Итальянская забастовка — также называется обструкция — форма протеста наряду с забастовкой и саботажем, при которой сотрудники предприятия предельно строго исполняют свои должностные обязанности и правила, ни на шаг не отступая от них и ни на шаг не выходя за их пределы. Иногда итальянскую забастовку называют работой по правилам (англ. Work-to-rule).

Такой метод забастовочной борьбы весьма эффективен, так как работать строго по инструкциям практически невозможно, и, вкупе с бюрократическим характером должностных инструкций и невозможностью учесть в них все нюансы производственной деятельности, такая форма протеста приводит к существенному спаду производительности и, соответственно, к крупным убыткам для предприятия. При этом с итальянской забастовкой трудно бороться с помощью антизабастовочных законов, а привлечь к ответственности инициаторов практически невозможно, так как формально они действуют в строгом соответствии с нормативными актами.

Бастующие во время забастовки могут в обязательном порядке выполнять не все, а только некоторые правила. Демонстративно небрежная работа иногда также называется итальянской забастовкой. Некоторые эксперты называют такую забастовку цивилизованным методом высказывания своего недовольства.

Применение данной формы протеста в современной России связано с прямым переводом — «работа по правилам». На самом же деле для саботажа и затягивания выполнения производственного задания в Италии применялись не правила, установленные официальными должностными инструкциями, а правила, индивидуально принятые для конкретной акции её организаторами. Эффективность данного вида протеста заключается в невозможности для нанимателя заменить работника штрейкбрехером, поскольку формально бастующий не покидает рабочего места.

Итак, кризис системы порождает общественные противоречия, они под воздействием условий приводят к революционной ситуации, в ходе которой широкие массы выходят из дремы и вовлекаются в политический конфликт. Но сам конфликт, в какой бы острой форме он не проявлялся – это еще не революция. Массовое недовольство может иметь форму бунта, мятежа, погромов, беспорядков, саботажа, хаоса, волнений. Но в революцию революционная ситуация перерастает только тогда, когда возникает политический субъект, реализующий запрос масс на перемены. Не важно, в какой форме этот субъект себя проявляет – это может быть партия или партийная коалиция, общественно-политическое образование, социальное движение, династическая группировка, военная хунта, олигархический клан, сетевая или иерархическая структура. Этот субъект мог существовать задолго до революции или возникнуть в ее ходе. Значение имеет только одно – этот субъект претендует на власть. Не на участие во власти, а именно на всю полноту власти.

И вот здесь мы наблюдаем чудовищный по масштабам провал. Гражданское общество не только не смогло (по крайней мере пока) сгенерировать политический субъект, но оно почему-то свято убеждено, что этот субъект не нужен. Рационально это объяснить невозможно. Мы имеем дело с массовой и довольно распространенной фобией – страхом ответственности – гипенгиофобией, свойственной незрелым обществам.
В итоге стихийное восстание в стране происходит, но перерасти в революцию оно в текущий момент не имеет ни малейшего шанса. Просто потому, что революционный объект отсутствует.

Снова вынужден процитировать классика, который живее всех живых: «Коренной вопрос всякой революции есть вопрос о власти в государстве». Да, собственно, это ЕДИНСТВЕННЫЙ вопрос любой политической революции. Как только вопрос о власти решен, революцию можно считать завершенной, дальше начинается процесс госстроительства. Но власть не может взять народ, как таковой. Власть может осуществляться только политическим субъектом, опирающимся на легитимность в глазах общества. Если такового субъекта нет, то власть просто некому брать, даже если она валяется на дороге.

Что происходит с восстанием, не способным к генезису жизнеспособного политического субъекта? Если восстание не обретает политического смысла, оно просто выгорает, как дрова в печке. Протестная энергия уходит в гудок.