Красно-коричневый тупик

Куда движется мир и Украина?
Сергей Климовский, "Хвиля"

Смысл происходящего в Украине, и не только в ней, будет понятен, если вспомнить, что в XIX веке были предложены две модели социализма. Одну ‒ государственного социализма предлагали Маркс, Бисмарк и т.д. Другую ‒ демократического социализма ‒ анархисты, либералы, прогрессисты и социалисты, названные «утопистами» Марксом.

Но презрение к «утопистам» не мешало Марксу с 1852 г. брать деньги у Хораса Грили, последователя Шарля Фурье, который издавал популярную «New-York Daily Tribune» и «строил» социализм в США. Маркс писал для газеты Грили аналитику, а заодно и статьи в перманентно издающуюся всеми Американскую энциклопедию. Американцы завидовали французам и англичанам, что у тех есть энциклопедии, и создание своей было в США идеей фикс. Так что, работы Марксу хватало, после того как он в 1852 г. распустил «Союз коммунистов» за неподчинение и стал коммунистом без партии. По российским понятиям Маркс 12 лет жил на гранты американского империализма. Он мог умереть фрилансером, но в сентябре 1863 г. пришел на митинг эмигрантов в защиту восставших поляков от Российской империи. Погода была хорошей, митинг удался, и организаторам не хотелось расходиться. Возникла идея собираться чаще, для чего решили создать Международное товарищество рабочих, более известное как Первый Интернационал. К написанию его устава и привлекли Маркса, поскольку он доктор философии и левый. Так волей случая Маркс вернулся в «реал политик».

Маркс быстро доказал, ‒ мало оказаться в нужное время и в нужном месте, надо еще уметь этим воспользоваться. Тогда бытовала поговорка «Если политэкономия против рабочего класса, то рабочий класс против такой политэкономии». Маркс дал понять: у него есть политэкономия, подходящая для рабочего класса, и на этом основании возглавил Генеральный секретариат Интернационала.

В 1867 году Маркс с Энгельсом издали первый том «Капитала» и, помахивая им, стали добиваться от Интернационала принятия старой программы «Союза коммунистов», где они требовали установить государственную собственность на все заводы, шахты и землю, а также централизованное распределение и управление государством экономикой, которое коммунисты потом назовут плановым хозяйством. Эту модель экономики распределения они и называли социализмом. После двух лет споров группа Маркса таки добилась своего, ‒ Интернационал на своих конгрессах в 1868 и 1869 гг. утвердил эту модель социализмом. Конгресс 1869 г. в Базеле рекомендовал всем прочесть «Капитал», а также перевести его с немецкого языка.

С конгресса в Базеле и начался конфликт марксистов с анархистами, которые видели социализм не как экономику распределения, а как систему артелей и коммун в рыночной экономике со свободным товарным обменом. В этом с анархистами были солидарны и другие течения в социализме, но анархисты с ними конфликтовали по другим вопросам, чем и пользовался Маркс. Итог известен: методом интриг и манипуляций Маркс в 1872 г. вытолкал на конгрессе в Гааге из Интернационала Бакунина и Гильома с их Альянсом социалистической демократии, чем организационно расколол международное рабочее движение.

Но после Гааги выяснилось: Альянс поддерживают все организации Интернационала в Испании, Италии, большинство во Франции, Швейцарии и Бельгии, а Маркс остался с горсткой немцев и датчан. Немцы-лассальянцы его тоже не во всем поддерживали, как и англичане. Альянс доминировал, продолжал называться Интернационалом и проводил под этим брэндом свои конгрессы к досаде Маркса, несмотря на все его козни. Маркса не слушались, и в октябре 1877 г. он жаловался Адольфу Зорге, деду советского разведчика, на засилье в Европе утопических социалистов, даже среди немцев.

«Влияние» Маркса видно по составу Совета Парижской Коммуны. Среди 81 его членов 36 анархистов, 23 бланкиста, 22 неоякобинца и ни одного марксиста. До 1872 года Маркс «широко известен в узких кругах», но Бисмарк ему сделал рекламу.

За 23 года «Манифест Компартии» (1848 г.) не был переведен с немецкого ни на один европейский язык, и оставался малоизвестным. Исключение ‒ перевод 1869 г. на русский, сделанный Бакуниным. Первый иностранный язык, на который перевели «Капитал», по иронии истории, тоже русский, ‒ переводили народники, столь нелюбимые Лениным.

Но в 1872 г. «Манифест» стали массово переводить и издавать. Виновниками тому были канцлер Бисмарк и депутат Рейхстага Вильгельм Либкнехт, отец Карла Либкнехта, названного в честь Маркса, и убитого со своей женой Розой Люксембург в 1918 г. по заказу Ленина. Либкнехт-отец и депутаты-социалисты в 1871 г. публично поддержали Парижскую Коммуну и осудили франко-прусскую войну с позиций пролетарского интернационализма, чем воспользовался Бисмарк, видевший в социалистах конкурентов. Бисмарк обвинил социалистов в государственной измене и подал на них в суд, приложив как доказательство текст «Манифеста» и свои инсинуации о международном заговоре по свержению всех правительств, который якобы готовит Интернационал. Либкнехт это использовал и напечатал «Манифест» большим тиражом, как приложение к судебному делу. Так как дело было о «вселенском заговоре», то мировая пресса его активно освещала и «Манифест» стали издавать вне Германии. Мир узнал о Марксе, а Маркс решил, что пора изгнать анархистов из Интернационала.

Но газетная популярность прошла, а Маркс остался в Интернационале без союзников ‒ анархистов. Так как контролировать Интернационал Маркс не мог, то в 1873 г. он перевел его Секретариат в Нью-Йорк, подальше от Европы, а в 1876 г. распустил на фейковой конференции в Филадельфии по случаю столетия США. Так Маркс опять ликвидировал рабочую партию.

Бакунин умер за два месяца до конференции в Филадельфии, но Альянс еще два года проводил конгрессы Интернационала и самораспустился в 1877 г. Причина роспуска в том, что анархистами были большими марксистами, чем сам Маркс. Анархисты поверили прогнозу Маркса в «Манифесте», ‒ капитализм несет тотальное обнищание и поэтому революция неизбежна. В «Капитале» он этот прогноз повторил в разделе «Абсолютное и относительное обнищание пролетариата». Анархисты уважали Маркса за этот прогноз, но к 1878 году у них кончилось терпение: прошло 30 лет после издания «Манифеста», а где обещанная нищета-пауперизация и революция? Через 20 лет этим вопросом озадачились и сами марксисты – немцы с Эдуардом Бернштейном, за что получили от хранителя «чаши Грааля» ‒ Карла Каутского прозвище «ревизионистов».

В 1877 г. анархисты решили: государственник Маркс их опять подставил или что-то напутал в прогнозе. Чтобы выполнить прогноз они решили начать «горячую» классовую войну в форме терактов, из-за чего и распустили Интернационал. Начали в 1878 году с покушений на кайзера Вильгельма и вели ее 36 лет до 1914 г. Во Франции они взрывали элитные кафе и театры, ликвидируя «буржуев» оптом. Первая мировая война эту войну прекратила, а после нее коммунисты расстрелами и морально подавили революционных анархистов. Анархо-синдикалисты вообще усомнились в научности прогноза Маркса, и занялись реализацией своей модели социализма, не дожидаясь мировой революции.

Пока анархисты думали, как исполнить прогноз Маркса, сам он в 1874 г. получил от Бисмарка разрешение на проезд через Германию в курортные Карловы Вары для лечения и приглашение занять кафедру в престижном университете. Бисмарк и профессора тоже строили государственный социализм по модели Маркса. Маркс в Карловы Вары поехал и ездил туда всякий раз, когда у Энгельса были деньги, но от кафедры отказался, и ругал профессоров-социалистов «катедрал-социализмом». Энгельс обрушил весь свой талант публициста на государственный социализм Бисмарка, повторяя те обвинения, которые Бакунин и анархисты адресовали ему и Марксу.

Энгельс перед смертью Маркса в 1883 г. понял: анархисты правы и в «Происхождении семьи, частной собственности и государства» поместил их определение социализма как ассоциации свободных производителей. В 1920 г. лидеры «рабочей оппозиции» в РКП(б) Александр Шляпников и Александра Коллонтай тыкали Ленина в эту цитату и требовали власти профсоюзам. Ленин кричал, ‒ не надо выискивать анархо-синдикализм у Энгельса.

Но Энгельс после смерти Маркса таки стал скрытым анархо-синдикалистом. В 1894 г. он прочел книгу Дж. У. Б. Мани «Ява, или Как управлять колонией» и бомбил письмами Каутского и Бебеля.

Письмо к Каутскому: «Следовало бы кому-нибудь взять на себя труд разоблачить распространяющийся, как зараза государственный социализм, воспользовавшись его образчиком на Яве, где он процветает на практике. Из этой книги видно, как голландцы на основе древнего общинного коммунизма организовали производство на государственных началах и обеспечили людям вполне удобное, по своим понятиям, существование; результат: народ удерживают на ступени первобытной ограниченности, а в пользу голландской государственной казны поступает 70 млн. марок ежегодно (теперь, наверное, больше). Случай в высшей степени интересный, и из него легко извлечь практические уроки. Между прочим, это доказательство того, что первобытный коммунизм на Яве, как и в Индии и в России, образует в настоящее время великолепную и самую широкую основу для эксплуатации и деспотизма».

Аналогичное письмо Бебелю Энгельс закончил фразой «В сравнении с этим Бисмарк ‒ сущий младенец!». Но старые партийцы Энгельса угомонили, и остаток жизни он провел, разбирая рукописи второго тома «Капитала», из которых с Каутским сделал три тома, продвигая электричество в быт и получая моральные дивиденды от своих вложений в Маркса.

Эта история объясняет успех Гитлера. Его подготовили 50 лет пропаганды модели государственного социализма в Германии, которую вели все ‒ Маркс, Бисмарк, социал-демократы, профессора. После 1917 г. добавились коммунисты и национал-социалисты. В ноябре 1932 г. за две недели до выборов в Рейхстаг коммунисты вместе с нацистами организовали в Берлине забастовку транспортников и общие марши против правительства социал-демократов. Коммунист Пик и Геббельс в 1932 г. вместе выступали на митингах в Берлине. Это был не единичный случай, несмотря на то, что «красные» и «коричневые» регулярно дрались на улицах, конкурируя за влияние на рабочих. Знак равенства между ними логичен, ‒ и те, и другие обещали труд, май и социализм ‒ распределительную экономику и «диктатуру людей труда». Отличие только в символике.

Фраза о крайностях, которые сходятся, ошибочна. Коммунисты и фашисты ‒ не две противоположности, а лишь две разные идеологические ипостаси этатизма в политике и распределительной (реструбутивной) экономики, как ее 50 лет называют на Западе, используя латинский аналог слова «распределение».

На древность этой модели еще в 1922 г. обратил внимание Питирим Сорокин, когда писал о РСФСР: «То, что у нас введено было под именем государственно-капиталистической системы, представляет буквальное повторение хозяйственной системы древней Ассиро-Вавилонии, древнего Египта, древней Спарты, Римской империи периода упадка (III-V вв. по Р.Х.), государства инков, Перу, иезуитов, системы, не раз имевшей место в истории древнего Китая, напр., при Ван-ан-Ши и др., древней Японии, системы, близкой к состоянию ряда государств ислама, бывшей не раз в истории Персии, Индии и т.д.».

Увы, Маркс со своей моделью социализма открыл не новое, а забытое старое. Вместо шага вперед, он сделал шаг назад. Сталин и Гитлер лишь поставили эту авторитарно-распределительную модель на индустриальную основу и довели примитив авторитаризма древности до тоталитаризма, используя научно-технические средства. Режим Януковича того же типа, но он не успел выкристаллизоваться и обзавестись идеологией, ‒ сложно требовать идеологию от криминалитета и коммунистов-распределителей, утративших ориентацию в идейном пространстве. Путинский режим в советскую модель экономики распределения добавил лишь перераспределение на верхних этажах, отсутствовавшие в СССР, и копирует немецкий национал-социализм в идеологии.

В Восточной Европе по воле Сталин, а в Южной по примеру СССР, тоже создали себе близкие экономические модели, от чего до сих пор все еще страдают. В Испании Франко, как идейный монархист, расстреляв анархистов, коммунистов, социалистов, либералов, троцкистов, республиканцев, хотел расстрелять и фалангистов, но за них вступились Гитлер и Муссолини. Франко пришлось принять титул каудильо, и в итоге он создал модель экономики распределения близкую к соцстранам Европы, но под крышей своей авторитарной власти и без идеологии. Даже король был в оппозиции к Франко. Подобное создали бы и регионалы, если бы режиму Януковича удалось продержаться 10-12 лет, как режиму Путина. Теперь этим они заняты в «Дыре», делая под себя «народные» и «казачьи республики». Их занесло в идеологию, так как с распределением в «Дыре» проблемы, но можно устраивать непрерывные праздники жизни из гибрида «Пионерской зорьки» и шоу.

Пока Маркс клеймил анархистов и социалистов-утопистов, стены и заборы в США и колониях Великобритании расписывали числом «888». В 1810 г. идею: 8 часов труду, 8 сну и 8 отдыху запустил «утопист» Роберт Оуэн. Внешне похоже на кабалистику, но идея быстро овладела массами и результат: с 1840-ых годов 8-часовый рабочий день стал по факту обычным в Новой Зеландии, без всяких постановлений правительства. В 1848 г. его узаконили в Австралии, но внедрение заняло более 20 лет. В 1866 г. его узаконил штат Пенсильвания, затем Калифорния, с 1869 г. он стал обязательным на госпредприятиях и учреждениях на всей территории США. Сотрудникам частных фирм за него пришлось бороться еще 50 лет, ‒ отдельные штаты имели иную точку зрения, чем Конгресс США.

День труда по понедельникам в сентябре тоже первыми начали праздновать в англо-саксонском мире. Первой в 1856 г. была Австралия. С 1872 г. как национальный праздник он отмечался в Канаде, с 1882 г. в США, и в 1894 г. стал государственным праздником в обеих странах. В Новой Зеландии он стал государственным в 1900 г. В Австралии каждый штат установил свой День труда ‒ одни осенью, другие весной. Поэтому когда с подачи американских анархистов в 1889 г. Второй Интернационал призвал всех отмечать День труда 1 мая, в этих странах уже была своя сентябрьская традиция.

В результате, используя режим демократии, англо-саксонские страны, Скандинавия и Швейцария значительно продвинулись в реализации анархистской модели социализма, и увлекают за собой других, в том числе и Украину. Продвинулись, вопреки тому, что кроме «ревизионистов» в Скандинавии, нигде не объявляли «Наша цель ‒ коммунизм!». Как-то так, само собой получилось, что слова Энгельса о социализме как ассоциации свободных производителей, реализовали там, где нет памятников Ленину и классикам марксизма-ленинизма на каждом углу. По этой причине все настоящие левые, точно знавшие, что такое социализм, сбежали, спасаясь от Гитлера в США, а не в СССР. В «цитадели мирового империализма» было гораздо спокойней заниматься проблемами «мира и социализма», чем на «родине всех трудящихся».

Главная причина ‒ в демократии, которая нацелена на совершенствование социума, в отличие от авторитаризма. Поэтому СССР и поставили условие ‒ демократизация, если он действительно хочет вступить в семью свободных народов, а не просто приватизация с подобием рыночной экономики. Без демократии анархо-коммунизм, к которому движется мир, не получится. Не получится, так как демократия всегда не довольна собой и требует совершенства, а все авторитарно-распределительные режимы объявляют себя идеальными на веки веков уже на второй день после очередного октябрьского переворота или пивного путча.

Западным демократам можно поставить в вину несчастного Сальвадора Альенде, но он сам виноват в своей гибели, ‒ военные базы СССР в Чили нарушали бы «доктрину Монро», принятую США в ответ на решение Российской империи на Веронском конгрессе 1822 г. подавить революцию в Венесуэле. США тогда объявили «Вход империалистам в Америку строго воспрещен», и соблюдают это правило. Поэтому Пиночету позволили зачистить Чили от коммуно-империалистов как особо опасных врагов демократии, а затем посадили Пиночета и вернули страну на путь нормального развития.

После Революции Достоинства Украина тоже двинулась в сторону анархо-коммунизма, и если прибегнуть к аналогии, то она находится в своей эре прогрессизма и «разгребания грязи», в которой США пребывали с 1890 по 1920-ые годы. Но недостаток аналогий ‒ они не точны. У США никогда не было рядом агрессивной империи, о которой Энгельс писал: «своим постоянным вмешательством в дела Запада эта империя задерживает и нарушает нормальный ход нашего развития и делает это с целью завоевания для себя таких географических позиций, которые обеспечили бы ей господство над Европой и тем самым сделали бы невозможной победу европейского пролетариата».