Аксель Бергер: Всё же, это возможно!
[SPOILER]
В истории классовой борьбы альменда, называемая также commons, была долгое время одной из самых спорных территорий. Требование свободного присвоения и использования общих владений, общественных пастбищ, свободного дорожного права, неограниченной рубки леса или рыбной ловли всегда было, прежде всего, в Средние века и при абсолютизме частью требований крестьян и фундаментом еретических движений, от катаров до христианского коммуниста Фра Дольчино. Восхищение, вызываемое легендой о Робине Гуде до её полнейшего разрушения Кевином Костнером, к примеру, едва можно понять без защиты привычного права свободного леса от королевской «приватизации» на заднем плане — которое, в конце концов, было даже зафиксировано в Магна Карта. И из двенадцати статей восставших в немецких крестьянских войнах целых четыре имели своей темой требование сохранения, либо расширения альменд.
Капитализм является также продуктом окончательного исхода борьбы за альменду. За английской поговоркой, что «овцы едят людей», стоит опыт отграничения почти всех пастбищ и последовавшей из этого долгосрочной пролетаризации населения. Даже если великие восстания по образу крестьянской войны не происходили, то частное присвоение общественных и необработанных богатств в ранней фазе капитализма находило, судя по всему, лишь ограниченное одобрение. Лишь в 1850-м году прусская криминальная статистика насчитала 265000 случаев воровства древесины. Но с этой проблемой буржуазные государства справились при помощи репрессии, но прежде всего, при помощи собственнической морали.
Последняя фаза приватизации альменд с середины 70-х годов, охотно называемая ещё и эпохой неолиберализма, была подготовлена программным сочинением биолога Гаррета Хэрдина под названием «The Tragedy of Commons». Общинная собственность была для него с самого начала обречена на крушение благодаря «эгоизму всех участников». Его аргументация, дополненная открытием или изобретением эволюционным биологом Ричардом Докинсом «эгоистического гена», поставляла боеприпасы для сотен исследований и сочинений неоклассической экономики и, прежде всего, для экономико-либеральных «Chicago boys».
Приватизация не только земли, но и знания, посевных и других commons принимала всё более тотальные и абсурдные формы, как недавно было показано в случае с биотехнологическим предприятием Monsanto.
Но в середине октября Нобелевский комитет объявил, что премия по экономике в этом году достанется US-американской политологине Элинор Остром. (Она разделила награду с Оливером И. Вильямсом, которого награждают за исследования о возникновении предприятий и их действий на рынках). В своём главном сочинении, изданном на немецком под названием «Конституция альменды», она смогла при помощи полевых исследований о рыболовных угодьях в Турции, горных пастбищах в Валлисе, пастбищах в Монголии и источниках воды в Непале показать, «что общественно-хозяйственное использование природных ресурсов может отчасти быть более стабильным и экологичным, чем это получается при частной или общественной собственности». Нобелевская премия по экономике представляет как и нобелевская премия мира являет собой что-то вроде политической манифестации духа времени — стоит только подумать о премировании в прошлом году нео-кейнсианца Пола Крагмэна, который на протяжение десятилетий едва участвовал в исследованиях. Поэтому почести Остром можно понимать как символический поворот, как минимум, в части глобальной элиты касательно управления конечными ресурсами.
Так что и не удивительно, что поздравляющие вдруг выстроились в очередь. Прежде всего, среди критиков «неолиберализма», конечно, установилось чувство удовлетворения. «Элинор Остром предоставила своим экономическим трудом доказательство», официально заявил Attac, «что общественное владение может обрабатываться очень хорошо и стабильно. Предпосылкой является всеобщий демократический контроль над общественным богатством. Провозглашённая «Трагедия альменды» была опровергнута ею как неолиберальная легенда». При этом, кажется, и не мешает, что Остром сама куда более осторожно формулировала свои результаты. В одной статье для изданной близким (немецким) Зелёным фондом имени Генриха Бёлля книги «Кому принадлежит мир? К открытию общественного богатства» она пишет: «Тем не менее, исследование не нашло никакого лекарства для сложных сопутствующих проблем. Промахи есть во всех правовых режимах: при общинной собственности как и при частной собственности, или общественной собственности».
Товарищеское хозяйствование — ни о чём другом тут речь не идёт - в отличие от анархистских идей, к примеру, Петра Кропоткина, является для Остром всего лишь дополнением к другим формам собственности и мыслится в конкуренции к ним.
О «всеобщем политическом контроле над общественным богатством» у неё вообще речи не ведётся. Современное различение между общинной собственностью и собственностью общественной, обретающее смысл лишь с разделением экономической и политической власти посредством буржуазного государства, даже является основным условием её исследования. Т.к. в то время как традиционная альменда не содержит исключения — кому ещё хотелось пользоваться горной лужайкой кроме местных крестьян? - общинная собственность эксклюзивна. Собственность всё же.
Так, Остром рисует в уже упомянутой статье сама экологическую дилемму. «Чрезмерное использование ценного (конечного) ресурса всё же несомненно запрограммировано, если ресурс всегда для всех доступен, а использование никак не регулируется». Вылавливание рыбы в мировом океане как в интернационально используемом богатстве довело бы всякое другое мнение с самого начала ad absurdum. Так, доказательство «экологичности» товариществ удаётся лишь в случаях регионально ограниченных проблемных областей и общин вроде водоснабжения в Непале или пастбищных угодий в Монголии, которые, к тому же, должны обрабатываться с низкой интенсивностью капитала. Более важные части мировой экономики Элинор Остром хочет видеть скорее регулируемыми, чем обрабатываемыми общинами.
Не нужно упрекать её в этом. Она никогда не утверждала, что нашла ключ к разрешению экологической катастрофы или, вообще, новый способ производства. И хотя бы в одном пункте она делает более чётким опыт, проделанный ещё прусским аграрным исследователем Францем Кристофом в начале прошедшего столетия: «Чрезвычайная нужда в странах с общинной собственностью менее распространена». Так, заслуга Остром, прежде всего, заключается в оспаривании самых глупых и, не в последнюю очередь, в их применении самых жестоких тезисов антропологии в капиталистическом масштабе. То, что по её совету начинают образовываться товарищества, которые не только сокращают риск нищеты своих членов, но и содержат иные формы взаимодействия, было бы не самым худшим результатом их вновь возникшей популярности.
Jungle World, № 44, от 29-го октября 2009.
http://jungle-world.com/artikel/2009/44/39676.html
Перевод с немецкого: Ndejra
[/SPOILER]
