Шаркан писал(а):передай Пурдону привет, правильно мыслит
нихуя не правильно. Прудон жил в ту пору когда коммунизм=социализм, был только государственным и некто не мог подумать о том что он может быть анархмческим.
В индивидуализме Прудон видел независимого человека - свободного.
Но индивидуализм не избавляет нас от зависимости от других людей, тоесть от семьи например, это будет всегда, но добовляет новое ущемление - страх наказания - это и есть отсутствие свободы насамом деле, даже без государства.
Процитирую Кропоткина:
Оставляя в стороне полубессознательные поступки человека и беря только сознательные (на них только и стараются оказать влияние закон, религии и системы наказания), — беря только сознательные поступки че¬ловека, мы видим, что каждому из них предшествует не-которое рассуждение в нашем мозгу. «Выйду-ка я погу¬лять», — проносится у нас мысль... — «Нет, я назначил свидание приятелю», — проносится другая мысль. Или же: «Я обещал кончить мою работу», или — «Жене и де¬тям скучно будет одним», или же наконец: «Я потеряю свое место, если я не пойду на работу».
В этом последнем рассуждении сказался страх нака¬зания, между тем как в первых трех человек имел дело только с самим собою, со своими привычками честности или со своими личными привязанностями. И в этом со¬стоит вся разница между свободным и несвободным со¬стоянием. Человек, которому пришлось сказать себе:
«Я отказываюсь от такого-то удовольствия, чтобы избе¬жать наказания», — человек несвободный.
И вот мы утверждаем, что человечество может и дол¬жно освободиться от страха наказания, уничтожив само наказание; и что оно может устроиться на анархиче¬ских началах, при которых исчезнет страх наказания и даже страх порицания. К этому идеалу мы и стре-мимся.
Мы прекрасно знаем, что человек не может и не дол¬жен освободиться ни от привычек известной честности (например, от привычки быть верным своему слову), ни от своих привязанностей (нежелание причинить боль, ни даже огорчение тем, кого мы любим или кого мы не хо¬тим обмануть в их ожидании). В этом смысле человек никогда не может быть свободен. И «абсолютный» инди¬видуализм, о котором нам столько говорили в последнее время, особенно после Ницше, есть нелепость и невоз¬можность.
Даже Робинзон не был абсолютно свободен, в этом смысле, на своем острове. Раз он начал долбить свою лодку, обрабатывать огород или запасать провизию на зиму, он уже был захвачен своим трудом. Если он вста¬вал ленивый и хотел поваляться в своей пещере, он коле¬бался минуту, а затем шел к своей начатой работе. С той же минуты, как у него завелся товарищ-собака или не¬сколько коз, а в особенности с тех пор, как он встретился с Пятницею, он уже не был вполне свободен, в том смысле, в каком это слово нередко употребляется в жару спора и иногда на публичных собраниях.
У него уже были обязанности, он уже вынужден был заботиться об интересах другого, он уже не был тем «полным индивидуалистом», которого нам иногда распи¬сывают в спорах об анархии.