afa-punk-23
22-07-2017 09:10:23
С незапамятных времён одним из центральных вопросов всех философских систем был вопрос о том, какова природа человека: изначально добрая или изначально злая?Изначально нейтральная и имеющая предрасположенности как к злу, так и к добру, или одновременно добрая и злая?
Ответы на этот вопрос, в конечном счёте, сформировали все существующие политические дискурсы. Так, например, если человек по природе таков, каким его видит Макивелли в "Государе" (слаб, труслив, пассивен, лицемерен, ничтожен, ленив, и тд.), это означает, что ему требуется твёрдая рука сурового царя. Напротив, если человек таков, каким его видит Кропоткин, нет никаких оснований для господства над ним: он сам не только способен, но и склонен к свободе, взаимной помощи и труду.
Верно и обратное: то, как выглядит политический режим, указывает на то, как в нём понимается человек. Достаточно оглядеть окружающее городское пространство, чтобы многое сразу стало понятно.
Так, если город всё больше напоминает исправительную колонию, значит вы оказались там, где действует презумпция виновности и система превентивных мер против ваших несомненных грядущих преступлений. Ведь вы наверняка - жулик и подлец.
Здесь каждый шаг не просто контролируется тысячей камер, но и влечёт за собой окрики как полицейских, так и самих граждан (в каждого из которых также встроен исправный полицейский);
Здесь в каждой университетской аудитории установлены камеры и стены всё чаще сделаны из стекла;
Здесь в магазине охранник подходит к вам вплотную, пока вы выбираете нужную вещь на стенде и стоит, пока вы не закончите;
Здесь вы не можете позволить себе даже выбрать траекторию движения по городу: всё, кроме проспектов и улиц, имплицитно табуировано, и потому похоже на минное поле, где вас ждут конфликты с блюстителями
его табуированности: даже если у вас чемодан регалий и стопка свидетельств о том, что вы, скажем, фотограф или архитектор, шаг за пределы "легитимных пространств", быстро регистрируется зоркими глазами соотечественников и влечёт за собой последствия в диапазоне от замечаний и вопросов - до вызова милиции. Потому что приличные люди ходят только из пункта А в пункт Б, в магазин, и туда, где живут. Всё остальное - удел бандитов.
Здесь вас всё время подозревают.
Потому что без камеры и стеклянной стены занятия в ВУЗе тут же превратятся в Содом, Гоморру и рассадник коррупции одновременно. Потому что если вы стоите перед каким-то домом, вы не просто размышляете и созерцаете, вы задумываете что-то гадкое и несомненно противоправное.
Потому что любой человек в магазине при первой возможности ворует. Потому что нормальным людям нечего шляться по городу просто так, а надо заниматься делами (желательно на благо семьи и Родины).
Потому что люди таковы по природе, что за ними глаз да глаз.
Это вам с готовностью подтвердит любой студент или школьник, потому что это именно то редкое знание, которое из школы выносят даже двоечники и прогульщики.
И, кажется, именно на нём держится лояльность к любому авторитарному режиму: ведь он - зло куда меньшее, чем то, что начнётся без него. Ведь лучше тотальный контроль, чем тотальный бардак. Ведь лучше профилактика, чем последствия. Ведь лучше пересажать, чем недосажать. Ведь главное - это стабильность и порядок.
Анализируя тексты Кафки, Д.Агамбен заметил одну важную вещь: если процесс начался, вы уже виновны. "Именно обвинение, а не вина и не наказание обуславливает судебный процесс".
В России Процесс в той или иной мере шёл всегда, но в фазу особенной интенсивности он вошёл именно в путинскую эпоху. Именно в ней всё обросло заборами и сигнализациями,камерами и стёклами;
именно в ней мы все неожиданно превратились в потенциальных преступников - воров, мерзавцев, уродов, предателей, вредителей и врагов народа.
И только светлая и строгая отеческая рука - бережёт нас от того, чтобы потенциальное становилось актуальным, и чтобы мы пустились следовать своей гнусной природе.
Публичные места всё больше походят на исправительные учреждения, а город - на подготовку к зоне (возможно поэтому в нём так часто теперь крутят тюремный шансон).
Но всё это - конечно, ради нашего блага. Это неизбежно, ведь мы - невежественная и косная чернь. И вам с готовностью объяснит это любой охранник, который сочтёт вас подозрительным. Ведь сегодня охранник - это совсем не функция и не вспомогательная роль - как может показаться на первый взгляд. Сегодня каждый охранник понимает, что на него возложена особенная миссия. Охранник в современной России - это почти жрец, главный служитель Родины - потому что в основе всей её машины лежит представление о гнусности человека, а значит - также и идея святости и почётности контроля. Охранник служит Родине куда больше профессора, врача, художника и прочего опасного и дегенеративного плебса. Он издали угадывает и предотвращает ваше - несомненно задуманное- преступление.
И общество ему благодарно. Теперь оно может спать спокойно. И потому к закрытию клеток общество относится с пониманием. Ведь каждый человек - без пяти минут преступник. Но не только. Кроме этого он - младенец, нуждающийся в заботе. Как ему обойтись без строгого, но справедливого отеческого ока?
Ведь если открыть крыши, он оттуда упадёт, если не запирать дверей, он споткнётся и ушибётся, если не поставить над ним стражника, он свернёт себе шею или подавится шнурками с собственных ботинок, или лампочкой, если не связать ему руки, он сразу же сунет в розетку столовую вилку.
И только крепкий родительский контроль поможет ему не убиться, а встать на ножки, чтобы, налившись здоровым румянцем на радость великой державе - уверенно идти за ручку в светлое будущее, видимое только большим - вождям.
Почти-преступник и младенец - единственные два (строгих) режима, в которых мы можем быть восприняты в путинской России. Минимальная попытка вырваться из них - интерпретируется либо в терминах преступления, либо в терминах баловства и невоспитанности. А значит, нужны колючая проволока и ремень.
Во всей этой новой антропологии страшно, главным образом одно: её перформативность. За последние 20 лет российское общество настолько усвоило этот взгляд на себя, что теперь само готово защищать и отстаивать его, и самостоятельно вести себя на порку, и раболепно целовать отцовский ремень. В эти годы особенно страшно читать Бакунина, потому что он пишет о каком-то странном народном инстинкте свободы и солидарности, и эти слова подтверждают слишком многие его современники.
Изучая механизмы государственной идеологии, Альтюссер работал с понятием интерпелляции. Он считал, что субъекты производятся окриком власти, когда откликаются на него. Тем самым они признают, что окрик обращён к ним, и они именно таковы, как он их именует. После этого они обречены на предписанную им роль - в нашем случае - на роль потенциального преступника или младенца.
Всё это чем-то похоже на гоголевский "Вий", где главным испытанием для пономаря было не посмотреть на исходе решающей ночи в глаза чудища, ведь тогда его сразу обнаружат и растерзают.
Поэтому, кажется, всё, что нам теперь остаётся в этом страшном замкнутом пространстве - до последнего не откликаться. А также лучше чертить мелом круг. И беречь глаза.
Автор:
Schwarze Maria
Источник: https://vk.com/id296536099?w=wall296536099_462%2Fall