Появление революций, выступающих под буржуазно-демократическими лозунгами на стадии позднего, государственно-монополистического капитализма – а таковыми являются все революции последних лет – «арабская весна», Украинская революция и т.д. – явилось столь неожиданным для социально-революционной мысли, что научно-реалистическое и историко-материалистическое понимание таких революций только формируется. Большая часть людей, ссылавшихся на марксистскую и анархистскую традицию, ничего не поняли и не захотели понять в характере происходящих на их глазах великих революционных событий. Эти события, представляющие собой главную реальность современного исторического периода, не вписуются в привычную марксистскую или анархистскую догму (хотя они вполне объясняются историко-материалистическим анализом, не имеющим ничего общего с любыми догмами) - что ж, тем хуже для реальности! В результате часть приверженцев марксистских догм откровенно встала на сторону контрреволюции (см. «Боротьбу»), а часть приверженцев догм анархистских, желая оказаться вне революции и вне контрреволюции, ограничилась брюзжанием на революции, стоя от них в сторонке (см. КРАС-МАТ).
В противовес такому подходу те сторонники социальной революции, кто не утратил связи с реальностью, подчеркивали и подчеркивают революционный характер происходящих массовых народных движений. Но апологетики реальности совершенно недостаточно, чтобы повлиять на нее. Мы достаточно часто говорили о сильных сторонах современных революций, нужно сказать и об их слабых сторонах.
Главной слабостью современных революций является у них отсутствие позитивной программы. Не простого набора благих пожеланий – будь они либеральными, социалистическими или анархистскими – а трезвой и частично реализумой (как лишь частично реализуемы все позитивные программы всех революций!) программы общественных преобразований, соответствующей современному уровню общественных противоречий и современному уровню развития производительных сил. Программы, которая при всей своей научности и реалистичности, вошла бы при этом в сознание делающих революции масс и стала бы поэтому мощной идеей-силой, мотором, приводящим в движение борьбу этих масс.
Такой программы нет, а без нее революции, при всей их массовости и героизме, обречены топтаться на месте и, самое большее, менять одних господ на новых, сохраняя в неприкосновенности саму систему господства и подчинения.
Если мы посмотрим на позитивные требования современных революционных движений, то увидим, что то, чего хотят и требуют их участники, вращается в сфере политики. Честные выборы, подконтрольность властей народу, уничтожение всевластия спецслужб и полиции, борьба с взяточничеством и коррупцией, отделение бизнеса от власти и лишение, таким образом, финасовых олигархов возможности использовать свои капиталы для доступа к власти, а политиков – возможности использовать власть для обогащения, свобода слова. печати и собраний – словом, старый классический набор буржуазно-демократических требований. Именно это решительно преобладало и преобладает как в событиях арабской весны, так и в украинском Майдане. Самое радикальное, до чего доходит самая передовая часть участников революций – это требование прямой, а не парламентской демократии, возможность местным территориальным общинам, или, как они называются в украинском языке, громадам, самим, без указаний чиновников сверху, решать все вопросы, какие они сочтут нужным.
Между тем прямая демократия – это лишь способ решения общественных вопросов. Способ решения проблем не заменяет самого решения проблем. Да, важно, чтобы люди сами, без начальников и чиновников, управляли своей жизнью и принимали решения по всем социально-экономическим вопросам. Но не менее важно, какие именно решения они примут по этим социально-экомическим (а также и по всем другим) вопросам.
Основным противоречием современной эпохи является то, что производительные силы, достижения науки и техники, созданные трудом всего человечества, принадлежат не человечеству, а чиновникам и капиталистам, тем, кто обладает властью и собственностью. Поэтому эти силы превращаются из производительных сил в разрушительные силы. Решение этого противоречия, противоречия между ставшими общественными производительными силами и сохраняющимися эксплуататорскими производственными отношениями возможно лишь путем социальной революции, когда общество экспроприиирует (а говоря проще, отнимет) у эксплуататоров производительные силы и поставит их под свой непосредственный контроль. Без этого никакое настоящее решение проблем современного мира невозможно, и все обречено на унылое повторение старой мерзости.
Между тем, если мы посмотрим на революции современности, то их требования ограничиваются лишь поверхностным, политическим, уровнем, и не доходят до более глубокого уровня социально-экономических преобразований. Самоочевидно, что участники Тахрира и Майдана не выдвигали требований, даже отдаленно приближающихся к программе уничтожения рыночных, товаро-денежных отношений и введения общественного планирования, требований, без которых революционное движение не является коммунистическим. Но даже с гораздо более ограниченным и скромным (хотя и более реалистическим, ввиду соотношения классовых сил) требованием экспроприации олигархов, экспроприации крупного капитала, требованием, не затрагивающим интересы мелкого предпринимательства и товаро-денежных отношений (более того, выгодным. по понятным причинам, этому мелкому предпринимательству, которое душится крупным бизнесом и олигархией,) дела обстоят достаточно печально. Олигархов участники демократических революций современности не любят (еще бы! Ведь эти олигархи – часть той авторитарно-олигархической системы, против которой данные революции направлены), но требование экспроприации капиталов олигархов до сих пор не выдвигались массовыми революционными движениями.
Но даже если бы подобное требование и выдвигалось – и даже если бы оно осуществилось! – это, само по себе, не решило бы проблем экономики соответствующих стран, но лишь создало бы (наряду с прямой демократией) возможность такого решения. Важно не только отнять капиталы (средства производства) у олигархов, не менее важен вопрос и о том. что с ними делать.
Многие сторонники социализма (прежде всего – его умеренных, социал-демократических вариантов) в ходе последнего столетия молчаливо приняли концепцию, что социализм – это не вопрос организации производства, а вопрос организации распределения. Пусть капиталисты, пусть капиталистический механизм производит общественное богатство, а социалисты будут заниматься организацией его перераспределения в пользу вдов, сирот и инвалидов, создавать бесплатное образование и здравоохранение, повышать пенсии пенсионерам и т.д. Подобная схема молчаливо разделяется как противниками социализма, так и большинством его якобы сторонников. Капиталисты умеют создавать общественное богатство, но социалистические меры полезны, чтобы смягчить социальное неравенство.
Между тем утверждение, что капитализм всегда и везде создает общественное богатство, ничем не доказано и противоречит реальности. Революции, произошедшие в странах Арабского Востока и на Украине, явились результатом именно кризиса капитализма (хотя участники этих революций и не рассуждают в таких категориях). Гипотеза, что рыночный производственный механизм автоматически, сам по себе, порождает рост общественного производства и общественного благосостояния, несостоятельна. За четверть века, когда неограниченный рынок господствовал на территории бывшего СССР, породил он только всеохватывающую производственную и общественную деградацию. Он не создал здесь общественного богатства, которое умеренные социалисты могли бы распределять (именно в этом заключается причина постоянного краха попыток создать в России и на Украине серьезную социал-демократическую силу).
Поэтому задачей социалистического массового движения, если оно возникнет и если оно станет силой и станет властью, будет не просто перераспределение общественного богатства, а его создание. Не богадельня для помощи нетрудоспособным (никто не отрицает необходимости последней, но смысл социалистических преобразований совершенно не в ней), а модернизация производства, массовое развитие науки и техники, внедрение их новейших достижений в производство.
Между тем понимание необходимости радикальной реорганизации производства, внедрения в него новейших достижений науки и техники отсутствует в современных революционных движениях еще тотальнее, чем требование экспроприации олигархов.
Итак, мы видим, что для решения проблем стран, где происходят сейчас межклассовые, буржуазно-демократические революции, требуется три уровня преобразований:
1). Политический – разрушение бюрократической государственной машины, переход к прямой демократии, всеобщему общественному самоуправлению;
2). Экономический – экспроприация собственности олигархов и крупного капитала (это по меньшей мере - что будет дальше и когда экспроприация охватит собственность мелких капиталистов, этот вопрос будет решаться развитием классовой борьбы);
3). Технологический – использование полученных в результате этой экспроприации средств для радикальной модернизации производства, для технологического прорыва из тупика стран периферийного, зависимого капитализма, поставляющих в центры мирового капитализма сырье, полуфабрикаты и рабочую силу.
Между тем на уровне сознания участников этих революций, самое большее, наблюдается частичное понимание необходимости первого, политического уровня преобразований. О втором и третьим могут думать отдельные люди и небольшие группы, но не более того.
В революционных движениях Нового времени сменились две, весьма разные, концепции необходимых для удовлетворения нужд и чаяний народа общественных преобразований. До середины 19 века в революционных движениях господствовала буржуазно-демократическая идеология – борьба против самодержавия, чиновничества, полицейщины, за право народа самому управлять собой, за свободу слова, печати и собраний. Участники этих революционных движений воспринимали себя как «народ» – вся нация, кроме тех. кто стоит у власти при абсолютистском режиме. После революции 1848 года, когда старые абсолютистские режимы в Западной Европе были уничтожены или преобразованы, а западноевропейская буржуазия, добившись всего, чего хотела, перестала быть революционной, тип идеологий революционных движений резко меняется. Теперь они требуют не только свободы слова, печати и собраний, но и свободы от нищеты. Их врагом является не только старый абсолютизм, но и новые капиталистические порядки. Эти движения требуют передачи собственности в руки общества (в каких именно формах и с какой скоростью – это уже споры внутри данных движений). Наконец, участники этих движений воспринимают себя не как «народ», а как «пролетариат», т.е. люди, лишенные собственности и власти и вынужденные, поэтому, чтобы выжить, продавать свою наемную рабочую силу. Такие социалистические, анархистские, народнические и близкие к ним идеи господствовали в революциях разных стран мира вплоть до конца 1970-х годов.
Если мы посмотрим на современную арабскую или украинскую революцию, то без труда увидим, что по своим требованиям и своей идеологии эти революции провалились с предшествующего им социалистического этапа революционной идеологии на этап позапрошлый – буржуазно-демократический. Еще в декабре 2013 года, до победы Февральской революции 2014 года оратор одного из украинских майданов сказал: «Разогнав мирно протестующих студентов, Янукович нарушил общественный договор между властью и общества. Теперь мы, общество, свергнем Януковича – и заключим новый общественный договор, но уже с новой властью». Это было ничем иным, как теорией Жан-Жака Руссо об общественном договоре, теорией, казалось бы, оттесненной на задворки куда более продуманными и последовательными революционными теориями марксизма и анархизма, но всплывшей с глубин общественного подсознания и ставшей мотором, движущей силой украинской революции начала 21 века. революции.
Ведь действительно, то, что объединяет всех участников Майдана – от бизнесмена средней руки до чернорабочего из западноукраинской глубинки, от парня из «Правого сектора» до русскоговорящего майдановца Харькова и Одессы – это уверенность в том, что народ имеет право контролировать власть и свергать ее, если она идет против его интересов.
Да, это – шаг назад сравнительно с куда более высоким уровнем сознания участников революций начала 20 века, кто спорит? Но это – огромный шаг вперед сравнительно с состоянием постоянно обманываемого партиями и вождями «электората» (т.е. легко одурачиваемой массы, не имеющей собственной воли и собственных целей), которое предшествовало революции. И это – огромный прогресс сравнительно с состоянием послушно (до поры до времени!) славящей царя толпы, которое господствует сейчас в России.
Возникает вопрос – почему произошел такой откат назад в сфере идеологии, почему движущей силой революции начала 21 века стала революционная теория 18 века, до тех пор мирно отлеживавшаяся в историческом музее и интересовавшая преимущественно историков общественной мысли? Почему революции, ставшие ответом на кризис современного капитализма, прибегают к идеологии, возникшей в качестве революционного ответа на кризис абсолютистских режимов 18 века? И почему не востребованы современными массовыми революционными движениями революционные теории марксизма и анархизма?
Первый приходящий на ум ответ, что эти более передовые теории дискредитированы как сталинизмом, так и его крахом, очевидным образом недостаточен. Никто не будет отрицать огромное влияние, оказанное на исторические судьбы марксизма судьбой режимов, выдававших себя за поборников марксистской доктрины, никто не будет отрицать и того, что в современной Украине у участников революции слово «коммунизм» вызывает оскомину как по причине памяти о прошлых злодеяниях сталинизма, так и по причине новейшей истории симоненковской «Компартии Украины», верой и правдой служившей Януковичу.
Анархический безгосударственный коммунизм, однако же, не был дискретирован практикой его воплощения, между тем идеи безгосударственного коммунизма точно так же совершенно не пользуются популярностью в украинской революции. В то же время в арабском мире никаких попыток воплощения марксистских теорий в жизнь никогда не было не было, в Египте у большинства народа сохраняются сочувственные воспоминания об «арабском социализме» Насера (не было крайней нищеты, было больше равенства и социальной мобильности для выходцев из низов и т.д.) но социалистическая идеология – в разных ее формах – тоже находится на задворках современной арабской революции.
Чтобы понять, что доминирование в современнных революциях буржуазно-демократических (или, в лучшем случае, мелкобуржуазно-демократических) идеологий далеко не случайно, нужно внимательнее рассмотреть как природу свергаемых этими движениями режимов, так и социальный характер самих этих революционных движений.
Вот какую аналогию проводит между современными политическими режимами во многих странах периферийного капитализма и абсолютистскими государствами 17-18 веков социально-революционный публицист М. Шрайбман:
«…Ни Франция 1789 г, ни Европа в 1848 г, ни тем более Россия в 1905, не были чисто феодальными обществами, напротив там существовали развитые рынки, крупные и мелкие бизнесы, промышленность, эти страны были вовлечены в трансатлантическую торговлю. Особенность этих общественных систем скорее в другом. Социально-политическая и хозяйственная система, выстроенная в ряде восточноевропейских и азиатских стран очень похожа на поздние абсолютистские общества 18-19 веков. Это не совсем феодализм или не чистый феодализм. Иногда специалисты называют эту систему незаконнорожденным или незаконным феодализмом (Каннингхем, Харитонович). Это не феодализм средневековья. Специфика такой системы в другом. Крупнейшие предприятия и имущества концентрируются в руках королевской семьи (когда-то говорили о “семье Ельцина”, сейчас говорят о “семье Януковича”), все прибыльные компании забираются ее рейдерами, в противном случае этим рейдерам, связанным с семьей, надо платить отступные. Государственные должности продаются и покупаются, но параллельно действует система королевских указов, когда у любого человека можно в принципе отобрать и бизнес и купленную за большие деньги должность, и личное имущество, и свободу, и жизнь. Свобода слова и собраний отсутствует; повсюду царит полицейское государство, которое с помощью дубинки или пули объясняет всем, как правильно любить родину и короля.
Отсюда недовольство всех, не включенных в семью и ее чиновную или имущественную клиеннтеллу, социальных слоев, от рабочих до части бизнеса, как оно и было во времена Великой Французской Революции. Привилегии и феодальные права? А что такое семья Ельцина или донецкий клан Януковича? Или, в недавнем прошлом, тикритский клан Саддама Хуссейна? Или алавитский клан сирийского президента Асада (сотрудничавший, впрочем, с богатейшими семьями суннитов)? Это люди, обладающие самыми настоящими феодальными или квазифеодальными привилегиями. Если вы входите в определенный клан, что связано с вашим происхождением и близостью к определенного рода региональным группам, вы неподсудны, у вас куча привилегий, включая доступ к получению земельной собственности, право заниматься бизнесом, монополии, право занимать (или покупать) престижные государственные должности, получать субсидии от королевского двора для ваших предприятий и т.д.
Все вместе сильно напоминает современную Восточную Европу, многие страны Азии. Южной Америки. Когда системы оказываются в кризисе, что обычно связано с экономическими проблемами, недовольство приобретает массовый характер и способно соединить самые разные общественные слои. Рабочие, временно занятые, учителя, врачи и т.д. недовольны своим положением, ростом цен, безработицей, полицейским произволом и коррупцией. Мелкий бизнес возмущен отсутствием свободной торговли, постоянными официальными и неофициальными поборами, ростом налогов и вымогательством взяток со стороны властей. Не имеющие связей в правящей семье крупные компании финансируют революцию или какую-то часть повстанцев, стремясь использовать бунт для передела собственности и прорыва к власти. Все это нам хорошо знакомо. Наряду с ростом цен и ментовским беспределом, одна из главных причин недовольства крупного бизнеса в Украине – забирание семьей Януковича (с использованием административно-силового ресурса) части собственности и государственных должностей, ранее купленных богатыми людьми. Конечно, современные страны Восточной Европы и Азии не идентичны старой России или Франции 19 века, но в истории никогда ничего не повторяется в прежних формах» (М. Шрайбман. Буржуазно-демократические революции и либертарные социалисты.
http://shraibman.livejournal.com/981336.html )
История вообще пошла несколько неожиданным для классического марксизма путем. Поздний капитализм эпохи заката многими своими чертами и особенностями воспроизвел абсолютистские государства эпохи восхождения капитализма. Государства, которые не были уже классическими феодальными государствами, но представляли собой соединение феодальных и капиталистических элементов.
Вообще говоря, внимательное исследование действительности толкает к отказу от марксистской концепции, согласно которой феодализм и капитализм последовательно сменяют друг друга. Пресмыкающиеся не вымерли, после того, как возникли млекопитающие, хотя, вопреки реформизму, победа млекопитающих была невозможна без естественнноприродной революции, приведшей к гибели динозавров и уничтожению диктатуры класса пресмыкающихся (забавный параллелизм природных и социальных процессов и даже их названий!). Аналогично и феодальные отношения, отношения личной зависимости и личного господства, не были уничтожены капитализмом, но лишь были оттеснены им на задний план, откуда они вылезают вперед в современную эпоху упадочного капитализма. Если при классическом капитализме 19 века, капитализме свободной конкуренции (говоря классическим марксистским языком) в обществе доминировали безличные силы рынка, то при позднем государственно-монополистическом капитализме они подчиняются и оттесняются отношениями авторитарного управления, теми отношениями, которые господствовали и в эпоху феодализма и абсолютизма.
Именно из-за преобладания авторитарных, квазифеодальных отношений в обществе позднего капитализма, особенно на капиталистической периферии (каковой является как арабский Восток, так и Украина) идеология революций начала 21 века носит в первую очередь антиабсолютистский и демократический характер.
К этому следует добавить особенности социально-классовой структуры этих обществ и – соответственно – революционных движений в них. Вопреки классическим марксистским схемам начала 20 века диктатура крупного капитала, власть «железной пяты олигархии» не привела к исчезновению промежуточных между крупным капиталом и лишенными всего и вся наемными рабочими слоев, не привела к расколу общества на два противостоящих друг другу класса – магнатов капитала и наемных рабочих. Действительность оказалась гораздо сложнее.
Чисто социологически, распад общества на ничтожное меньшинство отдающих приказы властителей-собственников и подавляющее большинство выполняющих приказы и лишенных всего исполнителей невозможен – так как в подобной схеме, при отсутствии промежуточных слоев, теряется управляемость общества правящим классом (представители которого будут перезагружены управленческими функциями и свихнутся, вникая во все мелочи контроля за эксплуатируемой ими массой). Поэтому любое общество невозможно без промежуточных слоев (в случае капитализма марксистская терминология называет их «мелкой буржуазией»), хотя характер этих промежуточных слоев, их численность и мера их независимости от правящего класса могут широко варьировать.
Если на арабском Востоке современная мелкая буржуазия, а также самозанятые трудовые группы, не являющиеся ни буржуазией, в т.ч. и мелкой, ни наемными рабочими, находятся в непосредственной преемственности с мелкой буржуазией и трудовыми классами докапиталистического общества, то мелкая буржуазия и самозанятые современной Украины не являются прямыми преемниками каких-либо классов докапиталистической эпохи. Они возникли в ходе социальных потрясений начала 1990-х годов, потрясений, сопровождавших переход от государственного капитализма эпохи СССР к современному периферийному государственно-монополистическому капитализму. В конце 1980-х – 1990-е годы старая классовая иерахия периода позднего СССР расшаталась, резко увеличилась социальная мобильность. Выходцы из низов могли попасть в самые верхи, инженер Березовский стал крупнейшим на некоторое время олигархом в России, а уличный пацан Ахметов на несколько более продолжительное время – крупнейшим олигархом в Украине.
По мере упрочения новых порядков мера социальной мобильности снижалась, подобные головокружительные карьеры в 2000-е годы стали невозможны (в Украине они становятся снова возможны сейчас, в связи с украинской революцией, в России они станут возможны, когда революция начнется там), но общество, особенно в Украине, не приобрело характер кастовой системы. Те. кто чувствовал в себе силы и возможности, могли пытаться начать собственное дело. В результате из рядов собственно пролетариата продолжали уходить самые энергичные и волевые, те, кто в других обстоятельствах стали бы лидерами рабочих бунтов. Эти самые энергичные и волевые скапливались в рядах самозанятых (те, кто пытается вести собственное дело, но не использует при этом чужой труд) и мелкой буржуазии (те, кто распоряжается трудом небольшого количества наемных рабочих).
Эти самозанятые и мелкобуржуазные массы сталкивались – сразу и резко – с реальностью авторитарного государственно-монополистического капитализма – со всевластием чиновников, ментов, бандитов и олигархов, без подчинения которым в Украине при Януковиче (а равно до Януковича) было невозможно вести никакое собственное дело. Отсюда – рост революционных, антибюрократических и антиолигархических настроений в этой среде, отсюда – превращение ее в главную движущую силу Майдана. Февральская революция на Украине была межклассовой революцией, в ней участвовали и ее поддержали самые разнообразные слои – от недовольных олигархов вроде Порошенко и Коломойского до низов пролетариата, но авангардом революции, наложившем свою печать на весь ее характер были именно эти самозанятые и мелкобуржуазные слои, точно так же, как во время Великой Французской революции руководили революцией именно они – а не промышленный пролетариат и не крупная буржуазия. То, что пока что революция не привела еще к непосредственному господству этой классовой силы, которая отдала власть на первом этапе революции оппозиционным Януковичу олигархам, еще не означает, что роль этой группы закончена. Напротив, главное слово ей еще не сказано.
На дискуссионном клубе, организованном майдановцами в одном из крупных провинциальных городов Украины, выступающий спросил присутствующих – а их было человек 15, большая часть которых входила в инициативное ядро местного Майдана – кто из вас открывал когда-либо собственное дело? Руки подняли 6 или 7 человек – меньше половины, но больше трети. Случайная, но характерная социологическая выборка.
Ненавидя реальный украинский капитализм, эти мелкобуржуазные массы с тем большей силой идеализировали (и идеализируют) идеальный западный капитализм, где (якобы!) торжествуют свобода и права человеека, нет засилья чиновничества и олигархии, есть полная свобода мелкого бизнеса.
Как и любой миф, майдановский миф о Европе (заметим, что его не разделяют евроскептики из числа украинских радикальных националистов) опирается на определенные реалии. Действительно, со свободой слова, печати и собраний в Западной Европе дела обстоят лучше, чем в Украине при Януковиче, и уж тем более чем в России при Путине или в Египте при Мубараке. Точно так же лучше обстоят там дела и с противодействием засилью коррумпированных чиновников в экономике. Однако, во-первых, насильственный разгон аналогов Майдана и Тахрира – «оккупаев» – в США, Испании, Греции и Франции показывает, что на Западе нет демократии в значении «власть народа», а есть лишь «демократия» в значении необходимости для правящих классов больше считаться с мнением народа, чем это происходит в странах капиталистической периферии, – и что в условиях затяжного экономического кризиса даже этот учет мнения и интересов народа на Западе все более уменьшается. Во-вторых, вопреки вульгарному либеральному представлению, невозможно пересадив из одной страны в другую определенные политические институты, получить те же политические и экономические результаты, какие были в стране-модели. Демократизация по западным лекалам всех стран, возникших из СССР, с переименованием первых секретарей в президентов, с введением многопартийности, парламентаризма и т.д., примерно в половине случаев (Россия, Беларусь, Азербайджан, Средняя Азия (кроме Киргизии)) кончилась полным пшиком и стремительным восстановлением авторитарных порядков под новыми идеологическими обертками.
Парламентская демократия является формой политического господства буржуазии в странах империалистического центра в период экономического роста. Именно там и именно тогда для буржуазии выгоднее делиться частью прибыли и частью власти с народом. Чем дальше от центра и чем хуже дела в экономике, тем, по общему правилу, хуже дела и с парламентской демократией. Не русский дух отверг западный парламентаризм, поменяв его на самодержавное путинское единовластие, а роль России в мировой экономике как поставщика нефти и газа сделала эту парламентскую демократию невозможной.
Украина также является периферийной капиталистической страной, поставляющей на мировой рынок преимущественно полуфабрикаты металлургической промышленности и продукцию сельского хозяйства (в 2011 – 2012 годах она занимала шестое место в мире по экспорту зерна
http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AD%D0% ... 0%BC%D0%B8%...) Без уничтожения этого периферийного положения, без технологического прорыва любые демократические революционные преобразования в политической сфере недолговечны, и все вернется к ухудшенному варианту Януковича (как Янукович был ухудшенным вариантом Кучмы).
Участвующая в революции и идейно доминирующая в ней мелкая буржуазия между тем о технологическом прорыве особо не думает. Интересные рассуждения о возможном направлении экономических преобразований есть у представителя революционной крупной буржуазии Геннадия Корбана, но об этом речь пойдет дальше. Объясняется незаинтересованность мелкой буржуазии вопросами, связанными с технологическим прорывом, в частности, тем, что значительная часть этой мелкой буржуазии имеет непроизводственный характер, т.е. занята не в материальном производстве, а в третичном секторе, в сфере обслуживания. Точно так же в непроизводственном секторе занята и значительная часть самозанятых и собственно пролетарских масс.
Производительные силы современного человечества дают возможность при наличных трудовых ресурсах достаточно быстро удовлетворить реальные материальные потребности человечества. Если бы все трудоспособные были заняты в производстве действительно необходимых для жизни благ, и если бы трудовая нагрузка была распределена между всеми поровну, то от каждого человека было бы достаточно лишь нескольких часов труда в день для удовлетворения всех его нормальных потребностей. Но при современном капитализме подобный рост производительной мощи человечества привел к такому извращению, как своеобразная скрытая безработица. Снизить рабочее время для всех трудящихся до нескольких часов капитализм не может – потому что образовавшееся свободное время они смогут использовать для всяких безобразий (о жизни своей задумаются, например, и это будет иметь неприятные для капиталистов последствия). Оставить работать только тех, чья работа действительно необходима и сделать всех остальных безработными – так если безработным ничего не платить, то взбунтуются они от страха голодной смерти, платить им за просто так, чтобы не бунтовали – так это противоречит главному принципу капитализма – никому ничего даром, перебить всех – так ненужной рабочей силы столько много, и похороны обойдутся слишком дорого. Стихийным решением возникшей проблемы стало раздувание третичного сектора, сферы услуг, большинство занятых в которой из ничего производят ничто.
Менты, охранники, проститутки (в прямом и переносном смысле), депутаты и помощники депутатов, чиновники и чиновницы, ставящие нужный штемпель на ненужную бумагу, попы и проповедники, торгаши всех видов и разновидностей, «коучи», гуру сект, менеджеры по продажам, рекламные агенты, копирайтеры, пиарщики, социологи, социальные антропологи, партийные функционеры больших и малых партий, умеющие крутить задом фотомодели и не умеющие рисовать художники «современного искусства», певцы и певицы шоу-бизнеса, кондуктора и контролеры – кого еще забыл? – вся эта паразитарная орава по своей численности по меньшей мере не уступает производительным группам общества, а по своей общественной роли и престижу перевешивает таких людей, как земледелец, рабочий, инженер, ученый, программист, врач и поэт. Между тем переход к бесклассовому обществу и даже прогресс в рамках классового общества неизбежно потребуют переворачивания пирамиды, потребуют диктатуры труда и науки над социальным паразитизмом, что, в частности, будет означать принудительное возвращение к производительному труду всех тех, кто, вольно или невольно, был от него оторван.
В указанных выше паразитических профессиях можно разделить совсем уж паразитические (типа ставящей штемпель чиновницы или популярного шоумэна) и те, в которых присутствует некая доля общественно-полезной работы. Менты, кроме того, что крышуют преступников и борются с «экстремизмом», иногда все-таки преступников ловят, работники торговли доставляют произведенный продукт от производителя к потребителю, социологи и прочие одипломленные грантоеды иногда пишут умные вещи. Но сегодня паразитический и ненужный элемент в этих профессиях чудовищно раздут, – раздут как по численности данных групп, так и по своей доли в ее деятельности - а реальное общественно-полезное содержание оттеснено на задворки.
Во многих и, наверное, в большинстве случаев люди занимаются вышеуказанными паразитическими профессиями не по своей воле, а по диктовке экономических обстоятельств. Советские инженера и рабочие, превратившиеся в барахольщиков на рынке в начале 1990-х годов, были жертвой экономического кризиса капитализма. Вопрос не в том, чтобы обвинять людей, а в том, чтобы изменить экономическую систему.
Факт тот, что современные самозанятые трудовые слои, а равным образом и современная мелкая буржуазия в значительной своей части заняты вне производственной сферы. Между тем революционные проекты прошлого составляли именно классы, занимавшиеся общественно-полезным трудом и знавшие, что именно за счет их труда живет все общество. Народнические концепции опирались на мировоззрение и мирочувствование трудового крестьянства, революционный синдикализм и близкие к нему левомарксистские концепции были делом промышленных рабочих начала 20 века с их рабочей гордостью, высокой квалификацией, с их убеждением в своей нужности обществу, в том, что это последнее существует именно за счет их труда. Именно выкидывание огромных масс населения из процесса общественного производства крайне затрудняет выработку этими массами адекватных концепций преобразования общества.
Торгово-посреднический характер деятельности немалой части современной мелкой буржуазии, самозанятых и наемных работников делает невозможным создание этими классами больших и реалистических планов общественных преобразований, и имеет своим результатом игнорирование этими классами экономических и производственых вопросов. Между тем без решения этих вопросов революции в странах периферийного капитализма обречены топтаться на месте. Именно это можно видеть, например, в Египте. Народное восстание в начале 2011 года свергло диктатуру Мубарака. К власти пришла самая организованная и сплоченная из существовавших политических сил – братья-мусульмане, готовившиеся к этому часу многие десятилетия и возглавлявшиеся несколькими крупнейшими оппозиционными мультимиллионерами Египта (например, руководителю братьев-мусульман Хайрату аль-Шатру принадлежало свыше 100 компаний). Никаких мер по разрыву с периферийным капитализмом они не предприняли, да и предпринимать не собирались, соединяя в своей программе сохранение неограниченного свободно-рыночного капитализма в экономике с возвратом к тотальному господству исламского традционализма в политике и культуре. В результате никакие меры по решению болезненных противоречий египетской действительности не предпринимались, а отношение народа к братьям-мусульманам за год поменялось от почти всеобщей любви до почти всеобщей ненависти. Они были свергнуты новым народным восстанием, и к власти пришли светские военные, которые тоже никаких мер по решению болевых вопросов египетской жизни не предпринимали, в результате чего стала расти ненависть уже к ним, и возрождаться популярность братьев-мусульман. Сколько это будет продолжаться и чем кончится, пока никто не знает.
Вне производственного сектора находятся не только разнообразные причастные к собственности и власти мелкие буржуа, мелкая буржуазия как управленческого, так и торгово-посреднического сектора, но и огромные массы самозанятых и пролетариев. Самозанятые – это трудящиеся, не являющиеся сами наемными работниками, но в то же время не распоряжающиеся чужим трудом. Они эксплуатируются государством, мафией, финансовым капиталом, их положение в странах периферийного капитализма нередко хуже, чем положение имеющего постоянную работу квалифицированного наемного работника. Они являются аналогом мелких и мельчайших самостоятельных ремесленников эпохи буржуазных революций 17-19 веков, тех парижских санкюлотов, кто всю революцию вынес на своих плечах.
В Испании, где было крупнейшее в Европе движение «оккупаев», безработица составляет 30%, а среди молодежи не имеют работы более половины. В Египте на 30 миллионов экономически активного населения 12 миллионов не имеют работы, а 6 миллионов заняты в мелкой розничной торговле. Высокая безработица означает хаотизм, потерю квалификации и уверенности в себе, люмпенизацию. Такой слой легок на подъем в тревожные моменыт истории, но для него характерны эмоциональная неустойчивость и склонность верить политикам-популистам. Главное – от него сложно ожидать творческой работы по преобразованию экономики и производства.
Между тем из приведенных цифр по структуре занятости в Египте бросается в глаза, что без модернизации производства, без новой индустриализации никакая прямая демократия, никакая власть общих собраний и никакой анархо-коммунизм сами по себе не вытащат из экономического болота общество, гле 2/5 трудоспособного населения не имеют работы, а еще 1/5 меняет шило на мыло. Как проводить эту индустриализацию так, чтобы не повторился провал «догоняющей индустриализации», которую пытались проводить в странах периферийного капитализма прогрессивные буржуазные режимы в 1950-1970-е годы, это вопрос чрезвычайно важный, но отдельный. Здесь скажем только, что, скорее всего, экономические проблемы стран периферийного капитализма не решаются только в пределах своих стран. Революции в странах зависимого капитализма могут победить, лишь перерастая во всемирную революцию… Это нужно помнить и ориентировать именно по всемирной революции свой компас, хотя бы наше суденышко и было вынуждено проделывать всевозможные зигзаги по воле ураганов истории…
Кроме непроизводственного в большинстве случаев характера мелкой буржуазии, самозанятых и наемных рабочих, созданию и принятию массовым движением революционной социально-экономической программы препятствуют и другие вещи.
Программа, как и что делать, не выработана в теории и не прошла тем более успешную проверку практикой. Речь идет не об анархо-маниловских фантазиях, как хорошо жить коммунами по 50 человек при анархо-примитивизме, а о реалистической программе общественных преобразований, основывающейся на современном уровне развития производительных сил.
Вот, например, конфискация собственности олигархов. Идея хорошая, и участники массового движения в большинстве своем ничего не имеют против такой меры в отношении по крайней мере тех олигархов, которые были особенно тесно связаны со старым режимом. Вопрос в другом. Что делать с этой собственностью после ее конфискации?
Отдать другим, правильным, олигархам? Эти последние не будут против, конечно. Но что в обществе поменяется от такой смены шила на мыло? После первого Майдана, в 2004г., «Криворожсталь» была экспроприирована у зятя Кучмы Пинчука и приватизирована заново, доставшись индийскому концерну «Лакшми Митал». В обществе от этого ничего не поменялось.
Делить между мелкими собственниками? Как показал опыт приватизации в Украине и в России в начале 1990-х годов, мелкие акционеры стремительно, за несколько лет, теряют свои акции, попадающие в руки крупного капитала.
Отдавать государству? Так, во-первых, государственная собственность в странах Восточного блока (СССР и т.д.) с блеском провалилась, а во-вторых, отдать собственность нынешнему государству, т.е. его вороватым и бездарным во всем, кроме личной наживы, чиновникам, – так это будет ничуть не лучше, чем если она останется у олигархов. Создавать новое, революционное государство – так пока еще непонятно, как должно оно функционировать и кто им будет руководить.
Наконец, искать что-то новое и пробовать передавать собственность в распоряжение органов общественного самоуправления, территориальных громад и трудовых коллективов? Такая система совершенно не проработана в теории, совершенно непонятно, как может это выглядеть на практике, а небольшой опыт тех стран, где пытались вводить нечто подобное (титовская Югославия прежде всего) тоже не внушает оптимизм.
Недостаточно быть против плохого чего-то. Нужно знать, чем это плохое что-то можно сменить.
Повторим еще раз.
Разрыв с периферийным капитализмом в таких регионах мира, как арабский Восток и Украина, требует по меньшей мере нескольких взаимосвязанных вещей:
1). Слом чиновничье-государственной машины, разгон старой бюрократии и насквозь коррумпированных силовых структур, переход власти организациям трудящихся по производству и территориям – т.е. местным территориальным общинам и производственным союзам;
2). Решительная экспроприация крупного капитала, говоря популярным языком, олигархов; переход экспроприированной собственности в общественное управление – т.е. в руки организаций трудящихся по производству и территориям;
3) Использование средств, полученных от экспроприации крупного капитала, на две вещи:
а). Решительную модернизацию производства, приоритет развития науки и производственного сектора, резкое сокращение до необходимого минимума раздутого паразитарного третичного сектора, вовлечение занятых в нем людей в общественно необходимое производство
b). Подъем в результате этого жизненного уровня народных масс, что создаст потребительский рынок, необходимый для развития промышленного производства.
Эта программа сама по себе ни в коей мере не является программой борьбы за бесклассовое общество. Это радикальная буржуазно-демократическая программа, сама по себе не выходящая за пределы капитализма. Она не предполагает уничтожение разделения труда, мелкого предпринимательства, товаро-денежных отношений, т.е. не предполагает уничтожения капитализма как такового.
В то же время это – радикальная революционная антибуржуазная программа, предполагающая свержение власти паразитической буржуазии, власти олигархов, которые по понятным причинам не пойдут на такие революционные меры.
Что получится в случае реализации подобной революционной программы – зависит от общей динамики классовой борьбы в мире. Возможны два варианта. Либо революция сможет перерасти в мировую и, благодаря этому, указанные социальные преобразования станут началом движения к бесклассовому обществу. Либо в ходе революции будет уничтожен старый правящий класс паразитической буржуазии и результатом революции окажется утверждение господства нового правящего класса, который откроет новый цикл прогрессивного развития классового общества. В этом случае цели революционных социалистов далеко не будут достигнуты, но общество, по меньшей мере, выберется из состояния гниющего болота и откроется новый период прогрессивного развития, который создаст всякие интересные возможности для борцов за бесклассовое общество.
Какой из этих вариантов реализуется – мы пока не знаем и знать не можем. Прогнозы наших великих предшественников слишком часто проваливались, чтобы сейчас с чистой совестью можно было прогнозировать тенденции общественного развития на десятилетия вперед и предрекать неизбежную победу бесклассового общества. Все зависит от динамики общественной борьбы. Единственное, что мы можем делать – это прилагать наши скромные усилия, чтобы равнодействующая этой борьбы максимально сместилась, насколько возможно, в сторону всеохватывающего человеческого освобождения.
В случае победы второго варианта, т.е. если украинская революция даст толчок новому циклу прогрессивного развития эксплуататорского общества, прогрессивность нового правящего класса, вышедшего из революции, будет определяться не тем, что он сам по себе нов, не затронут разложением, агрессивен и брутален. Она станет возможной, лишь если этот класс будет идейным и будет видеть свой интерес в развитии производительных сил общества. «Братки», во множестве ворвавшиеся во власть в начале 1990х годов, были энергичны, агрессивны и небесталанны (стать из простого уличного бойца крупнейшим олигархом – для этого требовался немалый дар!), но благодаря им слово «элита» может на территории пост-советского пространства употребляться исключительно в ругательном смысле. Поручики голицыны и корнеты оболенские по своей жестокости и энергии не уступали большевистским «комиссарам в пыльных шлемах», только употреблялась ими эта энергия на битье морд половым, тогда как «комиссары в пыльных шлемах» направляли ее на прогрессивное развитие общества, властью в котором они стали.
Не брутальность как таковая отличает прогрессивный новый правящий класс, а ограничение этой брутальности, подчинение ее общей цели и общему интересу – прогрессивному развитию общества. И возникнуть такой новый прогрессивный правящий класс (говоря языком буржуазной социологии, «новая элита») может только в результате великой народной революции, как ее сухой остаток, как то, что остается, когда испаряется вся теплая влажность революционного энтузиазма, героизма, братства, прямого народовластия – и остается лишь то, что реально могло быть сделано на данном этапе каменистого и зазубренного исторического процесса, процесса, игнорирующего как охранительские утопии консерваторов, так и бескорыстные фантазии революционных энтузиастов. Он, новый класс, и могильщик всех революционных иллюзий, и реализатор всех реальных революционных целей. Его не создашь искусственно, «новую элиту» не вырастишь заклинаниями. Лучшая элита возникает из движений, боровшихся против власти любой элиты.
Но победа нового правящего класса, если дело кончится ей, это вопрос завершающего этапа революции, между тем, как украинская революция, пройдя первый этап, лишь вступает в этап второй.
Пока что закончился первый этап украинской буржуазно-демократической революции. Свергнут старый абсолютистский режим, и к власти пришла либеральная буржуазия. Зреет новый этап украинской революции, на котором классы, выступавшие в качестве союзников на первом этапе, окажутся непримиримыми врагами.
Доверие к президенту Порошенко и к правительству Яценюка и Авакова среди участников революции подрывается и будет подрываться по нескольким причинам.
1). Новая власть – власть крупной буржуазии – не проводит того. чего от нее ожидали и ожидают участники революции. Люстрация не проводится, чиновники старого режима не наказываются, контрреволюционные олигархи не экспроприируются.
2). Возможно, самое важное. Новая власть не в состоянии выиграть войну. Постоянные поиски компромисса перемежуются с лихорадочными военными действиями. Те, кто воюет с агрессором, снабжаются плохо, и вынуждены снабжаться за счет общественной благотворительности. Командиры сбегают. Воевать посылают не настроенных на войну призывников, между тем как рвущихся в бой добровольцев маринуют по тылам.
3). Новая власть пляшет под дуду МВФ и проводит антисоциальные «непопулярные реформы», бьющие по интересам украинского народа, который делал революцию совсем не для того, чтобы в очередной раз затягивать пояса ради оплаты процентов по кредитам МВФ.
Отсюда наблюдается углубление противоречий в лагере революции, стремление пришедшей к власти либеральной буржуазии разогнать Майдан и поставить под свой контроль добровольческие батальоны – и растущее раздражение участников революции, а прежде всего их авангарда – тех. кто воюет за революцию в Донбассе – раздражение, направленное против новой власти.
Вот что говорится об интересах участвовавших в революции классов и о неизбежности раскола межклассового революционного блока в опубликованной на «Хвыле» статье Дмитрия Тарасбуха, представляющей собой редчайший по нынешним временам образец применения классового марксистского анализа (иногда, впрочем, сомнительного) к разворачивающейся на наших глазах украинской революции:
«Таким образом, мы видим, что в революции принимали участие разные «классы», с разными целями, с разными интересами: крупная буржуазия (олигархи), средняя буржуазия, мелкая буржуазия, рабочие, деклассированные слои. Цели у них в революции были и есть разные. Как только свержение Януковича состоялось, так временный компромисс, союз в революции между этими классами распался. Какие это были разные цели?
У олигархов: сместить Януковича, но все остальное в экономике и политике Украины оставить по-прежнему.
У средней, мелкой буржуазии: провести демократические реформы, уменьшить налогообложение (узаконенный рэкет со стороны государства), приблизить экономику, политическую систему Украины к европейским странам, европейским стандартам, уменьшить влияние государства (бюрократии), т.е. больше экономической, политической свободы.
У рабочих, мелких служащих, интеллигенции: произвести радикальное перераспределение власти и собственности в пользу рабочих, крестьян, интеллигенции, вплоть до национализации собственности олигархов, нажитой преступным путем.
У люмпен-пролетариата: «экспроприация экспроприаторов». Всех воров прогнать, собственность их «переделить».
Таким образом, мы видим в свершившейся буржуазно-демократической революции в Украине интересы:
- компрадорской (преступной, ненациональной) буржуазии. Они грабят Украину как обыкновенную колонию. Они давно живут не в Украине, а на Западе. Там их собственность, семьи. Эти «неньку» тупо «доят». Это цели, интересы воровские;
- интересы национальной крупной, средней, мелкой буржуазии, заинтересованной в демократизации Украины. Это цели национальные, демократические, буржуазные;
- интересы рабочих, крестьян, части интеллигенции. Пересмотр итогов грабежа Украины под ширмой «буржуазной приватизации». Это цели национальные, демократические, социалистические.
Отсюда вывод: совместить цели, интересы воровские, буржуазные, социалистические у разных классов, разных социальных сил в Украине в принципе невозможно.
Одни хотят срочного прекращения революции в Украине. Другие хотят продолжения, углубления революции в Украине по буржуазно-демократическому пути. Третьи хотят продолжения революции, но на социалистических рельсах, по пути национализации или перераспределения частной собственности в свою пользу.
В Украине мы наблюдаем схожесть украинской буржуазно-демократической революции 2014 года с российской февральской буржуазно-демократической революцией 1917-го года. В чем эта схожесть?
(продолжение далее)
.
