Ниди
09-02-2011 16:33:54
Клетка в законе
Будет упорядочено применение биомедицинских клеточных технологий
Ирина Краснопольская
Уже два года идет обсуждение проекта федерального закона о биомедицинских клеточных технологиях. Судя по откликам специалистов, у него больше противников, чем сторонников. А золотая середина есть? Об этом корреспондент "РГ" беседует с директором Федерального научно-клинического центра детской гематологии, онкологии и иммунологии Минздравсоцразвития РФ членом-корреспондентом РАМН Александром Румянцевым.
Российская газета: Александр Григорьевич! Не случайно именно с вами ведем эту беседу. Ведь в центре, которым вы руководите, для лечения тяжелейших онкологических заболеваний у детей широко применяются клеточные технологии. Успешно?
Александр Румянцев: Если бы было иначе, мы бы их не применяли. Клеточные технологии применяем для лечения гематологических, онкологических заболеваний, иммунодефицитов и многих наследственных болезней. Скажем, у ребенка диагностирован лейкоз, который не поддается лечению с помощью химиотерапии. Альтернатива - трансплантация гемопоэтических стволовых клеток. Причем, не родственных. Источники таких клеток - костный мозг, периферическая и пуповинная кровь. Эффективность этого лечения - 60-65 процентов.
РГ: Всего-то?
Румянцев: Это немало. Потому что сравнение здесь с нулем - стопроцентной гибелью ребенка. Еще более оптимистичный прогноз для больных, страдающих иммунодефицитом и апластическими анемиями. Здесь процент выздоровления достигает 80-85.
РГ: Где берется материал для пересадок?
Румянцев: Забор, обработка, хранение, проведение трансплантации, а также характеристика клеточного препарата до сих пор, к сожалению, законодательством не регулируется. И потому в данной области немало спекуляций. Для не родственной трансплантации мы вынуждены использовать препараты стволовых клеток из зарубежных банков доноров. Эти банки работают по законам своих стран и регулируются документами ЕС и США. Ввоз и обмен клеточным материалом труден чрезвычайно. Для каждого конкретного пациента требуется специальное разрешение Минздрава, согласование с таможней и масса иных проволочек. На это уходит уйма времени. Не все дети доживают до спасительной операции. И реально такие технологии используют и России только две клиники: наша и Институт детской гематологии и трансплантологии Санкт-Петербургского медицинского университета. Поэтому принятие закона о клеточных технологиях жизненно необходимо.
РГ: А те два банка пуповинных стволовых клеток, которые организованы в Москве и Самаре, погоды не делают?
Румянцев: Эти банки - огромное наше достижение. В них сейчас находится более семи тысяч образцов пуповинной крови. Из них в наших двух центрах проведено 44 не родственных трансплантации. Все медицинские технологии, зарегистрированные Росздравнадзором, подготовлены сотрудниками этих коллективов. Но большинство технологий не могут быть утверждены до принятия закона. Фактически мы работаем на поле со ссылкой на законодательство других стран, опираясь на свой уровень профессионализма и этики.
РГ: Но и в США, и в странах ЕС, где законы о клеточных технологиях существуют, запрещено использование эмбрионального материала и клонирование.
Румянцев: Запрещено. И этим самым они обеспечили отставание США и стран ЕС как минимум на десять лет от Китая и на пять лет от Великобритании. США опомнились в октябре 2010 года, разрешив научные исследования с эмбриональными клетками. Учитывая , что первая трансплантация гемопоэтических стволовых клеток была проведена в России 40 лет назад профессором Александром Барановым в институте биофизики, а первую трансплантацию ребенку провел профессор Борис Афанасьев 20 лет назад, то очевидно: принятие закона о клеточных технологиях в нашей стране опоздало как минимум на 20 лет. Фактически в своей практике сейчас мы пользуемся двумя законами - законом о переливании крови и законом о трансплантации органов и тканей. Оба они не учитывают того научного и практического прогресса , который произошел в этой области. Тут уместно напомнить, что новое тысячелетие ознаменовалось расшифровкой генома человека и стало ясно:. стволовые клетки способны к восстановлению ряда органов и тканей.
РГ: То, что закон нужен, спора нет. Готовят его больше двух лет. Проект опубликован на сайте Минздравсоцразвития в Интернете. Казалось бы соблюдены все правила игры. Почему же такое неприятие?
Румянцев: Я назову горячие точки документа. Они начинаются с терминологии закона. Нельзя прописывать законодательство для технологий. Это уместно делать в подзаконных актах.. Потому что под термин "биомедицинские технологии" попадают все биологические и медицинские технологии. Между тем, технологии - это инструмент научного исследования и практической деятельности в конкретной области медицины. Технология не может быть зарегистрирована законом. Закон должен создать рамки государственного контроля. Но в то же время обеспечить максимальную свободу научных исследований. Он должен поставить заслон для криминализации лечебной деятельности, в том числе связанной с ввозом в Россию некачественного клеточного материала и так далее.
Далее. Очень важно, кто будет главным экспертом, а также организатором всей области, связанной с клеточным материалом. В проекте закона прописано, что это относится к компетенции органов государственной власти. В этом случае абсолютно нивелируется роль научных разработчиков, ученых советов, этических комитетов, наконец тех, кто использует клеточные технологии в практике.
В законе сказано о создании биомедицинской экспертизы. Но кто, как, где станет ее проводить, - неизвестно. Уж не говорю о том, что кадров для этой работы в стране нет, а закон молчит по поводу их подготовки.
На западе экспертиза проверяет не только конечный продукт, она отслеживает всю цепочку его изготовления. И не конечный продукт подлежит сертификации, а вся цепочка его приготовления. И, если хоть одно звено этой цепочки не отвечает стандартам, то бракуется вся цепочка, включая конечный продукт. Проектом закона подобное не предусмотрено.
Замечания моих коллег касаются еще двух пунктов, о которых тоже считаю нужным сказать. Прежде всего, об организации клинических испытаний клеточных технологий. Это очень уязвимая сторона дела. Кто может в них участвовать? В каких учреждениях можно проводить такие исследования? В частности, как и мои коллеги, считаю совершенно недопустимым проведение испытаний на психически больных людях, на тех, кто признан недееспособным.
Очень неоднозначна та часть закона, которая касается страхования тех, кто дал согласие на проведение клинических испытаний, и пациентов, для лечения которых применяются клеточные продукты. Поясню. Одно дело, когда клеточные технологии применяются в косметологии. И совсем другое дело, когда речь о спасении жизни онкологического пациента или пациента с неизлечимой наследственной патологией.
РГ: Вокруг клеточных технологий масса всяческих спекуляций. Не секрет, что недобросовестные коммерческие структуры наживают на этих технологиях немалые деньги. Тем самым компрометируют само развитие биомедицинских технологий, без которых уже нельзя мыслить современное врачевание…
Румянцев: Вот именно поэтому закон совершенно необходим. Его принятие должно способствовать прекращению незаконного изготовления и оборота клеточного материала. Принятие закона запланировано до первого сентября. Значит, еще есть время для того, чтобы он учел те предложения и замечания, которые сейчас высказываются учеными и профессиональными ассоциациями.
Кстати
Понятие о стволовых клетках и первое в мире описание гемопоэтических стволовых клеток было сделано великим русским исследователем Александром Александровичем Максимовым более ста лет назад. Это тот самый Максимов, которого советская власть в 1922 году отправила в изгнание на интеллектуальном пароходе. Имя Максимова, к сожалению, лучше знают ученые за рубежом, чем в нашем отечестве.
Отцом стволовых стромальных клеток в мире считается член-корреспондент РАМН Александр Яковлевич Фриденштейн,
И негоже нам сейчас быть на задворках мировой науки…
Источник: http://www.rg.ru/2011/02/09/rumyancev-site.html
Будет упорядочено применение биомедицинских клеточных технологий
Ирина Краснопольская
Уже два года идет обсуждение проекта федерального закона о биомедицинских клеточных технологиях. Судя по откликам специалистов, у него больше противников, чем сторонников. А золотая середина есть? Об этом корреспондент "РГ" беседует с директором Федерального научно-клинического центра детской гематологии, онкологии и иммунологии Минздравсоцразвития РФ членом-корреспондентом РАМН Александром Румянцевым.
Российская газета: Александр Григорьевич! Не случайно именно с вами ведем эту беседу. Ведь в центре, которым вы руководите, для лечения тяжелейших онкологических заболеваний у детей широко применяются клеточные технологии. Успешно?
Александр Румянцев: Если бы было иначе, мы бы их не применяли. Клеточные технологии применяем для лечения гематологических, онкологических заболеваний, иммунодефицитов и многих наследственных болезней. Скажем, у ребенка диагностирован лейкоз, который не поддается лечению с помощью химиотерапии. Альтернатива - трансплантация гемопоэтических стволовых клеток. Причем, не родственных. Источники таких клеток - костный мозг, периферическая и пуповинная кровь. Эффективность этого лечения - 60-65 процентов.
РГ: Всего-то?
Румянцев: Это немало. Потому что сравнение здесь с нулем - стопроцентной гибелью ребенка. Еще более оптимистичный прогноз для больных, страдающих иммунодефицитом и апластическими анемиями. Здесь процент выздоровления достигает 80-85.
РГ: Где берется материал для пересадок?
Румянцев: Забор, обработка, хранение, проведение трансплантации, а также характеристика клеточного препарата до сих пор, к сожалению, законодательством не регулируется. И потому в данной области немало спекуляций. Для не родственной трансплантации мы вынуждены использовать препараты стволовых клеток из зарубежных банков доноров. Эти банки работают по законам своих стран и регулируются документами ЕС и США. Ввоз и обмен клеточным материалом труден чрезвычайно. Для каждого конкретного пациента требуется специальное разрешение Минздрава, согласование с таможней и масса иных проволочек. На это уходит уйма времени. Не все дети доживают до спасительной операции. И реально такие технологии используют и России только две клиники: наша и Институт детской гематологии и трансплантологии Санкт-Петербургского медицинского университета. Поэтому принятие закона о клеточных технологиях жизненно необходимо.
РГ: А те два банка пуповинных стволовых клеток, которые организованы в Москве и Самаре, погоды не делают?
Румянцев: Эти банки - огромное наше достижение. В них сейчас находится более семи тысяч образцов пуповинной крови. Из них в наших двух центрах проведено 44 не родственных трансплантации. Все медицинские технологии, зарегистрированные Росздравнадзором, подготовлены сотрудниками этих коллективов. Но большинство технологий не могут быть утверждены до принятия закона. Фактически мы работаем на поле со ссылкой на законодательство других стран, опираясь на свой уровень профессионализма и этики.
РГ: Но и в США, и в странах ЕС, где законы о клеточных технологиях существуют, запрещено использование эмбрионального материала и клонирование.
Румянцев: Запрещено. И этим самым они обеспечили отставание США и стран ЕС как минимум на десять лет от Китая и на пять лет от Великобритании. США опомнились в октябре 2010 года, разрешив научные исследования с эмбриональными клетками. Учитывая , что первая трансплантация гемопоэтических стволовых клеток была проведена в России 40 лет назад профессором Александром Барановым в институте биофизики, а первую трансплантацию ребенку провел профессор Борис Афанасьев 20 лет назад, то очевидно: принятие закона о клеточных технологиях в нашей стране опоздало как минимум на 20 лет. Фактически в своей практике сейчас мы пользуемся двумя законами - законом о переливании крови и законом о трансплантации органов и тканей. Оба они не учитывают того научного и практического прогресса , который произошел в этой области. Тут уместно напомнить, что новое тысячелетие ознаменовалось расшифровкой генома человека и стало ясно:. стволовые клетки способны к восстановлению ряда органов и тканей.
РГ: То, что закон нужен, спора нет. Готовят его больше двух лет. Проект опубликован на сайте Минздравсоцразвития в Интернете. Казалось бы соблюдены все правила игры. Почему же такое неприятие?
Румянцев: Я назову горячие точки документа. Они начинаются с терминологии закона. Нельзя прописывать законодательство для технологий. Это уместно делать в подзаконных актах.. Потому что под термин "биомедицинские технологии" попадают все биологические и медицинские технологии. Между тем, технологии - это инструмент научного исследования и практической деятельности в конкретной области медицины. Технология не может быть зарегистрирована законом. Закон должен создать рамки государственного контроля. Но в то же время обеспечить максимальную свободу научных исследований. Он должен поставить заслон для криминализации лечебной деятельности, в том числе связанной с ввозом в Россию некачественного клеточного материала и так далее.
Далее. Очень важно, кто будет главным экспертом, а также организатором всей области, связанной с клеточным материалом. В проекте закона прописано, что это относится к компетенции органов государственной власти. В этом случае абсолютно нивелируется роль научных разработчиков, ученых советов, этических комитетов, наконец тех, кто использует клеточные технологии в практике.
В законе сказано о создании биомедицинской экспертизы. Но кто, как, где станет ее проводить, - неизвестно. Уж не говорю о том, что кадров для этой работы в стране нет, а закон молчит по поводу их подготовки.
На западе экспертиза проверяет не только конечный продукт, она отслеживает всю цепочку его изготовления. И не конечный продукт подлежит сертификации, а вся цепочка его приготовления. И, если хоть одно звено этой цепочки не отвечает стандартам, то бракуется вся цепочка, включая конечный продукт. Проектом закона подобное не предусмотрено.
Замечания моих коллег касаются еще двух пунктов, о которых тоже считаю нужным сказать. Прежде всего, об организации клинических испытаний клеточных технологий. Это очень уязвимая сторона дела. Кто может в них участвовать? В каких учреждениях можно проводить такие исследования? В частности, как и мои коллеги, считаю совершенно недопустимым проведение испытаний на психически больных людях, на тех, кто признан недееспособным.
Очень неоднозначна та часть закона, которая касается страхования тех, кто дал согласие на проведение клинических испытаний, и пациентов, для лечения которых применяются клеточные продукты. Поясню. Одно дело, когда клеточные технологии применяются в косметологии. И совсем другое дело, когда речь о спасении жизни онкологического пациента или пациента с неизлечимой наследственной патологией.
РГ: Вокруг клеточных технологий масса всяческих спекуляций. Не секрет, что недобросовестные коммерческие структуры наживают на этих технологиях немалые деньги. Тем самым компрометируют само развитие биомедицинских технологий, без которых уже нельзя мыслить современное врачевание…
Румянцев: Вот именно поэтому закон совершенно необходим. Его принятие должно способствовать прекращению незаконного изготовления и оборота клеточного материала. Принятие закона запланировано до первого сентября. Значит, еще есть время для того, чтобы он учел те предложения и замечания, которые сейчас высказываются учеными и профессиональными ассоциациями.
Кстати
Понятие о стволовых клетках и первое в мире описание гемопоэтических стволовых клеток было сделано великим русским исследователем Александром Александровичем Максимовым более ста лет назад. Это тот самый Максимов, которого советская власть в 1922 году отправила в изгнание на интеллектуальном пароходе. Имя Максимова, к сожалению, лучше знают ученые за рубежом, чем в нашем отечестве.
Отцом стволовых стромальных клеток в мире считается член-корреспондент РАМН Александр Яковлевич Фриденштейн,
И негоже нам сейчас быть на задворках мировой науки…
Источник: http://www.rg.ru/2011/02/09/rumyancev-site.html