Университет в России: ликвидационный проект

afa-punk-23

11-03-2017 20:32:13

Университет в России: ликвидационный проект

Изображение

Новый текст из будущего 37-го номера журнала "Автоном", в котором Полина Елисеева с безнадегой и грустью всматривается в будущее российских университетов. Автор называет эти заметки о падении образования "плачем Ярославны с тонущей подводной лодки".

Кто и зачем «ураганит» и «шакалит» на руинах российского образования?

Скрытый текст: :
Изображение


Легче всего для всех разговор о погибели высшего образования в России было бы начать с конспирологии — то есть с Теории Заговора. Вот и ответ на вопросы: «Кто виноват?» и «В чьих интересах?». Конспирологическое сознание, вообще, в высшей степени характерно для современного российского обывателя, ибо объясняет всё происходящее универсально просто и исчерпывающе понятно. И я могла бы начать свою статью с простой констатации: предатели и вредители, злобные враги России, агенты ЦРУ (Моссада), пробравшиеся во власть, сознательно оболванивают наше население, доводя его до одичания, и гробят остатки советской вузовской системы (и без того весьма далёкой от совершенства).
Последствия «реформ в сфере образования» именно таковы — одичание студентов и бегство мозгов из голов россиян. Но, наверное, не таковы (как в Великой Теории Заговора) мотивы реформаторов. Конечно, власть имущим умники не нужны. Им куда легче управлять одноклеточным и послушным, взращенным на Петросяне, «Доме Два» и телешоу Дмитрия Киселёва, электоратом избирателей-потребителей-налогоплательщиков. Однако, похоже, технократам, эффективным менеджерам, политтехнологам, чекистам и пропагандистам, определяющим нынче образовательную политику в России, на людей, как всегда, просто наплевать. Они нас не ненавидят, не любят; они нас с вами просто не замечают. Капитализм, неолиберализм и этатизм не предусматривают в своей картине мира никакого Университета (с его ценностями гармонично развитой и критически мыслящей личности, с его культивированием академической свободы и автономии, с его фундаментальностью и самоценностью познания и осознанием сложности мира и человека). Какая автономия и свобода, когда у нас Держава? Какая культура, если всё — товар, и университет — лишь «учреждение, оказывающее образовательные услуги» тем, кто готов заплатить? Какая «критическая мысль», если есть Патриотизм и Вертикаль Власти? (Одна моя знакомая преподавательница, составляя рабочую программу, пыталась вписать в цели обучения «формирование критического мышления», на что услышала окрик от чиновника: «Вы что, диссидентов растить хотите?»).
Есть нефть и газ, есть труба, есть начальство, распродающее природные богатства, есть их охранники и холуи из обслуги, есть развлекательно-пропагандистский шоу-бизнес (куда органично входят и Петросян, и Кургинян и Чаплин-отец), есть ядерные ракеты, чтоб гордились свои и боялись чужие, — чего же больше? Ах, у нас кризис, падение цен на нефть, санкции, надо урезать и сокращать бюджет? Но не сокращать же расходы на чиновников, на Кремль, на чекистов, на попов, на силовиков, на пропаганду и спорт? Давайте лучше сократим траты на здравоохранение, коммуналку, пенсии и, конечно, на такую окончательно непростительную роскошь в эпоху кризиса, как образование!
Неудобно просто так прямо и сказать: ликвидация университетов как таковых за ненадобностью? Тогда давайте назовём это красивыми иноземными словами: «оптимизация», «эффективные контракты», «балльно-рейтинговая система», «создание электронной среды обучения», «выработка компетенций», «рейтинг публикационной активности», «индекс Хирша», «Болонский процесс»! Так ведь звучит намного более красиво, цивилизованно и прилично, не правда ли?

Высшее образование в эпоху «духовных скреп» и «оптимизации»

Начну с банального, очевидного и внешнего в отношении университетской системы: с общих социальных, политических и экономических процессов. А они таковы: коммерциализация всех сфер жизни (всё становится товаром — и природа, и человеческие взаимоотношения, и жизни, и, разумеется, знания, образование, культура), политическая реакция (изоляционизм, клерикализм, шовинизм, ксенофобия, патриотизм, патриархатность, схлопывание пространства личной свободы и общественной инициативы, воинствующий конформизм манипулируемой сверху массы, жаждущей компенсаторного забвения в чаду галлюцинаторного патриотизма), бюрократический реванш (с чудовищным усилением чиновничьего контроля над обществом, с полной бесконтрольностью бюрократии и её количественным ростом, а также превращением коррупции из важного нароста в становой хребет этой Системы), десолидаризация и атомизация людей, предпочитающих не сопротивляться, а спасаться по одиночке и деморализованных массированной пропагандой и показательными точечными терактами-репрессиями со стороны государства.
Прибавим сюда ещё демографическую яму. Число молодых людей, заканчивающих школу, резко сократилось, и государственные вузы с радостью хватают любого, плохонького и убогого выпускника, которого раньше не взяли бы и в ПТУ, — только чтобы спасти бюджетные места и связанные с ними ставки преподавателей. А вузы частные, коммерческие (куда раньше можно было уйти преподавателям) просто закрываются без абитуриентов. Высшее образование в России превращается во всеобщее фиктивное образование (когда его формальная доступность возрастает прямо пропорционально падению его содержания, уровня и авторитета).
Присовокупим рост социального расслоения. Сначала он выражается в разделении на уровне школы: большинство школ — для малограмотных масс, и ничтожное меньшинство — для богатой «элиты». Потом это расслоение продолжается в вузах. Подавляющее большинство студентов подавляющего большинства вузов — тотально прогуливают занятия, подрабатывают, не учатся, не умеют ни всерьёз читать, ни самостоятельно думать, ни связно говорить, лишь имитируя и симулируя учёбу и набирая фиктивные «рейтинги» вместо сдачи настоящих экзаменов, тогда как ничтожное число элитных вузов (вроде Высшей школы экономики) и богатых студентов более или менее сохраняют пристойный уровень образования.
Наконец, добавим такой важный фактор, как катастрофическое падение престижа знаний и девальвацию самого понятия «высшее образование» в обществе, которым управляют императивы, институты и люди, бесконечно далёкие от всякой культуры (если важны только деньги, связи и бандитское или полицейское насилие, зачем учиться и читать книги?). В ситуации общего одичания населения — с развитием развлекательного отупляюще-пошлого телевидения, поголовным эскапизмом в уютный и комфортабельный виртуальный мир, полным упадком книгоиздания и книгочтения, расцветом бездумной дрессировки к сдаче ЕГЭ — судьба высшего образования в стране достаточно плачевна. Но как прикрыть этот обвальный «ликвидационный процесс»? И тут, как часто у нас бывает, на помощь власть имущим приходят ссылки на «международный опыт» и иной процесс — Болонский.

Изображение

«Болонский процесс» и другие процессы...

Когда-нибудь над творцами «Болонского процесса», несомненно, устроят что-нибудь вроде ещё одного процесса — Нюрнбергского. Пока же студенты и преподаватели Европы энергично и, порой, успешно ему сопротивляются.
Но что такое «Болонский процесс» (то есть совокупность реформ в сфере высшего образования, призванных унифицировать и стандартизировать образование в ЕС), к которому присоединилась Россия, и чем он так плох и опасен, прикрывая красивыми фразами чудовищные явления и изменения?
Говоря совсем кратко, «Болонский процесс» призван освятить, оправдать и прикрыть звучными словами сворачивание «социального государства» в сфере высшего образования, его технократизацию, бюрократизацию и наступление на права студентов и преподавателей. Разумеется, много и красиво говорится о «большей свободе» выбора студентами изучаемых предметов, о «взаимной конвертируемости» и стандартизации образования, получаемого в разных университетах Европы, о более «гибких» формах занятости преподавателей и об ориентации университетов на требования жизни (то есть рынка)... На деле же всё сводится к ликвидации постоянной занятости педагогов («эффективный контракт» предполагает лишь занятость сиюминутную и негарантированную), к уничтожению фундаментального образования (теперь студент получает знания разрозненными «блоками», надёрганными из разных кусков, теряя глубину и системность мышления), торжество бухгалтерии и бюрократии, формального количества и «балльно-рейтинговой системы» над качественным, штучным и живым образованием.
Наряду с системой «эффективных контрактов» (ведущей к массовым увольнениям работников университетов) и раздракониванием фундаментального обучения на фрагментарные и прикладные куски, модули и блоки, никак не связанные друг с другом (ныне европейский студент, по своему выбору, может параллельно слушать небольшие курсы, к примеру, о цветоводстве, римском праве, органической химии и языке индейцев кечуа!), важными составными частями «Болонского процесса» является двухэтажная система обучения (бакалавриат-магистратура) и пресловутая «балльно-рейтинговая система учёта». Всё это весьма пришлось ко двору российским чиновникам от образования, ощущающим глубинное родство с пресловутыми евробюрократами и созвучие своих классовых интересов. При всём оголтелом и истошном «противостоянии Западу» у нас любят ссылаться на него и выборочно заимствовать из Европы что-нибудь наиболее одиозное и отвратительное.
Красивые слова «магистрант» и «бакалавр» прикрывают весьма позорную и тревожную картину. Если раньше пятилетняя система «специалитета» ориентировала студента (хотя бы теоретически) на сочетание приобретения прикладных навыков и специализации с широким кругозором (этому способствовали и многочисленные спецкурсы), то нынешний четырёхлетний всеобщий «бакалавриат» (сильно напоминающий систему ПТУ), почти исключающий спецкурсы, в разы сокращающий объём преподавания основных предметов, направлен на формирование полуграмотного «специалиста» с суженным горизонтом и не способного самостоятельно мыслить и решать мировоззренческие и методологические вопросы. Это явная игра «на понижение» «высшего образования», его технократизацию и расслоение (соответствующее расслоению социальному).
А немногие студенты, перешедшие в «магистранты», как предполагается, два дополнительных года посвятят занятиям более фундаментальной и академической наукой. Строго говоря, именно и только уровень магистратуры и будет теперь по-настоящему «высшим образованием», тогда как бакалавриат, делая его всеобщим и доступным, перестаёт делать его «высшим». Но магистратура таит опасность тотальной и окончательной коммерциализации (дескать, это уже второе образование, и государство может предоставлять его только желающим за деньги, а не бесплатно). По той же логике рассуждают генералы из Минобороны, регулярно заводящие разговоры о том, чтобы «тёпленькими» забирать магистрантов в армию: первое образование вы, голубчики, уже получили, теперь пора отдавать родине долги в Донбассе и Сирии!
А балльно-рейтинговая система, предусмотренная Болонским процессом и ныне насаждаемая в России — явление точно того же порядка, что и ненавидимая многими система ЕГЭ в школах. Под фразы о «борьбе с коррупцией и субъективизмом преподавателей» вузы превращаются в своего рода унифицированные и насквозь симулятивные бухгалтерии, где всё решают чиновники, навязывающие свои правила, формы и критерии. А студенты и преподаватели превращаются в счётные автоматы и анонимные единицы, каждый их шаг, чих и вздох фиксируется и подсчитывается. В результате, количественные показатели полностью подменяют качественные, а живая мысль и общение заменяются своекорыстной зубрёжкой, показухой, отсиживанием часов и сдачей скаченных из Интернета рефератов, которых не читают ни будто бы «написавшие» их студенты, ни будто бы «проверяющие» их преподаватели. Всеобщий контроль и учёт, о котором пророчески грезил ещё Ильич. Благо, в руках у нынешнего Старшего Брата есть то, о чём и не ведал Оруэлл: Интернет! Посетил пять занятий, три раза ответил (не важно, как), сдал килограмм докладов (скаченных, разумеется), подготовил «презентацию»: молодец, получи свой рейтинг!
Чиновник может не вникать в суть науки, в содержание ответов и докладов, превращая студента в профессионального корыстного симулянта, а преподавателя в несчастного фиксатора, штампующего содеянное студентом. Подобная система, делающая бюрократов всесильными, преподавателей — придатками к компьютерам, составителями бесчисленных отчётов и программ и подсчитывателями бесконечных баллов и рейтингов, а содержательное образование (с живым и спонтанным общением живых людей, нетривиальными мыслями, бескорыстной любовью к познанию — всё это не влезает ни в какие рейтинги!) ненужным, готовит на выходе массы штампованных идиотов-конформистов, хорошо постигнувших новые правила игры в искусную симуляцию и покорную (само)презентацию. Вот только как будут лечить эти врачи, учить эти учителя, конструировать эти инженеры, мыслить эти гуманитарии, при столкновении своего самодовольного и сертифицированного невежества с той Жизнью, которая, слава Богу, незнакома с рейтингами и не признаёт никаких, даже высоких баллов?!
Пусть всё это дурно пахнет. Зато это хорошо звучит: Россия приобщилась к благодати «Болонского процесса» и шествует по магистральному пути цивилизации к новым высотам!

Волшебное слово «оптимизация»: дешевле, проще, короче — и глупее!

О, великий, могучий русский язык! Возможности твои поистине безграничны! Назовите, к примеру, бандитский рейдерский захват предприятия «недружественным поглощением» — и всё будет выглядеть так уютно, пристойно и по-домашнему! Скажем так: «В реке крокодил недружественно поглотил носорога и бегемота»... А прелестное слово «оптимизация»? (От него так и веет бодрым оптимизмом и стремлением к совершенству и гармонии!) Оно покрывает и прикрывает такие обширные и зловещие процессы во всех сферах нашего социального бытия! Например: «На эшафоте палач, при помощи гильотины, оптимизировал четверых, приговорённых к казни». Как вы знаете, сейчас в России оптимизируют всех и везде: рабочих на заводах, врачей и медсестёр в поликлиниках. Только вот самих оптимизаторов никто не решается оптимизировать.
Разумеется, в полной мере оптимизация поразила и наши университеты. Сокращают объёмы читаемых учебных курсов, отменяют как излишество, сами эти курсы, сливают вместе факультеты и вузы, создавая на месте факультетов «институты». При этом преподавателей сокращают (а новых не берут), число бюрократических звеньев и проректоров возрастает (есть тут и «понты»: «институт» звучит круче и громче, чем просто факультет), на место формально избираемых коллективом деканов факультетов приходят назначаемые сверху и вовсе не контролируемые снизу директора институтов. А ректора, окуклившиеся и обросшие свитой-мафией холуёв и проректоров из родни и друзей, несменяемыми сидят на своих постах четверть века — зеркально и пародийно копируя политические процессы в масштабе страны.
Эти укрупнения и сокращения приводят не только к разрастанию бюрократических опухолей и ликвидации последних рычагов контроля за распоясавшимися университетскими чиновниками, но и — к чудовищным увольнениям преподавателей и всё большей примитивизации и профанации учебного процесса. Стремление сэкономить на университете прекрасно оправдывается «заботой» о студентах: не нужно перегружать их! Не нужно заставлять их много читать трудные книги, задумываться о сложных вопросах, вставать на цыпочки, преодолевая себя в равнении на преподавателя! Нет, это преподаватель должен вставать на четвереньки, приноравливаясь к ленивым и неумным студентам и развлекать их, выкидывая сложный материал и излагая за три лекции то, что он раньше едва успевал изложить за десять.
Сейчас астрономию не только ликвидировали как школьный предмет, но и отменили как предмет, изучаемый студентами-физиками, как излишество. В одном из главных московских вузов ректор заявил, что следует, во-первых, соединять различные поточные лекции студентов (чтобы лектор выступал не перед сотней студентов, а перед тысячей сразу), во-вторых, максимально упрощать и облегчать их (конечно же, чтобы было понятно самым глупым студентам!), непременно сопровождая развлекательными «презентациями», песнями и плясками и превращаясь в этакого массовика-затейника, в-третьих, устраняя нюансы и сложности, ориентируясь на прикладные цели, сливать воедино различные, близкие по тематике предметы. К какой редукции, упрощению и уплощению сознания и утрате культуры мышления всё это приведёт, не нужно и объяснять! Слова «технологии», «наглядность», «эффективность» и «успешность» ныне заполонили всё в университете, вместе с бюрократическим новоязом.
Придя на физический факультет (переименованный в духе времени в «институт») одного из известных провинциальных педвузов, вновь назначенный туда «директор», заявил растерянным и ошарашенным преподавателям, что они отныне не должны преподавать студентам какую-то там теорию относительности (это и сложно, и избыточно): главное, чтобы будущие учителя физики... вызубрили учебники по физике для школы, этого вполне хватит.
Под лозунгами слияния и укрупнения вузов, облегчения программы (в рамках перехода со специалитета на бакалавриат) и повышения зарплаты преподавателям (пресловутые «майские указы» Путина 2012 года, изданные к выборам его в президенты, предписали существенно увеличить зарплату вузовским преподавателям) происходит невероятное сокращение штатов и игра «на понижение» в учебном процессе. Половину преподавателей увольняют, вторую половину переводят с многолетнего стабильного коллективного договора на ежегодные индивидуальные «эффективные контракты» (делающие их беззащитными перед лицом начальственного самодурства) и, удвоив им нагрузку, и резко увеличив неучитываемые и неоплачиваемые, но обязательные части учебной нагрузки, потом щедро на четверть увеличивают зарплату за счёт их «оптимизированных» коллег. Подобно тому, как многие государства в последние века, чтобы решить свои финансовые проблемы за счёт населения, «портили монету», уменьшая в ней долю золота и серебра и предлагая народу такие облегчённые деньги в качестве прежних, надёжных, точно также наши власти ныне «портят» и «облегчают» (сокращают, упрощают, прагматизируют) содержание образования и снижают его уровень, предлагая народу в качестве всё того же, да ещё и улучшенного, «модернизированного» образования.

Изображение

При этом, конечно, гремят фанфары и литавры во славу повышения эффективности и роста оптимизации высшего образования, его ориентации на рынок и на мировые тренды (Болонский процесс). Как однажды сказала моя коллега: «Мы переживаем эпоху, во-первых, симуляции, во-вторых, имитации, в-третьих, ликвидации». На похоронах университетской системы звучат бравые марши и радостные гимны.
Год назад мне случилось разговаривать с одним известным канадским профессором, троцкистом. Он, рассказывая о ситуации в канадских университетах, гневно возмущался: «Полина, ты не представляешь: у нас теперь, невыносимо усиливая эксплуатацию, ввели учебную нагрузку, обязательную для преподавателя университета — целых 180 часов в год! Капитализм свирепо наступает на нас». Я уныло ответила: «У нас учебная нагрузка — около 800 учебных часов в год на человека. Капитализм на нас уже наступил». Немая сцена. Троцкист, похоже, пересматривает своё отношение к ужасам канадского капитализма.
Впрочем, для полноты картины надо добавить, что всё ещё намного хуже. Помимо чудовищной эксплуатации преподавателей, исключающей сколько-нибудь реальную заботу о качестве этого преподавания, бюрократическая реакция в России в последние годы отняла у нас то немногое, что в нищие и «лихие девяностые» было компенсацией за грошовую зарплату и потогонный труд: хоть какую-то степень нашей академической свободы в том, что и как преподавать. Старший Брат, вооружённый компьютерным оком, обрушил на вузовских преподавателей необходимость фабрикации океана отчётов, угрозу тотальной унификации преподавания (в худших традициях совка) и обязал нас писать отчёты... также и о внеучебной работе. Даже когда мы вне аудиторий, лекций, семинаров, мы обязаны имитировать бурную деятельность, документировать каждый свой шаг, изощряясь в канцеляризмах, и указывать в отчётах сотни часов, потраченных на обновление программ и прочее.
Во многих вузах ректора пошли ещё дальше: они обязали преподавателей... присутствовать на рабочем месте даже в те дни и часы, когда у них нет занятий. Зачем? Просто так, чтобы жизнь не казалась мёдом, и чтобы они не предавались праздности! Число всевозможных требований и форм контроля в отношении сотрудников университета постоянно растёт: вводится обязательная ежегодная диспансеризация, обязательное требование приносить в вуз справки о несудимости (в прямое нарушение принципа презумпции невиновности). Всё это унижает преподавателей, отнимает массу времени, помогает отсечь и уволить политически нелояльных и просто принципиальных людей, воспитывает остальных в духе рабства и послушания, превращая вуз из очага свободы, творчества и вольнодумства в унылую казарму при бюрократической конторе.
Надо ли говорить, что все эти мероприятия (в своей совокупности): рост учебной нагрузки, бюрократического контроля, «бумагооборота», носят чисто количественный и внешний характер, тогда как содержание учебного процесса и его качество в этих условиях никого не волнует и неизбежно деградирует. Впрочем, всё начинается ещё в школе, которую известный педагог Евгений Ямбург удачно назвал «местом, где дети отвлекают учителей и администрацию от заполнения документов», — и выходит на новый виток уже в университете. Если студенты знают, что их не при каких условиях не исключат из вузов (ибо они приносят им бюджетные деньги, а других на их место вузы не наберут) и будут тянуть за уши, даже если они ничего не читали, ничего не знают и вообще малограмотны, что от них требуется не реальная учёба и знания, а имитация (презентации, отсиживание занятий и получение баллов), и общий уровень образования всё более снижается и упрощается; если преподаватели знают, что от них требуется как-нибудь отстоять «у станка» свои 800 часов в год, и от них требуется только имитация, сотни отчётов и соответствие бюрократическим параметрам, то итоги «оптимизации» университета более чем очевидны и более чем плачевны.

«Плюс компьютеризация всей страны»: мутная «электронная среда»

Если в кривом зеркале российского «реформаторства» под маркой введения в занятость и учебный процесс «свободы и гибкости» происходит ликвидация социальных гарантий, сокращение преподавателей, примитивизация и уничтожение системности и фундаментальности преподавания для студентов, то «прогресс» отождествляется преимущественно с тотальной компьютеризацией, технологизацией образования и разрастанием «электронной среды». Бюрократизация и технологизация образования идут рука об руку с этой «электронной средой». Говорится о новых возможностях, о росте информации и её невероятной доступности, о всеобщем распространении дистанционного обучения, презентаций и интерактивных досок в аудиториях, о чудесных «компетенциях» (которые на бюрократическом новоязе заменили старые-добрые «знания, умения и навыки»). Фактически же, речь идёт о росте отчуждения и контроля, об обезличивании «информации» и об удешевлении образования за счёт роста его дистанционности.
Зачем все эти лекции, семинары, дискуссии, экзамены, живые беседы живых людей, мучительные размышления, нетривиальные вопросы, конспекты книг, вся эта неучитываемая сложность? Зачем студентам напрягаться, искать, читать, думать, говорить? (Тем более, как мне сказала одна студентка: «Это раньше мы учились и подрабатывали, а сейчас мы работаем и подучиваемся»!) Это так архаично и не современно, так дорого и так утомительно для студентов, с детского сада натаскиваемых на тесты, ЕГЭ и симуляции-презентации, на создание видимостей-брэндов, на комиксы вместо книг, на клиповое фрагментарное мышление, на потребление образов вместо творчества мыслей, на мёртвую анонимную «информацию», а не на живую мысль и прочувствованное личное знание! Это так тяжело учитывать и контролировать чиновникам! Иное дело: море «информации» в Интернете; вот тесты, вот задания, вот схемы для зазубривания и картинки для наглядности и развлечения, вот дистанционное «общение» обучаемых и обучающихся под неустанным контролем надзирателей-чиновников, вот баллы за задания (которые студенты делают автоматически, не приходя в сознание, не напрягаясь и не прилагая мыслительных усилий, а замученные преподаватели автоматически штампуют), и вот, пожалуйста, выработанная, выдрессированная компетенция! Так намного проще, дешевле, прогрессивнее, современнее, эффективнее, подконтрольнее!
В этой «электронной среде» окончательно топятся остатки личности, мысли студентов и преподавателей, и торжествует Старший Брат бесчеловечной и анонимной Системы. Теперь студент может (наивно и самодовольно думая, что в самом деле получил «высшее образование) легко достигнуть финала обучения, так ни разу и не прочитав хотя бы одной стоящей книги, не сдав ни одного экзамена, ни разу устно не ответив на занятии, не задумавшись ни над одним вопросом, не мучаясь и не напрягаясь — легко, бездумно и весело, лишь нажимая на нужные кнопочки и потребляя и заучивая предложенные схемы и образы. Как-то я принимала экзамен у четвёртого курса, и одна студентка расплакалась, признавшись, что за все эти годы ей ни разу не пришлось ни сдавать экзамен, ни устно отвечать: тесты, баллы, Интернет, скаченные и даже не прочитанные распечатки «докладов» подменили всё. О том, к какой интеллектуальной и человеческой деградации ведёт это тотальное засилье «электронной среды» в образовании, я думаю, читатель догадается и сам.
Если конспектирование книг требовало от студента хоть какой-то работы мысли по осмыслению материала и отбору из него главных идей, если устное общение вживую — незаменимо, как и чтение сложных книг, то сейчас «дистанционное обучение», «скачивание» из Интернета готовых ответов и рефератов и рост анонимности, стандартизированности, обезличенности и машинной «технологичности» учебного процесса ведут к вполне предсказуемым последствиям. Студенты массово перестают читать, думать, чувствовать и говорить. Ведь «электронная среда» снимает с них эту ношу.

Переход качества в количество: ВАК, РИНЦ, ХИРШ и другие монстры

А бедные и жалкие преподаватели, замученные удвоенной (и лукаво подсчитываемой, с тем, чтобы не учесть многие виды работы) учебной нагрузкой и бесконечными отчётами, в условиях жёсткой конкуренции за то, кто дольше продержится на тонущей шлюпке российского университета, подверглись ещё одному бюрократическому бедствию — и снова с оглядкой и торжественной ссылкой на «мировой опыт». Важный показатель «компетентности» преподавателя ныне: число его «публикаций», и не просто публикаций, а публикаций в специальных изданиях — списка РИНЦ (Российский индекс научного цитирования) и списка ВАК (Высшей аттестационной комиссии). Конечно, никого не волнует содержание и качество этих публикаций. Всех заботит только их количество и нагнетаемый таким механическим поточным способом «индекс Хирша». Вот уж торжество бюрократизма и мафиозности, нравственно и умственно растлевающее университетских сотрудников, приучая их ко лжи, халтурной имитации, двоемыслию и производству мыльных пузырей фабричным способом! Попасть в эти заветные издания можно либо по знакомству, блату, либо прождав годы, либо, заплатив деньги (отчасти официально, в основном же, нелегально) чиновникам от науки, заполнившим эти журналы-кормушки.
Также важно, чтобы твои работы цитировались другими коллегами. И вот преподаватели вступают в сговор: я (ни к селу ни к городу) процитирую тебя, ты процитируешь меня, наши индексы цитирования вырастут. Эти игры с дьяволом бюрократии умножают бессмыслицу и халтуру в так называемой «науке» и приводят к нарастанию её мафиозности и формализации. Во многих вузах почти легально создаются эти «базы» и «банки для взаимного цитирования» — ведь эти чёртовы рейтинги для преподавателей и учреждений сегодня ровно то же дело выживания, что советская показуха и штурмовщина по имитации выполнения планов «соцсоревнования».

Изображение

Эти страшные слова: ВАК, РИНЦ, ХИРШ — стали бедствием, ночным кошмаром и для тех преподавателей, кто хочет остаться на плаву и не быть уволенным-съеденным, и для аспирантов и для всех, взыскующих степеней кандидатов и докторов (кандидату для защиты нужны сегодня аж три ВАКовские публикации, доктору — пятнадцать). А какой ажиотаж раздувается вокруг этих рейтингов и публикаций! Как возрастает власть чиновников от образования, чиновников от науки, от научной журналистики! Как облегчается и ужесточается учёт и контроль за «эффективностью» и «компетенциями» преподавателей! Как невероятно вырастают возможности для явной и тайной коррупции! Ведь замученные жизнью преподаватели, которые раньше, может быть, лет пять или десять могли неторопливо обдумывать какую-нибудь содержательную, глубокую, интересную и оригинальную статью или диссертацию, сегодня вынуждены, выпучив глаза от ужаса, искать выходы (связи, деньги) на эти вожделенные журналы и, среди поточного ада отчётов и занятий, гнать вал пустых, схоластических и никчёмных «публикаций», чтобы оказаться не хуже других — таких же несчастных!
Расследования «Диссернета» чуть приоткрыли чудовищное состояние наших диссертационных советов, их тотальную коррупцию и открытое повсеместное поощрение халтуры. Но дело не только в том, что диссертации пишутся на заказ и защищаются по мафиозному блату. И не только в том, что любой начальник, чиновник, силовик, депутат и партийный функционер хочет украсить себя списанной (купленной) диссертацией и степенью. Сама система производства «учёных» с засилием коммерции, мафии и бюрократии, с ориентацией на количество «публикаций» и рейтинги — исключает иное развитие событий.

Изображение

Добавим к этому, что сейчас любая диссертация пропускается через компьютерную систему «Антиплагиат», которая, допустим, обнаруживает, 80% «плагиата» в вашей работе, причём, при ближайшем рассмотрении выясняется, что этот «плагиат» — ваши же статьи и книги, которые вы включили в текст диссертации. Система «Антиплагиет» — тупая и бесчеловечная, как всякая техническая и бюрократическая машина, способная фиксировать лишь количественные и формальные, но не качественные и содержательные аспекты любого творчества — этого не понимает, и диссертанту приходится изощряться в том, чтобы какими-то другими словами заново излагать и формулировать в диссертации то, что он изложил в своих же «публикациях». Снова скажем спасибо великому и могучему русскому языку, богатому на синонимы и эпитеты.
Добавим к этому катастрофу с системой аспирантуры. Число бесплатных бюджетных мест в ней повсеместно резко сокращается, но ещё более резко сокращается число желающих поступать в неё, учиться, получая стипендию в две-три тысячи рублей, и потом связывать свою судьбу с гибнущими и разлагающимися на глазах наукой и образованием. Разве что юношей, косящих от армии, иногда удаётся зазвать в аспиранты. И вот, заманив туда бог весть кого с улицы, — часто случайных или полуграмотных людей, без особого багажа знаний, без особых способностей и мотиваций и к тому же работающих — приходится потом симулировать «обучение» этих несчастных, симулировать «защиту» их диссертаций, кое-как написанных, пустых и симулятивных, как всё, что сейчас делается в университете. В противном случае аспирантуру закроют, диссертационные советы разгонят, ставки срежут, преподавателей уволят. И вот — симуляция, начатая на студенческой скамье, получает своё развитие симуляцией «научной работы» и фабрикацией «публикаций» и «диссертации». Завершающей же «инициацией» (в конформизме, беспринципности и бюрократизме) перед посвящением в учёные являются целые месяцы жизни, убитые аспирантом на сбор и согласование десятков ритуальных справок и бумажек при оформлении защиты диссертации. Тот несчастный, кастрированный и фрустрированный человек, который прошёл весь этот ад, освоив в совершенстве искусство надувания щёк, жонглирования чиновничьим новоязом и производства видимостей и бессмыслиц, по праву считается достойным обладателем «компетенции» университетского учёного и занимает своё место на чахлом, осыпающемся и обветшалом Олимпе науки.
Бедный Сократ! Он не имел ни одной «публикации», и оттого не имел бы ни единого шанса стать даже кандидатом наук в нашей системе. Бедный Кант! Он 11 лет маниакально-сосредоточенно писал «Критику чистого разума», ни на что более не отвлекаясь; за это время его у нас бы десять раз уволили, за отсутствие ВАКовских и РИНЦовских публикаций и за отсутствие нужной компетенции!

«Духовные скрепы» — вместо мозгов, «волонтёры»-хунвейбины — вместо общества.


Эта весёлая картина всеобщей деградации высшего образования, симуляции учебного процесса и научной жизни, тотальной бюрократизации и коммерциализации университетов, всеобъемлющей коррупции (взятки проверяющим комиссиям при аккредитации вузов, взятки преподавателям, списки «нужных людей, которых не надо обижать», спускаемые сверху на экзаменах, десятки деканатских и ректоратских холуёв — секретарей и прочей обслуги, годами не ходящих на занятия и получающих левым образом хорошие оценки за свою сервильность), отчасти дополняется, отчасти же прикрывается и компенсируется стремительной идеологизацией образования и возвращением к советским образцам и моделям пропаганды и контроля. В школах и в вузах снова вводятся единые унифицированные учебники по предметам, воспитывающим патриотизм. В вузы возвращаются призраки недавнего жуткого прошлого. Вместо компартии теперь — священники РПЦ, вместо комсомола — так называемые «волонтёры» (массово сгоняемые на официальные акции, кричащие «Крым наш!» и покрытые георгиевскими ленточками), а вместо «научного атеизма» и «научного коммунизма» — милитаризм и державно-клерикальная риторика, заполонившая вузы и нетерпимая к инакомыслию. Чем больше образованных людей, учёных уходит из университетов и уезжает из страны, чем больше примитивизируется вузовская жизнь, тем громче победные кличи и тем сильнее дремучий патриотический обскурантизм.
Вот лишь несколько зарисовок с натуры. Студентка светского вуза, где ряд предметов ведёт священник, жалуется мне: «Когда на занятии отца Георгия о чём-то спрашивают девушки, он отвечает нам всегда одинаково: «Молчи, овца!» А на вопрос, отчего вымерли динозавры, на полном серьёзе объяснил, что они были слишком огромные и в Ноев ковчег не влезли».

Изображение

В другом вузе студентам преподают предмет «Русская духовность», на котором воспевают гармоничную «вековую симфонию между церковью и самодержавием на Руси». (Вы представляете себе экзамен по «русской духовности»? Впрочем, присутствует же во всех вузах соседней страны, на которую мы равняемся, обязательный предмет «Идеология республики Беларусь»!) В третьем ежегодно проводят «Пасхальные чтения» вместо старых «Ленинских чтений» (примерно те же люди, что организовывали прежние чтения) и организуют конференцию, призванную «реабилитировать понятие тоталитаризма». В четвёртом организуют на физическом факультете кафедру теологии. И всюду — бесстыдные восхваления Путина и ректора, славословия несменяемому начальству, яростные злобные мантры против украинцев и американцев. Видные трубадуры власти и откровенные фашисты, вроде политолога Маркова или геополитика Дугина, получают под своё начало целые факультеты и кафедры, массированно промывая мозги малограмотным воинствующим конформистам. Многие студенты готовы проявить не простую лояльность, но активное хунвейбинское соучастие в официальных массовых шоу-беснованиях, справедливо видя в этом путь к карьере и способ улучшить успеваемость на подобной «общественной работе». Сейчас Российское Государство уже не просто уничтожает остатки общества, но активно формирует в вузах симулякр своего «общества» из своих «волонтёров» — беспринципных и послушных. Упадок критического мышления (и вообще мышления) и культуры только на руку тем, кто всё это затеял.
Если в эпоху Перестройки во многих вузах активно действовали неформальные группы, собирались сотни человек на дискуссии, распространялись листовки и стенгазеты, а, когда возле главного корпуса МГУ появился пост милиции, это вызвало всеобщее негодование: это — нарушение университетской автономии! Университет — место для фундаментального развития критической личности, площадка для свободных дискуссий, достояние общества и место свободы, а не государственное учреждение, — если так было всего четверть века назад, то сегодня ситуация противоположная. Стенды в вузах контролируются начальством, всякая самодеятельность пресекается, у входов дежурят головорезы с дубинками, строго проверяющие документы. Университеты стали «государственными учреждениями для оказания платных услуг», а вольный дух свободы, творчества, мысли и автономии изгнан из них и подменён гнилым духом милитаризма и сервильности, узкой специализации и всеобщей тотальной имитации. Студенты покорно принимают правила игры, причём многие вынуждены большую часть времени работать (если во времена СССР на стипендию в 50-60-70 рублей можно было кое-как жить, то сейчас стипендии едва хватает на проездной билет) и воспринимают учёбу как постылую формальность и помеху зарабатыванию денег. Деморализованные преподаватели перед угрозой сокращений спасаются в одиночку, либо бегут кто куда, сквозь зубы посылая проклятия и «из кустов называя волка сволочью», но не смея этому волку перечить.
Что же делать в ситуации, когда наш университетский Титаник среди океана гибнущей страны пускает последние пузыри? Очень немногое можно посоветовать в качестве форм сопротивления. Индивидуальный саботаж, — если не явный и открытый, то тайный, — способный хотя бы отчасти повредить шестерёнки бюрократической машины, перемалывающей нас жерновами контроля и формализма. Поиск единомышленников среди студентов и преподавателей — тех немногих, кто в ситуации дурдома и катастрофы всё же хочет размышлять и учиться, а не коллекционировать баллы, рейтинги и компетенции. С ними вместе можно создавать альтернативные формы самообразования — как внутри университета (но вне надзора чиновников), так и вне его: кружки, дискуссионные площадки, киноклубы, исследовательские группы, журналы, лектории. Сотрудничать с «Диссернетом», независимыми профсоюзными группами и другими инициативами, придающими гласности неприглядные аспекты университетской жизни. Вполне возможно, что нас ждёт «катакомбная наука», существующая вопреки всему в ситуации полной и окончательной социальной деградации и патриотического мракобесия. Важно не потерять человеческого достоинства и трезвого взгляда на происходящее, чтобы суметь сопротивляться и не выживать, а жить в эту странную и страшную эпоху коллапса высшего образования.

Полина Ярославна Елисеева

Источник: https://avtonom.org/pages/universitet-v ... nyy-proekt