Проект по систематизации накопленных знаний.

анкап как раз расходится с личным счастьем (оставляя его единицам за счет сотней несчастий).
но воздержимся-ка от срача В ЭТОЙ ТЕМЕ, ага?

hil-hil писал(а):ищите уже скоро в сети и на улицах новый проэкт "частный сектор" с лаконичными ответами как обустроить окружающий мир под свои индивидуальные запросы в контексте современности с учетом политических реалий.

ну так скинь тезисы, что значит "ищите"?

...но только не двух - государства и капитала, а одного - капитала.

это уже нечто иное будет будет,условно, - капитальчик.

Только когда не будет гос-ва и капитала, только тогда каждый сможет почувствовать себя счастливым.

Это необходимые,но не полные условия.Нужно ещё,чтоб в тенденции "не наебёшь - не проживёшь" - одно "НЕ" социумом лишним стало признанным.

личто я за "частный сектор" - сообщество либертарно настроенных людей, имеющих желание и возможность защищать и приумножать свою личную собственность с помощью оружия, контрэкономики, шантажа и прочими действенными методами.

Либерально будет вернее.
p.s. И помните,чтоб приумножить личную собственность нужно приумножить личность.Желаю удачи в избавлении от неполноценности.
p.s.2

2. Вопросы по жизни в анархообществе( функционирование)

Основные потребности для продолжения жизнедеятельности не забывайте,ведь кроме общества есть:кров и еда,одежда.

Яркость на минимум, мне помогает

Отсутствие власти подразумевает, что в анархистском обществе один человек, либо группа лиц не будут навязывать своё мнение, желание и волю другим лицам. Это же подразумевает отсутствие иерархии и представительной демократии, равно как и авторитарного правления.

«Власть нельзя уничтожить ни проповедью, ни подачей голосов, ни выстрелами, ее можно уморить голодом. Как только внушительное число решительных людей, заключение в тюрьму которых было бы рискованным, спокойно, с общего согласия, прогонит сборщика пода­тей, наемной платы и аренды; как только они пустят в обращение, вопреки законам, собственные деньги, подрывая таким образом ренту капиталистов; если все это совершится, то правительство со всеми привилегиями, которые его охраняют, и монополиями, которые его поддерживают, было бы скоро уничтожено»

После знакомства с одним из анархических принципов определим, что же такое власть и докажем, что власть – это абсолютное зло, без которого мы можем спокойно прожить.
Итак, начнем с определения:
Власть – это монополия на принятие решений.
Власть – это возможность эксплуатации одних людей другими.
Власть – это способность и возможность навязывания собственной воли другим.
Исходя из выше данных определений можно сделать вывод, что она создает колоссальное количество проблем, которые не дают спокойно жить обычному человеку и давят на него.
Власть порождает рабство и возможность пользоваться действиями других людей как средствами для достижения собственных целей.
Власть ограничивает возможности личности для развития. Она под видом «доступного и равного образования» порабощает людей делая из них идиотов.
Власть направляет сознание человека с помощью пропаганды в нужное ей русло. Изо всех телевизоров, радио, газет, нам твердят: демократия – это хорошо; иди проголосуй, все зависит от тебя и т.п. Так вот, нихуя подобного.

Отсутствие какого-либо принуждения (экономического, политического, общественного). Отсутствие принуждения создаёт свободное общество - общество свободное от принуждения, как самого общества, так и отдельных его членов.
Решение большинства не обязательно для несогласной группы - никакого насилия
Чтобы лучше понять данный принцип, нужно дать определение принуждения:

«Принуждение - это когда человека вынуждают делать не то, что он считает для себя нужным, а то, что нужно другому лицу или группе лиц.

Источником принуждения могут быть и обстоятельства (скажем, экономические). Пример. Человек хочет заняться тем-то и, тем-то, но по экономическим соображениям (или просто чтобы не умереть с голоду) занимается совсем другим.
Исходя из этого можно дать еще одно определение термину:

«Принуждение — это когда человек действует помимо собственной воли и желания в интересах третьих лиц»

Свобода ассоциаций предполагает, что в обществе, организованном на анархистских принципах возможны любого рода ассоциации для удовлетворения всех общественных потребностей, любые общественные структуры должны создаваться свободно объединившимися людьми, обладающими равным правом определять будущее общества.
Это значит, что даже, если вы являетесь сторонником «демократических идей» и мечтаете создать в своем обществе иерархическую структуру, создавайте, никто вам не может это запретить. Главное, чтобы это не было контрреволюционной деятельностью.

Взамен сложившейся сегодня в обществе взаимной вражды, недоверия и конкуренции мы предлагаем солидарность и взаимопомощь.

"Взаимопомощь (или другими словами Сотрудничество) - добровольные совместные действия, усилия разных людей в основе которых лежит доверие, и направленные на решение общих задач при достижении общей, для каждого из них, цели."

Взаимопомощь – это один из принципов не только в анархическом учении, но и в формировании нравственности человека, которая в моей теории играет немаловажную роль.
Взаимопомощь штука куда более эффективная, чем конкуренция. И тому есть доказательства. В древние времена люди объединялись в племена, чтобы добывать себе пищу. Ведь в одиночку это сделать очень сложно. К тому же, она практикуется среди многих видов животных и насекомых. Есть среди них виды, у которых все направлено на взаимопомощь и общество (например, пчелы, муравьи).
Взаимопомощь - закон природы и главное условие прогрессивного развития. Поэтому в любые времена «общество взаимопомощи» будет жить лучше, чем «общество одиночек».

? Не понял что имеется ввиду?

Одним из главных доводов в споре «рабов государства» с анархистами является заявление о том, что якобы всё при анархии будут равно и будет доходить до абсурда: все будут ходить в одинаковой одежде, что каждый может брать равное кол-во товара в магазине и при том строго по норме. Однако всё это безосновательная брехня. Это можно легко опровергнуть.
Анархисты не верят в «равенство с рождения», что не является не только несуществующим, но и было бы очень нежелательным. Каждый человек уникален.
Некоторые всерьез предполагают, что для анархистов «равенство» — это когда все люди идентичны. Это игра слов и подтасовка, цель которой отвлечь внимание от несправедливой системы организации общества, подменив ее рассуждениями о выживании видов в биологии.
Так же анархисты не выступают за так называемое «равенство результата». Мы не имеем никакого желания жить в обществе, где каждый получает те же самые товары, носит одинаковую для всех униформу, и т. д. Одна из причин анархического протеста против капитализма и государства — то, что они стандартизируют жизнь.

«Равенство не означает равное количество, но равную возможность... Истинно анархическое равенство подразумевает равную доступность, а не количество полученных благ»

Равенство, в анархической теории, не означает отрицание индивидуального разнообразия или уникальности. Равенство для анархистов означает социальное равенство. Анархическое общество учитывает различия в способностях и потребностях индивидуумов, но не позволяет этим различиям превратиться во власть.
Фактически, социальное равенство и свобода личности неотделимы. Без обоих этих условий, некоторые будут иметь власть над другими, принимая решения для остальных (то есть управлять ими), таким образом некоторые будут более свободными чем другие. А без свободы и равенства, общество становится пирамидой конкурирующих классов, основанных на эксплуатации низов верхами. В таком обществе каждый старается для себя. При таких условиях не может быть никакой солидарности общества.
Равенство в социальном плане - это и есть идеал анархо-коммунизма. Вместе с тем в трактовке Кропоткина равенство есть признание свободной личности, права на ее всестороннее развитие, что является также важнейшей исходной посылкой анархистской доктрины. Проблемы этики, таким образом, Кропоткин неразрывно связывал с обоснованием анархистского идеала.

(Не нашел подходящего текста)

Немецкий философ, предвосхитивший задолго до их возникновения идеи нигилизма, экзистенциализма, постмодернизма и анархизма, в особенности индивидуалистического анархизма. Макс Штирнер (настоящее имя – Иоганн Каспар Шмидт) появился на свет 25 октября 1806 года в семье мастера духовых инструментов Генриха Шмидта. В связи с неблагоприятным материальным положением, а также продолжительной болезнью, его обучение в университете Берлина продолжалось 8 лет. Наибольшее впечатление на него провели лекции Гегеля. После получения образования Штирнер занимался преподавательской деятельностью в различных учебных заведениях Берлина. Улучшить свое материальное положение он смог лишь женитьбой на Марии Денгардт в 1843 году. После этого он оставляет преподавательскую деятельность и посвящает себя философскому труду. И уже на следующий год увидел свет труд, вызвавший немало споров и дискуссий - «Единственный и его собственность». Часть исследователей считает, что это произведение опередило возникновение идей анархизма почти на полстолетия. Несмотря на произведенный фурор, множество отзывов, как критических, так и сочувственных, книга и ее автор вскоре были забыты. Положение усугубилось и тем, что после развода в 1848 году Макс Штирнер крайне бедствовал, неоднократно был в тюрьме из-за долгов. Этим объясняется его незаметность на литературной арене. Литературная деятельность была представлена написанием нескольких статей и пары книг, которые, по сути, представляли собой обобщение идей философов, а самостоятельных идей практически не было. Смерть Макса Штирнера в 1856 году осталась практически незаметной. Однако уже через полтора десятилетия после смерти, его имя упоминалась в различных трудах по истории философии. А после широкого распространения идей Ф. Ницше произошло Возрождение Штирнера. В нем увидели предшественника Ницше, сходного по идеям. Хотя прямого влияния Штирнера на Ф. Ницше не выявлено. Труды Штирнера стали переиздаваться и получили достаточно широкое распространение. В настоящее время философию XIX столетия невозможно представить без имени этого философа – анархиста.

Сын крестьянина, самоучка, провёдший жизнь в тяжелом физическом труде и крайней бедности, Прудон был одним из немногих вождей социалистического движения XIX в., не принадлежавших к господствующим классам. С именем Прудона связаны самоидентификация анархизма, разработка его основных социальных идей и их распространение в массах. Учёный и публицист, издатель газет и депутат Национального собрания, участник революции 1848 г., проведший свои последние годы в эмиграции, Прудон написал множество книг и статей, из которых наиболее известны работы «Что такое собственность?» (1840), «Система экономических противоречий, или Философия нищеты» (1846), «Исповедь революционера» (1849) и «О политической способности рабочих классов» (1865).
В воззрениях Прудона, как и в его жизни, соединялось немало противоречивых черт и, казалось бы, несочетаемых качеств: личная скромность и склонность к мессианству, революционность провозглашавшихся целей и приверженность к реформистским средствам, вольнолюбие в общественной жизни и крайняя патриархальность в семейном быту. Отстаивая индивидуальную свободу, Прудон одновременно писал работу «Порнократия, или Женщины в настоящее время», выступая против женской эмансипации и обосновывая тезис об извечном неравенстве полов. Передовой консерватор, реформистский революционер, оптимистический пессимист — таким предстаёт этот человек, которого А. И. Герцен называл «действительным главой революционного принципа во Франции» и «одним из величайших мыслителей нашего века».
Прудон был противником государственного насилия в любых формах: будь то конституционная монархия Луи Филиппа, бонапартистская империя, якобинская республика или революционная диктатура. Проанализировав опыт революци 1848 г., Прудон сделал вывод: революция несовместима с государством, а попытки реализовать утопии приверженцев государственного социализма (Луи Блана, Огюста Бланки и других), рассчитывавших овладеть властью и использовать её как инструмент преобразований, ведут только к победе реакции и к поражению революции.
Если у Штирнера и Годвина, мало известных широкой публике, анархический идеал носил по преимуществу абстрактно-философский характер, а критика государства явно преобладала над конструктивными идеями, то Прудон развил и популяризировал анархическое мировоззрение, во многом подготовив появление поколения парижских коммунаров.
Задачей социализма в XIX в. Прудон считал достижение реального социального равенства и обеспечение реальной свободы (то есть преодоление власти государства над человеком). Прудон избегал абстрактных схем, не занимался прожектерством, а стремился изучить и оценить уже существовавшие тенденции. Он говорил: «Я не предлагаю никакой системы; я требую уничтожения привилегий и рабства, я хочу равноправия… Предоставляю другим дисциплинировать мир».
Государственной власти, иерархии, централизации, бюрократии и праву Прудон противопоставил принципы федерализма, децентрализации, взаимности (мутуализма), свободного договора и самоуправления. Характеризуя современное общество, Прудон писал о круговой поруке буржуазии и власти, о сочетании централизации и монополизации с безудержной конкуренцией, пронизанной «духом несолидарности и корысти». Во имя свободы Прудон нападал на государство, во имя равенства — на собственность.
Прудон утверждал, что политическая свобода невозможна без экономического обеспечения и без децентрализации управления. «То, что называют в политике властью, — писал он, — аналогично и равноценно тому, что в политической экономии называют собственностью; эти две идеи равны друг другу и тождественны; нападать на одну — значит нападать на другую; одна непонятна без другой; если вы уничтожите одну, то нужно уничтожить и другую — и обратно».
Исходя из этого Прудон так формулировал собственное кредо: «Итак, то самое, что на экономическом языке называется нами взаимностью или взаимным обеспечением, в политическом смысле выражается словом федерация. Этими двумя словами определяется вся реформа наша в политике и в общественной экономии».
Прудон подчёркивал, что лишь на основе широчайшей и полной свободы личности, лишь в результате осознания людьми своих интересов и их взаимного согласования возможны истинная анархия, настоящий порядок и реальное единство.
Будучи противником рыночной экономики и неограниченной конкуренции, Прудон не стремился заменить их государственно-социалистической казармой и тотальной регламентацией. Говоря об «основном принципе верховности общего и подчинённости личного элемента» у всех социалистов-государственников (от Платона до Томаса Мора и Луи Блана), Прудон разъясняет: «Эта система коммунистическая, правительственная, диктаториальная, авторитарная, доктринерная, она исходит из того принципа, что личность существенно подчинена обществу; что только от общества зависят жизнь и права отдельного лица; что гражданин принадлежит государству, как дитя — семейству; что он находится вполне в его власти … и обязан ему подчиняться и повиноваться во всем».
Основываясь на принципе равновесия, Прудон отстаивал и права общества, и права личности, отрицая как эгоистические, так и деспотические крайности. Чтобы избежать их, французский анархист рекомендовал разрушить государственную власть и социальную иерархию, заменив их добровольным союзом свободных личностей, общин и местностей. «Общество должно рассматривать не как иерархию должностей и способностей, а как систему равновесия свободных сил, где всем гарантированы одинаковые права, с условием нести одинаковые обязанности, равные выгоды за равные услуги. Следовательно, эта система существенно основана на равенстве и свободе, она исключает всякое пристрастие к богатству, рангам и классам».
Благодаря Прудону анархизм распространился по всей Европе, найдя целый ряд выдающихся приверженцев (Карло Писаканэ в Италии, Пи-и-Маргаль в Испании и другие). Историк анархизма Макс Неттлау пишет о Прудоне: «К несчастью, он умирал как раз в то время, когда возник Интернационал. Но в то же самое время огромная фигура Бакунина уже появилась, и на каких-нибудь 10 лет анархизм получил мощный толчок от этой замечательной личности».
Известные анархисты и политические деятели считали себя «прудонистами». Например, Густав Ландауэр и Сильвио Гезелль.

Михаи́л Алекса́ндрович Баку́нин (18 [30] мая 1814, село Прямухино, Новоторжский уезд, Тверская губерния, Российская империя — 19 июня [1 июля] 1876, Берн, Швейцария) — русский мыслитель, революционер, панславист, анархист, один из идеологов народничества. Идейный оппонент Карла Маркса.
Родился 30 мая 1814 г. в селе Прямухине Тверской губернии в старинной дворянской семье. В 1829 г. поступил в Артиллерийское училище в Петербурге, но в 1834 г. был отчислен за дерзость по отношению к начальнику училища.
Во второй половине 30-х гг. был близок с В. Г. Белинским, А. И. Герценом и Н. П. Огарёвым, стал последователем философии Г. В. Ф. Гегеля.
В 1840 г. Бакунин уехал за границу, где познакомился со многими деятелями европейского революционного движения. Особое влияние на него оказывают идеи П. Ж. Прудона — одного из теоретиков анархизма. Во время европейских революций 1848—1849 гг. Бакунин принимал активнейшее участие в выступлениях в Париже, Праге и Дрездене. После поражения дрезденского восстания подвергся аресту, побывал в нескольких саксонских и австрийских тюрьмах и получил два смертных приговора, заменённые на пожизненные заключения, после чего австрийские власти выдали его российскому правительству (1851 г.).
Шесть лет находился в Шлиссельбургской крепости; затем был сослан в Сибирь, откуда бежал в 1861 г. После долгих скитаний он приехал в Англию, где стал сотрудничать с Герценом и Огарёвым, помогая им в издании журнала «Колокол».
В 1864—1867 гг. Бакунин жил в Италии и создал здесь первую анархистскую организацию «Интернациональное братство». Постоянно стремясь к претворению революционных идей на практике, он развернул сеть тайных революционных обществ в Европе. Одновременно участвовал в ряде восстаний — в Польше (1863 г.), Лионе (1870 г.), Болонье (1874 г.).
В 1868 г. в Женеве Бакунин вступил в 1 -й Интернационал (Международное товарищество рабочих). Однако его идеи, отрицавшие любую форму существования государства как инструмента насилия над людьми, входили в явный конфликт со взглядами К. Маркса, основателя организации. Разногласия усугублялись личной антипатией двух лидеров революционного движения. Результатом стало исключение из Интернационала в 1872 г. Бакунина и его сторонников, в ответ создавших своё международное сообщество («Интернационал анархистов»).
Самое значительное из сочинений Бакунина было издано в 1874 году отдельной книгой, которая называлась «Государственность и анархия. Борьба двух партий в интернациональном обществе рабочих». В этой книге Бакунин утверждал, что в современном мире есть два главных, борющихся между собою течения: государственное и социал-революционное. Бакунин утверждал в своей работе, что самая способная к развитию государственности нация — немцы. Он пытался доказать, что борьба с пангерманизмом является главной задачей для всех народностей славянского и романского племени, но успешно бороться с пангерманизмом невозможно путём создания политических противовесов ему в виде какого-нибудь великого всеславянского государства и т. п., так как на этом пути немцы, благодаря их государственным талантам и их природной способности к политической дисциплине, всегда возьмут верх.

Родился 9 декабря 1842 г. в Москве в семье генерала (князя из рода Рюриковичей).
В 1862 г. окончил Пажеский корпус в Петербурге, был произведен в офицеры. Отказавшись от придворной карьеры, по собственной воле отправился в Сибирь, в Амурское казачье войско. Совершил ряд экспедиций по неисследованным районам Восточной Сибири и Дальнего Востока; подготовил научные труды по математике, которые впоследствии принесли ему мировую известность.
В 1867 г. ушёл в отставку и поступил на физико-математический факультет Петербургского университета, служил в Статистическом комитете Министерства внутренних дел; был избран членом Русского географического общества (1868 г.).
Познакомившись в Швейцарии с деятелями 1-го Интернационала (1872 г.), Кропоткин вступил в эту организацию и, вернувшись в Россию, вошёл в революционный кружок, вёл пропаганду среди рабочих и студентов.
В 1874 г. он был арестован и заключён в Петропавловскую крепость в Петербурге. В 1876 г. бежал и прожил в эмиграции более 40 лет.
Кропоткин — один из организаторов и теоретиков международного анархистского движения. Его общественным идеалом был анархический коммунизм, при котором революционным путём будет полностью ликвидирована частная собственность. Кропоткин также автор трудов по этике, социологии, истории.
В июне 1917 г. он вернулся в Россию и, отказавшись от предложения А. Ф. Керенского стать министром Временного правительства, жил в Москве, где его застал Октябрьский переворот 1917 г.
Из-за нехватки продовольствия и топлива Кропоткин с семьёй переехал в Дмитров (под Москву).
В 1918— 1920 гг. он встречался с В. И. Лениным и обращался к нему в письмах с резкой критикой «красного террора».
Умер 8 февраля 1921 г. в Дмитрове.
По мнению П. А. Кропоткина, анархизм происходит из того же революционного протеста, того же людского недовольства, что и социализм; и результатом революции он видит установление «безгосударственного коммунизма», новый общественный строй виделся ему как вольный федеративный союз самоуправляющихся единиц (общин, территорий, городов), основанный на принципе добровольности и «безначалья». Предполагалось коллективное ведение производства, коллективное распределение ресурсов и вообще коллективность всего, что относится к экономике, к сфере услуг, к человеческим взаимоотношениям. Коллектив представлял бы собой группу заинтересованных в своей деятельности людей, которые понимали бы, зачем и для кого они все это делают, чего было бы достаточно для их добровольной деятельности.

Будучи пытливым учёным, талантливым историком, высокообразованным человеком, П. А. Кропоткин пытался подвести под анархизм какую-либо научную основу и аргументированно показать его необходимость, для него анархизм представлялся философией человеческого общества. Метод познания П. А. Кропоткина основан на едином для всех законе, законе солидарности и взаимной помощи и поддержки. Он стремился доказать, что дарвиновское положение о борьбе за существование следует понимать как борьбу между видами и взаимопомощь внутри видов. Взаимная помощь и солидарность — двигатели прогресса.

Им была исследована взаимопомощь среди племен бушменов, готтентотов, эскимосов, выявлена её роль в создании таких форм человеческого общежития как род и община; в период Средневековья — цехи, гильдии, вольные города; в новое время — страховые общества, кооперативы, объединения людей по интересам (научные, спортивные и др. общества). В таких человеческих организациях отсутствуют начальники, отсутствует какая-либо принудительная власть, как мы сейчас понимаем это слово, а все основано на необходимости, понимании, увлеченности людей своим делом. Нередко возникает такая ситуация, что человек не может развить свои способности и склонности, либо вообще не имеет представления о том, что ему дается лучше всего. Все это происходит оттого, что государство ориентировано скорее на интересы некой идеальной, несуществующей в реальности личности, а не на людей, способности которых различны, что естественно.
По мнению П. А. Кропоткина, совершенно недопустимо отождествлять правительство и государство, ведь последнее включает в себя не только существование власти над определённой частью общества, но и сосредоточение управления, общественной жизни в одном центре. Наличие государства, помимо всего прочего, предполагает возникновение новых отношений как между различными группами населения, так и между отдельными членами общества.

П. А. Кропоткин смотрит на историю как на две параллельные «враждебные традиции: римская и народная, императорская и федералистская, традиция власти и традиция свободы, — и когда возникает вопрос о выборе, — мы пристаём к тому течению, которое ещё в XII веке привело людей к организации, основанной на свободном соглашении, на свободном почине личности, на вольной федерации тех, кто нуждается в ней. Пусть другие стараются удержаться за традиции канонического императорского Рима»!

В обосновании этого он отмечает, что в XII—XVI веках Европа была покрыта множеством богатых городов, их ремесленники, учёные, зодчие производили чудеса искусства, открывали многое в различных областях знаний, их университеты закладывали основу науки, караваны, пересекая океаны, не только пополняли казну, но и возлагали новые знания на алтарь географии. Современное же искусство, по мнению П. А. Кропоткина, превосходит средневековое только в скорости, в динамике своего развития, а отнюдь не в качестве.

Характерной чертой всех работ П. А. Кропоткина является придание единичной человеческой личности особого значения. Личность — душа революции, и только учитывая интересы каждого отдельного человека и давая ему свободу самовыражения, общество придёт к процветанию.

Народные массы всегда склонны к взаимопомощи, в рамках одной формации постоянно создаются, воспроизводятся и поддерживаются горизонтальные связи и соответствующие учреждения, основанные на координации и на согласовании интересов: род, обычное право, средневековый город, гильдия.

История не представляет собой непрерывной линии развития, скорее неизбежную цикличность. Египет, Азия, берега Средиземноморья, Центральная Европа — поочередно пребывали ареной исторического развития, и каждый раз по одному и тому же сценарию. Всё начиналось с первобытного племени, затем перерастало в стадию сельской общины, далее следовал период вольных городов, а затем государство, во время которого развитие продолжалось недолго, а потом и вовсе замирало…

Например, Древняя Греция: первобытно-племенной период, медленная смена на общинный строй, период республиканских городов, сопровождавшийся расцветом, но «с Востока повеяло дыханием восточных деспотических традиций», и войны поспособствовали построению Великой Македонской империи Александра. «Водворилось государство, которое начало выжимать жизненные соки цивилизации, пока не настала смерть» — писал П. А. Кропоткин, — и таких примеров бесчисленное множество: Древний Египет, Ассирия, Персия, Палестина и т. д.

Обосновывая тенденции, характерные для народных масс, П. А. Кропоткин говорит о крестьянах, сельской общине, где имеется тысяча общих интересов: хозяйственные, соседские; объединение с целью совместного орошения, осушения болот, пахотных работ и т. д. И, соответственно, данные проблемы проще решать сообща. Аналогичная ситуация с гильдиями купцов, цехами ремесленников. Анархическая теория П. А. Кропоткина очень интересно критикует капитализм и поведение государства в таком состоянии экономики. Традиционно считают, что государство есть утверждение идеи высшей справедливости в обществе и что капитализм привносит теорию невмешательства («laisser faire, laissez passer») — пусть делают, что хотят. Но в той же революционной Франции правительство позволяет нажиться за счёт рабочих, попросту не вмешиваясь. Якобинский конвент: за стачку, за образование государства в государстве — смерть!

Из ситуации возникает неизбежная дилемма, как пишет П. А. Кропоткин: «Или государство раздавит личность и местную жизнь, завладеет всеми областями человеческой деятельности, принесёт с собой войны и внутреннюю борьбу из-за обладания властью, поверхностные революции, лишь сменяющие тиранов, и — как неизбежный конец — смерть. Или государство должно быть разрушено, и в таком случае новая жизнь возникнет в тысяче и тысяче центров, на почве энергической, личной и групповой инициативы, на почве вольного соглашения… Если вы хотите, как мы, чтобы полная свобода индивидуума и его жизни были уважаемы — вы поневоле принуждены будете отвергнуть владычество человека над человеком, какого бы вида оно ни было; вы будете принуждены принять принципы анархизма, которые вы так долго отвергали».

В своих философских воззрениях Кропоткин был последователем Огюста Конта и Герберта Спенсера. Критически относился к «метафизической» традиции. Упрекал в «схоластике» представителей немецкого классического идеализма, в первую очередь Гегеля. На смену «отвлечённому философствованию», считал Кропоткин, должен прийти «истинно научный метод». Общественным идеалом Кропоткина был анархический (безгосударственный) коммунизм, в котором революционным путём (социальная революция) будет полностью ликвидирована частная собственность. Будучи убеждённым противником любой формы государственной власти, Кропоткин не принимал идею диктатуры пролетариата.

Эррико Малатеста (итал. Errico Malatesta, 14 декабря 1853 — 22 июля 1932) — итальянский анархо-коммунист и друг Бакунина. Большую часть своей жизни провел вне родной Италии — в ссылке, более десяти лет просидел в тюрьме. Издавал и редактировал много радикальных газет.
Впервые арестован в четырнадцать лет за то, что написал письмо королю Виктору Эммануилу II, в котором жаловался на местную несправедливость. Изучал медицину в университете Неаполя; откуда отчислен в 1871 году за участие в демонстрации. Энтузиазм по поводу Парижской коммуны и дружба с Кармелло Палладино, приводят Малатесту в Неапольскую секцию Первого интернационала. В 1872 году встретил Бакунина, с которым позже участвовал на конгрессе Сент-Имьенского анархистского Интернационала.

В апреле 1877, Малатеста, Карло Кафиеро, Степняк-Кравчинский с тридцаткой смельчаков начали восстание в провинции Беневенто, взяв деревни Летино и Галло без борьбы. Революционеры сожгли налоговые регистры и объявили конец власти короля, что было встречено с большим энтузиазмом: даже местный священник выразил свою поддержку. Вскоре, впрочем, все были арестованы правительственными войсками и содержались в заключении в течение шестнадцати месяцев. После неоднократных террористических атак на членов итальянской королевской семьи, радикалы были поставлены под постоянный надзор полиции, хотя анархисты утверждали, что не имели никакого отношения к нападениям.

Скитаясь по миру, Малатеста посетил Женеву, где оказывал поддержку Элизе Реклю и Петру Кропоткину, помогая последнему издавать La Révolte. Однако и оттуда он был изгнан, после долгих мытарств осев наконец-то в Лондоне. В Лондоне Малатеста, работая продавцом мороженого и механиком, участвовал в 1881 году в конгрессе Интернационала, на котором произошло отделение Сент-Имьенского анархистского Интернационала.

С 1885 года жил в Буэнос-Айресе, где был вовлечен в создание первого рабочего союза в Аргентине, Союза Пекарей. На протяжении следующих лет Малатеста жил в Лондоне, откуда совершал тайные поездки в страны Европы, выступал вместе с дель Мармолом с лекциями в Испании.

Малатеста принял участие в Интернациональном Конгрессе анархистов в Амстердаме (1907), где он жарко спорил в особенности с Пьером Монатом о соотношении анархизма и синдикализма — профсоюзного движения. Пьер Монат доказывал, что синдикализм революционен и создает условия для социальной революции, в то время как Малатеста полагал, что синдикализм сам по себе недостаточен. Профсоюзы могут играть реформистскую роль, а иногда даже консервативную. Наряду с Христианом Корнелиссеном он приводил в пример профсоюзы США, где профсоюзы высококвалифицированных рабочих иногда выступали против низкоквалифицированных, дабы защитить своё относительно привилегированное положение.

После Первой мировой войны Малатеста вернулся в Италию. Спустя два года по его возвращении, в 1921 году, его снова заключают в тюрьму. Он освобождается за два месяца до прихода фашистов к власти. С 1924 до 1926 год, когда Бенито Муссолини заставил всю независимую прессу замолчать, Малатеста издавал журнал Pensiero e Volontà, хотя журнал страдал от правительственной цензуры. Свои последние годы революционер вынужден был провести, работая электриком, и ведя относительно тихую жизнь. В пятницу, 22 июля 1932 года, после нескольких лет страданий он умер от бронхиальной астмы.
Наряду с такими выдающимися личностями, как Пётр Кропоткин, Жан Грав, Элизе Реклю, Карло Кафиеро, Варлаам Черкезов, Александр Беркман, Эмма Гольдман, Малатеста является одним из тех авторов, благодаря которым теория классического анархистского коммунизма приобрела целостный и завершённый характер. Он был скорее популяризатором теории, нежели ее разработчиком. Тем не менее его вклад в распространение идей анархического коммунизма представляется значительным.

Букчин родился в Нью-Йорке в семье российских евреев-иммигрантов Натана Букчина и Розы Букчиной, и с детства был пропитан марксистскими идеями. Он присоединился к Молодым пионерам, молодежной коммунистической организации, в возрасте девяти лет. Он работал на фабриках и стал устроителем Конгресса производственных профсоюзов США. В конце 1930-х он порвал со сталинизмом в пользу троцкизма, работал с группой, публиковавшей периодическое издание Проблемы современности (Contemporary Issues). Тогда же, постепенно разочаровавшись в принуждении, которое он воспринимал в качестве обычной практики марксизма-ленинизма, он становится анархистом, содействует основанию в 1950-х в Нью-Йорке Либертарной Лиги. В течение 1950-1960-х годов Букчин трудился на многих рабочих должностях, включая урочные работы, как например железнодорожным докером. В конце 1960-х он начал преподавать в Свободном университете, контркультурном учреждении эпохи 1960-х, располагавшемся в Манхэттене. Это привело к зачислению в штат на постоянной основе в государственном колледже Рамапо в Махве (Mahwah), Нью-Джерси. В то же самое время в 1971 году он становится сооснователем Института социальной экологии (ИСЭ) в колледже Горрард, в Вермонте.

Его книга Our Synthetic Environment была издана под псевдонимом Льюис Хербер, за шесть месяцев до Молчаливой весны Рэйчел Карсон. В книге описывался широкий диапазон экологический, однако она удостоилась мало внимания из-за своего политического радикализма. Его инновационное эссе «Экология и революционная мысль» представляло экологию как концепт радикальной политической идеи. Другие эссе, написанные в 1960-е годы вводили новаторские идеи экотехнологий. Читая лекции по всей территории Соединенных Штатов, он помог популяризовать понятие экологии в контркультуре. Его часто переиздаваемое эссе 1969-го года «Listen, Marxist!» предупреждало Студентов за демократическое общество (тщетно) против поглощения группой марксистов. Эти и другие важные эссе 1960-х составили антологию Post-Scarcity Anarchism. В 1982-м году была издана работа Букчина Экология свободы, которая оказала огромное влияние на возникавшее тогда экологическое движение, как в Соединенных Штатах, так и в других странах. Он был активным участником антиядерного Clamshell Alliance в Новой Англии, а его лекции в Германии оказали серьёзное влияние на основателей немецких Зеленых. В работе From Urbanization to Cities (первоначально изданной под заголовком The Rise of Urbanization and the Decline of Citizenship) Букчин прослеживал демократические традиции, которые повлияли на его политическую философию и определяли реализацию понятия либертарного муниципализма. Много меньшая работа, The Politics of Social Ecology, написанная его двадцатилетним коллегой, Джанет Биль, кратко суммирует эти идеи. В 1999-м году порывает с анархизмом и переносит свои идеи в рамки системы местного коммунализма, хотя и продолжал поддерживать свои идеи о необходимости децентрализации и локализации населения, власти/деньгах/влиянии, сельском хозяйстве, производстве и т. д.

Кроме своих политических работ Букчин написал много о своих философских идеях, которые он называл диалектическим натурализмом. Диалектические работы Гегеля, которые ясно выражают философию, связанную с развитием изменения и роста, казалось, предоставили себя органическому, даже экологическому подходу. Хотя Гегель «имел значительное влияние» на Букчина, он ни в каком смысле не был гегельянцем. Его более поздние философские работы акцентируются на гуманизме, рационализме и идеалах Просвещения. Главной из его последних работ стала Третья Революция, четырёхтомная история с либертарных импульсов в европейских и американских революционных движениях.

После отставку в Рамапо он двинулся из Хобокена, Нью-Джерси, в Вермонт и посвятил свое время написанию и чтению лекций по всему миру. Он продолжал преподавать в ИСЭ до 2004. Умер Букчин в результате остановки сердца 30 июля 2006 в своем доме в Берлингтоне, Вермонт, в возрасте 85 лет.
Букчин выступал с критикой некоторых современных направлений анархизма, которые он рассматривал как анархизм образа жизни и который по его мнению продвигал индивидуальное удовольствие вместо революционных социальных изменений. Сюда в частности входят направленные против технического прогресса и антицивилизационные представления анархо-примитивизма.
В эссе, «Что такое социальная экология?» Букчин суммирует смысл социальной экологии следующим образом:

Социальная экология базируется на убеждении, что почти все наши современные экологические проблемы происходят из укоренившихся социальных проблем. Из этого следует, с этой точки зрения, что эти экологические проблемы не могут быть поняты, уже не говоря об их решении, без осторожного понимания нашего современного общества и нелогичности, которая доминирует над ним. Уточним данный момент: экономический, этнический, культурный и гендерный конфликты, среди прочих, лежат в центре самых серьезных экологических неурядиц, перед которыми мы оказываемся сегодня порознь, конечно, в отличие от тех, которые создаются стихийными бедствиями.
Работы Букчина о социальной экологии писались более чем в течение 40 лет.

Немецкий философ, предвосхитивший задолго до их возникновения идеи нигилизма, экзистенциализма, постмодернизма и анархизма, в особенности индивидуалистического анархизма Макс Штирнер (настоящее имя – Иоганн Каспар Шмидт) появился на свет 25 октября 1806 года в семье мастера духовых инструментов Генриха Шмидта. В связи с неблагоприятным материальным положением, а также продолжительной болезнью, его обучение в университете Берлина продолжалось 8 лет. Наибольшее впечатление на него провели лекции Гегеля. После получения образования Штирнер занимался преподавательской деятельностью в различных учебных заведениях Берлина. Улучшить свое материальное положение он смог лишь женитьбой на Марии Денгардт в 1843 году. После этого он оставляет преподавательскую деятельность и посвящает себя философскому труду. И уже на следующий год увидел свет труд, вызвавший немало споров и дискуссий - «Единственный и его собственность». Часть исследователей считает, что это произведение опередило возникновение идей анархизма почти на полстолетия. Несмотря на произведенный фурор, множество отзывов, как критических, так и сочувственных, книга и ее автор вскоре были забыты. Положение усугубилось и тем, что после развода в 1848 году Макс Штирнер крайне бедствовал, неоднократно был в тюрьме из-за долгов. Этим объясняется его незаметность на литературной арене. Литературная деятельность была представлена написанием нескольких статей и пары книг, которые, по сути, представляли собой обобщение идей философов, а самостоятельных идей практически не было. Смерть Макса Штирнера в 1856 году осталась практически незаметной. Однако уже через полтора десятилетия после смерти, его имя упоминалась в различных трудах по истории философии. А после широкого распространения идей Ф. Ницше произошло Возрождение Штирнера. В нем увидели предшественника Ницше, сходного по идеям. Хотя прямого влияния Штирнера на Ф. Ницше не выявлено. Труды Штирнера стали переиздаваться и получили достаточно широкое распространение. В настоящее время философию XIX столетия невозможно представить без имени этого философа – анархиста.

Абсолютное «Я» Фихте превращается у Штирнера в индивидуальное и отождествляется с эмпирической личностью, которая таким образом получает значение единственной и абсолютной реальности. Исходя из личности, как центра мироздания, Штирнер совершенно логично доходит до отрицания понятия о долге, об обязанности и т. д.; моё дело, говорит он, не должно быть ни добрым, ни злым делом, ни божьим, ни человеческим, ибо добро, зло, Бог, человечество — всё это мои субъективные понятия; «кроме меня, для меня нет ничего». Я люблю, я ненавижу не потому, что любовь и ненависть — мой долг, а потому, что они черты моей натуры; любя, я только проявляю самого себя. «Так как мне тягостно видеть складку грусти на любимом лице, то я ради самого себя стараюсь изгладить её поцелуем. Любовь не есть долг, но есть моё достояние (mein Eigenthum). Я люблю людей, но люблю их с полным сознанием моего эгоизма, люблю потому, что любовь доставляет мне счастье… Только в качестве одного из моих чувств я культивирую любовь, но я отвергаю её, когда она представляется мне в качестве верховной силы, которой я обязан подчиняться, в качестве нравственного долга». Развивая эту идею в применении к обществу и государству, Штирнер естественно приходит к отрицанию этих последних как явлений, имеющих самостоятельную ценность, и видит в них исключительно орудие интересов отдельных человеческих личностей. Право человека преследовать свои интересы безгранично. Таким образом, полное отрицание какой бы то ни было нравственности и совершенная анархия — вот главные черты учения Штирнера. Но анархизм бывает двух родов: анархизм, вытекающий из стремления человеческой личности к возможно большей свободе, и анархизм, вытекающий из вражды к тому общественному строю, который создаёт неравенство и давит человека. Анархизм Штирнера в значительной степени сближается с анархизмом первого вида; это анархизм сильной и властной личности, а не личности униженной и угнетённой.

Родился 15 января 1809 г. в Безансоне. Происходил из семьи мелких крестьян.
В начале жизни занимался тяжёлым физическим трудом, добывая средства к существованию. С 1827 г. Прудон работал в небольшой типографии, пройдя путь от наборщика и корректора до её совладельца. После упорных самостоятельных занятий в 1838 г. он выдержал экзамены на степень бакалавра, заслужив стипендию Безансонской академии для научных занятий. Улучшение материального положения позволило ему в 1847 г. переехать в Париж, где буквально через год его застала революция.
Прудон участвовал в митингах, шествиях, собраниях, входил в редакции ряда газет, стал депутатом Национального собрания.
После прихода к власти Луи Наполеона Бонапарта опубликовал несколько резких отзывов о новом президенте Франции, за что был приговорён к трём годам тюремного заключения. Неожиданно для многих Прудон выступил с поддержкой бонапартистского переворота 1851 г., расценив его как «социальную революцию». Угроза нового ареста толкнула его на отъезд в 1858 г. в Бельгию, откуда он вернулся через четыре года.
Умер 19 января 1865 г. в Париже.

Прудон был одним из немногих вождей социалистического движения XIX в., не принадлежавших к господствующим классам. С именем Прудона связаны самоидентификация анархизма, разработка его основных социальных идей и их распространение в массах. Прудон написал множество книг и статей, из которых наиболее известны работы «Что такое собственность?» (1840), «Система экономических противоречий, или Философия нищеты» (1846), «Исповедь революционера» (1849) и «О политической способности рабочих классов» (1865).
В воззрениях Прудона, как и в его жизни, соединялось немало противоречивых черт и, казалось бы, несочетаемых качеств: личная скромность и склонность к мессианству, революционность провозглашавшихся целей и приверженность к реформистским средствам, вольнолюбие в общественной жизни и крайняя патриархальность в семейном быту. Отстаивая индивидуальную свободу, Прудон одновременно писал работу «Порнократия, или Женщины в настоящее время», выступая против женской эмансипации и обосновывая тезис об извечном неравенстве полов. Передовой консерватор, реформистский революционер, оптимистический пессимист — таким предстаёт этот человек, которого А. И. Герцен называл «действительным главой революционного принципа во Франции» и «одним из величайших мыслителей нашего века».
Прудон был противником государственного насилия в любых формах: будь то конституционная монархия Луи Филиппа, бонапартистская империя, якобинская республика или революционная диктатура. Проанализировав опыт революции 1848 г., Прудон сделал вывод: революция несовместима с государством, а попытки реализовать утопии приверженцев государственного социализма (Луи Блана, Огюста Бланки и других), рассчитывавших овладеть властью и использовать её как инструмент преобразований, ведут только к победе реакции и к поражению революции.
Если у Штирнера и Годвина, мало известных широкой публике, анархический идеал носил по преимуществу абстрактно-философский характер, а критика государства явно преобладала над конструктивными идеями, то Прудон развил и популяризировал анархическое мировоззрение, во многом подготовив появление поколения парижских коммунаров.
Задачей социализма в XIX в. Прудон считал достижение реального социального равенства и обеспечение реальной свободы (то есть преодоление власти государства над человеком). Прудон избегал абстрактных схем, не занимался прожектерством, а стремился изучить и оценить уже существовавшие тенденции. Он говорил: «Я не предлагаю никакой системы; я требую уничтожения привилегий и рабства, я хочу равноправия… Предоставляю другим дисциплинировать мир».
Государственной власти, иерархии, централизации, бюрократии и праву Прудон противопоставил принципы федерализма, децентрализации, взаимности (мутуализма), свободного договора и самоуправления. Характеризуя современное общество, Прудон писал о круговой поруке буржуазии и власти, о сочетании централизации и монополизации с безудержной конкуренцией, пронизанной «духом несолидарности и корысти». Во имя свободы Прудон нападал на государство, во имя равенства — на собственность.
Прудон утверждал, что политическая свобода невозможна без экономического обеспечения и без децентрализации управления. «То, что называют в политике властью, — писал он, — аналогично и равноценно тому, что в политической экономии называют собственностью; эти две идеи равны друг другу и тождественны; нападать на одну — значит нападать на другую; одна непонятна без другой; если вы уничтожите одну, то нужно уничтожить и другую — и обратно».
Исходя из этого Прудон так формулировал собственное кредо: «Итак, то самое, что на экономическом языке называется нами взаимностью или взаимным обеспечением, в политическом смысле выражается словом федерация. Этими двумя словами определяется вся реформа наша в политике и в общественной экономии».
Прудон подчёркивал, что лишь на основе широчайшей и полной свободы личности, лишь в результате осознания людьми своих интересов и их взаимного согласования возможны истинная анархия, настоящий порядок и реальное единство.
Будучи противником рыночной экономики и неограниченной конкуренции, Прудон не стремился заменить их государственно-социалистической казармой и тотальной регламентацией. Говоря об «основном принципе верховности общего и подчинённости личного элемента» у всех социалистов-государственников (от Платона до Томаса Мора и Луи Блана), Прудон разъясняет: «Эта система коммунистическая, правительственная, диктаториальная, авторитарная, доктринерная, она исходит из того принципа, что личность существенно подчинена обществу; что только от общества зависят жизнь и права отдельного лица; что гражданин принадлежит государству, как дитя — семейству; что он находится вполне в его власти … и обязан ему подчиняться и повиноваться во всем».
Основываясь на принципе равновесия, Прудон отстаивал и права общества, и права личности, отрицая как эгоистические, так и деспотические крайности. Чтобы избежать их, французский анархист рекомендовал разрушить государственную власть и социальную иерархию, заменив их добровольным союзом свободных личностей, общин и местностей. «Общество должно рассматривать не как иерархию должностей и способностей, а как систему равновесия свободных сил, где всем гарантированы одинаковые права, с условием нести одинаковые обязанности, равные выгоды за равные услуги. Следовательно, эта система существенно основана на равенстве и свободе, она исключает всякое пристрастие к богатству, рангам и классам».
Благодаря Прудону анархизм распространился по всей Европе, найдя целый ряд выдающихся приверженцев (Карло Писаканэ в Италии, Пи-и-Маргаль в Испании и другие). Историк анархизма Макс Неттлау пишет о Прудоне: «К несчастью, он умирал как раз в то время, когда возник Интернационал. Но в то же самое время огромная фигура Бакунина уже появилась, и на каких-нибудь 10 лет анархизм получил мощный толчок от этой замечательной личности».

Михаил Александрович Бакунин (18 [30] мая 1814, село Прямухино, Новоторжский уезд, Тверская губерния, Российская империя — 19 июня [1 июля] 1876, Берн, Швейцария) — русский мыслитель, революционер, панславист, анархист, один из идеологов народничества. Идейный оппонент Карла Маркса.
Родился 30 мая 1814 г. в селе Прямухине Тверской губернии в старинной дворянской семье. В 1829 г. поступил в Артиллерийское училище в Петербурге, но в 1834 г. был отчислен за дерзость по отношению к начальнику училища.
Во второй половине 30-х гг. был близок с В. Г. Белинским, А. И. Герценом и Н. П. Огарёвым, стал последователем философии Г. В. Ф. Гегеля.
В 1840 г. Бакунин уехал за границу, где познакомился со многими деятелями европейского революционного движения. Особое влияние на него оказывают идеи П. Ж. Прудона — одного из теоретиков анархизма. Во время европейских революций 1848—1849 гг. Бакунин принимал активнейшее участие в выступлениях в Париже, Праге и Дрездене. После поражения дрезденского восстания подвергся аресту, побывал в нескольких саксонских и австрийских тюрьмах и получил два смертных приговора, заменённые на пожизненные заключения, после чего австрийские власти выдали его российскому правительству (1851 г.).
Шесть лет находился в Шлиссельбургской крепости; затем был сослан в Сибирь, откуда бежал в 1861 г. После долгих скитаний он приехал в Англию, где стал сотрудничать с Герценом и Огарёвым, помогая им в издании журнала «Колокол».
В 1864—1867 гг. Бакунин жил в Италии и создал здесь первую анархистскую организацию «Интернациональное братство». Постоянно стремясь к претворению революционных идей на практике, он развернул сеть тайных революционных обществ в Европе. Одновременно участвовал в ряде восстаний — в Польше (1863 г.), Лионе (1870 г.), Болонье (1874 г.).
В 1868 г. в Женеве Бакунин вступил в 1 -й Интернационал (Международное товарищество рабочих). Однако его идеи, отрицавшие любую форму существования государства как инструмента насилия над людьми, входили в явный конфликт со взглядами К. Маркса, основателя организации. Разногласия усугублялись личной антипатией двух лидеров революционного движения. Результатом стало исключение из Интернационала в 1872 г. Бакунина и его сторонников, в ответ создавших своё международное сообщество («Интернационал анархистов»).
В 1872—1876 годах Бакунин жил в Лугано и Локарно. Жил Бакунин в большой нужде, хотя один из его итальянских последователей — Кафиеро купил для него небольшую виллу, а его братья выделили ему к этому времени часть наследственного имущества. В это время Бакунин занимался, главным образом, организацией различных революционных попыток в Италии и изложением своих взглядов в ряде сочинений, из которых ни одно не было вполне закончено.
Умер Михаил Александрович Бакунин 1 июля (19 июня) 1876 года в Берне.

Споры о его месте в истории политической мысли продолжаются и сейчас.
Анархисты рисовали портрет “революционного гиганта”, называли его “мощной
личностью”, “гигантом духа”. Противники Бакунина, наоборот, подчеркивали
ошибки и недостатки, зачастую пренебрегая мерой. Бакунину пришлось вкусить
не только справедливую критику, но и жесткую обиду, оскорбления, когда его
публично называли “правительственным агентом”, “старым интриганом”,
мечтающим установить “деспотическую диктатуру в русском духе”, зачисляли в
“панславистский сброд” и т.д.
Происхождение государства Бакунин рассматривает с идеалистических
позиций. Природа человека двойственна. Лучшие ее черты и инстинкты -
зародыш вольной безгосударственной организации будущего. Худшие - основа
для возникновения государства. На дурных инстинктах и страстях, на
предосудительных свойствах ума и характера людей “замешано”, по Бакунину,
государство. Так, возникновение государства в Германии он связывает с тем,
что “в немецкой крови, в немецком инстинкте, в немецкой традиции есть
страсть государственного порядка и государственной дисциплины”. Идиотизм,
глупость людей считаются им главным условием рабства. Но не единственным!
Государство исторически возникает “во всех странах от союза насилия с,
опустошения и грабежа”.
Государство означает “насилие, господство посредством насилия,
замаскированного, если можно, и, в крайнем случае, бесцеремонного и
откровенного”. В других работах это понятие Бакунин дополняет: “Если есть
государство, то непременно есть господство, следовательно, и рабство;
государство без рабства, открытого или замаскированного, немыслимо”. “Кто
говорит государство и власть, тот говорит господство”.
Вместо государства Бакунин помышляет создать после социальной
революции новый строй, основанный на “идее свободы”. Свобода индивидов и
ассоциаций выступает при этом как некий априорный принцип, определенным
образом сочетаемый в его умозрительной концепции с принципом равенства,
справедливости, солидарности, а также с требованиями анархистской
программы. Важнейшими среди них стало в конечном итоге требование
разрушения государства, а также всякого, опирающегося на принуждение
авторитета, которые, как считали анархисты, в принципе несовместимы со
свободой и равенством людей и коллективов. Но это не означает распада
общественных связей. Государство заменяется федерацией свободных
самоуправляющихся общин в духе Прудона.
Свобода индивида, по определению Бакунина, есть не что иное, как
“отражение его человечности или его человеческого права в сознании всех
свободных людей, его братьев, его равных”. Со всей определенностью он
указывал на тесную взаимосвязь свободы с реальной возможностью
удовлетворять материальные и духовные потребности, а также на тесную
взаимосвязь свободы индивидуальной и свободы коллективной. “Коллективная
свобода и благосостояние реальны лишь тогда, - утверждал Бакунин в работе
“Кнуто-германская империя”, - когда они представляют собою сумму
индивидуальных свобод и процветаний”. Сопоставляя индивидуальную и
коллективную свободу, Бакунин склонен был видеть в достижении реальной
свободы для каждого подлинную цель истории, а в уважении достоинства
личности - высший нравственный закон.
Все это свидетельствует о том, что анархизм М.А.Бакунина имеет
коллективистские корни. Он стремится к организации общества и коллективной
собственности снизу вверх посредством вольного объединения, ассоциирования
людей, которые во взаимоотношениях друг с другом будут руководствоваться
нормами нравственности. Бакунин считал, что только таким образом можно
будет достичь свободы каждого. “Я становлюсь действительно свободным лишь
благодаря свободе других, так что, чем больше количество свободных людей,
окружающих меня, чем глубже и шире их свобода, тем распространеннее, глубже
и шире становится моя свобода”. Свобода нужна для развития индивидом всех
своих способностей и полного пользования ими путем воспитания, научного
образования и материального благополучия. Отсюда следует, что свобода, по
Бакунину, есть не самоцель, но то обязательное условие, наличие которого
реализацию идеала будущего - анархоколлективистской организации общества.

Родился 9 декабря 1842 г. в Москве в семье генерала (князя из рода Рюриковичей).
В 1862 г. окончил Пажеский корпус в Петербурге, был произведен в офицеры. Отказавшись от придворной карьеры, по собственной воле отправился в Сибирь, в Амурское казачье войско. Совершил ряд экспедиций по неисследованным районам Восточной Сибири и Дальнего Востока; подготовил научные труды по математике, которые впоследствии принесли ему мировую известность.
В 1867 г. ушёл в отставку и поступил на физико-математический факультет Петербургского университета, служил в Статистическом комитете Министерства внутренних дел; был избран членом Русского географического общества (1868 г.).
Познакомившись в Швейцарии с деятелями 1-го Интернационала (1872 г.), Кропоткин вступил в эту организацию и, вернувшись в Россию, вошёл в революционный кружок, вёл пропаганду среди рабочих и студентов.
В 1874 г. он был арестован и заключён в Петропавловскую крепость в Петербурге. В 1876 г. бежал и прожил в эмиграции более 40 лет.
Кропоткин — один из организаторов и теоретиков международного анархистского движения. Его общественным идеалом был анархический коммунизм, при котором революционным путём будет полностью ликвидирована частная собственность. Кропоткин также автор трудов по этике, социологии, истории.
В июне 1917 г. он вернулся в Россию и, отказавшись от предложения А. Ф. Керенского стать министром Временного правительства, жил в Москве, где его застал Октябрьский переворот 1917 г.
Из-за нехватки продовольствия и топлива Кропоткин с семьёй переехал в Дмитров (под Москву).
В 1918— 1920 гг. он встречался с В. И. Лениным и обращался к нему в письмах с резкой критикой «красного террора».
Умер 8 февраля 1921 г. в Дмитрове.

По мнению П. А. Кропоткина, анархизм происходит из того же революционного протеста, того же людского недовольства, что и социализм; и результатом революции он видит установление «безгосударственного коммунизма», новый общественный строй виделся ему как вольный федеративный союз самоуправляющихся единиц (общин, территорий, городов), основанный на принципе добровольности и «безначалья». Предполагалось коллективное ведение производства, коллективное распределение ресурсов и вообще коллективность всего, что относится к экономике, к сфере услуг, к человеческим взаимоотношениям. Коллектив представлял бы собой группу заинтересованных в своей деятельности людей, которые понимали бы, зачем и для кого они все это делают, чего было бы достаточно для их добровольной деятельности.
Будучи пытливым учёным, талантливым историком, высокообразованным человеком, П. А. Кропоткин пытался подвести под анархизм какую-либо научную основу и аргументированно показать его необходимость, для него анархизм представлялся философией человеческого общества. Метод познания П. А. Кропоткина основан на едином для всех законе, законе солидарности и взаимной помощи и поддержки. Он стремился доказать, что дарвиновское положение о борьбе за существование следует понимать как борьбу между видами и взаимопомощь внутри видов. Взаимная помощь и солидарность — двигатели прогресса.
Им была исследована взаимопомощь среди племен бушменов, готтентотов, эскимосов, выявлена её роль в создании таких форм человеческого общежития как род и община; в период Средневековья — цехи, гильдии, вольные города; в новое время — страховые общества, кооперативы, объединения людей по интересам (научные, спортивные и др. общества). В таких человеческих организациях отсутствуют начальники, отсутствует какая-либо принудительная власть, как мы сейчас понимаем это слово, а все основано на необходимости, понимании, увлеченности людей своим делом. Нередко возникает такая ситуация, что человек не может развить свои способности и склонности, либо вообще не имеет представления о том, что ему дается лучше всего. Все это происходит оттого, что государство ориентировано скорее на интересы некой идеальной, несуществующей в реальности личности, а не на людей, способности которых различны, что естественно.
По мнению П. А. Кропоткина, совершенно недопустимо отождествлять правительство и государство, ведь последнее включает в себя не только существование власти над определённой частью общества, но и сосредоточение управления, общественной жизни в одном центре. Наличие государства, помимо всего прочего, предполагает возникновение новых отношений как между различными группами населения, так и между отдельными членами общества.
П. А. Кропоткин смотрит на историю как на две параллельные «враждебные традиции: римская и народная, императорская и федералистская, традиция власти и традиция свободы, — и когда возникает вопрос о выборе, — мы пристаём к тому течению, которое ещё в XII веке привело людей к организации, основанной на свободном соглашении, на свободном почине личности, на вольной федерации тех, кто нуждается в ней. Пусть другие стараются удержаться за традиции канонического императорского Рима»!
В обосновании этого он отмечает, что в XII—XVI веках Европа была покрыта множеством богатых городов, их ремесленники, учёные, зодчие производили чудеса искусства, открывали многое в различных областях знаний, их университеты закладывали основу науки, караваны, пересекая океаны, не только пополняли казну, но и возлагали новые знания на алтарь географии. Современное же искусство, по мнению П. А. Кропоткина, превосходит средневековое только в скорости, в динамике своего развития, а отнюдь не в качестве.
Характерной чертой всех работ П. А. Кропоткина является придание единичной человеческой личности особого значения. Личность — душа революции, и только учитывая интересы каждого отдельного человека и давая ему свободу самовыражения, общество придёт к процветанию.
Народные массы всегда склонны к взаимопомощи, в рамках одной формации постоянно создаются, воспроизводятся и поддерживаются горизонтальные связи и соответствующие учреждения, основанные на координации и на согласовании интересов: род, обычное право, средневековый город, гильдия.
История не представляет собой непрерывной линии развития, скорее неизбежную цикличность. Египет, Азия, берега Средиземноморья, Центральная Европа — поочередно пребывали ареной исторического развития, и каждый раз по одному и тому же сценарию. Всё начиналось с первобытного племени, затем перерастало в стадию сельской общины, далее следовал период вольных городов, а затем государство, во время которого развитие продолжалось недолго, а потом и вовсе замирало…
Например, Древняя Греция: первобытно-племенной период, медленная смена на общинный строй, период республиканских городов, сопровождавшийся расцветом, но «с Востока повеяло дыханием восточных деспотических традиций», и войны поспособствовали построению Великой Македонской империи Александра. «Водворилось государство, которое начало выжимать жизненные соки цивилизации, пока не настала смерть» — писал П. А. Кропоткин, — и таких примеров бесчисленное множество: Древний Египет, Ассирия, Персия, Палестина и т. д.
Обосновывая тенденции, характерные для народных масс, П. А. Кропоткин говорит о крестьянах, сельской общине, где имеется тысяча общих интересов: хозяйственные, соседские; объединение с целью совместного орошения, осушения болот, пахотных работ и т. д. И, соответственно, данные проблемы проще решать сообща. Аналогичная ситуация с гильдиями купцов, цехами ремесленников. Анархическая теория П. А. Кропоткина очень интересно критикует капитализм и поведение государства в таком состоянии экономики. Традиционно считают, что государство есть утверждение идеи высшей справедливости в обществе и что капитализм привносит теорию невмешательства («laisser faire, laissez passer») — пусть делают, что хотят. Но в той же революционной Франции правительство позволяет нажиться за счёт рабочих, попросту не вмешиваясь. Якобинский конвент: за стачку, за образование государства в государстве — смерть!
Из ситуации возникает неизбежная дилемма, как пишет П. А. Кропоткин: «Или государство раздавит личность и местную жизнь, завладеет всеми областями человеческой деятельности, принесёт с собой войны и внутреннюю борьбу из-за обладания властью, поверхностные революции, лишь сменяющие тиранов, и — как неизбежный конец — смерть. Или государство должно быть разрушено, и в таком случае новая жизнь возникнет в тысяче и тысяче центров, на почве энергической, личной и групповой инициативы, на почве вольного соглашения… Если вы хотите, как мы, чтобы полная свобода индивидуума и его жизни были уважаемы — вы поневоле принуждены будете отвергнуть владычество человека над человеком, какого бы вида оно ни было; вы будете принуждены принять принципы анархизма, которые вы так долго отвергали».
В своих философских воззрениях Кропоткин был последователем Огюста Конта и Герберта Спенсера. Критически относился к «метафизической» традиции. Упрекал в «схоластике» представителей немецкого классического идеализма, в первую очередь Гегеля. На смену «отвлечённому философствованию», считал Кропоткин, должен прийти «истинно научный метод». Общественным идеалом Кропоткина был анархический (безгосударственный) коммунизм, в котором революционным путём (социальная революция) будет полностью ликвидирована частная собственность. Будучи убеждённым противником любой формы государственной власти, Кропоткин не принимал идею диктатуры пролетариата.

Эррико Малатеста (итал. Errico Malatesta, 14 декабря 1853 — 22 июля 1932) — итальянский анархо-коммунист и друг Бакунина. Большую часть своей жизни провел вне родной Италии — в ссылке, более десяти лет просидел в тюрьме. Издавал и редактировал много радикальных газет.
Впервые арестован в четырнадцать лет за то, что написал письмо королю Виктору Эммануилу II, в котором жаловался на местную несправедливость. Изучал медицину в университете Неаполя; откуда отчислен в 1871 году за участие в демонстрации. Энтузиазм по поводу Парижской коммуны, и дружба с Кармелло Палладино, приводят Малатесту в Неапольскую секцию Первого интернационала. В 1872 году встретил Бакунина, с которым позже участвовал на конгрессе Сент-Имьенского анархистского Интернационала.
В апреле 1877, Малатеста, Карло Кафиеро, Степняк-Кравчинский с тридцаткой смельчаков начали восстание в провинции Беневенто, взяв деревни Летино и Галло без борьбы. Революционеры сожгли налоговые регистры и объявили конец власти короля, что было встречено с большим энтузиазмом: даже местный священник выразил свою поддержку. Вскоре, впрочем, все были арестованы правительственными войсками и содержались в заключении в течение шестнадцати месяцев. После неоднократных террористических атак на членов итальянской королевской семьи, радикалы были поставлены под постоянный надзор полиции, хотя анархисты утверждали, что не имели никакого отношения к нападениям.
Скитаясь по миру, Малатеста посетил Женеву, где оказывал поддержку Элизе Реклю и Петру Кропоткину, помогая последнему издавать La Révolte. Однако и оттуда он был изгнан, после долгих мытарств осев наконец-то в Лондоне. В Лондоне Малатеста, работая продавцом мороженого и механиком, участвовал в 1881 году в конгрессе Интернационала, на котором произошло отделение Сент-Имьенского анархистского Интернационала.
С 1885 года жил в Буэнос-Айресе, где был вовлечен в создание первого рабочего союза в Аргентине, Союза Пекарей. На протяжении следующих лет Малатеста жил в Лондоне, откуда совершал тайные поездки в страны Европы, выступал вместе с дель Мармолом с лекциями в Испании.
Малатеста принял участие в Интернациональном Конгрессе анархистов в Амстердаме (1907), где он жарко спорил в особенности с Пьером Монатом о соотношении анархизма и синдикализма — профсоюзного движения. Пьер Монат доказывал, что синдикализм революционен и создает условия для социальной революции, в то время как Малатеста полагал, что синдикализм сам по себе недостаточен. Профсоюзы могут играть реформистскую роль, а иногда даже консервативную. Наряду с Христианом Корнелиссеном он приводил в пример профсоюзы США, где профсоюзы высококвалифицированных рабочих иногда выступали против низкоквалифицированных, дабы защитить своё относительно привилегированное положение.
После Первой мировой войны Малатеста вернулся в Италию. Спустя два года по его возвращении, в 1921 году, его снова заключают в тюрьму. Он освобождается за два месяца до прихода фашистов к власти. С 1924 до 1926 год, когда Бенито Муссолини заставил всю независимую прессу замолчать, Малатеста издавал журнал Pensiero e Volontà, хотя журнал страдал от правительственной цензуры. Свои последние годы революционер вынужден был провести, работая электриком, и ведя относительно тихую жизнь. В пятницу, 22 июля 1932 года, после нескольких лет страданий он умер от бронхиальной астмы.

Наряду с такими выдающимися личностями, как Пётр Кропоткин, Жан Грав, Элизе Реклю, Карло Кафиеро, Варлаам Черкезов, Александр Беркман, Эмма Гольдман, Малатеста является одним из тех авторов, благодаря которым теория классического анархистского коммунизма приобрела целостный и завершённый характер. Он был скорее популяризатором теории, нежели ее разработчиком. Тем не менее его вклад в распространение идей анархического коммунизма представляется значительным.

Рудольф Рокер — переплётчик книг, писатель-историк и одна из самых известных фигур европейского анархо-синдикализма. Родился 25.03.1873 в городе Майнц, Германия, умер — 19.09.1958 г., в Моэгэн, США.
Рудольф был вторым сыном в семье нотного издателя Георга Филиппа Рокера и Анны Маргариты Рокер. В семье и ближайшем окружении он почерпнул либеральный дух 1948 года. К 14-и годам Рудольф становится полным сиротой и попадает в католический интернат, где сталкивается с авторитарными структурами и схемами поведения. Он посещает народную школу и учится на переплётчика. Он знакомится с трудами Иоганна Моста и Михаила Бакунина, вступает в организованное рабочее движение и социал-демократическую партию.
Из протеста против централизма и «обуржуазивания» партии он присоединяется сначала к внутрипартийной оппозиции, «Молодым». На съезде партии в Эрфурте в 1891-м году из партии исключаются течения, склоняющиеся к анархизму. Рокер вынужден найти своим организаторским и ораторским талантам применение вне партии, пока ещё не вступая с руководством последней в открытый конфликт. Государственные преследования принуждают его покинуть Германию. В 1892-м он отправляется во Францию, где находит контакты с рабочим движением и знакомится с еврейскими рабочими. В 1895-м году, уже в Лондоне он пользуется этими контактами. Он хотя и хочет вернуться в Германию, но отказывается нести военную службу. Он поселяется в Ист Энд и становится постепенно одной из ведущих фигур еврейского рабочего движения, а затем и всего рабочего движения Лондона, и всей Англии. Он талантливый оратор, организатор, писатель и педагог; редактор ведущей рабочей лондонской газеты «Arbeiterfraynd». Чтобы эффективно работать в еврейском рабочем движении, и чтобы его тексты не искажались при переводе, он учит идиш.
С 1897 года он живёт с Милли Виткоп и становится отцом.
После 17-и лет организационной работы лондонские текстильные рабочие устраивают большую стачку, за которой следуют стачки солидарности. Им удаётся добиться улучшения условий труда и приобрести важный опыт классовой борьбы. Успех был обеспечен не в последнюю очередь тем, что рабочее движение не раскололось на еврейское и нееврейское, координатором стачки был Рудольф Рокер (как не-британец и не-еврей).
С началом первой мировой войны в 1914-м году Рокер попадает в различные лагеря для заключённых, где он совершил не менее 139 выступлений. Т.к. в лагерях были люди изо всех стран мира, вести о Рокер распространяются во многие страны.
С отказом кайзера Вильгельма Второго от трона Рокер возвращается уже в 1918-м году по срочному приглашению Свободного Объединения Германских Профсоюзов FVDG в Германию, чтобы дать начало немецкому анархо-синдикалистскому движению. Ему поручается выработать принципы синдикализма, которые в 1919-м году принимаются на конгрессе FVDG лишь с незначительными изменениями. FVDG переименовывается в Союз Свободных Рабочих Германии FAUD и к 1922-у году расширяется до 150-180 тысяч членов. Рокер избирается в комиссию по прессе, издаёт газету «Der Syndikalist» и поддерживает близкие отношения с Августином Сухи, Гельмутом Рюдигером и Фрицем Катером.
В 1922-м году Рокер был одним из основных организаторов альтернативы Красному интернационалу профсоюзов и Коммунистическому интернационалу (Коминтерн) — Международной Ассоциации Трудящихся (МАТ) в традиции Первого интернационала 1864-го года. Он разрабатывает программные документы организации и избирается вместе с Августином Сухи и Александром Шапиро в секретариат МАТ в Берлине. Т.к. организует помощь беженцам, в его квартире останавливаются такие известные деятели анархистского движения как Нестор Махно, Бенавентура Дуррути и Франциско Аскасо.
В 1933-м году Рокер вынужден бежать от национал-социализма в США через Швейцарию. Его известность облегчает ему жизнь в изгнании. Среди друзей, помогавших ему, Альберт Эйнштейн. Ему удаётся вывезти с собой из Германии манускрипт книги «Национализм и культура». Архив МАТ попадает в руки нацистам. Если во время первой мировой войны он выступал против военных действий любой стороны и спорил поэтому с Кропоткиным, то в этот раз он выступает за войну против фашистской Германии. В США он также развивает активную деятельность, пишет теоретические труды и выступает с лекциями пока не умирает в 1958-м году в возрасте 84 лет.

Букчин родился в Нью-Йорке в семье российских евреев-иммигрантов Натана Букчина и Розы Букчиной, и с детства был пропитан марксистскими идеями. Он присоединился к Молодым пионерам, молодежной коммунистической организации, в возрасте девяти лет. Он работал на фабриках и стал устроителем Конгресса производственных профсоюзов США. В конце 1930-х он порвал со сталинизмом в пользу троцкизма, работал с группой, публиковавшей периодическое издание Проблемы современности (Contemporary Issues). Тогда же, постепенно разочаровавшись в принуждении, которое он воспринимал в качестве обычной практики марксизма-ленинизма, он становится анархистом, содействует основанию в 1950-х в Нью-Йорке Либертарной Лиги. В течение 1950-1960-х годов Букчин трудился на многих рабочих должностях, включая урочные работы, как например железнодорожным докером. В конце 1960-х он начал преподавать в Свободном университете, контркультурном учреждении эпохи 1960-х, располагавшемся в Манхэттене. Это привело к зачислению в штат на постоянной основе в государственном колледже Рамапо в Махве (Mahwah), Нью-Джерси. В то же самое время в 1971 году он становится сооснователем Института социальной экологии (ИСЭ) в колледже Горрард, в Вермонте.
Его книга Our Synthetic Environment была издана под псевдонимом Льюис Хербер, за шесть месяцев до Молчаливой весны Рэйчел Карсон. В книге описывался широкий диапазон экологический, однако она удостоилась мало внимания из-за своего политического радикализма. Его инновационное эссе «Экология и революционная мысль» представляло экологию как концепт радикальной политической идеи. Другие эссе, написанные в 1960-е годы вводили новаторские идеи экотехнологий. Читая лекции по всей территории Соединенных Штатов, он помог популяризовать понятие экологии в контркультуре. Его часто переиздаваемое эссе 1969-го года «Listen, Marxist!» предупреждало Студентов за демократическое общество (тщетно) против поглощения группой марксистов. Эти и другие важные эссе 1960-х составили антологию Post-Scarcity Anarchism. В 1982-м году была издана работа Букчина Экология свободы, которая оказала огромное влияние на возникавшее тогда экологическое движение, как в Соединенных Штатах, так и в других странах. Он был активным участником антиядерного Clamshell Alliance в Новой Англии, а его лекции в Германии оказали серьёзное влияние на основателей немецких Зеленых. В работе From Urbanization to Cities (первоначально изданной под заголовком The Rise of Urbanization and the Decline of Citizenship) Букчин прослеживал демократические традиции, которые повлияли на его политическую философию и определяли реализацию понятия либертарного муниципализма. Много меньшая работа, The Politics of Social Ecology, написанная его двадцатилетним коллегой, Джанет Биль, кратко суммирует эти идеи. В 1999-м году порывает с анархизмом и переносит свои идеи в рамки системы местного коммунализма, хотя и продолжал поддерживать свои идеи о необходимости децентрализации и локализации населения, власти/деньгах/влиянии, сельском хозяйстве, производстве и т. д.
Кроме своих политических работ Букчин написал много о своих философских идеях, которые он называл диалектическим натурализмом. Диалектические работы Гегеля, которые ясно выражают философию, связанную с развитием изменения и роста, казалось, предоставили себя органическому, даже экологическому подходу. Хотя Гегель «имел значительное влияние» на Букчина, он ни в каком смысле не был гегельянцем. Его более поздние философские работы акцентируются на гуманизме, рационализме и идеалах Просвещения. Главной из его последних работ стала Третья Революция, четырёхтомная история с либертарных импульсов в европейских и американских революционных движениях.
После отставку в Рамапо он двинулся из Хобокена, Нью-Джерси, в Вермонт и посвятил свое время написанию и чтению лекций по всему миру. Он продолжал преподавать в ИСЭ до 2004. Умер Букчин в результате остановки сердца 30 июля 2006 в своем доме в Берлингтоне, Вермонт, в возрасте 85 лет.

Букчин выступал с критикой некоторых современных направлений анархизма, которые он рассматривал как анархизм образа жизни и который по его мнению продвигал индивидуальное удовольствие вместо революционных социальных изменений. Сюда в частности входят направленные против технического прогресса и антицивилизационные представления анархо-примитивизма.
В эссе, «Что такое социальная экология?» Букчин суммирует смысл социальной экологии следующим образом:

Социальная экология базируется на убеждении, что почти все наши современные экологические проблемы происходят из укоренившихся социальных проблем. Из этого следует, с этой точки зрения, что эти экологические проблемы не могут быть поняты, уже не говоря об их решении, без осторожного понимания нашего современного общества и нелогичности, которая доминирует над ним. Уточним данный момент: экономический, этнический, культурный и гендерный конфликты, среди прочих, лежат в центре самых серьезных экологических неурядиц, перед которыми мы оказываемся сегодня порознь, конечно, в отличие от тех, которые создаются стихийными бедствиями.

Работы Букчина о социальной экологии писались более чем в течение 40 лет.

Первое, что должен понять начинающий анархист, что анархизм — это прежде всего инициативность. К сожалению, в движение приходит достаточно много людей, которые сами не хотят думать и действовать, а ждут, что кто-то все устроит за них и лишь пригласит поучаствовать. Поэтому часто в анархическом коллективе мы видим пару-тройку (если не одного) толковых людей, а все остальные заглядывают им в рот и ждут указаний ... В итоге такая группа очень быстро разваливается ... Поэтому в первую очередь анархисту (не только начинающему!) необходимо самому придумывать и предлагать своим товарищам различные мероприятия, акции и иные действия, а не ждать когда их предложат другие. А во-вторых анархистам необходимо принимать в свой коллектив только инициативных людей, а не таскать за собой балласт из 10-20 человек желающих быть пушечным мясом. ...

Второе, не менее важное для анархиста — это самодисциплина и ответственность. Если ты что-то берешься делать, то ты обязательно должен доводить это дело до конца, особенно если ты заранее обещал своими товарищами, что ты это сделаешь. Опять же, к сожалению, в движение приходит очень много людей которые не хотят никакой самодисциплины и ответственности, а хотят лишь угорать и тусоваться в компании «крутых анархистов», чтобы казаться в своих глазах и глазах окружающих такими же «крутыми». Когда же речь заходит о том, что надо посетить собрание, тренировку, прийти на акцию, написать листовку или статью, нарисовать баннер или что-то еще эти ребятки куда-то сразу испаряются. ...

Третье. Анархист должен постоянно совершенствоваться в теории и практике. Нельзя по паре-тройке статей уяснить для себя суть анархизма и уметь объяснить интересующимся людям, как мы собираемся бороться, какое общество мы хотим построить на месте старого, как будут решаться экономические вопросы, как политические и так далее. То же самое можно сказать и о практической деятельности: нельзя поучаствовав в паре акций четко уяснить для себя, что и как мы должны делать, чтобы наше движение развивалось. ...

Четвертое. Анархист должен поддерживать себя в хорошей физической форме и уметь пользоваться оружием. ... Конечно же, не все анархисты обязаны быть спортсменами или первоклассными бойцами, но двигаться в направлении развития своих физических способностей и боевых навыков стоит всем без исключения.

Пятое. Анархист должен разбираться в вопросах безопасности и быть юридически подкованным. Неизбежно любой анархист рано или поздно столкнется с полицаями и, чтобы этот драматичный момент прошел как можно более удачно для вас, вы должны заранее позаботится о своей безопасности. Во-первых, не рассказывайте все сразу новичкам приходящим в движение. Им для начала вовсе не обязательно знать, где, например, лежит ваша общая касса или что вы завтра будите мутить какую-то супер-радикальную акцию. Для начала вам нужно разобраться, что за человек перед вами и можно ли доверять ему, а это можно сделать только со временем, пообщавшись с ним как следует и посмотрев на него в деле (разумеется, не в самом радикальном) . Во-вторых ни в коем случае не обсуждайте в социальных сетях, по электронной почте и по телефону действий, которые могут попасть под УК РФ, а также других очень важных вещей, для этого есть личные встречи. В-третьих, для связи на расстоянии используйте службы электронной почты с поддержкой шифрования или джаббер. ... В-четвертых, не храните ни каких палевных вещей у себя на компьютере, используйте для них отдельную флешку (еще лучше, если информация на ней будет зашифрована). ... В-пятых, перед тем как осуществлять какие-либо действия, проверьте, под какие статьи КОАП РФ и УК РФ данные действия могут попасть и заранее продумайте, что говорить полицаям, если вы попадетесь (всегда помните, что вы вообще можете не отвечать на их вопросы, ссылаясь на 51 статью конституции). И, наконец, в-шестых, желательно быть знакомым с правозащитниками в вашем регионе, чтобы в случае каких-либо неприятностей, можно было бы с ними проконсультироваться по юридическим вопросам и они могли бы помочь организовать вашу защиту ...

Шестое. Анархизм — это революционная теория, нацеленная на пробуждение большинства людей, а не какая-то элитарная идеология для внутреннего потребления в узком круге лиц, поэтому анархистам крайне необходимо участвовать в социальных конфликтах, таких, например, как борьба рабочих за улучшение условий труда, борьба против выселения людей из общежитий, борьба против застройки дворов, вырубки парков и лесов, борьба против строительства экологически вредных объектов и т.п. Анархистам крайне необходимо научиться находить общий язык с простыми неангажированными людьми и научиться убеждать их в необходимости самостоятельной борьбы без помощи политиков и буржуев, а также в необходимости вести эту борьбу при помощи прямого действия...

Седьмое. В нашей борьбе главное не эффектность, а эффективность. Флаги, речёвки, крутые шествия не меняют положения вещей. ... желательно участвовать только в тех публичных мероприятиях, где вы сможете агитировать не друг друга, а простых людей, например, на митинге, организованном инициативной группой против вырубки парка, или на собрании такой группы, и ни в коем случае, если подобное мероприятие организуется вами, не санкционировать его. ... Для того чтобы эффективно проводить внешние акции, необходимо для начала провести огромную внутреннюю работу и научиться самим очень многому (а так же найти как можно больше адекватных людей, готовых присоединится к вашему коллективу). Так, без хороших ораторов вы не сможете убедить людей использовать в борьбе именно прямое действие, а без физически крепких товарищей — противостоять ЧОПовцам... В конечном итоге, я советую всегда соизмерять риск от действия и выгоду, которую вы сможете от него получить, и, если риск будет намного больше выгоды — не совершать таких действий.

Блэк Джек

Анархо-коммунизм «на пальцах»
…или что такое анархо-коммунизм?

Что такое анархия?

Анархия или анархо-коммунизм (анархический коммунизм) в переводе на русский означает вольный или безгосударственный коммунизм.
Что такое коммунизм? Это общество где все принадлежит всем, где каждый работает на всех по своим способностям, и каждому дается от всех по его потребностям.
Почему все принадлежит всем? Потому что все сделано всеми. Никто не может ничего сделать по-настоящему в одиночку. Это собака может вырыть нору своими собственными когтями, ни у кого не учась. Человек работает с помощью орудий труда, которые сделаны с помощью других орудий труда, а те сделаны с помощью третьих. Значит, все, кто их делал, уже причастны к работе, сделанной якобы «в одиночку». Человек, чтобы что-то сделать, должен этому у кого-то научиться, а его учитель учился у другого учителя, а тот другой — у третьего… Без помощи других людей, человек бы даже ходить и разговаривать бы не научился. Значит, все что делается, делается всеми, значит, и принадлежать оно должно всем.
Почему каждый работает по способностям? Потому что, каждый работает так, как умеет, лучше он работать не может, а хуже работать – значит обманывать общество.
Почему каждый получает по потребностям? Почему не по труду? Потому что невозможно определить вклад труда каждого в общую работу. Если два человека несут одно бревно, то насколько труд того, кто несет за толстый конец, больше труда того, кто несет за тонкий? К тому же, если никто из них не может поднять бревно в одиночку, то значит, они одинаково нужны друг другу. А как определить вклад в работу учителей и учивших учителей, и учивших учивших?.. И потом, если каждый работает по своим способностям, то и вклад его зависит от его способностей. А способности ему либо даны от природы, либо развиты им. Если даны от природы, то в этом нет его заслуги, никто не спрашивал его, хочет он родиться сильным или слабы, умным или глупым. А если развиты, то опять-таки с помощью других людей. Без помощи других, человек, как уже говорилось, даже разговаривать и ходить на двух ногах бы не научился.
Тогда почему не поровну? Потому что всем нужно разное. Потому что нельзя грудного ребенка кормить взрослой пищей или взрослого – грудным молоком. Потому что очки нужны тому, кто плохо видит, болотные сапоги тому, кто ходит по болоту, теплые стены и топливо – тому, кто живет в холодной местности и т. д., и т. п. У всех разные потребности. А равным является только их право осуществлять свои потребности.

При коммунизме нет собственности, зато есть для всех прямой доступ.

Почему безгосударственный? Потому что если нет собственности, то нет и власти. Власть и собственность – по сути одно и то же: собственность – это власть на предметы, а власть, это собственность на решения. Как никто не должен за всех владеть, так никто не может за всех решать. Даже самый умный человек не умнее всего обществa. А если и умней, то как сделать, чтобы именно он принимал решение? Если общество понимает, что кто-то дает самый умный совет, оно и так этот совет примет. А если нет, то где гарантия, что самый умный совет даст именно начальник? Разницу между государством и анархией можно сформулировать так: при анархии человека слушают, если его уважают, а при государстве наоборот. Начальника уважают потому, что его нельзя ослушаться. При анархии же, люди по любому вопросу слушают того, кому в этом вопросе они сами больше доверяют.

Экономика при анархии

Когда-то любой человек работал либо на себя, либо на заказчика, которого он знал. Сегодня работник не знает, кто будет жить в построенном им доме, носить сшитую им одежду, есть испеченный им хлеб, ездить на собранной им машине. Он даже не знает, будет ли вообще кто-то пользоваться продуктами его труда, или они будут никому не нужны. Да ему и все равно, лишь бы деньги заплатили. И вот работники разных фирм изготовляют одни и те же вещи, а потом специально нанятые работники рекламы убеждают покупателей, что те должны купить продукцию именно той или именно другой, третьей, пятой или десятой фирмы. То, что не куплено, выбрасывается на свалку или идет на переработку. Нам говорят, что так мы можем выбрать себе из множества вещей самые лучшие, но на деле мы видим, что вещи и продукты становятся все хуже и хуже, потому что проще понаделать много никудышнего товара и завалить им рынок, чем делать хорошую продукцию. Огромное количество зерна, мяса овощей ежегодно уничтожается, чтобы не падали цены, при том, что каждый час в мире умирает от голода 200 человек. Огромную часть экономики составляют чистой воды спекуляции и жульничества вроде МММ. Деньги, лежащие в банках, давно превратились в пустые бумажки или в обычные цифры на экранах касс. Не удивительно, что природа земли уже перестала восстанавливаться, мы живем «в долг», за счет того, что не получат наши потомки, а ведь их будет больше, чем нас – население Земли растет. И это вовсе не потому, что нам не хватает, а потому что экономика работает не ради нас, а ради себя самой. Потому что мы делаем не то, что нам нужно, а то, что можно продать. Не человек управляет экономикой, а экономика человеком. Человек похож на наездника, оседлавшего взбесившуюся лошадь. Нельзя скакать на такой лошади! Лошадь должна быть нормальной.

При коммунизме нет никакой купли продажи, а производится только то, что кому-то нужно. То, что будет использовано как еда, одежда, стройматериалы, сырье, запас на «черный день», но что кому-то для чего-то нужно. Как узнать, что кому нужно? Да просто дать каждому возможность сказать, что ему надо. Нам скажут: «Тогда все захотят лишнего!» Мы ответим: «С какой стати? Если у человека болит зуб, разве он будет просить врача, чтобы тот вырвал ему два? Если у человека есть дом, зачем рядом ему второй? Сейчас, когда люди не уверены в завтрашнем дне, многие готовы хватать «про запас». Но, если человек знает, что все, ему всегда дадут то, что нужно, зачем он будет делать запасы? Это так же глупо, как хранить сухари, имея всегда под рукой свежий хлеб. Немного запаса, конечно надо иметь, но только совсем немного». Нам скажут: «Многие стремятся взять больше чем надо, чтобы продемонстрировать свое богатство». Но если все принадлежит всем, то такая демонстрация станет бессмысленной. ...

При современной экономике вещи делают не там, где они нужнее, а там, где люди согласны работать за меньшую плату. В итоге сплошь и рядом детали автомобиля делаются в одном конце земли, потом их везут в другой, где их собирают вместе, потом везут в третий, где к ним приставляют колеса, потом их красят в четвертом, потом красят в пятом, а продают в шестом. Так же делается одежда, обувь, электроприборы… При коммунизме все, что можно сделать в одном районе, будет делаться в одном районе.

Нам скажут: «То, что вы хотите, называется натуральным хозяйством, это было возможно много лет назад, сейчас люди не могут обеспечить себя со своего поля или со своего стада, экономика стала глобальной – всемирной». Мы ответим: «Да, сейчас натуральное хозяйство невозможно в рамках одного поселка или даже района, но оно возможно в рамках всего мира – если весь мир будет одним единым хозяйством». И это нисколько не противоречит тому, что мы сказали раньше. Пытаться создать космическую ракету в каждом дворе глупо. Но и звать специального мастера, чтобы он приколотил ручку к двери, вместо того, чтобы делать это самому, тоже глупо. С таким же успехом можно было бы утром звать чистильщика зубов, вместо того, чтобы чистить их самому. То, что человек сможет сделать сам, он будет делать сам. То, для чего нужна бригада, будет делать бригада. Для чего-то нужен целый цех, завод, комбинат. Но чем больше народа нужно для какой-то работы, тем реже нужна эта работа. Понятно, что строить мост через большую реку нужно реже, чем строить дом, что локомотивов нужно меньше, чем велосипедов, а космических кораблей – еще меньше.

Информация и принятие решений

Нас спросят, а как люди будут решать, что и как им делать? Как вообще будут приниматься решения при анархии. Мы ответим, что приниматься они будут сообща.

В современном обществе люди разобщены. Жители городов часто не знают даже, кто их соседи. Так было не всегда и так будет не всегда. Человек существо общественное. На протяжении всей своей истории люди объединялись в племена, союзы, синдикаты, объединялись по кровному, территориальному, религиозному, идейному и иным признакам. При анархии люди тоже будут объединяться по месту жительства, по работе, по близким интересам, словом человечество будет состоять не из отдельных индивидуумов, а из разных коллективов. Все вопросы, касающиеся своего коллектива, люди будут принимать на общем собрании. Там, где дело будет касаться нескольких коллективов, люди будут собирать собрания делегатов с наказом. Это значит, что делегаты будут доводить друг для друга не свое мнение, а мнение коллектива, иначе его просто тут же отзовут. Получится, что все решения будут приниматься на местах, а «наверху» будет только обмен информацией и голосование, в случае необходимости, причем опять-таки, голосовать делегаты будут не от себя, а по наказу, то есть так, как им поручил коллектив.

Для того, чтобы все это организовать, часто не нужно будет даже собираться всем вместе. При современных средствах связи, это вполне можно сделать, например, по Интернету. Если в Англии и в Магрибе люди ухитрялись по Интернету организовывать массовые акции протеста (появился даже термин «Твиттерная революция»), то почему они не могут по Интернету обсудить обычные дела? Уже во второй половине ХХ века на заводах в ходу были селекторные совещания. Что уж говорить о сегодняшнем дне! Точно также, современные средства связи позволяют легко собрать и обработать информацию о потребностях людей и распределить ее между работниками.

Нам скажут: «Если люди будут постоянно собираться на собрания и обрабатывать информацию, то когда они будут работать? Или, если они будут работать, то когда они будут собираться на собрания?» Мы ответим: «В современном обществе огромное количество людей ничего не производит, только командует теми, кто производит, а потребляют они не меньше, а даже больше других. Множество людей занято бесполезной и даже вредной работой. Разные фирмы производят одни и те же вещи, потом рекламируют их. Поезда везут через половину земного шара тысячи и миллионы пассажиров, которые покинули свои дома, потому что в их краях нет работы, и они ищут ее за тридевять земель. Строители строят банки и тюрьмы, вместо того, чтобы строить дома, школы и больницы. Строят авианосцы, собирают бомбардировщики, танки и ракеты. Одновременно, тысячи и миллионы людей не могут найти работу, хотя готовы работать. Поэтому тем, кто работает, приходится работать по восемь, десять, даже двенадцать часов в день, часто даже без выходных. Многим приходится по несколько дней ждать, когда появится работа, чтобы потом несколько дней работать с утра до ночи. Если в обществе нет бездельников, если люди делают только то, что им нужно, если никого не оставляют без работы, то сама работа в современном понимании этого слова, само производство займет намного, даже во много раз меньше времени, чем сейчас. На само производство будет уходить два-три часа в день, значит, останется время и на организацию работы».

В этом нет ничего невозможного, в прошлое время крестьянин, будь он пахарь или пастух, прежде чем построить избу, засеять поле или выгнать стадо, сначала сам решал, как и из чего он будет строить избу, чем засеет поле, куда погонит стадо. Более того. Раньше любой земледелец мог и построить дом, и вспахать и засеять поле, и убрать урожай, а сверх того он мог быть кузнецом, печником или гончаром. Любой крестьянин кочевник мог и собрать отару, и оседлать лошадь, и починить сбрую, и отогнать зверей. Сейчас человек может быть автослесарем, не умея водить машину, работать на компьютере, ничего не понимая в его устройстве, Проектировать дом, не умея класть кирпич. Кому-то всю жизнь приходится перетаскивать ящики или крутить на конвейере одну и ту же гайку. В итоге, если на какую-то работу падает спрос, те, кто ее делают, остаются без работы. Однообразная работа отупляет человека, превращая его в профессионального кретина. При коммунизме каждый человек делает разную работу. Конечно, это не значит, что он умеет абсолютно все на свете, но и профессиональным кретином он не будет. И работа его от этого не ухудшится. Если конструктор экскаватора будет знать, что через полгода, ему самому на этом экскаваторе работать, то он и сконструирует его на совесть. Это не значит, что сегодня все будут проектировать дом, а завтра все пойдут обжигать для него кирпич, просто люди будут время от времени менять сое занятие. И если какая-то работа станет не нужна (или нужна в меньшем объеме), те, кто ее делал (или часть их) просто займутся другой.

Самооборона при анархии

Сейчас человеку запрещается защищать себя самому. С детских лет его учат в случае чего бежать жаловаться сначала взрослым, а потом дяде-менту или теперь дяде-полицаю. Что удивляться, что последний не считает простых граждан за людей? Ведь в современном обществе государство присвоило себе монополию на насилие. А значит и на защиту, ибо самозащита – тоже насилие.

Но это ненормально. Передав кому-то право на свою защиту, человек становится рабом «защитника». Не зря во всех обществах рабам запрещалось иметь оружие, тогда как свободные граждане должны были его иметь. И если сейчас нам запрещают самозащиту, то значит, нас считают рабами.

При анархии государственная охрана, будь то армия или полиция, заменяются всеобщим вооружением народа. Нам скажут: «Если каждому дать оружие, то начнется война всех против всех, все начнут грабить и убивать друг друга». Мы ответим: «Напротив, те, кто хочет грабить и убивать, не смогут просто так этого делать». Посмотрите – сейчас те, кто грабит и убивает, те вооружены, а честные люди – безоружны. Получается, что бандиты и убийцы имеют преимущество перед честными людьми. Если же честные люди тоже будут вооружены, то шансы будут равны. И тогда никто не захочет просто так рисковать.

Всеобщее вооружение народа это не просто плод фантазии, это реальность. Оно не только существовало в прошлом, оно существует и сейчас. Например, в Швейцарии каждый гражданин обязан иметь оружие на случай войны. Разумеется, с такой «армией» не больно-то завоюешь чужие страны. Зато, для обороны своей страны, такая армия идеальна – в случае вторжения она поднимется сама уже вооруженная и готовая к обороне – ведь каждый не только хранит дома автомат или ключи от гаража, где стоит танк, но и знает, что ему делать в случае вторжения – краткие сборы для поддержания формы проводятся регулярно.

Как этого добиться?

Нас спросят: «А кто же создаст такое общество?» Мы ответим: «Только мы сами». Создать его силами государство невозможно, так же как невозможно крокодилу проглотить самого себя. Ведь создавая такое общество государство будет разрушать себя, а разрушая себя будет терять силы. Значит, такое общество должны создать мы сами. Нам скажут, что либо нам не дадут его создать, либо нам придется воевать с государством. Но государство сильно пока его боятся. Оно не может продержаться без нас, без нашей работы, оно заставляет нас его содержать. Если мы вместо этого вступим с ним в борьбу, оно недолго продержится. ...

Парижская коммуна — революционное правительство Парижа во время событий 1871 года, когда вскоре после заключения перемирия с Пруссией во время Франко-прусской войны в Париже начались волнения, вылившиеся в революцию и установление самоуправления, длившегося 72 дня (с 18 марта по 28 мая). Во главе Парижской коммуны стояли объединённые в коалицию социалисты и анархисты.

В конце 1860-х гг. проявилось и громко заявило о себе стремление к учреждению коммуны, в которой видели панацею от всех зол и бедствий, обрушившихся на Францию. У одних требование коммуны имело значение простого протеста против невыносимой централизации управления, усилившейся при Наполеоне III. Другие выдвигали традиции первой революции, когда парижская коммуна руководила победоносной борьбой с коалицией держав. Приверженцы Прудона мечтали о разложении Франции на ряд автономных общин, из которых каждая самостоятельно определяла бы свой хозяйственный быт и ввела бы своих членов в обетованную страну «мютюэлизма». Наконец, идея коммуны встретила большое сочувствие и у революционеров-коммунистов.

Во время франко-прусской войны была образована парижская национальная гвардия: все граждане, изъявившие на то желание, были вооружены и несли службу под начальством офицеров, ими же избранных. В короткое время численность национальной гвардии достигла 300 тысяч человек. Национальным гвардейцам было назначено жалованье: служба в национальной гвардии обеспечивала тех, которые остались без работы вследствие осады Парижа.

8 февраля 1871 г. состоялись выборы в новое национальное собрание. В Париже подавляющим большинством голосов избраны были представители радикальной демократии — Виктор Гюго, Ледрю-Роллен, Флоке, Локруа и другие, обещавшие выступить с требованием децентрализации и свободы общин. Из чистых социалистов, различные фракции которых выставили общий список кандидатов, в депутаты попали лишь немногие, в том числе «мютюэлисты» Толен и Малон. Провинция послала в национальное собрание большей частью лиц, склонных к восстановлению монархии в той или иной форме. Главой правительства избран был Тьер.

15-го марта Тьер прибыл в Париж и приказал овладеть пушками национальной гвардии, которые собраны были на высотах Монмартра и охранялись весьма слабым караулом. Движение войска на Монмартр, произведенное на рассвете 18 марта, удалось; но для того, чтобы увезти пушки, не захватили с собой упряжи и лошадей. Пока войска дожидались упряжи, собралась национальная гвардия. Солдаты побратались с гвардейцами и арестовали своих высших начальников; генерал Леконт, отдавший приказ стрелять в толпу, был расстрелян своими солдатами, та же участь постигла и генерала Ж. Л. Клеман-Тома, бывшего командующего национальной гвардии, оказавшегося поблизости.

Армейские части по всему городу стали присоединяться к восстанию, что вынудило Тьера поспешно вывести из столицы в Версаль оставшиеся верными войска, полицию, административных работников и специалистов.

Фактическим властителем Парижа оказался Центральный Комитет Национальной гвардии. Париж, отрезанный от остальной Франции, поднял знамя коммуны: всякому округу и всякой более-менее значительной городской общине предлагалось по собственному усмотрению устанавливать свой политический и социальный строй, представительство же общенациональных интересов предполагалось возложить на конгресс делегатов отдельных общин.

На 26 марта назначены были выборы в общинный совет. 160 тыс. голосов подано было за коммуну, 60 тыс. — против неё. Соответственно этому в состав совета избраны были 71 коммунар и 21 противник коммуны. Последние или не приняли полномочий, или вскоре сложили их с себя. На 16 апреля назначены были дополнительные выборы, которые, насколько они вообще могли состояться при уклонении значительной части населения от участия в подаче голосов, послали в ратушу одних только коммунаров. Из 78 членов совета коммуны 19 принадлежали к международной ассоциации; остальные были частью революционеры-якобинцы, частью социалисты различных фракций, и среди последних всего более было бланкистов (сам Бланки был ещё 17 марта арестован в провинции).

С образованием совета коммуны, центральный комитет, действовавший в качестве временного правительства, должен был бы прекратить своё существование; но он не захотел отказаться от власти. В умственном отношении совет коммуны стоял выше комитета, но и он оказался не на высоте своего призвания, представлявшего большие трудности. Среди членов совета не было ни даровитых военачальников, ни испытанных государственных людей; до тех пор почти все они действовали лишь в качестве агитаторов. Из ветеранов революции в совете коммуны заседали Делеклюз и Феликс Пиа.

Совет коммуны был одновременно и законодательным корпусом, и высшим правительственным установлением. В качестве последнего он распадался на 10 комиссий. Главное руководительство всеми отраслями управления возложено было на исполнительную (экзекуционную) комиссию из 7 членов, в числе которых были Пиа, Эд и Вальян. Затем образованы были комиссии военная, финансов, юстиции, общественной безопасности, народного продовольствия, публичных работ, народного просвещения, внешних сношений, труда и обмена (échange). Членами последней комиссии были Малон, Франкель, Тейсс, Авриаль и Жерарден — все рабочие и члены международной ассоциации. Заведование делами чисто городскими распределено было между членами совета по округам, представителями которых они являлись. Жалованье, которое получали чины коммуны, не должно было превышать 6000 франков, но фактически оно, большей частью, было значительно меньше. Вообще во всем, что касалось денежной стороны дела, правительство коммуны проявило большую честность. В области социальных реформ правительство коммуны не имело определенной программы, так как в совете проявились три равносильные, но существенно различные социально-политические течения: коммунизм (бланкистов), прудонизм и якобинизм; наконец, приходилось считаться и с интересами мелкой буржуазии, которая сражалась в рядах федералистов. Единственный акт, в котором излагается общая программа коммуны — её «Декларация к французскому народу» от 19 апреля (так называемое завещание коммуны) — не идет дальше общих мест, представляющих отклик прудоновских изречений.

Что касается отдельных социально-политических мероприятий коммуны, то разрешено было не платить домовладельцам квартирных денег с октября 1870 года по июль 1871 года, отсрочены платежи по векселям, приостановлена продажа просроченных залогов. 6 мая постановлено было, что все вещи, заложенные в ломбарде ранее 26 апреля, в сумме, не превышающей 20 франков, и состоящие из одежды, белья, мебели, книг и рабочих инструментов, могут быть получены обратно без выкупа. Запрещены были вычеты из заработной платы, ночная работа в пекарнях; определен минимальный размер вознаграждения для лиц, состоящих в услужении; решено при всех подрядах и поставках для города отдавать предпочтение рабочим ассоциациям перед частными предпринимателями. Декрет от 16 апреля передавал производительным ассоциациям все промышленные заведения, покинутые владельцами, причём за последними сохранено было право на вознаграждение. Коммуна признала за незаконнорожденными все права законных детей; декретировала отделение церкви от государства, с прекращением отпуска всяких сумм на духовенство; церковные имущества объявила народной собственностью; делала попытки к введению республиканского календаря; приняла красное знамя.

2 апреля произошла первая стычка между версальцами и федералистами. Тогда же обнаружилось, с какой беспощадной жестокостью будет вестись эта междоусобная война: 5 федералистов, захваченные в плен, были немедленно и без суда расстреляны версальцами. На следующий день федералисты, под предводительством Флуранса, Дюваля и Эда, сделали вылазку, но, предпринятая безо всякого плана, она кончилась неудачно; попавшие в плен федералисты, в том числе Флуранс и Дюваль, были расстреляны солдатами на месте. "Если версальцы — объявила коммуна — ведут войну как дикари, то да взыщется око за око и зуб за зуб".

6 апреля совет коммуны издал декрет о заложниках: каждое лицо, обвиненное в сношениях с версальским правительством, немедленно заключалось в тюрьму, судилось присяжными и, если было обвинено, оставалось заложником парижского народа; в число заложников поступали и военнопленные версальцы. На всякую казнь версальцами военнопленного или приверженца коммуны решено было отвечать расстрелом троих из этих заложников по жребию. Ещё раньше, 3 апреля, коммуна назначила главнокомандующим Клюзере, мало, впрочем, следившего за ходом военных действий и занимавшегося больше изданием приказов и циркуляров, которые звучали то меланхолически, то доктринерски. Комендантом Парижа избран был поляк Домбровский, по-видимому — наиболее даровитый из военачальников коммуны. Совет коммуны издал декрет об обязательной службе в батальонах национальной гвардии всех граждан Парижа от 17-ти до 40-летнего возраста; но, при полной бездеятельности полиции, эта мера не усилила рядов федералистов ни одним солдатом
Федералисты все ещё надеялись, что на защиту Парижа поднимется провинция; но совет коммуны упустил удобный момент для обращения к стране. 22 дня длилось обсуждение программы коммуны в различных комиссиях совета, и когда она, наконец, была обнародована, то было уже поздно, да к тому же в ней не было выставлено никаких определенных практических требований. Во многих промышленных центрах (Лион, Сент-Этьен, Марсель, Тулуза, Бордо, Лимож) коммуналистические инсуррекции, предпринятые местным населением безо всякого плана и даже без особого воодушевления, были легко подавлены. После этого падение столицы было только вопросом времени. Перед ней стояло уже 130-тысячное войско, собранное, под начальством Мак-Магона, главным образом из военнопленных Меца и Седана, возвращение которых на родину было ускорено Германией, по просьбе версальского правительства. Осадные работы продвигались вперед со скоростью тем большей, что в ведении военных дел коммуны царила полнейшая безурядица. В этом отношении никакой перемены не последовало и после замены Клюзере Росселем. На этого бывшего артиллерийского офицера, который импонировал совету своим хладнокровием, краткостью и силой своей речи, возлагались большие надежды, но они нисколько не оправдались. Не помогли делу и тем, что заменили прежнюю исполнительную комиссию коммуны новой, а затем учредили комитет общественного спасения (2 мая), состав которого вскоре переменили целиком. Ничего не изменило в ходе военных действий и увольнение Росселя. Один за другим переходили в руки версальцев важнейшие форты, а 21 мая они без боя вступили в Париж, через ворота, которые почему-то были оставлены федералистами без охраны.
Но версальцам предстояло ещё завоевать улицы Парижа, заграждённые сильными баррикадами, вооружёнными артиллерией. Началась восьмидневная уличная резня, беспощадная с обеих сторон, ужасающая по своим подробностям. Федералисты получили приказ поджигать или взрывать всякий дом, который вынуждены были очистить. Всецело пожары, омрачившие последнюю борьбу, не могут быть объяснены соображениями защиты; наряду с последними несомненно действовала и жажда мести. Если огонь уничтожил лишь несколько улиц и ряд общественных зданий, то исключительно благодаря быстрому натиску версальцев, которые занимали одну часть города за другой. По-видимому, не все поджоги должны быть поставлены в вину федералистам. Адмирал Сессэ, которого нельзя заподозрить в приверженности к коммуне, призванный свидетелем в следственную комиссию, прямо объявил, что пожар Тюильри, ратуши, министерства финансов и счётной палаты — дело бонапартистов. В этих зданиях хранилась масса всякого рода документов и отчетов, относившихся к периоду до империи.

Наконец, после последних боев на кладбище Пер Лашез и в Бельвиль, 28 мая наступил конец борьбе: весь Париж был уже в руках версальцев. Последний оплот коммунаров — форт Венсен — был сдан 29 мая. Начали свою работу военные суды, которые осудили свыше 13000 человек; из них 7500 человек было сослано, а 21 расстреляны. Расстрел коммунаров производился, в частности, у стены кладбища Пер-Лашез; на этом месте сейчас висит мемориальная доска. Число федералистов, расстрелянных без суда, в течение братоубийственной недели, Мак-Магон определяет в 15000 человек, а генерал Аппер считает вдвое более.

Из выдающихся деятелей коммуны пали в бою Флуранс, Верморель, Делеклюз и Домбровский; расстреляны без суда Варлен, Мильер, Риго и ещё раньше Дюваль, по суду — Россель и Ферре; в Новую Каледонию сосланы Рошфор и Журд. Тайно отпущены правительством на свободу Белэ, Малон и Тейсс, так как они, занимая высокие должности в коммуне, предали своих товарищей.

Махновщина – Повстанческое Движение крестьянских масс Украины в 1918 - 1921 гг., возглавляемое Н. Махно, выступавших с анархистских позиций как против реставрации самодержавия и власти крупных землевладельцев, так и против политики военного коммунизма.

Ещё 25 сентября 1917 года Махно подписал декрет уездного Совета о национализации земли и разделил её между крестьянами. С 1 по 5 декабря 1917 года в Екатеринославе Махно принял участие в работе губернского съезда Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, в качестве делегата от Гуляйпольского Совета; поддержал требование большинства делегатов о созыве Всеукраинского съезда Советов; избран в состав судебной комиссии Александровского ревкома для рассмотрения дел лиц, арестованных Советской властью. Вскоре после арестов меньшевиков и эсеров стал выражать недовольство действиями судебной комиссии, предложил взорвать городскую тюрьму и освободить арестованных. Отрицательно отнёсся к выборам в Учредительное собрание, назвал складывавшуюся ситуацию «карточной игрой»: «Не партии будут служить народу, а народ — партиям. Уже теперь… в деле народа упоминается одно лишь его имя, а вершат дела партии». Не получив поддержки в ревкоме, вышел из его состава. После захвата Екатеринослава силами Центральной Рады (декабрь 1917 г.) стал инициатором проведения экстренного съезда Советов Гуляйпольского района, вынесшего резолюцию с требованием «смерти Центральной Раде» и высказавшегося за организацию противоборствующих ей сил. 4 января 1918 г. отказался от поста председателя Совета, принял решение занять активную позицию в борьбе с противниками революции. Приветствовал победу революционных сил в Екатеринославе. Вскоре возглавил Гуляйпольский Ревком, созданный из представителей анархистов, левых эсеров и украинских социалистов-революционеров.

В начале апреля 1918 года после захвата Екатеринослава и прилегающего района австро-германскими войсками, организовал вместе с группой соратников отряд, сражался против кайзеровских войск и правительства Украинской державы. После отступления и расформирования отряда в Таганроге принял участие там же в конференции анархистов (конец апреля 1918 года). Решив ознакомиться с деятельностью анархистов, выехал по маршруту Ростов-на-Дону — Саратов (где в мае 1918 года участвовал в анархистской конференции) — Тамбов — Москва. В Москве встретился с местными лидерами анархистов Аршиновым, А. А. Боровым, И. С. Гроссманом, П. А. Кропоткиным, Л. Чёрным (Турчаниновым), а также руководителями советского правительства В. И. Лениным, Я. М. Свердловым, Л. Д. Троцким, Г. Е. Зиновьевым, присутствовал на заседаниях Всероссийского съезда профсоюзов текстильщиков, участвовал в работе Московской конференции анархистов (июнь), выработавшей тактику борьбы против гетманщины и австро-германских войск на Украине.
По согласованию с Всеукраинским бюро по руководству повстанческим движением и выполняя решение Таганрогской конференции анархистов, 29 июня 1918 года он покинул Москву для организации вооружённой борьбы против немецко-австрийских и гетманских войск на Украине.

21 июля 1918 года прибыл в Гуляйполе. Подпольно организовал небольшой партизанский отряд, вскоре соединившийся с партизанским отрядом Ф. Щуся. Совершил ряд удачных нападений на германские войска и местных помещиков (август 1918 года). В сентябре-октябре 1918 года вокруг отряда Махно сгруппировались силы других партизанских отрядов, действовавших в Александровском уезде. Махно фактически стал руководителем повстанческого движения в Екатеринославской губернии.

27 ноября 1918 года занял Гуляйполе, объявил село «столицей» войска, ввёл в нём осадное положение, образовал и возглавил «Гуляйпольский революционный штаб».
Принял предложение Екатеринославского комитета КП(б)У о совместных военных действиях против Директории и 27-29 декабря 1918 года, взаимодействуя с красногвардейскими отрядами, занял Екатеринослав. С 29 декабря — военный комиссар и член губернского ВРК, с 30 декабря — главнокомандующий так называемой Советской революционной рабоче-крестьянской армией Екатеринославского района. Однако, уже 31 декабря 1918 года, после поражения от петлюровцев, махновцы с большими потерями оставили Екатеринослав и 5 января 1919 года Махно с отрядом всего около 200 человек вернулся в Гуляйполе.

В январе—феврале 1919 года в районе Гуляйполя Махно вёл бои против вооружённых формирований немцев-колонистов, возникших в 1918 году при содействии австро-германских оккупантов; препятствовал мероприятиям по проведению большевиками продразверстки; призывал крестьян явочным порядком претворить в жизнь идею «уравнительного землепользования на основе собственного труда».

В обстановке угрозы наступления войск генерала А. И. Деникина на Донбасс, успешного наступления Красной Армии (Украинский фронт) на Украине и начала создания регулярных частей и соединений вооружённых сил Украинской ССР, в середине февраля 1919 года махновцы заключили военное соглашение с командованием Красной Армии, согласно которому их повстанческая армия численностью до 50-ти тысяч человек, сохраняя внутреннюю автономию, с 21 февраля 1919 года вошла в состав 1-й Заднепровской украинской советской дивизии Украинского фронта, составив её 3-ю Заднепровскую бригаду. Бригада под командованием комбрига Махно Н. И. находилась в оперативном подчинении командования Южного фронта и сражалась против деникинских войск на правом фланге фронта на линии Мариуполь — Волноваха.

10 апреля 1919 года на 3-м районном съезде Советов Гуляйпольского района избран почётным председателем; в своей речи заявил, что Советская власть изменила «октябрьским принципам», а Коммунистическая партия узаконила власть и «оградила себя чрезвычайками». Вместе с Щусем, Коганом и Мавродой Махно подписал резолюцию съезда, в которой выражалось неодобрение решений 3-го Всеукраинского съезда Советов (6-10 марта 1919 года, Харьков) по земельному вопросу (о национализации земли), протест против ЧК и политики большевиков, требование удаления всех назначенных большевиками лиц с военных и гражданских постов (позже при встрече с Антоновым-Овсеенко, отказался от подписи); одновременно махновцы требовали «социализации» земли, фабрик и заводов; изменения продовольственной политики; свободы слова, печати и собраний всем левым партиям и группам; неприкосновенности личности; отказа от диктатуры коммунистической партии; свободы выборов в Советы трудящихся крестьян и рабочих.

15 апреля завершено формирование 2-й Украинской советской армии из частей Группы войск харьковского направления. Управление 1-й Заднепровской Украинской советской дивизии, 2-я отдельная бригада, 3-я Заднепровская бригада 1-й Заднепровской Украинской советской дивизии, Крымская бригада сводились в 2 штатные дивизии: 3-ю Украинскую советскую дивизию (бывшие Управление и 1-я Заднепровская бригада 1-й Заднепровской Украинской советской дивизии и другие части) и 7-ю Украинскую советскую дивизию (бывшая 3-я Заднепровская бригада 1-й Заднепровской Украинской советской дивизии и другие части).
С 15 апреля 1919 года на Южном фронте командовал повстанческой бригадой, входившей в состав 3-й Украинской советской армии. После начала мятежа Григорьева (7 мая 1919 года) Махно занял выжидательную позицию, затем решил остаться на стороне украинского советского правительства Раковского. В мае 1919 г. на собрании командиров повстанческих отрядов в Мариуполе Махно поддержал инициативу создания отдельной армии повстанцев .
В начале июня 1919 года бригада Махно, не получая от командования Красной Армии боеприпасов и снаряжения, в боях с частями Кавказской дивизии под командованием генерала А. Г. Шкуро понесла тяжёлые потери. Белые прорвали фронт, заняли Донбасс.

6 июня 1919 года приказом РВС РККА Льва Троцкого Махно объявлен вне закона «за развал фронта и неподчинение командованию». 8 июня командиром бригады на место Махно был назначен Круссер А. С. (убит в ночь с 9 на 10 июня).

9 июня 1919 года Махно принял решение о разрыве соглашения с Советским правительством и направил телеграмму Ленину, а также Каменеву, Зиновьеву, Троцкому, Ворошилову, Раковскому, в которой сообщил о своей преданности революционному делу и объяснил принятие решения о разрыве с Красной Армией постоянными нападками на него со стороны «представителей центральной власти» и «прессы коммунистов-большевиков». Одновременно в телеграмме Махно (уже повторно) просил освободить его от командования дивизией (в июне был издан приказ о переформировании повстанческой бригады махновцев в штатную стрелковую дивизию) «ввиду создавшегося невыносимо-нелепого положения».
После разрыва с большевиками Махно с остатками своей бригады отступил в Херсонскую губернию и совместно с Григорьевым продолжил вооружённое сопротивление войскам Деникина, одновременно поглощая мелкие отряды повстанцев и красноармейцев-окруженцев и формируя боеспособные части повстанческой армии. В середине июля 1919 года Махно возглавил Реввоенсовет объединённой Революционно-повстанческой армии Украины (РПАУ), а после убийства Григорьева, не желавшего вести активные боевые действия против войск Деникина, стал её главнокомандующим.

С началом наступления белых войск на Москву летом 1919 года Махно начал широкомасштабную партизанскую войну в тылу у белых и вновь призвал крестьянских повстанцев к союзу с красными.

Теснимый регулярными частями белых, Махно увел свои партизанские отряды на запад и к началу сентября подошёл к Умани, где попал в полное окружение: с севера и запада — петлюровцы, с юга и востока — белые. В воспоминаниях Деникина читаем:

Махно вступил в переговоры с петлюровским штабом, и стороны заключили соглашение: взаимный нейтралитет, передача раненых махновцев на попечение Петлюры и снабжение Махно боевыми припасами. Для выхода из окружения Махно решился на смелый шаг: 12 сентября он неожиданно поднял свои отряды и, разбив и отбросив два полка генерала Слащёва, двинулся на восток, обратно к Днепру. Движение это совершалось на сменных подводах и лошадях с быстротой необыкновенной: 13-го — Умань, 22-го — Днепр, где, сбив слабые наши части, наскоро брошенные для прикрытия переправ, Махно перешёл через Кичкасский мост, и 24-го он появился в Гуляйполе, пройдя за 11 дней около 600 верст.
В последовавшем ночном бою белые потерпели поражение, причем сам Махно лично вёл конницу в атаку.

Прорвав кольцо окружения под Перегоновкой, отряды Махно совершали рейды по всему Приазовью, захватывая крупные города и важные стратегические объекты.
Таким образом, партизанские действия Махно по разрушению тыла белой армии оказали заметное влияние на ход войны и помогли красным отбить наступление Деникина на Москву.

1 сентября 1919 года Махно провозгласил создание «Революционной повстанческой армии Украины (махновцев)». 15 сентября 1919 года махновцы в очередной раз заняли Екатеринослав. 20 октября 1919 года на заседании Реввоенсовета армии и съезде крестьянских, рабочих и повстанцев в Александровске Махно выдвинул программу действий, сводящуюся к созданию самостоятельной крестьянской республики в тылу деникинских войск (с центром в Екатеринославе). Программа Махно предусматривала отмену диктатуры пролетариата и руководящей роли коммунистической партии и развитие самоуправления на основе беспартийных «вольных Советов», организацию «третьей социальной революции» для свержения большевиков и установления народной власти, ликвидацию эксплуатации крестьянства, защиту деревни от голода и политики военного коммунизма, установление собственности крестьянских масс на землю.

После ликвидации деникинского фронта в конце 1919 года у правительства большевиков отпала нужда в союзе с повстанцами-анархистами, и 11 января 1920 года приказом Троцкого Махно был объявлен вне закона (махновская армия также подлежала ликвидации). Желая привлечь крестьян на свою сторону, правительство генерала Врангеля предложило Махно союз против большевиков, обещая в случае победы провести широкую земельную реформу. Однако Махно от предложения отказался. Посланник Врангеля был публично казнен в Гуляйполе.

Желая использовать боеспособные части повстанцев против Врангеля, осенью 1920 правительство большевиков вновь предложило Махно военный союз. 2 ноября 1920 года Махно в очередной раз подписал соглашение (Старобельское) с правительством УССР. В результате этого соглашения отряд повстанцев численностью до 2,5 тысяч бойцов под общим командованием Семёна Каретника был отправлен в район Перекопа.
В ходе боёв за Крым махновцы приняли участие в форсировании Сиваша и в сражениях с кавкорпусом ген. Барбовича под Ишунью и Карповой Балкой. После завершения военных действий красное командование решило избавиться от ставшего ненужным союзника. Отряд махновцев был окружён, однако смог выйти с полуострова. В ходе отступления был настигнут превосходящими силами «красных» и частично уничтожен пулемётным огнем. Спастись удалось единицам, которые и поведали о случившемся в Гуляйполе.

Вскоре после падения белого Крыма командование Красной Армии издало приказ о передислокации махновцев на Южный Кавказ. Считая этот приказ ловушкой, Махно отказался подчиниться. Ответом большевиков стала военная операция по «ликвидации партизанщины». Отряды Махно с боями ушли из окружения в районе Гуляйполя и несколько месяцев перемещались по Украине, уходя от преследования. При этом отдельные соединения красных, в особенности, принимавшие участие в совместных с Махно боях, сражались против махновцев «нехотя», иногда переходя на сторону повстанцев.

Взгляды Нестора Ивановича и его соратников сыграли огромную роль в процессе формирования и дальнейшего развития повстанческого движения на Левобережной Украине, получившего в истории название махновского. Идейное руководство гуляйпольских анархистов этим движением, сыгравшим значительную роль в истории русской революции и Гражданской войны, не ограничилось лишь военной стороной дела. Они внесли немалый вклад в разработку политической линии махновского движения, которое формировалось под влиянием идей анархизма.

Осознавая социальную несправедливость существующего строя, молодой Нестор со своими товарищами откликнулся на лозунги и призывы, выдвигаемые участниками анархического движения. Им импонировала радикальность анархизма, а также его ориентация на идею свободы личности. Именно свобода личности, выявление благородных и альтруистических начал в каждом отдельном человеке позволили бы уничтожить насилие и порабощение, являющихся основой всех государственных форм общественного устройства. Ликвидация государства, убивающего в людях инициативу, стремление к самоорганизации и самодеятельности, привела бы к установлению идеальной формы общественного устройства - анархического коммунизма.

Однако, под влиянием различных причин, основополагающими из которых были особенности крестьянской психологии (рационализм и прагматизм), у Нестора Махно, стоявшего во главе движения, сформировалось своеобразное понимание традиционного анархического учения. Проведя попытку адаптировать его к существующим социальным, экономическим и политическим реалиям того времени, Махно не чурался неанархических методов и средств на пути к анархическому общественному идеалу. Участие в работе политических органов, придание анархистской организации централ истских черт, сотрудничество с революционными политическими партиями - всё это, несмотря на противоречие тезисам анархического учения, использовалось Нестором Махно с целью ускорить процесс воплощения в жизнь анархического коммунизма. С другой стороны, он использовал анархическое учение лишь там, где оно могло принести реальные результаты.

Таким образом, отличительной чертой идейно-политических воззрений Нестора Махно, оказавших влияние на процесс формирования и дальнейшего развития махновского движения, стал недогматический подход к анархизму, выразившийся в выборе методов и средств для достижения анархического идеала. Сочетание анархических методов и методов, не соответствующих классическому анархизму, стало характерной чертой политической практики Нестора Ивановича Махно. Эта двойственность и стала по существу определяющим фактором развития возглавляемого им повстанческого движения, получившего название «махновского».

Собственное оригинальное понимание Махно анархического учения, зачастую совпадавшее со взглядами его товарищей по ГАК, позволило им создать реальную силу - Революционную Повстанческую армию - для борьбы с диктаторскими устремлениями других политических сил Гражданской войны, будь то представители контрреволюционного лагеря (петлюровцы, белогвардейцы, сторонники гетмана) или революционная партия большевиков. Волна протеста со стороны народных, преимущественно крестьянских масс, воплотилась в организованное движение во главе с Махно. Взяв на себя идейное и практическое руководство этим движением, гуляйпольские анархисты выдвигали лозунги, обличавшие навязываемую сверху централ истеку ю «государственность». Эти призывы нашли широкий отклик со стороны тружеников, желавших спокойного налаживания своей жизни без вмешательства каких-либо «центральных властей».

Но Махно и анархисты, стоявшие во главе движения, не ограничились лишь критикой. Они выдвинули альтернативную форму общественного устройства - строй «вольных советов» - основным разработчиком которого стал сам Нестор Махно. В его основу был положен принцип построения общества снизу вверх. Стремление широких масс к самоорганизации и самодеятельности способствовали укреплению этой формы общественного устройства в рамках так называемого «махновского района». Попытка проведения социального эксперимента со стороны Махно и его соратников получила практическое воплощение в строе «вольных советов».

Для общественного строя, установленного махновцами, также было характерно сочетание анархических и неанархических черт. Товарищеский продуктообмен, положенный в основу анархического коммунизма, сочетался со стихийным рыночным товарообменом. «Вольные батальоны» Повстанческой армии, построенные на анархических принципах добровольности, выборности и товарищеской самодисциплины, в то же время находились в ведении единого оперативного штаба, что нарушало принцип автономии. Анархические коммуны сочетались с индивидуальными крестьянскими хозяйствами. К этому необходимо также добавить наличие в махновском движении органов насилия, что прямо противоречило анархическому учению.

Анархизм» Махно, соединивший стихийные крестьянские представления о «вольной, справедливой жизни» с доктринальной традицией безгосударственного коммунизма, представлял собой неоднозначное, противоречивое явление. Порыв к свободе, социальному и экономическому равенству сочетался в нём с большой долей утопизма и проявлявшимися на практике элементами авторитаризма.

Объективные условия не позволили гуляйпольским анархистам построить ни коммунизма в экономике, ни анархизма в политической сфере общественной жизни. Однако строй «вольных советов», ставший фактическим воплощением основ базисной крестьянской демократии, основанной на самоуправлении трудящихся, способствовал бы, по мнению Махно, развитию инициативы в массах. В условиях окончательной победы над государством в ходе социальной революции инициатива трудящихся масс позволила бы приступить к построению анархического коммунизма. Но одержать эту победу не удалось. Махно и его соратники проиграли в неравной схватке с большевистским советским государством. НЭП выбил социальную базу из-под махновского движения. Украинские крестьяне предпочли перспективам анархии реальный компромисс с государством «пролетарской диктатуры».

Однако практический опыт Нестора Махно, полученный в годы русской революции, способствовал дальнейшему развитию его идейно-политических воззрений. Своеобразное понимание Махно постулатов анархического учения позволило ему активно включиться в дискуссии русских анархистов-эмигрантов, которые велись в 20-30-х годах XX века. Характерный для анархического движения того времени ревизионизм дал Нестору Махно возможность скорректировать теоретическую базу традиционного анархического учения с учётом его большого практического опыта. Сделанные Махно выводы из истории революции и Гражданской войны позволили ему стать одним из видных теоретиков анархизма.

Все эти тезисы нашли теоретическое обобщение в «Организационной Платформе Всеобщего Союза анархистов». «Платформисты» создали теоретическую базу для нового течения в анархизме, сочетающего в себе как новые идеи и концепции, не соответствующие традиционной анархической теории, так и тезисы классического анархизма (отрицание переходного периода, необходимость социализации земель и промышленных предприятий, товарищеский продуктообмен и т.д.). До сих пор в международном анархическом движении существуют организации, стоящие на позициях «платформизма» (например, Революционная Конфедерация анархистов-синдикалистов им. Н.И. Махно). «Организационная Платформа» обозначила процесс эволюции анархического учения. Одним из идеологов новых веяний в анархизме стал и Нестор Иванович Махно.

Таким образом, махновское движение не стало лишь малозаметным военным эпизодом в водовороте междоусобной войны. Благодаря идейному руководству гуляйпольских анархистов и чётко разработанной ими программе действий, повстанческое движение в Левобережной Украине во главе с Н.И. Махно сыграло значительную роль во всей истории Гражданской войны.

В отличие от многих стран, где пролетариат попал в подчинение марксистским и ленинистским партиям, большинство испанских трудящихся были анархо-синдикалистами. Анархистская профсоюзная конфедерация СНТ объединяла до 2 миллионов пролетариев и крестьян. Они всегда стремились не к захвату государственной власти, а к полному разрушению государства и капитала.

Психология рабочего класса тогдашней Испании сильно отличалась от настроений людей в современном “массовом” обществе, где люди живут, как изолированные друг от друга атомы, не имеющие ничего общего со своими соседями и своим окружением. Букчин, кстати, автор превосходной книги об истории испанского анархизма, справедливо замечал, что на пролетарский социализм тех лет “оказала влияние… уходящая корнями в деревню и небольшой город значительная пролетаризация крестьян, которых принуждали оставить деревни и сельскохозяйственную культуру. То, что они принесли эту докапиталистическую культуру с ее естественными ритмами и ценностями, имеет ключевое значение для объяснения характера их недовольства и воинственности… Первоклассные рабочие — анархисты Барселоны, которые… сжигали деньги в лихорадочные дни июльского подъема 1936 г., действовали под влиянием глубоко утопических и этических импульсов, а не просто исходя из экономических интересов… Пролетариат конца Х1Х- начала ХХ века был особой социальной породой. Она была… стихийна в жизненной естественности своего поведения, разозлена утратой своей автономии и сохраняла в своих ценностях разрушенный мир ремесла, любовь к земле и общинную солидарность”. Это разлагающее человеческую солидарность воздействие капитализма и индустриализма хорошо понимали многие анархисты. Недаром аргентинская ФОРА призывала в начале века остановить экспансию индустриального капитализма, пока еще не поздно.

Но неправильно было бы думать, что анархизм распространялся по Испании сам собой. Популярность либертарных идей была, конечно, и результатом самоотверженной многодесятилетней работы испанских анархистов. Они создавали не только союзы городских рабочих, но и союзы сельскохозяйственных работников, действовали среди крестьян. Большую роль здесь сыграли анархисты-учителя. Они отправлялись в самые глухие и заброшенные районы страны, учили людей грамоте и связывали обучение с пропагандой анархизма. Для многих простых людей Испании т.о. грамотность, знания навсегда оказались связанными именно с анархизмом.

В испанском анархо-синдикализме, как и у анархистов других стран, долгое время не было каких-то общепризнанных представлений о социальной цели, об обществе будущего. Люди скорее понимали, чего они не хотят, нежели то, чего следует добиваться. Тем более, что жизнь трудящихся была достаточно тяжелой. Официально анархо-синдикализм в Испании долго следовал ранним коллективистским идеям времен бакунинского крыла 1 Интернационала, потом соблюдал некий плюрализм. И только в 1919 г. испанская СНТ официально провозгласила в качестве цели либертарный коммунизм. Но даже после этого идейная и практическая неясность сохранялась, несмотря на попытки многих анархистов преодолеть ее.

Опыт шел здесь впереди теории. В 1932 — 1933 гг. по всей Испании прокатились анархистские восстания. Восставшие захватывали городки и села и провозглашали либертарный коммунизм. Эпицентром движения стала аграрная Андалусия, где крестьяне вели отчаянную борьбу с помещиками-латифундистами, а также Арагон и Каталония. Что это означало на практике? Об этом рассказывает в своей книге испанский анархо-синдикалист Жозе Пейратс: населенные пункты объявлялись свободными муниципиями (коммунами), “для революционеров все разворачивалось со скоростью света: поднять черно-красное знамя над мэрией, провозгласить либертарный коммунизм, сжечь на площади архивы, документально устанавливавшие право собственности и публично объявить об отмене денег и эксплуатации человека человеком”. Обычно “либертарный коммунизм провозглашался без каких-либо трудностей и жертв. Мир, радость и похожая на рай гармония царили вплоть до прихода войск”. После этого движение кроваво подавлялось. Времени для развития опыта у активистов не было.

В 30-е годы в испанской СНТ по существу сложились два идейных течения: коммунитаристское и индустриалистско-синдикалистское. Это было как бы продолжение старых споров между анархо-коммунистами и революционными синдикалистами начала века. Речь шла о том, что делать после революции — победоносной всеобщей стачки и восстания. Коммунитаристы, продолжая анархо-коммунистическую традицию, считали, что основой будущего общества должна стать вольная коммуна (“свободная муниципия”), максимально автономная и самообеспечивающаяся. Соответственно они недооценивали проблемы экономических связей и хозяйственного взаимодействия между такими коммунами, полагая, что те просто смогут дарить друг другу излишки. Индустриалисты склонялись к революционно-синдикалистской схеме, по которой после революции индустриалистские экономические структуры сохранятся и перейдут из частных или государственных рук под управление ассоциированных синдикатов. Они уделяли большое внимание проблемам работы экономики как единого комплекса и разрабатывали принципы либертарного планирования. Как у тех, так и у других были свои сильные и свои слабые стороны. Споры шли острые, работы и статьи с аргументами исчислялись десятками. Наиболее известными теоретиками коммунитаристов выступили писатель и публицист Федерико Уралес (отец Федерики Монтсени и редактор теоретического и художественного журнала “Ревиста бланка”) и врач Исаак Пуэнте. Уралес соединил аргументацию Кропоткина с традицией испанских сельских общин, считая их наиболее подходящей базой для реализации коллективистских принципов солидарности. Он утверждал, что революция разразится после фазы кризиса капитализма и приведет к возрождению коммунитарных традиций в свободных деревнях. Эти идеи были популяризированы врачом и публицистом Исааком Пуэнте, одним из лидеров повстанцев 1932 г. Он написал книгу “Либертарный коммунизм — цель СНТ”. В ней содержался план создания системы либертарного коммунизма в Испании и аргументы в пользу его возможности. Как и Уралес, Пуэнте следовал за Кропоткиным в истолковании социальных наклонностей человека. Он отвергал идею революционной или послереволюционной элиты и переходного периода. Коммунитарное движение он считал отвечающим именно социальным инстинктам человека. Пуэнте исходил из возможности того, что Испания первая установит у себя либертарный коммунизм и сможет противостоять капиталистическому миру. По его мнению, коммунитарное сельское хозяйство легко накормит страну. И хотя Пуэнте признавал, что в городах функции коммуны могут играть местные федерации производственных синдикатов, он подчеркивал добровольность и социально-экономическую автаркию коммун. Он с недоверием относился к “архитекторам нового мира”, к хозяйственному планированию и индустриальному развитию. Книга имела огромную популярность в анархистских кругах, переиздавалась и обсуждалась.

Одним из основных теоретиков индустриалистов выступил Диего Абад де Сантильян. Свою анархическую работу он начинал в Аргентине и там следовал анархо-коммунистическим и непредрешенческим позициям ФОРА. В Испании он переменил свои взгляды, за что латиноамериканские товарищи впоследствии с презрением называли его перевертышем. Его книга “Экономический организм революции” хвалит современную индустрию и говорит о необходимости планирования и экономической координации. Он критикует Кропоткина за экономический локализм и объявляет вольные коммуны анахронизмом, реакционной утопией. Абад де Сантильян придавал большую роль свободному экспериментированию, оставляющему место различным формам будущего общества. Но в принципе то, что он предлагал — это скорее жесткая структура синдикальной организации всего общества. Интересно, что как у него, так и у других индустриалистов (в роде голландца Корнелиссена или француза Бенара), либертарный коммунизм понимался скорее как переходное общество на пути к анархии — то, чем для марксистов служит “диктатура пролетариата”.

Расхождения между анархистами и революционными синдикалистами сопровождались тактическими разногласиями и приводили к расколам. Только в мае 1936 г. в Сарагосе был созван конгресс СНТ, на котором была принята программная “Концепция либетрарного комунизма”. Она синтезировала идеи и положения обоих течений, но все же опиралась скорее на проект Пуэнте. Либертарный комунизм (от каждого по способностям, каждому по потребностям в рамках экономической возможности) должен был установиться без переходных периодов сразу после победоносной социальной революции. В основе будущего свободного общества должна была лежать двойная организация — территориальная (вольные коммуны и их федерации) и отраслевая (синдикаты). Программа выступала за децентрализованное планирование снизу на основе статистического определения потребностей и производственных возможностей. Деньги подлежали отмене и замене карточкой производителя и потребителя. Государство и постоянная армия упразднялись и заменялись федерацией коммун и рабочей милицией.

17 июля 1936 г. в стране вспыхнул военно-фашистский мятеж. В ответ рабочие вышли на улицы, вооружились и соорудили баррикады. Они вступили в бой с мятежниками. В течении 3 дней путч был подавлен на большей части территории Испании.

После боев анархисты стали фактически хозяевами Барселоны. И здесь ими была допущена первая роковая ошибка. Она состояла, конечно, не в том, что они не захватили власть, как их в этом обвиняют троцкисты, а в том, что они не свергли ее. Региональный комитет СНТ Каталонии долго обсуждал, что делать в создавшейся ситуации. Глава регионального правительства Компанис позвонил секретарю Каталонской СНТ Мариано Васкесу и предложил переговоры. Вначале то говорил с премьером в весьма иронических тонах. Член ФАИ Гарсия Оливер (в будущем сам министр и создатель анархо-партии, но тогда еще левый) предложил немедленно провозгласить либертарный коммунизм. Но это предложение не было принято. Абад де Сантильян выступил за союз с другими антифашистскими силами. Промежуточная позиция сводилась к тому, чтобы, не входя в структуры власти, оказывать на них давление для осуществления социализации промышленности и сельского хозяйства, пока правительство, лишенное всякой власти, не падет само. 21 июля собрался пленум Каталонской СНТ. Дуррути и Гарсия Оливер предлагали “идти до конца”, не боясь обвинений в “анархистской диктатуре”. Но актив решил иначе. Не имея уверенности в успехе в других регионах, делегаты сочли, что “никакого либертарного коммунизма нет”, то есть по сути, революции не происходит, необходимо укреплять антифашистское единство. Анархисты вошли в сформированный на коалиционных началах полуправительственный орган — Комитет антифашистских милиций. Через несколько месяцев за этим — несмотря на сопротивление радикальной части СНТ, ФАИ и Либертарной молодежи — последовало вступление СНТ в каталонское и общеиспанское правительство. Большинство “лидеров” СНТ пожертвовало немедленной социальной революцией ради — как очень скоро выяснилось — призрачного антифашистского единства.

Но рядовые активисты анархистского движения, вдохновлявшиеся теми чувствами и идеями, о которых я говорил в начале, не стали ждать указаний “лидеров”. По словам французских анархистов Прюдоммо, “в базисе” движения руководствовались своими аргументами: “Присутствие членов СНТ и ФАИ в правительственных органах — это всего лишь компромисс, навязанный обстоятельствами, временное отступление в революции. У революции есть лишь один инструмент — это массы, организованные на уровне коммуны и предприятия”. Трудящиеся-анархисты сами начали социальную революцию, доказав тем самым жизненность анархистских идей. И в своих действиях они — сознательно или нет — ориентировались на идеи либертарного коммунизма. Вот только нескоординированность и полная стихийность социальных преобразований очень скоро принесла огромные трудности и помешала успеху.

Пролетарии не собирались возвращать власть республиканским капиталистам, которые проявили полную неспособность бороться с фашизмом. Профсоюзы захватили большинство фабрик и заводов, прежде всего в индустриальном районе Каталонии. Многие предприятия были отняты у хозяев и перешли под управление анархистских и социалистических профсоюзных комитетов. По некоторым данным, так случилось с 70% предприятий Барселоны и 50% в Валенсии. (Из 24 млн. жителей Испании в промышленности были заняты около четверти, в сельском хозяйстве — больше половины).

Но вскоре трудящиеся оказались перед новой проблемой. Анархистская терминология тех лет проводила различие между “коллективизацией” и “социализацией”. Под первой понимался захват предприятия трудовым коллективом и переход его под управление профсоюзов. Под второй — обобществление в масштабах общества, с налаживанием новых экономических связей на нерыночной и не бюрократической основе. В теории первая считалась первым шагом ко второй. Беда была, однако, в том, что этот переход так и не состоялся, поскольку товарно-денежные отношения в целом не были ликвидированы, а деньги сохранялись у государства и капиталистов. По словам Гастона Леваля, автора прекрасной и подробной книги об испанской революции, “очень часто рабочие в Барселоне и Валенсии, завладев фабрикой, мастерской, машинами и сырьем, организовывали производство своими силами и продавали продукт своего труда ради личной выгоды, причем использовали для этого сохранение денежной системы и характерные для капитализма торговые отношения. Декрет 1936 г., который легализовал коллективизацию, не позволил им идти дальше, и тем самым, вехи с самого начала были расставлены неверно. Это была, т.о., не настоящая социализация, а рабочий неокапитализм, своего рода самоуправление, колебавшееся между капитализмом и социализмом, чего не произошло бы — это следует подчеркнуть — если бы революция могла быть полностью осуществлена под руководством наших профсоюзов”. Даже Абад де Сантильян, занимавший в это время пост министра в каталонском правительстве, признал в конце 1936 г.: “Мы многого достигли, но сделали это нехорошо. Вместо старых владельцев мы поставили полдюжины собственников, которые рассматривают предприятия, транспортные средства и контроль над ними как свою собственность, с тем минусом, что они не всегда знают, как организовать управление… Нет, мы еще не сделали революции в Каталонии. Нет никакой необходимости создавать в Испании новый вид собственников, следует, напротив, социализировать существенную для капитализма частную собственность”. “Мы не организовали тот хозяйственный аппарат, который планировали. Мы довольствовались тем, что изгнали владельцев с фабрик и взяли на себя роль контрольных комитетов. Мы не предприняли никаких попыток установить связи между собой или фактически координировать хозяйство. Мы работали безо всякого плана, не ведая фактически, что творим”.

Прогресс в положении трудящихся был налицо. Зарплата была существенно повышена, разрыв между высокооплачиваемыми и низкооплачиваемыми сильно сократился. Люди смогли впервые работать без хозяев и боссов, сами организовать свой труд. В ряде мест и отраслей синдикализация перешагнула уровень отдельных предприятий и распространилась на целые отрасли, начавшие работать скоординировано как одно предприятие *так называемые “группы”), (например, все отрасли в Алькое, снабжение газом, водой и электричеством в Каталонии, трамваи в Барселоне, местами — транспорт и здравоохранение) “Руководство” СНТ опубликовало список “неприкосновенных” предприятий иностранцев, но рядовые активисты далеко не всегда соблюдали его. На предприятиях, которые по различным причинам не были конфискованы, вводился рабочий контроль. Вопрос о зарплате тоже пал жертвой военно-политических обстоятельств. Так в Валенсии после нескольких попыток отменить деньги и систему зарплаты возобладала т.н. “посемейная оплата”.

Впоследствии были предприняты попытки координации хозяйственной деятельности. Но они, как правильно замечал Даниэль Герен, уже сочетали в себе как либертарные, так и государственнические тенденции. В октябре 1936 г. каталонское правительство издало декрет о коллективизации крупных и частично средних предприятий, чем фактически не просто узаконивал свершившийся факт, но даже ограничивал его масштабы. Самоуправляющиеся предприятия управлялись единообразно — руководящим комитетом из 5-6 человек, который избирался общим собранием на 2 года с переизбранием половины членов каждый год. Комитет назначал директора, которому передавал часть своих полномочий. К каждому комитету был прикреплен правительственный контролер. Комитеты были подконтрольны генсовету отрасли, который состоял из представителей комитетов, синдикатов и технического персонала. Этот совет должен был планировать труд и определять зарплату. Каждый работник получал твердый оклад. СНТ пыталась, в свою очередь, организовать кооперацию и общее планирование. С этой целью были созданы 8 генсоветов для различных отраслей, торговли и финансов. Для равномерного распределения ресурсов создавалась “выравнивающая касса”. В декабре 1936 г. в Валенсии профсоюзы решили приступить к организации общего плана во избежание ненужной конкуренции.

На коллективизированных предприятиях Каталонии экономические решения сохранялись за трудовым коллективом. В его руках оставалась и большая часть прибыли (после создания “промышленной и торговой кредитной кассы” — 50%). На частных предприятиях с рабочим контролем помимо владельца или директора действовал рабочий комитет, имелся и представитель правительства, обеспечивавший связь с генсоветом отрасли. Трудовой коллектив мог распоряжаться 30% прибылей. В целом, по оценке Вальтера Бернекера, “после 19 июля 1936 г. сложилась “координируемая” профсоюзами и “направляемая” государством экономическая система, которая во время всей войны работала динамично и до конца сохраняла двойственную структуру, в которой сосуществовали рядом капиталистическо-частноэкономические и коллективистски-социалистические производственные единицы”.

Таким образом, в городах властям сравнительно легко удалось взять стихийное народное движение под контроль. С августа 1936 г. под влиянием коммунистов начались национализации под предлогом военной необходимости и работы для фронта. Прежде всего это распространялось на коллективированные предприятия. Особенно широкие масштабы этот процесс принял после декрета в ноябре 1937 г. и милитаризации военной промышлености в октябре 1938 г.

Гораздо дальше зашла социальная революция в испанской деревне. Там сразу после 19 июля 1936 г. развернулся массовый процесс свержения местных властей. Все жители селения собирались на общее собрание на площади или в здании общинного совета и избирали революционный комитет. В Арагоне, а вскоре и в Леванте борьба против фашизма воспринималась как часть борьбы с капиталистическими порядками и неравенством. Крестьяне отбирали землю у помещиков, не дожидаясь правительственных декретов. Местные революционные комитеты и крестьянские профсоюзы собирали общие собрания. На них принимались решения о создании кооперативов, которые получили название “коллективы”. При этом члены “коллективов” добровольно объединяли свою и захваченную у помещиков землю, а часто даже свои денежные средства. Каждая семья сохраняла небольшой огород исключительно для собственных нужд. Права тех, кто желал продолжать обрабатывать землю индивидуально, обычно соблюдались, если они обязывались делать это только собственными силами, без применения наемного труда. Трудно было исключить возможность морального давления на “индивидуалов” со стороны односельчан, но случаев непосредственного физического принуждения при испанской “коллективизации” практически не было. Часто “коллективы” объединяли всех жителей деревни или подавляющее большинство. Во многих коллективах вводилась посемейная оплата. Денежные средства богачей экспроприировались комитетами и помещались в банки. В некоторых местах выпустили собственные деньги или талоны. Комитеты брали под контроль распределение, цены устанавливались коллективно и контролировались. Торговля как таковая во многих местах вообще исчезла. Были организованы коллективные склады и магазины, которые часто помещались в бывших церквях.

Но и в деревне социальные преобразования шли не скоординировано, по-разному. Частично это было связано с особенностями структуры земельной собственности. Если в Арагоне 80% обрабатываемой земли принадлежало помещикам, то в Леванте и Каталонии преобладала мелкая земельная собственность. И хотя среди этих мелких собственников было немало анархистов, которые тоже стали создавать коллективы, в Леванте и Каталонии на этом пути было больше трудностей. Здесь экспроприировались только земли помещиков. Но вызванная начавшейся войной нехватка продуктов и здесь побудила общинные советы принять меры по ограничению роли частной торговли и развитию социализации. За этим последовал этап создания полных коллективов, хотя и в меньшей мере поддержанных большинством местного населения. Некоторые из них были весьма крупными и процветающими, но в большинстве из них сохранялись денежные отношения. Всего в Арагоне возникло около 400 — 450 сельскохозяйственных коллективов, в Леванте — 900, в Кастилии — 300, в Каталонии — 40. В Эстремадуре 30.

Гораздо дальше зашла революция в северном регионе Арагон. Именно здесь, на территории, где анархистские народные ополчения под командованием легендарного революционера Буэнавентуры Дуррути вели тяжелые бои с фашистскими войсками, были сделаны решающие шаги на пути к анархистскому коммунизму, хотя официально он так и не был провозглашен.

В арагонских коллективах жили 300 или 400 тысяч человек — 70% населения региона; в их распоряжении находились 60% обрабатываемых земель. В отношении “индивидуалов”, не входящих в коллективы, конгресс в феврале 1937 г. принял следующее решение: поскольку мелкие собственники, желающие остаться вне коллектива, считают себя способными работать в одиночку, они не должны пользоваться преимуществами коллектива (до тех пор случалось, что им разрешали на определенных условиях пользоваться коллективными благами и услугами). Однако их право вести хозяйство по-своему должно соблюдаться, если они не препятствуют деятельности коллектива. При этом каждый из них должен иметь столько земли, сколько он может обработать самостоятельно. Применение наемной силы строжайше запрещается.
Арагонские деревни — это не чисто сельскохозяйственные поселения. Мы бы назвали их скорее небольшими городками. Каменные дома, жители, которые занимаются не только обработкой земли, но и ремеслом, местной промышленностью и т.д. Эти предприятия, а также службы быта, учреждения культуры и образования тоже обобществлялись. В поселениях были сильны древние общинные традиции. Все это облегчало объединение людей в свободные территориальные и хозяйственные сообщества, как это и предусматривалось в анархо-коммунизме.

Внутри “коллективов” не было какой-либо иерархии, все пользовались равными правами. Главным решающим органом всегда было регулярное общее собрание членов, которое собиралось раз в месяц. Для текущей координации коммунальной и хозяйственной жизни избирались комитеты, часто возникавшие на базе прежних революционных комитетов. Их члены — в основном, делегаты от отраслевых секций — не пользовались какими-либо привилегиями и не получали особого вознаграждения за свою работу. Все они, кроме технических секретарей и казначеев должны были продолжать обычную трудовую деятельность. Каждый взрослый член “коллектива” (кроме беременных женщин) работал. Труд был организован на основах самоуправления. Бригады, состоявшие из 5-10 человек решали все основные рабочие вопросы на ежевечерних собраниях. Избираемые на них делегаты выполняли также функции координации и обмена информации с другими бригадами. Во многих коллективах” применялся принцип перемены труда, работники перемещались из одной отрасли в другую по мере надобности. Промышленные предприятия были включены в хозяйственную систему общины, что способствовало воссоединению индустрии и сельского хозяйства. Коллективы объединялись в окружные федерации.

Важнейшей мерой стала ликвидация денег. При этом арагонцы руководствовались не какой-то финансовой теорией, а своими этическими и революционными чувствами. В первые недели во многих “коллективах” вообще отменили вознаграждение за труд и ввели неограниченное свободное потребление. Всех продуктов с общественных складов. Но в условиях войны и дефицитов это было нелегким делом, тем более, что вне “коллективов” сохранялось денежное обращение. В сентябре 1936 г. большинство общин перешло на так называемую “семейную оплату”. Каждая семью в “коллективе” получала равную сумму денег (в зависимости от “коллектива” примерно по 7-10 песет на главу семьи, еще 50% — на его жену и еще по 15% — на каждого другого члена семьи). Эти средства предназначались только для покупки продуктов питания и предметов потребления и не должны были накапливаться. Во многих общинах вместо общегосударственных денег были введены местные купоны. В-третьих, существовали карточки и талоны. Определенные виды продуктов рационировались почти повсюду (шла война), зато некоторые (вино, масло и др.) во многих местах выдавались без всяких ограничений.

Полная независимость “коллективов” друг от друга, различия в благосостоянии общин и в системе распределения затрудняли координацию их хозяйственной деятельности. К этому призывали анархисты — сторонники углубления социальной революции, в том числе Дуррути. В феврале 1937 г. в местечке Каспе состоялся конгресс “коллективов” Арагона с участием нескольких сотен делегатов. Было принято историческое решение о создание Федерации. Участники договорились усилить агитацию в пользу “коллективизации”, создать экспериментальные фермы и технические школы, организовать взаимопомощь между “коллективами” с предоставлением друг другу машин и рабочих рук. Были отменены границы между селениями и упразднены коммунальные рамки собственности. Объединившиеся “коллективы” решили координировать обмен с внешним миром, создав для этого общий фонд из продукции, предназначенной на обмен, а не для собственного потребления общи, а также начав составлять статистику производственных возможностей. Наконец, предусматривалась полная отмена любых форм денежного обращения внутри “коллективов” и их Федерации, и введение единой для всех системы потребительских талонов. Последнее должно было помочь установить реальные потребности каждого из жителей региона, чтобы затем, ориентировав производства на конкретные нужды людей, перейти к анархо-коммунистической практике “планирования снизу”. Наконец, было принято и решение политического характера. Центральное правительство все время пыталось взять под контроль непокорный Арагон. Оно настояло на включение в Совет обороны Арагона — орган, состоявший вначале целиком из анархистов — членов других партий. В январе 1937 г. оно распорядилось восстановить в регионе муниципальные советы. В ответ конгресс в Каспе решил, что они не должны вмешиваться в хозяйственную деятельность коллективов.

Деятельность арагонских “коллективов” оказалась чрезвычайно успешной. Даже по официальным данным, урожай в регионе в 1937 г. возрос на 20%, в то время как во многих других районах страны он сократился. В Арагоне строились дороги, школы, больницы, фермы, учреждения культуры — во многих селениях впервые; осуществлялась механизация труда. Многие жители впервые получили доступ к медицинскому обслуживанию и свободному, антиавторитарному образованию (врачи и учителя становились полноправными членами “коллективов”).

Многие коллективы не платили налоги властям. Они предпочитали добровольно помогать непосредственно фронту. И это тоже вызывало гнев правящих кругов.

Путь Арагона к анархо-коммунизму был прерван испанской буржуазией в союзе со сталинистской “компартией”, которая взяла класс собственников под свою защиту. Уже декрет правительства в декабре 1936 г. легализовал только небольшую часть захватов земли и распорядился вернуть остальное. В мае 1937 г. “коммунисты” спровоцировали кровавые бои в Барселоне. Полиция под командованием “коммунистов” напала на рабочих-анархистов. В ходе боев пролетариям почти удалось разгромить силы буржуазно-сталинистской коалиции, но здесь ведущие активисты СНТ снова проявили нерешительность. Победа была украдена. Правительственные войска, вступившие в столицу Каталонии, развернули террор против анархистов и других левых. Затем пришла очередь Арагона. В августе 1937 г. республиканское правительство разогнало Совет обороны Арагона, возглавлявшийся анархистами. Танковая бригада “коммунистического” генерала Листера была снята с фронта и железными гусеницами прошлась по арагонским коммунам. Треть “коллективов” была распущена, остальные так никогда и не оправились от разгрома. Сотни активистов были казнены, арестованы, высланы. Центральное правительство предъявило всем испанским коллективам ультиматум — легализоваться до 31 октября под угрозой роспуска. Над оставшимися был введен жесткий государственный контроль.

В марте 1938 г. франкистские войска ворвались в обескровленный и обессиленный Арагон и довершили дело контрреволюции. Через год пришел конец и всей Испанской Республике.

Испанская революция проиграла. Но она погибла с честью, в борьбе, пав под натиском превосходящих сил старого мира. Позорно не потерпеть поражение, а предать свои цели и идеалы, сменив с трудом завоеванную свободу на новое рабство, может быть, еще худшее, чем-то, которое было низвергнуто.

22 июня в 1941 году фашистская Германия напала на Советский Союз, исходом войны стало поражение фашистской Германии. Отношение анархистов к этой войне не является однозначным, разность этих взглядов не обошла стороной и РКАС, подтверждением чему служит реакция отдельных членов организации на поздравление ветеранов с Днем Победы 9 мая. В связи с этим мы приводим обширную выдержку из статей анархо-синдикалиста Григория Максимова опубликованный в журнале «Дело Труда - Пробуждение», основанным еще П.Аршиновым и Н.Махно. Это взгляд на войну анархиста и его соратников (за мнением журнала стояла целая организация, объединявшая русских анархистов в эмиграции), тех людей, которые имея анархические убеждения и довольно весомый авторитет революционеров, с которым трудно спорить, являлись свидетелями и очевидцами того времени и могли смело и трезво оценить ситуацию.

Г.П.Максимов (1893-1950), анархист с дореволюционным стажем, получил известность во время революций 1917 г. и гражданской войны в России, когда он (под псевдонимом "Гр. Лапоть") входил в редакции ведущих анархо-синдикалистских изданий "Голос Труда" и "Вольный голос труда" и был одним из лидеров "Союза анархо-синдикалистской пропаганды", а затем "Российской конфедерации анархистов-синдикалистов". Заняв - уже весной 1918 г. - резко враждебную позицию по отношению к большевистской власти, он постоянно подвергался преследованиям, шесть раз арестовывался чекистами, и, наконец, в январе 1922 г. был выслан из Советской России.

В эмиграции Максимов участвовал в различных анархических и анархо-синдикалистских группах, редактировал несколько газет и журналов российских анархистов. К 1940 г. анархическая эмиграция в США объединилась вокруг руководимого им журнала "Дело труда - пробуждение", ставшего единственным и последним печатным органом безвластников, - а потому позиция редакции и лично Максимова стала, в определенном смысле, официальной позицией российского анархизма в целом, а сам он оказался последним крупным анархистским теоретиком.

СВОБОДА ТРЕБУЕТ ПОБЕДЫ!

(Журнал «Дело Труда — Пробуждение» №6 статья Г. Максимова, ноябрь 1942 г.)

«На протяжении всей русской истории, … еще никогда не было такой острой и повелительной необходимости в победе, как теперь. И никогда, победа над врагом не совпадала с такой полнотой с народными интересами как теперь. С далеких времен русский народ не в одной войне не имел права дать такой ясный и определенный ответ, как теперь, на поставленный Лермонтовым вопрос: «Один враждует он… зачем?» ЗА СВОЮ И МИРОВУЮ СВОБОДУ».
«Борьба против Гитлера не требует отказа от ненависти к Сталину, его клике и их режиму. Борьба с Гитлером не есть защита ненавистного режима и своего рабства».

«Народ должен завоевать себе свое отечество. Это завоевание в победе над Гитлером. Другого выхода из рабства для русского народа сейчас не дано. Так пусть же будет его боевым кличем: Гитлера надо разбить, но преступления Сталина не забыть!»

ТРЕТЬЯ СИЛА

«Условия и обстоятельства, следовательно, изменились коренным образом, и точка зрения третьей силы, активной третьей силы, которая поднимает знамя революционной войны, стала беспочвенной, потому что этой силы больше нет…

В новых условиях должна быть и новая ориентировка. Теперь нужно бороться за условия, при которых третья сила может быстро сложиться и может стать решающим фактором в мировой политике. Это есть основной интерес рабочего класса.

Возможны ли такие условия при победе Гитлера? Нет, эти условия абсолютно исключены при его победе. Его победа несет рабочему классу и всем трудящимся полное государственное рабство, а в лучшем случае государственное крепостное право. Эти условия создадутся только его поражением. Значит, усилия рабочих масс всего мира должны быть направленны на полное, решительное, истребительное поражение Гитлера и его союзников.

Что же и этого получается? Скажем открыто: получается довольно странное явление — совпадение интереса рабочего класса с интересом империалистического империализма так называемых демократических стран, так зло шутит историческое развитие. Что же это за интерес? Это — интерес самосохранения. Победа Гитлера означает смерть империалистического капитализма и юридическое, и фактическое рабство рабочего класса».

«Международный рабочий класс несмотря на наличие в этой войне явно выраженных империалистических интересов — не только должен «он вынужден» признать войну своей, но поскольку благодаря политике вождей, он не смог взять дело войны против нацизма в свои руки, постольку он должен теперь применить все средства, решительно не останавливаясь не перед чем, чтобы заставить, принудить плутократию к решительному ведению войны. Рабочий класс должен освоиться с дико звучащей мыслью, что в данных исторических условиях поражение империалистического капитализма гитлеризмом есть в тоже самое время катастрофическое поражение и пролетариата за которым последует столетия рабства. Поэтому рабочий класс, ходом исторического развития вынужден на минутный союз без слов, без договора и без обязательств со своим историческим врагом. В данный момент другого пути для самосохранения и для организации пролетариата, как третьей силы, не дано».

РЕВОЛЮЦИОННОЕ ОБОРОНЧЕСТВО

Дело труда - пробуждение. № 4. Апрель-август 1941. С. 1-5.

Нападение Гитлера на Россию поставило русский народ в страшно трагическое положение. Народ ждал войны, чтобы повернуть штыки, как в 1917 г., против своих внутренних угнетателей и поработителей, установивших государственное крепостничество. Война пришла, но какая война! На Россию идет такой же крепостник, угнетатель и эксплуататор, как и Сталин. Гитлер пошел на Россию не для того, чтобы отхватить от нее тот или другой кусок территории, а для того, чтобы превратить ее в колонию. И вот, перед русским народом встает вопрос: что делать - начать гражданскую войну, чтобы свергнуть большевизм и потерпеть поражение от Гитлера, или защищаться от гитлеровских черносотенных банд и, напрягши последние силы, разбить его?

Победа над Гитлером не сулит облегчения и смягчения большевистского гнета. Поражение Гитлера будет означать победу Сталина и его клики и поражение народа. Победоносный большевизм укрепится еще сильнее, государственное крепостничество, в условиях послевоенного экономического хаоса, нищеты, голода и эпидемий, будет еще более несносным; полицейский произвол станет еще более безграничным: большевистское юнкерство, военщина, станет таким же несносным и зловредным, как и прусское юнкерство; бюрократия, как класс, приобретет за счет рабочих и крестьян еще больше привилегий, и ее влияние за пределами страны возрастет, и это влияние будет реакционным и зловредным.

Но и поражение от руки Гитлера не сулит лучшего при данных исторических условиях, которые не имеют никакого сходства с условиями 1917 г. Победа Гитлера будет означать иноземное, и потому более несносное и оскорбительное, государственное колониальное рабство, ужасный гнет и бессмысленную жестокость белых ставленников Гитлера: разграбление страны, голод и эпидемии. Победа Гитлера в России может обеспечить ему победу на Западе или выгодный мир. И в том и в другом случае мечты об освобождении станут несбыточными иллюзиями, ибо судьба русского народа сейчас, как никогда, тесно и неразрывно связана с судьбами западно-европейских народов. Порабощение последних Гитлером означает безысходное рабство для русских. Их освобождение, в результате поражения Гитлера, если и не означает немедленного освобождения русских рабочих и крестьян от большевистского государственного крепостничества, то, во всяком случае, делает его возможным в непродолжительном будущем. Имея это в виду, мы желаем, чтобы русский народ напряг все силы и раздавил нацистскую гадину. Интересы международного пролетариата, интересы всеобщей свободы, собственное освобождение и благополучие требуют от русского рабочего и русского крестьянина огромных кровавых жертв, ибо уничтожение гитлеризма и Гитлера - условия, без коих не может вспыхнуть европейско-азиатская революция рабочих и крестьянских масс, которая положит конец капитализму, уничтожит или, по крайней мере, ограничит власть государства, и тем самым устранит навсегда войны. Исходя из этих революционно-интернационалистических целей, наша позиция не может быть названа иначе, как позицией РЕВОЛЮЦИОННОГО ОБОРОНЧЕСТВА. Поэтому, оставаясь непреклонными врагами большевизма и всякого рода государственного социализма, мы желаем победы Красной Армии и страдаем и печалимся, слыша о ее поражениях.

Всякая сила, как бы реакционна она ни была, как бы ни был низок ее моральный уровень, например, большевики, и во имя чего бы она ни наносила удары Гитлеру, - нанося эти удары, она, оставаясь реакционной, совершает прогрессивный акт.

Не в интересах спасения демократии, А ЕЕ НУЖНО ТОЖЕ СПАСАТЬ, КОГДА ЕЙ УГРОЖАЕТ КАКОГО БЫ ТО НИ БЫЛО ЦВЕТА РЕАКЦИЯ, не в интересах защиты того или другого куска земли, а в интересах возрождения международного рабочего класса, в интересах спасительной европейско-азиатской революции, Гитлера нужно разбить, как бы дорого это ни обошлось. Поэтому всякий, кто хоть в малой степени помогает победе над Гитлером, делает революционное дело, приближает час возрождения международного пролетариата, час торжества свободы, экономического равенства и солидарности.

Мы, также приводим заявление индивидуального члена РКАС Болгарии, опубликованное в газете «Свободная мысль» (текст статьи и орфография автора сохранены):

Нельзя быть и за Махно и за Сталина

9 мая на главной странице Революционной Конфедерации Анархистов Синдикалистов имени Нестора Махно (РКАС) появилось поздравление к ветеранам “Великой отечественной войны”, озаглавленное “ОБЯЗАНЫ ЖИЗНЬЮ”. Далее в материале осуждаются “некоторые не очень умные люди”, которые ставят под сомнение героизм советского народа, уничтожившего “самый страшный режим” в человеческой истории, страшнее даже и “демонизируемых” его противников. Из текста также следует, что непризнание заслуг советского солдата в деле “освобождения своего народа и всей Европы” от германского национал-социализма есть едва ли не поощрение неофашизма.

Поздравление РКАС поднимает по меньшей мере два вопроса.

Почему поставлен акцент на противоборстве между Третьим Рейхом и сталинским СССР, но не упоминается союзничество обоих диктаторов? Почему большевистская тирания описывается как “демонизированная”, разве не была она демоничной на самом деле?

Следуют еще вопросы.

Что значит “советский народ”? Разве это не есть название нации в рамках империалистической державы Сталина, базированной экономически на монополистическом государственном капитализме? Как увязать (совместить) хваленый героизм с массовой сдачей в плен целых дивизий летом 1941-ого? Что за героизм нуждается в мотивировке заградотрядами за спинами фронтовиков, свирепыми приказами “Ни шагу назад!” и повальными репрессиями в тылу? Как разделить очищение советских территорий от нацистов от незамедлительного восстановления там прежней тоталитарной власти или навязывания просоветской диктатуры в ряде европейских стран? Как закрыть глаза (повернуться спиной) на полное отсутствие пролетарского интернационализма в советской официальной пропаганде того периода? Ведь призывы “Убей немца!” не имеют ничего общего с лозунгами социальной революции, ее призывы гласят “Убей капитализм и государство!”, причем при этом необязательно непременно вырезать всех работодателей и государственников.
Каждому анархисту должно быть ясно, что Вторая мировая война завершилась победой правительств над своими народами. Советскому солдату по неволе обстоятельств пришлось проявлять героизм, чтобы бороться за свое физическое выживание, но далеко за его спиной “родные” репрессивные органы вершили насилие над его семьей, какие вершили и нацистские оккупанты. Получается, что поздравленному от имени РКАС ветерану войны хватило мужества драться с вермахтом, но он не посмел взбунтоваться против “своих” угнетателей, не превратил империалистическую войну в освободительную народную. И таким образом опозорился соучастием в реставрации сталинской диктатуры у себя “дома”, а стал и поработителем чужих домов. Чем же тогда его героизм отличается от героизма немецких солдат, которые тоже защищали свои семейства от массовых грабежей, изнасилований и убийств?
Отношение к ВМВ и участникам в ней должно быть принципиальным, без эмоций. Истина горька, но замалчивание не сделает ее слаще.

В октябре-ноябре 1956-го в Венгрии произошло наиболее мощное антитоталитарное выступление, из тех, что имели место в восточном блоке вплоть до 1989-го. 23 октября 1956 в Будапеште началась демонстрация, в которой приняли участие десятки тысяч человек. Демонстрация переросла в народное восстание. Вскоре бунт распространился на всю страну. В восстании приняли участие самые широкие слои населения Венгрии и, прежде всего - рабочий класс. Венгр под псевдонимом Панноникус писал во французском ультралевом журнале "Социализм и варварство": "Молодые рабочие в возрасте 18-30 лет были наиболее активным революционным элементом на предприятиях. Они еще меньше, нежели другие, могли поддерживать чудовищное подавление, атмосферу принуждения и террора, которая царила на предприятиях..." Повсеместно возникают новые органы власти – революционные и национальные комитеты в городах и областях, рабочие советы на предприятиях. Венгерские трудящиеся помнили частный капитализм и не хотели возвращения прежних порядков. Антикоммунисты, объединившиеся вокруг кардинала Мидсенти были в меньшинстве и не решались открыто сформулировать свои реваншистские цели.

В Будапешт вошли советские войска. В городе начались уличные бои. На предприятиях Будапешта возникли рабочие советы, взявшие предприятия под свой контроль. На несколько дней войска отступили из города. Однако 4 ноября Советская армия захватила столицу Венгрии и поставила у власти просоветское правительство во главе с Я. Кадаром.

Однако история Венгерской революции на этом не закончилась. 14 ноября был создан Центральный рабочий совет Большого Будапешта, который объединил делегатов практически всех предприятий города, а также представителей других городов. Рабочие советы были задуманы как подлинно демократические органы: «для венгерских трудящихся и их делегатов наиболее важным аспектом советов было их демократическое функционирование. Между делегатами и рабочим классом в целом поддерживался тесный контакт. Делегаты избирались только для осуществления требований трудящихся. Можно отметить, что рабочие часто переизбирали делегатов, которые нарушали свой мандат. Рабочие не любили делегатов, которые брали на себя слишком большие полномочия», - замечал очевидец событий Билл Ломакс." Рабочие советы сумели организовать всеобщую забастовку в условиях иностранной оккупации.

Военная победа СССР-овской бюрократии обернулась жестоким поражением в идеологической борьбе. «Венгерская революция разрушает самый гигантский обман в истории – представление о бюрократическом режиме, как о социалистическом, причем разрушает его не теоретическими дискуссиями, а огнем вооруженного восстания – писал в журнале «Социализм или варварство» антиавторитарный марксист Корнелиус Кастоиадис, - Узурпация марксизма, социализма и знамени пролетарской революции слоем тоталитарных эксплуататоров выглядит отныне и впредь в глазах широких масс трудящихся как нестерпимое оскорбление. Даже для наименее информированных стало ясно, что сталинисты являются такими же представителями рабочего класса, как надсмотрщики – представителями каторжников».

Венгерские рабочие советы есть за что критиковать. Например, они выступали за разделение власти между советами, правительством и парламентом. Но подобное двоевластие неминуемо закончилось бы новым столкновением. Национализм венгерских повстанцев был реакцией на власть советской империи, навязавшей венгерскому народу сталинистский режим. Впрочем, многие великие революции, начиная с эпохи Реформации в XVI веке, прошли путь от национально-освободительного движения к идее мировой революции. Если бы, предположим, антибюрократическая революция рабочих советов распространилась бы на другие страны Восточной Европы, а затем и на Советский Союз и страны Запада, то все надежды венгерских националистов на возвращение к прежним порядкам исчезли бы, как грязная лужа, под порывом весеннего ветра.

Венгерские события 1956-го – это своего рода лакмусовая бумажка, позволяющая определить политическую позицию собеседника. Советская пропаганда объявила эти события фашистским мятежом, и до сих пор многие сторонники «реального социализма» советского образца продолжают защищать эту версию. По мнению антикоммунистов, венгры стремились реставрировать буржуазную демократию. Для многих современных национал-патриотов – это антирусский националистический мятеж непокорных вассалов. В современной Венгрии события 1956-го рассматривают лишь как национально-освободительное восстание и предпочитают не вспоминать о попытке повстанцев установить подлинную власть рабочих советов.

Лишь немногие сегодня вспоминают о венгерских рабочих советах. Память о том, что венгерское восстание было направлено против СССР и партбюрократии, но не против социалистических идеалов – не выгодна ни идейным наследникам советского тоталитаризма, ни защитникам капитализма.

Можно спросить, стоит ли сегодня вспоминать опыт антитоталитарного сопротивления в Восточной Европе, если результатом его стал лишь переход от бюрократического капитализма с определенными социальными гарантиями к варварскому частному капитализму и переход от фальшивого имперского «интернационализма» к буржуазному национализму всех оттенков?

Революционер Виктор Серж писал, что хотя Русская революция 1917 г. несла в себе зародыши тоталитаризма, в ней было и много других зародышей. Точно также в Венгерской революции 1956-го, польской «Солидарности», движении советских диссидентов были заключены зародыши реставрации частного капитализма, зародыши национализма и культурной деградации. Попытки противопоставить бюрократическому «реальному социализму» идеи самоуправления трудящихся потерпели неудачу. Так нужна ли нам сегодня память об этих погибших «зародышах»?

Один из парадоксов нашего времени состоит в том, что даже разочарование результатами реставрации капитализма лишь укрепляет существующий строй. Мы заранее уверены, что любая попытка изменить этот мир не приведет ни к чему хорошему и лишь приведет к власти новых паразитов. Это произошло в 1917-м, это повторилось в 1991-м, ничего другого нет и быть не может.

Чтобы избавиться от этого «синдрома выученной беспомощности» следует вспомнить, что революционная эпоха – это время, когда «все возможно», время, когда люди сами творят судьбу страны, а не ставят крестик в избирательном бюллетене рядом с названием одной из предложенных им партий. Попытки создать общество без классов и эксплуатации человека человеком, опираясь на созданные самими трудящимися советы и заводские комитеты, а не на партийную диктатуру так и не увенчались успехом. Но поражение рабочих советов в Венгрии 1956 г, равно как и поражение Испанской революции 1936-1937 гг. не было позорным. Нет позора в том, чтобы потерпеть поражение в неравной борьбе. Память о советском патерналистском государстве, уничтоженном собственным правящим слоем при одобрении или равнодушии советских трудящихся не способна вдохновить людей на борьбу с капитализмом. Так не пора ли вспомнить об опыте рабочих советов в Венгрии 1956-го, России 1905-го и 1917-го, Испании 1936-1937-го и перестать ждать, пока появятся некие «крутые ребята» и решат наши проблемы за нас?

Для бесед в "поле" было бы здорово подготовить подборку наиболее одиозных и реакционных законов последних 3-4 лет,типа о регистрации,об платном школьном образовании,о митингах;анти"обывательских" - о курении,об ограничении продаж алкоголя;анти"либерально-мелкобуржуазных" - повышение налоговых нагрузок на ип,о мерах направленных на подавление "мелочи" в пользу "крупняка"(тот же алкоголь и табак,возможно что-то ещё)и т.д.Также можно включить более дебильные,но пока непринятые законодательные инициативы.

Экономики дара были распространены до появления рыночной экономики, но постепенно исчезли,когда общество стало более сложным

т.е у людей появился больший ассортимент потребностей,которые не могли быть удовлетворены в необходимой степени из-за отсутствия достаточных производ.мощностей,что привело к дефициту - во-первых,во-вторых из-за конфликтности этих потребностей и их носителей,что привело к установлению социальной иерархии как единственному способу существования. - Как-то криво критикую...но всё же.

...но постепенно исчезли...

Скорее стремительно - под натиском военной агрессии.Ведь крестьяне,индейцы,алеуты всякие не сами разошлись....

...ни одно общество не функционирует как экономика дарения...

Слишком сурово,ведь есть же сквоты,комунны,семьи,"криминальный мир" - где пока экономика дара если не превалирует,то значительно распространена.
SeregaAnarchist - а зачем текст убрал?

Матвей писал(а):Хаджиева

не особо увлекайтесь им.
Тезисный пересказ "Основ безвластья" достаточен. И то лишь как база для размышлений, а не для, скажем, формулирования программы.

«Анархо-капитализм, по-моему, это доктринальная система которая, если когда-нибудь будет воплощена, приведет к тирании и угнетению не имеющих аналогов в мировой истории не было. Не существует никакой самой маленькой возможности эти идеи (по моему мнению ужасные) будут реализованы, потому что они быстро разрушат любое общество которое допустит такую ошибку. Идея «свободного договора» между сильными мира сего и голодающими в этом мире, это неудачная шутка, некоторые моменты возможно достойны академического семинара, изучающего последствия идей (по моему мнению абсурдных), но ни как по-другому»

«Анархия без социализма кажется так же не возможной, как и социализм без анархии, потому что такая ситуация была бы ничем иным, как законом самого сильного, и немедленно привела бы к созданию и укреплению закона и таким образом к созданию правительства.»

...вера в принципе остается неизменной...

Почему же?Больше знаний и эмпирики - меньше веры.

Согласно третьему принципу анархизма...

Либо лишнее,либо нужно озвучить их последовательность.

.... имеющих общие интересы, собственность...

владеющих общим пространством

общую работу

совместно трудящихся

Для выполнения этих задач будет создан коммунальный Совет, к которому добавятся также представители Советов по земледелию, медицине, культуре, распределению и производству, и статистике.

Лишнее,т.к. совет для этого и есть.

к которому добавятся

который будет из

учитывающей различия в плотности населения.

Вопросы, касающиеся всего района или провинции...

Давайте без центров и провинций.?

Разумеется, разработать абсолютную норму невозможно.

Следует уважать автономию Коммун, которые смогут, если сочтут это необходимым, установить иную систему внутреннего обмена, если эти новые системы никоим образом не затрагивают интересы других Коммун.

Немного фантастики не помешает...наверное