tenox
13-11-2017 18:04:34
В продолжении серии статей о классовой борьбе в Советской России (1917-1921) мы представляем наш подробный анализ действий большевистского режима против органов самоорганизации пролетариата после захвата государственной власти. В статье на основе оригинальных цитат и протоколов собраний приводятся неопровержимые доказательства об ультра-бюрократическом и реакционном характере большевистской партийной бюрократии и ими контролируемом «советском» государстве. Мы также подробно остановились на деятельности «рабочей оппозиции» и показали, что при всей субъективной честности некоторых левых коммунистов они объективно служили левым фиговым листком большевистскому режиму.
Разрушение пролетарской самоорганизации для госкапиталистического реакционного большевизма былo жизненно необходимым, точно так же как для продолжения революции требовалось бы разрушение большевистского государственного аппарата. Это революционное разрушение большевистского государства одновременно было бы переходом пролетарской самоорганизации в бесклассовую, т.е. моментом революционного самоупразднения российского пролетариата. Однако такой переход в тогдашней России был невозможен, т.к. социально пролетариат составлял меньшинство населения. Кроме этого, пролетариат в тогдашней России не смог социально-экономически и психологически полностью освободиться от пережитков крестьянства, которое, в свою очередь, было очень привязано к мелкой частной собственности.
Российский пролетариат объективно и субъективно не мог перейти к революционному самоупразднению. С субъективной точки зрения у российского пролетариата отсутствовало чёткое антиполитическое сознание и первоначально у него имелись большие иллюзии по отношению к политическим течениям меньшевизма и большевизма. Однако большевизм также был олицетворением капиталистической политики. Так, большевизму на начальной стадии удалось так долго использовать иллюзии пролетариата пока он достаточно окреп, чтобы подавить любое пролетарское сопротивление своим сильным государственным аппаратом. В конце этого процесса пролетарская самоорганизация русской революции была полностью разрушена.
Большевистскому режиму удалось также использовать другую субъективную слабость пролетарской самоорганизации российского пролетариата – идеологию самоуправления, которая до сих пор представляет опасность для пролетарской классовой борьбы. Эта опасность выражается в том, что органы пролетарской самоорганизации стремятся не к антиполитическому разрушению государства и к коммунистическому преодолению товарного производства, а к пролетарскому самоуправлению в рамках товарного производства и государства. Однако самоуправляемые рабочими коллективами предприятия внутри товарного производства и государства не являются революционными и служат социально-реакционной цели удовлетворения и умиротворения пролетариата со стороны капитала. Фабзавкомы в тогдашней революционной России также свою деятельность ограничивали посредством идеологии самоуправления. Опыт русской революции и других глобальных классовых боёв для сегодняшних социальных революционерок и революционеров должен стать уроком и они должны вести жёсткую борьбу против идеологии и практики самоуправления.
Объективные условия, царившие в тогдашней России, благоприятствовали госкапиталистическому большевизму. Субъективная задача, которую перед собой подставил большевизм, а именно провести госкапиталистическую индустриализацию, подтверждалась объективным уровнем развития производительных сил в стране. Россия объективно была аграрной страной и стояла на пороге индустриализации. После того как большевистскому режиму удалось с помощью пролетариата и крестьянства победить частнокапиталистическую реакцию, он смог подчинить оба класса своему государственному угнетению и эксплуатации. Объективные условия преимущественно докапиталистического состояния российского общества содействовали госкапиталистической субъективности, в то время как из-за этих же предпосылок промышленный пролетариат не был достаточно сильным и пока не полностью эмансипировался от крестьянства. По этим причинам пролетариат в России и потерпел поражение в борьбе против госкапиталистической реакции.
То что большевики были врагами пролетарской самоорганизации, кристаллизовалось сразу же после 25 октября 1917 г. – дня победы ими так называемой «пролетарской революции». Уже 9 ноября декретом большевиков первый совет работников почты и телеграфа был преобразован в народный комиссариат. Одним из оправданий большевистской реакции против рабочих и солдатских советов служил аргумент, что во время Гражданской войны (1918-1921 гг.) не может быть никакой самоорганизации. Однако этот аргумент не выдерживает никакой критики, т.к., во-первых, пролетарская самоорганизация и её преобразование в бесклассовую самоорганизацию является наиважнейшим оружием социальной революции и, во-вторых, бюрократическая контрреволюция ленинистов началась ещё до начала Гражданской войны.
До Октябрьской революции большевики в борьбе против буржуазии и меньшевиков поддерживали и опирались на Фабзавкомы. Захват власти ленинской партийной бюрократией в октябре 1917 г. произошёл также благодаря поддержке революционного движения Фабричных и заводских комитетов. Это движение лучше всех других рабочих организаций олицетворяло в себе непосредственную пролетарскую самоорганизацию и, как следствие этого, они стали первой жертвой партийной диктатуры. Лицом к лицу ленинисты хотели показать, что поддерживают Фабзовкомы - за спиной пытались ползуче задушить их. Самым первым наступлением на движение Фабзавкомов была попытка подчинить их профсоюзам.
28 ноября 1917 г. на совещании Всероссийского Совета рабочего контроля большевик Ларин заявил: «Профессиональные союзы представляют общеклассовый интерес, а фабрично-заводские комитеты – особые интересы своего завода, поэтому последние должны быть подчинены профессиональным союзам». Представитель Фабзавкомов Животов встал на защиту пролетарской самоорганизации: «Фабзавкомы знают лучше ситуацию на предприятиях от станка и от жизни, и этим определяется их первенствующая роль в контроле. Обязанности контроля на каждом предприятии должны осуществлять Фабзавкомы. Комитеты отдельных городов должны объединиться и получить право осуществлять координацию на региональном уровне». (Октябрьская Революция и Фабзавкомы. Материалы по истории фабрично-заводских комитетов. Часть 3. стр. 135–136)
Однако большевики задушили самую непосредственную форму самоорганизации производителей и производительниц тем, что они подчинили движение Фабзавкомов профсоюзной бюрократии. Морис Бринтон так писал об этом: «Созыв Всероссийского совещания Совета рабочего контроля был явно попыткой покончить с движением Фабзавкомов. Эта попытка имела частичный успех. Хотя комитеты и продолжили свою агитацию, их голос все же не находил отклика на совещании, т.к. на нём доминировали представители партии. В январе 1918 г. большевик Рязанов говорил, что фракция представителей Фабзавкомов провела всего одно совещание. а в мае 1918 г. ни разу не совещалась. Согласно другому источнику они не смогли собрать необходимое большинство. С уверенностью можно сказать, что она никогда по-настоящему не работала. Трудно сказать, что стало причиной слабости движения. Была ли это систематическая обструкция и бойкот со стороны большевиков или бюрократическая смирительная рубашка, в которую было загнано движение и которую оно так и не смогло скинуть. Оба фактора играли свою роль». (Maurice Brinton, Die Bolschewiki und die Arbeiterkontrolle (Большевики и рабочий контроль)
5 декабря 1917 г. правительство издало декрет о создании Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ), задачей которого было планирование народного хозяйства и государственных финансов. ВСНХ было прикреплено к правительству, и в него вошли несколько членов Всероссийского совета рабочего контроля, множество бюрократов из правительства и назначенные сверху экономисты. Вот что пишет Морис Бринтон в своей книге Большевики и рабочий контроль. Государство и контрреволюция о процессах бюрократической контрреволюции: «В начале руководство ВСНХ контролировалось левыми большевиками. Председателем был Осинский, в правление входили Бухарин, Ларин, Сокольников, Милютин и Шмидт. Несмотря на левое правление новая инстанция поглотила Всероссийский совет рабочего контроля ещё до того, как состоялось его первое заседание. Этот шаг большевиками был открыто обоснован как «мера в целях стабилизации экономики». Этот шаг, в свою очередь, ослабил Фабзавкомы. Как позднее говорил Ленин: „От рабочего контроля мы шли к созданию Высшего совета народного хозяйства“. Этот совет однозначно должен был заменить и упразднить рабочий контроль.
Здесь мы видим начало процесса, который в течение короткого промежутка времени перешёл от мощного движения Фабзавкомов (движение, которое коренным образом изменило производственные отношения) к неприкосновенному преобладанию бюрократической и монолитной инстанции (партии) над всеми экономическими аспектами. Так как эта инстанция не имела опоры в сфере производства, то своё господство она могла распространить только авторитарными методами. Наращивания иерархических структур в производстве было необходимым следствием наращивания влияния классового государства. На первой стадии этого процесса Фабзавкомы были подчинены Всероссийскому совету рабочего контроля, где влиятельные позиции имели профсоюзы, которые, в свою очередь, находились под сильным большевистским давлением. На второй стадии, которая началась непосредственно после первой, произошло включение Всероссийского совета рабочего контроля в ВСНХ, в котором профсоюзы имели ещё больше влияния и в который напрямую входили представители государства (т.е. партии). Вначале ВСНХ разрешили иметь лево-коммунистическое правление, которое позднее было отозвано. Была начата долгосрочная кампания по ограничению влияния профсоюзов, которые как бы не было находились под прямым воздействием рабочего класса. Важной задачей была передача нитей правления производством из рук профсоюзов в руки партийных представителей. Эти менеджеры и управляющие, которые назначались исключительно сверху стали основой новой бюрократии.
Каждому из этих шагов оказывалось сопротивление, но без успеха. Каждый раз противник представлялся под прикрытием новой пролетарской власти, и после каждого поражения для рабочих становилось всё труднее определять рамки производства, т.е. изменять производственные отношения. До того момента пока не произошло изменение производственных отношений, не взирая на всю пропаганду вождей, никто не мог утверждать, что революция достигла своих социалистических целей. Это и является наиважнейшим уроком русской революции». (Maurice Brinton, Die Bolschewiki und die Arbeiterkontrolle. Der Staat und die Konterrevolution, (Большевики и рабочий контроль. Государство и контрреволюция). Бринтон очень хорошо описывает бюрократическую контрреволюцию против пролетарской самоорганизации, но он не анализирует слабость тогдашних Фабзавкомов, а именно отсутствие ясного антиполитического сознания и недостаточная критика товарного производства. Эта слабость содействовала большевистской контрреволюции в борьбе против пролетарской революции.
Любое сопротивление большевистской партийной диктатуре жестоко подавлялось вне зависимости от того, была ли эта буржуазно-монархистская контрреволюция или социально-революционная оппозиция. К социально-революционной оппозиции большевизму в советской России однозначно принадлежали российские анархо-синдикалисты. Бывший анархо-синдикалист Владимир Шатов называл профсоюзы «ходящими трупами» и призывал рабочих «организоваться на местах и создать новую свободную Россию без бога, царя и профсоюзных начальников». Когда большевистский партийный функционер Рязанов отклонил нападки Шатова, на его защиту встал его товарищ Максимов, который сказал, что «аргументы большевиков похожи на аргументы холёных интеллигентов, которые никогда не горбатились и поэтому не имеют никакого представления о жизни рабочих». Анархо-синдикалист Лаптев обратился к собранию со словами: «Не только интеллигенция, но и массы делала революцию, поэтому Россия должна прислушиваться к голосу масс, к голосу снизу» (Пол Эврич, Русские анархисты. 1905-1917).
Морис Бринтон о выступлении анархо-синдикалистов на Всероссийском собрании писал: «В анархо-синдикалистской резолюции, которая требовала и подчёркивала настоящий рабочий контроль, а не государственный была и которая была отклонена большинством голосов, говорилось: „необходимо незамедлительно организацию производства, транспорта и распределения передать в руки рабочих масс, а не в руки государства или аппарата служащих“. Анархо-синдикалистов поддерживали шахтёры Донбасса, работники цементных заводов Екатеринодара и Новосибирска и железнодорожники Москвы» (Морис Бринтон, Большевики и рабочий контроль, стр. 65/66).
На этих примерах мы отчётливо видим, что российский анархо-синдикализм во время русской революции в противоположность к сегодняшнему антиреволюционному профсоюзно-фетишистскому анархо-синдикализму был социально-революционным течением и выступал за преодоление профсоюзов посредством пролетарской и бесклассовой самоорганизации. Поэтому он и почувствовал на себе весь кровавый террор большевистской тайной полиции ЧК. Уже в ночь с 11 на 12 апреля 1918 г. ЧК направила свой кровавый террор против 26 мест собраний анархистов и анархисток в Москве. 40 анархистов и анархисток было убито, около 500 арестовано.
В противовес к этому самозванный борец против «сталинской бюрократии», Троцкий, в промежутке между 1917-1921 гг. в борьбе между пролетарской самоорганизацией и партийной диктатурой однозначно стоял на стороне партийной бюрократии, частью которой он сам и являлся. Он вместе Ленином (частично до него) были самыми авторитарными бюрократами. Здесь мы бы хотели противопоставить всем идеализациям троцкистов, троцкисток и левых коммунистов реальный ход истории.
Во время доклада на Московской Городской Конференции РКП 27 марта 1918 г. в своей речи Труд, дисциплина, порядок Троцкий говорил: «Выборная коллегия, состоящая из самых лучших представителей рабочего класса, но не обладающих необходимыми техническими познаниями, не может заменить одного техника, который прошел специальную школу и который знает, как выполнять данное специальное дело. Тот разлив коллегиальности, который ныне наблюдается у нас во всех областях, является естественной реакцией молодого революционного, вчера еще угнетенного класса, который отбрасывает единоличное начало вчерашних повелителей, хозяев, командиров и везде ставит своих выборных представителей. Это, говорю я, совершенно естественная и в источниках своих здоровая революционная реакция. Но это не есть последнее слово хозяйственного государственного строительства пролетариата.(Л. Троцкий, Труд, дисциплина и порядок спасут Советскую республику). Как мы видим, этот доклад был примером самой отвратительной демагогии. Видно, что смыслом этого обращения было не поставить управляющих и технократов под контроль рабочих советов, а вернуть им старую власть под надзором ленинистской партийной бюрократии сверху, которая и удушила пролетарскую самоорганизацию.
В апреле 1918 г. Ленин в своей работе Очередные задачи Советской власти ещё отчётливее чем Троцкий писал: «Революция только что разбила самые старые, самые прочные, самые тяжелые оковы, которым из-под палки подчинялись массы. Это было вчера. А сегодня та же революция и именно в интересах ее развития и укрепления, именно в интересах социализма, требует беспрекословного повиновения масс единой воле руководителей трудового процесса» (В.И. Ленин, Очередные задачи Советской власти).
На самом деле постулаты ленинской теории были реализованы на практике ещё до опубликования вышеупомянутого памфлета. 3 марта 1918 г. Всероссийский совет народного хозяйства ВСНХ постановил, что «на каждом предприятии необходимо назначить представителя правительства - комиссара, который получит право контроля над обоими директорами по технической и управленческой части». В марте 1918 г. также из правления ВСНХ были исключены «левые коммунисты» Осинский, Бухарин, Ломов и Смирнов и заменены на «умеренных» Милютина и Рыкова. С апреля в советской промышленности была введена сдельная заработная плата. Таким образом, рабочий класс опять был подчинён полностью буржуазному командованию и госкапиталистической эксплуатации, т.к. 28 июня бюрократическим декретом большевистская власть перешла к национализации всей крупной промышленности. Буржуазные силы опять оказались над пролетариатом.
Морис Бринтон писал об этом: «Неудивительного, что буржуазия с облегчением вздохнула, когда увидела, что вожди революции хотят „перейти не более, чем к национализации“ и что отношения между отдающими приказы и выполняющими их в промышленности и в других местах остаются непоколебимыми. То, что буржуазия отчаянно боролась за возвращение своего имущества соответствует действительности. Гражданская война оказалась длительной кровавой авантюрой. Однако тысячам из тех, кто более или менее принадлежал к классу лишённых собственности буржуазии, очень скоро была предложена возможность вернуться в „цитадель революции“, конечно через заднюю дверь и перенять роль управляющих рабочими процессами в „рабочем государстве“. Они сразу же усердно взялись за работу. Они толпами вступили в партию и решили сотрудничать с ней и циничным образом приветствовали каждое высказывание Ленина и Троцкого, которое содействовало установлению „рабочей дисциплины“ или „единоличному правлению“. Очень многие были назначены на высокие посты в промышленности. Самая „образованная“ и техническими знаниями одарённая часть „экспроприированного класса“ срослась с „новой политическо-администартивной элитой“, которая сама образовывала костяк внутри партии и опять добилась ведущих позиций внутри производственных отношений». (Морис Бринтон, Большевики и рабочий контроль, стр. 17)
В то время как старые буржуазные силы уже в марте 1918 г. частично вливались в ряды ленинской бюрократии, один из верховных бюрократов, Троцкий, в ответ на стремления пролетариата к самоорганизации с издёвкой говорил: «Вчера еще человек массы, он был ничем, рабом царя, дворянства, бюрократии, придатком машины фабрикантов. В крестьянском быту он был только тяглецом, плательщиком налогов. Сегодня, освободившись от этого, он впервые почувствовал себя личностью и начинает думать, что он - все, что он - центр мироздания.» (Л. Троцкий, Труд, дисциплина и порядок спасут Советскую республику)
В июле 1920 г. вышла в свет книга Троцкого Терроризм и коммунизм. Эта книга является совершенным по форме произведением бюрократической идеологии. Троцкий писал: «Самый принцип трудовой повинности является для коммуниста совершенно бесспорным: "Кто не работает, тот не ест". А так как есть должны все, то все обязаны работать. Трудовая повинность начертана в нашей Конституции*133 и в Кодексе труда*134. Но до сих пор она оставалась лишь принципом. Применение ее имело случайный, частичный, эпизодический характер. Только сейчас, когда мы вплотную подошли к вопросам хозяйственного возрождения страны, вопросы трудовой повинности встали перед нами во всей своей конкретности. Единственное и принципиально, и практически правильное разрешение хозяйственных трудностей состоит в том, чтобы рассматривать население всей страны, как резервуар необходимой рабочей силы - источник почти неисчерпаемый, - и внести строгий порядок в дело ее учета, мобилизации и использования. (…) Проведение трудовой повинности немыслимо без применения - в той или другой степени - методов милитаризации труда. (…) Без трудовой повинности, без права приказывать и требовать исполнения, профессиональные союзы превратятся в простую форму без содержания, ибо строящемуся социалистическому государству профессиональные союзы нужны не для борьбы за лучшие условия труда - это есть задача общественной и государственной организации в целом, - а для того, чтобы организовать рабочий класс в производственных целях, воспитывать, дисциплинировать, распределять, группировать, прикреплять отдельные категории и отдельных рабочих к своим постам на определенные сроки, - словом, рука об руку с государством, властно вводить трудящихся в рамки единого хозяйственного плана. (…) Было бы поэтому грубым заблуждением смешивать вопрос о господстве пролетариата с вопросом о рабочих коллегиях во главе заводов. Диктатура пролетариата выражается в уничтожении частной собственности на средства производства, в господстве над всем советским механизмом коллективной воли трудящихся, но никак не в форме управления отдельными хозяйственными предприятиями». (Л. Троцкий, Терроризм и коммунизм)
Весной 1920 г. Троцкий был назначен наркомом путей сообщения и получил особые полномочия для восстановления железной дороги, которая из-за Гражданской войны находилась в состоянии разрухи. Политбюро большевиков предоставило Троцкому возможность на практике реализовать свою теорию милитаризации труда. Он сразу же подчинил рабочих и работниц железной дороги законам военного времени. Профсоюз работников выразил протест против его бюрократическо-военных методов. На что Троцкий с согласия и ведома ЦК сменил руководство профсоюза, нарушив принцип выборности. В сентябре 1920 года в порядке милитаризации транспорта Троцкий инициировал создание Центрального комитета объединённого профессионального союза работников железнодорожного и водного транспорта (Цектран). Фактически этот профсоюз был принудительным объединением комиссариата по транспорту, профсоюза работников железной дороги и партийных органов в этой области промышленности в одну организацию. Троцкий становится председателем Цектрана. Хотя методы Троцкого привели в движение железнодорожные поезда, но также это стало причиной растущего недовольства госкапиталистической партийной диктатуры.
8-9 ноября 1920 г. на пленуме Центрального Комитета РКП(б) вспыхивает так называемая Дискуссия о профсоюзах. 9 ноября Троцкий выносит на обсуждение «черновой набросок тезисов» Профсоюзы и их дальнейшая роль. В ней, в частности, говорится о «немедленной необходимости заняться реорганизацией профсоюзов, т.е. поменять их руководство». На пленуме ЦК Троцкий также угрожал другим профсоюзам «перетряхнуть» их, как он это сделал с профсоюзом работников железных дорог. Он говорил о необходимости заменить «безответственных агитаторов» на «сознательных производственных профсоюзников». Однако поставленные на голосование тезисы Троцкого были отклонены большинством. Ленин на пленуме открыто отмежевался от методов Троцкого. Было заявлено о необходимости создания «буферной группы», которая постановила «не выносить на широкое обсуждение разногласия» и «сделать деловой, не полемический доклад». В окончательной форме большинством была принята немного умеренная резолюция Ленина, в которой защищаются «здоровые формы милитаризации труда». Основной причиной отмежевания от ультра-бюрократических тезисов Троцкого у Ленина и товарищей были обоснованные опасения, что они могут вызвать недовольство внутри партии и у рабочего класса.
20 декабря 1920 г. во время своего выступления Троцкий говорил, что «способный иерархически организованный аппарат чиновников имеет свои преимущества. Россия, как он неоднократно утверждал, страдает не от избытка, а от недостатка эффективной бюрократии». «Милитаризация профсоюзов и милитаризация транспорта требовала внутреннюю идеологическую милитаризацию». После того как большевистские руководители опять пожурили Троцкого за его ультра-бюрократическую позицию, он напомнил Ленину и другим членам ЦК о том, «как часто в разговорах с глазу на глаз они поддерживали его идею действовать резко и без оглядки на демократическую тактичность. Утверждения с их стороны, что они защищают от него демократические принципы являются предательскими». (Isaac Deutscher, Trotzki. Der bewaffnete Prophet (Троцкий. Вооружённый пророк), Издательство W. Kohlhammer, 1972 г., стр. 471). Троцкий правильно возмущался по поводу поведения большинства членов ЦК, т.к. как сами члены ЦК, так и Троцкий стояли на фундаменте госкапиталистической партийной диктатуры, которая проходилась катком по любой форме пролетарской самоорганизации. Упрёки со стороны других ленинистов в вопросе несоблюдения Троцким «демократических принципов» были лицемерием чистой воды.
Ленин рассматривал профсоюзы, как «ближайших и непременных сотрудников госвласти, которой руководит во всей ее политической и хозяйственной работе сознательный авангард рабочего класса, компартия». Профсоюзы верховный большевик видел в роли «связующего звена» между партией и рабочим классом. «Партия, это — непосредственно правящий авангард пролетариата, это — руководитель. Исключение из партии, а не принуждение — вот специфическое средство воздействия, средство очищения и закала авангарда. Профсоюзы — резервуар государственной власти, школа коммунизма, школа хозяйничанья. В этой области специфическое и главное есть не управление, а «связь» «между центральным» (и местным, конечно, тоже) «государственным управлением, народным хозяйством и широкими массами трудящихся» (как говорит наша программа партии, § 5 экономической части, посвященный профсоюзам)» (В.И. Ленин, Еще раз о профсоюзах, о текущем моменте и об ошибках тт. Троцкого и Бухарина).
В противоположность Троцкому Ленин подчёркивал, что профсоюзы не должны быть инструментом государства. 30 декабря 1920 г. на заседании делегатов VIII съезда советов членов ВЦСПС и МГСПС - членов РКП(б) Ленин, критикуя ведущую к «расколу» позицию Троцкого, которая заключалась в том, что раз государство рабочее и буржуазии нет, то и профсоюзам защищать рабочий класс не от кого, подчёркивал: «Наше теперешнее государство таково, что поголовно организованный пролетариат защищать себя должен, а мы должны эти рабочие организации использовать для защиты рабочих от своего государства и для защиты рабочими нашего государства». (В.И. Ленин, О профессиональных союзах, о текущем моменте и об ошибках т. Троцкого). Это было признанием Ленина того факта, что между государством и классом рабочих и работниц имелись противоречия интересов. О последствиях этого конфликта Ленин не отдавал ни себе, ни перед партией никакого отчёта. Однако Ленин в вопросе так называемой дискуссии о профсоюзах вёл борьбу не только против ультра-бюрократической позиции Троцкого, но и против внутрипартийной оппозиции, которая требовала больше власти для профсоюзов в вопросе принятия решений. Большевистский вождь также считал, что правильная политика в области заработной платы «может содействовать повышению дисциплины труда и поднятию производительности». Дальше верховный большевик отмечал: «Неоспоримы решения насчет милитаризации труда и т. д., и нет мне ни малейшей надобности брать назад мои насмешки над ссылками на демократизм со стороны тех, кто эти решения оспаривал. Вытекает отсюда только то, что в рабочих организациях мы будем расширять демократизм, отнюдь не делая из него фетиша». (В.И. Ленин, О профессиональных союзах, о текущем моменте и об ошибках т. Троцкого). Мелкобуржуазный радикал Ленин хорошо усвоил урок крупной буржуазии о том, что демократия является формой властвования и идеологией.
Таким образом, Ленин стоял на центристской позиции между тотальной партийной диктатурой и демократическим режимом в экономике. Однако демократический режим в экономике (производственные советы, «независимые профсоюзы», право на проведение забастовок) также является формой властвования капитала над пролетариатом, точно также как в позициях Ленина выражалось властвование государственного капитала над рабочим классом. Находящаяся в стадии формирования госкапиталистическая партийная диктатура со своим «ультрацентрализмом» была несовместима с демократическим режимом в экономике. Так, хотя Ленин и победил Троцкого в профсоюзной дискуссии, но только на идеологическом уровне, на практике же именно позиция Троцкого была воплощена в жизнь, в начале даже при помощи Ленина! Сталин довёл дело огосударствления профсоюзов до конца.
В конце 1919 г. в начале 1920 г. внутри РКП(б) возникла лево-большевистская Рабочая оппозиция. Эта оппозиция требовала передать контроль над всей экономикой профсоюзам, Фабзавкомам и Всероссийскому съезду производителей. Видными деятелями Рабочей оппозиции были А. Шляпников, С. Медведев, А. Коллонтай, Ю. Лутовинов. Географически Рабочая оппозиция концентрировалась на юго-востоке европейской части России, на Донбассе, на Дону, Кубани и в Самарской губернии. В Самаре оппозиция фактически контроллировала всю партийную организацию, а на Украине до начала переформирования партии Рабочая оппозиция имела большинство во всей республике. Одним из важнейших центров Рабочей оппозиции была Московская губерния, где она контролировала около четверти голосов всей партийной организации.
Левобольшевистская «рабочая оппозиция» являлась выражением пролетарского недовольства по поводу становления госкапиталистического классово общества. При том, что это недовольство было сильно ослаблено и фильтровалось бюрократическими интересами. Так как в большинстве своём вожди «рабочей оппозиции» были профсоюзными бюрократами, которые посредством своей оппозиции защищали свою собственную автономию от нападок центральной партийной бюрократии.
Противоречивый характер «рабочей оппозиции» наилучшим образом находит место в программном тексте Александры Коллонтай. Коллонтай правильно рефлексирует конфликт между классом рабочих и работниц и госкапиталистической партийной диктатуры: «Рабочие через рабочую оппозицию вопрошают: кто мы? Действительно ли мы хребет классовой диктатуры или же мы безвольное стадо, быдло, которое служит подпоркой для тех, кто, оторвавшись от масс и угнездившись под надежную сень партийной вывески, творит политику и строит хозяйство без нашего руководительства, без нашего классового творчества?» (А. Коллонтай, Рабочая оппозиция, стр. 180). Здесь мы видим, что Коллонтай находилась под сильным влиянием марксистской идеологизации диктатуры пролетариата в форме «рабочего государства», и эту идеологию сравнивает сейчас с настоящей партийной марксистской диктатурой.
Ко всему прочему Коллонтай была настоящей большевичкой, у которой в вопросе своей оппозиции к Ленину и Троцкому были большие морально-этические проблемы. Как типичная защитница партийной марксистской идеологии она пыталась своё душевное состояние представить как эмоциональное самочувствие рабочего класса. «Но когда масса волнуется, шевелит мозгами, когда она упрямо голосует против любимых вождей, часто подавляя чувство личной симпатии к ним, - тогда дело становится серьезным». (Там же стр. 167). При такой порции угодничества серьёзная оппозиция была просто невозможна. В конце 20-х она освободилась от своих душевных мук и умиротворилась с партийной бюрократией уехав на долгие годы работать послом в заграницу.
Конечно, у пролетариев и пролетарок были совсем другие проблемы, чем у Коллонтай. И они во время Кронштадтского восстания в марте 1921 г. в своих резолюциях и декларациях нашли очень меткие слова против диктатуры большевистской партийной бюрократии. Однако мы также очень далеки от идеализации и идеологизации Кронштадтского восстания. Можно с уверенностью сказать, что представляемое некоторыми анархистами и анархистками частично ещё в январе 1918 г. требование о необходимости разрушения профсоюзов в начале 20-х не было больше частью коллективного сознания революционных сил русского пролетариата. Они противопоставляли государственным большевистским профсоюзам требование о «свободных профсоюзах». Объективно это было не революционное, а буржуазно-демократическое требование. Даже если участники и участницы Кронштадтского восстания выступали против демократического парламентаризма, в вопросе профсоюзов они разделяли демократическую позицию. Несмотря на эти и другие слабости Кронштадтское восстание было последним выступлением революционного пролетариата против госкапиталистической партийной диктатуры.
После того как большевики подавили Кронштадтское восстание, кстати, с помощью оппозиционных левых большевиков, верховные бюрократы смогли свергнуть оппозиционных профсоюзных бюрократов. В июле 1920 г. на Втором конгрессе Коммунистического Интернационала Троцкий на критику Рабочей оппозиции ответил защитой партийной диктатуры следующими словами: «Рабочая оппозиция выступила с опасными лозунгами. Они превратили в фетиш демократические принципы. Они поставили право рабочих выбирать представителей как бы выше партии, как если бы партия не была уполномочена устанавливать свою диктатуру, даже если эта диктатура временно и вступает в противоречие с преходящими настроениями рабочей демократии. Необходимо создать у нас осознание этого исторического неотъемлемого права партии. …Партия вынуждена поддерживать свою диктатуру несмотря на временные колебания стихийных настроений масс, несмотря на временные колебания даже в рабочем классе. Осознание этого для нас является необходимым объединяющим элементом. Диктатура не основывается в каждый данный момент на формальном принципе рабочей демократии, хотя рабочая демократия, разумеется, является единственным методом, с помощью которого массы можно все больше и больше вовлекать в политическую жизнь». Таким образом, Троцкий, когда у него было достаточно власти подчинял так называемую, рабочую демократию, партийной диктатуре. После того как великий вождь был лишён своей власти Сталином, троцкизм со своим принципом «рабочей демократии» действует на нервы не только жалким остаткам сталинизма, но и пролетарским революционерам и революционеркам, которые не хотят ничего слышать как о «рабочей демократии», так и о «рабочем государстве», а стремятся положить конец своему пролетарскому состоянию. Ещё раз со всей отчётливостью: В рамках мелкобуржуазной «рабочей демократии» рабочие и работницы избирают «своих» политиков. Большевистская партийная диктатура была вынуждена во время своей госкапиталистической контрреволюции против пролетариата социально ликвидировать уже ограниченную «рабочую демократию», в то время как социальные революционерки и революционеры с сарказмом и иронией смотрят на «рабочую демократию» как на карикатуру революционной классовой борьбы и стремятся к переходу от пролетарской самоорганизации к бесклассовой.
«Рабочая демократия» всегда была бельмом на глазу у большевиков, т.к. они были пионерами пролетаризации и капитализации России. Для организации успешной госкапиталистической эксплуатации была необходима национализация профсоюзной бюрократии. Большевистская партия должна была разрушить социальную основу «рабочей оппозиции», она должна была уничтожить относительную автономию профсоюзных функционеров и функционерок в пользу центрального партийного аппарата и отчистить профсоюзы от левобольшевистских оппозиционеров и оппозиционерок. Одной из первых жертв такой чистки стал председатель Всероссийского союза рабочих-металлистов и член Рабочей оппозиции Медведев. Ленинисты отстранили его от власти бюрократическими методами. В мае 1921 г. на IV Всероссийском съезде союза рабочих-металлистов руководство большевистской партии передало партийной фракции внутри профсоюза список кандидатов, которых партия «рекомендовала» на руководящие посты профсоюза. Уже только этот факт служит доказательством ультра-бюрократического характера режима ещё во время властвования Ленина и Троцкого. Рабочие-металлисты, включая партийную фракцию проголосовали против этого списка. Верховная партийная бюрократия не признала этого решения и назначила сверху своё правление профсоюза. Об этом М. Бринтон в своей книге Большевики и рабочий контроль написал: «Избранные членами профсоюза и переизбранные партийным руководством!» (стр. 130)
Однако одним этим сопротивление Рабочей оппозиции ещё не было полностью сломлено. С 17-25 мая 1921 г. в Москве состоялся IV Всероссийский съезд профсоюзов, на котором Рязанов от имени партийной фракции внёс резолюцию, и которая была одобрена съездом. В резолюции, в частности, говорилось «о партийном диктате и давлении центральных органов партии на ВЦСПС и профсоюзы в целом, высказывались требования невмешательства партии в текущую работу ВЦСПС и создания «нормальных методов пролетарской демократии» при подборе руководящих профсоюзных кадров, которые способны самостоятельно, без партийной опеки, планомерно и спокойно руководить многогранной деятельностью профсоюзов» (История профсоюзов, 4. Всероссийский съезд профсоюзов). Это было настоящим примером большевистского сопротивления против «любимых вождей»! Верховные большевики не могли это оставить просто так без внимания!
М. Бринтон в своей вышеупомянутой книге описывает реакцию партийного руководства на резолюцию, принятую на съезде профсоюзов следующим образом: «Центральный комитет был в негодовании и начал оказывать массивное давление на съезд. Томский, который даже не поддерживал резолюцию, был отстранён от участия в работе съезда и освобождён от должности председателя ВЦСПС. Томский был заменён такими незаурядными профсоюзниками, как Ленин, Сталин и Бухарин, задача которых состояла в укрощении отступившей партийной фракции. Любая дальнейшая профсоюзная деятельность Рязанова была приостановлена.
Под председательством Сталина была создана особенная комиссия, которая должна была расследовать „поведение Томского“. После завершения расследования комиссии было постановлено обличить Томского из-за его „преступной халатности“. Томского отстранили от какой-либо работы в ВЦСПС. Партийную фракцию удалось „уговорить“ отменить своё решение прошедшего дня. Какое давление было оказано на оставшихся делегатов не известно. Но кого это интересует? В 1917 г. лозунг был: „Каждая кухарка должна научиться управлять государством“. В 1921 г. однозначно государство управляло каждой кухаркой!» (Там же стр. 131). В мае 1921 г. огосударствление рабочего класса и профсоюзов в Советской России было в значительной степени завершено.
Сторонники коммунизма рабочих советов из голландской Группы интернациональных коммунистов (ГИК) ещё в далёком 1934 г. в своей брошюре Тезисы о большевизме описывают поведение ленинистов по отношению к профсоюзам следующим образом: «Степень господства и контроля над рабочим классом со стороны большевистской партии определялся также в позиции большевиков в профсоюзном вопросе. В России после захвата большевиками власти и практической национализации и милитаризации рабочего класса профсоюзы окончательно сформировались как рабочие организации. В других странах большевики в результате приняв оборонительную позицию от бюрократическо-реформистских профсоюзных организаций вместо пропаганды разрушения требовали „завоевания“ профсоюзного аппарата. Они были ярыми противникам революционных организаций на производстве, т.к. эти организации олицетворяли собой пролетарскую демократию. Они боролись за захват или создание новых организаций централистической бюрократии, которые они бы могли контролировать со своего командного поста. (Группа интернациональных коммунистов (ГИК), Тезисы о большевизме). Если не брать в расчёт расплывчатую формулировку понятия «пролетарская демократия» как синонима для пролетарской самоорганизации в классовой борьбе – это был хороший анализ.
Разрушение пролетарской самоорганизации для госкапиталистического реакционного большевизма былo жизненно необходимым, точно так же как для продолжения революции требовалось бы разрушение большевистского государственного аппарата. Это революционное разрушение большевистского государства одновременно было бы переходом пролетарской самоорганизации в бесклассовую, т.е. моментом революционного самоупразднения российского пролетариата. Однако такой переход в тогдашней России был невозможен, т.к. социально пролетариат составлял меньшинство населения. Кроме этого, пролетариат в тогдашней России не смог социально-экономически и психологически полностью освободиться от пережитков крестьянства, которое, в свою очередь, было очень привязано к мелкой частной собственности.
Российский пролетариат объективно и субъективно не мог перейти к революционному самоупразднению. С субъективной точки зрения у российского пролетариата отсутствовало чёткое антиполитическое сознание и первоначально у него имелись большие иллюзии по отношению к политическим течениям меньшевизма и большевизма. Однако большевизм также был олицетворением капиталистической политики. Так, большевизму на начальной стадии удалось так долго использовать иллюзии пролетариата пока он достаточно окреп, чтобы подавить любое пролетарское сопротивление своим сильным государственным аппаратом. В конце этого процесса пролетарская самоорганизация русской революции была полностью разрушена.
Большевистскому режиму удалось также использовать другую субъективную слабость пролетарской самоорганизации российского пролетариата – идеологию самоуправления, которая до сих пор представляет опасность для пролетарской классовой борьбы. Эта опасность выражается в том, что органы пролетарской самоорганизации стремятся не к антиполитическому разрушению государства и к коммунистическому преодолению товарного производства, а к пролетарскому самоуправлению в рамках товарного производства и государства. Однако самоуправляемые рабочими коллективами предприятия внутри товарного производства и государства не являются революционными и служат социально-реакционной цели удовлетворения и умиротворения пролетариата со стороны капитала. Фабзавкомы в тогдашней революционной России также свою деятельность ограничивали посредством идеологии самоуправления. Опыт русской революции и других глобальных классовых боёв для сегодняшних социальных революционерок и революционеров должен стать уроком и они должны вести жёсткую борьбу против идеологии и практики самоуправления.
Объективные условия, царившие в тогдашней России, благоприятствовали госкапиталистическому большевизму. Субъективная задача, которую перед собой подставил большевизм, а именно провести госкапиталистическую индустриализацию, подтверждалась объективным уровнем развития производительных сил в стране. Россия объективно была аграрной страной и стояла на пороге индустриализации. После того как большевистскому режиму удалось с помощью пролетариата и крестьянства победить частнокапиталистическую реакцию, он смог подчинить оба класса своему государственному угнетению и эксплуатации. Объективные условия преимущественно докапиталистического состояния российского общества содействовали госкапиталистической субъективности, в то время как из-за этих же предпосылок промышленный пролетариат не был достаточно сильным и пока не полностью эмансипировался от крестьянства. По этим причинам пролетариат в России и потерпел поражение в борьбе против госкапиталистической реакции.
То что большевики были врагами пролетарской самоорганизации, кристаллизовалось сразу же после 25 октября 1917 г. – дня победы ими так называемой «пролетарской революции». Уже 9 ноября декретом большевиков первый совет работников почты и телеграфа был преобразован в народный комиссариат. Одним из оправданий большевистской реакции против рабочих и солдатских советов служил аргумент, что во время Гражданской войны (1918-1921 гг.) не может быть никакой самоорганизации. Однако этот аргумент не выдерживает никакой критики, т.к., во-первых, пролетарская самоорганизация и её преобразование в бесклассовую самоорганизацию является наиважнейшим оружием социальной революции и, во-вторых, бюрократическая контрреволюция ленинистов началась ещё до начала Гражданской войны.
До Октябрьской революции большевики в борьбе против буржуазии и меньшевиков поддерживали и опирались на Фабзавкомы. Захват власти ленинской партийной бюрократией в октябре 1917 г. произошёл также благодаря поддержке революционного движения Фабричных и заводских комитетов. Это движение лучше всех других рабочих организаций олицетворяло в себе непосредственную пролетарскую самоорганизацию и, как следствие этого, они стали первой жертвой партийной диктатуры. Лицом к лицу ленинисты хотели показать, что поддерживают Фабзовкомы - за спиной пытались ползуче задушить их. Самым первым наступлением на движение Фабзавкомов была попытка подчинить их профсоюзам.
28 ноября 1917 г. на совещании Всероссийского Совета рабочего контроля большевик Ларин заявил: «Профессиональные союзы представляют общеклассовый интерес, а фабрично-заводские комитеты – особые интересы своего завода, поэтому последние должны быть подчинены профессиональным союзам». Представитель Фабзавкомов Животов встал на защиту пролетарской самоорганизации: «Фабзавкомы знают лучше ситуацию на предприятиях от станка и от жизни, и этим определяется их первенствующая роль в контроле. Обязанности контроля на каждом предприятии должны осуществлять Фабзавкомы. Комитеты отдельных городов должны объединиться и получить право осуществлять координацию на региональном уровне». (Октябрьская Революция и Фабзавкомы. Материалы по истории фабрично-заводских комитетов. Часть 3. стр. 135–136)
Однако большевики задушили самую непосредственную форму самоорганизации производителей и производительниц тем, что они подчинили движение Фабзавкомов профсоюзной бюрократии. Морис Бринтон так писал об этом: «Созыв Всероссийского совещания Совета рабочего контроля был явно попыткой покончить с движением Фабзавкомов. Эта попытка имела частичный успех. Хотя комитеты и продолжили свою агитацию, их голос все же не находил отклика на совещании, т.к. на нём доминировали представители партии. В январе 1918 г. большевик Рязанов говорил, что фракция представителей Фабзавкомов провела всего одно совещание. а в мае 1918 г. ни разу не совещалась. Согласно другому источнику они не смогли собрать необходимое большинство. С уверенностью можно сказать, что она никогда по-настоящему не работала. Трудно сказать, что стало причиной слабости движения. Была ли это систематическая обструкция и бойкот со стороны большевиков или бюрократическая смирительная рубашка, в которую было загнано движение и которую оно так и не смогло скинуть. Оба фактора играли свою роль». (Maurice Brinton, Die Bolschewiki und die Arbeiterkontrolle (Большевики и рабочий контроль)
5 декабря 1917 г. правительство издало декрет о создании Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ), задачей которого было планирование народного хозяйства и государственных финансов. ВСНХ было прикреплено к правительству, и в него вошли несколько членов Всероссийского совета рабочего контроля, множество бюрократов из правительства и назначенные сверху экономисты. Вот что пишет Морис Бринтон в своей книге Большевики и рабочий контроль. Государство и контрреволюция о процессах бюрократической контрреволюции: «В начале руководство ВСНХ контролировалось левыми большевиками. Председателем был Осинский, в правление входили Бухарин, Ларин, Сокольников, Милютин и Шмидт. Несмотря на левое правление новая инстанция поглотила Всероссийский совет рабочего контроля ещё до того, как состоялось его первое заседание. Этот шаг большевиками был открыто обоснован как «мера в целях стабилизации экономики». Этот шаг, в свою очередь, ослабил Фабзавкомы. Как позднее говорил Ленин: „От рабочего контроля мы шли к созданию Высшего совета народного хозяйства“. Этот совет однозначно должен был заменить и упразднить рабочий контроль.
Здесь мы видим начало процесса, который в течение короткого промежутка времени перешёл от мощного движения Фабзавкомов (движение, которое коренным образом изменило производственные отношения) к неприкосновенному преобладанию бюрократической и монолитной инстанции (партии) над всеми экономическими аспектами. Так как эта инстанция не имела опоры в сфере производства, то своё господство она могла распространить только авторитарными методами. Наращивания иерархических структур в производстве было необходимым следствием наращивания влияния классового государства. На первой стадии этого процесса Фабзавкомы были подчинены Всероссийскому совету рабочего контроля, где влиятельные позиции имели профсоюзы, которые, в свою очередь, находились под сильным большевистским давлением. На второй стадии, которая началась непосредственно после первой, произошло включение Всероссийского совета рабочего контроля в ВСНХ, в котором профсоюзы имели ещё больше влияния и в который напрямую входили представители государства (т.е. партии). Вначале ВСНХ разрешили иметь лево-коммунистическое правление, которое позднее было отозвано. Была начата долгосрочная кампания по ограничению влияния профсоюзов, которые как бы не было находились под прямым воздействием рабочего класса. Важной задачей была передача нитей правления производством из рук профсоюзов в руки партийных представителей. Эти менеджеры и управляющие, которые назначались исключительно сверху стали основой новой бюрократии.
Каждому из этих шагов оказывалось сопротивление, но без успеха. Каждый раз противник представлялся под прикрытием новой пролетарской власти, и после каждого поражения для рабочих становилось всё труднее определять рамки производства, т.е. изменять производственные отношения. До того момента пока не произошло изменение производственных отношений, не взирая на всю пропаганду вождей, никто не мог утверждать, что революция достигла своих социалистических целей. Это и является наиважнейшим уроком русской революции». (Maurice Brinton, Die Bolschewiki und die Arbeiterkontrolle. Der Staat und die Konterrevolution, (Большевики и рабочий контроль. Государство и контрреволюция). Бринтон очень хорошо описывает бюрократическую контрреволюцию против пролетарской самоорганизации, но он не анализирует слабость тогдашних Фабзавкомов, а именно отсутствие ясного антиполитического сознания и недостаточная критика товарного производства. Эта слабость содействовала большевистской контрреволюции в борьбе против пролетарской революции.
Любое сопротивление большевистской партийной диктатуре жестоко подавлялось вне зависимости от того, была ли эта буржуазно-монархистская контрреволюция или социально-революционная оппозиция. К социально-революционной оппозиции большевизму в советской России однозначно принадлежали российские анархо-синдикалисты. Бывший анархо-синдикалист Владимир Шатов называл профсоюзы «ходящими трупами» и призывал рабочих «организоваться на местах и создать новую свободную Россию без бога, царя и профсоюзных начальников». Когда большевистский партийный функционер Рязанов отклонил нападки Шатова, на его защиту встал его товарищ Максимов, который сказал, что «аргументы большевиков похожи на аргументы холёных интеллигентов, которые никогда не горбатились и поэтому не имеют никакого представления о жизни рабочих». Анархо-синдикалист Лаптев обратился к собранию со словами: «Не только интеллигенция, но и массы делала революцию, поэтому Россия должна прислушиваться к голосу масс, к голосу снизу» (Пол Эврич, Русские анархисты. 1905-1917).
Морис Бринтон о выступлении анархо-синдикалистов на Всероссийском собрании писал: «В анархо-синдикалистской резолюции, которая требовала и подчёркивала настоящий рабочий контроль, а не государственный была и которая была отклонена большинством голосов, говорилось: „необходимо незамедлительно организацию производства, транспорта и распределения передать в руки рабочих масс, а не в руки государства или аппарата служащих“. Анархо-синдикалистов поддерживали шахтёры Донбасса, работники цементных заводов Екатеринодара и Новосибирска и железнодорожники Москвы» (Морис Бринтон, Большевики и рабочий контроль, стр. 65/66).
На этих примерах мы отчётливо видим, что российский анархо-синдикализм во время русской революции в противоположность к сегодняшнему антиреволюционному профсоюзно-фетишистскому анархо-синдикализму был социально-революционным течением и выступал за преодоление профсоюзов посредством пролетарской и бесклассовой самоорганизации. Поэтому он и почувствовал на себе весь кровавый террор большевистской тайной полиции ЧК. Уже в ночь с 11 на 12 апреля 1918 г. ЧК направила свой кровавый террор против 26 мест собраний анархистов и анархисток в Москве. 40 анархистов и анархисток было убито, около 500 арестовано.
В противовес к этому самозванный борец против «сталинской бюрократии», Троцкий, в промежутке между 1917-1921 гг. в борьбе между пролетарской самоорганизацией и партийной диктатурой однозначно стоял на стороне партийной бюрократии, частью которой он сам и являлся. Он вместе Ленином (частично до него) были самыми авторитарными бюрократами. Здесь мы бы хотели противопоставить всем идеализациям троцкистов, троцкисток и левых коммунистов реальный ход истории.
Во время доклада на Московской Городской Конференции РКП 27 марта 1918 г. в своей речи Труд, дисциплина, порядок Троцкий говорил: «Выборная коллегия, состоящая из самых лучших представителей рабочего класса, но не обладающих необходимыми техническими познаниями, не может заменить одного техника, который прошел специальную школу и который знает, как выполнять данное специальное дело. Тот разлив коллегиальности, который ныне наблюдается у нас во всех областях, является естественной реакцией молодого революционного, вчера еще угнетенного класса, который отбрасывает единоличное начало вчерашних повелителей, хозяев, командиров и везде ставит своих выборных представителей. Это, говорю я, совершенно естественная и в источниках своих здоровая революционная реакция. Но это не есть последнее слово хозяйственного государственного строительства пролетариата.(Л. Троцкий, Труд, дисциплина и порядок спасут Советскую республику). Как мы видим, этот доклад был примером самой отвратительной демагогии. Видно, что смыслом этого обращения было не поставить управляющих и технократов под контроль рабочих советов, а вернуть им старую власть под надзором ленинистской партийной бюрократии сверху, которая и удушила пролетарскую самоорганизацию.
В апреле 1918 г. Ленин в своей работе Очередные задачи Советской власти ещё отчётливее чем Троцкий писал: «Революция только что разбила самые старые, самые прочные, самые тяжелые оковы, которым из-под палки подчинялись массы. Это было вчера. А сегодня та же революция и именно в интересах ее развития и укрепления, именно в интересах социализма, требует беспрекословного повиновения масс единой воле руководителей трудового процесса» (В.И. Ленин, Очередные задачи Советской власти).
На самом деле постулаты ленинской теории были реализованы на практике ещё до опубликования вышеупомянутого памфлета. 3 марта 1918 г. Всероссийский совет народного хозяйства ВСНХ постановил, что «на каждом предприятии необходимо назначить представителя правительства - комиссара, который получит право контроля над обоими директорами по технической и управленческой части». В марте 1918 г. также из правления ВСНХ были исключены «левые коммунисты» Осинский, Бухарин, Ломов и Смирнов и заменены на «умеренных» Милютина и Рыкова. С апреля в советской промышленности была введена сдельная заработная плата. Таким образом, рабочий класс опять был подчинён полностью буржуазному командованию и госкапиталистической эксплуатации, т.к. 28 июня бюрократическим декретом большевистская власть перешла к национализации всей крупной промышленности. Буржуазные силы опять оказались над пролетариатом.
Морис Бринтон писал об этом: «Неудивительного, что буржуазия с облегчением вздохнула, когда увидела, что вожди революции хотят „перейти не более, чем к национализации“ и что отношения между отдающими приказы и выполняющими их в промышленности и в других местах остаются непоколебимыми. То, что буржуазия отчаянно боролась за возвращение своего имущества соответствует действительности. Гражданская война оказалась длительной кровавой авантюрой. Однако тысячам из тех, кто более или менее принадлежал к классу лишённых собственности буржуазии, очень скоро была предложена возможность вернуться в „цитадель революции“, конечно через заднюю дверь и перенять роль управляющих рабочими процессами в „рабочем государстве“. Они сразу же усердно взялись за работу. Они толпами вступили в партию и решили сотрудничать с ней и циничным образом приветствовали каждое высказывание Ленина и Троцкого, которое содействовало установлению „рабочей дисциплины“ или „единоличному правлению“. Очень многие были назначены на высокие посты в промышленности. Самая „образованная“ и техническими знаниями одарённая часть „экспроприированного класса“ срослась с „новой политическо-администартивной элитой“, которая сама образовывала костяк внутри партии и опять добилась ведущих позиций внутри производственных отношений». (Морис Бринтон, Большевики и рабочий контроль, стр. 17)
В то время как старые буржуазные силы уже в марте 1918 г. частично вливались в ряды ленинской бюрократии, один из верховных бюрократов, Троцкий, в ответ на стремления пролетариата к самоорганизации с издёвкой говорил: «Вчера еще человек массы, он был ничем, рабом царя, дворянства, бюрократии, придатком машины фабрикантов. В крестьянском быту он был только тяглецом, плательщиком налогов. Сегодня, освободившись от этого, он впервые почувствовал себя личностью и начинает думать, что он - все, что он - центр мироздания.» (Л. Троцкий, Труд, дисциплина и порядок спасут Советскую республику)
В июле 1920 г. вышла в свет книга Троцкого Терроризм и коммунизм. Эта книга является совершенным по форме произведением бюрократической идеологии. Троцкий писал: «Самый принцип трудовой повинности является для коммуниста совершенно бесспорным: "Кто не работает, тот не ест". А так как есть должны все, то все обязаны работать. Трудовая повинность начертана в нашей Конституции*133 и в Кодексе труда*134. Но до сих пор она оставалась лишь принципом. Применение ее имело случайный, частичный, эпизодический характер. Только сейчас, когда мы вплотную подошли к вопросам хозяйственного возрождения страны, вопросы трудовой повинности встали перед нами во всей своей конкретности. Единственное и принципиально, и практически правильное разрешение хозяйственных трудностей состоит в том, чтобы рассматривать население всей страны, как резервуар необходимой рабочей силы - источник почти неисчерпаемый, - и внести строгий порядок в дело ее учета, мобилизации и использования. (…) Проведение трудовой повинности немыслимо без применения - в той или другой степени - методов милитаризации труда. (…) Без трудовой повинности, без права приказывать и требовать исполнения, профессиональные союзы превратятся в простую форму без содержания, ибо строящемуся социалистическому государству профессиональные союзы нужны не для борьбы за лучшие условия труда - это есть задача общественной и государственной организации в целом, - а для того, чтобы организовать рабочий класс в производственных целях, воспитывать, дисциплинировать, распределять, группировать, прикреплять отдельные категории и отдельных рабочих к своим постам на определенные сроки, - словом, рука об руку с государством, властно вводить трудящихся в рамки единого хозяйственного плана. (…) Было бы поэтому грубым заблуждением смешивать вопрос о господстве пролетариата с вопросом о рабочих коллегиях во главе заводов. Диктатура пролетариата выражается в уничтожении частной собственности на средства производства, в господстве над всем советским механизмом коллективной воли трудящихся, но никак не в форме управления отдельными хозяйственными предприятиями». (Л. Троцкий, Терроризм и коммунизм)
Весной 1920 г. Троцкий был назначен наркомом путей сообщения и получил особые полномочия для восстановления железной дороги, которая из-за Гражданской войны находилась в состоянии разрухи. Политбюро большевиков предоставило Троцкому возможность на практике реализовать свою теорию милитаризации труда. Он сразу же подчинил рабочих и работниц железной дороги законам военного времени. Профсоюз работников выразил протест против его бюрократическо-военных методов. На что Троцкий с согласия и ведома ЦК сменил руководство профсоюза, нарушив принцип выборности. В сентябре 1920 года в порядке милитаризации транспорта Троцкий инициировал создание Центрального комитета объединённого профессионального союза работников железнодорожного и водного транспорта (Цектран). Фактически этот профсоюз был принудительным объединением комиссариата по транспорту, профсоюза работников железной дороги и партийных органов в этой области промышленности в одну организацию. Троцкий становится председателем Цектрана. Хотя методы Троцкого привели в движение железнодорожные поезда, но также это стало причиной растущего недовольства госкапиталистической партийной диктатуры.
8-9 ноября 1920 г. на пленуме Центрального Комитета РКП(б) вспыхивает так называемая Дискуссия о профсоюзах. 9 ноября Троцкий выносит на обсуждение «черновой набросок тезисов» Профсоюзы и их дальнейшая роль. В ней, в частности, говорится о «немедленной необходимости заняться реорганизацией профсоюзов, т.е. поменять их руководство». На пленуме ЦК Троцкий также угрожал другим профсоюзам «перетряхнуть» их, как он это сделал с профсоюзом работников железных дорог. Он говорил о необходимости заменить «безответственных агитаторов» на «сознательных производственных профсоюзников». Однако поставленные на голосование тезисы Троцкого были отклонены большинством. Ленин на пленуме открыто отмежевался от методов Троцкого. Было заявлено о необходимости создания «буферной группы», которая постановила «не выносить на широкое обсуждение разногласия» и «сделать деловой, не полемический доклад». В окончательной форме большинством была принята немного умеренная резолюция Ленина, в которой защищаются «здоровые формы милитаризации труда». Основной причиной отмежевания от ультра-бюрократических тезисов Троцкого у Ленина и товарищей были обоснованные опасения, что они могут вызвать недовольство внутри партии и у рабочего класса.
20 декабря 1920 г. во время своего выступления Троцкий говорил, что «способный иерархически организованный аппарат чиновников имеет свои преимущества. Россия, как он неоднократно утверждал, страдает не от избытка, а от недостатка эффективной бюрократии». «Милитаризация профсоюзов и милитаризация транспорта требовала внутреннюю идеологическую милитаризацию». После того как большевистские руководители опять пожурили Троцкого за его ультра-бюрократическую позицию, он напомнил Ленину и другим членам ЦК о том, «как часто в разговорах с глазу на глаз они поддерживали его идею действовать резко и без оглядки на демократическую тактичность. Утверждения с их стороны, что они защищают от него демократические принципы являются предательскими». (Isaac Deutscher, Trotzki. Der bewaffnete Prophet (Троцкий. Вооружённый пророк), Издательство W. Kohlhammer, 1972 г., стр. 471). Троцкий правильно возмущался по поводу поведения большинства членов ЦК, т.к. как сами члены ЦК, так и Троцкий стояли на фундаменте госкапиталистической партийной диктатуры, которая проходилась катком по любой форме пролетарской самоорганизации. Упрёки со стороны других ленинистов в вопросе несоблюдения Троцким «демократических принципов» были лицемерием чистой воды.
Ленин рассматривал профсоюзы, как «ближайших и непременных сотрудников госвласти, которой руководит во всей ее политической и хозяйственной работе сознательный авангард рабочего класса, компартия». Профсоюзы верховный большевик видел в роли «связующего звена» между партией и рабочим классом. «Партия, это — непосредственно правящий авангард пролетариата, это — руководитель. Исключение из партии, а не принуждение — вот специфическое средство воздействия, средство очищения и закала авангарда. Профсоюзы — резервуар государственной власти, школа коммунизма, школа хозяйничанья. В этой области специфическое и главное есть не управление, а «связь» «между центральным» (и местным, конечно, тоже) «государственным управлением, народным хозяйством и широкими массами трудящихся» (как говорит наша программа партии, § 5 экономической части, посвященный профсоюзам)» (В.И. Ленин, Еще раз о профсоюзах, о текущем моменте и об ошибках тт. Троцкого и Бухарина).
В противоположность Троцкому Ленин подчёркивал, что профсоюзы не должны быть инструментом государства. 30 декабря 1920 г. на заседании делегатов VIII съезда советов членов ВЦСПС и МГСПС - членов РКП(б) Ленин, критикуя ведущую к «расколу» позицию Троцкого, которая заключалась в том, что раз государство рабочее и буржуазии нет, то и профсоюзам защищать рабочий класс не от кого, подчёркивал: «Наше теперешнее государство таково, что поголовно организованный пролетариат защищать себя должен, а мы должны эти рабочие организации использовать для защиты рабочих от своего государства и для защиты рабочими нашего государства». (В.И. Ленин, О профессиональных союзах, о текущем моменте и об ошибках т. Троцкого). Это было признанием Ленина того факта, что между государством и классом рабочих и работниц имелись противоречия интересов. О последствиях этого конфликта Ленин не отдавал ни себе, ни перед партией никакого отчёта. Однако Ленин в вопросе так называемой дискуссии о профсоюзах вёл борьбу не только против ультра-бюрократической позиции Троцкого, но и против внутрипартийной оппозиции, которая требовала больше власти для профсоюзов в вопросе принятия решений. Большевистский вождь также считал, что правильная политика в области заработной платы «может содействовать повышению дисциплины труда и поднятию производительности». Дальше верховный большевик отмечал: «Неоспоримы решения насчет милитаризации труда и т. д., и нет мне ни малейшей надобности брать назад мои насмешки над ссылками на демократизм со стороны тех, кто эти решения оспаривал. Вытекает отсюда только то, что в рабочих организациях мы будем расширять демократизм, отнюдь не делая из него фетиша». (В.И. Ленин, О профессиональных союзах, о текущем моменте и об ошибках т. Троцкого). Мелкобуржуазный радикал Ленин хорошо усвоил урок крупной буржуазии о том, что демократия является формой властвования и идеологией.
Таким образом, Ленин стоял на центристской позиции между тотальной партийной диктатурой и демократическим режимом в экономике. Однако демократический режим в экономике (производственные советы, «независимые профсоюзы», право на проведение забастовок) также является формой властвования капитала над пролетариатом, точно также как в позициях Ленина выражалось властвование государственного капитала над рабочим классом. Находящаяся в стадии формирования госкапиталистическая партийная диктатура со своим «ультрацентрализмом» была несовместима с демократическим режимом в экономике. Так, хотя Ленин и победил Троцкого в профсоюзной дискуссии, но только на идеологическом уровне, на практике же именно позиция Троцкого была воплощена в жизнь, в начале даже при помощи Ленина! Сталин довёл дело огосударствления профсоюзов до конца.
В конце 1919 г. в начале 1920 г. внутри РКП(б) возникла лево-большевистская Рабочая оппозиция. Эта оппозиция требовала передать контроль над всей экономикой профсоюзам, Фабзавкомам и Всероссийскому съезду производителей. Видными деятелями Рабочей оппозиции были А. Шляпников, С. Медведев, А. Коллонтай, Ю. Лутовинов. Географически Рабочая оппозиция концентрировалась на юго-востоке европейской части России, на Донбассе, на Дону, Кубани и в Самарской губернии. В Самаре оппозиция фактически контроллировала всю партийную организацию, а на Украине до начала переформирования партии Рабочая оппозиция имела большинство во всей республике. Одним из важнейших центров Рабочей оппозиции была Московская губерния, где она контролировала около четверти голосов всей партийной организации.
Левобольшевистская «рабочая оппозиция» являлась выражением пролетарского недовольства по поводу становления госкапиталистического классово общества. При том, что это недовольство было сильно ослаблено и фильтровалось бюрократическими интересами. Так как в большинстве своём вожди «рабочей оппозиции» были профсоюзными бюрократами, которые посредством своей оппозиции защищали свою собственную автономию от нападок центральной партийной бюрократии.
Противоречивый характер «рабочей оппозиции» наилучшим образом находит место в программном тексте Александры Коллонтай. Коллонтай правильно рефлексирует конфликт между классом рабочих и работниц и госкапиталистической партийной диктатуры: «Рабочие через рабочую оппозицию вопрошают: кто мы? Действительно ли мы хребет классовой диктатуры или же мы безвольное стадо, быдло, которое служит подпоркой для тех, кто, оторвавшись от масс и угнездившись под надежную сень партийной вывески, творит политику и строит хозяйство без нашего руководительства, без нашего классового творчества?» (А. Коллонтай, Рабочая оппозиция, стр. 180). Здесь мы видим, что Коллонтай находилась под сильным влиянием марксистской идеологизации диктатуры пролетариата в форме «рабочего государства», и эту идеологию сравнивает сейчас с настоящей партийной марксистской диктатурой.
Ко всему прочему Коллонтай была настоящей большевичкой, у которой в вопросе своей оппозиции к Ленину и Троцкому были большие морально-этические проблемы. Как типичная защитница партийной марксистской идеологии она пыталась своё душевное состояние представить как эмоциональное самочувствие рабочего класса. «Но когда масса волнуется, шевелит мозгами, когда она упрямо голосует против любимых вождей, часто подавляя чувство личной симпатии к ним, - тогда дело становится серьезным». (Там же стр. 167). При такой порции угодничества серьёзная оппозиция была просто невозможна. В конце 20-х она освободилась от своих душевных мук и умиротворилась с партийной бюрократией уехав на долгие годы работать послом в заграницу.
Конечно, у пролетариев и пролетарок были совсем другие проблемы, чем у Коллонтай. И они во время Кронштадтского восстания в марте 1921 г. в своих резолюциях и декларациях нашли очень меткие слова против диктатуры большевистской партийной бюрократии. Однако мы также очень далеки от идеализации и идеологизации Кронштадтского восстания. Можно с уверенностью сказать, что представляемое некоторыми анархистами и анархистками частично ещё в январе 1918 г. требование о необходимости разрушения профсоюзов в начале 20-х не было больше частью коллективного сознания революционных сил русского пролетариата. Они противопоставляли государственным большевистским профсоюзам требование о «свободных профсоюзах». Объективно это было не революционное, а буржуазно-демократическое требование. Даже если участники и участницы Кронштадтского восстания выступали против демократического парламентаризма, в вопросе профсоюзов они разделяли демократическую позицию. Несмотря на эти и другие слабости Кронштадтское восстание было последним выступлением революционного пролетариата против госкапиталистической партийной диктатуры.
После того как большевики подавили Кронштадтское восстание, кстати, с помощью оппозиционных левых большевиков, верховные бюрократы смогли свергнуть оппозиционных профсоюзных бюрократов. В июле 1920 г. на Втором конгрессе Коммунистического Интернационала Троцкий на критику Рабочей оппозиции ответил защитой партийной диктатуры следующими словами: «Рабочая оппозиция выступила с опасными лозунгами. Они превратили в фетиш демократические принципы. Они поставили право рабочих выбирать представителей как бы выше партии, как если бы партия не была уполномочена устанавливать свою диктатуру, даже если эта диктатура временно и вступает в противоречие с преходящими настроениями рабочей демократии. Необходимо создать у нас осознание этого исторического неотъемлемого права партии. …Партия вынуждена поддерживать свою диктатуру несмотря на временные колебания стихийных настроений масс, несмотря на временные колебания даже в рабочем классе. Осознание этого для нас является необходимым объединяющим элементом. Диктатура не основывается в каждый данный момент на формальном принципе рабочей демократии, хотя рабочая демократия, разумеется, является единственным методом, с помощью которого массы можно все больше и больше вовлекать в политическую жизнь». Таким образом, Троцкий, когда у него было достаточно власти подчинял так называемую, рабочую демократию, партийной диктатуре. После того как великий вождь был лишён своей власти Сталином, троцкизм со своим принципом «рабочей демократии» действует на нервы не только жалким остаткам сталинизма, но и пролетарским революционерам и революционеркам, которые не хотят ничего слышать как о «рабочей демократии», так и о «рабочем государстве», а стремятся положить конец своему пролетарскому состоянию. Ещё раз со всей отчётливостью: В рамках мелкобуржуазной «рабочей демократии» рабочие и работницы избирают «своих» политиков. Большевистская партийная диктатура была вынуждена во время своей госкапиталистической контрреволюции против пролетариата социально ликвидировать уже ограниченную «рабочую демократию», в то время как социальные революционерки и революционеры с сарказмом и иронией смотрят на «рабочую демократию» как на карикатуру революционной классовой борьбы и стремятся к переходу от пролетарской самоорганизации к бесклассовой.
«Рабочая демократия» всегда была бельмом на глазу у большевиков, т.к. они были пионерами пролетаризации и капитализации России. Для организации успешной госкапиталистической эксплуатации была необходима национализация профсоюзной бюрократии. Большевистская партия должна была разрушить социальную основу «рабочей оппозиции», она должна была уничтожить относительную автономию профсоюзных функционеров и функционерок в пользу центрального партийного аппарата и отчистить профсоюзы от левобольшевистских оппозиционеров и оппозиционерок. Одной из первых жертв такой чистки стал председатель Всероссийского союза рабочих-металлистов и член Рабочей оппозиции Медведев. Ленинисты отстранили его от власти бюрократическими методами. В мае 1921 г. на IV Всероссийском съезде союза рабочих-металлистов руководство большевистской партии передало партийной фракции внутри профсоюза список кандидатов, которых партия «рекомендовала» на руководящие посты профсоюза. Уже только этот факт служит доказательством ультра-бюрократического характера режима ещё во время властвования Ленина и Троцкого. Рабочие-металлисты, включая партийную фракцию проголосовали против этого списка. Верховная партийная бюрократия не признала этого решения и назначила сверху своё правление профсоюза. Об этом М. Бринтон в своей книге Большевики и рабочий контроль написал: «Избранные членами профсоюза и переизбранные партийным руководством!» (стр. 130)
Однако одним этим сопротивление Рабочей оппозиции ещё не было полностью сломлено. С 17-25 мая 1921 г. в Москве состоялся IV Всероссийский съезд профсоюзов, на котором Рязанов от имени партийной фракции внёс резолюцию, и которая была одобрена съездом. В резолюции, в частности, говорилось «о партийном диктате и давлении центральных органов партии на ВЦСПС и профсоюзы в целом, высказывались требования невмешательства партии в текущую работу ВЦСПС и создания «нормальных методов пролетарской демократии» при подборе руководящих профсоюзных кадров, которые способны самостоятельно, без партийной опеки, планомерно и спокойно руководить многогранной деятельностью профсоюзов» (История профсоюзов, 4. Всероссийский съезд профсоюзов). Это было настоящим примером большевистского сопротивления против «любимых вождей»! Верховные большевики не могли это оставить просто так без внимания!
М. Бринтон в своей вышеупомянутой книге описывает реакцию партийного руководства на резолюцию, принятую на съезде профсоюзов следующим образом: «Центральный комитет был в негодовании и начал оказывать массивное давление на съезд. Томский, который даже не поддерживал резолюцию, был отстранён от участия в работе съезда и освобождён от должности председателя ВЦСПС. Томский был заменён такими незаурядными профсоюзниками, как Ленин, Сталин и Бухарин, задача которых состояла в укрощении отступившей партийной фракции. Любая дальнейшая профсоюзная деятельность Рязанова была приостановлена.
Под председательством Сталина была создана особенная комиссия, которая должна была расследовать „поведение Томского“. После завершения расследования комиссии было постановлено обличить Томского из-за его „преступной халатности“. Томского отстранили от какой-либо работы в ВЦСПС. Партийную фракцию удалось „уговорить“ отменить своё решение прошедшего дня. Какое давление было оказано на оставшихся делегатов не известно. Но кого это интересует? В 1917 г. лозунг был: „Каждая кухарка должна научиться управлять государством“. В 1921 г. однозначно государство управляло каждой кухаркой!» (Там же стр. 131). В мае 1921 г. огосударствление рабочего класса и профсоюзов в Советской России было в значительной степени завершено.
Сторонники коммунизма рабочих советов из голландской Группы интернациональных коммунистов (ГИК) ещё в далёком 1934 г. в своей брошюре Тезисы о большевизме описывают поведение ленинистов по отношению к профсоюзам следующим образом: «Степень господства и контроля над рабочим классом со стороны большевистской партии определялся также в позиции большевиков в профсоюзном вопросе. В России после захвата большевиками власти и практической национализации и милитаризации рабочего класса профсоюзы окончательно сформировались как рабочие организации. В других странах большевики в результате приняв оборонительную позицию от бюрократическо-реформистских профсоюзных организаций вместо пропаганды разрушения требовали „завоевания“ профсоюзного аппарата. Они были ярыми противникам революционных организаций на производстве, т.к. эти организации олицетворяли собой пролетарскую демократию. Они боролись за захват или создание новых организаций централистической бюрократии, которые они бы могли контролировать со своего командного поста. (Группа интернациональных коммунистов (ГИК), Тезисы о большевизме). Если не брать в расчёт расплывчатую формулировку понятия «пролетарская демократия» как синонима для пролетарской самоорганизации в классовой борьбе – это был хороший анализ.
