Load
12-09-2011 16:17:11
Требую убрать у пользователя с ником Рихард аватару дискредитирующего характера.
hil-hil
12-09-2011 18:56:22
Деньги пахнут
«Твою мать! Зачем я сюда приперся, идиот?!» — звенит в голове. ЭтоМаникарника Гхат — главный крематорий Варанаси, он же — основной и крупнейшийopen air-крематорий Индии.
Повсюду тела, тела и еще раз тела. Ждут своей очереди в костер, которыхдесятки. Гарь, дым, треск дров, хор обеспокоенных голосов и бесконечно звенящаяв воздухе фраза «Рам нам сагагэ».
Вон из костра показалась рука, затем нога, вон покатилась голова. Вспотевшиеи щурящиеся от жара рабочие бамбуковыми палками переворачивает появляющиеся изогня части тела. Словно кадры из фильма ужасов. Ощущение реальности теряется…Хватит, нервы не титановые. Сдаюсь и ухожу. Для первого раза чересчур.
«Твою мать! Зачем я сюда приперся, идиот?!» — звенит в голове. ЭтоМаникарника Гхат — главный крематорий Варанаси, он же — основной и крупнейшийopen air-крематорий Индии.
Повсюду тела, тела и еще раз тела. Ждут своей очереди в костер, которыхдесятки. Гарь, дым, треск дров, хор обеспокоенных голосов и бесконечно звенящаяв воздухе фраза «Рам нам сагагэ».
Вон из костра показалась рука, затем нога, вон покатилась голова. Вспотевшиеи щурящиеся от жара рабочие бамбуковыми палками переворачивает появляющиеся изогня части тела. Словно кадры из фильма ужасов. Ощущение реальности теряется…Хватит, нервы не титановые. Сдаюсь и ухожу. Для первого раза чересчур.
Скрытый текст: :
Open air крематорий – 24 часа в сутки, 7 дней внеделюЕще из творчества Владимира Высоцкого мы знаем, что «хорошую религиюпридумали индусы». Потому что, отдав концы, не умираешь насовсем. А еще индуистмечтает однажды не родиться. Он стремится к мокше — завершению циклаперерождений, вместе с которой наступает освобождение и избавление от тягот мираматериального. Мокша — практически синоним буддисткой нирваны: высшее состояние,конечная цель человеческих стремлений, некий абсолют.
Считается, если умрешь в священном индийском городе Варанаси (ранее —Бенарес, Каши. — Прим. Авт.), то сансара, или цикл рождений и смертей,заканчивается. Наступает мокша. Но даже если индус отдал концы не в Варанаси,этот город все равно способен улучшить его жизнь после смерти. Если кремироватьтело на берегу священной реки Ганг в Варанаси, то карма в следующей жизниочищается. Вот и стремятся в этот город индуисты со всей Индии и мира — умиратьи гореть.
Индуисты мечтают умереть вВаранаси…Все «козырные» отели Варанаси — на набережной. С балконов виден Ганг, вместес которым — и дым погребальных костров. Круглые сутки чувствовать этот странныйзапах не хочется, и я забираюсь в менее фешенебельный район. Да от труповподальше.
«Друг, хорошая камера! Хочешь поснимать, как сжигают людей?» — слышатсяпредложения от приставал. Нет ни единого закона, запрещающего сниматьпогребальные обряды. Но вместе с тем нет и ни единого шанса воспользоватьсяотсутствием запрета. Продажа липовых разрешений на съемку — бизнес для касты,контролирующей погребальный бизнес. Пять-десять долларов за каждый щелчокзатвором. Схитрить невозможно. Туристы, по незнанию хотя бы просто направившиекамеру в сторону огня, попадают под жесточайший прессинг агрессивной толпы.
Для журналистов тарифы особые. За разрешение на работу «в зоне смерти» — до2000 евро, а за одну фотокарточку — до сотни долларов. Уличные посредникиуточняют мою профессиею и только потом начинают торги. А кто я? Фотолюбитель!Скажешь так — и цена сразу божеская, 200 баксов. Только нет гарантии, что витоге снимать все равно не запретят, поэтому продолжаю поиски. Вскоре выхожу начеловека, которого тут называют не иначе как «би-и-иг босс». Это Сурес. Вкожаном жилете он гордо прохаживается между кострами, контролирует персонал ипотоки финансов. Ему я тоже представляюсь фото-«чайником». «Ладно, 200 баксов —и снимай неделю», — расщедрился Сурес, попросив 100 «зеленых» предоплаты ипоказав образец пропуска — «пермишина»… Клочок бумаги за две сотни «зеленых»покупать снова не захотелось.
Би-и-иг босс. Сурес.«В мэрию Варанаси», — командую водителю тук-тука. Горадминистрация — этокомплекс двухэтажных домиков, очень напоминающий санаторий советских времен.Люди суетятся с бумагами, часами простаивают в очередях. Мелкие индийскиечиновники, подобно нашим, нерасторопно возятся с каждым листиком. Я убил полдня,собрал коллекцию автографов больших и не очень «шишек», и поехал в полицейскоеуправление. Цель — аудиенция у шефа полиции города. Его подчиненные просятподождать и угощают чаем. Из глиняных горшочков, будто с лавки «Украинскийсувенир». Выпив чаю, полицейский разбивает глиняный сувенир об пол. «Пластмасса— дорого и неэкологично. А вот глины в Ганге много и бесплатно. Это одноразовыестаканы», — комментирует мои удивленные вопросы полисмен.
Встречу с главным полицейским города решаю использовать по максимуму и прошувизитку. «Зачем? У меня только на хинди!» — засмеялся мужчина. «Обмен. А я вам —на украинском», — придумываю я. Теперь у меня в руках целая стопкаразрешительных документов и козырь — визитка главного в Варанаси человека впогонах.
Последний костер
Приезжие испугано глазеют на костры издали. Экскурсоводы из народа якобыбескорыстно посвящают туристов в историю погребальных обрядов. «На костер уходит400 килограмм дров. Один кило — 400—500 рупий (1 доллар США — 50 индийскихрупий. — «Известия в Украине»). Помоги семье умершего, пожертвуй денег хотя бына пару килограмм. Люди всю жизнь собирают деньги на последний костер», —стандартно завершается экскурсия. Звучит убедительно — иностранцы достаюткошельки. И, сами того не подозревая, оплачивают полкостра. Но вопреки баснямдля туриста, кремация не очень дорога. Чтобы сжечь тело, потребуется 300—400килограмм древесины и до четырех часов времени. Килограмм дров — от 4 рупий.Траурная церемония стартует от 3—4 тысяч рупий, или $60—80. А вот максимальнойпланки нет. Люди богаче для запаха добавляют в костер сандаловое дерево,килограмм которого стоит порядка $160. Но предела совершенству нет. Когда умермахараджа, его сын заказал костер полностью из сандала, а вокруг разбрасывализумруды и рубины. Все драгоценности достались работникам Маникарники — людям изкасты домраджа. Это низшее сословие индийцев, так называемые неприкасаемые. Ихсудьба — нечистые работы, к коим относят и сжигание трупов. Но в отличие коллегпо «неприкасаемости», домраджа достаточно богаты, о чем гласит составляющая«раджа».
Мальчик прыгает в Ганг возле МаникарникаГхатКаждый день эти люди просеивают и промывают золу, угли и прогоревший грунт.Ищут сокровища. Родственники не имеют права снимать с умершего украшения.Напротив, должны сообщить домраджа, что у покойного, скажем, золотая цепочка,кольцо с бриллиантом и три золотых зуба. Все это рабочие найдут и реализуют.
Я возвращаюсь на Маникарнику вечером, уже с документами. Посмотрев бумаги,контролер почтительно складывает руки у груди, склоняет голову и произносит:«Добро пожаловать! Ты — наш друг. Обращайся за помощью». Это 43-летний Каши Бабаиз высшей касты брахманов. Он уже 17 лет курирует процесс кремации. Говорит, отакой работе мечтал, ведь она дает сумасшедшую энергию. Индусы и правда обожаютэто не самое приятное, на европейский взгляд, место. Вечерами мужикирассаживаются на ступеньках, часами пьют чай из глиняных стаканчиков и глазеютна жуткий процесс. Мы с Каши Баба тоже ютимся рядом, и брахман передает мне своизнания об этом месте.
Оказывается, тела тут начали сжигать 3500 лет назад, когда на МаникарникаГхат загорелся огонь бога Шивы, который горит и сегодня, и от которогоподжигаются все погребальные костры.
Здесь ежедневно, 24 часа в сутки, испепеляют порядка 300—400 тел. Причем, нетолько жителей Индии. Сгореть в Варанаси — последняя воля многихиндусов-иммигрантов, и даже некоторых иностранцев, проникшихся индуизмом.Недавно, например, кремировали пожилого американца.
Последний приют
Ночью над Гангом — зарево, рассматривать которое лучше с крыши центральногоздания Маникарника Гхат. «Если упадешь — сразу в костер. Удобно», — рассуждаетКаши, пока я стою на козырьке и снимаю панораму. Внутри этой постройки —пустота, темнота и прокопченные десятилетиями стены. Скажем прямо: жутко. Наполу, в углу на втором этаже сидит сморщенная бабуля Дайя Май. Ей примерно 103года — точного возраста не помнит. Последние 45 лет Дайя провела в этом самомуглу, в здании возле берега кремации. Она ждет смерти — мечтает умереть исгореть именно здесь. Впервые эта женщина из Бихара попала в Варанаси, когдаумер ее муж. 45 лет назад она лишилась сына и решила, что пора и самой на тотсвет. Опираясь на палочку, утром Дайя выбирается на улицу, прохаживается междустопками дров, подходит к Гангу и снова возвращалась в свой угол. Так 46-й годподряд.
Дайя Май 45 лет ждет смерти в этомместеРядом есть дом ожидания смерти — последний приют. На полу вижу дрожащуюстарушку, для которой молодая женщина готовит рис. Жутко. Если человек болен ичувствует приближение конца, родственники привозят его сюда. Внутри многолетняяпыль, паутина, эхо и темные лестницы. В одну из нескольких десятков комнатушек,где в пыли валяются тапочки, можно бесплатно вселиться и ждать мокши. Хотяслучалось, что два-три месяца безуспешно прождав в Варанаси финала жизнимирской, человек поправлялся и уезжал домой.
Каши Баба показывает «последнийприют»Погребальные разборки
Ганг – самая священная для индуистоврекаНа рассвете я вернулся на Маникарника Гхат и зашел в тот самый дом, гденеизменно сидит Дайя Май. Кивнул ей и взобрался на крышу. «Иди сюда», —послышался агрессивный голос сзади. Вместе с низеньким коренастым мужичком комне пожаловал десяток молодых парней. Я показал разрешение, но в ответ услышал:«Убирайся!» Объясняю, что я журналист, и работаю тут законно. «Сколько тызаплатил Каши Бабе? Сколько? Убирайся вон. Получишь проблемы», — звучит в ответ.Уже потом мне объяснили: эти люди привыкли к дерибану денег за фото. А тутсъемка, но «кэш» никто не получал.
Но я знаю цену своим документам и срываюсь: «Кто ты? Представься. Ты тутработаешь?» — спрашиваю обидчика. «Нет, не работаю», — отвечает тот. «Ну, такиди своей дорогой и не мешай мне», — отвечаю. «Я не работаю тут, и тем хуже длятебя. Я — местный. Убирайся вон, не трогай мои традиции», — примерно так, влитературном переводе на русский, звучал его ответ. Толпа увеличивалась. «Тысейчас один, а нас двадцать. Я щелкну пальцем — и нас будет двести, триста,четыреста. Что ты будешь делать? Никогда не появляйся здесь больше. Это добрыйсовет», — проговорил уже другой парень, схватил меня за футболку и началотталкивать в сторону. Рядом как раз проходил мой вчерашний собеседник КашиБаба, и тоже попал под прессинг. Толпа подозревала Каши в том, что брахманприсвоил себе весь полученный от меня гонорар. «У нас тут BBC и Discoveryплатило деньги. Бесплатно не бывает. Не ври», — продолжали на грани фола ребята.Силы были не равны. Первый раунд я проиграл с треском и отправился в полицейскийучасток за подмогой. «С такими документами в этом городе ты можешь снимать все.Абсолютно все», — бормотали правоохранители. Одного из них таки удалось уломатьоторваться от утреннего кофе, взять ружье и идти со мной на разборки.
Страж был зол — ленился 15 минут идти по набережной пешком. Транспорт тут неходит. «Показывай мне каждого, кто мешал тебе», — проговорил полисмен. Небрежнымдвижением руки и окриком «Э-э-э!» страж порядка подзывал к себе всех участниковутреннего конфликта. Человек в погонах — каста высокая. Таких уважают и боятся.Мужик, который утром наезжал на меня особенно, попытался возразить. Тогда накрик перешел уже полисмен, а все вокруг замолкли. Мой спаситель размахивалруками и кричал, а толпа виновато опустила головы. «Все, ты можешь работать.Проблемы больше нет», — констатировал правоохранитель и потопал обратно всторону недопитого кофе. В благодарность позже я вручу ему бутылку виски. В зонекремации с этого момента меня называли не иначе как другом, а при встречеулыбались.
Часто вспоминается другой эпизод этого сумасшедшего дня. После разборок,когда я уже получил добро на съемку, камера стала бесконечно выдавать error иснимать отказывалась. Перезагружал, вынимал батареи, протирал контакты — всебезрезультатно. Естественно, высокотехнологичную аппаратуру в Варанаси неотремонтируешь. Но я все-таки поехал в самую «крутую», по слухам, фотомастерскуюв городе. «Да все работает», — сказал мастер, взяв фотоаппарат в руки. Проверяю— и правда порядок. Чудеса? Возвращаюсь на берег Ганга — снова error... Мистика?Решив не форсировать события, пошел обедать. Вечером техника заработала сама, ибольше проблема не повторялась.
У нищих с кострами проблемы
Маникарника — не единственное в городе место для кремации. Тут сжигаютумерших естественной смертью. Но в километре, на Хари Чандра Гхат, предают огнюубиенных, самоубийц и жертв аварий. Рядом — электрокрематорий, где сжигаютнищих, не собравших денег на дрова. Хотя обычно в Варанаси проблем с похоронаминет даже у самых бедных. Не догоревшее дерево бесплатно отдают бедным семьям, укоторых не хватило дров. В Варанаси всегда можно собрать деньги среди местныхжителей и туристов, ведь помогать семье покойного — для кармы полезно.
А вот в нищих селах с кострами проблема, и символически обгоревшие ивыброшенные в Ганг тела — не редкость. В местах, где в священной реке образуютсязапруды, даже есть профессия — сборщик трупов. Мужчины плавают на лодке исобирают тела, а по необходимости даже ныряют за ними.
На Хари Чандра Гхат ко мне подходит солидный мужчина с именем священнойтибетской горы — Кайлаш. Сегодня у него выходной — гуляет в новой одежде икрутит в руках недешевую модель мобильника. А завтра он обмотается в простыню иснова будет двенадцать часов подряд переворачивать трупы. Этот мужчина считает,что смерть в Варанаси не дает гарантии обрести мокшу. Дескать, если у человекабольше половины плохой кармы при жизни — абсолюта можно и не достигнуть.
Рядом грузят в лодку привязанное к каменной плите тело. Оказывается, далеконе всех можно сжечь. Запрещается кремировать отшельников садху, ведь теотказались от работы, семьи, секса и цивилизации, посвятив жизнь медитациям. Несжигают детей до 13 лет, ведь тела их якобы, как цветы. Запрещено предавать огнюи беременных женщин, потому что внутри — дети. Не получится кремировать больноголепрой. Всех покойных из этих категорий топят в Ганге, привязав к камню.
Тех, кого нельзя жечь – топятА еще запрещено предавать огню погибших от укуса кобры, что в Индии нередкость. Считается, что это не смерть, а кома. Поэтому из бананового деревамастерят лодку и кладут туда обернутое в пленку тело с прикрепленной табличкой сименем и домашним адресом усопшего. И пускают в плавание по Гангу. Медитирующиена берегу садху стараются выловить такие тела и вернуть их к жизни. «Четыре годаназад в 300 метрах от Маникарника садху выловил и оживил тело. Семья была таксчастлива, что в благодарность хотела озолотить отшельника. Но тот отказался,ведь если возьмет хоть одну рупию — потеряет всю свою мощь», — рассказал КашиБаба.
Еще не сжигают животных, ведь те — символы богов. Но все это уже невпечатляет, когда узнаешь о существовавшем до сравнительно недавнего времениобычае — сати. Сожжение вдов. Умирает муж — жене гореть в том же огне. Это немиф. По словам Каши Бабы, это явление было распространено каких-то 90 лет назад.По информации из учебников, сожжение вдов запретили в 1829 году. Но сатислучаются и сегодня. Слабому полу запрещено находиться возле костра, ведьженщины много плачут. Но буквально в начале 2009 года для вдовы из Агры сделалиисключение. Женщина попросилась к огню, чтобы последний раз проститься с мужем.И прыгнула в костер, когда тот пылал вовсю. Несчастную достали, но она ужесильно обгорела. Умерла до приезда врачей. Кремировали в том же костре, что исуженого. Три года назад аналогичный случай произошел в Бихаре, в Раджастане 11лет назад.
Обратная сторона Ганга
На другом от шумного Варанаси берегу Ганга — пустынные просторы. Туристам нерекомендуют тут появляться, ведь деревенская шантрапа может проявлять агрессию.На обратной стороне Ганга стирают белье селяне, туда привозят купатьсяпаломников. Среди песков бросается в глаза одинокая хижина из веток и соломы.Там живет отшельник садху с божественным именем Ганеш. Мужчина лет 50 перебралсясюда из джунглей 16 месяцев назад, чтобы проводить ритуал пуджа — сжигать вкостре продукты. В качестве жертвы богам. Он по поводу и без любит повторять:«Мне не нужны деньги — мне нужна моя пуджа». За год и четыре месяца он сжег 1100 000 кокосовых орехов и впечатляющее количество масла, фруктов и других яств.Он проводит у себя в шалаше курсы медитации, чем и зарабатывает на свою пуджу.Как для человека из шалаша, который пьет воду из Ганга, он здорово знаетанглийский, прекрасно знаком с продукцией канала National Geographic ипредлагает мне записать номер своего мобильного. Раньше у Ганеша была нормальнаяжизнь, он до сих пор изредка перезванивается со взрослой дочерью и бывшей женой.«Однажды я понял, что больше не хочу жить в городе, и семья мне не нужна. Теперья в джунглях, в лесу, горах или на берегу реки. Мне не нужны деньги — мне нужнамоя пуджа», — продолжал Ганеш.
Ганеш отказался от семьи посвятил жизнь обрядупуджаВопреки рекомендациям для приезжих, я часто переплывал на другой берег Ганга,чтобы отдохнуть от бесконечного шума и назойливых толп в Варанаси. Ганеш узнавалменя издалека, махал рукой и кричал: «Дима!» Но и тут, на пустынном берегуобратной стороны Ганга, можно внезапно вздрогнуть. Например, увидев собак,разрывающих на части человеческое тело, вынесенное на берег волнами. Увидеть,вздрогнуть и вспомнить — это Варанаси. Город, который негласно можно смелоокрестить «городом смерти».
Обратная сторона Ганга…Хронология процесса
Если человек умер в Варанаси, его сжигают часов через 5—7 после смерти.Причина спешки — жара. Тело омывают, массажируют смесью из меда, йогурта иразличных масел, читают мантры. Все это для того, чтобы открыть 7 чакр. Потомоборачивают умершего в большую белую простыню и декоративную ткань. Кладут наносилки из семи бамбуковых поперечин — тоже по количеству чакр.
Члены семьи несут тело к Гангу и поют мантру: «Рам нам сагагэ» — ту самую,что слышится отовсюду. Это призыв к тому, чтобы в следующей жизни этого человекавсе было хорошо. Носилки окунают в Ганг — это последнее купание. Затем покойномуоткрывают лицо, и родственники руками по пять раз поливают его водой. Один измужчин семейства бреется наголо и облачается в белые одежды.
Если умер отец — это делает старший сын, если мать — младший, если жена —муж. Мужчина платит боссу за огонь Шивы (500 рупий или, по желанию, больше. —Прим. Авт.), поджигает от священного огня ветки и обходит с ними вокруг телапять раз. Потому тело уходит в пять стихий: вода, земля, огонь, воздух, небеса.
Разжигать костер можно только естественным способом. Никакого керосина —только натуральные масла. Если умерла женщина — полностью не сжигают ее таз,если мужчина — ребро. Эту обгорелую часть тела обритый мужчина пускает в Ганг.Он же через левое плечо из ведра тушит тлеющие угли. Церемония закончена. Душа на свободе.
.svg.png)
.svg.png)
Кропоткин о свастике (собр.соч., том 3, стр 56) - Свастика же, являющая собой древнейший символ движения как солнца по небу. так и времени вообще, являлась бы хорошим, светлым символом движения человечества к прогрессу.
шли бы вы со своими бизнесами, по добру да по здорову
(ты курва пердалёна в дуплу)
все про меня знает этот человек. можешь погадаешь мне по руке? позолотить ручку? 
