные сами проявляли инициативу по открытию церквей на подконтрольных им территориях и даже приказывали это делать.55 Так, например, в сохранившейся в материалах Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) докладной записке З. В. Сыромятниковой «О пребывании на территории Харьковской области, оккупированной немецкими войсками с 15 по 22 декабря 1941 г.» отмечалось: «Немецкое командование особое внимание обращает на работу церквей. В ряде сел, где не разрушены церкви, они уже работают... В селах, где они разрушены, дан приказ старостам немедленно подобрать помещение и открыть церкви».56

Иногда инициативность немцев принимала анекдотические формы. В том же фонде хранится и справка уполномоченного Себежской комендатуры от 8.10.1941 г.: «Дана настоящая в том, что немецкая власть, освободившая крестьянство от большевиков, ставит вопрос открыть богослужение в Ливской церкви, и поэтому уполномочиваю лично вас, Рыбакова Якова Матвеевича, за неимением священника - занять место священника и исполнять церковный обряд. Просьба: никаких отказов не может быть, в чем и выдана настоящая справка за подписью представителя немецкой власти Энгельгард»... На что Рыбаков отвечает: «Быть священником не могу, так как не получил на то от епископа благословения, кроме того, по христианскому закону двоеженцы священниками быть не могут, а я двоеженец»...57

Следует отметить, что помощь немецкой армии в восстановлении русских православных храмов всегда носила частный характер и строилась на принципах христианского гуманизма, а уж никак не на меркантильных соображениях или тем более инструкциях Берлина. Напротив, инструкции Берлина запрещали немецким военным оказывать помощь в восстановлении храмов в России. Гитлер даже издал специальный указ, запрещающий немецким военным участвовать в православном богослужении и оказывать помощь в восстановлении церквей.58 Вполне возможно, что одним из мотивов, побудивших Гитлера подписать этот указ, было участие командующего группой армий «Центр» фельдмаршала Федора фон Бока в православной службе в Борисове.59 Хотя прямых указаний на этот эпизод в приказе нет, все-таки можно предположить, что определенную роль он здесь сыграл. Во всяком случае, о многом говорит уже тот факт, что информация об участии фон Бока и его офицеров в православном богослужение была «зарублена» немецкой прессой.60

Что же касается самого Гитлера, то его позиция в церковном вопросе была слишком дикой, чтобы ее можно было претворять в жизнь. В своей директиве от 11.5.1942 г. он писал: «Мы должны избегать, чтобы одна церковь удовлетворяла религиозные нужды больших районов, и каждая деревня должна быть превращена в независимую секту, которая почитала бы Бога по-своему. Если некоторые деревни в результате захотят практиковать черную магию, как это делают негры или индейцы, мы не должны ничего делать, чтобы воспрепятствовать им».61

Вышеприведенные характеристики и примеры довольно ярко отражают всю пестроту церковной жизни на занятых немцами территориях СССР, ибо становится вполне очевидным, что размах и характер религиозного возрождения во многом зависел от местных особенностей оккупационной администрации (НСДАП и СС или же Вермахт). Поэтому и положение РПЦ на занятых немцами территориях целесообразно рассматривать не по периодам войны, а по регионам и областям.

Положение Церкви в Прибалтике


«Не таких обманывали.
С НКВД справлялись, а этих колбасников обмануть нетрудно».
Митр. Виленский и Литовский Сергий (Воскресенский).
На момент прихода в страны Балтии немецкой армии экзархом Прибалтики был митр. Сергий (Воскресенский). Пост этот он занимал с января 1941 года. Перед бегством большевиков из Риги митр. Сергию было приказано эвакуироваться. Следует отметить, что митр. Сергию Лубянка доверяла больше, чем кому-либо другому из епископата.62 Вопреки приказу, владыка укрылся в крипте рижского кафедрального собора. Не в силах найти митрополита, взбешенные чекисты расстреляли его секретаря (агента НКВД, «не усмотревшего» митрополита). Владыка Сергий был человеком, отличавшимся высокими организационными способностями и талантом блестящего дипломата. Ярким подтверждением здесь может служить его деятельность в период немецкой оккупации.

Личностью митр. Сергий был незаурядной. В миру Димитрий Воскресенский, он родился в Москве в 1898 г. в семье московского священника и до революции учился в семинарии, которую не успел закончить. В начале революции Димитрий был послушником у последнего ректора Петроградской духовной академии владыки Феодора, жившего в то время в Москве, в Даниловом монастыре. Там же, в Даниловом монастыре, послушник принял монашество с именем Сергий. Исследователи, беседовавшие с людьми, знавшими лично экзарха, отмечают, что в 1920-е годы это был искренне религиозный, воспитанный в строгой семье монах, который, тем не менее, любил жизнь и светские удовольствия, любил выпить и провести время среди молодежи, за что на него неоднократно накладывались епитимии. Проницательный ум и способности о. Сергия были замечены, и с 1926 г. он стал сотрудником канцелярии Московской Патриархии. В 1929 г. состоялась его хиротония в епископа Дмитровского, управлявшего в то время Московской епархией. Вероятно, в 30-е годы епископ Сергий тесно сотрудничал с митр. Сергием (Страгородским), что и повлияло на дальнейшую карьеру молодого епископа.63

С приходом в Прибалтику немцев (Вермахт вошел в Ригу 30 июня) митр. Сергий постарался найти общий язык с новой властью. При его дипломатичности успех ему был заранее обеспечен. Он умел преподать себя в нужном свете. Вскоре он хорошо зарекомендовал себя как яростный антикоммунист. С помощью роскошных банкетов и щедрых подарков митр. Сергий обзавелся нужными знакомствами с партийными функционерами и высшими чинами СС. Комфортабельный дом митрополита и личный автопарк производили впечатление на немцев.

В отличие от других советских территорий, оказавшихся под немецкой оккупацией, в Прибалтике произошло расширение территории РПЦ и укрепление власти ее экзарха, несмотря на то, что в Эстонии и Латвии открыто проявились тенденции к автокефалии. Сразу же после ухода Советов из Прибалтики митрополиты Латвийский и Эстонский постарались восстановить утраченную независимость от Москвы. 20.7.1941 г. митр. Рижский Августин (Петерсон) сделал запрос германским властям с просьбой о восстановлении Латвийской Православной Церкви под юрисдикцией Константинополя. Аналогичную просьбу, но уже от имени Эстонской Православной Церкви, сделал митр. Таллинский Александр (Паулус). Казалось, что церковный раскол был неминуем. Но 12.9.1941 г. митр. Сергий (Воскресенский) обратился к германским властям с докладной запиской, в которой объяснял всю нежелательность для Берлина допускать, чтобы Церковь в Латвии и Эстонии подчинялась Константинопольскому патриарху, чей западноевропейский экзарх проживал в Лондоне и имел тесные связи с британским правительством. Владыка Сергий сумел доказать немцам преимущества канонического подчинения Прибалтики Москве. Иными словами, он предложил оставить Прибалтику в подчинении РПЦ, а его, ее экзархом. По сути, владыка Сергий добился от Берлина разрешения того, что кардинально шло вразрез с нацистской церковной политикой, заключавшейся в поощрении сепаратистских настроений. В результате раскол в Прибалтике не состоялся, а некоторым «автокефалистам» пришлось даже иметь дело с гестапо. Немцам надоело терпеть амбициозные заявления сторонников автокефалии, требовавших выдворения из Латвии «большевицкого ставленника», «агента ЧК» экзарха митр. Сергия.64 В Латвии раскол закончился в ноябре 1941 г., когда гестапо потребовало от митр. Августина немедленного прекращения деятельности его «Синода».65

Что же касается его отношений с Москвой, то немцы поначалу выступали за их разрыв. Однако митр. Сергий сумел убедить Берлин, что РПЦ никогда не примирялась с советской властью, подчинившись ей только внешне. Доказывал немцам экзарх и то, что их вмешательство в управление Церковью (как, например, разрыв канонических связей с Москвой) может быть использовано Советами для антигерманской пропаганды.

Все эти переговоры привели к тому, что, когда в 1942 году митр. Эстонский Александр порвал с Сергием, в то время как другой эстонский епископ (Павел Нарвский) остался ему верен, немцы постановили, что митрополиты Александр и Августин должны именоваться соответственно митрополитами Ревельским и Рижским, а не Эстонским и Латвийским, т.к. митрополитом всех трех прибалтийских государств является Сергий (Воскресенский).66 В инструкциях, разосланных немецким чиновникам, указывалось, что, хотя приходы в Эстонии могут входить как в Эстонскую епархию митр. Александра, так и в русскую епархию еп. Павла, германское командование предпочитает, чтобы как можно больше приходов вошло в русскую епархию. Следует отметить, что большинство приходов в Прибалтике осталось в подчинении митр. Сергию. Отчасти это объясняется тем, что паства не хотела рвать отношений с Русской Церковью, а отчасти тем, что все видели, на чьей стороне немцы.

Trinity

04-01-2011 16:42:48

Церковь на оккупированной Украине

Скрытый текст: :
«Разделяй и властвуй».
(латинская поговорка)

В отличие от Белоруссии, церковная жизнь на Украине в период немецкой оккупации была весьма насыщена катаклизмами и борьбой. В регионе, который и в лучшие времена не славился единоверием и религиозной терпимостью, начавшаяся война обнажила все межнациональные и межконфессиональные противоречия, накопившиеся за несколько столетий.

Гитлеровское нападение на СССР жители Украины, в массе своей, приветствовали с не меньшим энтузиазмом, чем жители Прибалтики. Почти не было семей, не пострадавших от красного террора, и немцев многие воспринимали как освободителей. О периоде перед приходом немцев одна киевлянка вспоминает так: «Что касается передач советского радио о зверствах немцев, то эти передачи расценивались как пропаганда и не принимались всерьез. Трагично было то, что некоторые наши друзья, евреи по национальности, также не верили известиям о преследованиях и убийствах евреев и отказывались эвакуироваться на восток. Для оппонентов советской власти мысль о том, что немцы - культуртрегеры, была более убедительна. Дошло до смешного - немецкие танки и звуки артиллерийской стрельбы были уже слышны в Киеве через пять недель после начала войны. Потом эти звуки затихли, и в Киев начали возвращаться некоторые учреждения, в частности, НКВД... Киевляне приуныли. Звуки канонады вселяли надежду на скорое избавление. Тишина - опять отогнали! - повергала в депрессию».86

Однако если в восточных областях Украины приход немцев воспринимался просто как избавление от сталинской тирании, то в Западной Украине с крушением режима Советов связывались далекоидущие перспективы. В Галиции и ряде других областей Западной Украины националистические круги были склонны видеть в немецкой оккупации не только избавление от большевизма, но и возможность обрести полную независимость от Москвы. Составленный С. Бендерой «Акт провозглашения Украинского Государства» заявлял, что «обновленное Украинское Государство будет тесно сотрудничать с Национал-Социалистической Великой Германией, которая под руководством вождя Адольфа Гитлера создает новый порядок в Европе и мире и помогает Украинскому Народу освободиться из-под русской оккупации».87 Наивные самостийники полагали, что возникновение дружественной по отношению к Рейху Украины будет достаточной наградой Гитлеру. Со своей стороны немцы не торопились развеять подобные мечтания и поначалу охотно поддерживали украинский национализм, поощряя различные амбициозные начинания выходцев из Галиции. Эта политика более чем красноречиво сказалась на жизни Православной Церкви на Украине...

Помимо национал-шовинистского фактора, сложность религиозной ситуации на Украине заключалась еще и в том, что в Галиции существовала довольно сильная греко-католическая (униатская) Церковь. Именно к ней принадлежало большинство наиболее активных деятелей националистического движения. Их антирусские взгляды вызывали симпатию у оккупационного режима, для которого лозунг «разделяй и властвуй» составлял стержень в концепции борьбы за жизненное пространство на Востоке. Желая свести к минимуму русское влияние на Украине, нацисты поддерживали украинский сепаратизм, однако при этом энергично пресекали любые попытки католической миссионерской деятельности к востоку от Галиции, ибо на Украине, также как и в Белоруссии, немцы склонны были видеть в католиках проводников польского влияния.

Еще одной особенностью религиозной жизни на Украине было то, что в ее западных областях существовала Польская Православная Церковь, иерархи которой были склонны воспользоваться Восточным походом немцев для увеличения своей «канонической территории». Однако, когда глава Польской Церкви митр. Дионисий (Валединский) после занятия немецкой армией всей Украины заявил свои права и на ее восточные земли, немцы ему ясно дали понять, что не допустят такого расширения его территории. Впрочем, это не повлияло на ту поддержку, которой пользовался митр. Дионисий у украинских националистов.

Безрезультатно пытался и представитель РПЦЗ митр. Берлинский Серафим (Ладе) добиться от имперских чиновников разрешения на создание в Полтаве управления Зарубежной Церкви на Украине.

Подавлялись также нацистами и попытки возродить обновленчество, в активистах которого они видели советскую агентуру. Так, в сводке СД от 18.10.1941 г. указывалось, что в г. Бердичеве были запрещены богослужения «живоцерковников».88

Все эти противоречия, конфронтации и нестроения в полной мере использовал рейхскомиссар Украины Э. Кох, один из самых аморальных представителей элиты Рейха, отличавшийся крайней жестокостью даже на фоне других нацистских функционеров.89 Будучи довольно проницательным человеком, он умел мастерски манипулировать людьми и играть на их самых низменных чувствах.

На фоне всего вышеизложенного особенно отрадно выглядит тот факт, что большинство православного духовенства сохранило верность своей Церкви и не пошло на поводу страстей и призывов различных национал-радикалов. 18.8.1941 г. больше половины православного епископата, оказавшегося на занятой немцами территории Украины, собралось на Собор в Почаевской Лавре. На этом соборе и было провозглашено создание автономной Украинской Церкви. Ее главой был избран архиеп. Алексий (Громадский), возведенный на этом же Соборе в сан митрополита. 25.11.1941 г. новый Собор епископов в Почаевской Лавре избрал митр. Алексия экзархом Украины.90 Было решено, что богослужение в автономной Украинской Церкви будет совершаться на церковнославянском языке, а проповедь и официальная переписка – на украинском. Что касается поминания за богослужением митр. Сергия (Страгородского), то на Соборе было постановлено, что это будет делать только митр. Алексий, остальные же архиереи должны возносить только имя главы автономной Украинской Церкви.

Митрополиту Варшавскому Дионисию, отказавшемуся признать автономную Украинскую Церковь и не бывшему в силах распространить свое влияние на восток, ничего не оставалось, как способствовать появлению на Украине независимой от Москвы автокефальной Украинской Церкви. Именно для этого он и возвел в сан архиепископа еп. Луцкого Поликарпа (Сикорского), назначив его управляющим автокефальной Церковью, официально созданной на соборе, проходившем с 7 по 10 февраля 1942 г. в Пинске. Эта Церковь громогласно заявила о своем разрыве с Москвой и усугубила свое положение решением принимать в сущем сане священнослужителей-»липковцев» (т.н. самосвятов), которых ни одна Православная Церковь не могла считать законно рукоположенными священнослужителями. Это решение сделало автокефальную Украинскую Церковь канонически неприемлемой для всех остальных Православных Церквей.91

В самой сущности автокефальной Украинской Церкви хорошо отразились антирусские и откровенно сепаратистские настроения и амбиции украинских национал-радикалов. Помимо разрыва канонического общения с Москвой и отказа от молитвенного поминания митр. Сергия (Страгородского), «борцы за национальное возрождение» упразднили даже церковнославянский язык богослужения, заменив его украинским. В то же время националистическая пресса подвергала травле священнослужителей, отказавшихся признать права архиеп. Поликарпа (с мая 1942 г. - уже митрополита) на возглавление Украинской Церкви.92

Выполняя рекомендации Розенберга стимулировать рост антирусских настроений и препятствовать распространению русского национализма, рейхскомиссар Кох изначально сочувствовал автокефальной Церкви. Однако, ближе к 1943 году он понял, что не того национализма следовало опасаться. Уже в сводке СД от 9.9.1941 г., с явным беспокойством отмечалось, что в Галиции группа С. Бендеры проводит пропаганду независимой Украины, используя в своих целях религиозные праздники.93 В другой сводке, от 8.12.1941 г. отмечалось, что часть украинских сепаратистов арестована, политика их принимает все более антинемецкий характер, руководящие круги ОУН не верят в победу Германии и создают собственные партизанские отряды.94

Собственно, ряды украинских националистов не были примером сплоченности. Возникшие на Украине повстанческие движения мельниковцев и бендеровцев не прочь были разрешать свои разногласия с помощью оружия. И тем, и другим - Православная Церковь нужна была лишь в качестве пропагандистского символа.

Что же касается советских партизан, то, действуя по директивам Москвы, они представляли серьезную опасность для духовенства, рискнувшего возрождать религиозную жизнь на местах без согласия советской власти. Действия советских партизан носили особенно аморальный характер. Свои диверсии они организовывали так, чтобы подозрение немцев пало на гражданское население чтобы тем самым вызвать репрессии. При этом большевики не брезгали и доносами в гестапо. Как указывает Самарин: «Излюбленный метод большевицкого агента, работавшего в Гестапо или Абвере, это провокационный донос на человека, которого большевикам нужно было убрать. При этом, не ограничивались одним доносом: в Гестапо или Абвер передавались и «обличающие материалы», которые подполью не стоило большого труда создавать. Человек обвинялся в том, что он связан с подпольем, и уничтожался».95 Против духовенства большевики довольно часто применяли такую тактику. Как утверждает исследователь: «Большинство арестованных немцами священников стали жертвой провокационной деятельности все того же подполья. Известны случаи, когда пастыри-антибольшевики, обличавшие в своих проповедях большевизм, пользовавшиеся любовью и уважением населения, гибли в Гестапо от руки большевицкой агентуры».96

Действовавшие на территории Украины польские партизаны Армии Крайовой, боровшиеся за восстановление Польского государства в границах до 1939 года, участвовали в стычках и с немцами, и с бендеровцами, и с мельниковцами, и с красными партизанами. По понятным причинам, в православном населении, поляки видели не союзника, а продукт «русского имперского шовинизма». Поэтому трудно не согласиться с замечанием прот. В. Цыпина, что «ни одно из партизанских движений не сочувствовало православной Церкви...».97

Хотя масштаб террора со стороны красных партизан не следует приуменьшать, тем не менее, главную опасность для духовенства автономной Церкви представляли вооруженные формирования украинских националистов. Существование на украинской земле «москальской» Церкви воспринималось ими как вызов независимости Украины. Именно поэтому священнослужители автономной Церкви подвергались постоянной травле и нападкам.

Что касается немцев, то они первоначально симпатизировали идее объединения автономной и автокефальной Церквей. Однако, когда они увидели, что украинский национализм принимает все более антинемецкую направленность, к возможности установления церковного единства оккупанты стали относиться более прохладно. И если раньше, исходя из принципа «разделяй и властвуй», Кох явно поддерживал автокефалистов, то к 1943 году, при виде растущего партизанского движения украинских националистов (ОУН), гауляйтер предпочел не вмешиваться во внутрицерковную конфронтацию.

Собственно, попытки к объединению предпринимали и сами иерархи. Так, в октябре 1942 г. в Почаевской Лавре состоялась встреча главы автономной Церкви митр. Алексия (Громадского) с двумя архиепископами автокефальной Церкви - Никанором (Абрамовичем) и Мстиславом (Скрыпником). В результате было достигнуто соглашение об объединении двух Церквей. Стороны согласились на том, что объединенная Церковь будет возглавляться Варшавским митр. Дионисием (Валединским), который будет выполнять функции Киевского местоблюстителя до той поры, пока не будет созван Всеукраинский Собор. Соглашением предусматривалось, что будет создан Священный Синод, который будет состоять из трех автокефальных и двух автономных архиереев. Секретарем Синода должен будет стать известный автокефалист еп. Мстислав (Скрыпник) - племянник Петлюры.

По сути, соглашение об объединении, достигнутое в Почаевской Лавре, означало капитуляцию автономной Украинской Церкви перед автокефальной. Не исключено, что митр. Алексия (Громадского) подтолкнула к этому соглашению волна террора, развязанная националистами против духовенства автономной Церкви. Тем не менее, большинство епископата автономной Церкви это соглашение отвергло. Причиной этому было не только то, что автономная Церковь оказывалась по существу под пятой автокефалистов и стоящих за ними националистических элементов, но и то, что соглашение обязывало примириться с «липковцами», признав их священство законным. Далеко не последнюю роль сыграл здесь и тот факт, что автокефалисты допускали женатый епископат и позволяли жениться после рукоположения. Весьма показательным является тот факт, что из 15 епископов автокефальной Церкви четверо были женаты: еп. Михаил (Хороший), еп. Сильвестр (Гаевский), еп. Григорий и еп. Владимир (Малец).98 В силу всего этого соглашение, достигнутое митр. Алексием в Почаевской Лавре, было расторгнуто.

Не последнюю роль в крушении идеи соединения Церквей сыграло и то, что германские власти оказались совершенно не заинтересованы в таком слиянии. Их больше устраивала религиозная разобщенность на Украине, нежели единство. 23 октября митр. Алексию на приеме в рейхскомиссариате было заявлено, что оккупационная власть считает недопустимым какое-либо участие митр. Варшавского Дионисия в жизни православной Церкви на Украине, и что он никоим образом не может исполнять функции митр. Киевского и его компетенция ограничивается православными приходами в Польском генерал-губернаторстве. Помимо этого, митр. Алексию было заявлено, что немецкие власти не допустят участия в деятельности Синода личностей, в прошлом занимавшихся политической деятельностью. Речь тут шла об известном украинском националисте Степане Скрыпнике - епископе Мстиславе, автокефалисте. Негативное отношение немцев к идее слияния украинских Церквей вполне удовлетворила митр. Алексия, и он отказался от дальнейших попыток их воссоединения.99

Именно в это время, в конце 1942 г., отношение оккупационной администрации к религиозным организациям стало существенно меняться. Украинский национализм успел уже показать свое подлинное лицо, которое к этому времени стало откровенно антинемецким. Многие представители духовенства автокефальной Церкви поддерживали связь с националистическим партизанским движением, которое все больше и больше вызывало у немцев головную боль.

В отличие от автокефальной, священноначалие автономной Церкви демонстрировало полную аполитичность и абсолютную лояльность к немецким властям, и уж тем более - не поддерживало никаких связей с партизанским движением. Случаи сотрудничества духовенства с партизанами были чрезвычайно редким исключением. Принимая все это во внимание, рейхскомиссар Кох нашел автономную Церковь более заслуживающей доверия, чем автокефальную.

Этим и объясняется тот факт, что с конца 1942 г. нацисты стали с большей благосклонностью относиться к автономной Украинской Церкви. И если даже в 1941 г., несмотря на тогдашнюю поддержку нацистами автокефалистов, к автономной Церкви принадлежало 55% верующих,100 то с 1943 года автокефальная Церковь стала еще больше проигрывать свои позиции. Не сумев одержать идейную победу над умами верующих, националисты прибегли к террору.

Последовала широкая волна убийств духовенства автономной Церкви. Был убит ее глава митр. Алексий (Громадский), а также еп. Мануил (Тарновский). Только на Волыни за лето 1943-го было уничтожено партизанами 27 священников автономной Церкви. В некоторых случаях духовенство уничтожали вместе с членами их семей.101 Хотя на Волыни подобная практика способствовала увеличению числа приходов автокефальной Церкви, в целом же юрисдикционная раскладка от этого не изменилась. Донесения немецких властей, как и показания церковных деятелей, свидетельствуют о том, что несмотря на партизанский террор, подавляющее большинство населения Украины поддерживало автономную Церковь.102

Гораздо безмятежнее протекала жизнь Православной Церкви в регионе, оккупированном Румынией. В него входила юго-западная часть Украины (т.н. Трансистрия) и Молдавия. Если учесть, что государственной религией в Румынии было Православие, то становится понятным искреннее желание румынских властей содействовать церковному возрождению на занятой ими территории. В одной только Трансистрии было открыто около 500 храмов, а численность духовенства достигла 600 человек. В Дубоссарах снова открылась духовная семинария, а в школах было введено религиозное обучение.103 Хотя румынское правительство и предпринимало попытки румынизации местного населения, но со стороны последнего это поддержки не вызвало.

Для Украины же, несмотря на тяготы военного времени, немецкая оккупация тоже обернулась возрождением религиозной жизни. Было открыто 5400 храмов и 36 монастырей. В Киевской епархии, где к приходу немцев осталось 2 храма, к концу оккупации их было уже 798.104 Что касается данных по другим епархиям, то они следующие: в Винницкой области было открыто при немцах 822 храма, Одесской - 500, Днепропетровской - 418, Ровенской - 442, Черниговской - 410, Полтавской - 359, Житомирской - 346, Сталинской (Донецкой) - 222, Харьковской - 155, Николаевской и Кировоградской - 420 и не менее 500 в Запорожской, Херсонской и Ворошиловградской.105 Само собой разумеется, что такое количество храмов, требовало и новых священнослужителей. Именно для этого и автономная и автокефальная Церкви организовывали пастырские курсы.

Большое внимание уделялось и обращению к вере тех, кто не был крещен вследствие своей принадлежности к первому советскому поколению, выросшему без Церкви. Одним из ярких примеров может здесь служить Крым. Его население подверглось особенно страшному террору при правлении Советов, духовенство же было полностью ликвидировано. Как вспоминает одна из очевидцев тех событий: «Феодосия встречала немцев хлебом-солью, за что люто потом поплатилась. Временное освобождение города представляло сплошной кошмар: расстрелы, массовые изнасилования, отравление колодцев... А оккупанты все же проявляли человечность, когда действовали не по приказам, а по движению человеческого сердца. Было все: страшные расстрелы невинных оставшихся в городе евреев, безнадежное положение русских военнопленных, и вместе с тем немцы поддерживали какой-то порядок, открыли церкви и для многих дали возможность не умереть с голоду».106 Именно в Крыму религиозное пробуждение ощущалось особенно сильно. Согласно одному из донесений СД, только за декабрь 1942 г. в Крыму было крещено 200 тыс. человек.107 Люди снова тянулись в храмы, после двух десятилетий торжества богоборцев.

Подводя итог анализу религиозной ситуации на Украине, нельзя не отметить ее специфичности. В Прибалтике Православная Церковь сохранила единство (не без немецкой поддержки) и не позволила местным националистам учинить церковный раскол. В Белоруссии инициаторами раскола выступили уже сами немцы, всячески поддерживавшие белорусских националистов и подталкивавшие их (абсолютно тщетно) к созданию «своей» белорусской Церкви. Лишь только на Украине Церковь не смогла избежать раскола, ибо его двигателем здесь стали группы украинских националистов, достаточно мощные и хорошо организованные (к тому же пользовавшиеся поначалу немецкой поддержкой).

И все-таки, несмотря на различия в действиях оккупационной администрации этих регионов, церковная политика немецких властей здесь, так или иначе, координировалась и определялась из Берлина.

Однако не везде было так. На обширной оккупированной территории Российской Федерации зачастую единственными представителями германских властей были военные. В отличие от Прибалтики, Белоруссии и Украины, где власть всецело принадлежала «сверхчеловекам» из СС и партаппаратчикам, в российских областях, находившихся под управлением Вермахта, как правило, царила совсем другая атмосфера

Trinity

04-01-2011 16:44:25

Духовное возрождение на Юге России
Скрытый текст: :
«Рядом со мной стояла пожилая колхозница, с типичным лицом советской ударницы-активистки. Женщина молилась, и по лицу ее крупными каплями стекали слезы... Лицо ее постепенно прояснялось и, наконец, приобрело свой натуральный человеческий вид - простой русской женщины-крестьянки».
Н. Туров «Падение Ростова».
Южные области РСФСР стали красноречивым примером того, во что превращалась оккупация, когда оккупанты строили свои отношения с населением не на расовой теории Розенберга, а на принципах человечности. Тем более, что значительная часть населения Дона, Кубани и Ставрополья не склонна была рассматривать немецкий режим как оккупационный.

Два десятилетия жизни под властью Советов оставили в народной памяти неизгладимый след, благодаря которому чужеземное нашествие воспринималось как долгожданное освобождение, а советская власть - как чужеземное иго.

Изощренные зверства коммунистического режима на Юге России в 20-30-х годах ХХ столетия еще ждут своего непредвзятого исследователя. В стране, в которой все знают о судьбе Хатыни, никто ничего не знает об аналогичной судьбе станицы Калиновской, дотла сожженной советскими карателями.108 Также никто не знает, что задолго до трагедии варшавского гетто аналогичная судьба постигла станицу Полтавская, которая после «наказания» ее населения частями НКВД была стерта с лица земли, а место, на котором она стояла, было перепахано, чтобы ничто не напоминало о ее существовании.109 Задолго до трагедии прибалтов, чеченцев, крымских татар и немцев Поволжья советские эшелоны уносили тысячи жителей казачьих станиц Юга России в лагеря империи ГУЛАГ и на северные поселения.

Большевики творили не только физический геноцид, но и духовный: уничтожались храмы, истреблялось духовенство, предавались на поругание народные святыни. В ростовском кафедральном соборе Рождества Пресвятой Богородицы большевики устроили зверинец. Знаменитый новочеркасский Вознесенский войсковой собор был превращен в конюшню РККА. Прах атамана Платова и других легендарных героев Донского края был выброшен из храма.110

Если все это принять во внимание, то становится понятным, почему 1-ю танковую армию генерал-лейтенанта фон Клейста, прорвавшуюся осенью 1941 г. на Дон, население встречало цветами. То, что где-нибудь в Белоруссии еще могло иногда восприниматься как ужимки перед оккупантами, здесь представляло не что иное, как демонстрацию искренних чувств благодарности.

Именно в этом контексте и следует рассматривать, к примеру, речь еп. Таганрогского Иосифа (Чернова) от 17.10.1942 г., посвященную годовщине освобождения города от большевиков, в ней, в частности, было сказано следующее: «...палачи русского народа навсегда бежали из Таганрога, в город вступили рыцари германской армии... Под их защитой мы, христиане, подняли поверженный крест, стали восстанавливать разрушенные храмы. Возродилось наше прежнее чувство веры, ободрились пастыри церкви и снова понесли людям живую проповедь о Христе. Все это стало возможным только под защитой германской армии».111 Тогда же, 17 октября, епископ Иосиф отслужил литургию в Никольском соборе Таганрога, произнес краткое слово собравшимся, посвященное событию, а затем возложил венок на могилы германских воинов.

Современному российскому исследователю, знакомому с материалами Нюрнбергского процесса, очень трудно адекватно оценивать германофильские заявления и поведение православного духовенства и мирян той эпохи. Еще сложнее избежать поверхностных суждений и обобщений при характеристике умонастроений российских граждан, оказавшихся под германской оккупацией.

Тогда еще никто не знал, что будет дальше, но зато все хорошо помнили, что было раньше. С этой позиции и нужно рассматривать «неадекватное поведение» населения в областях, освобожденных от власти Советов. Чистого германофильства в этом поведение было мало. Скорее, здесь было здравое восприятие тех возможностей, которые даровала новая ситуация, возможностей, о которых при большевиках не приходилось даже и мечтать. Для духовенства и мирян Православной Церкви этой новой ситуацией была легальная религиозная жизнь. Все прекрасно понимали, что эту возможность даровал Вермахт, сокрушивший атеистическое зло. И даже те, кто воспринимал германскую армию тоже как зло - воспринимал ее, все-таки, как зло вынужденное и неизмеримо меньшее, чем то зло, которое властвовало на этих землях в течение двух десятилетий. Как пишет один из исследователей той эпохи: «Здесь, безусловно, было исполнение заповеди Христа «отдайте Кесарю кесарево, а Богу Богово». Не следует исключать также искреннюю благодарность истерзанного атеистическими преследованиями православного духовенства Вермахту и нацистской власти, которые прекратили эти преследования и которые, по крайней мере, на тот период времени, рассматривались как сила менее враждебная, нежели советская государственная система».112

Подобные настроения не были секретом и для 60-летнего генерал-лейтенанта фон Клейста, которому особенности прифронтовой жизни (без гауляйтеров и берлинских чиновников) позволили издать приказ по своей 1-й танковой армии, с напоминанием солдатам о том, что они находятся на не на оккупированной территории, а на земле союзника.113 Приказ этот вылился не только в гуманное обращение солдат Вермахта с гражданским населением, но и в активное содействие восстановлению и открытию православных храмов.

В Ростове-на-Дону, где до войны действовала лишь одна церковь, немцы открыли 7 храмов. Ежедневно в храмах служилось по две литургии. В Новочеркасске были открыты все храмы, какие только можно открыть. Один из очевидцев был поражен тем, что большинство интеллигенции в Новочеркасске, включая и тех, кого он считал атеистами, вернулось в церковь.114 В одной только Ростовской области было открыто 243 храма. Епископу Таганрогскому Иосифу удалось даже вернуть себе прежний архиерейский дом.115 Со стороны немцев никакого вмешательства в церковные дела не наблюдалось. Мало того, осенью 1942 г. всерьез разрабатывались планы проведения Поместного Собора Русской Православной Церкви в Ростове-на-Дону или Ставрополе, с целью избрания Патриархом митр. Берлинского Серафима (Ладе).116

Отличительной особенностью церковного возрождения на Юге России было и то, что православному духовенству приходилось заниматься не только богослужениями, требами и катехизаторскими беседами, но и духовным окормлением солдат многочисленных русских воинских подразделений. От Дона до Терека благодарность немецкой армии выражалась населением не только в словах, но и на деле. Число одних только казачьих частей достигло 20 полков.117 Стоит также отметить, что казачьи полки были в Вермахте на особо хорошем счету. Бросался также в глаза и их религиозный облик: обязательное для всех утреннее и вечернее правило, молебны перед боем.118

Само собой разумеется, что подобное возрождение лучших традиций русского воинства, ложилось на плечи местного духовенства. К чести этих православных священнослужителей следует сказать, что они не только самоотверженно исполняли свой пастырский долг, несли вместе с солдатами тяготы военной жизни, но и безропотно разделили их трагическую судьбу в конце войны...

Однако расцвет религиозных чувств коснулся не только тех, кто полагал, что война для них еще не закончилась, но и тех, кто искренне считал, что она подходит к концу. Пробуждение к вере, охватившее российский народ на занятых германской армией территориях, было сущим откровением и для немецких солдат, ожидавших увидеть в России выжженную атеистами пустыню.

В своих воспоминаниях «Падение Ростова» Н. Туров описал немецкого генерала, присутствовавшего в храме на литургии и пораженного глубиною веры молящегося народа. Генерал был расстроен, и глаза его были влажны. Он спросил у переводчика: «Неужели русские после такой ужасной революции сохранили Бога в своей душе? Откуда такая глубокая религиозность?».119

Trinity

04-01-2011 16:46:15

Положение Церкви в оккупированных областях Центральной России

«...само Небо вступилось за наши попранные права...»
еп. Смоленский и Брянский Стефан (Севбо)

Скрытый текст: :
Изображение


Скрытый текст: :
Религиозный подъем, порожденный немецкой оккупацией, в не меньшей степени охватил и население средней полосы России. Едва только Советы оставляли какой-либо населенный пункт, как сразу же духовная жизнь в нем начинала возвращаться в естественное русло...

Сразу после занятия Смоленска немецкой армией в чудом уцелевшем кафедральном соборе начались богослужения. Из 160 тыс. населения города сумели избежать эвакуации лишь 25 тыс. человек. И хотя собор хранил еще на себе надпись «антирелигиозный музей», церковные службы в нем сразу же стали собирать множество горожан. В городе, где до прихода немцев действовала лишь одна церковь, через год их было уже пять. За время немецкой оккупации было крещено все детское население города. Затем начались выезды в деревни. За одно крещение крестили от 150 до 200 человек. Во многих деревнях священникам приходилось задерживаться на несколько дней. Было совершено очень много заочных отпеваний, т.к. долгие годы у населения не было даже возможности хоронить своих близких согласно христианскому обряду. Недостаток священнослужителей побудил еп. Смоленского и Брянского Стефана (Севбо) организовать в Смоленске пастырские курсы, выпустившие за первые 7 месяцев своего существования 40 священников.120

С приходом немцев связано и еще одно знаменательное событие - обретение иконы Божией Матери Смоленской. Знаменитая святыня была найдена немецким солдатом на крыше собора как раз под 10 августа (день, когда эта икона чествуется).121 Эта чудотворная икона считалась потерянной. Предполагалось, что ее уничтожили большевики в 1918 году. И вот впервые за 23 года перед этой святыней была отслужена служба. Датский журналист Янсен так описывает это богослужение: «Священник не помнил такого множества народа, которое собралось на эту службу. Из убежищ около собора, из близких и дальних окраин пришли старики, женщины и дети. Тихонько поднимались они, по высоким лестницам собора, к древнему Божиему храму, ныне снова им возвращенному. Во время богослужения были сначала тихи, как будто не понимали того, что пред ними совершается, но потом слезы стали стекать по их испуганным лицам, и, наконец, плакали все эти несчастные, душевно изголодавшиеся люди. Священник с длинной белой бородой и разбитыми руками, Сергий Иванович Лукский, поднимает крест к образу Божией Матери, который немецкий солдат нашел под крышей собора, и, прося благословения у Пресвятой Богородицы, он благословлял всех верующих перед тем, как они разошлись до своих бедных жилищ».122

Хотя формально Смоленская область находилась управлением рейхскомиссариата «Остланд», на деле же оккупационную администрацию представляли военные. Церкви это обстоятельство позволяло не только избежать излишней «опеки» со стороны нацистских властей, но и открывало такие возможности, которых на территории рейхскомиссариата у нее бы не было. В частности, были организованы радиопередачи на религиозные темы. Задачу эту взяла на себя группа смоленской интеллигенции, объединившейся вокруг кафедрального собора. Этот же кружок занимался самым разнообразным просветительством. Так, например, ими был издан молитвослов тиражом в 15 тыс. экземпляров, организованы две передвижные библиотеки духовной литературы, а также духовные концерты на радио и площадках. Успехи этого кружка были столь впечатляющими, что 25.3.1943 г. он был преобразован в Смоленский епархиальный комитет по нравственному просвещению под председательством преосвященного Стефана, епископа Смоленского и Брянского.123

Подобная разносторонняя деятельность Церкви не могла не отразиться и на ее восприятии населением области. Все чаще и чаще храмы становились не только центром духовной жизни, но и центром общественной жизни русского народа. Реалии новой жизни заставляли задумываться о будущем государственном устройстве, о сокрушение большевизма и возрождении новой России. Именно с этой целью вышеупомянутый кружок смоленской интеллигенции обратился с посланием к Гитлеру, изъявляя готовность призвать русское население на борьбу против Сталина и выставить Русскую Освободительную Армию в 1 млн. солдат. Условием с русской стороны было признание границ 1939 года, равноправное положение русского народа и образование независимого русского национального правительства на демократической основе.124 Текст этого смоленского воззвания был передан в Берлин через фельдмаршала фон Бока. Ответа из Берлина на него так и не последовало.

Это воззвание довольно точно отвечало тогдашним настроениям в народе. Как пишет исследователь: «...если бы на оккупированных немцами территориях были созданы независимое Российское правительство и освободительная армия, им не потребовалось бы боев с советскими войсками: достаточно было бы одного морального воздействия».125

Необходимость создания такого правительства и русской военной силы понимали не только в русских церковных кругах, но и в среде немецких военных. В соответствующем меморандуме Гитлеру, командующий сухопутными силами генерал-фельдмаршал фон Браухич написал: «Считаю решающим для исхода войны».126 Эту позицию поддержал и командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Бок, выразивший Гитлеру свое негодование по поводу карательных действий СС на российской территории. В декабре 1941 г. и фон Бок, и фон Браухич были смещены Гитлером со своих постов «по состоянию здоровья». Политические замыслы фюрера серьезно отличались от этических соображений германских военных...

И тем не менее, жизнь продолжалась. Происходило не только восстановление разрушенных храмов, но и отстройка церковной организации. 12-13 мая 1943 г. в Смоленске состоялся съезд духовенства Смоленско-Брянской епархии. Судя по повестке дня, съезд был очень важным событием. Участники обсудили в докладах и прениях целый ряд вопросов:

1. Об организации пастырских курсов.

2. О введении преподавания Закона Божия в школе.

3. О воспитании юношества.

4. Об устройстве благочиннических округов.

Съезд избрал членов епархиального управления, утвердил смету на содержание управления.127

Весьма примечательно, что, когда немцы занялись переписью населения Смоленска, выяснилось, что из 25429 жителей города 24100 назвали себя православными, 1128 - верующими других конфессий и лишь 201 (менее 1%) - атеистами.128 Столь неожиданные цифры послужили для немцев основанием, чтобы передать православным еще один храм, функционировавший до этого в качестве костела. По мнению Шкаровского, подобные опросы давали от 1 до 4% атеистов и в других городах. Правда, нельзя принимать эти данные за полностью соответствующие реальной ситуации. Ведь среди ушедших на восток с советскими войсками жителей города был довольно высок процент атеистов. Кроме того, часть населения могла думать, что немцы будут ассоциировать атеистов с большевиками, и поэтому предпочитала скрывать свои подлинные взгляды. Всего в Смоленской области было открыто при немцах 60 храмов, в Брянской и Белгородской не менее 300, Курской - 332, Орловской - 108, Воронежской - 116.129

В Курске в марте 1942 г. был воссоздан Свято-Троицкий женский монастырь со 155 насельницами. За недолгую оккупацию Орла немцы успели открыть в нем четыре храма. Как писал английский журналист А. Верт: «Церкви в Орле процветали, но они превратились, чего немцы не ожидали, в активные центры русского национального самосознания... именно церкви неофициально создали кружки взаимной помощи, чтобы помогать самым бедным и оказывать поддержку военнопленным».130

Следует отметить, что просоветские настроения в церковной среде были редчайшим исключением, как, например, факт сотрудничества с советскими спецслужбами священника деревни Волки Смоленской области о. Аркадия. При нем же «служил» в качестве дьякона некий «Филипп Иванович» (коммунист-подпольщик).131 Впрочем, большевицкие агенты в рясах встречались все-таки редко. Гораздо чаще люди демонстрировали желание отстраниться от происходящего и начинали налаживать мирную жизнь...

Особенно это чувствовалось в Брянске, где при немцах было открыто 12 храмов. Интенсивное восстановление церквей охватило и всю Брянскую область. «Находилась» спрятанная при большевиках богослужебная утварь, иконы, облачение. «Появлялись» и люди, способные петь и читать в церкви.

Как это уже не раз происходило в России, вместе с возрожденной верою возрождалось и национальное самосознание. В Локотском районе Брянской области возникла даже целая «республика». Генерал-полковник Шмидт - командующий 2-й танковой армией - вопреки инструкциям Берлина признал ее автономным районом под русским самоуправлением. В районе царил порядок, возрождалось материальное благополучие. Появилось две больницы, несколько школ, собственные фабрики, банк, театр, газета, молодежные и религиозные организации. Было введено продуманное налоговое обложение.132 Был собственный народный суд (однажды за мародерство двое немецких солдат были приговорены народным судом к расстрелу - генерал-полковник Шмидт даже не пытался повлиять на приговор суда). Имелась у Локотской «республики» даже собственная армия РОНА - Русская Освободительная Народная Армия (20 тыс. человек). Советские партизаны переходили в РОНА даже из областей, лежащих от Локотя на расстоянии больше 100 км. Со временем «республика» увеличивалась, и в нее вошли 8 районов с 581 тыс. жителей.133 Как это ни странно, но Локотская «република» так и не оказалась под пристальным взором нацистских чиновников из Берлина.

Как писал внук знаменитого российского премьер-министра А. П. Столыпин: «Локоть - это доказательство того, на что русские люди способны своими силами. Такая «республика» могла бы распространиться и далее, на другие районы, не будь гестапо и гитлеровских рейхскомиссаров»134 …

Trinity

04-01-2011 16:47:36

Церковная жизнь в оккупированных немцами северо-западных областях России

«Не забывайте, что вы прибыли в страну, где на протяжении более 20 лет религия самым безжалостным образом отравлялась и преследовалась,
где народ был напуган, принижен, угнетен и обезличен…»
(Из напутствия митр. Сергия (Воскресенского) членам псковской Миссии).
Возрождение церковной жизни на северо-западе России в силу различных причин оказалось тесно связано со знаменитой Псковской Миссией. Хотя миссионерством занималось православное духовенство и в других регионах СССР, именно Псковская Миссия является ярчайшим проявлением ревностного служения на благо Церкви Христовой, служения, кроме всего прочего, блестяще организованного и принесшего потрясающие результаты.

Деятельность Миссии стала возможной, во-первых, благодаря личности митр. Сергия (Воскресенского), пользовавшегося доверием у оккупационной администрации, а во-вторых, благодаря политическим соображениям чиновников из министерства Розенберга, полагавших, что оккупационной администрации не следует препятствовать распространению влияния прибалтийского экзархата на российские районы, занятые группой армий «Север».

Скрытый текст: :
Изображение


Скрытый текст: :
Тот факт, что митр. Сергий предпринял энергичные шаги для духовного кормления православной паствы соседних с Прибалтикой областей, представляется с канонической точки зрения совершенно законным, ибо митр. Ленинградский Алексий (Симанский) находился в блокированном Ленинграде и в силу этого лишь формально являлся управляющим епархией. Как писал сам митр. Сергий: «Мы почли долгом своим на время принять эту территорию под свое архипастырское покровительство, чтобы немедленно приступить на ней к восстановлению церковной жизни, и для этой цели направили туда миссионеров из Экзархата, духовенство которого большевики, за короткое время своего владычества в прибалтийских странах, не успели полностью уничтожить».135 Посылая духовенство на территорию Ленинградской области, экзарх давал им указание поминать на богослужениях митр. Ленинградского Алексия.

На языке германских чиновников эта Миссия называлась «Die Orthodoxe Mission in den befreiten Gebieten Russlands» (Православная Миссия в освобожденных землях России).

Сразу же после получения разрешения от немецких властей Миссия выехала из Риги в Псков. Первые миссионеры (15 человек) прибыли туда 18.8.1941 г. Территория, на которой Миссии предстояло развернуть свою деятельность, включала в себя часть Ленинградской, часть Калининской, Великолуцкую, Новгородскую и Псковскую области и имела население около 2 млн. человек. Несмотря на такую обширную площадь, состояние церковной жизни в эти областях было одинаковым и выражалось в ее полном отсутствии. Лишь руины да не совсем обычного вида зернохранилища, склады и танцклубы напоминали о былом величии этих областей России. На всей территории, охваченной деятельностью Миссии (территории, равной по размеру Ирландии), был лишь один действующий храм с двумя священнослужителями.

Вопреки распространенному мнению, Миссия не была подотчетна германским властям и ими не финансировалась. Организацию и личную ответственность за лояльное поведение миссионеров в прифронтовом районе нес митр. Сергий (Воскресенский). Финансовая сторона Миссии полностью зависела от пожертвований прихожан. Кроме того, 10% от доходов приходских Церквей Миссии направлялись в Псков, где разместилось ее управление. Кандидатов для рукоположения во священники надлежало отправлять к митр. Сергию - для хиротонии и обучения в семинариях Риги или Вильнюса. Оккупационные власти признавали за митр. Сергием право руководить деятельностью Миссии, а саму Миссию считали частью РПЦ, а не какой-либо автономной структурой.

С самого начала своей деятельности Миссия зарекомендовала себя как независимая от властей структура. Как вспоминал о. Алексий Ионов: «Я хорошо знал настроение членов Миссии. С немцами мы все считались по принципу «из двух зол выбирай меньшее». Что немцы - зло, никто из нас не сомневался. Ни у кого из нас не было, конечно, никаких симпатий к завоевателям «жизненного пространства» нашей родины. Глубокое сострадание и сочувствие к бедствующему народу, нашим братьям по вере и по крови, - вот что наполняло наши сердца».136

Именно любовь и сострадание заставило миссионеров покинуть тихую, благополучную Ригу и отправиться в прифронтовые области России, несмотря на реальную угрозу стать жертвой вездесущих «народных мстителей». Об этом о. Алексей вспоминает так: «Лучшее время моего пастырства - время, проведенное в Псковской Миссии, хотя внешне оно протекало в самой суровой обстановке. Кругом партизаны. Встреча с ними - конец. Им не втолкуешь, что мы проповедуем Христа Распятого. Мы на этой стороне - значит, враги...».137

Однако простой люд воспринимал миссионеров самым радушным образом, ибо последние являлись в его глазах отголосками той полноты жизни, от которой народ был отторгнут более 20 лет назад.

Само собой разумеется, что первоочередной задачей миссионеров стало восстановление не только храмов, но и полноценной приходской жизни. При гигантском наплыве народа в открывавшиеся храмы особенно остро чувствовался дефицит клириков, ведь первоначально в Псков приехало всего лишь 15 священников. Все это побуждало руководство Миссии подготавливать духовенство для возрождающихся приходов, направляя кандидатов для обучения в Ригу и Вильнюс. К августу 1942 г. (т.е. через год) в Миссии насчитывалось уже 77 пастырей, которые обслуживали 200 приходов.138 Тем не менее, поток народа в храмы от этого не ослаб, и миссионерам приходилось, как и раньше, служить на ниве Христовой с полной отдачей. Одних только крещений приходилось совершать за одну службу от 25 до 100. Священник Иоанн Легкий в августе-ноябре крестил 3500 детей. Согласно отчету миссионера Владимира Толстоухова, только с 19 августа по 19 декабря 1941 г. он совершил более 2 тыс. заочных отпеваний.139 Сейчас подобные цифры кажутся немыслимыми, но так было...

Поэтому вполне можно доверять донесению СД от 21.9.1942 г. сообщающему: «Успех миссионерской работы обусловлен главным образом тем, что большие массы русского народа, в особенности крестьяне, несмотря на старания большевиков, остались верны Православной вере и родной Церкви. Факты, свидетельствующие о том, общеизвестны: церкви переполнены молящимися, священники имеют так много дел... что едва с ними справляются, число причастников и детей, которых крестят, поразительно большое... миссионеров повсюду встречают с почтением и доверием, стараются посильно заботиться об их благополучии, родители охотно доверяют своих детей священникам для религиозного образования...».140

В храмы ходили не только женщины и дети. Существенную часть прихожан составляли мужчины, бывшие военнопленные. Да и немцы явно считали, что Миссия должна заботиться о своих освобожденных соотечественниках. Как вспоминает о. Георгий Тайлов: «Оккупанты относились к нам вежливо, но требовательно. Новоржевский комендант собрал всех в Пушкинских горах. Объявил, что некоторые лагеря военнопленных будут распущены, а их население вернется по домам».141 Псков был далеко не единственным регионом, где немцы распускали военнопленных по домам. С 25. 7 по 13.11.1941 г. в зоне ответственности ОКХ было распущено по домам 292702 советских военнопленных, в зоне ответственности ОКВ - 26068 человек, в полосе 3-й танковой группы - около 200 тыс.142 В общей сложности это – 35 стрелковых дивизий. Разумеется, все это делалось военными исключительно из принципов гуманизма и ничего не имело общего с позицией нацистской верхушки.

Однако если для освобожденного из плена солдата вопрос о личной духовной жизни зависел от его желания прийти в храм, то у тех, кто до сих пор находился в плену, такой возможности не было. Понимая это, миссионеры обратились к военным властям, чтобы те разрешили священнослужителям приходить в лагеря и совершать богослужения. Просьба была удовлетворена. Священники смогли не только совершать богослужения в лагерях, но и приходить в лазареты для военнопленных, чтобы причащать и исповедовать раненых.

Священнику Алексию Ионову удалось даже организовать пасхальную службу для военнопленных в одном из городских храмов, оцепленногм по этому поводу немецкими солдатами. На службе были только военнопленные, прихожанам же вход был воспрещен. Свыше 300 пленных красноармейцев, изъявивших желание помолиться, наполнили храм. Об этом богослужении, о. Алексий Ионов вспоминает так: «С каким волнением я его совершал... Я произнес слово, в котором убеждал их не падать духом, помнить, что их матери молятся о них. При упоминании о матерях у многих на глазах показались слезы. Со слезами на глазах слушали военнопленные и радостные пасхальные песнопения. Оделяя каждого не одним традиционным, а четырьмя, пятью яичками - их накануне принесли верующие люди, как только я им объявил о богослужении для военнопленных, - я приветствовал всех обычным «Христос Воскресе!» И все, как один, отвечали: «Воистину Воскресе!» Это были бойцы Красной Армии, попавшие в плен в 1941-1942 годах».143

Помощь пленным со стороны Миссии не ограничивалась только духовной пищей. Миссионерам удавалось регулярно доставлять военнопленным продукты, собираемые прихожанами храмов. Одному из организаторов этой помощи - о. Константину Шаховскому, - это зачтется Советами после войны как «сотрудничество с гестапо».144 Все это было возможным, пока лагерями советских военнопленных распоряжался Вермахт. Когда власть над военнопленными перешла в руки СС, многое из того, что удавалось делать миссионерам раньше, стало просто невозможным...

Для религиозного возрождения на занятых немцами российских территориях было характерно проявление каких-либо знаменательных духовных событий. Наиболее значимой для Церкви на Псковщине была передача духовенству Тихвинской иконы Божией Матери...

Согласно воспоминаниям о. Георгия Тайлова: «Когда немцы ворвались в Тихвин, то там в монастыре, как музейный экспонат, хранилась чудотворная икона Тихвинской Божией Матери. Как мне рассказывали, во время боя храм загорелся, но один немецкий солдат, заметивший большую старинную икону, схватил ее и вынес из огня. Спасая икону, он был ранен и отправлен в Даугавпилс на лечение. Немцы отправили икону во Псков и передали ее о. Н. Колибернскому, который в то время возглавлял Миссию. Чудотворная икона хранилась у него в отдельной комнате и 1 января 1942 г. была перенесена в кафедральный собор».145 Впоследствии, когда большевики уже вовсю напирали на Псков, немцы успели эвакуировать икону в Ригу, где и передали ее на хранение архиепископу Рижскому Иоанну (Гарклавсу).146

Помимо слова устного, Миссия распространяла и слово печатное. С августа 1942 г. в Пскове издавался журнал «Православный христианин», выходивший каждый месяц тиражом 2-3 тыс. экземпляров. Удалось получить у немецких властей и доступ на радио, чтобы церковное слово звучало и в эфире. Радиопроповедями занимался, как правило, о. Георгий Бенигсен. Вспоминая о том времени, о. Георгий писал: «Мы шли в народ, несли ему слово Христовой любви и правды, слово утешения и надежды... Два десятилетия власть отнимала у него то, чем строилась и двигалась государственная, нравственная и культурная жизнь его предков на протяжении тысячелетий... Детский сад, школа, вуз, пионерская и комсомольская организации - вот те страшные круги ада, которые проходила неопытная, мягкая душа в советском «раю». Слава Богу, славянская душа постояла за себя. Она осталась христианской».147

Удалось добиться у военных властей и приказа об обязательном изучении Закона Божия в средних школах (на том основании, что он является обязательным предметом во всех школах Рейха). Среди преподавателей коммунистической закалки этот приказ вызвал полную растерянность. Да и сами миссионеры были не совсем готовы обеспечить все школы грамотными преподавателями.

Что касается прогерманских заявлений Миссии, то их все-таки следует рассматривать с точки зрения заповеди «Кесарю кесарево, а Богу Богово», а не как проявление подхалимства и низкопоклонства перед оккупантами. За подобными заявлениями всегда стояла четкая антикоммунистическая позиция, не для всех приемлемая не только в то время, но и по сей день. Поэтому многим очень трудно спокойно относиться к воззваниям Миссии вроде этого: «Русские патриоты обязаны всемерно содействовать уничтожению и плодов, и корней коммунизма. Мы верим, что найдется немало русских душ, готовых к участию в уничтожении коммунизма и его защитников».148 Соображениями уважительного отношения к властям руководствовался и митр. Сергий (Воскресенский) в своем приказе от 8.7.1943 г., где указывалось: «В день Св. Троицы германское командование объявило торжество передачи земли в полную собственность крестьянства, а посему предлагается управлению Миссии: 1) Дать циркулярное распоряжение всему подведомственному духовенству... специально в проповедях отметить важность сего мероприятия. 2) В Духов день в Соборе, после Литургии, совершить торжественный молебен с участием всего духовенства г. Пскова».149

Вполне естественно, что вместе с религиозным возрождением в народе начало просыпаться и чувство национального сознания, желание видеть будущую Россию без немцев и большевиков. Не последнюю роль в пропаганде этих настроений играла белоэмигрантская организация НТС (Национально-Трудовой Союз), десять сотрудников Миссии были ее членами.150 Следует отметить, что НТС старался вести свою работу вне Миссии, чтобы не подводить ее, в случае провала, под удар немцев,151 что впрочем, не мешало некоторым миссионерам быть ее членами, подобно о. Георгию Бенигсену, знакомому с НТС еще с довоенной Латвии и вступившему в его ряды в конце 1943 г.152

Что же касается отстройки самой церковной организации, то в течение первого года деятельности Миссии в общих чертах это уже сделать удалось. В ноябре 1942 г. в г. Дно прошел первый пастырский съезд. Духовенство 11 регионов Псковской и Новгородской области собралось, чтобы впервые за 25 лет свободно обсудить наболевшие вопросы: «О задачах духовенства в деле возрождения церковно-приходской жизни и принципах воспитания народных масс», «О церковно-приходской практике» и ряд других тем. Воззвание, принятое на съезде, является образцом политкорректности. В нем, в частности, говорилось: «Только германская армия, освободив русский народ, дала возможность совершенно свободно строить свою духовную и церковно-приходскую жизнь. Только немецкие освободители с первых дней войны дали русскому народу полную свободу религии, оказав нам материальную помощь в восстановлении ограбленных и разрушенных храмов Божьих... Духовенство и народ православный питают глубокую благодарность к немецкому народу и его армии, освободивших нас от порабощений духовенства».153 Весьма примечательно, что пастыри выразили искреннюю благодарность Вермахту, не упомянув при этом Гитлера и НСДАП. Что же касается антикоммунизма, то, как пишет исследователь: «Неприятие советского режима было столь велико, что неудивительными кажутся слова об освободительной миссии Вермахта - новая власть была также не народной, однако она пока давала возможность православного возрождения».154

Псковская Миссия стала единственным примером блестяще организованного миссионерского служения на оккупированных немцами территориях СССР. Переоценить христианский подвиг миссионеров так же невозможно, как и выразить его в конкретном числе спасенных человеческих душ. Известно лишь, что к концу немецкой оккупации на северо-западе России было открыто около 470 храмов. Правда, около 40 из них было открыто в Карелии, на территории занятой финской армией, территории, на которую псковская Миссия свою деятельность не распространяла. Стоит отметить, что поскольку открывшиеся храмы на советской территории окормляло финское православное духовенство, то богослужения в Карелии шли преимущественно на финском языке и совершались по новому стилю. Это обстоятельство привело даже к расколу среди братии Валаамского монастыря (на «новостильников» и «старостильников»).155 К 1946 г. 85% открытых финнами храмов были снова закрыты.156

Что же касается псковской Миссии и той колоссальной работы, которую она проделала, то, как писал один из миссионеров: «Мы делали все, что могли. Открыли сотни приходов, окрестили десятки тысяч некрещеных детей, подростков и взрослых. Открывали церковные приюты, детские сады и приходские школы. Вели огромных размеров катехизацию. Несли проповедь Евангелия в каждый доступный нам уголок... Мы уже давно видели надвигавшийся крах Германии, но это нас не касалось. Мы отовсюду уходили последними...».157

Когда к Пскову рвались советские танки, значительная часть сотрудников Миссии была немцами эвакуирована. Все миссионеры, не ушедшие с отступающей германской армией, были уничтожены НКВД или получили длительные сроки лагерей...

Trinity

04-01-2011 17:40:01

Даже принимая во внимание историю Церкви в России после 17-го года, во всей этой теме поражает то, с какой легкостью православные иерархи шли на сотрудничество с гитлеровским режимом... :'(

Шаркан

04-01-2011 18:03:39

после сотрудничества с монгольскими ханами тоже поражает?

Чекист

05-01-2011 07:34:06

Нет не поражает, а скорей вызывает ярость на всех церковников без исключения. Как на католиков благословивших Гитлера, покрывавших усташей (до зверств творимых ими не додумался даже Гиммлер). Как и на православных которые как было описано выше Гитлера также благословляли, а сейчас с крушением СССР выползли изо всех нор заражая все вокруг черносотенством и мракобесием. Воистину религия- опиум для народа.

Trinity

05-01-2011 13:09:17

Чекист, жалко, что сюда никогда не заходят ревностные православные. Было бы просто интересно послушать, как они бы откоментировали поведение многих высших церковных иерархов в годы войны с фашизмом ? :-(

Может быть им все же стало бы стыдно и они о чем-то задумались ? :du_ma_et:

А то в современных телепередачах Церковь буквально изображается "святой", а ее гонители - демонами сатанинскими... :-)

Wedma_IRIN

05-01-2011 17:01:53

Нацизм - в коей-то мере тож религия. Если понимать под религией систему ценностей и взглядов, которой придерживается определенная группа людей. Вывод напрашивается: ворон-ворону... и сегодняшняя картина мира - не исключение.
"Не та это сторона.. Ох, не та... Не правильная... " - Илья Муромец (с)

Дмитрий Донецкий

06-01-2011 16:07:47

Прочитал хотя многабукаф.

1. Немцы обращались с населением поразному (иногда даже очень поразному), но в среднем лучше большевиков. В этом пожалуй главное объяснение массовой "измены" советских людей.

2. Что будет при немцах, никто толком не знал, но все отлично знали, что было при большевиках. Ведь даже евреи добровольно оставались на оккупированных территориях, не веря антинацистской пропаганде.

3. Гитлер идиот. Я об этом не раз уже говорил. Надо иметь спецталант для превращания миллионов потенциальных союзников в противников и даже врагов, взявшихся за оружие.

4. Церковники - самый приспосабливающийся класс. К любым режимам, вплоть до антихристианских.

5. Рассказы стариков (в 70-е годы, когда ещё было немало живых свидетелей той войны) подтверждают в основном вышеприведённую информацию.

Homo sapiens sapiens

06-01-2011 16:33:55

Дмитрий Донецкий писал(а):3. Гитлер идиот. Я об этом не раз уже говорил. Надо иметь спецталант для превращания миллионов потенциальных союзников в противников и даже врагов, взявшихся за оружие.


По этому вопросу Сталин в конце 41-го года на каком-то собрании ляпнул: "глупая политика Гитлера, превратила народы СССР в заклятых врагов нынешней Германии". То есть фактически признал, что народы СССР врагами Германии-то и не были. Вроде и не сразу ярость благородная вскипела как волна.

Чекист

06-01-2011 20:29:39

Скрытый текст: :
Дмитрий Донецкий оказывается вы у нас нацистам сочувствуете. Так держать.

Trinity

09-01-2011 22:48:46

Чекист,
Скрытый текст: :
ага :-) просто удивительно как многие здесь сожалеют, что Гитлер оказался "идиотом" и не победил... И им даже в голову не приходит, что не Гитлер был "идиотом", ( его "идиотство" не помешало ему завоевать всю Европу)... а советские люди перебили хребет фашистской гадине...

Trinity

11-01-2011 14:06:03

Воспоминания немецкого солдата

Скрытый текст: :