Шаркан
30-04-2012 18:14:01
Скрытый текст: :
Александр Никонов, Акоп Назаретян — Убить обезьяну
1 Сб 13 дек 2003 18:14
Журнал «Огонёк» № 30-31
(4705-4706)
Июль 2001
Если цивилизация переживёт XXI век, в конце его она будет так же отличаться от цивилизации начала века, как XX век от эпохи неандертальцев
XX век выдвинул несколько, казалось бы, чисто научных теорий, которые довольно сильно повлияли не только на философию самой науки, но и на ментальность всех цивилизованных народов. Эти теории проникли в бытовое сознание, найдя своё отражение в книгах и кинофильмах. Развенчав старые, архаичные мифы, они породили в обывательской среде мифы новые, современные. Теорий таких немного, их можно буквально по пальцам одной руки перечесть — теория относительности Эйнштейна, генетика, психоанализ Фрейда… Немного позже, во второй половине прошлого века, появилась новая наука — синергетика, в числе отцов-основателей которой — бельгиец русского происхождения Илья Пригожин, ставший за свои работы нобелевским лауреатом. Синергетика уже снискала признание учёных, но до массового сознания ещё не докатилась. Но, думаю, лет через десять — пятнадцать Пригожин будет известен широкой публике не меньше Эйнштейна.
До Пригожина самой главной, почти мистической проблемой естествознания было странное противоречие между физикой и биологией, точнее, между знаменитым вторым началом термодинамики, которое было сформулировано Клаузиусом, и теорией эволюции Дарвина. Второе начало гласило, что все закрытые системы, то есть системы, в которых нет притока энергии извне, могут развиваться только в регрессивном направлении — разрушаться, упрощаться. В таких системах энергии с высокой степенью организации рано или поздно непременно перейдут в самую низкоорганизованную форму энергии — тепло. Тепло от более наг
Учёные знали: второе начало является одним из основных общефизических законов и распространяется на всю физическую природу. Тем непонятнее была позиция биологов. К тому времени они уже набрали достаточно фактов, неоспоримо свидетельствующих об эволюции живого — от простых видов к всё более и более высокоорганизованным. Вместо того чтобы распадаться и умирать, мир усложнялся! Это самым очевидным образом противоречило второму началу. Один крупный физик написал без обиняков: “Клаузиус и Дарвин не могут быть оба правы!”
Но в середине века стали накапливаться новые экспериментальные данные. Оказалось, если накачивать в систему энергию извне, то вещества в этой системе могут самопроизвольно выстраиваться в довольно сложные структуры, причём структуры эти начинают самоподдерживаться, то есть как бы борются за своё существование.
В последующем стало формироваться общенаучное направление, которое за рубежом именуют Большой историей (Big History), а в России — Универсальным эволюционизмом. Дело в том, что наука о развитии открыла общие закономерности усложнения материи, векторы которой прослеживаются в эволюции неживой и живой материи. Стало ясно, что биологическая и социальная эволюция — просто часть общей эволюции мироздания, что эволюция человека “работает” по тем же синергетическим законам, что и эволюция неживой материи. Что граница между материей живой и неживой условна. И что с появлением “царя зверей” эволюция не закончилась, люди — лишь промежуточная ступень на бесконечной лестнице совершенствования.
Всякая наука лишь тогда полезна, если её можно как-то практически использовать. Как использовать синергетику? Да очень просто — имея общие представления о закономерностях и путях эволюции, можно заранее сказать, какие шаги, предпринятые человечеством, лежат в русле дальнейшего развития, а какие ведут к хаосу и разрушению цивилизации…
В России одним из крупнейших специалистов в области социальной синергетики является профессор, доктор философских наук Акоп Назаретян, автор ряда нашумевших в научных кругах книг. Что удачно, он не только доктор философских, но и кандидат психологических наук. Знание психологии здорово помогает Назаретяну в изучении человеческого рода. Я всегда с большим удовольствием рассказываю о таких людях. Узнав, что скоро у Назаретяна выйдет книга “Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории (синергетика, психология и футурология)”, я решил непременно поговорить с профессором: мне как представителю здешней цивилизации весьма небезразличны её кризисы…
КОМУ ВОЙНА, А КОМУ МАТЬ РОДНА
— Акоп Погосович, вся последняя неделя — сплошные драки в Генуе. Смотрю телевизор и удивляюсь человеческой нелогичности — главы мировых держав собрались, чтобы решить вопросы бедности, помочь нищим странам, скинулись в общий фонд на борьбу с болезнями. А в это время в городе переворачивали машины и дрались с полицией антиглобалисты с лозунгами о том… что не должно быть бедных и больных. По-моему, им просто хочется побуянить, повоевать. Вы в своих книгах много пишете о психологии войны…
— Да, я пытаюсь выяснить, почему войны, несмотря на все их ужасы, до сих пор остаются неустранимыми. Во многом причины войн — психологические, они обусловлены глубинными свойствами человеческой психики. Подсистемы человеческого организма устроены так, что должны работать, быть в тонусе, в том числе и те подсистемы, которые отвечают за отрицательные эмоции. Поэтому люди периодически нуждаются в сильных отрицательных эмоциях. Равно как и положительных. Супружеские ссоры, войны, азартные игры, наркотики эту потребность обеспечивают.
— Войны обеспечивают и положительные эмоции тоже?
— Ещё бы. Существуют фотографии, сделанные в европейских столицах в августе 1914 года, когда было объявлено о начале войны, которая впоследствии получила название Первой мировой. В Петербурге, Берлине, Вене, Париже люди высыпали на улицы. На их лицах — радость, счастье. Война пришла!
Как сейчас показано работами ряда психологов, война не только и не столько выброс агрессии. Психологической подоплёкой войны является человеческий альтруизм — потребность в самопожертвовании, аффилиации, смысле жизни… В войне фрустрированный человек способен ощутить себя востребованным. За такое не жалко и жизнь отдать — и свою и чужую… Эти так называемые базовые функциональные потребности играют важнейшую роль в поддержании института войны. Попытки же объяснить войну предметными причинами — экономикой, экологией, политикой — чаще всего несостоятельны. Часто это способы рационализации, самооправдания конфликта. Войны появились задолго до экономической эксплуатации, грабежа и т.д. В первобытных племенах войны чрезвычайно жестоки, хотя чужие вещи там брать запрещено — табу, потому что вещь врага будет тебе мстить. Вещь можно только сломать, разрушить, идолов — осквернить, скот — вырезать…
— Это, кстати, в Библии очень хорошо прописано — жизнь первобытных скотоводческих племён в Иудее. Бог Ягве всё время заставлял евреев при взятии очередного селения вырезать всех мужчин, женщин, детей, всю скотину. А если щадили какого-то ребёнка, библейский бог гневался и насылал на победителей кары.
— Ну, Библия появилась намного позже палеолита. Так что у евреев это были просто палеолитические пережитки… Однако и сейчас встречается ещё живой палеолит на планете — в некоторых племенах. Грабежей там нет. А войны есть! До сих пор в ряде африканских племён парень не может жениться, не подарив невесте голову или гениталии мужчины из соседнего племени.
А монголо-татары? Они брали города, набивали обозы награбленным добром, эти обозы мешали войску двигаться, тогда бросали телеги и опять шли дальше налегке. И до метрополии почти ничего из награбленных богатств не доходило — в Монголии люди, как и тысячу лет назад, кочевали и жили в юртах…
— С Македонским, если верить старой рекламе банка “Империал”, была та же история. Чтобы не обременять войска награбленным хламом, он велел воинам побросать всё золото и прочее барахло и идти завоёвывать мир дальше. Это было экономически бесцельно, просто Македонскому очень хотелось завоевать мир. Может быть, если бы у него был мотоцикл “Харлей Дэвидсон”, всё бы и обошлось. Гонял бы себе, адреналин нарабатывал…
— Я не уверен, что мотоцикл может заменить войну. У культуры много канализаторов агрессии: спорт, кино, игры. Но они пока не отменили войн. А вопрос назрел. Сейчас человечеством накоплен такой огромный арсенал уничтожения, который представляет угрозу для существования цивилизации. Нужны новые методы культурной регуляции. И они появляются. Во всяком случае в XX веке ядерной войны не случилось. Это исторически беспрецедентное событие — чтобы появившееся новое мощное оружие не использовалось в войне. Возможно, сыграет свою роль виртуальная реальность, которая задействует максимально возможное число органов чувств человека и вытеснит войну в сферу компьютерной реальности.
ЧЕЛОВЕК ПРЕДКРИЗИСНЫЙ
— А как на вопрос: “Камо грядёши?” отвечает синергетика? Можно ли сказать, что станет с человечеством завтра?
— Есть общее направление развития мироздания, которое прослеживается от момента Большого взрыва до сегодняшнего дня. С первого же мгновения своего существования мир становился всё более “странным”. От более вероятных состояний он меняется в сторону состояний всё менее вероятных. Из первичного хаоса образуются галактики, звёзды, планеты, ядра и атомы, появляются органические молекулы, клетки, многоклеточные, ассоциации многоклеточных… Это и есть магистральное направление.
Причём, что важно, каждый скачок в усложнении системы — это порождение очередного экологического кризиса… Вот сейчас много говорят об экологическом кризисе, который угрожает цивилизации. Но мало кто знает, что в позднем Средневековье площадь лесов на территории Московской области была вдвое-втрое меньше, чем сейчас. Леса варварски вырубались по всей Европе, в реках вымирала рыба, отравленная отходами кожевенного и сельскохозяйственного производств… Вообще же экологические кризисы, в том числе глобальные, случались и тогда, когда не было не только цивилизации, но и людей вообще.
— Тогда нужно определиться, что такое экологический кризис.
— Экологический кризис — это кризис исчерпания среды. Живые системы появляются и начинают активно воспроизводиться и разрушать для этого окружающую среду. Например, когда-то на Земле жизнь состояла в основном из цианобактерий, которые поглощали углекислый газ и выделяли кислород. В конце концов они загадили атмосферу планеты кислородом и начали умирать от собственных выделений. Но именно в кислородной среде начали активно размножаться аэробные бактерии, которые в дальнейшем составили основное направление развития жизни…
— Я где-то читал, что распространение человека по планете сопровождалось вымиранием целых видов животных.
— Скажем, мегафауна безжалостно истреблялась охотниками верхнего палеолита… Самый известный уничтоженный зверь — мамонт. Знаете, не так давно нашими учёными обнаружен потрясающий факт, который в России почему-то малоизвестен публике, а на Западе он здорово прошумел. Оказывается, на острове Врангеля мамонты существовали ещё 4,5 тысячи лет назад, во времена Древнего Египта, — они жили там до тех пор, пока на острове не появились люди. Первые появившиеся там люди успели наделать из клыков мамонтов гарпуны… До сих пор считалось, что мамонты полностью вымерли десять — пятнадцать тысяч лет назад.
И это открытие сыграло важную роль в споре о том, что сгубило мамонтов — потепление или люди. Мегафауна пережила двадцать циклов плейстоцена — потеплений и похолоданий, — но не пережила появления человека, вооружённого копьями и стрелами. Когда у людей развились охотничьи технологии, появилась первая охотничья автоматика — луки со стрелами, копьеметалки, — мегафауна этого не выдержала. В верхнем палеолите люди появляются в Австралии и Америке, и там тоже исчезают целые виды животных.
Новые охотничьи технологии позволили числу людей на планете вырасти до пяти миллионов. И окружающую природу они истребляли совершенно хищнически. Животных убивали намного больше, чем нужно было для еды. Охотились просто для развлечения. Опубликованы данные по Сибири — там на строительство одного жилища из костей мамонтов уходило от тридцати до сорока взрослых животных и огромное количество черепков мамонтят, которые использовались в качестве подпорок, украшений…
В районе нынешней Новгородчины ежегодно происходила загонная охота на мамонтов, которых убивали целыми стадами. Просто так. Их даже не ели. Большая часть мяса сгнивала. Охотились для удовольствия, из охотничьего азарта. Вот почему я всегда говорю, что человек страшен тем, чем прекрасен, — своим неуёмным духом. Войны и экологические кризисы происходят не из-за физических потребностей человека, а из-за духовных. Хочется роскоши… Обуревает азарт… Начинает работать давно открытый социологами и историками закон возвышения потребностей… Есть так называемый график Дэвиса, который показывает: революционные кризисы происходят не тогда, когда люди бедны и голодны, а напротив, когда они сыты, состоятельны и… недовольны.
— Если можно, подробнее. Что за график?
— График, который наглядно демонстрирует тезис о том, что голодные бунты обычно устраивают сытые люди. Парадокс состоит в том, что революционным ситуациям, кризисам обычно предшествуют периоды экономического роста, а не упадка. Беспорядки в обществе начинаются не тогда, когда приключается “обострение выше обычного нужды и бедствий”, не тогда, когда ситуация в экономике плоха по объективным показателям, а совсем наоборот — когда экономика растёт! Потому что параллельно растут ожидания людей. А поскольку потребности и ожидания всегда растут быстрее экономики, нарастает неудовлетворённость, людям представляется, что они живут совсем не так, как они должны были бы жить, что их существование невыносимо. Возникает то, что в психологии называется ретроспективной аберрацией, то есть смысловой переворот — хотя по объективным критериям уровень жизни вырос, людям кажется, что всё ужасно и в прошлом было лучше. И именно так это описывают мемуаристы, летописцы, выдавая свои ощущения за фактическое положение дел…
Дальше, когда экономический рост по каким-то причинам сменяется относительным спадом, а ожидания по инерции продолжают расти, разрыв влечёт за собой социальные обострения… Кстати, очень часто революционный взрыв оказывается сопряжённым с неудачной войной, которая обещала быть маленькой и победоносной. У людей возникает эйфория, иррациональная жажда всё новых успехов и побед, резкое снижение политического интеллекта, то есть формируется довольно опасный для общества синдром хомо прекрисимус — человека предкризисного. А когда маленькая война вдруг оказывается не только не победоносной, но и не маленькой, валится экономика, ожидания не сбываются, начинается социальная фрустрация, поиск виноватых…
— Узнаю ситуацию начала прошлого века.
— Да, Россия и Германия того периода были самыми динамично развивавшимися странами мира — экономический рост составлял более 10% в год. Небывалый подъём! И при этом постоянная буза. Недавно опубликована статья одного историка, который проанализировал клички скаковых лошадей в предреволюционной России начала XX века. Оказывается, собачек во все времена называют одинаково, а вот клички лошадей отражают эпоху. Террорист, Бомба, Баррикада — так тогда называли лошадей! Общее ощущение: “Пусть сильнее грянет буря!” — было разлито в обществе.
Мы перепроверяли график Дэвиса по разным странам и эпохам — везде одно и то же: бунты и социальные взрывы всегда следуют за благополучными с экономической точки зрения годами. Перед Французской революцией, например, уровень жизни французских крестьян-ремесленников был самым высоким в Европе.
— Получается, что нам в России нужно бояться экономического роста?
— Нужно просто представлять себе опасность и тенденции… Так что, отслеживая психологическое состояние общества — появился или нет пресловутый синдром хомо прекрисимос, — можно диагностировать приближение кризиса тогда, когда экономические и прочие факторы его вроде бы не предвещают.
ЗНАНИЕ ЕСТЬ ДОБРОДЕТЕЛЬ
— Знаете, в чём главная опасность таких вот периодов экстенсивного роста? В том, что в эти периоды технологический потенциал человечества превышает качество культурных механизмов сдерживания агрессии. Грубо говоря, сила начинает превышать мудрость. Есть масса исторических примеров, когда цивилизации гибли, не в силах справиться с собственным могуществом.
Вот типичный пример из современной этнографии. Во Вьетнаме было племя горных кхмеров. Тысячи лет они жили в своей нише, охотились с луками и стрелами. Но во время вьетнамской войны племя исчезло. Американцы обвиняли в их уничтожении Вьётконг, вьетнамцы — американцев. Но расследование показало, что никто их не трогал, всё было проще и страшнее. Дикарям в руки попали американские карабины. Они быстро освоили новую технику — и через несколько лет племя исчезло. Перебили друг друга, уничтожили окружающую фауну, деградировали.
Подобные истории случались с индейцами во времена покорения Америки. Резкий перескок через историческое время даром не проходит. В обычной, аутентичной истории таких резких переходов не бывает, всё растягивается на века, и культура успевает адаптироваться к новым разрушительным технологиям, выработать новые культурные механизмы сдерживания агрессии, новую мораль и систему ценностей.
— То есть, получается, чем совершеннее оружие и вообще технологическая мощь общества, тем оно гуманнее?
— Да, общество либо адаптируется к возросшему могуществу, либо погибает. Когда впервые на исторической арене появилось железное оружие вместо бронзового, возник страшный перекос между менталитетом бронзового века и увеличившейся технологической мощью. Как было до изобретения железа? Сохранились выбитые на камнях “отчёты” царей и правителей бронзового века перед богами: я, такой-то такой-то царь, сжёг столько-то городов, убил столько-то людей… Чем больше убил — тем больше доблесть. Это ментальность бронзы.
Бронзовый меч был очень тяжёлый, очень дорогой, довольно хрупкий, поэтому воевали только профессиональные армии. Каждому мужику в руки меч такой не дашь — дорого, да и потом, не каждый таким мечом сможет размахивать — тяжеловато. Воевали отборные, специально обученные люди, богатыри. Их и в плен не брали — убивали. Потому что ничего иного, кроме как воевать, такой воин делать не умеет и не хочет. А чтобы его охранять, нужно ещё одного такого же поставить — нерентабельно.
И вот появляется стальное оружие — дешёвое, лёгкое, прочное. Возникают своего рода народные ополчения, теперь уже можно вооружить всё мужское население страны. В войну втягиваются огромные массы людей. А ценности-то остались прежними, поэтому кровопролитность войн резко возросла. Ответом на эту угрозу для человечества стала революция Осевого времени, когда на огромных пространствах — от Греции и Иудеи до Индии и Китая — практически в одно историческое время независимо друг от друга появляются пророки, выдвигающие абсолютно новые идеи. Сократ, Конфуций, Заратуштра и Будда говорили во многом схожие вещи. Человек способен выбирать между добром и злом и ответствен за свои поступки. Знание есть добродетель. Вся жестокость и безнравственность в мире — от недостаточного знания и недостаточной мудрости, от того, что человек не видит отдалённых последствий своих безнравственных действий. Быть мудрым — значит быть добрым…
Возникает феномен совести. Это настоящая революция в сознании! Замена внешних цензоров — богов — на внутренний самоконтроль. Происходит качественное усложнение внутреннего мира человека.
— А почему вы не упомянули Христа в ряду пророков?
— Потому что Христос — это уже деградация. Это спад Осевого времени. В известном смысле то, что раньше Сократ и прочие мудрецы предлагали избранным — элите общества, не рассматривая рабов, варваров и простолюдинов в качестве носителей мудрости, Христос распространил на широкие массы. Но — за счёт потери качества. По уровню нравственного сознания Христос существенно уступает Сократу или Конфуцию. А можно сказать, что Христос — это ухудшенный вариант Заратуштры.
Революция Осевого времени во многом была связана с отказом от антропоморфных богов. Высшие силы перестали вмешиваться в жизнь людей, карать и награждать; Небо — это безликий абсолют. Поэтому логика нравственного сознания принципиально иная. Главный постулат: мудрому не нужен закон, у него есть разум… А у Христа — опять возврат к антропоморфному Богу-отцу, к примитивной богобоязненности. А где богобоязненность, там нет места совести. Совесть может жить только в сосуде, свободном от страха… Впрочем, это неудивительно: Христос ориентирован на примитивную личность — раба, варвара. А рабы и варвары не привыкли видеть мир без Хозяина и Отца… Поэтому исследователи и называют христианство религией маргиналов.
Осевое время обеспечило очень высокую степень веротерпимости. С появлением же христианства веротерпимость уходит в прошлое… Со времён палеолита история не знала такого фанатизма, который возник с распространением христианства и ислама…
Тем не менее кое-что оказалось необратимо. Осевое время создало новые культурные регуляторы человеческой агрессии. Резко изменилась система ценностей. Достоинство завоевателя определялось уже не количеством убитых. В войне и политике появилась политическая демагогия. Первый случай политической демагогии, известный историкам, — когда царь Кир взял Вавилон и обратился к вавилонянам с манифестом, суть которого: мы пришли, чтобы освободить вас и ваших богов от вашего плохого царя Набонида. Киру разведка донесла, что у того большие разногласия со жрецами. И он этим воспользовался. В психологии подобное называется техникой снятия агрессии. Осевое время сократило роль насилия и террора, повысило роль информации: разведки, пропаганды и т.д. Необратимо изменилась вся система политических ценностей. Таких кардинальных скачков в истории человечества удалось обнаружить не менее шести…
КУЛЬТУРКИ ПОДНАБРАТЬСЯ…
— От чего зависит, выживает цивилизация или погибает?
— В культурной антропологии разрабатывается так называемая гипотеза техно-гуманитарного баланса. Она гласит, что чем выше мощь боевых и производственных орудий, тем более совершенные средства внутренней регуляции необходимы для сохранения социума. Если технологический потенциал общества превышает регуляторные механизмы, возникает синдром хомо прекрисимос, начинается период эйфории, и затем следует неизбежное болезненное обрушение, кризис. Большинство цивилизаций на Земле погибли не из-за внешних причин, типа изменения климата, падения метеоритов, извержения вулканов и так далее. Они погубили сами себя, подрывая природные и организационные основы своего существования. Техно-гуманитарный баланс — ключевой закон отбора социумов на жизнеспособность…
— А чем подтверждается справедливость этой гипотезы?
— Прежде всего, конечно, конкретными историческими фактами. А ещё — специальными расчётами. Например, на протяжении всей истории убойная сила оружия последовательно возрастала. И вместе с тем возрастала плотность населения. А рост плотности у всех животных обычно повышает уровень агрессивности. Казалось бы, по всему выходит, что должен неизмеримо расти процент жертв в войнах и конфликтах. Но расчёты показывают, что процент жертв насилия от общей численности населения не только не рос, но и, в общей тенденции, снижался. За исключением некоторых всплесков — в позднем Средневековье, в начале железного века… Но за всплеском следовали спад и балансировка.
Причём нужно различать военные и мирные жертвы. Процент военных жертв из века в век приблизительно одинаков. В XX веке во всех войнах, вместе взятых (включая в это число гражданское население, погибшее от сопутствующих эпидемий и голода), погибли от 110 до 140 миллионов человек. А жили в трёх поколениях XX века — 10,5 миллиарда человек. То есть погибли менее полутора процентов. Абсолютное число погибших чудовищно, беспримерно. Но по относительным показателям наше родное столетие уступает большинству предыдущих.
Судя по всему, исторически сокращался и процент жертв бытового насилия. XX век — едва ли не первый век, когда в быту люди убивали друг друга меньше, чем в войнах. Есть и целый ряд других оснований назвать его первым в истории веком состоявшегося гуманизма. Я излагаю эти основания в книге и пытаюсь объяснить, почему преобладает противоположное впечатление — “кровавый, страшный век”. Срабатывают психологические эффекты, аберрации.
Вопреки сетованиям философов, люди всё-таки учатся на опыте истории. Только благодаря этому мы до сих пор живы, а наше общее число на пять порядков превосходит число диких животных, сравнимых с человеком по величине и типу питания.
— А может быть, это не мораль совершенствуется, а полицейские механизмы?
— Я использую более общее понятие — “механизмы регуляции”. Мораль среди них далеко не последний.
— А можно как-то просчитать устойчивость общества в цифрах?
— Мы сейчас работаем с математиками над формализацией модели, чтобы она выдавала “цифры”. В книге обсуждается ряд параметров, которые нужно учесть. Пока ясно, что в числителе будет обобщённая характеристика регуляторных механизмов, а в знаменателе — уровень технологий. Если “сила” (технологический потенциал) превышает коллективную “мудрость”, общество гибнет, саморазрушается. Когда же, напротив, “мудрость” превышает “силу”, наступает сверхустойчивость, застой, и со временем это тоже грозит неприятностями. История — суровая учительница со своеобразными вкусами. Она терпеть не может двоечников, но не жалует и отличников. Материал истории — троечники. История делается народами умеренно несчастными.
СВЕТ МОЙ, ЗЕРКАЛЬЦЕ, СКАЖИ…
— XXI век будет беспрецедентным по плотности кризисов — политических, экологических, генетических… В политике нам грозит американское головокружение от успехов — они остались единственной сверхдержавой, и это может выйти им боком. У них сейчас происходит уплощение общественного интеллекта в силу отсутствия политической конкуренции… Про экологические катастрофы всем известно — ресурсы планеты не безграничны. Генетический кризис… Наш генофонд безнадёжно испорчен медициной и гуманистическими ценностями, естественный отбор у человека практически заблокирован. Накопление генетического груза — неизбежная плата за гуманизм, за великие достижения прогресса. Есть и другие, не менее суровые опасности, которые подробно обсуждаются в книге. Почти все они носят рукотворный, антропогенный характер, т.е. так или иначе обусловлены социальным прогрессом. Мир так устроен, что за всё приходится платить…
— В чём же выход?
— Из эволюционных кризисов всегда удавалось выходить за счёт того, что система становилась “менее естественной”. Например, охота и собирательство гораздо естественнее, чем скотоводство и земледелие. А промышленная цивилизация менее естественна, чем сельскохозяйственная.
Надо понять одну вещь. Нравится это нам или нет, но прогресс не самоцель и не вина человека (или природы), это средство сохранения неравновесной системы в фазах неустойчивости. То есть просто жизнь цивилизации. Отказ от прогресса есть отказ от жизни. И те, кто бросает лозунги: “Назад к природе”, говорят о необходимости форсированного снижения численности населения, просто игнорируют опыт истории.
Реальные решения надвигающихся проблем связаны с очередным витком “удаления от естества”. Генная инженерия, симбиоз “белкового” и “электронного” интеллекта — всё это эмоционально очень трудные решения. Коллизия естественного и искусственного станет стержневой проблемой XXI века. От того, как она будет разрешена, зависит жизнеспособность планетарной цивилизации.
Известный американский исследователь Билл Джой прогнозирует, что к 2030 году мощность компьютеров на нанотехнологиях возрастёт по сравнению с 2000 годом в миллион раз! Это будет уже не машина в привычном смысле слова…
— Появление искусственного интеллекта вызовет протесты у носителей биологического интеллекта.
— Уже!.. В США не так давно прошёл суд над неолуддитом, который убивал лучших программистов страны. И среди самих программистов усиливается страх перед последствиями своей деятельности.
— Люди боятся роботов. Этот страх находит своё выражение в искусстве — фильмах, книгах. Вот ужо придёт Терминатор…
— У человека со времён палеолита остался страх перед двойником и ненависть к “умеренно непохожему”, к нелюдю. Опасен не электронный разум, а страх перед ним, который может вылиться в крайние формы агрессии со стороны человека.
Нет оснований полагать, будто из-за перерождения материального носителя интеллект забудет свою историю, выработанные ею ценности и нормы. Чтобы выжить, людям придётся глубоко переосмыслить ключевые понятия: “человек”, “общество” “культура”, “душа”, “сознание”, отказаться от своей национальной, конфессиональной идентификации… Не знаю, сможем ли мы, люди, примириться с необходимостью таких жертв. Но в противном случае цивилизация на нашей планете обречена.
— Человечество в том виде, в котором оно существует сейчас, всё равно обречено. Но у нас есть шанс, проявив терпимость, передать эстафету разума искусственным созданиям — не знаю, как они будут выглядеть. Либо погибнуть зря, похоронив всю свою тысячелетнюю историю. Так?
— Да. Сейчас политологи и футурологи рассуждают, какой будет Россия в конце XXI века, каким будет Китай… Да не будет ни России, ни Штатов, ни Уганды, ни Китая!.. В худшем случае не будет цивилизации вообще. В лучшем — не останется государств в современном понимании. Мировое сообщество будет строиться по совершенно иным качественным признакам. Макрогрупповые культуры, то есть культуры, которые строятся по схеме “они — мы”, перестанут существовать. Не будет ни русских, ни китайцев, ни православных, ни мусульман…
— Как это вытекает из синергетики и теории систем?
— Дело в том, что главный критерий выживаемости любой сложной системы — её разнообразие. В теории систем существует закон иерархических компенсаций, или закон Седова. Он гласит, что рост разнообразия на верхнем уровне организации оплачивается ограничением его на нижних уровнях. От чего-то менее важного система отказывается, что-то унифицирует, но зато её общая сложность возрастает.
— Я понимаю, о чём речь. Когда-то кареты поражали публику своими вензелями, все кареты были такие разнообразные и не похожие друг на друга… А вот современные автомобили более-менее однообразные, напоминают обмылки — для аэродинамики. Но при этом автомобиль — гораздо более сложная система, чем карета. Произошла внешняя унификация при внутреннем усложнении… Значит, у нас произойдёт колоссальное внутреннее усложнение разума, углубление отдельной личности за счёт внешних признаков — национальности, конфессиональности, быть может, пола, цвета кожи… И никак этого не избежать?
— Никак. Этот закон наблюдается на всех уровнях организации — и в биологии, и в физике, и в лингвистике, и в социологии… Соответственно, при оптимальном сценарии развития событий, рост культурного разнообразия человечества будет происходить на уровне личностном и микрогрупповом ценой унификации макрогруппового уровня…
— Погодите. Значит, так… Природа работает с запасом. Из тысячи биологических мутаций одна получается удачной и закрепляется. Из тысячи семян одуванчика прорастёт одно-два. Большинство локальных цивилизаций на нашей планете не выдерживало кризисов и гибло, как вы говорите. Теперь в связи с глобализацией у нас на всех практически одна Цивилизация с большой буквы. То есть сейчас уже речь стоит о жизни на планете вообще. Я думаю, из десятков или сотен цивилизаций, которые “высеваются” на разных планетах бесконечного космоса, глобальные кризисы преодолевают единицы. Получается, что шансов у нас мизер.
— Скорее всего, так оно и есть. Я называю это универсальным естественным отбором. Пенять приходится только на себя. Если психологически, культурно люди не успеют перестроиться, произойдёт коллапс. Частичный аналог, кстати, уже был. Во время верхнепалеолитического кризиса погибло до 90% населения Земли — не смогли перестроиться. Тогда человечество всё же выжило…
— Я лихорадочно думаю, что могло бы повысить наши шансы… Я прочёл рукопись вашей книги, вы утверждаете, что в дальнейшем развитии вселенной роль фактора интеллекта будет возрастать, а роль естественных факторов — снижаться. И лицо мироздания будет совсем не таким, как если бы оно развивалось “естественно”. Так почему бы не предположить, что цивилизации, появившиеся раньше нас, берут на себя роль “селекционера” или доктора, искусственно повышающего “всхожесть” цивилизаций? Знаете, как ребёнка в роддоме, его же не спрашивают, хочет он жить или не хочет, достают, хлопают по заднице — дыши! А если не может — в барокамеру его и начинают вытаскивать…
Вдруг за нами давно следят и опекают? И вмешаются только в крайнем случае… Если болезнь ребёнка лёгкая, температура не очень высокая, её сбивать не надо: организм сам справится, ему даже полезен небольшой тренинг иммунной системы. Но если температура очень высока, её сбивают лекарственно — так что, если мы сами не справимся, если возникнет реальная опасность для потери космическим сообществом земной цивилизации в целом, они прилетят и нас спасут не спрашивая. Хлопнут по заднице — дыши! Или в “барокамеру”. Как вам такая версия?
— Меня часто и совершенно незаслуженно называют оптимистом. Теперь я буду всех, кто упрекает меня в оптимизме, натравливать на вас, Саша…
Александр НИКОНОВ
1 Сб 13 дек 2003 18:14
Журнал «Огонёк» № 30-31
(4705-4706)
Июль 2001
Если цивилизация переживёт XXI век, в конце его она будет так же отличаться от цивилизации начала века, как XX век от эпохи неандертальцев
XX век выдвинул несколько, казалось бы, чисто научных теорий, которые довольно сильно повлияли не только на философию самой науки, но и на ментальность всех цивилизованных народов. Эти теории проникли в бытовое сознание, найдя своё отражение в книгах и кинофильмах. Развенчав старые, архаичные мифы, они породили в обывательской среде мифы новые, современные. Теорий таких немного, их можно буквально по пальцам одной руки перечесть — теория относительности Эйнштейна, генетика, психоанализ Фрейда… Немного позже, во второй половине прошлого века, появилась новая наука — синергетика, в числе отцов-основателей которой — бельгиец русского происхождения Илья Пригожин, ставший за свои работы нобелевским лауреатом. Синергетика уже снискала признание учёных, но до массового сознания ещё не докатилась. Но, думаю, лет через десять — пятнадцать Пригожин будет известен широкой публике не меньше Эйнштейна.
До Пригожина самой главной, почти мистической проблемой естествознания было странное противоречие между физикой и биологией, точнее, между знаменитым вторым началом термодинамики, которое было сформулировано Клаузиусом, и теорией эволюции Дарвина. Второе начало гласило, что все закрытые системы, то есть системы, в которых нет притока энергии извне, могут развиваться только в регрессивном направлении — разрушаться, упрощаться. В таких системах энергии с высокой степенью организации рано или поздно непременно перейдут в самую низкоорганизованную форму энергии — тепло. Тепло от более наг
Учёные знали: второе начало является одним из основных общефизических законов и распространяется на всю физическую природу. Тем непонятнее была позиция биологов. К тому времени они уже набрали достаточно фактов, неоспоримо свидетельствующих об эволюции живого — от простых видов к всё более и более высокоорганизованным. Вместо того чтобы распадаться и умирать, мир усложнялся! Это самым очевидным образом противоречило второму началу. Один крупный физик написал без обиняков: “Клаузиус и Дарвин не могут быть оба правы!”
Но в середине века стали накапливаться новые экспериментальные данные. Оказалось, если накачивать в систему энергию извне, то вещества в этой системе могут самопроизвольно выстраиваться в довольно сложные структуры, причём структуры эти начинают самоподдерживаться, то есть как бы борются за своё существование.
В последующем стало формироваться общенаучное направление, которое за рубежом именуют Большой историей (Big History), а в России — Универсальным эволюционизмом. Дело в том, что наука о развитии открыла общие закономерности усложнения материи, векторы которой прослеживаются в эволюции неживой и живой материи. Стало ясно, что биологическая и социальная эволюция — просто часть общей эволюции мироздания, что эволюция человека “работает” по тем же синергетическим законам, что и эволюция неживой материи. Что граница между материей живой и неживой условна. И что с появлением “царя зверей” эволюция не закончилась, люди — лишь промежуточная ступень на бесконечной лестнице совершенствования.
Всякая наука лишь тогда полезна, если её можно как-то практически использовать. Как использовать синергетику? Да очень просто — имея общие представления о закономерностях и путях эволюции, можно заранее сказать, какие шаги, предпринятые человечеством, лежат в русле дальнейшего развития, а какие ведут к хаосу и разрушению цивилизации…
В России одним из крупнейших специалистов в области социальной синергетики является профессор, доктор философских наук Акоп Назаретян, автор ряда нашумевших в научных кругах книг. Что удачно, он не только доктор философских, но и кандидат психологических наук. Знание психологии здорово помогает Назаретяну в изучении человеческого рода. Я всегда с большим удовольствием рассказываю о таких людях. Узнав, что скоро у Назаретяна выйдет книга “Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории (синергетика, психология и футурология)”, я решил непременно поговорить с профессором: мне как представителю здешней цивилизации весьма небезразличны её кризисы…
КОМУ ВОЙНА, А КОМУ МАТЬ РОДНА
— Акоп Погосович, вся последняя неделя — сплошные драки в Генуе. Смотрю телевизор и удивляюсь человеческой нелогичности — главы мировых держав собрались, чтобы решить вопросы бедности, помочь нищим странам, скинулись в общий фонд на борьбу с болезнями. А в это время в городе переворачивали машины и дрались с полицией антиглобалисты с лозунгами о том… что не должно быть бедных и больных. По-моему, им просто хочется побуянить, повоевать. Вы в своих книгах много пишете о психологии войны…
— Да, я пытаюсь выяснить, почему войны, несмотря на все их ужасы, до сих пор остаются неустранимыми. Во многом причины войн — психологические, они обусловлены глубинными свойствами человеческой психики. Подсистемы человеческого организма устроены так, что должны работать, быть в тонусе, в том числе и те подсистемы, которые отвечают за отрицательные эмоции. Поэтому люди периодически нуждаются в сильных отрицательных эмоциях. Равно как и положительных. Супружеские ссоры, войны, азартные игры, наркотики эту потребность обеспечивают.
— Войны обеспечивают и положительные эмоции тоже?
— Ещё бы. Существуют фотографии, сделанные в европейских столицах в августе 1914 года, когда было объявлено о начале войны, которая впоследствии получила название Первой мировой. В Петербурге, Берлине, Вене, Париже люди высыпали на улицы. На их лицах — радость, счастье. Война пришла!
Как сейчас показано работами ряда психологов, война не только и не столько выброс агрессии. Психологической подоплёкой войны является человеческий альтруизм — потребность в самопожертвовании, аффилиации, смысле жизни… В войне фрустрированный человек способен ощутить себя востребованным. За такое не жалко и жизнь отдать — и свою и чужую… Эти так называемые базовые функциональные потребности играют важнейшую роль в поддержании института войны. Попытки же объяснить войну предметными причинами — экономикой, экологией, политикой — чаще всего несостоятельны. Часто это способы рационализации, самооправдания конфликта. Войны появились задолго до экономической эксплуатации, грабежа и т.д. В первобытных племенах войны чрезвычайно жестоки, хотя чужие вещи там брать запрещено — табу, потому что вещь врага будет тебе мстить. Вещь можно только сломать, разрушить, идолов — осквернить, скот — вырезать…
— Это, кстати, в Библии очень хорошо прописано — жизнь первобытных скотоводческих племён в Иудее. Бог Ягве всё время заставлял евреев при взятии очередного селения вырезать всех мужчин, женщин, детей, всю скотину. А если щадили какого-то ребёнка, библейский бог гневался и насылал на победителей кары.
— Ну, Библия появилась намного позже палеолита. Так что у евреев это были просто палеолитические пережитки… Однако и сейчас встречается ещё живой палеолит на планете — в некоторых племенах. Грабежей там нет. А войны есть! До сих пор в ряде африканских племён парень не может жениться, не подарив невесте голову или гениталии мужчины из соседнего племени.
А монголо-татары? Они брали города, набивали обозы награбленным добром, эти обозы мешали войску двигаться, тогда бросали телеги и опять шли дальше налегке. И до метрополии почти ничего из награбленных богатств не доходило — в Монголии люди, как и тысячу лет назад, кочевали и жили в юртах…
— С Македонским, если верить старой рекламе банка “Империал”, была та же история. Чтобы не обременять войска награбленным хламом, он велел воинам побросать всё золото и прочее барахло и идти завоёвывать мир дальше. Это было экономически бесцельно, просто Македонскому очень хотелось завоевать мир. Может быть, если бы у него был мотоцикл “Харлей Дэвидсон”, всё бы и обошлось. Гонял бы себе, адреналин нарабатывал…
— Я не уверен, что мотоцикл может заменить войну. У культуры много канализаторов агрессии: спорт, кино, игры. Но они пока не отменили войн. А вопрос назрел. Сейчас человечеством накоплен такой огромный арсенал уничтожения, который представляет угрозу для существования цивилизации. Нужны новые методы культурной регуляции. И они появляются. Во всяком случае в XX веке ядерной войны не случилось. Это исторически беспрецедентное событие — чтобы появившееся новое мощное оружие не использовалось в войне. Возможно, сыграет свою роль виртуальная реальность, которая задействует максимально возможное число органов чувств человека и вытеснит войну в сферу компьютерной реальности.
ЧЕЛОВЕК ПРЕДКРИЗИСНЫЙ
— А как на вопрос: “Камо грядёши?” отвечает синергетика? Можно ли сказать, что станет с человечеством завтра?
— Есть общее направление развития мироздания, которое прослеживается от момента Большого взрыва до сегодняшнего дня. С первого же мгновения своего существования мир становился всё более “странным”. От более вероятных состояний он меняется в сторону состояний всё менее вероятных. Из первичного хаоса образуются галактики, звёзды, планеты, ядра и атомы, появляются органические молекулы, клетки, многоклеточные, ассоциации многоклеточных… Это и есть магистральное направление.
Причём, что важно, каждый скачок в усложнении системы — это порождение очередного экологического кризиса… Вот сейчас много говорят об экологическом кризисе, который угрожает цивилизации. Но мало кто знает, что в позднем Средневековье площадь лесов на территории Московской области была вдвое-втрое меньше, чем сейчас. Леса варварски вырубались по всей Европе, в реках вымирала рыба, отравленная отходами кожевенного и сельскохозяйственного производств… Вообще же экологические кризисы, в том числе глобальные, случались и тогда, когда не было не только цивилизации, но и людей вообще.
— Тогда нужно определиться, что такое экологический кризис.
— Экологический кризис — это кризис исчерпания среды. Живые системы появляются и начинают активно воспроизводиться и разрушать для этого окружающую среду. Например, когда-то на Земле жизнь состояла в основном из цианобактерий, которые поглощали углекислый газ и выделяли кислород. В конце концов они загадили атмосферу планеты кислородом и начали умирать от собственных выделений. Но именно в кислородной среде начали активно размножаться аэробные бактерии, которые в дальнейшем составили основное направление развития жизни…
— Я где-то читал, что распространение человека по планете сопровождалось вымиранием целых видов животных.
— Скажем, мегафауна безжалостно истреблялась охотниками верхнего палеолита… Самый известный уничтоженный зверь — мамонт. Знаете, не так давно нашими учёными обнаружен потрясающий факт, который в России почему-то малоизвестен публике, а на Западе он здорово прошумел. Оказывается, на острове Врангеля мамонты существовали ещё 4,5 тысячи лет назад, во времена Древнего Египта, — они жили там до тех пор, пока на острове не появились люди. Первые появившиеся там люди успели наделать из клыков мамонтов гарпуны… До сих пор считалось, что мамонты полностью вымерли десять — пятнадцать тысяч лет назад.
И это открытие сыграло важную роль в споре о том, что сгубило мамонтов — потепление или люди. Мегафауна пережила двадцать циклов плейстоцена — потеплений и похолоданий, — но не пережила появления человека, вооружённого копьями и стрелами. Когда у людей развились охотничьи технологии, появилась первая охотничья автоматика — луки со стрелами, копьеметалки, — мегафауна этого не выдержала. В верхнем палеолите люди появляются в Австралии и Америке, и там тоже исчезают целые виды животных.
Новые охотничьи технологии позволили числу людей на планете вырасти до пяти миллионов. И окружающую природу они истребляли совершенно хищнически. Животных убивали намного больше, чем нужно было для еды. Охотились просто для развлечения. Опубликованы данные по Сибири — там на строительство одного жилища из костей мамонтов уходило от тридцати до сорока взрослых животных и огромное количество черепков мамонтят, которые использовались в качестве подпорок, украшений…
В районе нынешней Новгородчины ежегодно происходила загонная охота на мамонтов, которых убивали целыми стадами. Просто так. Их даже не ели. Большая часть мяса сгнивала. Охотились для удовольствия, из охотничьего азарта. Вот почему я всегда говорю, что человек страшен тем, чем прекрасен, — своим неуёмным духом. Войны и экологические кризисы происходят не из-за физических потребностей человека, а из-за духовных. Хочется роскоши… Обуревает азарт… Начинает работать давно открытый социологами и историками закон возвышения потребностей… Есть так называемый график Дэвиса, который показывает: революционные кризисы происходят не тогда, когда люди бедны и голодны, а напротив, когда они сыты, состоятельны и… недовольны.
— Если можно, подробнее. Что за график?
— График, который наглядно демонстрирует тезис о том, что голодные бунты обычно устраивают сытые люди. Парадокс состоит в том, что революционным ситуациям, кризисам обычно предшествуют периоды экономического роста, а не упадка. Беспорядки в обществе начинаются не тогда, когда приключается “обострение выше обычного нужды и бедствий”, не тогда, когда ситуация в экономике плоха по объективным показателям, а совсем наоборот — когда экономика растёт! Потому что параллельно растут ожидания людей. А поскольку потребности и ожидания всегда растут быстрее экономики, нарастает неудовлетворённость, людям представляется, что они живут совсем не так, как они должны были бы жить, что их существование невыносимо. Возникает то, что в психологии называется ретроспективной аберрацией, то есть смысловой переворот — хотя по объективным критериям уровень жизни вырос, людям кажется, что всё ужасно и в прошлом было лучше. И именно так это описывают мемуаристы, летописцы, выдавая свои ощущения за фактическое положение дел…
Дальше, когда экономический рост по каким-то причинам сменяется относительным спадом, а ожидания по инерции продолжают расти, разрыв влечёт за собой социальные обострения… Кстати, очень часто революционный взрыв оказывается сопряжённым с неудачной войной, которая обещала быть маленькой и победоносной. У людей возникает эйфория, иррациональная жажда всё новых успехов и побед, резкое снижение политического интеллекта, то есть формируется довольно опасный для общества синдром хомо прекрисимус — человека предкризисного. А когда маленькая война вдруг оказывается не только не победоносной, но и не маленькой, валится экономика, ожидания не сбываются, начинается социальная фрустрация, поиск виноватых…
— Узнаю ситуацию начала прошлого века.
— Да, Россия и Германия того периода были самыми динамично развивавшимися странами мира — экономический рост составлял более 10% в год. Небывалый подъём! И при этом постоянная буза. Недавно опубликована статья одного историка, который проанализировал клички скаковых лошадей в предреволюционной России начала XX века. Оказывается, собачек во все времена называют одинаково, а вот клички лошадей отражают эпоху. Террорист, Бомба, Баррикада — так тогда называли лошадей! Общее ощущение: “Пусть сильнее грянет буря!” — было разлито в обществе.
Мы перепроверяли график Дэвиса по разным странам и эпохам — везде одно и то же: бунты и социальные взрывы всегда следуют за благополучными с экономической точки зрения годами. Перед Французской революцией, например, уровень жизни французских крестьян-ремесленников был самым высоким в Европе.
— Получается, что нам в России нужно бояться экономического роста?
— Нужно просто представлять себе опасность и тенденции… Так что, отслеживая психологическое состояние общества — появился или нет пресловутый синдром хомо прекрисимос, — можно диагностировать приближение кризиса тогда, когда экономические и прочие факторы его вроде бы не предвещают.
ЗНАНИЕ ЕСТЬ ДОБРОДЕТЕЛЬ
— Знаете, в чём главная опасность таких вот периодов экстенсивного роста? В том, что в эти периоды технологический потенциал человечества превышает качество культурных механизмов сдерживания агрессии. Грубо говоря, сила начинает превышать мудрость. Есть масса исторических примеров, когда цивилизации гибли, не в силах справиться с собственным могуществом.
Вот типичный пример из современной этнографии. Во Вьетнаме было племя горных кхмеров. Тысячи лет они жили в своей нише, охотились с луками и стрелами. Но во время вьетнамской войны племя исчезло. Американцы обвиняли в их уничтожении Вьётконг, вьетнамцы — американцев. Но расследование показало, что никто их не трогал, всё было проще и страшнее. Дикарям в руки попали американские карабины. Они быстро освоили новую технику — и через несколько лет племя исчезло. Перебили друг друга, уничтожили окружающую фауну, деградировали.
Подобные истории случались с индейцами во времена покорения Америки. Резкий перескок через историческое время даром не проходит. В обычной, аутентичной истории таких резких переходов не бывает, всё растягивается на века, и культура успевает адаптироваться к новым разрушительным технологиям, выработать новые культурные механизмы сдерживания агрессии, новую мораль и систему ценностей.
— То есть, получается, чем совершеннее оружие и вообще технологическая мощь общества, тем оно гуманнее?
— Да, общество либо адаптируется к возросшему могуществу, либо погибает. Когда впервые на исторической арене появилось железное оружие вместо бронзового, возник страшный перекос между менталитетом бронзового века и увеличившейся технологической мощью. Как было до изобретения железа? Сохранились выбитые на камнях “отчёты” царей и правителей бронзового века перед богами: я, такой-то такой-то царь, сжёг столько-то городов, убил столько-то людей… Чем больше убил — тем больше доблесть. Это ментальность бронзы.
Бронзовый меч был очень тяжёлый, очень дорогой, довольно хрупкий, поэтому воевали только профессиональные армии. Каждому мужику в руки меч такой не дашь — дорого, да и потом, не каждый таким мечом сможет размахивать — тяжеловато. Воевали отборные, специально обученные люди, богатыри. Их и в плен не брали — убивали. Потому что ничего иного, кроме как воевать, такой воин делать не умеет и не хочет. А чтобы его охранять, нужно ещё одного такого же поставить — нерентабельно.
И вот появляется стальное оружие — дешёвое, лёгкое, прочное. Возникают своего рода народные ополчения, теперь уже можно вооружить всё мужское население страны. В войну втягиваются огромные массы людей. А ценности-то остались прежними, поэтому кровопролитность войн резко возросла. Ответом на эту угрозу для человечества стала революция Осевого времени, когда на огромных пространствах — от Греции и Иудеи до Индии и Китая — практически в одно историческое время независимо друг от друга появляются пророки, выдвигающие абсолютно новые идеи. Сократ, Конфуций, Заратуштра и Будда говорили во многом схожие вещи. Человек способен выбирать между добром и злом и ответствен за свои поступки. Знание есть добродетель. Вся жестокость и безнравственность в мире — от недостаточного знания и недостаточной мудрости, от того, что человек не видит отдалённых последствий своих безнравственных действий. Быть мудрым — значит быть добрым…
Возникает феномен совести. Это настоящая революция в сознании! Замена внешних цензоров — богов — на внутренний самоконтроль. Происходит качественное усложнение внутреннего мира человека.
— А почему вы не упомянули Христа в ряду пророков?
— Потому что Христос — это уже деградация. Это спад Осевого времени. В известном смысле то, что раньше Сократ и прочие мудрецы предлагали избранным — элите общества, не рассматривая рабов, варваров и простолюдинов в качестве носителей мудрости, Христос распространил на широкие массы. Но — за счёт потери качества. По уровню нравственного сознания Христос существенно уступает Сократу или Конфуцию. А можно сказать, что Христос — это ухудшенный вариант Заратуштры.
Революция Осевого времени во многом была связана с отказом от антропоморфных богов. Высшие силы перестали вмешиваться в жизнь людей, карать и награждать; Небо — это безликий абсолют. Поэтому логика нравственного сознания принципиально иная. Главный постулат: мудрому не нужен закон, у него есть разум… А у Христа — опять возврат к антропоморфному Богу-отцу, к примитивной богобоязненности. А где богобоязненность, там нет места совести. Совесть может жить только в сосуде, свободном от страха… Впрочем, это неудивительно: Христос ориентирован на примитивную личность — раба, варвара. А рабы и варвары не привыкли видеть мир без Хозяина и Отца… Поэтому исследователи и называют христианство религией маргиналов.
Осевое время обеспечило очень высокую степень веротерпимости. С появлением же христианства веротерпимость уходит в прошлое… Со времён палеолита история не знала такого фанатизма, который возник с распространением христианства и ислама…
Тем не менее кое-что оказалось необратимо. Осевое время создало новые культурные регуляторы человеческой агрессии. Резко изменилась система ценностей. Достоинство завоевателя определялось уже не количеством убитых. В войне и политике появилась политическая демагогия. Первый случай политической демагогии, известный историкам, — когда царь Кир взял Вавилон и обратился к вавилонянам с манифестом, суть которого: мы пришли, чтобы освободить вас и ваших богов от вашего плохого царя Набонида. Киру разведка донесла, что у того большие разногласия со жрецами. И он этим воспользовался. В психологии подобное называется техникой снятия агрессии. Осевое время сократило роль насилия и террора, повысило роль информации: разведки, пропаганды и т.д. Необратимо изменилась вся система политических ценностей. Таких кардинальных скачков в истории человечества удалось обнаружить не менее шести…
КУЛЬТУРКИ ПОДНАБРАТЬСЯ…
— От чего зависит, выживает цивилизация или погибает?
— В культурной антропологии разрабатывается так называемая гипотеза техно-гуманитарного баланса. Она гласит, что чем выше мощь боевых и производственных орудий, тем более совершенные средства внутренней регуляции необходимы для сохранения социума. Если технологический потенциал общества превышает регуляторные механизмы, возникает синдром хомо прекрисимос, начинается период эйфории, и затем следует неизбежное болезненное обрушение, кризис. Большинство цивилизаций на Земле погибли не из-за внешних причин, типа изменения климата, падения метеоритов, извержения вулканов и так далее. Они погубили сами себя, подрывая природные и организационные основы своего существования. Техно-гуманитарный баланс — ключевой закон отбора социумов на жизнеспособность…
— А чем подтверждается справедливость этой гипотезы?
— Прежде всего, конечно, конкретными историческими фактами. А ещё — специальными расчётами. Например, на протяжении всей истории убойная сила оружия последовательно возрастала. И вместе с тем возрастала плотность населения. А рост плотности у всех животных обычно повышает уровень агрессивности. Казалось бы, по всему выходит, что должен неизмеримо расти процент жертв в войнах и конфликтах. Но расчёты показывают, что процент жертв насилия от общей численности населения не только не рос, но и, в общей тенденции, снижался. За исключением некоторых всплесков — в позднем Средневековье, в начале железного века… Но за всплеском следовали спад и балансировка.
Причём нужно различать военные и мирные жертвы. Процент военных жертв из века в век приблизительно одинаков. В XX веке во всех войнах, вместе взятых (включая в это число гражданское население, погибшее от сопутствующих эпидемий и голода), погибли от 110 до 140 миллионов человек. А жили в трёх поколениях XX века — 10,5 миллиарда человек. То есть погибли менее полутора процентов. Абсолютное число погибших чудовищно, беспримерно. Но по относительным показателям наше родное столетие уступает большинству предыдущих.
Судя по всему, исторически сокращался и процент жертв бытового насилия. XX век — едва ли не первый век, когда в быту люди убивали друг друга меньше, чем в войнах. Есть и целый ряд других оснований назвать его первым в истории веком состоявшегося гуманизма. Я излагаю эти основания в книге и пытаюсь объяснить, почему преобладает противоположное впечатление — “кровавый, страшный век”. Срабатывают психологические эффекты, аберрации.
Вопреки сетованиям философов, люди всё-таки учатся на опыте истории. Только благодаря этому мы до сих пор живы, а наше общее число на пять порядков превосходит число диких животных, сравнимых с человеком по величине и типу питания.
— А может быть, это не мораль совершенствуется, а полицейские механизмы?
— Я использую более общее понятие — “механизмы регуляции”. Мораль среди них далеко не последний.
— А можно как-то просчитать устойчивость общества в цифрах?
— Мы сейчас работаем с математиками над формализацией модели, чтобы она выдавала “цифры”. В книге обсуждается ряд параметров, которые нужно учесть. Пока ясно, что в числителе будет обобщённая характеристика регуляторных механизмов, а в знаменателе — уровень технологий. Если “сила” (технологический потенциал) превышает коллективную “мудрость”, общество гибнет, саморазрушается. Когда же, напротив, “мудрость” превышает “силу”, наступает сверхустойчивость, застой, и со временем это тоже грозит неприятностями. История — суровая учительница со своеобразными вкусами. Она терпеть не может двоечников, но не жалует и отличников. Материал истории — троечники. История делается народами умеренно несчастными.
СВЕТ МОЙ, ЗЕРКАЛЬЦЕ, СКАЖИ…
— XXI век будет беспрецедентным по плотности кризисов — политических, экологических, генетических… В политике нам грозит американское головокружение от успехов — они остались единственной сверхдержавой, и это может выйти им боком. У них сейчас происходит уплощение общественного интеллекта в силу отсутствия политической конкуренции… Про экологические катастрофы всем известно — ресурсы планеты не безграничны. Генетический кризис… Наш генофонд безнадёжно испорчен медициной и гуманистическими ценностями, естественный отбор у человека практически заблокирован. Накопление генетического груза — неизбежная плата за гуманизм, за великие достижения прогресса. Есть и другие, не менее суровые опасности, которые подробно обсуждаются в книге. Почти все они носят рукотворный, антропогенный характер, т.е. так или иначе обусловлены социальным прогрессом. Мир так устроен, что за всё приходится платить…
— В чём же выход?
— Из эволюционных кризисов всегда удавалось выходить за счёт того, что система становилась “менее естественной”. Например, охота и собирательство гораздо естественнее, чем скотоводство и земледелие. А промышленная цивилизация менее естественна, чем сельскохозяйственная.
Надо понять одну вещь. Нравится это нам или нет, но прогресс не самоцель и не вина человека (или природы), это средство сохранения неравновесной системы в фазах неустойчивости. То есть просто жизнь цивилизации. Отказ от прогресса есть отказ от жизни. И те, кто бросает лозунги: “Назад к природе”, говорят о необходимости форсированного снижения численности населения, просто игнорируют опыт истории.
Реальные решения надвигающихся проблем связаны с очередным витком “удаления от естества”. Генная инженерия, симбиоз “белкового” и “электронного” интеллекта — всё это эмоционально очень трудные решения. Коллизия естественного и искусственного станет стержневой проблемой XXI века. От того, как она будет разрешена, зависит жизнеспособность планетарной цивилизации.
Известный американский исследователь Билл Джой прогнозирует, что к 2030 году мощность компьютеров на нанотехнологиях возрастёт по сравнению с 2000 годом в миллион раз! Это будет уже не машина в привычном смысле слова…
— Появление искусственного интеллекта вызовет протесты у носителей биологического интеллекта.
— Уже!.. В США не так давно прошёл суд над неолуддитом, который убивал лучших программистов страны. И среди самих программистов усиливается страх перед последствиями своей деятельности.
— Люди боятся роботов. Этот страх находит своё выражение в искусстве — фильмах, книгах. Вот ужо придёт Терминатор…
— У человека со времён палеолита остался страх перед двойником и ненависть к “умеренно непохожему”, к нелюдю. Опасен не электронный разум, а страх перед ним, который может вылиться в крайние формы агрессии со стороны человека.
Нет оснований полагать, будто из-за перерождения материального носителя интеллект забудет свою историю, выработанные ею ценности и нормы. Чтобы выжить, людям придётся глубоко переосмыслить ключевые понятия: “человек”, “общество” “культура”, “душа”, “сознание”, отказаться от своей национальной, конфессиональной идентификации… Не знаю, сможем ли мы, люди, примириться с необходимостью таких жертв. Но в противном случае цивилизация на нашей планете обречена.
— Человечество в том виде, в котором оно существует сейчас, всё равно обречено. Но у нас есть шанс, проявив терпимость, передать эстафету разума искусственным созданиям — не знаю, как они будут выглядеть. Либо погибнуть зря, похоронив всю свою тысячелетнюю историю. Так?
— Да. Сейчас политологи и футурологи рассуждают, какой будет Россия в конце XXI века, каким будет Китай… Да не будет ни России, ни Штатов, ни Уганды, ни Китая!.. В худшем случае не будет цивилизации вообще. В лучшем — не останется государств в современном понимании. Мировое сообщество будет строиться по совершенно иным качественным признакам. Макрогрупповые культуры, то есть культуры, которые строятся по схеме “они — мы”, перестанут существовать. Не будет ни русских, ни китайцев, ни православных, ни мусульман…
— Как это вытекает из синергетики и теории систем?
— Дело в том, что главный критерий выживаемости любой сложной системы — её разнообразие. В теории систем существует закон иерархических компенсаций, или закон Седова. Он гласит, что рост разнообразия на верхнем уровне организации оплачивается ограничением его на нижних уровнях. От чего-то менее важного система отказывается, что-то унифицирует, но зато её общая сложность возрастает.
— Я понимаю, о чём речь. Когда-то кареты поражали публику своими вензелями, все кареты были такие разнообразные и не похожие друг на друга… А вот современные автомобили более-менее однообразные, напоминают обмылки — для аэродинамики. Но при этом автомобиль — гораздо более сложная система, чем карета. Произошла внешняя унификация при внутреннем усложнении… Значит, у нас произойдёт колоссальное внутреннее усложнение разума, углубление отдельной личности за счёт внешних признаков — национальности, конфессиональности, быть может, пола, цвета кожи… И никак этого не избежать?
— Никак. Этот закон наблюдается на всех уровнях организации — и в биологии, и в физике, и в лингвистике, и в социологии… Соответственно, при оптимальном сценарии развития событий, рост культурного разнообразия человечества будет происходить на уровне личностном и микрогрупповом ценой унификации макрогруппового уровня…
— Погодите. Значит, так… Природа работает с запасом. Из тысячи биологических мутаций одна получается удачной и закрепляется. Из тысячи семян одуванчика прорастёт одно-два. Большинство локальных цивилизаций на нашей планете не выдерживало кризисов и гибло, как вы говорите. Теперь в связи с глобализацией у нас на всех практически одна Цивилизация с большой буквы. То есть сейчас уже речь стоит о жизни на планете вообще. Я думаю, из десятков или сотен цивилизаций, которые “высеваются” на разных планетах бесконечного космоса, глобальные кризисы преодолевают единицы. Получается, что шансов у нас мизер.
— Скорее всего, так оно и есть. Я называю это универсальным естественным отбором. Пенять приходится только на себя. Если психологически, культурно люди не успеют перестроиться, произойдёт коллапс. Частичный аналог, кстати, уже был. Во время верхнепалеолитического кризиса погибло до 90% населения Земли — не смогли перестроиться. Тогда человечество всё же выжило…
— Я лихорадочно думаю, что могло бы повысить наши шансы… Я прочёл рукопись вашей книги, вы утверждаете, что в дальнейшем развитии вселенной роль фактора интеллекта будет возрастать, а роль естественных факторов — снижаться. И лицо мироздания будет совсем не таким, как если бы оно развивалось “естественно”. Так почему бы не предположить, что цивилизации, появившиеся раньше нас, берут на себя роль “селекционера” или доктора, искусственно повышающего “всхожесть” цивилизаций? Знаете, как ребёнка в роддоме, его же не спрашивают, хочет он жить или не хочет, достают, хлопают по заднице — дыши! А если не может — в барокамеру его и начинают вытаскивать…
Вдруг за нами давно следят и опекают? И вмешаются только в крайнем случае… Если болезнь ребёнка лёгкая, температура не очень высокая, её сбивать не надо: организм сам справится, ему даже полезен небольшой тренинг иммунной системы. Но если температура очень высока, её сбивают лекарственно — так что, если мы сами не справимся, если возникнет реальная опасность для потери космическим сообществом земной цивилизации в целом, они прилетят и нас спасут не спрашивая. Хлопнут по заднице — дыши! Или в “барокамеру”. Как вам такая версия?
— Меня часто и совершенно незаслуженно называют оптимистом. Теперь я буду всех, кто упрекает меня в оптимизме, натравливать на вас, Саша…
Александр НИКОНОВ
это только мне кажется, что сия синэргеника (в понимании Якушева) - акрошка из науки и (неолиберальной) идеологетики?
с мтогими вещами в статье можно согласиться; и тут же с многими выводами хочется поспорить, но особо будит недоумения следующие два пасажа:
мол, "такова природа человека" - и все.Попытки же объяснить войну предметными причинами — экономикой, экологией, политикой — чаще всего несостоятельны. Часто это способы рационализации, самооправдания конфликта.
Мол воевали, но при этом не грабили - значит за "просто так", адреналином побаловаться. Никакой экономики.
А собственно и грабить не надо - уничтожив поголовно противника (не только войско, но и население), ресурсы территории остаются во владении победителя. Другое дело, если он отвык ими пользоваться (все вояки, землепашцев не воспитывают)... потому и от тотального геноцида перешли к порабощению побежденных (после зачистки вскех строптивых и непокорных). Чем не экономические интересы, блин?!
...дает г-н синэргетик... свои идеологемы возводит в ранг науки. А еще над марксизмом издеваются. Типа как кривой на правый глаз надсмехается над кривым на левый.
мда.
или вот это:
ваще оторопеть...голодные бунты обычно устраивают сытые люди. Парадокс состоит в том, что революционным ситуациям, кризисам обычно предшествуют периоды экономического роста, а не упадка. Беспорядки в обществе начинаются не тогда, когда приключается “обострение выше обычного нужды и бедствий”, не тогда, когда ситуация в экономике плоха по объективным показателям, а совсем наоборот — когда экономика растёт! Потому что параллельно растут ожидания людей. А поскольку потребности и ожидания всегда растут быстрее экономики, нарастает неудовлетворённость, людям представляется, что они живут совсем не так, как они должны были бы жить, что их существование невыносимо. Возникает то, что в психологии называется ретроспективной аберрацией, то есть смысловой переворот — хотя по объективным критериям уровень жизни вырос, людям кажется, что всё ужасно и в прошлом было лучше.
абзацем ниже персонаж ученый таки говорит, что вот, ожидания большие, но экономика испытывает срыв, начинается бунт...
значит, все же не совсем сытые, а (в лучшем для автора случае) сытые, которые стали вдруг голодать, а? И возросшие "потребности" (в случае: блажь, алчность) тут фактор не такой уж и существенный, а? Раз экономика в заднице, значит жрать в самом деле не стало.
ох, блин, горе-ученые какие бывают... все им разом объяснить захотелось. Через идеологии. Славы Маркса видать захотелось.
(ведь неолибералы, отрицая Маркса, все время его же глюкам следуют, составляя им (свои) аналоги, но никак не альтернативы)
так синэргетика ли фигня, али ее этот апологет?