tenox
28-09-2017 07:15:29
В продолжении серии статей под общим названием «Классовая борьба в Советской России (1917-1921)» мы представляем наш социально-революционный анализ октябрьских событий 1917 г. В статье мы подвергли критике тактику большевиков в деле захвата политической государственной власти и создании мифа о «рабочем пролетарском государстве» и его прогрессивности. Также нам удалось показать, что посредством захвата власти большевистский режим стал самой сильной стороной в конфликте между буржуазией, пролетариатом и государством и был единственным капиталистическим решением кризиса российского государства.
После провалившегося Корниловского мятежа буржуазия и мелкобуржуазно-демократический Исполком советов договорились о том, что Керенский дальше будет возглавлять Временное правительство. Однако это могло быть только краткосрочным решением, т.к. этот режим и вместе с ним вся политическая власть буржуазии безнадёжно устарела. Мелкобуржуазное правление советов в лице меньшевиков и эсеров всё больше теряли доверие пролетариата и вместе с этим какое-либо значение для русской буржуазии. Эти мелкобуржуазные демократы хотели действуя на стороне буржуазии стать крупнобуржуазным течением, однако из-за слабости русского частного капитала, меньшевики и эсеры вместе с последними были сметены госкапиталистическим большевизмом.
После провалившегося Корниловского мятежа пролетарский базис меньшевиков и эсеров стал всё больше переходить на сторону большевиков. Большевики политически и идеологически контролировали большинство субъективно революционного пролетариата. Хотя меньшевики и эсеры всё ещё контролировали Всероссийский Исполком советов, но всё больше местных советов переходили в руки большевиков. В начале сентября большевистским политикам также удалось захватить власть в местных советах Петрограда и Москвы. Председателем Петроградского совета становится большевистский политик Троцкий, который был выпущен из «Крестов» под залог в 3 тысячи рублей. Мелкобуржуазно-демократические политики из числа меньшевиков и эсеров пытались всячески воспрепятствовать планам созыва Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, т.к. на нём им угрожала потеря всей власти. Начиная с этого момента большевистский лозунг «Вся власть советам!» объективно означал: вся власть большевистским советам или большевистским политикам внутри советов. После некоторых задержек старым меньшевистским и эсеровским правлением на 25 октября 1917 г. была назначена дата проведения II Всероссийского съезда Совета рабочих и солдатских депутатов.
В сентябре 1917 г. мелкобуржуазные демократы из числа меньшевистских и эсеровских политиков созвали Всероссийское демократическое совещание, на котором суетились крупно- и мелкобуржуазные политики и итогом которого стало создание Предпарламента. Демократическое совещание и Предпарламент создавались как модель парламентского противовеса большевизированным советам. Ленин призвал к бойкоту Предпарламента со стороны большевистской партии, но вначале ему не удалось провести эту линию. Однако после того как Троцкий поддержал находившегося в подполье Ленина, соотношение сил внутри партии между сторонниками и противниками бойкота изменилось. В этой внутрипартийной борьбе оба ведущих большевистских политика опирались на пролетарско-революционный массовый базис партии. 7 октября в день открытия Предпарламента Троцкий объявил об невозможности участия большевиков в Предпарламенте и они покинули Демократическое совещание.
И вот настал момент: Ленин и Троцкий решили, что время для политического захвата власти большевистской партии под прикрытием советов наступило. Однако внутри большевистской партийной бюрократии имелась сильная оппозиция против их курса, которая активно или пассивно оппонировала против плана захвата политической власти посредством государственного переворота. Лидерами этой оппозиции были Зиновьев и Каменев. В сущности эта была мелкобуржазно-демократическая оппозиция, и она исходила из того, что надо придерживаться легальных методов борьбы в рамках крупно- и мелкобуржуазной демократии. На примере этой оппозиции отчётливо видно, что большевизм по своей сути был всего лишь непоследовательным мелкобуржуазно-радикальным отщеплением от демократии, но никак не её последовательным социально-революционным критиком. Однако в октябре 1917 г. мелкобуржуазно-радикальное крыло большевистской партии сумело победить во фракционной борьбе мелкобуржуазно-демократическую оппозицию. 10 октября Центральный комитет большевистской партии принимает решение против оппозиции Зиновьева и Каменева и голосует за курс, направленный на вооружённое свержение государственной власти.
Организационной основой для государственного переворота становится утверждённый Петросоветом Петроградский военно-революционный комитет. Фактически этот орган и подготовка государственного переворота контролировались Военной организацией при ЦК большевиков. Конечно, здесь надо добавить, что большевистский государственный переворот имел солидный пролетарский и солдатский базис, и в Октябрьской революции приняли участие некоторые левые эсеры, анархисты и анархистки. Отправной точкой Октябрьской революции стала попытка Временного правительства отправить на фронт дислоцированные в Петрограде воинские части. Военно-революционный комитет Петросовета назначил своих комиссаров во все стратегически важные воинские части, отдал приказ солдатам оставаться в городе и впредь следовать только указаниям комиссаров. Этим шагом Военно-революционный комитет предотвратил не только отправку петроградских солдат на фронт, но и поставил под свой политический контроль большинство воинских частей города. Ещё до Октябрьской революции армия в столице русской революции была разделена на три части – на стороников большевиков, правительства и на нейтральных.
Кроме верных воинских частей, Военно-революционный комитет большевистского Петросовета контролировал также вооружённые отряды Красной гвардии, которые приняли активное участие в Октябрьской революции. В наших предыдущих статьях мы охарактеризовали Красную гвардию как начальную форму диктатуры пролетариата. Согласно нашему сегодняшнему опыту диктатура пролетариата не может принимать государственную форму, а является насильственным разрушением государства пролетариатом. Таким образом, диктатура пролетариата объективно может принимать только антиполитическую форму. Отряды Красной гвардии во время Октябрьской революции подчинялись большевистским профессиональным политикам, которые посредством государственного переворота захватили политическую власть. Таким образом, объективно они действовали не как органы диктатуры пролетариата при том, что их базис состоял из субъективно честных социальных революционеров и революционерок. Из-за своих политических иллюзий, которые они питали к большевистским профессиональным политикам, вооружённые пролетарии стали массой для манёвров мелкобуржуазного радикализма, который был наступающей госкапиталистической социальной реакцией на начальной стадии. Когда госкапиталистическая социальная реакция по-настоящему развилась, то ей была необходима «настоящая», т.е. буржуазно-бюрократическая армия, которая, конечно, должна была быть окрашена в красные цвета. Начало интеграции Красной гвардии в январе 1918 г. в «Красную Армию» было актом разоружения пролетариата в пользу госкапиталистического милитаризма.
Однако вернёмся к октябрю 1917 г. Петроградский военно-революционный комитет даже во время Октябрьской революции, которая началась 24 октября, старался прикрывать наступательную борьбу за политическую власть оборонительными публичными заявлениями. Беспомощные рефлексы самообороны, которые исходили от частнокапиталистического режима, председатель Петроградского совета Троцкий пытался представить как начало контрреволюции, против которой советы только защищаются. Действительно, 24 октября Временное правительство в очередной раз отдаёт приказ о закрытии редакции газеты «Правда» и аресте членов Военно-революционного комитета. Однако тщедушное сопротивление частнокапиталистической социальной реакции было разбито наступлением Петросовета, вооружённым пролетариатам и частями армии, которые отказались выполнять приказ Керенского. В ночь с 24 на 25 октября Военно-революционный комитет перешёл к наступательной фазе захвата власти. Верным большевикам отрядам Красной гвардии, матросам Балтийского флота и солдатам дислоцированных в Петрограде воинских частей был отдан приказ взять под свой контроль военные и продовольственные склады, свести разведённые Керенским мосты, разоружить выставленные правительством караулы, захватить вокзалы, электростанцию, станции водоснабжения, телефон и телеграф. Всё это в целом происходило без сопротивления и кровопролития. Единственную трудность представлял из себя Зимний дворец, куда после июльских событий переселилось Временное правительство и который защищали последние преданные режиму Керенского воинские части. 26 октября в 2 часа ночи штурмом Зимнего дворца было успешно сломлено последнее военное сопротивление умирающего режима.
25 октября 1917 г., когда в Смольном начал заседать II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, большевистский государственный переворот ещё не был завершён, т.к. не был взят Зимний дворец. Вооружённое восстание задерживалось. Согласно первоначальным планам большевики хотели поставить съезд советов перед свершившимся фактом свержения Временного правительства, чтобы с самого начала было бы легче сбросить старое Всероссийское правление советов из числа меньшевиков и эсеров. Однако несмотря на то, что Октябрьская революция не была закончена, большевикам благодаря численному большинству всё-таки удалось получить одобрение государственного переворота со стороны Всероссийского съезда.
Правые эсеры и меньшевики после нескольких антибольшевистских заявлений покинули зал заседаний съезда советов. Левые меньшевики пытались убедить большевиков создать коалиционное правительство с меньшевиками и эсерами. Если оставить в стороне тот факт, что это правительство, как и любое другое руководство государством, объективно может быть только социально-реакционным, эта идея была полностью беспомощной и утопичной. Для коалиции между представителями мелкобуржуазной демократии как левого крыла полностью пережившей себя частнокапиталистической социальной реакции и мелкобуржуазно-радикальным большевизмом как успешной госкапиталистической социальной реакции на начальной стадии не было никакой материальной основы для сотрудничества. Левые эсеры на тот момент также питали похожие иллюзии по поводу объективно невозможной коалиции между мелкобуржуазной демократией и мелкобуржуазным радикализмом. Однако они не покинули съезд советов, но также и не вошли в правительство большевиков, которое было образованно 26 октября. Левые эсеры хотели дальше играть роль посредников между правительством большевиков и мелкобуржуазными демократами. В коротком участии левых эсеров с декабря 1917 г. по март 1918 г. в правительстве также не было ничего революционного, т.к. объективно любое руководство государством социально-реакционно независимо от того, возможен ли в конкретной ситуации переход к бесклассовому и безгосударственному обществу. Таким образом, большевистский режим Ленина и Троцкого, который образовался 26 октября 1917 г. на II Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов был с самого начала социально-реакционным, даже если учитывать, что в тогдашней России переход к бесклассовому и безгосударственному обществу объективно был невозможен.
Кроме всего, 26 октября на съезде были приняты два важных решения: «Декрет о земле», на котором мы остановимся, позже и «Декрет о мире». «Декрет о мире» состоял из обращения к государствам и «народам» частнокапиталистических наций с призывом о прекращении империалистической войны без аннексии и контрибуции. Этот декрет не был объективно социально-революционным, т.к. мир между буржуазными национальными государствами может быть только миром против мирового пролетариата и подготовкой новой бойни против него. Объективно «Декрет о мире» был все лишь проявлением социально-реакционного национал-пацифизма. Точно также как и Гражданская война, которую молодой большевистский режим вёл между 1918-1921 гг. против русской и международной социальной реакции, как и война, которую ведёт государство, объективно не может быть революционной и является войной против пролетариата. То, что «Декрет о мире» между прочим состоял из обращения к «народам» частнокапиталистических наций, а не пролетариям и пролетаркам также доказывает, что это обращение не было социально-революционным. То, что тогда большевики расплывчато понимали под мировой революцией, было определённо не тем, что мы сегодня понимаем под революционным самоупразднением пролетариата во всём мире. Основанный большевиками в 1919 г. «Коммунистический» интернационал уже тогда выступал против прогрессивных социально-революционных рабочих, работниц и интеллигентов, т.е. с самого начала был социально-реакционным образованием.
Конечно, был необходим большой практический опыт, чтобы субъективно с такой ясностью распознать выше упомянутые объективности. В 1917 г. наличие такого социально-реолюционного сознания было пока ещё невозможным, но сегодня оно возможно и необходимо! Именно эту субъективную ясность мы противопоставляем всем партийно-«коммунистическим» сказкам о «пролетарском» большевизме и им контролируемым государстве!
Таким образом, Октябрьская революция была государственным переворотом мелкобуржуазно-радикальной большевистской партии. При этом на начальной стадии этот переворот мог опираться на колоссальную симпатию пролетарских и мелкокрестьянских масс, а эти симпатии, в свою очередь, состояли только из иллюзий. Октябрьская революция была очень противоречивым социальным процессом. Действительно, в октябре 1917 г. мелкобуржуазно-радикальные профессиональные политики захватили государственную власть, чтобы спустя короткое время установить госкапиталистический режим. Однако также правильно, что в октябре 1917 г. многие честные субъективно социально-революционные пролетарии и пролетарки, питая иллюзии к большевистской партии, использовали этот повод, чтобы покончить с ненавистным им демократическим режимом, который в тогдашней России в течении девяти месяцев полностью изжил себя. Немало субъективно честных пролетарских революционеров и революционерок после опыта общения с социально-реакционным большевистским режимом преодолели свои иллюзии по отношению к партии и государству Ленина и Троцкого и начали борьбу против госкапитализма. Самым ясным и сознательным образом это выразилось во время Кронштадтского восстания в марте 1921 г.
Ещё раз со всей отчётливостью: социально-революционная критика большевизма не имеет ничего общего с хныканьем мелкобуржуазных демократов и демократок по поводу большевистского захвата власти. Наша теоретическая и практическая критика демократии намного радикальнее, чем критика большевиков во время своей самой радикальной фазы развития. Мы хотим напомнить, что большевистская партия во время всего периода до Октябрьской революции посредством своего участия в Государственной думе и своих призывов к Временному правительству с требованием о созыве Учредительного собрания приняло участие в фиглярстве демократического режима. Даже после падения Временного правительства большевики провели выборы в Учредительное собрание. Только этого факта достаточно для понимания того, что как сама большевистская партия не была и не могла быть революционной, так и их государственный переворот в октябре 1917 г. не был социально-революционным актом.
Однако во время выборов во Всероссийское Учредительное собрание в ноябре 1917 г. победу на них одержала не партия большевиков, а крестьянское большинство массово выбрало представителей правых эсеров, против политики которых осенью 1917 г. они восстали. Может быть, крестьяне и крестьянки ещё не совсем поняли разницу между правыми и левыми эсерами… Причины, по которым пролетарии, пролетарки и представители мелкой буржуазии посредством демократических выборов легитимируют тех или иных политиков править от их имени и против их интересов всегда иррациональны. Рациональным может быть только разрушение демократического парламентаризма посредством диктатуры пролетариата. В то же время роспуск Учредительного собрания со стороны большевистского режима после его первого и последнего заседания не было объективно социально-революционным действием, т.к. оно служило целям становления госкапиталистического режима.
С пролетарской точки зрения Октябрьская революция не была социально-революционной. Она была актом политического захвата власти со стороны большевистского мелкобуржуазного радикализма против буржуазии и помещиков, а также против крестьянства и пролетариата. Идеологические искажения партийного «коммунизма» во всех своих проявлениях представить Октябрьскую революцию как «пролетарскую» или «социалистическую» не соответствуют исторической действительности. Политический захват буржуазного аппарата власти, т.е. государства, никогда не может быть социально-революционным. Большевистская партия была не «авангардом пролетариата», а центром притяжения мелкобуржуазно-радикальных политиков, которые посредством захвата государственной власти стали крупнобуржуазными бюрократами.
«Рабочее государство», которое в действительности является раскрашенным в красный цвет буржуазным государством может само отмереть только в марксистской идеологии. В социальной реальности каждое государство пытается расширить основу и границы своей власти. Государства имеют бюрократическую структуру и они подчиняют себе пролетариат. Пролетариат может разрушить государство посредством радикальной классовой борьбы, но никак не может захватить политическую власть. В этом основополагающем вопросе анархизм правильно критикует марксизм, однако эта критика непригодна для построения теоретического фундамента для социально-революционного разрушения государства, т.к. часто представляет собой декорирование мелкобуржуазного индивидуализма. Буржуазное общество состоит, с одной стороны, из субъектов рынка, которые ведут друг против друга беспощадную конкуренцию, включая рабочих и работниц, сдающих внаём свою рабочую силу и покупающих товары потребления, и бюрократическим аппаратом власти под названием государство, которое пытается прикинуться нейтральным судьёй и заботиться о том, чтобы эта конкурентная борьба велась согласно определённым правилам. Государство и отдельные индивидуумы как конкурирующие субъекты рынка воспроизводят друг друга. Когда большинство анархистов и анархисток защищают «свободу личности» от нападок государства, они тем самым защищают буржуазный индивидуализм от государства, но никак не перспективу разрушения государства со стороны пролетариата. Самым сильным образом эти социал-реакционные тенденции проявляются в анархо-индивидуализме и анархо-капитализме. Но в левых вариантах анархизма также имеются сильные мелкобуржуано-индивидуалистические тенденции, которые выражаются, например, в преображениях в вопросе стремления мелкого крестьянства к разделу земли на мелкую частную собственность.
Уже только из-за стремления мелких крестьян и крестьянок к мелкой частной собственности, т.е. к мелкобуржуазному товарному производству и вместе с этим к воспроизводству индивидуализма и государства как третейского судьи, разрушение российского государства было объективно невозможным. Сразу же после Октябрьской революции большевистские политики с помощью своей аграрной реформы создали социальную базу для расцвета мелкокрестьянского товарного производства. «Декретом о земле» без какой-либо компенсации были экспроприированы земли помещиков, дворянства, царской семьи и церкви. Посредством этих политических мер захват власти большевиками был одновременно пиком антифеодальной революции. Эта антифеодальная революция посредством аграрной реформы большевиков стала возможной только благодаря свержению политической власти буржуазии, в то время как передача власти в марте 1917 г. либеральной буржуазии со стороны мелкобуржуазно-демократических меньшевиков и эсеров только затягивала окончательное устранение феодализма в России. В противоположность догматическим построениям меньшевиков о «само собой разумеющейся ведущей роли либеральной буржуазии в буржуазной революции» мелкобуржуазно-радикальный большевизм стал политическим субъектом антифеодальной революции, против буржуазии.
Однако одновременно с этим большевистский режим ещё под командованием Ленина и Троцкого вёл неумолимую борьбу против самостоятельного мелкокрестьянского сельскопролетарского Махновского движения на Украине. Позднее сталинский режим ликвидировал мелкокрестьянско-индивидуальное товарное производство на селе и превратил всех крестьян и крестьянок в батраков и батрачек государства. Капиталистический город, в этом случае госкапиталистический режим, подчинил себе деревню. Эта стало неумолимым следствием социальной силы тяготения промышленного капитала, против которого не могло устоять ни одно мелкокрестьянское движение. В то время как в странах с частнокапиталистической экономической системой посредством «невидимой руки рынка» мелкокрестьянские хозяйства постепенно исчезали, в Советском Союзе видимый кулак государства позаботился об устранении мелкокрестьянского товарного производства на селе. Так, пик антифеодальной революции последовательно перешёл в госкапиталиситическую социальную реакцию против мелкого крестьянства.
Только революционное самоупразднение сельского пролетариата как части всеобщего мирового пролетариата могло ликвидировать капиталистическое сельское хозяйство, в то время как мелкокрестьянское сельскопролетарское движение во время русской революции объективно могло только освободить деревню от пережитков феодализма, но никак не создать социальную основу для послекапиталистического бесклассового общества. То, что часть мелкокрестьянского сельскопролетарского движения, состоящего из анархистов и левых эсеров свой в целом мелкобуржуазный характер пытались и пытаются приукрасить некоторой порцией социальной романтики также ничего не меняет в исторических фактах.
Кроме этого, Октябрьская революция была пиком античастнокапиталистической революции и одновременно переходным моментом к госкапиталистической социальной реакции против пролетариата. Советское государство ещё во время правления Ленина и Троцкого объективно стало социально-экономическим эксплуататором и политическим угнетателем пролетариата. Преобразование советов из органов пролетарской самоорганизации и мелкобуржуазной «рабочей демократии» в государственные органы объективно означало их трансформацию в инструментов большевистской партийной диктатуры.
В промышленности большевики некоторое время экспериментировали с «рабочим контролем». После октября 1917 г. промышленная буржуазия ещё несколько месяцев сохранила своё право на средства производства в промышленности, однако она должна была находиться под контролем промышленного пролетариата. На предприятиях были созданы органы рабочего контроля, решения которых были обязательными для управления предприятий. Была упразднена коммерческая тайна. Таким образом, введение «рабочего контроля» институционализировало двоевластие между буржуазией, с одной стороны, и органами пролетарской самоорганизации и мелкобуржуазной «рабочей демократией» - с другой. Да, эти органы рабочего контроля также были типичной смешанной формой, состоящей из органов классовой борьбы и аппаратов мелкобуржуазной демократии. Посредством этой институционализации двоевластия на частнокапиталистических предприятиях сила, которая определяла рамки действия, а именно большевистский режим, стала самой мощной в треугольнике взаимоотношений между буржуазией, пролетариатом и государством. С самого начала вышеупомянутая сила всеми методами вмешивалась в организацию, пока ещё частнокапиталистической экономики. Уже в декабре 1917 г. был основан центральный орган бюрократической плановой экономики – Высший совет народного хозяйства (ВСНХ), который должен был заниматься регулированием народного хозяйства и распределением государственных финансов.
Вот что писал немецкий буржуазный историк Хельмут Альтрихтер о «рабочем контроле» в промышленности: «Во время введения рабочего контроля вопрос о том, какие права будут иметь предприниматели на предприятиях оставался открытым, политическое руководство страны также не имело единой позиции в этом вопросе. Органы рабочего контроля активно отстаивали свои новые полномочия, в случае сопротивления они быстро переходили к средствам экспроприации. Количество „социализированных“ и „коммунализированных“ предприятий зимой 1917/18 гг. исчислялись сотнями. Не только крупные, но и прежде всего мелкие предприятия были подвержены этим мерам.
Какими методами будут управляться в будущем предприятия? По этому вопросу не было никаких единых установок. Какие права имели хозяйственные органы на местах? Решение каких вопросов делегировалось вышестоящим органам? Полномочия не были нигде ограничены и ВСНХ находился в процессе становления. Было ли необходимо продолжить „атаку на капитал“? Многие члены партии, прежде всего, „левые коммунисты“ требовали продолжения этого курса. Или уже было больше „национализировано, конфисковано, разрушено и поломано“, чем можно было охватить и управлять. Весной 1918 г. Ленин разделял эту точку зрения и требовал возвращения к дисциплине и порядку, если не хотели погрузиться в хаос и анархию (Хельмут Альтрихтер, Kleine Geschichte der Sowjetunion 1917-1991 (Малая история Советского Союза 1917-1991), Издательство C.H.Beck, Мюнхен 2007, стр. 34).
Здесь мы отчётливо видим, что неопределённые отношения в треугольнике взаимоотношений между буржуазией, «органами рабочего контроля» и большевистским государством привели к хаосу в экономике. Кроме того, имелись опасения, что без вмешательства государства рабочий класс добьётся введения в промышленности кооперативной формы собственности, т.е. мелкобуржуазно-коллективной формы товарного производства. Однако это не было в интересах большевистского режима.
«Рабочий контроль» в экономике был для большевистского режима неприемлемым. Социально самая сильная сила в вышеупомянутом треугольнике отношений, большевистское государство, весной 1918 г. перешло к национализации важнейших отраслей промышленности и нанесло решающий удар как против буржуазии, так и против пролетариата. Огосударствление промышленных средств производства было пиком как античастнокапиталистической революции мелкобуржуазного радикализма против буржуазии, так и одновременно переходным моментом к госкапиталистической социальной реакции против пролетариата, т.к. национализация промышленных средств производства была не упразднением капитала, а всего лишь его огосударствлением. Партийная и государственная бюрократия посредством государственной собственности на средства производства практически владеет ими, т.е. она определяет, что и как должно производиться, в то время как рабочий класс вынужден сдавать внаём свою коллективную рабочую силу государству, а именно бюрократии. Партийная и государственная бюрократия распоряжалась производимой пролетариатом прибавочной стоимостью. Часть производимой стоимости бюрократия законно или незаконно присваивала себе, другую часть инвестировала в первоначальную госкапиталистическую индустриализацию.
Большевизм не был авантюристической социально-романтической или, как это пытались представить меньшевики, даже анархистской силой. Большевизм был единственной силой, пригодной для капиталистического разрешения кризиса российского государства. Русская буржуазия ещё до революции 1917 г. была слишком слабой для захвата политической власти в стране. Ещё до Февральской революции она объединилась ради империалистической войны с помещиками и царизмом против пролетариата, мелких крестьян и мелкобуржуазно-радикального большевизма. После Февральской революции буржуазия стала воспроизводить ту же самую социальную реакцию только без царя. Огромная социальная взрывная сила русской революции смела слабую русскую буржуазию, однако субъективно революционный пролетариат оказался социально слабым (был меньшинством в российском обществе) и слабым на уровне сознания (не обладал сознательной критикой товарного производства и политики), чтобы самоупразднить себя. Так, мелкобуржуазно-радикальный большевизм разрешил кризис российского государства тем, что произвёл национализацию капитала и посредством того сам объективно трансформировался в госкапиталистическую социально-реакционную силу, которая обманывала себя и пролетариат своей антикапиталистическо-«коммунистической» идеологией.
После провалившегося Корниловского мятежа буржуазия и мелкобуржуазно-демократический Исполком советов договорились о том, что Керенский дальше будет возглавлять Временное правительство. Однако это могло быть только краткосрочным решением, т.к. этот режим и вместе с ним вся политическая власть буржуазии безнадёжно устарела. Мелкобуржуазное правление советов в лице меньшевиков и эсеров всё больше теряли доверие пролетариата и вместе с этим какое-либо значение для русской буржуазии. Эти мелкобуржуазные демократы хотели действуя на стороне буржуазии стать крупнобуржуазным течением, однако из-за слабости русского частного капитала, меньшевики и эсеры вместе с последними были сметены госкапиталистическим большевизмом.
После провалившегося Корниловского мятежа пролетарский базис меньшевиков и эсеров стал всё больше переходить на сторону большевиков. Большевики политически и идеологически контролировали большинство субъективно революционного пролетариата. Хотя меньшевики и эсеры всё ещё контролировали Всероссийский Исполком советов, но всё больше местных советов переходили в руки большевиков. В начале сентября большевистским политикам также удалось захватить власть в местных советах Петрограда и Москвы. Председателем Петроградского совета становится большевистский политик Троцкий, который был выпущен из «Крестов» под залог в 3 тысячи рублей. Мелкобуржуазно-демократические политики из числа меньшевиков и эсеров пытались всячески воспрепятствовать планам созыва Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, т.к. на нём им угрожала потеря всей власти. Начиная с этого момента большевистский лозунг «Вся власть советам!» объективно означал: вся власть большевистским советам или большевистским политикам внутри советов. После некоторых задержек старым меньшевистским и эсеровским правлением на 25 октября 1917 г. была назначена дата проведения II Всероссийского съезда Совета рабочих и солдатских депутатов.
В сентябре 1917 г. мелкобуржуазные демократы из числа меньшевистских и эсеровских политиков созвали Всероссийское демократическое совещание, на котором суетились крупно- и мелкобуржуазные политики и итогом которого стало создание Предпарламента. Демократическое совещание и Предпарламент создавались как модель парламентского противовеса большевизированным советам. Ленин призвал к бойкоту Предпарламента со стороны большевистской партии, но вначале ему не удалось провести эту линию. Однако после того как Троцкий поддержал находившегося в подполье Ленина, соотношение сил внутри партии между сторонниками и противниками бойкота изменилось. В этой внутрипартийной борьбе оба ведущих большевистских политика опирались на пролетарско-революционный массовый базис партии. 7 октября в день открытия Предпарламента Троцкий объявил об невозможности участия большевиков в Предпарламенте и они покинули Демократическое совещание.
И вот настал момент: Ленин и Троцкий решили, что время для политического захвата власти большевистской партии под прикрытием советов наступило. Однако внутри большевистской партийной бюрократии имелась сильная оппозиция против их курса, которая активно или пассивно оппонировала против плана захвата политической власти посредством государственного переворота. Лидерами этой оппозиции были Зиновьев и Каменев. В сущности эта была мелкобуржазно-демократическая оппозиция, и она исходила из того, что надо придерживаться легальных методов борьбы в рамках крупно- и мелкобуржуазной демократии. На примере этой оппозиции отчётливо видно, что большевизм по своей сути был всего лишь непоследовательным мелкобуржуазно-радикальным отщеплением от демократии, но никак не её последовательным социально-революционным критиком. Однако в октябре 1917 г. мелкобуржуазно-радикальное крыло большевистской партии сумело победить во фракционной борьбе мелкобуржуазно-демократическую оппозицию. 10 октября Центральный комитет большевистской партии принимает решение против оппозиции Зиновьева и Каменева и голосует за курс, направленный на вооружённое свержение государственной власти.
Организационной основой для государственного переворота становится утверждённый Петросоветом Петроградский военно-революционный комитет. Фактически этот орган и подготовка государственного переворота контролировались Военной организацией при ЦК большевиков. Конечно, здесь надо добавить, что большевистский государственный переворот имел солидный пролетарский и солдатский базис, и в Октябрьской революции приняли участие некоторые левые эсеры, анархисты и анархистки. Отправной точкой Октябрьской революции стала попытка Временного правительства отправить на фронт дислоцированные в Петрограде воинские части. Военно-революционный комитет Петросовета назначил своих комиссаров во все стратегически важные воинские части, отдал приказ солдатам оставаться в городе и впредь следовать только указаниям комиссаров. Этим шагом Военно-революционный комитет предотвратил не только отправку петроградских солдат на фронт, но и поставил под свой политический контроль большинство воинских частей города. Ещё до Октябрьской революции армия в столице русской революции была разделена на три части – на стороников большевиков, правительства и на нейтральных.
Кроме верных воинских частей, Военно-революционный комитет большевистского Петросовета контролировал также вооружённые отряды Красной гвардии, которые приняли активное участие в Октябрьской революции. В наших предыдущих статьях мы охарактеризовали Красную гвардию как начальную форму диктатуры пролетариата. Согласно нашему сегодняшнему опыту диктатура пролетариата не может принимать государственную форму, а является насильственным разрушением государства пролетариатом. Таким образом, диктатура пролетариата объективно может принимать только антиполитическую форму. Отряды Красной гвардии во время Октябрьской революции подчинялись большевистским профессиональным политикам, которые посредством государственного переворота захватили политическую власть. Таким образом, объективно они действовали не как органы диктатуры пролетариата при том, что их базис состоял из субъективно честных социальных революционеров и революционерок. Из-за своих политических иллюзий, которые они питали к большевистским профессиональным политикам, вооружённые пролетарии стали массой для манёвров мелкобуржуазного радикализма, который был наступающей госкапиталистической социальной реакцией на начальной стадии. Когда госкапиталистическая социальная реакция по-настоящему развилась, то ей была необходима «настоящая», т.е. буржуазно-бюрократическая армия, которая, конечно, должна была быть окрашена в красные цвета. Начало интеграции Красной гвардии в январе 1918 г. в «Красную Армию» было актом разоружения пролетариата в пользу госкапиталистического милитаризма.
Однако вернёмся к октябрю 1917 г. Петроградский военно-революционный комитет даже во время Октябрьской революции, которая началась 24 октября, старался прикрывать наступательную борьбу за политическую власть оборонительными публичными заявлениями. Беспомощные рефлексы самообороны, которые исходили от частнокапиталистического режима, председатель Петроградского совета Троцкий пытался представить как начало контрреволюции, против которой советы только защищаются. Действительно, 24 октября Временное правительство в очередной раз отдаёт приказ о закрытии редакции газеты «Правда» и аресте членов Военно-революционного комитета. Однако тщедушное сопротивление частнокапиталистической социальной реакции было разбито наступлением Петросовета, вооружённым пролетариатам и частями армии, которые отказались выполнять приказ Керенского. В ночь с 24 на 25 октября Военно-революционный комитет перешёл к наступательной фазе захвата власти. Верным большевикам отрядам Красной гвардии, матросам Балтийского флота и солдатам дислоцированных в Петрограде воинских частей был отдан приказ взять под свой контроль военные и продовольственные склады, свести разведённые Керенским мосты, разоружить выставленные правительством караулы, захватить вокзалы, электростанцию, станции водоснабжения, телефон и телеграф. Всё это в целом происходило без сопротивления и кровопролития. Единственную трудность представлял из себя Зимний дворец, куда после июльских событий переселилось Временное правительство и который защищали последние преданные режиму Керенского воинские части. 26 октября в 2 часа ночи штурмом Зимнего дворца было успешно сломлено последнее военное сопротивление умирающего режима.
25 октября 1917 г., когда в Смольном начал заседать II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, большевистский государственный переворот ещё не был завершён, т.к. не был взят Зимний дворец. Вооружённое восстание задерживалось. Согласно первоначальным планам большевики хотели поставить съезд советов перед свершившимся фактом свержения Временного правительства, чтобы с самого начала было бы легче сбросить старое Всероссийское правление советов из числа меньшевиков и эсеров. Однако несмотря на то, что Октябрьская революция не была закончена, большевикам благодаря численному большинству всё-таки удалось получить одобрение государственного переворота со стороны Всероссийского съезда.
Правые эсеры и меньшевики после нескольких антибольшевистских заявлений покинули зал заседаний съезда советов. Левые меньшевики пытались убедить большевиков создать коалиционное правительство с меньшевиками и эсерами. Если оставить в стороне тот факт, что это правительство, как и любое другое руководство государством, объективно может быть только социально-реакционным, эта идея была полностью беспомощной и утопичной. Для коалиции между представителями мелкобуржуазной демократии как левого крыла полностью пережившей себя частнокапиталистической социальной реакции и мелкобуржуазно-радикальным большевизмом как успешной госкапиталистической социальной реакции на начальной стадии не было никакой материальной основы для сотрудничества. Левые эсеры на тот момент также питали похожие иллюзии по поводу объективно невозможной коалиции между мелкобуржуазной демократией и мелкобуржуазным радикализмом. Однако они не покинули съезд советов, но также и не вошли в правительство большевиков, которое было образованно 26 октября. Левые эсеры хотели дальше играть роль посредников между правительством большевиков и мелкобуржуазными демократами. В коротком участии левых эсеров с декабря 1917 г. по март 1918 г. в правительстве также не было ничего революционного, т.к. объективно любое руководство государством социально-реакционно независимо от того, возможен ли в конкретной ситуации переход к бесклассовому и безгосударственному обществу. Таким образом, большевистский режим Ленина и Троцкого, который образовался 26 октября 1917 г. на II Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов был с самого начала социально-реакционным, даже если учитывать, что в тогдашней России переход к бесклассовому и безгосударственному обществу объективно был невозможен.
Кроме всего, 26 октября на съезде были приняты два важных решения: «Декрет о земле», на котором мы остановимся, позже и «Декрет о мире». «Декрет о мире» состоял из обращения к государствам и «народам» частнокапиталистических наций с призывом о прекращении империалистической войны без аннексии и контрибуции. Этот декрет не был объективно социально-революционным, т.к. мир между буржуазными национальными государствами может быть только миром против мирового пролетариата и подготовкой новой бойни против него. Объективно «Декрет о мире» был все лишь проявлением социально-реакционного национал-пацифизма. Точно также как и Гражданская война, которую молодой большевистский режим вёл между 1918-1921 гг. против русской и международной социальной реакции, как и война, которую ведёт государство, объективно не может быть революционной и является войной против пролетариата. То, что «Декрет о мире» между прочим состоял из обращения к «народам» частнокапиталистических наций, а не пролетариям и пролетаркам также доказывает, что это обращение не было социально-революционным. То, что тогда большевики расплывчато понимали под мировой революцией, было определённо не тем, что мы сегодня понимаем под революционным самоупразднением пролетариата во всём мире. Основанный большевиками в 1919 г. «Коммунистический» интернационал уже тогда выступал против прогрессивных социально-революционных рабочих, работниц и интеллигентов, т.е. с самого начала был социально-реакционным образованием.
Конечно, был необходим большой практический опыт, чтобы субъективно с такой ясностью распознать выше упомянутые объективности. В 1917 г. наличие такого социально-реолюционного сознания было пока ещё невозможным, но сегодня оно возможно и необходимо! Именно эту субъективную ясность мы противопоставляем всем партийно-«коммунистическим» сказкам о «пролетарском» большевизме и им контролируемым государстве!
Таким образом, Октябрьская революция была государственным переворотом мелкобуржуазно-радикальной большевистской партии. При этом на начальной стадии этот переворот мог опираться на колоссальную симпатию пролетарских и мелкокрестьянских масс, а эти симпатии, в свою очередь, состояли только из иллюзий. Октябрьская революция была очень противоречивым социальным процессом. Действительно, в октябре 1917 г. мелкобуржуазно-радикальные профессиональные политики захватили государственную власть, чтобы спустя короткое время установить госкапиталистический режим. Однако также правильно, что в октябре 1917 г. многие честные субъективно социально-революционные пролетарии и пролетарки, питая иллюзии к большевистской партии, использовали этот повод, чтобы покончить с ненавистным им демократическим режимом, который в тогдашней России в течении девяти месяцев полностью изжил себя. Немало субъективно честных пролетарских революционеров и революционерок после опыта общения с социально-реакционным большевистским режимом преодолели свои иллюзии по отношению к партии и государству Ленина и Троцкого и начали борьбу против госкапитализма. Самым ясным и сознательным образом это выразилось во время Кронштадтского восстания в марте 1921 г.
Ещё раз со всей отчётливостью: социально-революционная критика большевизма не имеет ничего общего с хныканьем мелкобуржуазных демократов и демократок по поводу большевистского захвата власти. Наша теоретическая и практическая критика демократии намного радикальнее, чем критика большевиков во время своей самой радикальной фазы развития. Мы хотим напомнить, что большевистская партия во время всего периода до Октябрьской революции посредством своего участия в Государственной думе и своих призывов к Временному правительству с требованием о созыве Учредительного собрания приняло участие в фиглярстве демократического режима. Даже после падения Временного правительства большевики провели выборы в Учредительное собрание. Только этого факта достаточно для понимания того, что как сама большевистская партия не была и не могла быть революционной, так и их государственный переворот в октябре 1917 г. не был социально-революционным актом.
Однако во время выборов во Всероссийское Учредительное собрание в ноябре 1917 г. победу на них одержала не партия большевиков, а крестьянское большинство массово выбрало представителей правых эсеров, против политики которых осенью 1917 г. они восстали. Может быть, крестьяне и крестьянки ещё не совсем поняли разницу между правыми и левыми эсерами… Причины, по которым пролетарии, пролетарки и представители мелкой буржуазии посредством демократических выборов легитимируют тех или иных политиков править от их имени и против их интересов всегда иррациональны. Рациональным может быть только разрушение демократического парламентаризма посредством диктатуры пролетариата. В то же время роспуск Учредительного собрания со стороны большевистского режима после его первого и последнего заседания не было объективно социально-революционным действием, т.к. оно служило целям становления госкапиталистического режима.
С пролетарской точки зрения Октябрьская революция не была социально-революционной. Она была актом политического захвата власти со стороны большевистского мелкобуржуазного радикализма против буржуазии и помещиков, а также против крестьянства и пролетариата. Идеологические искажения партийного «коммунизма» во всех своих проявлениях представить Октябрьскую революцию как «пролетарскую» или «социалистическую» не соответствуют исторической действительности. Политический захват буржуазного аппарата власти, т.е. государства, никогда не может быть социально-революционным. Большевистская партия была не «авангардом пролетариата», а центром притяжения мелкобуржуазно-радикальных политиков, которые посредством захвата государственной власти стали крупнобуржуазными бюрократами.
«Рабочее государство», которое в действительности является раскрашенным в красный цвет буржуазным государством может само отмереть только в марксистской идеологии. В социальной реальности каждое государство пытается расширить основу и границы своей власти. Государства имеют бюрократическую структуру и они подчиняют себе пролетариат. Пролетариат может разрушить государство посредством радикальной классовой борьбы, но никак не может захватить политическую власть. В этом основополагающем вопросе анархизм правильно критикует марксизм, однако эта критика непригодна для построения теоретического фундамента для социально-революционного разрушения государства, т.к. часто представляет собой декорирование мелкобуржуазного индивидуализма. Буржуазное общество состоит, с одной стороны, из субъектов рынка, которые ведут друг против друга беспощадную конкуренцию, включая рабочих и работниц, сдающих внаём свою рабочую силу и покупающих товары потребления, и бюрократическим аппаратом власти под названием государство, которое пытается прикинуться нейтральным судьёй и заботиться о том, чтобы эта конкурентная борьба велась согласно определённым правилам. Государство и отдельные индивидуумы как конкурирующие субъекты рынка воспроизводят друг друга. Когда большинство анархистов и анархисток защищают «свободу личности» от нападок государства, они тем самым защищают буржуазный индивидуализм от государства, но никак не перспективу разрушения государства со стороны пролетариата. Самым сильным образом эти социал-реакционные тенденции проявляются в анархо-индивидуализме и анархо-капитализме. Но в левых вариантах анархизма также имеются сильные мелкобуржуано-индивидуалистические тенденции, которые выражаются, например, в преображениях в вопросе стремления мелкого крестьянства к разделу земли на мелкую частную собственность.
Уже только из-за стремления мелких крестьян и крестьянок к мелкой частной собственности, т.е. к мелкобуржуазному товарному производству и вместе с этим к воспроизводству индивидуализма и государства как третейского судьи, разрушение российского государства было объективно невозможным. Сразу же после Октябрьской революции большевистские политики с помощью своей аграрной реформы создали социальную базу для расцвета мелкокрестьянского товарного производства. «Декретом о земле» без какой-либо компенсации были экспроприированы земли помещиков, дворянства, царской семьи и церкви. Посредством этих политических мер захват власти большевиками был одновременно пиком антифеодальной революции. Эта антифеодальная революция посредством аграрной реформы большевиков стала возможной только благодаря свержению политической власти буржуазии, в то время как передача власти в марте 1917 г. либеральной буржуазии со стороны мелкобуржуазно-демократических меньшевиков и эсеров только затягивала окончательное устранение феодализма в России. В противоположность догматическим построениям меньшевиков о «само собой разумеющейся ведущей роли либеральной буржуазии в буржуазной революции» мелкобуржуазно-радикальный большевизм стал политическим субъектом антифеодальной революции, против буржуазии.
Однако одновременно с этим большевистский режим ещё под командованием Ленина и Троцкого вёл неумолимую борьбу против самостоятельного мелкокрестьянского сельскопролетарского Махновского движения на Украине. Позднее сталинский режим ликвидировал мелкокрестьянско-индивидуальное товарное производство на селе и превратил всех крестьян и крестьянок в батраков и батрачек государства. Капиталистический город, в этом случае госкапиталистический режим, подчинил себе деревню. Эта стало неумолимым следствием социальной силы тяготения промышленного капитала, против которого не могло устоять ни одно мелкокрестьянское движение. В то время как в странах с частнокапиталистической экономической системой посредством «невидимой руки рынка» мелкокрестьянские хозяйства постепенно исчезали, в Советском Союзе видимый кулак государства позаботился об устранении мелкокрестьянского товарного производства на селе. Так, пик антифеодальной революции последовательно перешёл в госкапиталиситическую социальную реакцию против мелкого крестьянства.
Только революционное самоупразднение сельского пролетариата как части всеобщего мирового пролетариата могло ликвидировать капиталистическое сельское хозяйство, в то время как мелкокрестьянское сельскопролетарское движение во время русской революции объективно могло только освободить деревню от пережитков феодализма, но никак не создать социальную основу для послекапиталистического бесклассового общества. То, что часть мелкокрестьянского сельскопролетарского движения, состоящего из анархистов и левых эсеров свой в целом мелкобуржуазный характер пытались и пытаются приукрасить некоторой порцией социальной романтики также ничего не меняет в исторических фактах.
Кроме этого, Октябрьская революция была пиком античастнокапиталистической революции и одновременно переходным моментом к госкапиталистической социальной реакции против пролетариата. Советское государство ещё во время правления Ленина и Троцкого объективно стало социально-экономическим эксплуататором и политическим угнетателем пролетариата. Преобразование советов из органов пролетарской самоорганизации и мелкобуржуазной «рабочей демократии» в государственные органы объективно означало их трансформацию в инструментов большевистской партийной диктатуры.
В промышленности большевики некоторое время экспериментировали с «рабочим контролем». После октября 1917 г. промышленная буржуазия ещё несколько месяцев сохранила своё право на средства производства в промышленности, однако она должна была находиться под контролем промышленного пролетариата. На предприятиях были созданы органы рабочего контроля, решения которых были обязательными для управления предприятий. Была упразднена коммерческая тайна. Таким образом, введение «рабочего контроля» институционализировало двоевластие между буржуазией, с одной стороны, и органами пролетарской самоорганизации и мелкобуржуазной «рабочей демократией» - с другой. Да, эти органы рабочего контроля также были типичной смешанной формой, состоящей из органов классовой борьбы и аппаратов мелкобуржуазной демократии. Посредством этой институционализации двоевластия на частнокапиталистических предприятиях сила, которая определяла рамки действия, а именно большевистский режим, стала самой мощной в треугольнике взаимоотношений между буржуазией, пролетариатом и государством. С самого начала вышеупомянутая сила всеми методами вмешивалась в организацию, пока ещё частнокапиталистической экономики. Уже в декабре 1917 г. был основан центральный орган бюрократической плановой экономики – Высший совет народного хозяйства (ВСНХ), который должен был заниматься регулированием народного хозяйства и распределением государственных финансов.
Вот что писал немецкий буржуазный историк Хельмут Альтрихтер о «рабочем контроле» в промышленности: «Во время введения рабочего контроля вопрос о том, какие права будут иметь предприниматели на предприятиях оставался открытым, политическое руководство страны также не имело единой позиции в этом вопросе. Органы рабочего контроля активно отстаивали свои новые полномочия, в случае сопротивления они быстро переходили к средствам экспроприации. Количество „социализированных“ и „коммунализированных“ предприятий зимой 1917/18 гг. исчислялись сотнями. Не только крупные, но и прежде всего мелкие предприятия были подвержены этим мерам.
Какими методами будут управляться в будущем предприятия? По этому вопросу не было никаких единых установок. Какие права имели хозяйственные органы на местах? Решение каких вопросов делегировалось вышестоящим органам? Полномочия не были нигде ограничены и ВСНХ находился в процессе становления. Было ли необходимо продолжить „атаку на капитал“? Многие члены партии, прежде всего, „левые коммунисты“ требовали продолжения этого курса. Или уже было больше „национализировано, конфисковано, разрушено и поломано“, чем можно было охватить и управлять. Весной 1918 г. Ленин разделял эту точку зрения и требовал возвращения к дисциплине и порядку, если не хотели погрузиться в хаос и анархию (Хельмут Альтрихтер, Kleine Geschichte der Sowjetunion 1917-1991 (Малая история Советского Союза 1917-1991), Издательство C.H.Beck, Мюнхен 2007, стр. 34).
Здесь мы отчётливо видим, что неопределённые отношения в треугольнике взаимоотношений между буржуазией, «органами рабочего контроля» и большевистским государством привели к хаосу в экономике. Кроме того, имелись опасения, что без вмешательства государства рабочий класс добьётся введения в промышленности кооперативной формы собственности, т.е. мелкобуржуазно-коллективной формы товарного производства. Однако это не было в интересах большевистского режима.
«Рабочий контроль» в экономике был для большевистского режима неприемлемым. Социально самая сильная сила в вышеупомянутом треугольнике отношений, большевистское государство, весной 1918 г. перешло к национализации важнейших отраслей промышленности и нанесло решающий удар как против буржуазии, так и против пролетариата. Огосударствление промышленных средств производства было пиком как античастнокапиталистической революции мелкобуржуазного радикализма против буржуазии, так и одновременно переходным моментом к госкапиталистической социальной реакции против пролетариата, т.к. национализация промышленных средств производства была не упразднением капитала, а всего лишь его огосударствлением. Партийная и государственная бюрократия посредством государственной собственности на средства производства практически владеет ими, т.е. она определяет, что и как должно производиться, в то время как рабочий класс вынужден сдавать внаём свою коллективную рабочую силу государству, а именно бюрократии. Партийная и государственная бюрократия распоряжалась производимой пролетариатом прибавочной стоимостью. Часть производимой стоимости бюрократия законно или незаконно присваивала себе, другую часть инвестировала в первоначальную госкапиталистическую индустриализацию.
Большевизм не был авантюристической социально-романтической или, как это пытались представить меньшевики, даже анархистской силой. Большевизм был единственной силой, пригодной для капиталистического разрешения кризиса российского государства. Русская буржуазия ещё до революции 1917 г. была слишком слабой для захвата политической власти в стране. Ещё до Февральской революции она объединилась ради империалистической войны с помещиками и царизмом против пролетариата, мелких крестьян и мелкобуржуазно-радикального большевизма. После Февральской революции буржуазия стала воспроизводить ту же самую социальную реакцию только без царя. Огромная социальная взрывная сила русской революции смела слабую русскую буржуазию, однако субъективно революционный пролетариат оказался социально слабым (был меньшинством в российском обществе) и слабым на уровне сознания (не обладал сознательной критикой товарного производства и политики), чтобы самоупразднить себя. Так, мелкобуржуазно-радикальный большевизм разрешил кризис российского государства тем, что произвёл национализацию капитала и посредством того сам объективно трансформировался в госкапиталистическую социально-реакционную силу, которая обманывала себя и пролетариат своей антикапиталистическо-«коммунистической» идеологией.
ну это вообще уже БДСМ какой-то
жёсткая государственническая установка по жизни .